Текст книги "Галлия и Франция. Письма из Санкт-Петербурга"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 52 страниц)

Новая попытка, предпринятая им в 1217 году, оказалась не удачнее первой, хотя, получив от друзей значительные суммы, он с новыми силами пересек море. Но и на этот раз ему пришлось заключить мир и возвратиться во Францию, где в 1219 году он принял участие в крестовом походе против альбигойцев.

Эта новая экспедиция имела не больший успех, чем предыдущая. Вначале крестоносцы захватили Марманд, где они убили тысячу пятьсот обитателей этого города, «включая женщин и малых детей. Оттуда они направились к Тулузе, но осаждали и штурмовали город весьма вяло^[277], ибо кто-то из наших злокозненно противодействовал успеху святого дела, и, когда поход потерпел неудачу, они возвратились в свои края, заслужив скорее хулу, чем славу»^[278].

В 1223 году король Филипп Август заболел и умер накануне июльских ид^[279], в возрасте шестидесяти девяти лет. Правил он сорок три года.

Филипп продолжил начатое Людовиком Толстым дело укрепления монархии, упрочив систему управления, королевство и трон. Он отвоевал Нормандию, Турень, Анжу, Мен и Пуату, купил графства Овернь и Артуа, вернул себе Пикардию, большое число укрепленных городов в Берри, а также многие графства, кастелянства и сеньории.

Со своей стороны дух освобождения широко распространился в народе, подтачивая с тыла феодальные владения, которые король атаковал в лоб, и способствуя образованию вокруг Парижа, свободного благодаря присутствию в нем короля, пояса вольных коммун, не только не плативших монарху ни налогов, ни податей, но к тому же еще иногда выступавших против него, о чем свидетельствуют списки взятых в битве при Бувине пленных, среди которых были люди, принадлежавшие к пятнадцати различным коммунам.^[280]

Именно в это царствование Парижский университет стал знаменитым. Там преподавали тривиум и квадривиум. Тривиум состоял из грамматики, риторики и диалектики, а квадривиум – из астрологии, геометрии, арифметики и музыки.

Филипп Август предпринял либо завершил несколько работ общественного назначения. Собор Парижской Богоматери, фундамент которого едва выступал из-под земли, когда король взошел на трон, был полностью построен к тому времени, когда он скончался; Париж, постоянное расширение которого требовало новой линии укреплений, был по его приказу окружен городскими стенами^[281]; стремясь к тому, чтобы город утратил свое имя , с двух сторон шедшими в южном направлении к Сене, включил в эти пределы весьма обширные земельные площади и заставлял владельцев полей и виноградников либо сдавать земли в аренду горожанам, чтобы те строили новые дома, либо строить их самим, чтобы Лютеция^[282], он первым велел замостить три из двухсот тридцати шести улиц столицы.^[283] И опять-таки это он построил ту толстую башню Лувра, куда феодальные владетели являлись приносить клятву верности и где они обретали тюрьму, если их слово оказывалось нарушенным этот религиозный обряд воинской церемонией: в присутствии всего своего двора он посвятил сына в рыцари.

Через месяц после смерти Филиппа король Людовик VIII был помазан и коронован в Реймсе. Поскольку он правил всего три года, его царствование не отмечено сколько-нибудь значительными событиями, ведь его экспедиция в Англию и первый предпринятый им крестовый поход происходили еще при жизни его отца.

Тем не менее мы видим, как он чрезвычайно смело и достаточно успешно воюет, хотя уже и не против англичан из Нормандии и Гиени, изгнанных его отцом из королевства, а против некоторых французских сеньоров, все еще остававшихся их сторонниками. Именно тогда он взял замок Ньор и город Ла-Рошель у Савари де Молеона, оборонявшего против него две эти крепости – сначала одну, а затем другую. Узнав о двух этих победах, пишет неизвестный автор жизнеописания Людовика VIII, «знатные вельможи Лиможа, Перигора и Аквитании, за исключением гасконцев, живших по ту сторону Гаронны, с величайшей покорностью поклялись быть преданными королю Людовику и хранили ему верность».

