Текст книги "Рифейские горы (СИ)"
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 52 страниц)
– А я уж думал, ты не придёшь. Обидешься после вчерашнего.
– На глупые насмешки глупо обижаться,– отозвался Айвар, продолжая беглым взглядом осматриваться. Из колодца, что рядом с кузней, рабы таскали большими вёдрами воду, наполняли опустевшую поилку у коновязи.– Опоздал я, да?– Повёл головой в сторону ворот.– Видел, как уехали... Чуть не затоптали... А ты что, царе-вич, с ними не отправился? Вместе с братом...
– Не-е,– Дайгас, щуря глаза от солнца с добродушной усмешкой, двинул бородой вправо-влево.– Я такую охоту, охоту на человека, не понимаю. Вот Дайвиса, того хлебом не корми, дай беглого погонять. Он это дело любит.
– Сбежал кто-то, да?– Айвар тут же подобрался при таком известии. Неожиданно вспомнил, что и сам он среди аранов на положении военнопленного, считай, раба. Понял, что и сам мог бы оказаться на месте того несчастного беглеца, решившегося на большой риск ради свободы. Вспомнил, как жил и среди аэлов, как мучился мыс-лями о побеге. Мечтал о воле и всё равно осторожничал, так и не решился на откры-тый протест.
А этот не знакомый тебе человек решился. Сбежал, бросив тёплый очаг, сытную еду, относительное благополучие ради эфемерной свободы. За ним сейчас вся эта свора гонится, с собаками, с оружием, верхом на лошадях. Какой же отвагой обла-дать нужно, чтоб так рисковать? Нет, это, наверно, не по мне.
Айвар поёжился невольно как в ознобе, а Дайгас уже отвечал на его вопрос:
– Сбежал. Сегодня ночью. Как-то мимо дозорных прошмыгнул и прямиком в горы. Вот только утром его и хватились.
Да ты должен его знать, он же вместе с тобой к нам попал, черноволосый такой, смуглый лицом...
Айвар подбородком повёл, поджимая губы, с таким видом, будто сказать хотел: "Да-да, припоминаю, вроде." А сам думал: кто из них двоих – Лидас или Кэйдар? Наверняка, Кэйдар. Лидас, он слишком осторожный, чтоб рисковать так глупо, он не решится бежать, тем более один. А вот Кэйдар, тот смог бы. Он и не на такое спосо-бен. Что ему какие-то араны? Он же у нас Наследник, не просто так.
– Так что сегодня работы не будет. Все почти уехали.– Дайгас плечами пожал. Он, судя по всему, и сам потерял всякий настрой на работу, развязав тесёмки фартука, понёс его в кузню.
А Айвар подумал: ну что ж, назад, так назад. Что поделаешь?
Отвернулся уходить и встретился с Лидасом глазами. Тот остановился передох-нуть, поставив полное ведро на землю. Узнав Айвара, стал рассматривать его с инте-ресом, склонив голову к левому плечу.
– Неплохо выглядишь,– заметил, громко хмыкнув.– А мы думали, ты того... после поединка... А ты, смотрю, не похож на калечного. Он же меч в тебя загнал, считай, на пол-ладони.
– Да, а как ваша рука, господин?– Насмешку Лидаса Айвар будто и не заметил, зато от его взгляда не укрылась грязная повязка, поддерживающая идану левую руку.
Как, он всё ещё мается с переломом? Ведь уже почти полтора месяца прошло. Кости должны были срастись за это время.
– До сих пор кости не срослись?
Лидас растерялся немного. Он-то видел, как запросто мараг разговаривал с самим Дайгасом, видел, как вольно он держится и ходит, куда захочет. Ожидал унижения и насмешки от своего недавнего невольника. Но ничего этого не было, одно лишь любопытство, обычный интерес. Поэтому и ответил честно:
– Упал, как раз на камень. Снова трещина по перелому. Да, ничего, это ерунда...
– А Кэйдар? Он не взял вас с собой...
– Я сам не захотел пробовать ещё раз. Одному ему будет проще... проще и легче в дороге.– Лидас подхватил ведро, потащил его в сторону коровника. В его каждоднев-ные обязанности входило два раза, утром и вечером, поить коров и тёлок. Айвар пошёл следом, спрашивая на ходу:
– Вы верите, что он сможет найти дорогу назад?
– Кэйдар верит,– Лидас плечами повёл, жестом добавляя к собственным словам: "Это его право!"
