Текст книги "Галлия и Франция. Письма из Санкт-Петербурга"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 52 страниц)

До того времени нет никаких признаков рабства.

Рюрик, которого призвали добровольно, не мог испытывать враждебных чувств к тем, кто сделал его, простого вождя варягов, первым из существовавших русских великих князей; это настолько верно, что восставший Новгород, несмотря на это восстание, становится столицей державы Рюрика.

Каково же было устройство России при Рюрике?

Вот что говорят новейшие исследования. Основополагающими частями, началами Русского государства в этот первоначальный период являются стоящий в вершине треугольника правитель и находящийся под ним народ, разделенный на три сословия: знать, то есть меч;

средний класс, то есть промышленность; крестьянство, то есть земля.

Правитель

Правитель здесь уже не является, как во Франции, победителем и, следовательно, врагом, от которого народ жаждет избавиться любыми способами. Это защитник, призванный людьми чересчур слабыми, чтобы они могли защищать себя сами; и его подданные, вместо того чтобы вырывать из его рук меч, который их карает, вкладывают ему в руки меч, который должен защищать их жизнь, их ремесла, их собственность.

Таким образом, взаимоотношения правителя что с боярами, что с городами, что с крестьянами одни и те же.

Взаимоотношения правителя с боярами

У нас король был должником графов (комитов). Они помогали ему завоевывать королевство, и он, следовательно, должен был отдать им часть завоеванного королевства. Именно так поступает Хлодвиг с франкскими вождями во время завоевания Галлии, так поступает Вильгельм с норманнами во время завоевания Великобритании, так поступает Рожер с норманнами во время завоевания Сицилии, так поступает Готфрид Бульонский с крестоносцами после захвата Иерусалима.

Здесь ничего подобного нет. У Рюрика нет никаких обязательств перед боярами, которые его сопровождают и почти все являются его родственниками; и потому бояре вовсе не составляют отдельное сословие, много численную касту, могущественную группу людей: они лишь первые в княжеской свите, только и всего. Если они чем-то недовольны, то все, что им можно сделать, это покинуть князя и попытать счастье в другом месте.

Вместо того чтобы воспринимать себя равными князю, обязанному им своими завоеваниями, как Хлодвиг, или же своим избранием, как Гуго Капет, который ничего не может без своих графов и существует только благодаря им, бояре находятся в полном подчинении у князя: они первые исполнители его приказов, его служители, его наемники.

В России дворянство зависимо от князя; во Франции, напротив, почти всегда государь зависит от дворянства.

Во Франции вожди завоевателей отобрали у коренных жителей страну и поделили ее между собой; в России, напротив, бояре не прикасались к земле, а получали от князя, в качестве милости, часть податей или доходов от того или другого города.

Это было либо следствием некоего соглашения, либо платой за службу.

Подобное дарение почти всегда было временным: бояре получали его как воеводы, начальники приказов, сборщики податей.

Феодальные сеньоры были укоренены в своих ленных владениях, строили там крепости, укрепляли города и жили за их стенами, обладая правом верховной и низшей расправы; при удобном случае объявляли войну королю и весьма часто одерживали над ним победу.

В России, напротив, у бояр нет постоянного места проживания: они следуют за князем и участвуют в его военных набегах или мирных походах.

Во Франции завоеватели, отобрав у коренных жителей землю, принуждали их обрабатывать эту землю, принадлежавшую им, в интересах чужеземного господина. Стало быть, завоеватели и народ находились в постоянной вражде.

В России же бояре, имевшие дело с народом лишь косвенно, то есть через посредство князя, жили в полном взаимопонимании с народом.

Взаимоотношения правителя с городами

У нас города с остатками их римского устройства становились местом проживания особого сословия, занимавшегося ремесленным производством, сословия оседлого, превратившегося позднее в буржуазию.

В России же, напротив, города оставались большими деревнями. Еще и сегодня Москву называют большой деревней, и в самом деле, с ее садами, лугами, прудами, пустошами, лесами и пахотными землями в пределах города; с ее коровами, без пастуха возвращающимися с пастбищ и направляющимися в свой хлев; с ее курами, голубями и воронами, отыскивающими себе корм на улицах; с ее сарычами, ястребами и пустельгами, парящими над садами, Москва еще и сегодня представляет собой большую деревню.

