Текст книги "Химическая свадьба (СИ)"

Автор книги: Vilriel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 88 страниц)

– А ведь вы оба можете совершенно нормально общаться друг с другом, – поделилась наблюдением Иванна, беря Каркарова под руку.

– Нормально, как ты изволила выразиться, общаться мы можем только в твоём присутствии. И я бы воздержался от употребления термина «друг» в таком контексте, – хмыкнул тот.

– Вы так дружно спелись, уводя разговор от Метки, что у меня другого термина просто не нашлось, – буркнула Иванна.

– Просто так уж совпало, что мы оба не хотим, чтобы ты касалась этого, – мрачно ответил Каркаров.

– Благородство просто зашкаливает, – вздохнула Иванна. – Вообще, ты действительно решил забросить свои служебные обязанности?

– Нет, конечно. Как придём – соберу со всех отчёты, изучу, а дальше – по обстоятельствам, – пожал плечами Каркаров. – Неужели я не имею права чуточку отдохнуть?

– Имеешь, конечно, ты только не волнуйся, – уверила Иванна, с преувеличенной заботливостью погладив его по щеке.

– Так, ты опять без перчаток? – он поймал её руку за запястье.

– Ну, они где-то в карманах, тут идти два шага! И не холодно совсем!

Вернувшись на корабль, Иванна обнаружила адресованное ей послание от Янко, который запрашивал её мнения о ряде рецептур, предложенных ему независимыми разработчиками. Также он сообщал, что скоро ему понадобится её личное присутствие в Праге, и вообще, сколько можно отлынивать от работы? Иванна быстро набросала ответ в духе «сам дурак», уверила, что приступает к вычитке рецептур и сообщила о готовности явиться на пост по первому же свистку.

Отправив письмо с совой, Иванна вернулась в капитанскую каюту и устроилась на кровати, вооружившись карандашом и обложившись присланными Янко документами. Вскоре к ней присоединился Каркаров, собравший с преподавателей плановые отчёты. Конечно, изучать их на кровати ему было несподручно, тем более, всё пространство заняла Иванна, так что пришлось устроиться за письменным столом. Два часа или около того они провели за работой. Иванна сосредоточенно чиркала комментарии на полях рукописей, издавая нечленораздельные звуки в ответ на каркаровские комментарии к отчётам, сам Каркаров параллельно чтению и комментированию что-то методично записывал – в общем, в каюте царила творческая идиллия, до тех пор, пока Иванна не обратила внимания на повисшую тишину.

Оторвавшись от довольно занятного рецепта снадобья для укрепления ногтей, она покосилась на спину беззвучно постукивающего пальцами по краю столешницы Каркарова, чувствуя, что он сейчас что-то скажет.

– Когда ты планируешь уехать? – не поворачивая головы, наконец, спросил он почти нейтральным тоном.

– Пока не знаю, Янко сказал, что я скоро могу понадобиться в Праге, но не уточнил время, – отозвалась Иванна. – В любом случае, постараюсь закончить там по-быстрому и вернусь.

– Да нет, я просто интересуюсь… Не обязательно… – прикрыв глаза, он потёр переносицу двумя пальцами и повернулся вполоборота к Иванне. – У тебя наверняка полно дел поважнее, чем торчать тут и маяться от безделья, так что задерживать тебя – свинство с моей стороны, – добавил он уже уверенно и твёрдо.

Иванна надела очки, которые были не нужны ей во время чтения, осторожно выбралась из своего бумажного гнезда и подошла к Каркарову.

– Да брось, любые важные дела можно скорректировать, – заявила она нарочито бодро, начиная ощущать зарождающееся беспокойство. – …Игорь, что случилось? Ты в порядке? – всё-таки не сдержалась она.

– Нет-нет, всё нормально, – он привлёк её к себе и обнял. – Правда, не обращай внимания, меня просто не отпускает мысль, что ты – плод моего воспалённого воображения, и стоит мне очнуться – ты пропадёшь.