– За ним снарядили погоню. С собаками. Его найдут. Может быть, даже убьют...
– Для него это будет лучше,– бросил поверх плеча Лидас, чуть взглядывая себе за спину, туда, где стоял мараг. Они ждали, пока напьётся самая старая из коров, а та, как нарочно, тянула ледяную воду медленно, цедила через стёртые зубы, ленивыми движениями отгоняя нетерпеливую молодь, лезущую без очереди.– Он стянул с кухни нож, подкопил хлеба и сухарей. В прошлый раз мы бежали налегке.– Лидас усмехнулся с горечью, вспоминая тот неудавшийся побег. Да, Кэйдару в тот раз досталось, он неделю отлёживался, ещё неделю готовился к новому побегу. Он будет пробовать снова и снова, пока не сбежит, или не погибнет. Он никогда не смирится с участью невольника у каких-то там варваров, пусть хоть трижды они сами называют себя "перворождёнными". Помоги ему, Создатель! Это единственный шанс для нас обоих. Если Кэйдар не сможет, вместе уж точно не получится.
– В горах ещё снег лежит, его найдут по следам. Тем более с собаками. Глупо на что-то надеяться...
Лидаса вдруг неожиданно разозлила эта участливость марага, его спокойный ров-ный голос. Он говорил так, будто поимка Кэйдара для него дело решённое.
– А какое тебе до нас дело? Ты среди этих аранов отлично устроился. Чего тебе дёргаться? Живи себе в удовольствие – никаких забот! Поят, кормят, одевают! Тебе не привыкать... В зубы-то, небось, никто кулак не тычет?
Проходя мимо с пустым ведром, Лидас толкнул Айвара плечом, и тот промолчал, слова Лидаса принял спокойно, но губы поджал, провожая идана глазами.
* * *
Ушёл он ещё ночью. Двинулся по знакомой тропе в сторону реки, но не стал мо-чить ноги, повернул ещё раньше, пересёк поле, вспаханное с осени, рыхлая земля с сочными хрупкими ростками озимых затягивала ноги по щиколотки. За полем нача-лась небольшая берёзовая рощица, а вот что будет дальше, Кэйдар не знал, он вооб-ще плохо представлял себе эти места. Решил для себя одно: главное – двигаться вперёд, подальше от посёлка, как можно дальше от усадьбы царя. От его ненавистно-го сыночка Дайвиса. Надеялся: пока ночь, убраться подальше, желательно, в горы. Шёл в темноте, считай, на ощупь. Почувствовав под ногами протоптанную тропин-ку, решил идти по ней. И шёл до тех пор, пока тропа не увела его к скалам.
Светало, когда Кэйдар, поднявшись вверх по склону, огляделся кругом. Глянул и залюбовался невольно.
Селение аранов осталось далеко внизу, в предрассветных сумерках смутно про-глядывали крытые соломой крыши. Лента реки, плоская, подёрнутая туманной дым-кой, еле различалась, её заслоняли фиолетово-чёрные ели. А над всем этим возвыша-лись горы, их острые силуэты казались в полумраке плоскими, лишёнными объёма. Высокие, до самого неба, близкие, нависающие над чашей обжитой людьми долины. Поневоле поверишь, что весь мир сосредоточен в этой долине, а за горами жизни нет и нет других людей, нет других племён. Но они есть! Там осталась вся жизнь, кото-рую с рождения знал и любил Кэйдар. Там осталось всё, что было дорого ему. А здесь каждый день, им прожитый, – настоящая пытка. От всего воротит: от людей этих, от их придирок и насмешек, от побоев и унижения.
Где это видано, что бы он, любивший жизнь и все те радости, которые она давала, просил Создателя о смерти? Сам искал смерти для себя?
Это всё варвары эти проклятые виноваты! Они и сама жизнь, которой они живут.
Всё! Всё, пора идти. Хватит любоваться.
Привычным движением проверив рукоятку ножа за поясом, Кэйдар перестегнул посвободнее застёжку плаща. Двинулся дальше.
Тропинка вела вперёд за собой. Бросать её не хотелось, уж больно удобной она ка-залась. Интересно, и куда она приведёт?
Кэйдар шёл быстрым шагом, торопился как мог. Споткнулся о корень, чуть не па-дая, неловко наступил на левую ногу. Разорванные в прошлом году связки снова разболелись. Этого ещё не хватало!
