Текст книги "Рифейские горы (СИ)"
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 52 страниц)
Не пора ли нам освободиться друг от друга? Нет, я не требую развода, не прошу тебя о нём. Можно оставить всё, как есть, – внешне! – но дать друг другу свободу.
Как видишь, я не ревную тебя к своей служанке. А ведь она любит тебя, в отличие от меня, искренне и всем сердцем. Я не ревную тебя, не требую от тебя ничего. Ни-чего! Единственное, молю, Лидас, не требуй и ты от меня больше, чем я могу дать сама.
– В смысле?– руки Лидаса лежали на спинке кресла так близко, что касались щёк Айны, и она кожей чувствовала, как дрожат его пальцы. Они никогда ещё не говори-ли друг с другом так серьёзно, может, поэтому Лидас и казался таким растерянным. Сказанное Айной удивило его, взволновало и озадачило.
– Лидас, мне есть теперь, с чем сравнивать, и та привычка, которая связывает меня с тобой, – это так мало для семьи, для крепкой семьи. Ты же не хочешь, чтоб со временем я возненавидела тебя. Чтоб я желала твоей смерти...
– Это твоя Дариана так задурила тебе голову?– Лидас сдерживался из последних сил, понимал одно: нельзя повышать голос на беременную женщину, тем более, если эта женщина – твоя жена.
– Нет, Лидас! При чём тут Дариана вообще?
– Но она приходила к тебе, пока я был в отъезде! Даже несколько раз приходила. Да, мне Кэйдар говорил... Это она болтает тебе всякое! Дурно влияет на тебя своими россказнями, своим личным примером...
– Нет, не в Дариане дело. Просто выслушай меня и пойми. Неправильно то, как мы с тобой живём. Неужели ты и сам этого не чувствуешь? Этот наш с тобой брак... Наши отношения...
– Мы пять лет вместе прожили, и именно тогда, когда до рождения нашего ребёнка остаётся всего ничего, ты заявляешь, что всё это было ошибкой!– Лидас обошёл кресло, одним рывком – вместе с Айной – повернул его к себе, так, чтоб видеть лицо жены.– Ты просто скажи мне: что я сделал не так? В чём я виноват перед тобой? Ты же знаешь: я полюбил тебя сразу, любил все эти годы и продолжаю любить сейчас. Где бы я ни был, все мои мысли о тебе. И даже эта девочка... эта Стифоя... У меня и мысли такой не было: заменить ею тебя... Разве я мало давал тебе? Я жизнь свою отдам, не задумываясь, если ты только слово скажешь...
– Не надо, Лидас! Не говори так, прошу тебя!– выкрикнула испуганно Айна.– Я ведь не про тебя говорю, я вижу, что ты такой же, как прежде. А я... А мне... Я и сама хочу любить... Или хотя бы не обманывать тебя в своих чувствах. Поэтому ещё раз повторить готова, Лидас: я не люблю тебя...
Если б я могла себя заставить, приказать себе... Но это не в наших силах.
Лидас с растерянным вздохом тяжело опустился на край ложа, запустил пальцы в волосы, остервенело взъерошил их.
– Если ты выходила замуж без любви, раньше тебя это не тревожило. А тут вдруг неожиданно...
– Просто я стала старше,– Айна смотрела на смятенного Лидаса с пониманием, с сочувствием.
– А мне кажется, я понял,– Лидас вздёрнул подбородок.– Ты просто завела себе другого... У тебя любовник есть... Этот Айвар!..
– Лидас, хватит ерунду выдумывать!– руки Айны стиснутыми кулаками лежали на подлокотниках.– То ты мне Адамаса в любовники прочил, то сейчас что-то там вы-думываешь. Не надо искать причину там, где её нет. Ты просто одно пойми: не при-нуждай меня делать то, чего я не хочу и не могу. Не заставляй меня... Не жди от меня ответного чувства... Не обижайся, когда я не могу благодарностью отвечать на твои подарки, на знаки внимания... Я не хочу тебе врать... Не хочу тебя обманывать.