– Размечтался, – хмыкнула Иванна. – К сожалению, я абсолютно реальна и материальна, – в подтверждение своих слов она ущипнула его за плечо.

– Это не показатель, вдруг ты – полтергейст?.. Ладно, настоящая, я тебе верю, – поспешил уверить он начавшую прицеливаться для того, чтобы щёлкнуть его по лбу, Иванну.

– Да ну тебя, – вздохнула она, ответно обняв его.

– Скажу больше, ты первая и единственная женщина, которой я вообще верю, – добавил он, окончательно её смутив. – И, кажется, на настоящий момент – единственное живое существо, которому я доверяю.

– Ну… Я даже не знаю, что тут сказать, – обескураженно отозвалась Иванна, бессознательным успокаивающим жестом пропуская сквозь пальцы его волосы.

– А ничего и не надо говорить, я факт констатирую. Смешно признаться, я ведь до последнего думал, что я в твоих глазах в первую очередь преступник, и снисхождения заслуживаю лишь как качественный подопытный материал, – продолжил изливать сенсационные признания Каркаров.

– Ты что, совсем дурак?! – возмущённо воскликнула Иванна. – Это ты из моего поведения такой вывод сделал? Я хоть раз давала повод?! Сейчас как обижусь…

– Тише, тише, ты совершенно ни при чём, это всё исключительно игры моего разума. Помнишь ведь, насколько я был далёк от адекватности. Не сразу, но я всё же убедился, что ты действительно надёжный друг, а не одна из тех, кто видит в остальных лишь орудия достижения собственных целей и средства извлечения выгоды. Просто, глядя правде в глаза, я сам из таких – не знаю, насколько это изменилось, вот и судил всех по себе.

– Ну, радует, что ты всё же разобрался – я надеюсь, – она вновь принялась «расчёсывать» его, гадая, закончились ли на этом сенсации, или грядёт что-то ещё.

– Поверь, я не стал бы дарить тебе к выпускному фамильную реликвию, если бы не разобрался, более-менее, – хмыкнул он.

– Ой, да, ты меня этим браслетом в жёсткое удивление вогнал, – призналась Иванна. – Я ведь по книге Наросского его моментально опознала.

– Как мог, выразил свою признательность за твой титанический труд… В любом случае, остатки сомнений окончательно развеялись к следующему утру, если уж быть до конца откровенным. Не представляешь, насколько вправляет мозги, когда тебе в такие минуты транслируют эмоциональный отклик на твои действия… Точнее, мозги вправляет осмысление произошедшего в спокойной обстановке, а, так сказать, «во время» мозги особенно не задействованы.

– Мне показалось это неплохой идеей, – нарочито небрежно отозвалась Иванна. – Хотя, поверь, было непросто решиться впустить кого-то так глубоко в своё сознание. Я, собственно, потом по тормозам и задний ход дала исключительно из сомнения, что смогу ещё раз так повторить, а ты обидишься, если не повторю.

– Охотно верю, мы же одинаковую литературу изучали, имею некоторое отдалённое представление. И для меня твоё доверие очень важно.

– Послушай, а зачем ты мне всё это сейчас говоришь? – сквозь нахлынувшее было смущение вновь пробились ростки беспокойства.

– Ну, нужно было, что бы ты знала, а что сейчас – так совпало просто, – уверил Каркаров.

– А-а… – с сомнением протянула Иванна. – Ну, ладно… Тогда я обратно, – она поцеловала его в макушку и вернулась на кровать.

Устраиваясь среди бумаг, она с подозрением переспросила, точно ли Каркаров себя нормально чувствует и не беспокоит ли его Метка. Он повторил, что всё абсолютно нормально, и тоже возобновил работу.

– Так, и где этот чёртов Петросян? – без каких-либо переходов воскликнул он, открыв очередной отчёт. – Он что, думает, это смешно?

– Что случилось? – Иванна вздрогнула, от неожиданности выронив карандаш.