Сразу же вспомнились слова Лила: "Хромота и боль на всю жизнь останутся." О, да! Это точно! На всю жизнь! Особенно если жизни тебе отмеряно всего двадцать восемь.
На этот раз Кэйдар настроился по-серьёзному. Либо выбраться, либо погибнуть. Сейчас он шёл не с голыми руками. У него был нож. Достаточно длинный и острый, чтоб им можно было убить кого угодно. Не арана, так себя.
А что? Неплохая мысль, кстати! Кэйдар аж рассмеялся, смехом своим спугнул с дерева сойку. Птица со встревоженным стрекотом сорвалась прочь, Кэйдар даже не глянул в ту сторону.
Да, убить себя – это тоже выход. Вспомни сам, виэлийка Ирида именно так пыта-лась избавиться от тебя и твоего внимания. Ну, раз уж даже ей хватило на это реши-мости, то и ты справишься. Один точный удар в живот, со всей силы. Или броситься? Да, так должно быть проще. Пырнуть себя самому – это ещё надо постараться, так, чтоб наверняка, хотя так и так ещё промучаешься сколько, пока умрёшь.
Поросший корявыми дубками склон постепенно начал снижаться, и тропинка бе-жала вниз. Всё больше попадались камни, а деревья становились всё тоньше и ниже. Лес сходил на нет. Редели деревья, и сквозь них проглядывала зазеленевшая лугови-на.
Это же те места, куда они с Лидасом гоняли хозяйских коров. Только добираться приходилось по-другому, поэтому и места казались чужими, незнакомыми.
Луг на юге оканчивался пустошью, там почти сплошь камень, и крошечная рав-нинка, постепенно возвышаясь, переходит в настоящие скалы. А это как раз то, что тебе нужно.
Нога болела всё сильнее, хромота мешала, и сама боль. А ведь надо поторапли-ваться. Скоро солнце взойдёт. Хозяйки по дворам подоят своих коров, и народ пого-нит скотину на выгон. А тебе нельзя попадаться на глаза. Нельзя!
Вот они, старые болячки, когда сказываются.
Времени было уже к полудню, солнце палило нещадно, несмотря на середину ап-реля. Ровная земля и сравнительно лёгкая дорога давно остались позади. Кэйдар пробирался через скалы.
Склоны двух высоких гор, с заснеженными вершинами, вминались друг в друга, образуя узкую ложбину, стиснутую с обеих сторон. Кэйдар устал уже порядком, но всё равно упорно продолжал идти вперёд, даже ни разу не остановился, не присел отдохнуть. Ковылял на подгибающихся от усталости ногах, чувствуя, что та резаная кинжальная рана в левом боку снова начала кровоточить. Проклятье! Вот уж точно говорят: если неприятности, то все разом.
Она же постоянно тебя донимает. Полтора месяца прошло, всё никак зажить не может. Воспаляется и болит. Потом начнёт, вроде, затягиваться – и снова. Стоит повернуться неловко или как тогда, когда Дайвис пинал прямо по ней. Специально метил, гад, будто точно знал.
А раньше, помнишь? На тебе всё в момент заживало. Вайдарская стрела, пущенная в спину, чуть не насквозь прошла, и ведь ничего! Выкарабкался. Уже через месяц на охоту начал выезжать. Вот Лил всё удивлялся.
А теперь? Эта жалкая царапина, и та покоя не даёт. И боли головные постоянно. Иной раз смотришь, смотришь, а всё вокруг вдруг – раз! – и в черноту проваливает-ся. Как если бы ослеп разом. Моргаешь-моргаешь, трёшь кулаками – бесполезно. Пока само не пройдёт. И, главное, бывает неожиданно или если наклонишься резко. А ещё когда зуботычину от кого-нибудь пропустишь.
Прыгая с камня вниз, Кэйдар неловко наступил на левую ногу – болью через всё тело пронзило так сильно, что с коротким вскриком, потеряв равновесие, он упал на спину.
Какое-то время просто лежал, радуясь этой передышке, слушал, как оглушительно бухает в висках кровь, и сердце в груди заходится. Лежал, закрыв глаза, не решаясь пошевелиться, боялся: нет ли перелома.
От скалы справа падала тень, и солнце не грело, и камень холодил сквозь одежду. Пора идти, хватит валяться. Рано ещё отдыхать.
Со стоном перекатился на левый бок, приподнялся на локте, другой рукой прямо через ткань рубашки прощупал старую рану. Сыро. Сукровица и кровь пропитали насквозь.