Конечно, как муж ты имеешь право требовать от меня всего, что обязана выпол-нять твоя жена. Вот видишь, как это сделал Кэйдар в то время, пока тебя не было. Он перевёл меня в эту комнату, и теперь я нахожусь под постоянным присмотром. Я выйти не могу незаметно. А всё потому, что он, как брат, озабочен моей целомуд-ренностью. Пока тебя не было, он боялся моей измены... И, как видишь, я подчини-лась. Он старший надо мной после тебя. И ты тоже можешь держать меня взаперти... Ты, как глава нашей семьи, имеешь право на всё.
– Ты думаешь, я могу поднять на тебя руку?
– Не знаю,– Айна плечами пожала,– ты был так рассержен... Этот твой телохрани-тель... Да, мы говорили несколько раз... Давно уже... Оказывается, эту пластинку он делал сам,– Айна подняла руку повыше, украшение, до этого зажатое в кулаке, зака-чалось на порванной цепочке.– Этот варвар – тот, кого ты искал так долго. Не только мараг, но и кузнец-ювелир, царевич... Мог сделать оружие и любое украшение... Я видела у него наколку на груди, такую же точь-в-точь, как здесь... Два духа мира в единстве и борьбе, так, кажется... Вот и спросила...
– Почему ты не сказала раньше?
Айна повела плечами, ответила неохотно:
– Тогда мне казалось забавным, что ты столько времени и сил тратишь на поиски того, что находится у тебя под носом... А потом? Потом, после того, как Кэйдар продал его, это стало уже неважно.
– Для тебя это было всего лишь забавой?!– Лидас резко поднялся.– Отцу нужны были сведения об этом народе. Я выполнял приказ Воплощённого... Это была не моя блажь!
– Извини, я не думала, что это так важно,– Айна устало прикрыла глаза. Врать, оказывается, так тяжело. Но пусть это будет последняя ложь. Главное, чтоб теперь Лидас поверил, поверил и успокоился. А он, кажется, верит. Ещё бы! Так самозаб-венно и слаженно Айна ещё не врала ни разу в жизни. Никому и никогда! Жаль, что врать приходится Лидасу, он не заслужил подобного. Но и правду он знать не дол-жен ни в коем случае. Никогда!– Лидас, ты можешь зайти ко мне попозже?– попроси-ла, потирая виски пальцами.– Мне нехорошо что-то... Я хочу лечь... И позови, пожа-луйста, Стифою.
Лидас удивился: его выпроваживали, а он так и не понял чётко, о чём тут говорила Айна, какой такой любви ей не хватает. К чему эти упрёки? Он не всё ещё выяснил, но Айна и вправду выглядела неважно.
– Ладно,– согласился неохотно, мрачно и недовольно хмуря брови, и вышел вон из комнаты.
* * *
– Ну, наконец-то, застала дома,– Сигна прошла по чисто выметенному земляному полу.– Добрый день, мама!– торопливо ткнулась сухими губами Мирне в щеку.– Как отец?
– Как всегда. Жалуется на ноги, но при этом умудряется уползать в лавку к Фати-ду... Играют в кости... Хвала Матери, что пока не на деньги...– ответила Мирна, равнодушно, но с внутренней, тщательно скрываемой радостью глядя, как дочь выкладывает на стол принесённые с собой гостинцы: порядочный кусок солёной и чуть подкопченной свинины, свежевыпотрошенного цыплёнка, вилок капусты, большой, за три раза им не съесть, свежие сдобные булочки собственноручной вы-печки, ещё какая-то крупа в полотняном мешочке.
– Я тут захватила кое-чего,– пояснила Сигна.– Булки совсем свежие, вчера вечером выпекала, с яблоками и с абрикосами, ты такие любишь.
– А Баттасий твой сердиться не будет? Так много принесла...
– Его дома нет. Уехал. К празднику должен вернуться,– Сигна не смотрела на мать, стояла к ней спиной, но Мирна и сама поняла: эта тема гостье неприятна. Выругалась мысленно: "Старая дура! Зачем было спрашивать? Если пришла, значит, мужа дома быть не может. Сама же знаешь, как он относится к этим визитам..."
– С обедом что?– Сигна подняла крышку, заглянула в котёл, висящий над очагом.
– Ничего!– перехватив сидящего на коленях Тирона через грудь одной рукой, Мир-на встала с ложа, тоже подошла к очагу. Разворашивая металлическим прутом по-дёрнутые пеплом угли, Сигна подняла глаза на ребёнка:
– Ишь, ты, подрос-то как! Сколько ему уже?