– Да он мне, похоже, план занятий сдал вместо отчёта, пойду, найду его… – решительно поднялся из-за стола Каркаров и направился к выходу.

Как только он вышел, Иванна уткнулась лицом в подушку и загудела, пытаясь прочистить мысли. Воздуха, впрочем, хватило ненадолго, так что она перевернулась на спину, уставившись в потолок.

– Ладно, бдим и решаем проблемы по мере поступления, – вслух сказала она, нашаривая недочитанное снадобье для ногтей.

Каркаров отсутствовал где-то с полчаса и, вернувшись, предложил посетить камбуз, а то скоро закончатся занятия у студентов, и вообще, сегодня кокам помогает Ертаева, она обещала, что будет отличный плов.

Плов, действительно, оказался чрезвычайно вкусным, так что дожидаться с обеда Федору Иванна отправилась в исключительно благостном настроении. Сидя в кресле у горящего камина, она почти задремала под ритмичный стук столовых приборов о тарелки, доносящийся из дальнего, освобождённого от кресел и диванов угла кают-компании, где был сервирован большой стол в форме подковы. Сейчас там собрались в полном составе преподаватели и студенты, отсутствовал только занятый сотворением бумаг для Департамента Образования Каркаров, что делало обстановку за столом чуть более непринуждённой, чем того требовали правила. Профессор Петросян, успевший вовремя заменить неправильные бумаги, уминал плов, клятвенно обещая завтра же собственноручно нажарить жингялов хац, которые будут ничуть не хуже вчерашних эчпочмаков. Доцент Ларин, автор вчерашнего кулинарного шедевра, аккуратно, но настойчиво возражал, что сравнивать эти блюда некорректно. Как всегда невозмутимый доцент Снорресон ненавязчиво утверждал, что с сюрстрёммингом всё равно ничто не сравнится. Мэтресса Айтматова шипела на него, умоляя не поминать за столом подобные вещи. За что Иванна любила свою альма матер, так за всеобъемлющее знакомство с кухней народов мира.

Постепенно студенты один за другим заканчивали обед и отправляли на камбуз опустевшую посуду, после чего расползались по своим делам: кто готовить домашние задания, кто отдыхать перед приготовлением домашнего задания. На подлокотник кресла заснувшей Иванны уселась Федора и с интересом помахала ладонью перед её носом. Не добившись реакции, она потыкала пальцем ей в плечо.

– А, что? – вскинулась Иванна. – А, это ты, – она зевнула, приподняла очки, потёрла глаза и снова зевнула. – Вы уже пообедали?

– Ага, давай, экзаменуй меня по-быстрому уже, – кивнула Федора.

– Ой, я по-быстрому не могу, дай глаза продрать, – отмахнулась Иванна.

Не растерявшаяся Федора тут же отправила на камбуз за кофе Якова, который вместе с Виктором подошёл, чтобы поздороваться.

– Вить, а у тебя надо зачёт принимать? – на всякий случай спросила Иванна.

– Нет, спасибо, мне мэтресса Айтматова автоматом выставила, – слегка смущаясь, отказался Виктор.

– Он же у нас Чемпион, отличник, понимаешь, – с гордостью посмотрела на товарища Федора.

– Ну о-о-очень смешно, – оценил тот.

В ожидании возвращения Якова с кофе они стали обсуждать местную погоду, пока в их беседу не вмешался Каркаров, зашедший, чтобы посоветоваться с Иванной, ленточкой какого цвета лучше будет переплести доклад для Департамента Образования. Иванна, понимая, что ему просто скучно, наугад посоветовала фиолетовую. Тут же вернулся Яков и передал ей чашку кофе, а Федора набрала было воздуха, чтобы прочесть содержательную лекцию о цветовом символизме, но не успела и слова сказать, так как Каркаров, поводив носом, с подозрением поинтересовался, чем это тут пахнет. Иванна, не успев озвучить комментарий об обонятельных галлюцинациях, освежив нос ароматом кофе, принюхалась и вынуждена была признать, что таки да, пахнет, и все, кто был поблизости, дружно принялись обшаривать кают компанию на предмет источника запаха.