Глянул на испачканные пальцы, загрубевшие, с мозолями, как у крестьянина, но подумал о другом: "Хорошо бы перевязать. Тогда бы, глядишь, давно уже зажила. Но самому никак. А Лидаса просить?.. Нет! Ему своих забот хватает... Да и свои болячки к тому же я сам лечу обычно..."
Тяжело поднялся на ноги, встряхнул головой, зажмуриваясь: знакомая чернота на-катила снова. И тут услышал. Лай. Собачий лай. Не лай даже, а жуткий протяжный вой, знакомый вой.
Кэйдар за свою жизнь достаточно побывал на охоте, чтоб понять, что значит этот вой. Так собаки обычно воют, когда идут по следу, когда чувствуют запах зверя.
Но сейчас зверь – это ты! Ты сам. Это тебя выслеживают собаками, вернее, уже выследили.
Закаменев от ужаса от одной этой мысли, Кэйдар какое-то время просто стоял, слушал этот смертный жуткий вой. А потом сорвался, побежал вдоль по склону.
Бежал вперёд, не разбирая дороги. И откуда только силы взялись? Камни катились из-под ног, мелкие острые камешки больно кололи подошвы через тонкие подмётки сапог, не предназначенных для ходьбы по горам.
Кэйдар на месте падения обронил небольшой полотняный мешочек с припасами: десяток сухарей, два куска свежей вчерашней лепёшки, несколько полосок вяленого мяса, пара луковиц – всё, что удалось припрятать незаметно от чужих глаз. Обронил и даже не потрудился собрать. Некогда было, да и какой смысл? Поймают – и всё это будет уже ни к чему.
Бежал, не глядя по сторонам, не зная дороги, просто, лишь бы не догнали. сорвал-ся и скатился в небольшой ручей с ледяной водой от тающего горного ледника.
Вода текла вниз, извивалась меж камней. Хватая воду горстью прямо на ходу, за-хлёбываясь и икая, Кэйдар пошёл по воде вниз, вслед за течением.
Вода доходила до колен, холодила до онемения, но ему, и так вымокшему до нит-ки, напуганному погоней, было сейчас не до этого. Он об одном лишь подумал: это должно сбить со следа. Он слышал от кого-то, кажется, от Велианаса, что это вер-ный, испытанный способ запутать преследователей. Да, так даже животные делают, когда за ними гонятся во время охоты.
Вой, перемежающийся азартным лаем, становился всё громче, давил на плечи, бил по голове. Хотелось одного: избавиться от него. Хоть как, хоть каким способом.
Казалось, собаки уже рядом, близко, совсем близко. Кэйдар нож из-за пояса вы-хватил, стиснул в кулаке костяную рукоятку мёртвой хваткой. Биться, он будет биться! Ещё посмотрим: кто – кого! Ну, давайте мне этих шавок! Хоть одну да успею прикончить перед смертью.
Ручей стал мельче и уже, сделал крутой поворот и, срываясь с каменистого склона небольшим водопадиком, попадал в крошечное озерцо. А вокруг озера за многие годы образовалась настоящая лужайка. Длинный узкий карниз, нагретый солнцем, уже успел зарасти сочной молодой травой. Небольшая стайка горных коз, напуган-ных появлением человека, сорвалась со стремительностью ветра. Козы легко подня-лись вверх по склону, только камешки катились из-под копыт. Знатная дичь! Но Кэйдар на них даже не взглянул, последние метры до ровного места преодолел почти ползком и рухнул ничком, где стоял.
Всё! Это – точно – всё! Пусть рвут, пусть хоть заживо съедают – провались всё пропадом!
Собаки исходились лаем, они чувствовали свежий, совсем свежий след. А Кэйдар лежал, слушая этот лай, ждал и одновременно отдыхал, копил силы для последнего в своей жизни боя.
Когда на него набросились сразу три громадных лохматых псины, принялись с упоённым визгом рвать плащ и другую одежду в клочья, добираясь до тела, Кэйдар лишь вжался в землю, сжался, как мог, зажмурился, зарываясь лицом в локоть левой руки. Правую, сжимающую нож, спрятал под собой, накрыл своим телом. Молился Создателю, просил одного: чтоб не перевернули на спину. Пускай что хотят делают, рвут, гложут до костей, но только не переворачивают.