В 1226 году Людовик предпринял новый крестовый поход против альбигойцев. Войско, которому он приказал собраться в Бурже, двинулось через Невер и Лион и остановилось под Авиньоном, считавшимся неприступным. Осада действительно была долгой и губительной; в конце концов крепость сдалась: ее рвы были засыпаны, а триста снабженных башнями домов, которые имелись в городе, были разрушены и срыты до основания; после этого король двинулся к Тулузе.

Однако, испытывая недомогание, он передал командование краем Гумберту де Боже и направился обратно во Францию. Прибыв в Монпансье, что в Оверни, он вынужден был там остановиться. Охватившая его болезнь быстро развивалась, становясь все серьезнее, и 27 октября 1226 года он умер на тридцать девятом году жизни, оставив, согласно завещанию, десять тысяч ливров двум тысячам лепрозориев, которые были построены во Франции вследствие крестовых походов.

Именно к этому веку восходит учреждение первого нищенствующего ордена, а также издание указа, запрещавшего похотливым женщинам, проституткам и распутницам носить платья с откидным воротником, шлейфы, а также золотые пояса.^[284]

Людовик VIII оставил не такой уж значительный след в истории, хотя современники называли его «Львиное Сердце» за храбрость и «Лев Миролюбивый» за кротость, а Никола де Бре, автор поэмы в его честь^[285], ставит его выше Александра Македонского и Цезаря^[286]. Имя этого короля заглушают имена его предшественника и его преемника: он был сыном Филиппа Августа, он стал отцом Людовика Святого.

Людовику IX не было еще четырнадцати лет, когда по приказу его матери, Бланки Кастильской, он был коронован в Реймсе архиепископом Суассонским.^[287] Время, которое прошло между смертью Людовика VIII и совершеннолетием Людовика IX, регентша употребила на то, чтобы усмирить бунты отдельных сеньоров, которые восставали якобы из презрения к правлению женщины, а на деле – из ненависти к королевской власти, укреплявшейся все больше и больше. Со своей стороны, коммуны усиливались, и стремление народа к освобождению быстро набирало силу. В 1233 году король стал совершеннолетним и взял управление королевством в свои руки.

Людовик IX представляет собой совершенный образец человека средневековья: он обладал могучей рукой, авантюрным духом, религиозной душой, скромным нравом; он сражался лично, как последний из своих рыцарей; он отправлял правосудие под сенью дуба, без судебных приставов и стражников, и умер за тысячу льё от своей столицы, в лагере, подняв глаза к небу и говоря Богу:

«Я войду в дом твой, Господи, буду поклоняться тебе в святом храме твоем и сознаюсь в прегрешениях своих!»^[288]

У      Людовика Святого был свой хронист и свой поэт: Тйльом из Нанжи описал его историю, а Жуанвиль – его эпопею; ведь рассказ Жуанвиля – это настоящая поэма, восхитительная своей простотой, удивительная в своей наивности и полная великой надежды и веры.

Царствование Людовика Святого слишком хорошо известно, что обсуждать его здесь со всеми подробностями, и мы ограничимся лишь тем, что назовем основные связанные с ним факты и события.

В 1242 году – победы под Тайбуром и Сентом над графом Гуго де Ла Маршем, мятеж которого поддержала Англия.^[289]

В 1250 году – пятый крестовый поход в Египет, где король был взят в плен.^[290]

В 1251 году – смута, поднятая пастушками.^[291]

В 1259 году – возвращение Генриху, королю Англии, его прежних владений к югу от Луары^[292] в обмен на его отказ от притязаний на герцогство Нормандия, графства Анжу, Мен, Турень, Пуату и их лены.