– В последних числах октября три месяца было, четвёртый идёт,– со сдержанной гордостью ответила Мирна, перехватывая малыша поудобнее. Тот со спокойным любопытством без всякого страха, нахмурив брови, смотрел на незнакомую женщи-ну, прямо глаз не мог отвести, и глаза такие же, серьёзные и спокойные. И стиснутые кулачки прижаты к груди.
– Хм,– Сигна хмыкнула,– странный ребёнок. Он хоть когда-нибудь плачет?
– Вот когда он убедится, что ты не его мама, может и разреветься,– Мирна не стала дожидаться этого, отошла в глубь комнаты.
– А эта, кстати, где, постоялица-то ваша? Как её там, Ирида, вроде?– Сигна спроси-ла, будто между делом, но небрежности и неприятия скрыть не смогла.
– Понесла пряжу, а потом ещё на рынок,– Мирна поджала губы. Знала, что дочка против присутствия Ириды в этом доме, знала, что в неприятии этом больше ревно-сти, чем опаски, но ничего не могла поделать. Сигна, и без того нечасто появляю-щаяся в храме Матери, в последние месяцы стала захаживать ещё реже.
– И она не боится открыто ходить по улицам?– Сигна пробормотала себе под нос, будто вслух размышляя, но при этом неожиданно громко, так, чтоб мать услышала и спросила. И Мирна спросила:
– Ты о чём это?
– А тебе не кажется подозрительной эта женщина? Ты до сих пор не знаешь, кто она такая? Где её семья? Где отец её ребёнка, в конце концов?
– Я не спрашиваю у Ириды больше, чем она сама хочет мне сказать. Её прошлая жизнь меня волнует меньше всего.
– А зря! Ты бы много чего интересного могла узнать. А так?
– Мать Всесильная привела её не в мой дом, а в свой, – я сама здесь гостья! – поэтому и решать Ей самой, когда Ирида уйдёт отсюда. Но я сделаю всё, чтоб это произошло как можно позже...
– Почему? Тебе больше нравится жить вот так? Возиться с чужим ребёнком! Сти-рать его пелёнки! Нянчиться самой!
– А давно ли ты отпускала ко мне своих детей? Хотя бы старшую, Виту? Она бы и сама уже могла найти сюда дорогу. А младшую я уже полгода не видела... Да и Шиват твой с нянькой сейчас остался, да?
– Сама знаешь, Баттасий будет злиться,– Сигна обиженно поджала губы.– Я про-молчу, нянька обязательно доложит. Он не хочет, чтобы соседи знали, что мы бедня-ки... А ещё эта свекровка... Она постоянно настраивает Баттасия против меня. Ко-нечно, её сыночек единственный предпочёл взять в жёны безродную вдову с двумя детьми... Они уверены, что ты будешь плохо влиять на детей. Мне-то самой не вся-кий раз удаётся вырваться...
– Ну, вот, поэтому Богиня и послала мне ещё одну дочку и ещё одного внука!– Мирна примиряющее рассмеялась, подкидывая Тирона в руках. Тот, выронив на пол игрушечную собаку, заскучал, скривился, вот-вот – и заплачет, но Мирна не дала ему этого сделать. Укачивая мальчика, прошлась по комнате туда-сюда, успокаивая, сказала:– Не плачь, мой сладенький, скоро мама придёт. Придёт и накормит нашего мальчика...
Сигна смерила мать возмущённым взглядом, досыпая в кипящий мясной бульон перловку, ворчливо заметила:
– Дочку тебе послала Богиня! Внука Она тебе послала!.. Как бы не так... Беглая она, эта твоя Ирида. Рабыня она беглая!..
– Что ты болтаешь, Сигна?! Опомнись!– Мирна аж остановилась. Ребёнок, начав-ший засыпать, тут же открыл глаза.
– Нет, мама!– Сигна стояла над очагом, руки, упёртые в бока, и деревянная ложка на длинной ручке зажата в пальцах.– Я с самого начала знала, тут что-то нечисто. И что же?! Ты же не читаешь объявлений на стенах! А их как раз для таких, как ты, пишут... Эта девка сбежала из Дворца! Она – рабыня самого господина Кэйдара! Рабыня нашего возможного Правителя. Его собственность!
– Не кричи так,– неожиданно спокойным голосом попросила Мирна, перекладывая Тирона на другую руку,– ты пугаешь ребёнка...