У нас город – это промышленность, деревня – это земледелие. В России же и в городе, и в деревне производят одно и то же. У нас промышленность почти всегда развивается на одном месте. В России же она почти всегда кочует с места на место.

И потому в России не было укрепленных городов, да и сами они начинали называться городами, лишь когда в них водворялись князья.

В русских городах вельможи получали от князя солдат, помогавших им исполнять их обязанности; феодальные же владетели, вместо того чтобы получать солдат, сами поставляли их монарху.

Словенские племена постепенно облагались точно такой же данью, что и коренные племена, чьи места обитания становились не столько собственностью варяжских князей, сколько их резиденциями; что же касается численности населения городов, то она увеличивалась лишь в том случае, если эти города становились местом пребывания дружинников князя и сборщиков податей.

Взаимоотношения правителя с крестьянами

На Западе король был оторван от народа, отделен от него вассалами; он не видел народа и не знал его. В России же князь имел дело непосредственно с народом, то есть с землей, подобно тому как он имел дело непосредственно с городами, то есть с промышленностью.

На Западе, особенно во Франции, земля сделалась владением завоевателей.

В России, напротив, она осталась в общей собственности народа. К тому же земель здесь было столько, что, когда варяжские князья завладели собственными уделами, народу осталось земель больше, чем ему было нужно, а когда народ взял их в соответствии со своими нуждами, то пустующих и невозделанных земель осталось еще столько, что их было бы достаточно для того, чтобы прокормить еще два таких народа, как тот, что населял державу.

И последнее замечание: славянский народ, властвовать над которым пришли варяжские князья, был уже в ту эпоху весьма многочисленным; при этом он оставался единым и однородным. Галлия, Бретань, Италия служили своего рода тиглями, где народы смешивались и куда каждый из них привносил свою долю; такие сплавы делались прочными и способными вбирать в себя другие составные части; и, в то время как при Хлодвиге и Карле Великом галлы становились франками, норманны, напротив, при словенах становились славянами.

Впрочем, происходило еще одно явление: варварские орды, добравшись во время своих нашествий до Франции, Испании, Италии, вступали в настоящую землю обетованную, в рай; но совсем в ином положении оказывались варяжские князья и бояре, привыкшие к плодородным берегам Нейстрии; они видели перед собой бедную землю, способную удовлетворить лишь самые простые потребности, голод и жажду, да еще какой ценой! Ценой огромного труда! Так что князья и бояре предпочитали воевать, а горожане – торговать, но не обрабатывать землю.

Крестьяне же обрабатывали землю лишь для того, чтобы удовлетворить собственные потребности; отсюда та умеренность в еде, какая еще и сегодня присуща русскому крестьянину, который жив ложкой каши, черным хлебом, кружкой кваса и несколькими каплями постного масла.

Пристрастие к чаю появилось у русских вследствие их торговых связей с Китаем; чая на две копейки и сахара на полкопейки хватает русской семье на целый день.

В условиях, когда бояре кочевали с места на место, городские жители занимались торговлей, а крестьяне возделывали землю единолично, не сообща и на малых наделах, зернового хлеба должно было не хватать, и его в самом деле не хватало.

И тогда стало понятно, что необходимо иметь рабов, чтобы заставить их выполнять работу, которую невозможно было делать самим.

По всей вероятности, рабство возникло при Олеге, преемнике Рюрика.

Уже во времена Рюрика двое его подданных, искатели приключений Аскольд и Дир, захватили Киев и повергли в ужас Константинополь, который отразил их нападение и из которого они привезли с собой первые представления о христианской вере.

Олег решил присоединить Киев к владениям своего воспитанника Игоря; но Олег, хотя он и был выдающимся военачальником и храбрейшим воином, на оружие полагался лишь в тех случаях, когда у него не было возможности поступить иначе; как и все варвары, он упражнялся в хитрости.

Под видом новгородского купца он появился у стен Киева и заманил Аскольда и Дира в ловушку, сказав им:

– Приходите, братья! Мы с вами из одного рода!