В 1269 году – шестой и последний крестовый поход против Туниса, во время которого король умирает на раз-

валинах древнего Карфагена^[293], и клятвенное обещание верности Французскому королевству, принесенное баронами и рыцарями-крестоносцами Филиппу, сыну Людовика Святого.

Менее значительные события царствования Людовика Святого, относящиеся к внутренней жизни страны, таковы:

учреждение Сорбонны Робертом^[294];

появление в 1260 году во Франции буссоли, привезенной венецианцем Марко Поло^[295];

употребление астрономических таблиц, названных «аль– фонсины»;

использование свидетельских показаний взамен судебных поединков;

учреждение купеческой полиции Этьенном Буало, купеческим прево;

сопротивление короля вмешательствам со стороны римской курии и выступление в защиту свобод галликанской церкви;

введение Кодекса, или Гражданских установлений Людовика Святого.

Внешние события таковы:

создание государства Пруссия рыцарями Тевтонского ордена (1230);

возникновение вольных городов в Италии и ганзейских городов в Германии (1254);

коммуны допущены в английский парламент (1265); Конрадин обезглавлен по приказу брата Людовика Святого, Карла Анжуйского, которого папа Урбан IV облек властью над Неаполитанским королевством (1268).

Кроме того, в царствование Людовика Святого был совершен огромный скачок одновременно в трех областях – в поэзии, в науках и в свободах:

в отношении поэзии – песнями Тибо, графа Шампанского;

в отношении наук – изобретением буссоли, основанием Сорбонны и покровительством, дарованным Университету^[296];

в отношении церковных свобод – Церковным кодексом;

в отношении гражданских свобод – правом обращаться к королевским судьям;

в отношении политических свобод – допущением коммун в парламент.

Смерть Людовика Святого, хотя она и вселила в войско великую печаль, не прервала осады Туниса. Карл, король Сицилии, прибыв морем со значительным числом рыцарей, возвратил надежду и присутствие духа христианам; сарацины же, напротив, при виде того, что крестоносцы приготовили множество стенобитных орудий и «В Париже вспыхнула великая распря между школярами и горожанами, и горожане убили нескольких клириков. И потому клирики, покинув Париж, разбежались по разным странам света. Видя такое, король Людовик Святой весьма опечалился тем, что изучение словесности и философии в этой сокровищнице накопленных знаний, что превосходила все прочие и брала над ними верх, прекратится с уходом из Парижа ученых. Наука пришла из Афин в Рим, а из Рима, заботами Карла Великого и вместе с регалиями рыцарства, – во Францию, вслед за Дионисием Ареопагитом, греком, который первым распространил в Париже католическую веру. И потому благочестивейший король [Людовик Святой], опасаясь, как бы столь великое сокровище не ушло из королевства, ведь наука и знания служат сокровищем для спасения, в а р l е п ii а е I в с I е и ll а^[297], и испытывая страх, что Господь скажет ему: “Как ты отверг науку, так я отвергну тебя”, приказал вышеупомянутым клирикам возвратиться в Париж, встретил их там с величайшей милостью и распорядился, чтобы горожане немедленно возместили им все убытки, какие они до этого им нанесли».

настроились осадить Тунис с суши и с моря, предложили мирный договор, который и был принят.

Его главные условия были следующими: все христианские пленники, находящиеся в Тунисском королевстве, будут отпущены на свободу;

католические проповедники будут иметь право проповедовать веру Христову в монастырях, построенных в честь Христа, по всему королевству;

все, кто пожелает креститься, смогут сделать это беспрепятственно;

король Туниса, после того как он возместит все расходы, понесенные королями и баронами во время этого похода, возобновит выплату положенной дани королю Сицилии.