– Может, кто-то сдох в камине? – предположила Иванна, определив, что запах усиливается по мере приближения к оному.

– Скорее, Витя онучи сушить повесил, – предположила Федора.

– Дура ты, я не сушу их на камине! – обиделся Виктор.

– Нет, это не мертвечина, это на стухшее мясо больше похоже, – поделился наблюдениями Каркаров.

– А-а-а, ну точно, это же вечерний Никитосов бутер с ветчиной! – просиял Яков; достав из-за голенища сапога волшебную палочку, он открыл окно и отлеветировал из помещения отвратительного вида пергаментный свёрток, вылетевший из-за рога горельефного черепа оленя, украшающего каминный портал. – Он вчера перед сном не доел и спрятал зачем-то. Наверное, решил, что это хорошая идея. Ну, и забыл, видимо.

– Зачем ты его выкинул, надо было мэтру Сноррессону предложить, – негромко пробормотала Федора, проводив ароматный объект взглядом.

– Так-так, кажется, я знаю, кто в ближайшие недели будет драить гальюны… – сделал вдохновенное предсказание Каркаров. – Пойду-ка проинформирую этого счастливца.

– Слушай, пойдём к тебе зачётиться… зачитываться, – поморщилась Иванна. – Зачетаться.

Оставив потерявшую на некоторое время уют кают-компанию, они уединились в федориной каюте. Иванна заняла койку Василисы, которая сейчас заседала в каюте-библиотеке.

– Ну, давай, говори всё, что знаешь, – сделав глоток из чашки, она отставила её на столик и взбила подушку.

Федора, по-турецки усевшаяся на своей койке, приняла значительный вид и принялась рассказывать:

– Примочки, латинское наименование Fomentationes… эм-м… зелья в виде жидкости для наружного местного применения… в холодном и горячем виде… в основном, в лечебных целях. Ну, из классических примеров – свинцовая вода, помогает от свежих синяков, от укусов пикси хорошо идёт настой лепестков календулы с добавлением шипов вопилки шерстяной…

– Ладно, всё, зачёт, – зевнула Иванна, протягивая руку к лежащему рядом с её чашкой альбому. – Можно? – получив разрешение, она раскрыла его наугад и тут же попала на портрет Снейпа, окружённый комментариями, написанными разными руками, очевидно, почитателей таланта неугомонной художницы.

Полистав альбом, Иванна полюбовалась видами Хогвартса и Дурмштранга, портретами их аборигенов и жанровыми сценками с их участием; наткнулась даже на свой портрет, где она была изображена явно в минуту полнейшей фрустрации, ибо застыла в совершенно характерном жесте, закрывая глаза ладонью. Похихикав, Иванна взяла с тумбочки карандаш и приписала комментарий в духе остальных «посетителей выставки», упрекнув автора в глумлении над больными и слабоумными.

Также альбом просто пестрел портретами незабвенного Горана во всяческих вариантах, чего Иванна, конечно, не могла не отметить.

– Док, вот скажи мне… – не поддалась на провокацию Федора. – Только не подумай, что это как-то повлияет на моё мнение…, но ты товарища Зорича знаешь, судя по всему, давно. В общем, что он за фрукт? Взгляд со стороны, так сказать.

– Нормальный фрукт, – уверенно отозвалась Иванна, прикидывая, что бы такого полезного рассказать Федоре.

август 1991 г.