– А ты спроси лучше, чей он? Кто его отец? От кого она нагуляла этого ублюдка? От такого же раба? Из хозяйской прислуги...
– В храм Матери пришла женщина, нуждающаяся в помощи, что я должна была, по-твоему, сделать?! Прогнать её? Позволить ей помереть тут же, на ступенях? И я не прогоню её сейчас, и тебе этого сделать тоже не позволю, кем бы Ирида ни была.
– За неё большую награду обещают, пятнадцать тысяч. Но наказание за укрыва-тельство беглого раба куда страшнее. Хочешь, чтоб тебя и отца казнили? Такой позор на нашу семью! Публично, при всём народе!..
– Этой беглой может быть другая женщина, не обязательно Ирида. Зачем сразу думать о плохом?– Мирна смерила дочку сердитым взглядом, отвернулась, заходила по комнате, укачивая ребёнка.– Почему ты всегда думаешь только о плохом?
– А ты позови сюда кого-нибудь из охраны, пускай проверят. И если она не беглая, я больше ни слова не скажу,– Сигна глянула на дверь, вернее, на полог, закрываю-щий дверной проём, хотела ещё что-то добавить, да осеклась, увидев Ириду. Та вряд ли что-то поняла из последних слов, но накалённость атмосферы почувствовала, и радостная улыбка с её лица сползла сама собой. Ирида интуитивно поняла, что яви-лась причиной ссоры между родными людьми, поэтому не стала, как обычно, рассказывать о том, как сходила, молча приняла мальчика из рук Мирны и, отвер-нувшись от всех, сидя в своём углу, стала кормить сына.
– Как с пряжей?– первой спросила Мирна, пытаясь хоть как-то загладить нелов-кость. Ирида в ответ повела плечами, ответила неохотно:
– Он надбавил за все мотки на пол лиги...
– И только-то? Ты же эту неделю почти спать не ложилась... Это же грабёж!.. Средь бела дня!
– А кому пожалуешься? Шерсть его, не устраивает цена – не бери, другая возьмёт...
– Но ведь так же тоже нельзя!
– Нельзя,– согласилась Ирида равнодушно, глядя куда-то в сторону, в одну точку.– Зато там ещё на дрова хватит,– повела в сторону корзины подбородком.– Надо будет сказать Сидонасу, чтоб занёс. У нас теперь будет, чем заплатить...
Они все трое замолчали, только слышно было, как Тирон смокчет, и как потрески-вают, остывая, камни очага.
– Ладно, я пойду позову отца обедать,– Сигна неожиданно почувствовала себя чужой в материнском доме, заторопилась, на ходу поправляя сползшую на плечи головную накидку. Мирна проводила дочку глазами, а Ирида так и не глянула боль-ше в их сторону.
* * *
Отец и Его окружение ждали делегацию из Аскальской провинции, для Кэйдара же прибытие невесты явилось настоящей неожиданностью. Несмотря на холодный сырой день, на мелкий дождик, торжественная процессия прошла через весь Каракас до Дворца Правителя под радостные крики горожан.
Кэйдар меньше всего думал о предстоящей свадьбе, все его мысли занимало лишь одно: поиск сбежавшей рабыни. Он и в этот день не изменил себе. С утра отправился на её поиски, ещё до завтрака вышел, вышел, как на неизменную утреннюю прогул-ку. Понимал, что Отец узнает, будет недоволен. Ну и пусть! Достаточно того, что и так подчинился, пошёл на эту свадьбу, и двух воинов-телохранителей из вольнона-ёмных тоже можно считать уступкой.
Он еле на торжественную встречу успел, примчался в последний момент, переоде-вался на бегу, сам, Шира со своей извечной медлительностью только мешался под ногами. Занял положенное место с правой стороны от Отца. А какого труда стоило выдержать Его испепеляющий взгляд, обещающий взбучку. Ну и пусть!
Огляделся украдкой, краем уха прислушиваясь к волной катящемуся по улице грому труб, грохоту барабанов, приветственным "Ава-ат!" ("славься!") радостной толпы аэлов. Что им? Для них помолвка возможного Наследника – ещё один повод попраздновать, тем более, близится неделя Ночных Бдений.
