Текст книги "Рифейские горы (СИ)"
Автор книги: Александра Турлякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 52 страниц)
"Зачем он всё это мне рассказывает!"– подумала с тоской Айна, оттолкнув от себя тарелку, принялась вытирать сладкие, склеивающиеся пальцы увлажнённой салфет-кой.
– Что ты собираешься с ней делать?– спросила о том, что волновало её гораздо сильнее.
– С кем?– Лидас не понял, о ком речь, слишком уж не вязался этот вопрос с тем, о чём он говорил сам.
– Со своей наложницей! С кем же ещё?
Лидас плечом дёрнул, ответил не сразу, будто задумался над этим только сейчас:
– Я хотел дать ей вольную независимо от того, кто родится: мальчик или девочка. Можно, и раньше, не дожидаясь родов. Но вдруг она тогда уйти захочет?
– Не захочет!
– Ты так уверена?– Лидас бровью дёрнул, категоричность тона его несколько уди-вила.– Ты так хорошо знаешь, на что она способна?
– Вот именно, знаю! Не уверена, а знаю,– Айна тщательно вытирала каждый паль-чик, даже глаз на Лидаса не подняла.– Она никогда не уйдёт из Дворца, и на это есть две причины. Во-первых, Стифоя была совсем малышкой, когда попала в наш город. Вряд ли она представляет свою жизнь по-другому. Она, наверно, и дороги-то в свою семью не найдёт? А во-вторых?– подняла глаза на Лидаса.– Она тебя не бросит, по-тому что любит.
– Любит?– Лидас растерянно улыбнулся.
– А что, это невозможно?– Айна говорила, а сама впервые разглядывала мужа так, как могла бы смотреть на него другая женщина, смотрела её глазами: ведь симпатич-ный же мужчина! Из тех, кто следит за своей внешностью, из тех, кто не допустит неряшливой щетины на щеках, грязной одежды, неуложенной причёски. Молодой, лицом красивый. Что ей, молоденькой дурочке, ещё надо?
– Могу представить, это случается в господских домах довольно часто. Молодой симпатичный хозяин... К тому же первый мужчина в её жизни...
– И что мне теперь, по-твоему, делать?– Лидас потерянно смотрел на Айну, потирая пальцами шрам на шее. Растерялся, прямо как мальчишка.
– Не вести себя, как вчера!– Айна бросила смятую салфетку на стол.– Ворвался, как дикарь. Всех напугал... А она чуть от страха не померла... Думает, ты продашь её... Что не примешь этого ребёнка...
– Какая глупость!– Лидас рассмеялся.
– Когда люди влюбляются, они часто делают глупости,– Айна тяжело поднялась, отталкиваясь руками от подлокотников, глянула на Лидаса сверху.– Поговори с ней, успокой. Ты же хочешь, чтоб твой ребёнок родился здоровым.
– А ты? Ты сама ничего не собираешься с ней делать? Позволишь ей быть рядом?– Лидас уже глядел не с удивлением, с изумлением скорее.
– А что я, по-твоему, должна с ней делать?– Айна посмотрела на него с непонима-нием.
– Но ты же... ты совсем не ревнуешь? А ведь раньше? Я думал...
– Ревновать к рабыне?– Айна скривила губы.– К тому же это она тебя любит, а не ты... Да и вообще...
Она не договорила, но Лидас и сам понял вдруг: всё, не будет больше тех изматы-вающих, пугающих вспышек ревности; не будет больше крика и слёз, швыряния подушек и даримых украшений. Ничего этого больше не будет, никогда. Потому, что Айна перестала даже играть в любовь, перестала разыгрывать из себя женщину, для которой ты хоть что-то значишь. И ведь тогда, когда момент для ревности по-настоящему представился, она осталась к тебе равнодушной. Впрочем, как и все-гда...
Айна ушла, так и не сказав ему больше ни слова. Но Лидас будто и не заметил её ухода, сидел, не шевелясь, ни на что не глядя, в предельной задумчивости. Да, ему было теперь над чем подумать, было, что взвесить и переоценить.
* * *
Харита сидела на самом краю узкой кровати, сидела к нему спиной, заплетала волосы в косу, перебросив их себе на грудь. Айвар, приподнявшись на локте, наблю-дал за ней с усталой улыбкой. С удовольствием смотрел, как двигаются локти, ло-патки под бархатистой, нежного загара кожей. После всего хотелось одного: спать, но сначала он решил дождаться ухода девушки.
