Текст книги "Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники"

Автор книги: Борис Итенберг

Соавторы: Валентина Твардовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 54 страниц)

После общего частное. О нем только два слова. Еще раз душевно благодарю. Мою вчерашнюю телеграмму Вы извините весьма естественным отцовским чувством. Где много предосудительного, там желательно не осуждать выще меры. Болезненность идет из рода Кошелевых, к которому принадлежала моя бабка. Двое дядей и одна из моих теток умерли в помешательстве. Странная смесь хорошего и дурного меня часто наводила на эту мысль. Наприм<ер>, упорное молчание, когда есть чувство, что виноват и зарвался. Словно отчаянное погружение в еще более глубокий омут⁷.

Еще раз благодарю.

Душевно преданный Валуев».

Конфиденциально.

Ботанический сад, 26/VI. 79.

«Многоуважаемый граф, вчера я видел графиню Клейнмихель⁸, сегодня Министра в<нутренних> д<ел>. От него слышал, что Вас ожидает, т. е. ожидает извещение о желании приехать. Думаю, что приезд весьма желателен. Если Вам нужен гр<аф> Толстой, то следовало бы поторопиться. Он надеется уехать в отпуск на будущей неделе. Если он не нужен, что легко быть может, потому что с заместителем можно справиться короче. Вы не поторопитесь.

Положение дел в существе не изменилось, но некоторые веяния к лучшему есть. По крайней мере, утрачен кредит тех фраз и миражей разного рода, которые нас довели до нынешних затруднений, а Вас привели в Харьков. На словах более, когда свидимся. Сегодня у меня нет пяти минут досуга, но после разговора с графиней хотелось отправить к Вам хотя бы две строки.

Вы знаете, что м<инистр> в<нутренних> д<ел> видит Г<осуда-ря> только по пятницам. Поэтому, если Вы пожелаете спешности ответа, не мешало бы телеграфировать разом и м<инист>ру в<нут-ренних> д<ел>, и военному м<ииист>ру⁹.

О себе на этот раз ни слова. Да хранит Вас Бог.

Душевно преданный Валуев».

Конфиденг^иалъно.

С.-Пе?пербург, 17 Ноября 79.

«Многоуважаемый граф, давно не писал к Вам и от Вас не имел прямых известий. Пользуюсь случаем, чтобы чрез Юзефовича отправить к Вам, по крайней мере, несколько строк. Но что сказать в них? Извещать Вас не о чем. Рассуждать о прежде известном значило бы повторять с несколькими вариантами прежде не раз сказанное. Живем в такое время, что как-то немеет язык и перо не просится в руку. Моряки говорят, что дрейф возбуждает тяжелое чувство. Еще тяжелее ощущение дрейфа на государственном корабле, а мы дрейфуем. По временам команда принимает меры; на минуту покажется, что руль положен и ход дан, но потом опять видно, что дрейфуем по-прежнему. Куда, наконец, или до чего додрейфуем? Святой отче Николае, моли Бога о нас!

Не извольте думать, что я отчаиваюсь или упал духом. Но больно долго продолжается то высматривание без просвета, то выжидание без оправдательных событий, то неопределенные, при неопределительно-сти надежд, упорства воли, которые одинаково томят сердце и ум.

Граф М.Т.Лорис-Меликов

Великий князь Михаил Мико:

шевнч, его супруга Ольга Федоровна и дети

Вторая семья Александра II. С фотографии 1880 г.

С.Н. Халтурин

Л.А. Тихом и рои

Арест первой народовольческой типографии. Рисунок из «Всемирной иллюстрации»

Е.А. Нсретц

А.Л. Абаза

А.А. Полопиев

Граф П.А. Валуев

Н.А. Белоголовый

Л.Ф. Кони

Цареубийство 1 марта 1881 г. Рисунок из журнала «ТЬе СгарЫс» (Лондон)

Траншеи вокруг Зимнего дворца в послемартовские дни. Рисунок из журнала « Цллюстрейтед Лондон ньюс»

Судебный процесс по делу 1 марта 1881 г.