Все самые известные лица Империи собрались здесь: главный жрец, жреческая и судейская коллегии, отцы древнейших аристократических семей, их жёны и дети, в руках у всех вечнозелёные ветви кипарисов, гирлянды бледных осенних цветов, целые корзины цветочных лепестков, чашки с пшеничным зерном.
Как на свадьбу! Но это же не свадьба! И даже не обряд помолвки...
И Отец здесь, в этой толпе! Он уже не скрывает своей болезни. И этим даёт понять, что окончательное решение принято. Объявить Наследника Он готов в любую мину-ту. Возможно, это и произойдёт на следующей неделе, во время помолвки.
Знакомство с будущей женой предвкушал с любопытством, как всякий мужчина на его месте и всё равно проворонил её появление. Глянул, рывком перебрасывая взгляд, облизнув разом пересохшие губы.
Четвёрка белейших лошадей, управляемая возничим, остановила открытую колес-ницу как раз напротив них. Какой-то человек, незнакомый Кэйдару, соступил с по-возки первым на сырую скользкую брусчатку, и первая кипарисовая ветка упала гостю под ногу, под подошву плетёной с золотой нитью сандалии. А Кэйдар смотрел выше, на девушку, на неё одну, и ничего больше не видел. Вот она оперлась на про-тянутую руку, шагнула на чужую ей аэлийскую землю – и восторженный крик встре-тил этот шаг. Кипарисовые иглы, лепестки цветов, пшеничное зерно и выкрики "Славься!" отмечали её путь по той земле, над которой сама она вскоре станет вла-дычицей.
А она тоже скользила взглядом по лицам, выискивала своего суженого и, наконец, встретившись с Кэйдаром глазами, в смущении отвела взгляд, отгородилась длин-ными ресницами. Роскошный паттий женского покроя необычной расцветки от нежно-голубого сверху с плавным переходом до глубоко-синего по низу, а в боковых разрезах при каждом шаге выгладывала белая-белая ткань девственной нательной рубашки. Золотые пряжки на плечах, пряжка на поясе, золотой венец на голове, оставляющий открытым высокий лоб, височные бляхи, скреплённые тончайшими цепочками с колокольчиками, спускались вниз до самой груди по обеим сторонам от лица. А лицо само показалось Кэйдару в эту минуту божественно прекрасным. Белая кожа потомственной аристократки, тёмные с высоко поднимающимися внешними уголками брови делали всё выражение лица немного удивлённым. А глаза, несмотря на юность черт, смотрели открыто, чуть высокомерно, с осознанием внутреннего достоинства. Да, это была дочь Правителя, привыкшая к подобной шумихе вокруг своей персоны.
Аскал, помогавший девушке подняться вверх по ступеням, и заговорил первым с торжественным поклоном:
– Владыка, великий и милосердный, Афтий и его дочь от лица своего доверенного представителя приветствуют Вас!
Отец лишь устало моргнул в ответ на приветствие. Церемония утомила Его. Как хорошо, что официальная её часть подошла к концу.
– Прошу вас к моему очагу, к моему столу, к моему хлебу!– Таласий отозвался старинными словами, известными каждому народу этого побережья. Это не просто слова, это клятва хозяина, впускающего гостя в свой дом; теперь переступивший порог его жилища получал все права члена семьи и уйти из дома мог лишь по своему желанию, а его враг становился врагом хозяина.
* * *
Обряд помолвки прошёл за несколько дней до начала Бдений, и там же, в главном храме, у Священного жертвенного пламени Отец объявил имя Наследника. Кэйдар долго ждал этого дня, а событие это ничего не добавило, кроме новых забот.
Саму свадьбу решено было справить весной. Негоже это, торопить со свадебной церемонией. От помолвки не меньше шести месяцев должно пройти, таков закон, таковы традиции. Полгода – это до мая! Большой срок.
Но Кэйдар был не из тех мужчин, кто умеет и готов ждать. Ждать то, что он и так получит через полгода по праву супруга и господина над данной ему законным об-рядом женщиной. В первый же вечер после помолвки он явился в комнату своей невесты. Прошёл быстрым стремительным шагом по мягкому ковру, остановился только возле ложа, Хадисса с недоумевающей и удивлённой улыбкой поднялась ему навстречу. Сейчас, без венца, без золотых украшений, в простой домашней одежде, она уже не казалась такой божественно-неприступной. Может, поэтому Кэйдар, несколько оробевший при первой их встрече, сейчас повёл себя довольно нагло. Наклонившись вперёд так, что пришлось упереться коленом в край ложа, он загово-рил, глядя Аскальской принцессе прямо в глаза:
– А я пришёл знакомиться поближе...