– Ты странный какой-то, Виэл...– первой заговорила Харита, поворачиваясь к нему лицом. Айвар в ответ только бровью дрогнул, будто хотел спросить: "В смысле?", но передумал.
– Я у тебя уже третий раз, а ничего про тебя не знаю,– Она, не стесняясь собствен-ной наготы, закалывала шпильками косу на затылке. В её откровенности было жела-ние покрасоваться молодым гибким телом, соблазняющая попытка подразнить, но не вульгарность и не отсутствие скромности.– Ты ни разу не назвал своё настоящее имя, только кличка эта из купчей. Если ты виэл, почему тогда у тебя не виэлийский ак-цент?
Айвар в ответ плечами повёл, улыбнулся, заговорить не успел, Харита приблизи-лась к нему, запустила тонкие пальцы в длинные волосы, потянула, заставляя его запрокинуть голову беззащитным движением, открывающим горло. Айвар дёрнулся с коротким смешком в попытке освободиться и поцеловать девушку в губы, но та, уклонившись, спросила серьёзно:
– Не нравится, когда подчиняют?
Он повёл подбородком, чуть прикрывая глаза, на губах всё та же улыбка.
– А сам?– оттолкнула его, заставляя упасть головой на подушку.– В тебе есть что-то дикарское, сила какая-то, притягивающая женщин... Ты знаешь об этом? Раньше тебе об этом говорили? Нет?.. Твоя первая женщина...
– Нет!– он неожиданно вспомнил Айну, так явно, с такой силой, что ощутил вдруг тоску по той, прежней жизни, по тем встречам украдкой, по её страстным торопли-вым признаниям, почти сразу же сменяющимся циничной насмешкой. Вспомнил всё это и повторил:– Нет, никогда...
– А я? Я тебе нравлюсь?– Харита склонилась над ним так низко, будто сама захоте-ла поцеловать его, но только в глаза посмотрела требовательно, настойчиво.– Я могу сказать, в следующий раз к тебе придёт другая...
А сама ласково поглаживала подушечками пальцев нежную кожу у него на виске, спускаясь всё ниже, к скуле.
Айвар не удержался, схватил рабыню за открытые плечи, притянул к себе, но губ коснулся осторожно, как бывало, Айна целовала его в надежде увидеть ответную улыбку.
– Какой ласковый,– Харита тоже улыбнулась в ответ,– мой дикий непобедимый воин. Меня к другому не отправят, не бойся, я столько всякого с кухни надзирателям перетаскала... Меня отводят к тому, кого я сама выберу... Я и тебя в первый же день приметила... Знаю, что первый месяц у тебя плечо болело, что лекарь запретил... Знаю, что Магнасий тебя Аридису за полторы тысячи предлагал... Он тебя смотреть на следующей неделе приедет...
– Кому?– Айвар недовольно нахмурился. На ближайший месяц он не планировал никаких перемен в своей жизни. До самых праздников настроился жить так, как жил уже три прошедших месяца.
– Это устроитель главных представлений, для столичных жителей, для самого Правителя,– ответила Харита.– Так принято: перед празднествами он объезжает все школы в округе, скупает лучших воинов. Другие пойдут в города провинции... Воз-можно, на тебя придёт посмотреть сам Воплощённый... Говорят, такой варвар после родится благородным аэлом. Ты хотел бы в следующей жизни быть аэлом?– Харита со смехом поцеловала его в губы. Айвар никак не отозвался на поцелуй, буркнул только недовольно:
– Я пока не собираюсь думать о новой жизни... Надо сначала эту дожить!
– Ах, упрямый!– Харита ладонью отодвинула ему волосы назад, открывая склонив-шееся лицо.– Хочешь прославиться, как Антирп? Стать любимцем зрителей? Хо-чешь, чтоб они подарили тебе право жить до следующего года?
– Я просто хочу жить!– Айвар поднял на неё глаза.– Хочу быть свободным!.. Разве ты сама этого не хочешь?