Он мог бы пырнуть ножом одну из собак, но не стал, побоялся, что нож застрянет в теле, и для хозяина этих ненасытных псин дало так и не дойдёт. Да и про нож тогда тоже узнают, сумеют предупредить удар.
Когда на теле, казалось, не осталось и живого места, а вся одежда была разорвана чуть ли не в клочья, Кэйдар сквозь лай, визг и возню вокруг себя сумел различить призывный свист.
Вот оно, вот и люди!
Собаки, послушные приказу, отбежали в сторону. Араны с Дайвисом во главе поднялись верхом с другой стороны по узенькой, неприметной тропочке.
Дайвис ещё издали заметил беглого ми-арана, его скорчившуюся в измятой, ис-топтанной траве фигуру. Сволочной тип. Полдня с ним потеряли, а ведь ещё назад возвращаться. А ребята из псовых, те, кто шёл пешком вместе с собаками, ещё не вышли. И их придётся здесь ждать.
Да, хорошо всё-таки, что отца послушал, сам-то без собак хотел поначалу ехать. Думал, как в прошлый раз получится. Так нет, на этот раз ми-аран довольно далеко успел уйти, заставил поплутать по скалам, аж кони все в пене.
– Он живой хоть там, а?– Один из ребят подъехал ближе, остановился рядом с Дай-висом.– А то, может, его наши собачки уже придушили?– Рассмеялся над своими же словами.
– Надо проверить,– сказал Дайвис, а сам пристально смотрел на ми-арана, ждал всё: двинется – не двинется.
Двинулся! Руку левую вытянул вперёд, будто подтянуться хотел или встать. Жи-вой, гад!
Дайвис спрыгнул с коня, подошёл, склонился. Странное дело: он не толкнул его ногой, как сделал бы это в любом другом подобном случае, он перевернул ми-арана, схватив его за плечо рукой.
– Эй, ты!.. Так и будешь тут...
А ми-аран, минуту назад похожий на мёртвого, вдруг выбросил руку в молниенос-ном ударе. Нож шёл в грудь, защищённую лишь войлоком куртки, и это был бы смертельный удар, удар со всей силы, какая ещё осталась в искусанном, измочален-ном теле ми-арана.
Дайвис уклонился скорее инстинктивно, опыт воина, а не готовность к удару спас его от смерти. Отпрянув назад, успел закрыться левой рукой, и лезвие с ледяным хрустом вошло в плечо немного выше локтя.
– Ах ты, тварь!
Выпрямляясь, зажимая рану пальцами, Дайвис ударил аэла в лицо ногой под под-бородок. Оглушённый, тот упал навзничь, затряс головой, остановившимся, как у слепого, взглядом, снизу глянул на царевича. Второй раз ударить не успел: Дайвис ногой наступил на руку, сжимающую нож, вдавил пальцы в землю всем весом своего тела, подняв глаза на дружинников, закричал что было мочи:
– Верёвку дайте!
Прежде, чем скрутить беглого раба, Дайвис отпинал его ногами. Зажав рану рукой, бил прямо так, не давая подняться. Вымещал злость и усталость, весь свой страх, в котором стыдился признаться даже себе самому. И только после позволил осмотреть руку и сделать перевязку.
В обратный путь тронулись уже к вечеру, когда подтянулись остальные. От-дохнувшие лошади, успевшие даже неплохо попастись и напиться, сразу взяли ход-кой рысью. Все торопились домой, и люди, и животные. Но ми-аран тормозил всех, он не мог идти так быстро, как хотелось бы. Дайвис понимал, что лучше было бы везти беглого за спиной у кого-нибудь из своих, и всё равно приказал оставить как есть:
– Пусть идёт сам! Он побегать хотел, вот пусть и бежит...
И аэла потащили следом за собой на аркане, набросив верёвочную петлю прямо на шею.
* * *
Лидас весь день места себе не находил. Переживал за Кэйдара. И боялся самого страшного, боялся, что Дайвис убьёт его, если сумеет догнать. И, скорее всего, суме-ет. Они выехали целым отрядом, с огромной сворой собак. И все против одного, против Кэйдара. Помоги ему, Создатель! Если уж смерти, то хотя бы быстрой, без мучений.
Они вернулись вечером, на закате. Лидас видел это возвращение. Он только успе-вал таскать воду в поилку. Уставшие потемневшие от пота лошади тяжело поводили боками, жадно тянулись к воде. Туда же лезли и собаки, шумно хлебали и дышали, вывалив мокрые языки.