Её внезапный роман с ним был скоропостижным и неожиданным для обоих. Всему виной, разумеется, были те две влюблённые парочки из туристов-катамаранщиков, что ехали вглубь Алтая с её группой в одном вагоне электрички. Ну, и дорожная скука, пожалуй, тоже сделала своё дело. Впереди предстояла пересадка на дизель и ещё несколько часов дороги по заповедной глуши, поздний вечер, плавно переходящий в бархатную ночь, располагал к медитативности. Население вагона, состоящее из местных жителей, большой пёстрой группы катамаранщиков и иванниных аспирантов (которых катамаранщики приняли за студентов биологического факультета), в основном дремало под тихий лиричный аккомпанемент гитары одного из туристов и перестук колёс. Заснувший у неё на плече Горан сопел совершенно не лирично, однако, почесав подбородок о его макушку, она задумалась. Почти всё время она привычно экранировалась от окружающих, на чём работа в направлении эмпатического саморазвития и останавливалась, и Иванна поняла, что это реально скучно.

Аккуратно ослабив барьеры, она ощутила общую эмоциональную ауру пассажиров. То, что не спали лишь некоторые из них, с одной стороны, облегчило Иванне задачу, с другой – только усугубило опасность. Расположившаяся в «купе» напротив обнимающаяся парочка ворковала вполголоса, обмениваясь поцелуйчиками. Второй парочки Иванна не видела, однако могла, не задумываясь, назвать их местоположение – вторая волна романтики буквально накрывала её с головой; тихий струнный перебор и размеренный стук колёс только усугубляли ситуацию. Внезапно осознав близкое соседство Горана, Иванна ощутила томное волнение. Горан, сколько она его помнила, всегда воспринимал её, дочь наставника и руководителя, как нечто святое и неприкосновенное, и в жизни не подумал бы посягнуть на что-то большее. Самой ей тоже не случилось увидеть в нём героя своего романа: Горан успел закончить учёбу до того, как Иванна ощутила необходимость в высматривании героев, а к тому времени, когда он стал работать под началом Мирослава и периодически бывать у Мачкевичей в гостях, её голова была капитально занята влюблённостью в Вацлава.

«Да, всё-таки, бабы – те ещё дуры… У тебя под носом всё время находился такой кадр, а ты носилась за каким-то типом, который…» – она обречённо не стала додумывать печальную мысль.

В любом случае, дополнительно поработать над своими навыками будет нелишне…

Комментарий к Глава 92

Эчпочмак – татарское блюдо, условно говоря – треугольные пирожки с картофельно-мясной начинкой, фишка которых заключается в том, что начинка заворачивается в тесто в сыром виде.

Жингялов хац – армянское блюдо, плоский жареный хлеб с начинкой из ароматных трав.

Сюрстрёмминг – крайне самобытное шведское блюдо, консервированная забродившая сельдь.

========== Глава 93 ==========

27 ноября 1994 г., пятница,

Хогвартс,

но вообще – август 1991 г., воспоминания.

Непонятно, то ли в вагоне действительно было душно (что было очень вероятно, ибо весьма нетипичная жара, по словам местных, стояла в этих местах уже третью неделю), то ли ей так просто казалось, но потребность подышать воздухом у Иванны назрела весьма насущная. Коричный аромат, издаваемый двумя мешками яблок, стоящими неподалёку, заглушал почти все остальные запахи и буквально душил. Окна, естественно, не открывались: заботливые работники железной дороги в преддверии осени успели плотно законопатить их, совершенно не размениваясь на такие мелочи, как непрекращающееся пекло. Этот вопрос сразу же после посадки попытались проработать несколько добровольцев, однако усилия не увенчались успехом. Магию же было решено не применять из соображений конфиденциальности.

Вцепившись Горану в плечо, она потрясла его и, едва касаясь губами его уха, шёпотом спросила:

– Слушай, можно я на стекло начарую ма-алеленькое Эванеско? Ну, пожа-алуйста!

– Никакой магии в непосредственной близости от немагического населения, – просыпаясь, механически запретил Горан страшным шёпотом; эту фразу за время экспедиции он повторял очень часто, обычно присовокупляя критическую характеристику в адрес автора предложения нарушить запрет. – Пойдём в тамбур, там должно быть прохладнее.