Затем, когда они доверились ему, он велит убить их.

– Вы, – говорит он, – ни князья и ни княжеские сыновья, и мы с вами не из одного рода. Я князь, а это сын Рюрика.

Он вступает в Киев и, охваченный восхищением, восклицает:

– О Киев, будь же матерью городов русских!

И он превращает Киев в свою столицу, причем скорее потому, что это приближало его к Греческой империи, а не по той причине, что этот город вызывал у него восхищение.

Ибо Греческая империя была целью его помыслов. Так что вовсе не начиная с Ивана III, взявшего в качестве герба двуглавого орла, русские цари обратили свои взоры на Константинополь; еще великие князья смотрели в ту сторону.

И потому, когда Олег объединил Новгород и Киев; когда он покорил все словенские, финские и литовские племена; когда, вместо того чтобы обратить их в рабство, как это вполне можно было сделать, он оставил им их владения, богатства и оружие, – он показывает им Константинополь, опьяняет их надеждой на грабеж, любовью к славе и той жаждой крови, какую никак не могут утолить варварские народы; он берет их с собой, увлекает вперед, на двух тысячах лодок преодолевает вместе с ними пороги Днепра, вступает в Греческую империю, посуху перетаскивает свои лодки через мыс и вновь ставит их на воду в гавани Византия, прибивает свой щит к главным воротам города, заключает со Львом VI, императором Восточной империи, позорный для того договор, и возвращается умирать в Киев, везя туда за собой телеги, груженные золотом и толпами рабов.

И с этого времени Российская империя действительно создана: она простирается от Вислы и Карпатских гор до Волги и от Белого и Балтийского морей до Каспийского моря.

IX

Стало быть, так же как и у римлян, рабство у русских возникает в ходе завоеваний. Проследим теперь, как оно развивается, и посмотрим, как, начавшись с иноземных пленников, оно распространяется на свободное коренное население страны.

Разрешение этой задачи чрезвычайно важно. Сегодня главное возражение, которое слышит российский император от русской знати, состоит в следующем: а владел ли когда-нибудь русский крестьянин землей, к которой позднее он оказался не только привязан, но и прикован.

Отметим, что два народа, русичи и словене, то есть народ, призвавший Рюрика, и народ, завоеванный им, образуют уже единый народ, так что между 1019 и 1054 годами в России были только иноземные рабы.

Вот статья из «Русской правды», русского судебника, которая подтверждает такое мнение:

«Убьет муж мужа, то мстить брату за брата, или отцу за сына, или сыну брата, или сыну сестры; если же не будет никто мстить, то князю 40 гривен за убитого; если это будет русин, или гридин, или купец, или ябетник, или мечник, или изгой, или Словении, то назначить за него 40 гривен».

Вы видите, что здесь еще нет никакого упоминания о местном рабстве, ведь если бы оно существовало, то за раба была бы назначена какая-нибудь плата.

Однако в силу характера словен рабство вскоре начнет создаваться здесь само собой и становиться вполне определенным явлением, хотя никакой весомой причины тому не было.

Точно так же, как мы показали различие, существующее между образованием Русского государства и образованием других государств, в особенности западных государств, нам следует показать и различие, проявляющееся между характером русского народа и характером других народов, например французского.

Характер французского народа, благодаря различным началам, на которых он замешен, состоит из галльской гордости и храбрости, римской воли и стойкости, франкской независимости и беспощадности.

Все недостатки, все пороки, все достоинства, все добродетели этого характера проявились в различных политических потрясениях, которые будоражили Францию начиная с образования коммун в X веке и вплоть до революции XVIII века, и даже вплоть до революций XIX века.

Словене же, напротив, представляют собой народ, однородный по своему происхождению; народ мирный, спокойный, терпеливый, а главное, пассивный. В то время как галл борется против своих завоевателей и в конце концов изгоняет их, Словении с признательностью принимает иноземных правителей; причем он не только принимает, но и призывает их и, в благодарность за услугу, которую они оказали ему, согласившись править им, изъявляет готовность выполнять все их требования, ни на что не обижаться и всегда быть довольным своей участью.

Все это очень далеко от лихорадочной возбудимости Запада, всегда склонного поверить в обиду.