Устали все, это сразу видно. Пришлось побегать, с тайным злорадством подумал Лидас, еле управляясь у колодца одной рукой. Вытягивал ведро цепью, ставил на сруб, и оттуда в подставленное ведро уже сливал воду. Лил широкой струёй, а сам поверх плеча высматривал Кэйдара. Где он? Неужели убили, сволочи? Или он сумел-таки сбежать?
А дружинники вокруг неспешно расседлывали лошадей, обтирали их потные спи-ны клоками сена и ветошью, прогуливали по двору туда-сюда, прежде, чем заводить в конюшню. Среди всего этого мельтешения людей и животных спокойствием своей позы отличался лишь царевич Дайвис. Поддерживая левую руку под локоть так бережно, будто и у него она была сломана, молодой аран говорил о чём-то со своим отцом. Видимо, рассказывал подробности, делился впечатлениями. А потом они оба посмотрели вдруг в одну сторону. Лидас тоже перевёл глаза и, при виде такого жут-кого зрелища, обо всём на свете забыл.
Кэйдар! Бедняга. И как ты жив ещё после всего, что с тобой сделали?
Его каким привезли, так и бросили у стенки сарая, даже верёвку на горле, затя-нувшуюся удавкой, никто снять не удосужился.
Одежда изорвана буквально в клочья, понятно: сразу собак на него напустили, по-том уже сами били, как могли.
Сволочи вы, сволочи! Если бы кто-нибудь из вас хоть немного понимал, кто перед вами! Ведь не простого же человека собаками травите – Наследника величайшей Империи, будущего Воплощённого.
Лидас смотрел, глаз отвести не мог, пока не почувствовал холод и сырость: загля-делся, и вода из колодезного ведра плеснулась мимо, прямо на ноги, сапоги облила и штаны. Лужа, растекаясь в пыли, подтекла под сапоги.
– Ну-ка, пусти! Дай напиться!– Аран-дружинник, крепкий, сильный, с бородой на пол-лица, оттолкнул Лидаса в сторону, как котёнка: не мешай, мол, под ногами.– Воду только зря проливаешь, ворона!..
Лидас отступил, продолжая смотреть на Кэйдара. Его одного он сейчас лишь видел. Смотрел и никак не мог понять: живой он или нет? Может, и не перенёс об-ратной дороги. Но Кэйдар был жив. Мало того, он был в сознании. И откуда силы ещё брались? Чтобы жить после всего, что пришлось испытать. После всех побоев и пинков, после всех насмешек и глумления, какие слышал на обратном пути в посё-лок, пока тащили его на верёвке, как дикого зверя, связав за спиной руки.
Полулежал, прижавшись спиной к тёплым брёвнам, исподлобья следил за Дайви-сом и за Даймаром.
Он ненавидел их обоих сильнее всего, сильнее всех других аранов, вместе взятых. Папаша и сынок – сволочная семейка! Гады ненавистные! Один другого стоит.
Ведь объяснял же им сколько раз, что не простой я человек, что за меня заплатят любые деньги, золотом и камнями драгоценными. Нет же! И дело даже не во врож-дённой варварской тупости, нет, всему причиной одно желание – желание унизить, поиздеваться над тем, кто рождён был править и повелевать. Сына царя приятно видеть своим рабом, знаете ли! Видеть, как он убирает навоз за твоими коровами, колет дрова и чистит золу в печках. Приятно осознавать свою власть, свою безгра-ничную власть и презрение к родовой мести, которая в таких случаях обычно тоже должна заставлять задуматься.
О, как Кэйдар ненавидел их, этих двоих! До скрежета зубовного!
Жалко, убить не получилось. Промашка вышла. Это был твой последний шанс хоть как-то отомстить им, а теперь после всего тебя жить не оставят.
Ну и подавитесь! Да! Не нужна мне такая жизнь! Не жизнь – подачка господская! А мне не нужны ничьи подачки, тем более, ваши, господа перворождённые.
Ненависть, жгучая ненависть переполняла сердце Кэйдара. Эта ненависть прида-вала ему сил. Эта ненависть бросала в жар его самого, он прямо ощущал, как горячая волна непонятного жара прокатывает по его телу, и пальцы занемевших до бесчувст-вия рук начало колоть и жечь, как если б держал ладони над очагом.