Харита задумалась, опустила голову, закусила губу. Ответила с упрёком:
– Ты родился свободным, ты знаешь, что это такое. А я не знаю другой жизни,– сверкнула глазами обиженно.– Я родилась в этом поместье. Знаешь, кто мой отец? Сам господин Магнасий! И что из того? Стоило родиться дочерью благородного аэла, чтоб теперь ублажать таких вот,– смерила Айвара уничтожающим взглядом.– И каждый год они все новые! Ты у меня, знаешь, какой?
– Не надо!– Айвар выкрикнул, но Харита всё равно докончила:
– Пятый! Пятый, понял!
Оттолкнула его от себя, сбросила руку с плеча: обиделась!
– Ну, прости!– Айвар поймал девушку за запястье, не дал ей встать.– Я ведь не знал!.. Я совсем не хотел тебя обидеть! Честное слово, не хотел...
– Конечно, кто я для тебя?– Харита вздохнула, глаз не поднимая.– Ты станешь лю-бимцем толпы... Они любят хороших воинов... Встречи с тобой будут добиваться десятки хорошеньких молоденьких аристократочек... Готовые выложить немалые деньги за одну только встречу с тобой. Они будут с удовольствием вдыхать запах твоего пота, твоей и чужой крови... Чтоб узнать вкус твоего страха и страха убитого тобой соперника... Им интересна чужая смерть, потому что самим им всем никогда не пережить подобного...
– Харита, что ты говоришь? Как можно вообще?– Айвар перебил её, громко вы-крикнул прямо в лицо, схватив за плечи, заставляя посмотреть на себя.– Откуда ты можешь знать это всё? Откуда ты знаешь, что со мной будет?
– Будет!– она оттолкнула его от себя, раскрытой ладонью в грудь толкнула.– Ты упрямый, ты своего добьёшься... И господин тебя хвалит... Я же уже сказала: ты можешь попасть в Каракас. А о том, как живут выбранные для Нэйт воины, мне рассказывали другие женщины, те, кто постарше. Не думай, я не вру, я говорю то, что точно знаю!.. Про всех этих ряженых богачек... с извращёнными наклонностя-ми...– она говорила с обидой, через чуть выпяченную нижнюю губу. Но в этой обиде улавливалась ещё и ревность. Поэтому Айвар не мог не рассмеяться. Притянув де-вушку к себе за плечи, спросил со смехом, целуя в губы:
– Ревнуешь?
– Ну, вот ещё!– толкнула его локтем в бок, но Айвар всё рано не убрал руки.– Рев-новать? Тебя через месяц здесь уже не будет, зачем мне ревновать?
– Но ведь я же нравлюсь тебе!– Айвар улыбнулся, удивлённо подняв брови.
– Нравишься! Если б не нравился, меня бы здесь не было,– Харита потянула на себя скомканное платье, брошенное в ногах ложа.– А теперь всё! Мне идти пора...
Айвар не удерживал её, только смотрел на сборы с улыбкой.
– Ты будешь в другой раз?
Харита смерила его долгим взглядом, ни слова не сказав, вышла.
* * *
Во всём их быте чувствовался отпечаток крайней бедности, такой, когда лишь тонкая грань отделяет от нищеты.
Несмотря на определённые привилегии, положенные по рождению, Ирида многое умела. Могла подоить корову, кобылу и козу, знала, как створожить молоко и сва-рить сыр, умела жать серпом траву и ячмень, вышивала золотой нитью и бисером. Но все эти знания не имели никакой ценности здесь, в городе аэлов, в храме Матери Сострадающей. Конечно, она многому научилась за три месяца: варить похлёбку из бобов и капусты, мыть посуду и поддерживать порядок в доме, стирать горы грязных пелёнок от малыша и другую одежду.
А сколько сил и внимания требовал маленький Тирон! Ему только-только три месяца исполнилось, он подрос заметно, уже научился улыбаться и даже сидеть с поддержкой. Да, Мирна не зря его хвалила: Тирон опережал своих сверстников. Он уже мог взять в руки игрушку, хоть и не с первой попытки. А игрушки – двух дере-вянных лошадок и собаку – ему вырезал Тутал.
Усаживая сына среди набитых сеном подушек, так, чтоб одна из них обязательно поддерживала его под спинку, Ирида могла теперь больше времени посвятить до-машним делам. Мирна, несмотря на возраст, подрабатывала подёнкой. Уходила рано утром по соседям и часто возвращались лишь к ночи. Стирала в прачечных, помогала на кухне, бывало, что приносила с собой ворохи грязной одежды, и тогда они вдвоём всю ночь топили очаг, грели воду, отмачивали чужое бельё в корыте, и тёрли-тёрли, покуда хватало сил. Всё это давало маленький, но надёжный заработок.