Прибавьте к этому суровую и холодную погоду в течение четырех-пяти месяцев в году, дождливую и снежную в течение двух-трех других месяцев, которая вынуждает словенина, или русича, если вам угодно (мы ведь уже говорили, что заметного различия между двумя этими народами нет и что один растворился в другом), проводить жизнь в своем доме, возле очага, в кругу своей семьи, что делает его безразличным к общим интересам и общественным делам, в которые он вмешивается лишь в случае крайней необходимости, – и вот перед вами картина, достаточно верно рисующая различие, которое существует между душевными качествами нашего и русского народов.

Можно сказать, что у француза характер независимый, а у русского – рабский.

С этой природной предрасположенностью народа к невольничеству установить у него рабство было нетрудно.

Мы видим, что вначале рабами являются лишь пленники, захваченные Олегом во время его завоеваний. Позднее это первоначальное ядро рабов пополняется холопами.

Холопами в России называют людей, добровольно принявших рабство посредством определенных условий, согласованных между ними и господином, которого они выбирают себе в хозяева.

Вступив в холопство на определенный срок и находя свою жизнь спокойной, эти люди не думали требовать для себя свободы; вступив же в него пожизненно, они не думали оберегать свободу собственных детей.

Дети, не знавшие иного состояния, кроме рабства, смирялись с тем, с чем смирился их отец.

Во втором или третьем поколении, когда уже ни первых хозяев, ни первых холопов не было на свете, семья оказывалась в рабстве и, не воспринимая свое рабство ни как несчастье, ни как позор, даже не помышляла требовать для себя свободы.

Прибавьте к холопам сирот, людей без средств к существованию, которые поступали на службу к господам, чтобы получать пропитание и кров или же, получая денежное вознаграждение, обеспечивать себя пропитанием и кровом самостоятельно. Эти люди назывались работниками, от слова работа, однокоренного со словом раб; то было своего рода видоизмененное рабство, которое вследствие национальной апатии вылилось в конце концов в настоящее рабство.

Прибавьте к этому еще закупов (от глагола купить), то есть людей, продававших себя за долги. Нечто подобное мы видели у римлян, помните?

«Если должник не улаживает долги, держать его в оковах шестьдесят дней; в течение этого срока трижды приводить его в базарные дни в суд и там громогласно объявлять сумму взыскиваемого с него долга».

Служба закупов и кабальников (от еврейского слова кабала, означающего долг, вексель) являлась оплатой процентов на долговую сумму. Люди эти подразделялись еще на докладных, то есть тех, кто становился подневольным в силу составленного по всем правилам документа, и тех, кто становился таковым по устному договору.

Были еще обельные холопы, то есть те, что становились рабами пожизненно, будучи выкуплены из колодок или освобождены от какого-либо другого наказания господином, который брал их к себе и нес за них ответственность в будущем. Слово «обельные» происходит от глагола «обеливать».

Все они присоединялись к военнопленным, иноземным и местным, правом распоряжаться жизнью и смертью которых господин мог получить лишь в сражении, рискуя собственной жизнью.

В этом случае, как и в случае с обельными холопами, победитель мог уступить свои права другому, то есть продать своего пленника.

Господин был единственным судьей, правомочным решать, как обращаться с пожизненным рабом и какое наказание на него налагать, даже если это наказание было смертной казнью, ибо уже упоминавшийся нами судебник, «Русская правда», защищал от варварства господ лишь наемных холопов.

Приведем несколько статей о холопстве и рабстве из уложения великого князя Владимира Ярославина, доказывающих, что холопство и рабство существовали в России задолго до Бориса Годунова.

«Если закуп убежит от своего господина, то становится обельным холопом».

Иначе говоря, если подневольный крестьянин, работающий в силу какого-либо обязательства, пускается в бега, чтобы избавиться от своего долга, то он становится крепостным, пожизненным рабом.

«Если же он покидает своего господина открыто, дабы отправиться с жалобой к князю или судьям, то за это нельзя его делать полным холопом, но следует дать ему справедливый суд.

В случае, если господин продаст закупа как обельного холопа, то наймит будет освобожден от своего долга, а господин заплатит князю штраф в двенадцать гривен [двенадцать фунтов серебра]».