После того, как договор был заключен, король и вельможи, видя, как войско сокращается от морового поветрия и прочих болезней, решили вернуться во Францию через Сицилию и Италию. Но, прежде чем покинуть Африку, они поклялись у тела Людовика Святого вернуться в Святую Землю и пробыть во Франции лишь столько, сколько потребуется для коронации короля, восстановления сил и набора нового войска. Однако несколько рыцарей, более ревностных, чем прочие, не пожелали возвращаться вместе с ними и под предводительством Эдуарда, старшего сына Генриха, короля Англии, направились в Сирию, чтобы оказать помощь христианам.^[298]

Ну а Филипп III покинул эту землю скорби, увозя с собой останки отца, Людовика Святого, и брата, герцога Неверского. По пути домой он потерял еще и сестру и, прибыв с погребальным кортежем во Францию, произвел торжественное погребение останков членов своей семьи в аббатстве Сен-Дени, где покойные желали быть похороненными.

В августе того же года Филипп был помазан и коронован в Реймсе епископом Суассонским.

«Филипп Смелый оказался в промежутке между Людовиком Святым, своим отцом, и Филиппом Красивым, своим сыном, точно так же, как Людовик VIII – между Филиппом Августом и Людовиком Святым; и, подобно тому, как пахарь оставляет поле под паром между двумя жатвами, Провидение дало Франции отдых между двумя великими царствованиями».^[299]

Мы позаимствовали эту фразу у Шатобриана, ибо невозможно более точно и более красочно высказаться о том, что представляло собой царствование Филиппа.

В самом деле, это царствование, длившееся пятнадцать лет, не отмечено ничем примечательным, за исключением войны, которую король вел против Педро Арагонского. Обратимся к ее причинам.

Карл Анжуйский, брат Людовика Святого, одержав победу над Манфредом и убив его, подобрал у подножия эшафота Конрадина сицилийскую корону. Папа Климент подтвердил его право владеть королевством, отдавать которое ему он не имел оснований, и французы на правах победителей обосновались в Палермо, а оттуда распространились по всему острову.

И тогда сицилийцы установили тайные сношения с Педро Арагонским, который через посредство своей жены, дочери Манфреда, обладал правами на корону, незаконно захваченную Карлом Анжуйским. Педро Арагонский собрал мощное войско и флот. Эти враждебные приготовления вызвали подозрения у папы Мартина и Карла Анжуйского, потребовавших у него объяснений по поводу его планов. В ответ на это Педро заверил Рим, направив туда официальную депутацию, что собранные им силы предназначены для служения Богу, внушившему ему мысль отправиться в крестовый поход, чтобы помочь христианам Иерусалима. И действительно, он пустился в плавание, встал на якорь в одном из портов Африки и приготовился оказать содействие сицилийцам.

«В 1282 году от Рождества Христова, – пишет Гильом из Нанжи, – жители Палермо и Мессины, охваченные ненавистью к королю Карлу и французам, обосновавшимся на острове, убили их всех, не разбирая ни пола, ни возраста. Отвратительнее всего было то, что они вспарывали утробы местным женщинам, зачавшим от французов, и убивали плод, прежде чем он появлялся на свет».

Всем известно, что это побоище случилось в час вечерни, колокольный звон к которой послужил сигналом к восстанию, и что французов распознавали, заставляя их произносить слово «cicero»^[300], точно так же, как через двадцать лет их заставят повторять в Брюгге фразу на нижненемецком: «seilt ende vrient»^[301].

Карл Анжуйский, находившийся во время этой резни в Риме, тотчас же направил во Францию своего сына Карла, принца Салернского, чтобы попросить помощи у Филиппа, своего племянника. Сам же он проследовал мимо маяка Мессины и осадил этот город. А в это время жители Палермо встречали у себя в порту Педро Арагонского и его войско. Вся Сицилия приветствовала его как освободителя, и он был избран ее королем. При виде этого Карл снял осаду Мессины и вернулся во Францию. Оттуда он направился в Апулию и умер там 7 января 1284 года.