– Разве мы уже не знакомы?– Хадисса отодвинулась назад, упёрлась спиной в по-душку, длинные тёмно-русые волосы, обрамляя открытое лицо, лежали на плечах, на одеяле. Острые колени притянутых к груди ног угадывались под тонкой тканью одеяла.
Ей легко можно было овладеть сейчас, этой аскальской девчонкой, не откладывая на полгода. Чем лучше она всех твоих рабынь-наложниц?
– Вам лучше было бы уйти...– Хадисса подтянула край одеяла повыше, пытаясь загородиться им от пристального откровенно-разглядывающего взгляда.
– А что тебя тревожит, моя милая?– Кэйдар с незнакомым блеском в глазах, со странной улыбкой казался сейчас опасней любого дикого зверя. А ещё в его дыхании улавливался запах вина. Конечно, сама Хадисса сразу же после ужина ушла к себе, за столом остались одни мужчины. И теперь после всего он пожаловал сюда! Да как он смеет вообще вести себя с ней так?!
– Вы – жених, но ещё не муж!.. Свадьбы ещё не было...
– А разве это что-то меняет? Что могут изменить эти полгода? Я буду твоим мужем, так какая тогда разница? Сейчас или потом, после свадьбы?.. Иди сюда!– он схватил девушку за плечи, рывком дёрнул на себя. Хадисса испуганно вскрикнула, запоздало пожалев о том, что отпустила свою служанку спать со всеми другими рабынями.
Кэйдар действительно был пьян, но не настолько, чтоб лишиться силы, хотя хватка его пальцев заметно поослабла. Хадисса, отбиваясь с отчаянием любой женщины на её месте, не позволила ему уронить себя на спину.
– Уйдите отсюда, Кэйдар, прошу вас по-хорошему! Вы ведь пожалеете потом, когда протрезвеете. Я точно знаю, что пожалеете...– умоляла Хадисса, всё больше и боль-ше наползая спиной на подушку, всё сильнее прижимаясь к спинке ложа.
Девчонка оказалась неожиданно сильной, Кэйдар и сам не понял, как это случи-лось, но Хадисса почти столкнула его с себя, так, что он мог удерживать свою невес-ту только за одну руку, за левое запястье. Правой рукой принцесса продолжала тя-нуть одеяло на себя. Кэйдар поймал её и за эту руку, за самое запястье, но тут же отдёрнул, выругавшись сквозь зубы.
Через ладонь проходила глубокая царапина, кровь заполняла её прямо на глазах. Стирая кровь, Кэйдар провёл рукой по ткани паттия у себя на груди. Подумаешь, беда: поцарапался о браслет! Но Хадисса злорадно рассмеялась, выкрикнула, подни-мая повыше руку с проклятым браслетом:
– На этой игле яд!! Вы умрёте через день, если не примете меры...
Кэйдар выпрямился, сидя на скомканном ложе прямо с ногами, спросил с хмурым недоверием:
– Блефуешь, да?
– Проверьте! Пожалуйста!– Хадисса выбросила руку с браслетом, пытаясь ещё раз оцарапать Кэйдара, ударить в открытое плечо, но Кэйдар отпрянул, хоть и не верил до конца, что всё сказанное – правда.
– Ты же врёшь мне, да?– он смотрел на девушку серьёзными глазами. Всё! Разом забыл, зачем пришёл. И протрезвел мгновенно.
– А вы проверьте, господин Кэйдар!– Хадисса явно издевалась над ним.– Если сразу же не промыть винным уксусом, то потом уже ничто не поможет. Умрёте в мучени-ях, в страшных корчах, с такой жаждой, какую ничем не утолить...
– Дрянь!– Кэйдар чуть передвинулся, спуская ноги на пол.– Я ведь всё равно своё возьму!.. Не сегодня, так завтра!.. Куда ты от меня денешься?
– Конечно, но только при первой брачной ночи!– глаза у девчонки сверкали, и на скулах появился нежный румянец, но в своём злорадстве, в своём коварстве она уже не казалась Кэйдару красавицей.– Я ношу этот браслет постоянно! Каждый день смазываю его ядом. И я знаю, как с ним обращаться... А вы же, господин жених, рискуете не дожить до своей свадьбы...