Господин нес ответственность за поступки и действия пожизненных рабов, но не отвечал за холопов из числа наемных людей.

«Если обельный холоп украдет лошадь, то господин обязан заплатить за эту кражу две гривны [два фунта серебра], но, если кража совершена наймитом, господин освобождается от всякой ответственности.

Если закупа застали совершающим кражу, господин имеет право выкупить его, но тогда закуп становится его обельным холопом.

Если господин разрешает своему обельному холопу заниматься торговлей, то он отвечает за все долги, какие тот может наделать, и не вправе отказываться оплачивать их».

Введение христианской веры повлекло за собой определенные изменения в русских законах, относящихся к рабству и холопству. «Русская правда» была заменена «Судебником Константина Великого», который со времен Владимира Великого был известен под названием «Царской правды», или «Кормчей книги».

В соответствии с одной из статей этого уложения раб мог выкупить свою свободу.

«Если в случае продажи пленника ратниками этот пленник выплачивает свою цену, то он становится свободным; если же ему нечем выкупить свою свободу, покупатель держит его у себя до тех пор, пока он не отработает эту цену своим трудом, после чего становится свободным».

Цена работы назначалась в три к у н ы в лето. Ку н а – это монета, давно уже вышедшая из обращения, и никто не мог мне сказать, какова была ее подлинная стоимость.

«Кто осмелился лишить кого-нибудь свободы или продал его свободу другому, может быть наказан ущемлением его собственной свободы, так же как он хотел ущемить свободу своего ближнего».

Все эти меры предосторожности, предпринятые для защиты холопа и раба государем, свидетельствуют о том, насколько злоупотребления господ всегда были живучи.

«Если господин наносит побои своему рабу, будь то мужчине или женщине, и если эти люди умирают вследствие полученных побоев, виновный отвечает за это перед законом; если же тот, кто подвергся истязанию, не умер в течение одного или двух дней после полученных побоев, то тот, кто нанес их, освобождается от всякой ответственности перед законом; однако если раб выздоровеет, он становится свободным».

Как видите, здесь снова проявляется связь с римским законом Двенадцати таблиц – первым ответным действием народа против патрицианского сословия Италии:

«Если патрон обманет своего клиента, да будет он предан проклятию.

Если патрон ударит клиента и причинит ему членовредительство, то пусть заплатит двадцать пять фунтов меди, и если не помирится с пострадавшим, то пусть и ему самому будет причинено то же самое».

Горожане Новгорода в своих соглашениях с князьями предусматривали статью, свидетельствующую о том, что в определенных случаях свидетельские показания рабов и холопов принимались во внимание судом.

В этих соглашениях говорилось:

«Князь не будет доверять сказанному, если холоп или раб подаст жалобу на своего господина».

Таково было положение дел ко времени смерти Ивана Грозного.

В другом месте мы изобразили портрет этого русского Людовика XI, которого подвластные ему дворяне прозвали Иваном Грозным, а крепостные – Иваном Великим; вместе с ним уходит Россия Олега, Владимира и Ярослава.

Сегодня перед нами Россия Бориса Годунова, преобразованная Петром Великим.

Иван Грозный оставил двух сыновей – Федора и Дмитрия, то есть умирающего и ребенка.

Татарин по имени Борис Годеонов, или Годунов, был первым министром Федора.

В царствование этого умирающего, стоящего на пороге смерти, и от его имени Борис Годунов издает указ.

Этот указ датируется 1593 годом.

У меня сейчас нет перед глазами его текста: я пишу эти строки на Волге, где библиотеки встречаются редко и навести справки затруднительно.

Указ гласил, что отныне крестьянин будет прикреплен к земле и не сможет покидать свой дом без согласия помещика. В указе не упоминаются ни холоп, ни раб: там говорится о крестьянине.

Стало быть, крестьянин, представлявший при Рюрике третье сословие государства, то есть землю, – двумя другими, напомним, были средний класс, то есть промышленность, и знать, то есть меч, – стало быть, повторяю, крестьянин оказался неотличим от холопа и раба и составлял с ними одно целое.