И тогда папа Мартин отлучил Педро Арагонского и отдал его королевство Карлу, сыну короля Филиппа, как прежде он отдал королевство Конрадина Карлу Анжуйскому. Король Франции собрал армию и двинулся через Пиренеи, чтобы ввести сына во владение дарованным ему королевством, пересек эти горы по дорогам, считавшимся непроходимыми, и осадил Жирону.

Педро Арагонский немедленно отправился защищать свое королевство. Его известили, что в порт Росас, где стоял королевский флот, должен прибыть французский конвой, чтобы взять там провизию и доставить ее в лагерь; и тогда он, желая захватить провизию, которую вез этот конвой, вместе с пятью сотнями рыцарей и тремя тысячами пехотинцев устроил засаду на дороге, где тот должен был пройти.

Узнав об устроенной засаде, Рауль, сеньор де Нель, коннетабль Франции, граф де Ла Марш и Жан де Аркур двинулись впереди конвоя, имея сто пятьдесят шесть вооруженных рыцарей. Арагонцы, видя столь малочисленный отряд, бросились на него; однако французы храбро защищались, как это делают люди, которые держатся начеку. В итоге, несмотря на численное превосходство противника, они разбили арагонцев, и при этом граф де Ла Марш смертельно ранил, не узнав его, Педро, облаченного в простые доспехи и незаметно для французов отправившегося умирать в одно из аббатств.

Филипп, не знавший о смерти своего врага, но видевший приближение зимы и чувствовавший себя больным, оставил гарнизон в Жироне, сдавшейся при известии о победе французов, распустил свой флот и отступил в Перпиньян, где его болезнь стала развиваваться так быстро, что уже 15 октября 1285 года, через два месяца после смерти Педро, он в свой черед скончался, находясь почти рядом с портом Эг-Морт, откуда его отец отправился умирать в Тунис. Его плоть и внутренние органы были погребены в главной церкви Нарбонны, а кости и сердце привезены в Сен-Дени.^[302]

Филипп выдал первую из грамот о пожаловании дворянства и тем самым нанес первый удар по аристократии, введя в ее ряды горожан. Тот, кто удостоился этой милости, был ювелир по имени Рауль. Не прошло и двух веков с тех пор, как народ стал бороться за то, чтобы не быть рабом, и вот его уже возводят в дворянство.

Филипп IV взошел на престол и был коронован в том же году.^[303]

Его царствование, ставшее рубежом между правлением чисто феодальным и правлением феодально-монархическим, царствование, отмеченное общественными преобразованиями, стало одним из важнейших для монархии, если судить то тому, сколько за это время рухнуло старого и появилось нового.

Рухнул религиозный дух, являвший собой суть крестовых походов; рухнула власть пап, исполнившая свою демократическую миссию; рухнул могущественный орден тамплиеров, которых судили как преступников и, возможно, превратили в мучеников.

Появились парламент и третье сословие; появилась республика Вильгельма Телля в Швейцарии; появилась республика Артевелде во Фландрии; и земля монархий вздрогнула от двух этих первых извержений народного вулкана.

Вот как рухнул религиозный дух крестовых походов.

Клятва вернуться в Палестину, данная крестоносцами над телом Людовика Святого, унеслась вместе с бурей, которая разметала их флот. Распри между Педро Арагонским и Карлом Анжуйским окончательно стерли эту клятву из памяти христианских народов, так что на той земле, которую за два века до этого они стремились завоевать, осталось лишь два города, принадлежавших христианам: Триполи и Сен-Жан-д'Акр.

Да и то, второй из них защищали только король Кипра, два военно-духовных ордена, тамплиеров и госпитальеров, и тысяча пятьсот воинов, нанятых папой Николаем.

В 1288 году, через три года после вступления Филиппа Красивого на трон, Триполи был захвачен султаном Вавилонским. Все укрывавшиеся там христиане были либо убиты, либо обращены в рабство, и устрашенная Акра тотчас запросила двухлетнее перемирие, которое было ей предоставлено.