– Я накажу тебя, не думай! Такая подлость...
– А набрасываться на беззащитную девушку – не подлость?!– перебила Кэйдара Хадисса.– Вести себя вот так, по-варварски, – не подлость?! Подлый насильник! Не даром отец говорил мне, что вы все...
Кэйдар не дослушал её – почти бегом, сильно хромая, выскочил вон из спальни принцессы. Бешенство и ярость переполняли его. Требовали выхода... Отец Всемо-гущий!.. Такой стыд! Такой позор! И от кого – от женщины! Этот запрещённый приёмчик ей дорого обойдётся... Ну, подожди, моя хорошая! Я тебе ещё припомню! Чтоб меня! Меня – своего будущего мужа!!! Своего будущего господина!
Этот случай надолго отбил у Кэйдара охоту до женской ласки, а сама Хадисса на следующий день за завтраком и вида не подала, улыбалась учтиво и скромно, опус-тив глаза.
* * *
Праздник! Начался праздник! Праздник Ночных Бдений! Миром правила Нэйт-ночекрылая, а люди подчинялись Ей. На эту неделю забыты законы, по которым живут дети Солнцеликого. Всё и все меняются местами. Свободнорождённые и рабы, аристократы и простолюдины, взрослые и дети, отцы семейств и их непутёвые отпрыски. В эти дни – вернее, ночи! – господин запросто может сидеть со своим рабом за одним пиршественным столом, уважаемая всеми целомудренная мать семьи плясать в одном хороводе с публичной девкой. Много удивительного и даже чудес-ного можно увидеть в то время, когда демоны Нэйт получают власть над миром. Переодевания и маскарады, пиры в каждом доме, куда может зайти любой человек с улицы, пляски и хороводы прямо на улицах, обжорство и пьянки, свальный грех и ещё многое-многое другое из тех преступлений, за которые в иные дни можно и головой поплатиться.
Айна не участвовала в празднестве. Где ей плясать в её-то положении? Месяц, считай, до родов остался. Сил хватило подняться поздним вечером на дворцовую террасу. Отсюда, с высокой открытой площадки, весь Каракас светился праздничны-ми огнями. Там праздновали, там веселились. Вся жизнь сосредоточилась там, на улицах города. Почти все аэлы сейчас с факельным шествием идут к главному храму в центре городской площади.
Первая ночь Бдений на то и первая, что требует по традиции присутствия всех верующих тогда, когда чудотворное священное пламя умирает и на глазах всех при молитве Отца Воплощённого оживает снова маленьким слабым язычком. Он, как младенец, требует от жрецов заботы и внимания. Это потом, в последний день Бде-ний, жертвенный огонь легко сожрёт свою жертву: горячее человеческое сердце. Сожрёт без остатка, без пепла – год будет удачным, без бед и несчастий.
А каждый факел или светильник в руке свидетеля чуда понесёт в своём пламени очищающую силу святого Божественного огня. От него зажгутся очаги каждого из домов не только в самом Каракасе, но и по всей округе.
Айна всего раз участвовала в факельном шествии, упросила Отца, ещё до свадьбы шестнадцатилетней девчонкой видела, а запомнила на всю жизнь.
Вот и сейчас в этом году, она никуда не попала. Но, если честно, не жалела об этом. Желания веселиться не било никакого. Сердце и душу заполняла печаль. Пе-чаль и грусть. От воспоминаний о прошлогодних Бдениях не удавалось отделаться. Вспоминался Айвар, её милый сердцу варвар-мараг. Ведь год, считай, минул с той самой ночи, когда были близки в первый раз... Целый год прошёл. Тяжёлый и труд-ный для тебя... Лучший год в твоей жизни! За него не жалко и жизнь свою отдать...
А как первые месяцы неслись! Стремительно! Ты не дни считала – жаркие ночи! Время мерила ими, встречами этими тайными, украдкой, за спиной у мужа. Слепая страсть и страх разоблачения, они подогревали друг друга, смешались в одно целое, и от этого ощущения становились ещё острее. О том, что ходила по краю, по самой кромочке, позднее только поняла. А поначалу ничего не замечала, никого не видела! Никого, кроме своего милого!