Теперь весь присмотр за храмом и жертвенником лёг на плечи Ириды. Она сама каждые три дня вымывала мыльной водой главный зал и ступени храма, по утрам заправляла светильники маслом, обметала жертвенник веничком из макушки полы-ни, растения священного, любимого Матерью-Создательницей.
А ещё в свободные минутки Ирида усаживалась за прялку. Договорившись с одним ткачом из соседней лавочки, она брала в долг сырую овечью шерсть, стирала её, вычесывала сор мелкой гребёнкой и только затем пряла. Нить получалась очень тонкая, из такой выходило бы дорогое полотно, но за неделю Ириде удавалось на-прясть всего четыре мотка, а за них её давали всего две лиги. А одной лиги едва хватало на день, ведь нужно было купить не только продукты, но и дрова. Без них еды не сварить, не нагреть воды для стирки, не обогреть комнату.
Дни, похожие один на другой, проходили в постоянных заботах, в тяжёлой работе, но ни разу Ирида не пожалела о том, что променяла жизнь во Дворце, среди налож-ниц Кэйдара, на эту, в храме Матери.
Она же и вправду не была больше одна. У неё был Тирон, её маленький сын, без которого Ирида себя уже не мыслила. Она привязалась к нему настолько, насколько может привязаться мать к своему ребёнку. Думала о нём постоянно, где бы ни была, что бы ни делала. С ужасом вспоминала себя прежнюю, своё отвращение к нему, своё страстное желание убить его своими же руками.
А ведь он всё больше напоминал Кэйдара, как будто сама Судьба говорила ей: "Тебе никуда от этого человека не деться. Как ни хотелось бы его забыть, выкинуть из памяти прошлого. Он всегда будет рядом, хотя бы в лице своего сына..."
Похож был до удивления сильно. Тем, как улыбается, как хмурит бровки, когда недоволен, как пристально может смотреть. И даже криком своим, требовательным и сильным, Тирон был вылитый Кэйдар.
А что будет, когда он подрастёт ещё немного?
Ирида со страхом думала о будущем. Искать её Кэйдар так и не перестал. Во время своих нечастых вылазок в город она из обрывков разговоров, из объявлений на сте-нах знала о награде за себя. Немного удивлялась упорству возможного Наследника, когда тот официально увеличил сумму ещё на десять тысяч лиг из своих личных средств. Пятнадцать тысяч лиг – деньги большие, два десятка рабов можно купить, но на то он и Наследник из семьи Отца Воплощённого, чтоб иметь возможность выложить такую награду за беглую рабыню.
Приятно, конечно, что он оценил её так высоко, и в то же время Ирида знала, что в первую очередь Кэйдар озабочен судьбой своего сына, а не ею. Что она для него? Одна из многих – не более того!
Хорошо, что Мирна не задавала больше вопросов. Ирида не смогла бы ей лгать. Но понимала при этом, что ставит добрых стариков в очень неприятное положение. За укрывательство беглого невольника по законам аэлов полагается смерть, если правда раскроется, неприятностей им всем не миновать.
Все знакомые, кто захаживал в храм или просто в гости, считали Ириду племянни-цей Мирны, поэтому не приставали с расспросами.
И всё равно Ирида старалась как можно реже выходить на улицу, все нужные покупки и поход к ткачу в лавку она делала один раз в неделю, не чаще. Повязывала голову накидкой, как все аэльские женщины, держалась со спокойной сдержанно-стью, и говорила на аэлийском совсем без акцента. Сейчас бы её и отец родной не узнал. Она стала как все женщины-горожанки, – не отличить! А Лутан-лавочник, даже пытался выказывать ей знаки внимания. Ирида отшучивалась с улыбкой, а сама с ужасом думала о возможном и скором разоблачении.
Мать-Создательница давала ей отсрочку, берегла, позволяя ходить по самому краю, но что ещё будет, не мог знать никто.