Рисунок очевидца и корреспондента журнала «ТЬе СгарЫс» (Лондон)

В.И. Якоби. Привал арестантов

С.Л. Перовская. Фото К) марта 1881 г. В день ареста. За 24 дня до казни

А.И. Желябов на суде по делу 1 мар та 1881 г. Рисунок с натуры К.Е. Маковского

А.К. Преснякои

В.М. Гаршин

А.А. Княтковский

Император Александр III. Портрет работы И.Н. Крамского

М.Н. Катков

Граф Д.А. Толстой. С портрета, писанного масляными красками

Граф II.П. Игнатьев

А.Е. Тимашев

К.П. Победоносцев Карикатура на К.П. Победоносцева

Граф А.П. Шувалов

Князь В.П. Мещерский

По делам иностранной политики есть, кажется, перемена к лучшему. Натянутые отношения к соседям уступают место новым сближениям. Но по внутренним делам продолжаются прежние колебания, прежняя нерешительность, прежнее нерасположение давать себе точный отчет в том, что есть, и в том, что было и привело к тому, что есть. Когда механизм дошел до того расстройства, которое у нас всех на глазах, частные починки и поправки недостаточны. Нужна замена некоторых частей новыми. Дело в том, чтобы сознать неизбежность.

У нас горизонты сузились. Злоба дня заслоняет собою завтрашний и следующие дни. Мы склонны распоряжаться казусно, отрывчато, а не органически и последовательно, соображения мелки. Между тем довольно много самоуверенности, или, по крайней мере, довольно мало доверия к чужому мнению. Весьма важно всячески противодействовать распространенному анархистами в простом народе понятию, что на Государя посягают «господа», а не бедняки. Распространение этого понятия прямо ведет, при удобном случае, к резне всего, что не ходит в зипуне, кафтане или сермяге. Раскольники составляют в наше время добрую силу, но несмотря на известный Вам Высоч<ай-ше> утвержденный журнал, поднятый мною вопрос движется туго¹⁰. Необходимо также оказать некоторое внимание среднему землевладению, показать некоторую заботу о нем. Между тем м<инист>р финансов, проехавший по России, как будто не видел земли, а видел только фабрики, лавки и ярмарки¹¹.

Извините бессвязность этого письма. Как думалось, так писалось. Прошу передать искренний привет графине.

Душевно преданный Валуев».

Письма П.А. Валуева М.Т. Аорис-Меликову (РГИА Ф. М.Т. Лорис-Меликова (866)). ОпубликованыА.В. Мамоновым в кн.: Россия и реформы. Вып.3. М., 1995. С. 11 – 115.

Валуев Петр Александрович (1815—1890) – граф, министр внутренних дел (1861 —1868), министр государственных имуществ (1872—1879), член Государственного совета, председатель Комитета министров (1879—1881).

¹ Тотлебен Эдуард Иванович (1818—1884) – временный одесский генерал-губернатор (1879—1880), генерал-адъютант, военный инженер, участник Севастопольской обороны и Русско-турецкой войны 1877—1878 гг.

² Гурко Иосиф Владимирович (1828—1901) – временный петербургский генерал-губернатор (1879—1880), генерал-адъютант, участник Русско-турецкой войны.

³ Долгоруков Владимир Андреевич (1810—1889) – князь, генерал-адъютант, московский генерал-губернатор (1865—1891).

⁴ Чертков Михаил Иванович (1829—1905) – временный киевский генерал-губернатор, генерал-адъютант, участник подавления польского восстания 1863 г.

⁵ Имеются в виду конфиденциальные письма Лорис-Меликова шефу жандармов А.В. Дрентельну 29 апреля 1879 г. с предложением отозвать от должности начальника Харьковского губернского жандармского управления генерала Д.М. Ковалинского и министру просвещения Д.А. Толстому (см. док. № 23).