Прежде он подчинялся лишь одному-единственному установлению (если, разумеется, он не был ни холопом, ни рабом).

До дня святого Георгия работнику и хлебопашцу запрещалось покидать хозяина, нанявшего его или заключившего с ним договор на обработку земли.

То был старинный обычай, сложившийся в силу необходимости обеспечить обработку земли и возведенный в закон Иваном III в 1497 году, то есть примерно за сто лет до указа Бориса Годунова.

Однако мы не видим в истории той эпохи никаких свидетельств того, что крестьяне, прикрепленные указом 1593 года к земле, так или иначе возмутились против него.

Дело в том, что русский XVI века все еще был слове– нином XI века.

В чем же состояла цель этого указа? Воспрепятствовать, во имя сохранения земледелия, переселению крестьян в города, которое способствовало развитию промышленности, но приводило к обезлюдению страны, начавшемуся после того, как был открыт путь с Востока вокруг мыса Доброй Надежды и караванам из Индии и Персии уже не нужно было идти сухим путем.

Тот, кто издал этот указ, возможно, и сам не понимал всю его важность, ибо вскоре возникла необходимость внести в него изменения, и не кто иной, как Василий Шуйский, законом от 1607 года увековечил прикрепление крестьян к земле.

Это несправедливое уподобление крестьян холопам и рабам особенно ранило Алексея Михайловича, отца Петра I.

В его «Уложении» данному вопросу посвящено две статьи: одна относится к главе XI, вторая – к главе XX.

Глава XI содержит обсуждение вопросов, связанных с крестьянами, глава XX – схолопами, то есть личными рабами.

В главе XI вводится запрет для помещиков перевозить крестьян с земель, пожалованных государем, в личные или вотчинные имения и силой забирать крестьянина, который добровольно и на постоянной основе нанимается к другому хозяину.

В главе XX помещикам, под страхом подвергнуться наказанию, что государь укажет, запрещается превращать крестьян, прикрепленных к земле, в холопов.

Таким образом, в 1649 году крестьянин прикрепляется к земле и не может покинуть ее без разрешения помещика, но при этом он не является холопом, то есть пожизненным рабом.

Конечно, в этом прикреплении свободного человека к земле, на которой он родился и которую обязан возделывать в пользу своего хозяина, есть некое противоречие; но что доказывает это противоречие? Что положение в то время оказалось уже чрезвычайно запутано, и сделать правосудие ясным не представлялось возможным.

Несмотря на две упомянутые главы в «Уложении» Алексея Михайловича, злоупотребления укоренились и распространились настолько, что в указе царя Петра, датируемом 1 января 1719 года, говорится:

«Понеже многие помещики творят по отношению к своим крестьянам всяческие безобразия и притеснения, то земским властям предписывается смотреть накрепко и до такого разорения не допускать, присылая в Сенат свидетельства о виновных, против коих по указанию самого императора будут предприняты необходимые меры».

В 1721 году царь Петр I узнает, что крестьян продают порознь, то есть мужа без жены, отца или мать без детей, и приказывает Сенату как можно быстрее прекратить эту бесчеловечную торговлю.

В 1722 и 1724 годах, неизменно заботясь о благополучии этого сословия своих подданных, которые, как он понимал, были угнетены и угнетены несправедливо, царь Петр издает два указа, обязывающие помещиков выдавать вступающим в брак крестьянам обоих полов свидетельства, в которых они должны были под присягой и под страхом самых тяжких наказаний подтвердить, что не принуждают молодых к браку.

Царь не догадывался, что эти указы, изданные для того, чтобы сберечь остатки крестьянской свободы, станут позднее основой закона, по которому крестьяне не могут вступать в брак, не имея на то разрешения своих помещиков!

Чтобы найти указ в пользу крестьян, нам следует перейти от Петра I к Павлу I.

5 апреля 1797 года Павел I издает повеление, в соответствии с которым крестьянин не должен трудиться на своего хозяина более трех дней в неделю.

Заметьте, что ни Борис Годунов, ни Василий Шуйский, ни Алексей Михайлович, ни царь Петр не вменяли крестьянам в обязанность какую-либо работу.