А потом, потом случилось невероятное. То, чему никто позднее не мог дать ра-зумного объяснения. То, во что немногие поверили, а те, кто присутствовал, не сразу поняли, что к чему.
Айрид, один из аранов, стоявший к Кэйдару ближе всех, вдруг закричал страшным голосом. По рукавам его куртки и вверх, до плечей, побежали язычки пламени. На-стоящего огня! Живой человек вдруг загорелся сам собой непонятно как и почему! Он пытался сбить пламя прямо ладонями, пятился с криком.
– Воды! Дайте воды!– закричали вокруг.
Лидас видел всё это, изумлённо открыв рот, смотрел на Кэйдара. Видел его лицо со следами от побоев, видел его огромные глаза, наполненные жгучей ненавистью. Какая огромная сила, сила отчаяния, была в этом взгляде! Удивительная сила!
Хотя ему-то чего было удивляться? Он трижды на Новый год бывал свидетелем ритуального чуда в Каракасском главном храме. Когда на глазах многих сотен, а может, и тысяч людей Воплощённый силой своей молитвы возжигал Чистый огонь на жертвеннике. Священное очищающее исцеляющее пламя – вот он, чудесный дар, свидетельство Божией благодати.
А Кэйдар, он – сын своего отца, будущий Воплощённый! Он просто позволил про-изойти тому, что вырвалось из него под действием ненависти и отчаяния.
Ведро воды, которое держал за ручку, у него вырвали, выплеснули со всего маху на Айрида. Пар повалил, но полностью огонь не погас. Все видели, что сырая одежда продолжает гореть. Не так сильно, с шипением и треском.
Царевич Дайвис первым понял, кто во всём виноват, подскочил к Кэйдару, пнул прямо в лицо. От удара голова его запрокинулась, с глухим стуком затылок ударился о стену, и Кэйдар без чувств завалился на бок.
Лидас бросился к нему, проталкиваясь вперёд через аранов, столпившихся вокруг Айрида. Тот с ужасом смотрел на волдыри на своих ладонях, силился что-то сказать, но только открывал и закрывал рот беззвучно.
– Это всё вот этот демон! Это всё он! Он зажигает взглядом!– Дайвис отшвырнул сидящего на земле Лидаса, пнул Кэйдара в живот, крикнул:– Его надо убить – и всё!
– Хватит с него хорошей порки!– вмешался Даймар.
– Ладно!– Дайвис глянул кругом.– Отлейте его водой и вон туда!– Рукой указал в сторону коновязи.– Я займусь им сам, после ужина...
– Он и так чуть жив,– Лидас попытался защитить Кэйдара, поднялся, заслоняя его, лежавшего, собой.
– Пошёл вон отсюда, раб!– Дайвис толкнул Лидаса раскрытой ладонью в грудь.– или тоже получишь... Без очереди!
Рассмеялся, отворачиваясь.
– Пойдёмте есть, ребята! Сегодня у нас был долгий день...
* * *
Айвар увидел его издали, от самых ворот, и прямиком направился к коновязи.
Высоко над головой в столб был вбит железный крюк, через который сейчас про-дели цепь с кандалами. Кэйдара привязали за высоко вздёрнутые руки, нещадно отходили ремённой плетью. Это, конечно, не бич, но от этого не легче. Вся спина, грудь и живот были иссечены до кровавых рубцов, да ещё повсюду, и особенно на левой руке, встречались следы от собачьих зубов.
Айвар долго стоял перед своим недавним господином, не мог видеть его лица, тот был без сознания, голова низко свешивалась, и взлохмаченные волосы висели неоп-рятными прядями, закрывая лицо. Смотрел внимательно, глаз не отводя и не моргая, ждал, когда же утолённое чувство мести и злорадство победят неожиданное для него самого чувство сожаления и понимания. Не дождался. Сколько ни стоял, ни смотрел, сколько ни вспоминал собственные страдания, не дождался почему-то. Может быть, потому, что не видел сейчас лица Кэйдара, поэтому и не укладывалось как-то в голо-ве, что это же он перед тобой, он, этот гад ненавистный. Тот, кто столько боли тебе причинил, столько страданий, и не только тебе одному. Ириду вспомни! Она всех близких своих лишилась по вине вот этого вот...
Правда, он же ещё и стал отцом её сына. Но это к делу не относится.
Сколько раз он бил тебя сам! А вспомни ту порку на корабле! А пытки те по его приказу? Ты жив-то до сих пор лишь по случайности. Не помер тогда после бичева-ния... После того, как тебе ломали пальцы.