⁶ Карпович П. – публицист «Московских ведомостей», выступавший за последовательную русификацию национальных окраин. И.С. Аксаков (1823 —1886) – идеолог славянофильства, публицист, отстаивающий идею самобытного развития России.

⁷ Речь идет о старшем сыне графа Валуева Петре, в судьбе которого Лорис-Мели-ков по просьбе графа принимал участие.

⁸ Клейнмихель Мария Эдуардовна (1846—1931) – урожд. графиня Келлер, хозяйка аристократического салона в Петербурге. Оставила воспоминания: Клейнмихель М.Э. Из потонувшего мира. Берлин., 6. д. <1923>.

⁹ Т. е. Л.С. Макову и Д.А. Милютину.

¹⁰ Продвижению вопроса об отмене административных стеснений раскольников, поднятого Валуевым, препятствовал обер-прокурор Синода Д.А. Толстой, проводивший политику жестких преследований иноверцев.

^пГрейг Самуил Алексеевич (1827—1887) – министр финансов (1878—1880).

№ 25

ВЗГЛЯД из подполья

(«Народная воля» о харьковском генерал-губернаторе)

ИЗ ПОЛТАВЫ. Наше полтавское дворянство, как известно, после 2 апреля подало на имя царя адрес, наделавший, до некоторой степени, шума. Я не стану приводить целиком это дворянское произведение, а ограничусь изложением его сути.

Составители адреса, упомянув о великих реформах и славных делах нынешнего царствования и о их воспитательном значении для всего общества и народа, видят слабость правительства в отсутствии дворянско-полицейской организации, которая удесятерила бы силы правительства для борьбы с внутренним врагом. Указав, что подобный союз не будет чем-нибудь новым, так как и Екатерина созывала депутатов, они выражают свою готовность явиться по первому призыву, «когда благоугодно будет повелеть», и обещают действовать «без лицеприятия для своего сословия». Пользу подобного учреждения составители доказывают, ссылаясь на успехи социально-революционной партии в России, что достигается существованием организации в среде членов этой партии и их неизменною верностью друг другу. «Во сколько же раз сильнее будет союз, который образуется свободно, законно и всенародно для истребления врагов тишины и общественного спокойствия». В конце концов, дворянство, как бы извиняясь в собственной дерзости, заявляет, что «только страх за священную особу Вашего Величества был причиной, что и самая мысль наша получила необычное для нее течение».

Это необычное течение дворянской мысли и послужило собственно причиной приезда в Полтаву Лорис-Меликова в конце мая. Самое лакейское прислужничание встретило графа в городе. Городской голова Абаза, очень много либеральничавший до сего, особенно холопствовал перед Лорисом, остановившимся в его доме: Абаза даже лошадь его сиятельства выезживал самолично. Разумеется, все либеральные замашки, вроде спектакля в пользу ссыльных студентов, – были забыты, особливо, когда Лорис, в виде милой шутки, напомнил г-же Абаза, что он имеет право вешать, кого вздумает. Выбился из кожи также полицмейстер Стеблин-Каменский (отец осужденного на каторгу)¹, с комической старательностью охраняя особу графа. Солдаты, жандармы, городовые окружали Лориса, словно он шел штурмовать Карс.

Составитель знаменитого адреса Устимович (предводитель дворянства Гадячского уезда) не присутствовал в городе, а потому был вытребован в Харьков для объяснений, которые и были найдены удовлетворительными. Губернский же предв. двор. Мандерштерн получил выговор за то, что его, в самый критический для государства момент, нет в губернии.