Стараясь не разбудить клюющих носом аспирантов, они выбрались в проход и направились в конец вагона. Путь их пролегал между наваленными рюкзаками, баулами со сложенными катамаранами, чемоданами, ящиками с неизвестным содержимым, корзинами и мешками с созревшим урожаем, бидонами и канистрами с неизвестными жидкостями. Попадались также вытянутые в проход ноги спящих пассажиров, зачехлённая совковая лопата, велосипед и одинокое весло. Почти у самых дверей расположился бодрствующий музыкант; пройдя мимо него, Иванна усомнилась: действительно он не спит или же перебирает струны на автопилоте?

Подняв с пола пустую бутылку, на которой едва не подвернула ногу, она наконец-то выбралась в тамбур. Увы, здесь оказалось не намного свежее, спасибо ещё, что было не сильно накурено. Кое-как пристроившись между чьей-то огромной корзиной спелого чернослива, накрытого марлей, и ведром яиц, каждое из которых было заботливо обёрнуто обрывком газетки, она поймала слабенький сквознячок. Следом в тамбур втиснулся Горан, отставший по дороге, зацепившись карманом штанов за руль велосипеда.

– Ты в порядке? – поинтересовался он.

– Нет, что-то душно до чёртиков, – вяло отозвалась Иванна, сделав нелепую попытку обмахнуться пустой бутылкой, которую всё ещё сжимала в руке, не находя, куда её выкинуть.

Чудом удерживая равновесие, Горан пробрался ближе к Иванне и, почти без усилия раздвинув внешние двери, велел ей сунуть бутылку в образовавшееся пространство в качестве стопора.

– Вот ты гений, – похвалила Иванна после того, как операция «Вентиляция» была успешно завершена; жалея, что по примеру Горана не надела майку, она расстегнула несколько верхних пуговиц на льняной рубашке и стянула её с плеч, подставляя шею и декольте потокам воздуха.

Иванна прикрыла глаза, но избавиться от видения его напрягшейся спины и рук, раздвигающих двери, это никак не помогло. Не нужно было смотреть на Горана, чтобы убедиться, что он наблюдает за ней: она ощущала взгляд кожей, и это вызывало дополнительные мурашки. Чуть взвизгнули тормоза, вагон тряхнуло – неизвестно, зачем машинисту понадобилось притормаживать, но этого хватило, чтобы Иванна потеряла равновесие. Горан молниеносным броском руки поймал её за рубашку и дёрнул на себя, спасая от участи эпично сесть на сливы.

– Держите меня семеро, – пробормотала она, с размаху обнимая его за шею; прикосновение щеки к его обнажённому плечу мгновенно выбило остатки хлипких ментальных блоков, сдерживающих впитанное романтическое настроение парочек. – И не сердись, по возможности… – чрезвычайно в тему добавила она, запуская пальцы в его волосы и заставляя нагнуться к ней.

Остаток времени до пересадки они провели в тамбуре, в обнимку устроившись на чьём-то бензобаке (судя по размеру – не иначе, от танка) и целуясь настолько самозабвенно и исчерпывающе, что Иванна охотно отказалась от своей исходной идеи уединиться с ним в районе сцепки между вагонами. Романтическая возня сопровождалась ароматом слив, стуком колёс и тихими звуками гитары. Вопреки очевидному, в голове никак не укладывалось, что сейчас перед нею тот же самый Горан, который регулярно устраивал всей группе «пятиминутки здоровья» в виде марш-бросков по пересечённой местности и комплексов упражнений на все группы мышц похлеще мэтрессы Ангелина, и который не испытывал никаких моральных мук, раздавая по любому поводу ободряющие пендели и демонстрируя на хилых и беззащитных аспирантах, вне зависимости от пола, довольно болезненные приёмы рукопашного боя.