Однако через некоторое время после заключения перемирия наемный гарнизон этой крепости вышел из ее стен, вопреки воле тамплиеров и госпитальеров, и стал совершать набеги на города сарацин, полагавшихся на соблюдение договора, и безжалостно убивать всех встречавшихся им неверных, не различая ни возраста, ни пола.

Султан, узнав об этом нарушении договора, тотчас же потребовал у обитателей Сен-Жан-д'Акра выдать ему тех, кто был виновен в гибели его соплеменников, а в случае отказа грозил истребить всех горожан и обратить город в развалины, как это произошло в Триполи. Горожане отказались.

И тогда султан выступил против них, ведя с собой огромное войско; однако, заболев по дороге, он ощутил, что охватившая его болезнь смертельна; уверившись в этом, он собрал у своего ложа семь эмиров, предоставил каждому из них по четыре тысячи всадников и по двадцать тысяч пехотинцев и направил их к Сен-Жан-д'Акру. При этом столь же значительное войско еще оставалось стоять лагерем вокруг шатра султана.

Султан приказал, чтобы на его место избрали сына, велел ему сразу же после кончины отца присоединиться к первому выступившему отряду и возложил на него исполнение миссии, взятой им в отношении жителей Сен-Жан-д'Акра, – залить этот город кровью и разрушить его.

Стоило султану закрыть глаза, как сын начал исполнять данное отцу обещание. Он двинулся к Сен-Жан– д'Акру, разбил лагерь в миле от города и немедленно стал устанавливать и готовить к бою множество стенобитных машин и других военных орудий.

Четвертого мая 1290 года, несмотря на сопротивление осажденных, эти неповоротливые посланцы смерти приблизились к стенам города и, как только он оказался в пределах досягаемости, обрушили на него град камней, продолжавшийся два дня. Испуганные жители посадили на корабли и отправили на Кипр стариков, больных, женщин и детей, которые не могли содействовать обороне крепости. Вместе с ними они погрузили на эти суда сокровища, дорогие товары и церковные святыни; так что в Акре осталось всего двенадцать тысяч человек, среди которых насчитывалось не более пятисот рыцарей.

Пятнадцатого мая сарацины предприняли штурм: они атаковали ту часть укреплений, оборона которой была доверена королю Кипра. Крепость была бы взята, если бы на помощь ему не пришли рыцари-храмовники. На следующий день, выставив предлогом усталость, король Кипра перепоручил оборону этой позиции командиру германского отряда и ночью бежал морским путем, забрав с собой всех своих приближенных и около трех тысяч воинов.

На рассвете следующего дня сарацины, видя, как мало солдат защищают ту часть укреплений, которую они уже чуть было не взяли, во множестве двинулись к этому месту, засыпали ров, пробили каменную стену и проникли в город, но подоспевшие госпитальеры и храмовники отбросили их еще раз. Однако это был последний успех осажденных. Наутро сарацины вновь ворвались в город, теперь уже через ворота Святого Антония, и снова столкнулись со своими вечными и неутомимыми врагами, рыцарями-храмовниками и госпитальерами. Однако на этот раз силы рыцарей ослабли и удача отвернулась от них. Монахи-воины пали почти все, призывая сражаться, исповедуясь друг другу и до последней минуты славя Господа, за которого они умирали. Когда они погибли, город был взят.

Сарацины стерли его с лица земли. Крепостные стены, башни, церкви, жилые дома – все было разрушено. Патриарха и великого магистра ордена госпитальеров, раненых и истекающих кровью, отнесли в лодку, надеясь добраться на ней до Эгейского моря или до Сицилии, но оба они скончались в пути.

«Вот так, — говорит Гильом из Нанжи, – город Акра, единственное и последнее прибежище христианства на этой земле, был разрушен врагами веры, ибо не нашлось ни одного короля среди христиан, который оказал бы ему помощь в этой беде».