Во время пребывания в Полтаве Лорис решил судьбу лиц, участвовавших в панихиде по Михалевичу и Ковальскому². Один из них, Жуков, успел скрыться. Остальные 7 высланы: Собакарев – в Вельск, Саучинский – в Никольск, Жарко – в Уржум, Попов – в Березовские Починки (деревня в две-три избы, Глаз, уезда, Вяткск. губ.), Левин – в Сургут (Тоб. губ.), Комаровский – в Тару (Тоб. губ.), Кузнецкий – в Иркутск. Все они – харьковские студенты, сосланные за беспорядки на место родины, т. е. в Полтаву. Месяц спустя был арестован и отвезен в Вышневолоцкую тюрьму для ссылки в Сибирь Щетинский, состоявший под следствием по какому-то пустячному политическому делу. Затем сослан в Кадников (Волог. губ.) Рейдер, бывший студент Киевского университета. В последнее время сосланы в Арз. губ. «за оскорбление величества» двое крестьян, ремеслом кожевники.

ХАРЬКОВ. Если Харьков до сих пор еще не видал в своих стенах ни одной смертной казни, то, тем не менее, общие правительственные репрессалии так же сильно дают себя знать здесь, как и в других местах. Начнем хоть с административных высылок. 24 июля 79 г. выслана административно в Восточную Сибирь Рипсимия Туманова, сестра Екатерины Тумановой, осужденной по процессу 50-ти. При обыске у нее ничего не было найдено; тем не менее ее отправляют в далекую ссылку единственно за то, что, будучи невестой Кардашева, сидящего в харьковской центральной тюрьме, она хлопотала о дозволении видеться с ним³. Узнавши об аресте дочери, мать Тумановой приехала в Харьков и получила разрешение на свиданье с нею; но вдруг, едва успела мать повидать дочь 1 или 2 раза, как ей, без всякой причины, запретили свидания и велели немедленно выехать из Харькова. В отчаянии она пыталась просить Лорис-Меликова отменить это решение, но вместо всякого ответа ее отправили с жандармами на родину в Феодосию, обязав подпиской о невыезде и назначив над ней полицейский надзор; старухе этой рке за 60 лет. Внезапно высланная мать не успела даже передать дочери денег, так что ей пришлось отправиться в Восточную Сибирь без гроша⁴. Одновременно с Тумановой отправлена административно в Восточную же Сибирь Мержанова, невеста Виташевского, сидящего в харьковской центральной тюрьме, и судившаяся по делу Ковальского⁵. До ареста она проживала в Печенегах вместе с матерью Виташевского. При обыске их квартиры также ничего не найдено. Одинаковой с ними участи подверглась и некто Рубанчик, 18-летняя девушка, сестра которой скрывается. Ее выслали за то, что она не хотела или не могла открыть жандармам, где находится ее сестра. Все три отправлены в далекую ссылку без вещей и без денег, так как начальство не заблагорассудило предупредить их о времени высылки. Почти в то же время выслали в Олонецкую губ. Эммануила Воронца, 20 лет, проживавшего у отца своего, помещика Купянского уезда. Арестовали его по какому-то доносу, в котором его обвиняли как участника в убийстве Кропоткина. Хотя, по заявлению самих жандармов, донос оказался ложным, но его все-таки сослали, чтобы, как они выразились, не подавать повода к дальнейшим доносам. Незадолго до этого, в апреле месяце, Дмохов-ским, матери, сестре и брату сидящего в центральной тюрьме⁶, и Виташевской приказано было немедленно выехать из Харькова с воспрещением когда-либо являться туда. При этом брату Дмоховского, арендовавшего землю в Харьковской губ., не дали даже времени ликвидировать свои дела. Не имея возможности перечислить многочисленные имена высланных, упомяну еще о некоторых. В июне в Ку-пянском уезде арестован мировой судья, помещик Кончаловский. При обыске ничего не найдено; причина ареста – донос священника, что он – социалист и при решении дел держит сторону крестьян. Производили обыск двое становых. Кончаловский думал их остановить тем, что надел на себя судейскую цепь и начал составлять акт о незаконности действий становых, которые явились без прокурорского предписания. Но становые акта не подписывали, ссылаясь на высочайшее повеление, и приказали Кончаловскому снять цепь. Он не соглашался. Тогда становые сами сняли с него этот священный знак русского правосудия и отправили судью в острог вместе с недописан-ным актом. Он обвиняется, говорят, в применении коммунистических идей к своей семейной жизни. Забавное обвинение. Около этого же времени выслана из Харькова в Павлоград (Екатер. губ.) целая семья Майоровых за то, что у них квартировал гимназист 8-го класса, написавший на экзамене сочинение в либеральном духе. Сыну же Майоровых, окончившему курс в гимназии, запрещено поступать в высшие учебные заведения.