* * *
Кэйдар опять пропадал где-то в городе, и письма, переданные ему для изучения Отцом Воплощённым, без дела лежали на столе. Тоненькие деревянные планочки, скреплённые одна под другой сплетёнными шёлковыми с золотой нитями, были скручены свитками и перевязаны нитью с печатями, неповреждёнными печатями. Лидас перебрал их все: ни одно из писем Сам Правитель ещё не читал. Или болен настолько сильно, или не имеет достаточно времени.
Кэйдару поручено теперь обрабатывать переписку, а он и это дело забросил. Пло-хо!
Лидас со вздохом взял в руки первое попавшееся письмо, судя по печати, от ас-кальского наместника. Воплощённый хочет породниться с ним, об этом Лидас слы-шал ещё летом. Интересно, и как самому Кэйдару нравится эта идея? Вряд ли он сможет противиться Отцу. Придётся, видно, забыть о своих заявлениях.
Лидас обернулся на звук открываемой двери и встретился глазами с рабыней.
Стифоя!
– Ой, простите, господин!– опустила голову, отступила на шаг.– Я просто хотела...– В её руках Лидас увидел лейку и сам, заметно смутившись, заговорил:
– Проходи! Проходи, не бойся!.. Я только хотел видеть господина Кэйдара...
Рабыня прошла вперёд, к окну, принялась поливать декоративную розу в высоком глиняном горшке. Сам Кэйдар к цветам в своём кабинете был равнодушен, убери – и не заметит, но цветок создавал определённый уют, а сейчас, поздней осенью, его зелень радовала глаз.
– Я бы не советовал тебе таскать тяжести,– упрекнул Лидас, наблюдая за движе-ниями служанки. Смущение, с которым он тщетно пытался справиться, сделало голос недовольным и даже сердитым.– Неужели больше некому, кроме тебя, полить цветы?
– Я сама предложила помочь...– Стифоя повернулась к нему, стояла, склонив голо-ву и виновато опустив руки.– Простите, господин...– Лидас болезненно поморщился.– Мне и так ничего не разрешают делать... И гулять в саду запретили...– "Почему?"– Лидас вслух не спросил, лишь бровью дёрнул, а рабыня уже ответила: – Госпожа боится, как бы не простыла...
– Она не обижает тебя?– поинтересовался Лидас осторожно после секундного мол-чания.
– Госпожа?– Стифоя удивлённо улыбнулась, на щеках её появились знакомые ямоч-ки. Хрупкая, как у ребёнка, неопытная красота, – вот какое ощущение всегда остава-лось у Лидаса после близости с этой девочкой. Оно и сейчас появилось, при одном только взгляде на неё. Когда боишься грубое слово сказать, неосторожное движение сделать, чтоб не разрушить этого ощущения... И ведь грубость с ней допустил одна-жды, пришёл к ней после ссоры с Айной, сорвался именно на ней, так, что самому потом стыдно стало и нехорошо. Понял, что обидел, долго не мог того взгляда за-быть, когда она смотрела на тебя с ужасом, как на грубого насильника.
Она же не Айна. Это та любит силу, напор, властность. И при этом сама не прочь подчинять. А здесь надо быть осторожным, как если бы с бабочкой, опустившейся на пальцы.
– Госпожа, она добрая,– Стифоя смотрела на него с нескрываемым обожанием, такого взгляда от Айны Лидас не встречал ни разу. Аж волной тепла окатило будто. Свято имя твоё, Создатель!
– Добрая,– повторил Лидас с невольной усмешкой, в задумчивости потёр щеку. Вспомнил слова, брошенные женой: "Она... тебя любит."
До этого Лидас только сам любил, мучительно, потому что без взаимности, отчаянно и глухо, с одной лишь надеждой, что чувства этого на их двоих с Айной хватит. Не хватило... Любить или не любить заставить себя невозможно. А уж что тогда говорить о других, если с собой справиться не можешь?
– У тебя когда срок?– спросил, резко меняя тему. Стифоя покраснела от смущения, но ответила:
– В конце января, господин.
– Так ты уже знала ещё до моего отъезда?!– Лидас ещё раз смерил девушку взгля-дом. Свободное платье с тоненьким пояском, кружевная шаль на плечах, скреплён-ная на груди бронзовой застёжкой. За всей этой одеждой живот почти не виден, но в фигуре и в движениях уже появилась свойственная всем будущим матерям мягкость, осторожность.
Стифоя не ответила, виновато опустила голову.
– Почему не сказала никому? Мне не сказала?