Пересадка на дизель прошла как-то мимо Иванны. Катамаранщики вместе с гитаристом поехали дальше, зато в вагон с её группой переместились хозяева яблок с обоими мешками и одуряющим запахом корицы. В этот раз аспирантов от крушения привычной картины мира спасла толпа – посадочных мест было чуть меньше, чем пассажиров, и во время штурма Горана с приклеившейся к нему Иванной унесло вглубь вагона, где они устроились возле окошка и отключились от окружающей действительности.

Запланированное место их стоянки располагалось на склоне Катунского хребта, у среднего из трёх неозначенных на большинстве карт безымянных озёр, образующих каскад. Аспиранты, должно быть, слишком устали с дороги, потому особенно не удивлялись творящемуся на их глазах безобразию, совершенно равнодушно отреагировав на заявление Иванны, что палатку она сегодня разбивать не собирается и вообще предпочитает ночевать под звёздами. То, что Горан не стал привычно гонять их на тему разбивки полноценного лагеря, удивило всех гораздо больше, но, поскольку никто не горел желанием блюсти дисциплину, это было радостно и единогласно оставлено без комментариев.

Жаркая августовская ночь была в самом разгаре, звёзды, яркие и невероятно близкие, усеяли чёрное небо, чаща манила таинственными шорохами и пьянящими ароматами – в общем, всё как нельзя лучше располагало к романтическому досугу, так что Иванна без малейших колебаний утащила Горана гулять к водопаду, располагавшемуся порогом между верхним и средним озёрами. Почти полная луна изливала на чёрный шёлк озёрной глади расплавленное золото, а сфагнум, обильно покрывающий пологий берег у подножия водопада, был подобен бархатистому кружевному покрывалу, так что даже ледяная вода нисколечко не отрезвила затуманенный разум.

Просветление пришло почти одновременно с рассветом. Горан, успевший с несвойственным ему красноречием в перерывах между поцелуями и прочим несколько раз весьма поэтично рассказать восседающей на нём верхом Иванне, как она прекрасна, чудесна и приятна во всех отношениях, глядя поверх её плеча на розовеющую полоску зари над макушками деревьев, мечтательно выразил своё сомнение в реальности и адекватности всего происходящего. Иванна, которая, на удивление, до сих пор не испытывала ни потребности во сне, ни голода, вдруг почувствовала, что у неё включается мозг, и мгновенно взбодрилась, пережив панический момент. Катамаранные парочки были уже далеко, а «яблонское настроение», которое она терпеть не могла и которым сейчас в полной мере наслаждалась, никак не желало её оставлять… Нет, исключено, что это она сама! Очевидно, состояние подпитывалось эмоциями самого Горана, оказавшегося в глубине души законченным романтиком. Она поняла, что потеряла контроль над ситуацией и стала жертвой пресловутого «парадоксального эха».

Сконцентрировавшись и взяв себя в руки, она взглянула на происходящее со стороны и впала в свою стандартную дилемму – то ли ужасаться содеянным, то ли посмеяться, и на всякий случай решила не делать ни того, ни другого, чтобы не обидеть Горана, перед которым немедленно испытала тяжкие муки совести. Просвещать его в вопросах эмпатии совершенно не хотелось, чем меньше народу в курсе, тем лучше, потому, призвав на помощь всю логику и вдохновение, Иванна принялась изобретать разумное объяснение произошедшему.

Изобретать было сложно, ибо с мысли сильно сбивал вид Горана, единственной одеждой которого был свитый Иванной венок из местной флоры. Отдельные экземпляры, вроде золотой водяной лилии, были настолько редкими, что на чёрном рынке ингредиентов продавались за десятикратную цену. Дополнительного шика Горану придавали два серебристых пера, вплетённых в тонкую косичку у левого виска. Иванна категорически не помнила, как ей в ночи удалось отыскать два малых кроющих пера алтайского грифона. Посмотреть, из чего она сплела свой венок, Иванна пока не решилась, точно зная, что если найдёт в нём что-нибудь эндемичное и заповедное – точно получит сердечный приступ. Тем временем, взгляд упорно возвращался к убийственно красивым почти чёрным прядям, беспорядочно лежащим на белом мхе, да бликам восходящего солнца, восхитительно играющим на загорелой коже… Поймав себя на том, что вновь впадает в опасное состояние, она закрыла глаза и решительно затрясла головой.