Хроника арестов // Народная воля. 1879. 1 октября (Китература партии «Народная воля». М., 1930. С. 16, 18).

¹ Стеблин-Каменский Р.А. – студент Харьковского университета, член народнического кружка Д.Т. Буцынского, действовавшего в Харькове в 1878—1877 гг.

² Ковальский И.М. – член одесского народнического кружка, в январе 1878 г. оказавший при аресте вооруженное сопротивление. Казнен в августе 1878 г.

³ В деле Репсимии Тумановой ее высылка в Восточную Сибирь объясняется найденными при ней «преступными сочинениями» (ГАХО Ф. Канцелярии Харьковского губернатора. Секретное отделение (3), оп. 287, д. 51, л. 7).

⁴ Из донесения таврического губернатора, принявшего ссыльную в мае 1878 г., следует, что Софья Туманова была выслана из Харькова в сопровождении двух жандармов в Феодосию «за подозрение в сочувствии к преступной пропаганде» (Там же. Л. 5).

⁵ Мержанова Л.М. и Виташевский Н.А. – члены одесского кружка И.М. Ковальского, участники вооруженного сопротивления при аресте.

⁶ Дмоховский Л.А. – участник хождения в народ, член кружка Долгушина, арестован в 1874 г., судился по процессу «долгушинцев».

№ 26

БЛАГОДАРНОСТЬ ХАРЬКОВСКОГО ДВОРЯНСТВА

«Ваше сиятельство, Граф Михаил Тариелович!

По воле Государя Императора Вы призваны к новой обширной и важной деятельности на пользу нашего отечества. Мы рады, что можем приветствовать Вас с этим знаком доверия Державного Главы Государства. Но одновременно с этим мы не можем не выразить нашего глубокого сожаления, что новое поприще для Ваших трудов отдалило от нас.

“Ваше местопребывание и что мы лишены непосредственного Вашего заведования делами здешнего края. Сожалея об этом, мы руководствуемся чувством благодарности и уважения, которые утверждены в наших сердцах Вашей деятельностью в нашей среде.

Ваш просвещенный ум, Ваша мудрость в делах управления, свойственное Вам чувство справедливости всегда вселяли в здешних жителях полное доверие к Вашим распоряжениям. Ваша доступность, Ваша приветливость привязывали к Вам чувством самой неподдельной симпатии тех, кому приходилось иметь к Вам какое-либо дело или пользоваться Вашим гостеприимством. Пребывание Ваше в нашем крае останется в нем навсегда одним из лучших воспоминаний. Добрые пожелания, кои будут всегда сопровождать Вас на всех путях Вашей многополезной деятельности. Примите от нас выражение этих искренних, преисполняющих нас чувств.

Харьковский губернский предводитель дворянства и еще 30 подписей».

Адрес дворянства Харьковской губернии генерал-губернатору М.Т. Аорис-Мелико-ву (февраль 1880 г.) // РГИА. Ф. М.Т. Аорнс-Меликова (866), оп. 1, д. 6, л. 12.

№ 27

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ОТЧЕТ ХАРЬКОВСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА

«Во время пребывания моего, в начале апреля минувшего года, с разрешения Вашего Императорского Величества, в Петербурге для представления на Высочайшее Ваше воззрение результатов мер, принятых относительно прекращения эпидемии, появившейся в исходе 1878 года на низовьях Волги, и для разработки, по соглашению с подлежащими Министрами, плана дальнейших действий, с целью предупреждения возможности возобновления заразы¹, – Вашему Величеству благоугодно было явить мне новый знак Монаршего доверия, возложив на меня обязанности по званию временного Харьковского генерал-губернатора и командующего войсками Харьковского военного округа².