– Я думала, госпожа... Думала, госпожа будет очень недовольна,– набравшись смелости, она всё же взглянула ему в лицо – глаза их встретились на короткий миг – и Стифоя снова отвела взгляд.
– Она же добрая,– невольно вырвалось у Лидаса.
– Да, господин, но я же не знала тогда...
Лидас рассмеялся в ответ, а сам подумал с горечью без всякой радости: "Конечно, кто из нас знал тогда, что вся её любовь, вся её ревность – это лишь игра, бездарная игра в чувства? Никто из нас не знал: ни я, ни ты, ни сама Айна..."
– Я решил дать тебе вольную, независимо от того, кто родится. Но ребенок, во всяком случае, останется здесь.
– Вы примете его господин?!– Стифоя взглянула на Лидаса с изумлением.
– Конечно же!– Лидас улыбнулся. "Ей идёт куда больше, когда она улыбается. Как мало же надо иногда, чтоб доставить другому радость..."– И тебя отсюда гнать никто не собирается. Захочешь остаться во Дворце, – пожалуйста.
– Спасибо вам, господин!– глаза Стифои чуть не светились от счастья. О большем она и думать не смела. Быть рядом с любимым мужчиной, быть матерью его ребёнка, иметь возможность видеть его хоть каждый день... Сейчас-то, от того, что он обра-тил на ней внимание, говорил с ней, аж ноги подкашивались, как от мгновенной слабости. Стояла, глаз поднять не смея, но исподволь любуясь им, каждым его дви-жением.
Лидас чувствовал этот её взгляд на себе, поэтому и некоторая скованность была ему понятна, хотя и не совсем. Не думал сам никогда, что присутствие рабыни может вызывать такое смущение. Когда лишь большим усилием воли приходится застав-лять себя быть беззаботным, спокойным, как обычно.
– Альвита уже осматривала тебя? Кого ты сама ждёшь?– Лидас старался не отхо-дить от темы, связывающей их двоих, – их общего ребёнка, чтоб не выказывать излишней заинтересованности. А сам понимал, что совсем не знает эту Стифою. Кто она? Откуда? По купчей она лагадка. Лагады соседствуют с иданами, часто их даже путают между собой, хотя между ними почти никакого сходства, кроме одного: оба народа живут в Иданских горах. Если ехать к иданам, лагадов никак не минуешь, они занимают земли у подножия гор, вокруг болотистых берегов Стирингского озера. Вода, камыши, сотни крошечных островков – для земледелия бесполезная земля. Потому аэлы смирились с такими соседями. Народ лагадов немногочисленный, живёт охотой и рыболовством, никогда не пытался воевать с потомками Солнцели-кого. Исправно платит все налоги сушёной и копчёной рыбой, вяленым мясом и живой птицей, даже перья стирингских цапель для столичных модниц сдают, как положено, не требуя платы – всё в счёт налогов. С неуплатой у аэлов строго, могут и детьми забрать недоимки.
Может, и эта Стифоя из таких, вот, кого взяли в счёт налогов. Айна же что-то гово-рила... "...Она попала в наш город совсем малышкой...", так, кажется.
Интересно, а кто был её прежним хозяином?
– Я не знаю, господин,– Стифоя отвлекла Лидаса от его сумбурно несущихся мыс-лей,– госпожа управительница говорит, что по форме живота и по другим признакам наверняка будет мальчик.– На щеках её горел румянец смущения. Столь пристальное внимание к собственной персоне её пугало. Да ещё этот прямой взгляд господина, его знакомая до дрожи лёгкая улыбка в уголках губ. В этой улыбке ни капли на-смешки, одно лишь понимание. Будто и ему самому не раз приходилось попадать в неловкое положение, когда кажется, что все вокруг видят твою неуклюжесть, твою скованность и начнут смеяться над тобой с минуты на минуту.
– А сама кого больше хочешь? Девочку или мальчика?– Лидас повторил вопрос.
– Я ещё и не думала совсем, господин,– Стифоя повела плечами, а потом искренне призналась:– Вам же, наверное. Лучше будет, если мальчик родится... А мне лучше, как вам...
Лидас рассмеялся. Её честность показалась ему забавной. Стифоя тоже улыбну-лась, добавила:
– От нас, людей, мало, что зависит. Как Создатель решит, тот и родится...