Таким образом крестоносцы потеряли Святую Землю, которую они никогда уже не сумели отвоевать.

Важное место в царствование Филиппа IV занимали его распри с папой Бонифацием VIII. Вот каковы были их причины, обстоятельства и последствия.

Вначале отношения короля и святого отца были вполне благополучными. В сочинении Гильома из Нанжи мы обнаруживаем упоминание о том, что в 1297 году Филипп предъявил на ассамблее прелатов Французского королевства послание, которым Бонифаций УШ разрешал ему и его ближайшему наследнику взимать, если этого потребуют нужды государства и на то будет согласие духовенства Франции, десятую часть церковных доходов.

Однако какое-то время спустя епископ Памье, произнесший при дворе короля Франции оскорбительные для королевского величия слова, был арестован по приказу Филиппа и затребован папой Бонифацием как подсудный лишь церковному суду. Король велел выпустить его из тюрьмы и изгнать из королевства.^[304]

Бонифаций, уязвленный подобным способом соглашаться с его требованиями, направил королю буллу, в которой он требовал от него признания, что своей властью над Французским королевством тот обязан Святому престолу, и объявлял еретиком всякого, кто будет поддерживать иное мнение, пусть даже мысленно. Булла была прилюдно сожжена на ассамблее в королевском дворце, и доставившие ее гонцы были отосланы без ответа.^[305] Составить ответное послание и отправить его взялся хранитель королевской печати Пьер Флотт. Вот как начиналось письмо, адресованное Бонифацию:

«Филипп, Божьей милостью король французов, Бонифацию, считающему себя папой, привета не шлет.

Да будет Вашему Чваннейшеству известно, что в отношении мирской власти мы не подчиняемся никому».

Бонифаций ответил третьей буллой, содержащей упреки Филиппу. Он обвинял его в обременении подданных податями, порче монеты и взимании доходов с вакантных бенефициев.^[306]

Все три сложившиеся к этому времени сословия направили в Рим письма: духовенство на латыни, а дворянство и третье сословие на романском языке. Послание духовенства сохранилось до наших дней: оно выдержано в уважительных, но твердых тонах; послания от дворянства и третьего сословия утрачены, однако ответ кардиналов свидетельствует о том, что ни одно из этих двух сословий даже не именует папу первосвятителем.

За этим ответом кардиналов немедленно последовала булла, налагавшая интердикт на королевство и отлучавшая Филиппа от Церкви. Двоих нунциев, доставивших эту буллу, посадили в тюрьму, и в Лувр были созваны представители трех сословий. Начался гласный суд над Бонифацием; в ходе расследования было признано, что он отрицает бессмертие души, сомневается в реальности присутствия тела Христова в причастии, запятнан постыдным грехом и называет французов патаренами^[307]. Все три сословия присоединились к этому мнению, и Филипп обжаловал буллы Бонифация, обращаясь к грядущим церковным соборам и будущим папам.^[308]

Не довольствуясь этим, Филипп дал приказ Гильому Ногаре де Сен-Феликсу, находившемуся в Италии, похитить папу и препроводить его в Лион, где на Вселенском Церковном соборе у него должны были отобрать ключи святого Петра.

Рассказ об этом событии мы целиком заимствуем у г-на де Шатобриана: на фоне сухой прозы нашего повествования это станет удачей для наших читателей:

«Ногаре сговорился с Колонной, одним из членов могущественной римской семьи, которую преследовал Бонифаций.^[309]Операция была проведена скрытно и успешно: Ногаре и Колонна с помощью нескольких вовлеченных в это дело дворян и завербованных авантюристов проникли в Ананьи 7 сентября 1303 года, на рассвете. Местные жители присоединились к нападающим и ворвались во дворец папы. Двери его покоев были взломаны; все вошли внутрь.