Помещики делали из этого вывод, что крестьяне должны работать на них всю неделю, и, соответственно, так и заставляли их трудиться.

Павел I ограничивает продолжительность бесплатной работы на помещиков, барщины, тремя днями, что улучшает положение крестьян, которые прежде, когда длительность такой работы не была поставлена в какие– либо рамки, должны были все свое время трудиться на помещика.

Когда в 1798 году местными судами и вслед за ними, а вернее, вместе с ними, Сенатом, состоявшим из помещиков, в Малороссии была разрешена продажа крестьян без земли, император Павел пишет на докладе, представленном ему на подпись, резолюцию, которая не допускает двойного толкования: «Не продавать без земли». Однако это не мешало помещикам продавать своих крестьян с землей или без нее, это уж как они договаривались.

Такая торговля, запрещенная императором Павлом, происходила настолько открыто, что ее вели прямо на ярмарках.

Изданный императором Александром I указ, дату которого мне не удается найти, но в существовании которого я уверен, запрещает продавать крестьян на ярмарках и торгах.

Другой указ, дата которого – 1803 год – у меня перед глазами, упраздняет заведенное у помещиков правило погашать свои долги, расплачиваясь с кредиторами трудом собственных крестьян.

Александр I долгое время вынашивал мечту об упразднении крепостного права; обладая столь восприимчивым к любви сердцем, он понимал все горести, связанные с рабством. И умер он, питая сожаление, что освобождение крестьян не произошло во время его царствования.

Итак, окидывая взглядом эпоху от прихода к власти Рюрика и вплоть до смерти императора Николая, видишь следующее.

Народ, который, не обладая способностью к самоуправлению, призывает иноземного государя; который отдает этому князю в его владение и во владение его приближенных столько земли, сколько тот считает нужным взять; который не ставит пределов его власти, ибо по своему характеру ненавидит сражения и любит покой; который позволяет образоваться в руках преемников этого князя, а точнее, в руках живущих под их началом бояр, классу рабов, состоящему вначале из военнопленных, осужденных правонарушителей, несостоятельных должников, сирот и людей без кола и двора; который отдает внаем свой труд и в заклад свою свободу, не приняв должных мер предосторожности, связанных с оплатой этого труда и сохранением этой свободы, и который, если только у него есть хлеб насущный в течение года и теплое пристанище во время зимних месяцев, заботится о сохранении свободы своих детей ничуть не больше, чем его заботит сохранение собственной свободы; который в один прекрасный день обнаруживает себя плененным по ' казу какого-то захватчика престола и убийцы и не имеет возможности этому воспротивиться; который, возможно, и жалуется, но не бунтует, надеясь на справедливость государя и называя его, как Господа Бога, своим отцом. И в самом деле, этот государь, столь грозный, что дворянство говорит о нем: «Близ царя – близ смерти», оказывается единственным, кто от случая к случаю, скачкообразно, если можно так выразиться, заботится об этом народе и издает в его пользу указы, которые не выполняются.

Теперь посмотрим, каково было положение русского крестьянина ко времени восшествия на престол императора, только что вернувшего народу его звание народа, а человеку – его человеческое достоинство.

X

Сегодня, вследствие указа Бориса Годунова, крестьянин и раб в России суть одно и то же.^[386]

Единицей учета в переписях служит тягло. Муж и жена, независимо от того, имеют они детей или не имеют, составляют одно тягло.

Каждое тягло получает от своего господина шесть арпанов земли (три гектара) земли бесплатно: два идут под весенний сев пшеницы, два – под осенний, два остаются под паром, пока остальные четыре приносят урожай; кроме того, каждое тягло получает один гектар луговой земли: итого, восемь арпанов.

Каждый гектар, находящийся в хорошей местности, может принести до десяти рублей серебром. Стало быть, четыре арпана – не будем забывать, что два арпана находятся под паром и отдыхают, – могут принести самое большее сорок рублей серебром (сто шестьдесят франков).

Если семья состоит из пяти сыновей и эти пятеро сыновей женятся, то возникает пять тягол, но тягло отца прекращает существование.

Когда все сыновья вступают в брак, отец перестает обрабатывать землю: он переходит к так называемой стариковской работе.