– И вправду!– Лидас опять рассмеялся. Он чувствовал, что смех добавляет ему свободы, какой-то ребячьей раскованности и лёгкости. И Стифоя, будто, тоже по-немногу освободилась от напряжения. Чаще стала поднимать на Лидаса глаза, смот-реть смелее, без страха и внутренней скованности.
Эта естественность шла ей куда больше. Глядя на неё, Лидас не мог отделаться от одной мысли: "Как женщину ты узнал её раньше, чем как собеседницу. А ведь всё должно быть наоборот! Сначала знакомство, общение, а постель – это последнее. А тут же – всё кувырком! А если так, то что тебя смущает? Что в этой девчонке такого, что заставляет дрожать голос и пальцы? Вон, письмо даже пришлось положить на место, и прочитать не удалось..." В её искренности, в её нескрываемом обожании, в этой неопытности в проявлении чувства есть что-то приятное, какое-то незнакомое удовольствие. Приятно осознавать, что тебя любят, что ради тебя другой человек на всё пойдёт.
Эге, это же как раз то, что владело Айной, когда она швыряла в тебя подарки и обзывала страшными словами в нелепых обвинениях. Чувство полной, абсолютной власти над другим! Опасное чувство! Есть в нем что-то неприятное, как пятно от сажи. Как вымазался и не заметишь даже, а потом попробуй ототрись...
Ну и чувства ответного здесь тоже быть не может! Она же рабыня, пускай даже она и будет матерью твоего ребёнка. Но ты уже женат, у тебя есть Айна, и она просто посмеётся в ответ на такое нелепое предложение. Сменить дочь Воплощённого на рабыню-лагадку?! Нелепо и глупо! Но и жить рядом с женщиной, которая к тебе равнодушна, а Айна этого уже не скрывает – тоже не мёд.
Но судьба твоя, видно, такова, что быть тебе всегда рядом со своей женой, терпеть её, любить и заботиться о ней. К тому же и ребёнок скоро родится, а это многое меняет.
Это значит, что тебе, девочка, придётся забыть о своих чувствах, смириться со своим положением наложницы. Но, главное, не рабыни, уж это-то я могу тебе обе-щать.
Молчание затянулось, и Стифоя не выдержала первой. Удалилась из комнаты с почтительным поклоном, и Лидас, проводив её глазами, подумал: "Тебе тоже пора идти отсюда."
С Кэйдаром они столкнулись у самого порога, Лидас даже отступил на шаг, взгля-нув на Кэйдара:
– Что... что случилось? У тебя такой вид, будто за тобой демоны гнались...
– Демоны?..– переспросил Кэйдар хрипло. Глаза огромные, чёрные, с лихорадоч-ным блеском.– Я её сейчас видел...
– Кого?– Лидас понял не сразу. Все проблемы и суета, связанные с поимкой беглой рабыни, прошли как-то мимо него. Айна пыталась ввести его в курс дела, что-то рассказывала, Лидас мало что понял, да и не стремился понять. В дела Кэйдара он не вмешивался принципиально. Особенно с недавних пор, после того случая с продажей телохранителя. Обида осталась и недовольство. Как он смел распоряжаться чужой собственностью?.. И ведь даже не извинился... Не объяснил своего поведения!..
– Виэлийку! Кого же ещё?!– Кэйдар, хромая сильнее обычного, быстрым шагом прошёл через всю комнату, без сил рухнул в кресло, стискивая пальцами подлокот-ники.– Я видел её, понимаешь! Прямо на улице!.. Шла как ни в чём не бывало... По своим делам!.. Пятнадцать тысяч за её поимку назначено, а она спокойно разгуливает себе по городу...
– Смелая женщина,– заметил Лидас, с уважением и удивлением дрогнув бровями. Он видел виэлийскую царевну всего несколько раз и лишь однажды говорил с ней. Слабое на вид, болезненное существо, ещё почти ребёнок. Умудрилась обмануть саму Альвиту, дворцовую охрану и сбежать. Такая смелость достойна уважения.
– Это не смелость, это глупость!– Кэйдар возмущённо сверкнул глазами.– И само-уверенность!.. Но ничего! Я с самого начало говорил, что никуда она из Каракаса не денется. Кто её выпустит?