Прибыв в Харьков 20-го апреля минувшего года и вступив тогда же в управлением краем, Августейшею волею Вашего Величества мне вверенным, осмеливаюсь ныне повергнуть на Всемилостивейшее воззрение Вашего Императорского Величества краткий отчет о моей деятельности в этот промежуток времени.

...Население, встревоженное рядом преступных деяний злоумышленников, завершившихся убийствами должностных лиц и наконец злодейским покушением на Священную Особу Обожаемого Монарха, находилось в возбужденном состоянии. Высшая административная власть, в лице губернатора, оказалась бессильною в борьбе со злом, отчасти вследствие разрозненности и отсутствия единства в действиях между различными органами губернской администрации, а отчасти по недостатку личных и материальных средств, предоставленных в ее распоряжение. Деятельность учреждений, на которых по закону, главным образом, возложена забота об ограждении общественной безопасности, представлялась малоуспешною.

Здешняя полиция: уездная и городская, особенно последняя, располагая крайне ограниченными средствами, не пользовалась, вследствие неудовлетворительности личного состава, ни доверием, ни должным уважением со стороны населения.

Независимо от недостаточного состава Харьковского Губернского Жандармского Управления, во главе его находилось лицо, хотя и совершенно безукоризненное по нравственным качествам, но по преклонности лет и слабости характера не соответствовавшее своему назначению.

В мире учебном нельзя было не заметить: в учебных заведениях высших разрядов – недостатка надзора, отсутствия нравственной связи между преподавателями и учащимися и утраты первыми почти всякого авторитета, для приобретения которого иные из них обращались даже к неуместному исканию популярности среди молодежи; в воспитанниках же других учебных заведений, не исключая и женских, тот же недостаток надзора, отсутствие дисциплины и – как последствие этого – проявлявшаяся иногда нравственная распущенность. Прискорбные эти явления находились, до известной степени, в зависимости от того, что во главе здешнего учебного ведомства находилось лицо, не стоявшее на высоте своего призвания и, по ходатайству моему, вскоре отсюда устраненное³.

Наконец, в обществе, несомненно в значительнейшей части благонамеренном и преданном Престолу, обнаруживалось напряженное, тревожное состояние, недостаток энергического отпора преступным проявлениям, граничащий с равнодушием, и заметное отсутствие доверия к представителям правительственной власти.

Вступив при таких условиях в управление краем, я начертал себе план действий, которому неуклонно затем следовал. Основание его заключалось, с одной стороны, в строгом преследовании и карании зла, не только уже совершенного, но и всякого злоумышления, как бы внешние его проявления ни казались ничтожными и как бы далеки они ни были от достижения преднамеренной преступной их цели; с другой же – в искоренении успевшей, к несчастью, развиться у нас нравственной заразы путем таких мер, которые вместе с тем способствовали бы успокоению благонадежных элементов в обществе, и, охраняя законные их интересы, восстановили бы в них ослабевшее доверие к власти. Эту последнюю задачу я считал наиболее существенною частью возложенного на меня поручения и потому, приложив все заботы и уменье к успешному ее осуществлению, смею думать, был в данном случае лишь истолкователем великодушных предначертаний Вашего Императорского Величества.

<...> Я не мог не сознавать, что при существовании описанных выше обстоятельств достоинство власти настоятельно требовало дать ей достаточные и действительные средства для противодействия злоумышленникам. Такие средства, в ряду других мер, заключались в правильно устроенной, хорошо оплаченной и количественно достаточной полиции: уездной, городской, жандармской и сыскной. Только при этих условиях правительственная власть могла наконец из положения почти оборонительного, решительно несовместного с значением администрации, перейти в открытую борьбу со злом, опасность которого преимущественно заключалась в недостаточном противодействии и обнаруживавшейся слабости со стороны правительственного надзора...