Ты же смерти этому гаду желал! Местью жил одной лишь. А сейчас Богиня и без тебя его наказывает и наказывает жестоко. Он сполна получает за всё, что раньше совершил. Никто здесь и считаться не хочет с его исключительными правами, дан-ными ему по рождению.
И с тобой почти то же самое случилось. Никто из аэлов не знал, что ты сын царя, никто, кроме Айны. А так, кто его знает, что ещё с тобой было бы?
Хотя, нет! Как царевич и мараг ты перенёс свою порцию побоев и пыток. Сейчас настала очередь Кэйдара страдать и мучиться.
Вот и смотри теперь на его страдания и муки.
Ну, же! Смотри и радуйся! Радуйся!
Айвар медленно закрыл глаза, опустил голову.
Нет! Надо быть дураком и больным на голову, чтобы радоваться при виде такой боли. Плохо, когда рядом с тобой живое страдает, а ты остаёшься равнодушным. Ещё хуже, когда радуешься этому. Не по-человечески это всё как-то.
Айвар руку поднял, раскрытой ладонью, буквально подушечками пальцев касаясь, провёл по спине аэла сверху вниз, от шеи, с багровым следом от петли до верёвочно-го пояса на штанах. Сверху и вниз! Сверху и вниз! А сам шептал беззвучно, одними губами:
– Боль, собака злая, смерти посланница, отпусти клыки, убери когти... Тело от му-чений и боли избавь... Отпусти и помилуй.
Накрыл ладонью порез на левом боку, довольно глубокий, с припёкшейся кровью. Задумался, вспоминая заговор, останавливающий кровь.
– Ты тоже умеешь снимать боль прикосновением?
Айвар узнал Дайгаса по голосу, повернулся, в смущении закусывая нижнюю губу. Аран подошёл, встал рядом.
– Это он сбежал, да?– Айвар головой мотнул себе за спину.– Жестоко его...
– Чудно, что отец приказал живым его оставить,– Дайгас усмехнулся.– Он же Дай-виса ранил... чуть не убил. За такое смерть полагается. И за побег...
– Зачем тогда оставил?
– Так отец решил. Приказал высечь и оставить на виду у всех. Чтоб другим непо-вадно было.
Они оба помолчали немного, и Дайгас спросил:
– Он друг твой, да?– Айвар аж задохнулся, поднял глаза на арана.– Вы вместе шли. Вместе попали в нам... Ты бился за них двоих на том поединке.
Айвар промолчал, не зная, что сказать в ответ на эти слова. Дайгас не может знать всей правды, попросту не может знать, но и посвящать его во все подробности долго, да и не нужно собственно.
– Друг...– повторил Айвар с непонятным выражением, подбородком повёл.
– Я могу поговорить с отцом, чтоб его убрали отсюда. Раз уж он твой друг. Хо-чешь?– Дайгас предложил по доброте душевной, и, не дожидаясь ответа, направился к дому искать царя. А Айвар тут остался, исподлобья глянув на Кэйдара, повторил:
– Друг...– И усмехнулся, скривив губы.
* * *
Апрельский день выдался необычайно жарким, прямо по-летнему. Дружинники, из тех, кто упражнялся с оружием, давно поскидывали тёплые куртки, поснимали рубахи. Голые спины, блестящие от пота, ловили первый весенний загар.
Настоящие мечи, довольно длинные, почти как у аэлов, обмотаны были тряпками, ударялись при столкновении глухо, как деревянные. Проходя по двору, Айвар залю-бовался невольно. Здорово! Здесь и мастерство, и красота. Поединок на мечах – это всегда захватывающее зрелище.
Айвар стоял в стороне, так, чтоб не мешать никому, смотрел с восторженной радо-стью, подмечал и ошибки, и удачные приёмы, ловкие подсечки и атакующие выпа-ды. Тот воин не воин, кто пройдёт мимо такого. А память в прошлое возвращала, вспоминались те дни, когда сам был жертвенным воином в школе у Магнасия. Эти тренировки каждый день, изматывающие до изнеможения. Урсала сейчас не было здесь, но зато такой же мощной фигурой над всеми возвышался царь Даймар. Стоял на верхней ступеньке крыльца, смотрел на воинов своих сверху, иногда хвалил кого-то, а кое-кому и замечания делал. Он всё видел, всё замечал.