Папа восседал на троне: на плечах у него была мантия святого Петра, на голове тиара, увенчанная двумя коронами, символами духовной и светской власти, а в руках он держал крест и ключи.

Удивленный Ногаре почтительно приблизился к Бонифацию и, исполняя свою миссию, призвал его созвать в Лионе Вселенский Церковный собор. “Для меня будет утешением, – произнес в ответ Бонифаций, – быть приговоренным патаренами”. Дед Ногаре был патареном, то есть альбигойцем, и был сожжен заживо как еретик. “Так намерен ты сложить с себя тиару?!” – воскликнул Колонна. “Вот моя голова, – ответил Бонифаций, – и я умру на престоле, на который посадил меня Господь”.

После этого гордого ответа, данного им Колонне, Бонифаций принялся поносить Филиппа последними словами. Колонна дал папе пощечину и вонзил бы ему в грудь меч, если бы его руку не удержал Ногаре. “Жалкий папа! – воскликнул Колонна. – Цени доброту монсеньера короля Франции, который при моем посредстве оберегает тебя и защищает от твоих врагов”. Опасаясь яда, Бонифаций, отказался от всякой пищи. Из рук какой-то бедной женщины, взявшейся кормить его, он за три дня съел кусочек хлеба и четыре яйца. Местные жители, в силу присущего народу непостоянства, освободили папу, после чего он уехал в Рим и умер там, впав в неистовое безумие (11 октября 1303 года). Некоторые авторы пишут, будто он разбил себе голову о стену, а перед этим отгрыз себе пальцы»^[310]

Народ сочинил ему следующую эпитафию: «Здесь покоится тот, кто прокрался к папскому престолу, как лиса, правил, как лев, и умер, как собака».

Не прошло и двух веков с тех пор, как Григорий V отлучил Роберта, и вот Филипп IV, в свой черед, низложил Бонифация VIIL Григорий VII, одинаково отстоящий от них по времени, олицетворяет собой высшую точку папского могущества. До него папская власть неуклонно возрастала, а после него она лишь убывала.

Итак, мы объясняли, в чем, по нашему мнению, состояли причины этого ослабления власти и этого упадка.

Обратимся теперь к суду над тамплиерами.

«В 1307 году от Рождества Христова, — рассказывает автор “Славных деяний французов”, – произошло великое событие, удивительное событие, известие о котором следует письменно передать потомству. В день святого Эдуарда Исповедника по приказу короля и его совета были неожиданно схвачены все тамплиеры на всем пространстве Французского королевства, к величайшему удивлению всех тех, кто узнал, что древний орден Храма^[311], наделенный римской Церковью самыми большими привилегиями, был целиком, за исключением нескольких секретарей и орденских служащих, в течение одного дня взят под стражу; никто не знал причины этого неожиданного ареста».^[312]

Преступления, послужившие основанием для их обвинения, были такими.

«Прежде всего (что за мерзость!), — рассказывает продолжатель Гильома из Нанжи, – они по приказу магистра (такое и сказать стыдно!) целовали друг другу задние части тела. Кроме того, они плевали на распятие, топтали его ногами и, подобно идолопоклонникам, тайно и с величайшим почтением поклонялись зверю. Их священники, когда они должны были служить мессу, никоим образом не произносили слов освящения, и, хотя они и давали обет воздержания от женщин, им, тем не менее, дозволялось вступать с ними в плотскую связь».^[313]

Десятого мая 1310 года, после трехлетнего тюремного заключения, претерпев обычные пытки и пытки с пристрастием, пятьдесят четыре тамплиера, приговоренные вследствие собственного признания, были сожжены за пределами Парижа, на поле недалеко от женского монастыря Сент-Антуан. Спустя несколько дней были казнены еще четверо; потом девять других были приговорены по тому же делу и к тому же наказанию архиепископом Реймским и его викарными епископами, затем переданы светским властям и сожжены.