Нет, ну надо же!– он ударил кулаком по подлокотнику со всей силы.– Её столько месяцев искали – без толку! А тут... Я видел её, как тебя сейчас!– Вытянул руку во всю длину, пристально глядя себе на разжатые пальцы, будто всё ещё видел перед собой лицо виэлийки.
– Почему же тогда она не здесь?– Лидас не удержался от укола, но Кэйдар этого не заметил будто, продолжил торопливо, сбиваясь:
– Я был верхом... А она шла по другой стороне... Понять не могу... А если б я просто не глянул в её сторону:.. Не обратил бы внимания?.. А потом... потом этот болван со своей повозкой... Он загородил её... И ни вправо, ни влево!.. Сам знаешь – днём на улице не развернуться, а сейчас накануне Бдений – и вообще...
Ну, ничего! Искать я теперь не брошу! После такого... Пусть хоть где прячется – всё равно найду. Найду и верну обратно!
Неужели эта виэлийка столько значит для него?
Задумчиво и потому серьёзно глядел Лидас на Кэйдара. Смотрел и будто не узнавал его. Ты ли это, Кэйдар, насмешливый и небрежный со всеми, кто тебя окру-жает? Трудно поверить, что какая-то женщина – рабыня тем более – смогла лишить тебя покоя. Вспомни себя! Это ты с лёгкостью менял наложниц, в походах первым выбирал себе наиболее красивых женщин, а потом, получив своё, отдавал их на продажу. Сколько их было у тебя, таких, как эта виэлийка Ирида? Десятки! И сейчас ты озаботился одной из них. Дела государственной важности заброшены, Отец Во-площённый недоволен, а ты мечешься по городу с утра до ночи – и всё ради беглой рабыни! Что она тебе? Или всё дело в ребёнке?
Эта виэлийка вынашивала тебе сына, поэтому ты и ищешь её. Он тебе нужен, твой ребёнок, будущий возможный Наследник Империи.
– Она была одна, без ребёнка?
– Одна,– Кэйдар это слово выдохнул, резко вздёргивая подбородок. Смотрел на Лидаса и будто не видел, смотрел с незнакомой улыбкой на губах, а глаза – как в дымке. Он всё ещё был там, на улице. Заново переживал момент встречи.
– Отец Воплощённый хочет видеть тебя сегодня, сразу же после обеда,– Лидас наконец-то сообщил то, ради чего переступил порог этой комнаты. Теперь и идти можно. Кэйдар сейчас так выглядит, будто оказался свидетелем чуда. Даже забавно это как-то... С ним говорить бесполезно, только кивком и отделался.
* * *
Из всех, взятых с собой денег, после основных покупок ещё осталось три мелких медных монеты. И пол-лиги не удалось сэкономить. А может, что-то забыла купить? Так, три свежих рыбины ("из утреннего улова, госпожа... Берите на суп, не пожалее-те"), небольшой мешочек проса, чистое, отборное, грех такое не купить, да и торгов-ка, знакомая, давняя приятельница Мирны, сверх меры ещё сыпанула полчашки... А мука ещё есть. На пресные лепёшки, как обычно, хватит на завтрашний день, а там Мирна обещала попросить в долг в соседней лавке.
Ирида шла по улице торопливым шагом, тяжёлая корзина оттягивала руку. При-вычно не глядя по сторонам, пересчитывала в уме все сделанные покупки и тут спохватилась, вспомнила: "А Тирону молока?!.. Ах, ты, Мать Хранительница!– при-сказка, перенятая от Мирны, сорвалась с языка сама собой.– Бутылочку свежего козьего молока, так, чтоб ещё разбавить можно было... А не купишь, опять будет плакать ночью, останется голодным... Ему же давно уже не хватает своего... И яб-локо! Ты же сама хотела ещё купить ему яблоко... Тёртое, с ложечки, он любит, когда так..."
Ирида остановилась так неожиданно, что шедший следом мужчина-прохожий толкнул её плечом, не извинился, проворчал лишь под нос недовольно:
– Дорогу уступай... Не одна на улице!..
Конечно, не одна! Людей вокруг – потоком! И в одну, и в другую сторону. Как всегда перед обедом на всех улицах, ведущих к рыночной площади. А по самой дороге тянулись повозки с дровами, с сеном, с мешками. Крики, мычание, голоса – к шуму города и городской суете Ирида уже привыкла, не замечала его почти. Так же, как и прохожих вокруг.