Какое же это счастье, когда он рядом, когда его можно видеть в любую минуту. А сейчас? Что сейчас? Ничего тебе не осталось, кроме воспоминаний, кроме этой гру-сти саднящей.
Сердце аж заколотилось, заныло в груди, и ребёнок в животе отозвался тревожно коротким сильным толчком, будто спрашивая: "Ты чего там, мама?"
Да, маленький, мы одни остались с тобой. В неласковый мир предстоит тебе ро-диться, в недоброе время... Что хорошего ждёт ребёнка, если мать его и сама не знает, кто его отец. Как примет тебя Лидас?.. Ну, хоть Кэйдар, глядишь, оставит нас в покое после решения Правителя...
Айна со вздохом положила раскрытую ладонь на выпирающий живот, вторая рука легла на холодный мрамор перил. Ледяной ветер с моря, колючий, оставляющий на губах привкус соли, давно уже стянул накидку с головы. Айна чувствовала, что зябнет, что замерзают открытые руки и плечи, что холод пробирает до костей. Но уходить не спешила. Решила дождаться, когда торжественная процессия двинется назад. Потому что загадала: если повернут налево от рыночных рядов, то всё устроится в жизни у неё и её ребёнка, а если направо... Да, направо!.. Цепочка огней, как гигантская змея, извиваясь и дрожа, огибала главный храм Каракаса, устремляясь в правую часть города. Ветер, возвращаясь, приносил с собой крики, грохот бараба-нов и визг дудок, нестройное хоровое пение пока ещё трезвых голосов.
Это знак, должно быть, приготовиться к худшему. Хотя... Какие перемены могут теперь ждать тебя после всего пережитого? Что нового может случиться с тобой? Ничего! Ты так и умрёшь в этих мраморных стенах, лишённая права покидать Дво-рец Правителя.
* * *
Хадисса отказалась идти на представление, чуть поджав губы, ответила, скрывая в улыбке насмешку:
– И что интересного в этом развлечении? Подумаешь, событие! У нас уже давно проводят ритуальные бои по всем крупным праздникам...
С ней в одном лишь можно было согласиться: ей, женщине, не за чем глядеть на ритуальные бои. Что она в них понимает?
Отец Воплощённый тоже не будет присутствовать. Об этом Кэйдар узнал уже перед самым уходом. И Лидас. А Велианаса так даже в городе нет.
Ну и пусть! Буду один! Что в этом такого?
... Аридис давно уже объявил о начале представления, но в ложе будущего Прави-теля появился только сейчас. И с одной лишь целью: напомнить о себе, заработать ещё одну похвалу в свой адрес. Знал, что господин Кэйдар всегда любил смотреть ритуальные бои, уж он-то знает в этом толк, сумеет оценить.
Но господин Кэйдар оказался занят, говорил с начальником городской охраны. Вернее, больше-то Дириссий говорил, склонив в почтительном поклоне рано посе-девшую голову, а Наследник, глядя куда-то в сторону, но никак не на арену, нервно барабанил пальцами по подлокотнику роскошного кресла.
Аридис различил отрывок разговора, вовсе не предназначенного для кого-то третьего:
– ...Приметы совпадают точно!..
– ...
– Да-да, господин, одна... Одна, без ребёнка... Говорили, она часто там появляет-ся... Хорошо, господин Наследник, воин у входа будет дежурить постоянно...
А на арене уже вовсю разыгрывалось главное действо. Ах, как им гордился сам Аридис! Он так хотел угодить им будущему Правителю. Но этот Дириссий, будь он неладен, только отвлекает от зрелища своими разговорами пустыми. Неужели нельзя отложить дела хотя бы на время?
– Что это?– Кэйдар наконец-то перевёл глаза на арену, непонимающе нахмурился. "Много, много интересного пропустил!"– сделал свой вывод Аридис и, приблизив-шись к сидящему в кресле Наследнику, принялся объяснять суть происходящего, правда, получалось это у него непоследовательно и сбивчиво:
– Господин Кэйдар, перед вами настоящая битва!.. Это представление посвящено именно вам!.. На удалось полностью воспроизвести ваш победный бой с племенем виэлов... Вон они, справа, все в виэлийской одежде... И оружие тоже виэлийское, обратите внимание!.. Всё очень точно!..