...К этим соображениям присоединились еще дошедшие до меня сведения о том, что люди неблагонамеренные, особенно из учащейся молодежи, предполагают воспользоваться каникулярным временем в учебных заведениях для распространения преступных учений в крестьянской среде, чему уже бывали единичные примеры. Желая своевременно предупредить это зло, я 28 апреля вошел к Министру Внутренних Дел с ходатайством об увеличении числа конно-полицейских урядников, назначенных на Харьковскую губернию (108), на еще 40 чел. К такому ходатайству меня побуждали сколько доказанная на практике целесообразность учреждения конно-полицейской стражи, принесшей существенную пользу в деле отражения общественной безопасности, столько же и желание, посредством более правильного и соответственного местным условиям распределения урядников по губернии, установить, по возможности повсеместно, бдительное и неустанное наблюдение за населением, для охранения его, особенно крестьянского сословия, от вторжения лиц ему чуждых, являющихся с преступными целями.

По всеподданнейшему докладу Министром Внутренних Дел, упомянутого выше ходатайства моего, Вашему Императорскому Величеству, в 25 день мая, благоугодно было разрешить ассигновать на этот предмет, из сумм Государственного казначейства в минувшем году 8399 руб. 50 коп.

Одновременно с ходатайством об усилении уездной полиции я вошел в сношение с Главным Начальником 3-го Отделения Собственной Вашего Императорского Величества Канцелярии об увеличении состава Харьковского Губернского Жандармского Управления, назначением 1 офицера и 24 унтер-офицеров.

Генерал-Адъютант Дрентельн, разделяя представленные мною соображения о недостатке жандармских чинов, вошел в сношение с Министром Финансов о возможности ассигнования потребной суммы из Государственного казначейства и предполагал затем проект увеличенного штата жандармских чинов представить на Высочайшее Вашего Императорского Величества утверждение; впредь же до того, временно распорядился о безотлагательном командировании сюда 1 офицера и 24 унтер-офицеров из Ковенской губернии, что и было тогда же исполнено.

Затем особенное внимание обращено было на положение городской полиции в Харькове. Еще до прибытия моего Харьковский Губернатор представил в Министерство Внутренних Дел проект нового штата этой полиции, сущность которого заключалась в усилении личного ее состава и увеличении размера содержания чинам наружной полиции, а также денег на канцелярские расходы...

<...> Действительно, из поступавших на мое рассмотрение дел об оскорблении полицейских чинов нельзя было не убедиться, что полиция в г. Харькове утратила всякое нравственное значение, и для того, чтобы поднять его, я признавал необходимым, особенно на первых порах, с одинаковою строгостью относиться как к частным лицам, оказавшим неуважение представителям власти, так и к полицейским чинам, которые, во многих случаях, своими незаконными поступками и неумелыми приемами подавали населению повод к справедливым нареканиям, неудовольствию и даже противодействию. Чтобы восстановить значение Харьковской полиции, недостаточно было увеличить личный ее состав; надобно было озаботиться привлечением к полицейской слркбе возможно лучших сил. Для этого, однако, безусловно необходимо, чтобы присвоенное полицейским чинам содержание обеспечивало по крайней мере жизненные их потребности; без такого обеспечения полицейская служба, по существу своему тяжелая и ответственная, а при нынешних обстоятельствах к тому же и небезопасная, будет мало привлекательна для людей достойных, которыми необходимо освежить нынешний состав полиции. Твердо убежден, что пока она, количественно и качественно, не будет обладать достаточными средствами, соразмерными с лежащими на ней многосложными обязанностями, до тех пор усилия к водворению порядка не могут быть вполне успешны.

Проект нового штата Харьковской городской полиции, по распоряжению Министра Внутренних Дел, передаваем был на обсуждение местной городской Думы, постановление которой, вместе с заключением Губернатора, представлено вновь в Министерство для дальнейшего направления в установленном порядке. Но ввиду заявления моего о безотлагательной необходимости увеличить состав здешней полиции, по всеподданнейшему докладу Министра Внутренних Дел, по соглашению с Министром Финансов, Вашему Императорскому Величеству, в 15 день июня благоугодно было повелеть ассигновать на этот предмет из сумм Государственного Казначейства в минувшем году 12 тыс. рублей.

В городе Воронеже состав полиции также не соответствовал ни размерам и населенности города, ни той настоятельной необходимости в усилении полицейского надзора, какое требуется в настоящее время. Поэтому в бытность мою там, в минувшем декабре, выслушав доклад Губернатора по означенному, давно возбужденному вопросу, я предложил городскому голове обратить на этот предмет особое внимание Думы, и на следующий же день состоялось единогласное постановление ее об ассигновании из городских средств потребной суммы на усиление личного состава полицейских чинов в том размере, в каком этого требовал Губернатор.

Наряду с заботами об усилении и улучшении органов правительственного надзора, я не упускал из виду обязанности по преследованию виновных в преступных злоумышлениях и нарушениях закона. Общее число дел политического характера, подлежащих моему рассмотрению в период времени с 20 апреля минувшего года по 1 января 1880 года, было 198. Из числа обвиняемых, привлекавшихся по государственным преступлениям, 15 лиц преданы были мною военному суду; из них 6 уже осуждены, об остальных же 9-ти дела судом еще не рассмотрены. За преступления, общими уголовными законами предусмотренные, мною преданы были военному суду 7 лиц; из них 5 осркдены, 1 признан по суду оправданным и об 1-м дело судом еще не рассмотрено.

Общее число лиц, подвергшихся высылке в административном порядке, было 67; из них удалено по обвинению в политической неблагонадежности 37 и за другие проступки 30.

<...> Наряду с этим мною сделано было распоряжение, повсеместно в крае опубликованное, о том, что лица, изобличенные в распространении ложных слухов относительно передела помещичьих земель, также будут предаваемы военному суду. Слухи эти, настойчиво распространяемые в крестьянской среде, представляющей в этом отношении весьма удобную почву для преступной агитации, могли повлечь за собою крайне вредные последствия⁴. Независимо от сего, усмотрев из доклада Полтавского Губернатора и Председателя тамошней Межевой Палаты, сделанного мною в бытность мою, летом минувшего года, в Полтаве, что распространению означенных слухов, отчасти способствовало временное приостановление межевых работ в губернии, я вынркден был распорядиться о возобновлении их в некоторых дачах и, сообщив об этом Министру Юстиции, просил содействия его к безостановочному продолжению межевых операций. Имею основание предполагать, что сделанные мною распоряжения, в связи с объявлением Министра Внутренних Дел, касавшимся того же предмета, послужили к успокоению крестьянского населения и в настоящее время могу засвидетельствовать пред Вашим Величеством, что упомянутые слухи почти прекратились.

<...> Содержание в названных выше тюрьмах лиц, осужденных за политические преступления, не соответствует целям государственным и не способствует исправлению заключенных. Поэтому я находил настоятельно необходимым прекратить дальнейшую пересылку в центральные каторжные тюрьмы Харьковской губернии государственных преступников, а содержащихся в них в настоящее время, число коих не превышает 34, перевести в другую, более отдаленную от населенных центров, местность, с непременным условием употребления их там на работы. Ходатайство мое пред Министром Внутренних Дел от 31 мая за № 302 по сему предмету, не получившее еще окончательного разрешения, и было главным образом вызвано изложенными выше соображениями.

Согласно Высочайше предоставленному Генерал-Губернаторам праву, мною разновременно признано было необходимым издать ряд обязательных постановлений, имевших целью установление порядка и благоустройства в городах, а также правил для хранения и продажи оружия и взрывчатых веществ, контроля над прибывающими и выбывающими лицами, путем введения домовых книг, и, наконец, ограждение общественной безопасности от пожаров.