Выпутываться из абсурдной ситуации нужно было аккуратно, потому, выбрав из миллиона вариантов объяснения самый простой, она подтвердила, что всё и впрямь очень далеко от адекватности. Горан слегка нахмурился, протёр глаза, заложил руки за голову и попросил её продолжать. Судя по всему, стоило Иванне включить голову, он тоже начал понемногу «трезветь», но окончательной ясности мысли оставалось ещё ждать и ждать. К счастью, он всегда был далёк от гербологии и зельеварения, потому подробную гипотезу о том, что они стали жертвой неожиданного эффекта взаимодействия противопростудного зелья, эфирных масел недавно собранных листьев лиловой болотницы и настойки, которой угощали катамаранщики (куда наверняка входил корень имбиря и какой-нибудь «родственник» мандрагоры), он принял на ура. Иванне очень повезло, что противопростудное зелье накануне понадобилось только Горану.

Солнце поднималось выше; с ужасом уставившись на всё ещё сидящую на нём, опираясь спиной на его согнутые в коленях ноги, и как ни в чём не бывало читающую вдохновенную лекцию о коварстве взаимодействия некоторых ингредиентов Иванну, Горан оборвал её на середине фразы и печально заметил:

– Это всё безумно интересно, полезно и познавательно, но ведь Мирослав мне теперь открутит голову и ещё что-нибудь до комплекта. И приколотит на стену в своей трофейной комнате.

– Ой, не переживай, до сих пор никому ничего не открутил, – отмахнулась почти успокоившаяся Иванна, оглядываясь в поисках одежды.

– Это ещё ничего не значит! Вдруг он захочет создать прецедент? – Горан был как всегда предусмотрителен.

– Не захочет, – уверила Иванна. – И вообще, это не считается, ибо происходило в состоянии изменённого сознания!

– Полностью согласен, – охотно кивнул Горан. – Хотя смотреть в глаза Мирославу я ещё долго не смогу… И вообще, чего расселась, надо возвращаться к нашим, эти обормоты точно не позаботились разбить лагерь! – проворчал он, резко сменив тему и для большей убедительности слегка шлёпнув её по бедру.

– Знаешь что! – возмутилась Иванна, тем не менее, поднимаясь с насиженного места и направляясь в сторону обнаруженных на прибрежном валуне вещей.

Самое дурацкое во всём было то, что им и раздеваться-то было не обязательно, потому что секса как такового и не произошло: всю ночь работало «эхо», полностью обоих удовлетворившее. Впрочем, Иванна была не до конца уверена, что Горан понял, что дальше поцелуев и объятий они не зашли – она сама-то только сейчас начала это осознавать. Иванна пережила порыв рассказать ему, как есть, чтобы человека совесть не мучала, но поняла, что сил на ещё одну лекцию нет, к тому же, так резко менять показания, особенно с подложных на правдивые – как-то совсем некрасиво.

– Как считаешь, они вообще хоть какой-нибудь завтрак сподобились организовать? – поинтересовалась Иванна для поддержания непринуждённой атмосферы.

Было совершенно очевидно, что за недовольным бурчанием и привычными солдафонскими замашками он скрывает сильное смущение, но в любом случае, такой Горан был понятнее и безопаснее для психики, нежели Горан-романтик.

– Ага, разумеется, – скептически хмыкнул Горан. – Хм, ты не видишь мой ботинок?

– Вон там под ёлкой не он?

– Ага, спасибо…

Одевшись, она пошла к воде, чтобы умыться, и пришла в ужас от её температуры; Иванна готова была поклясться, что ночью вода была гораздо теплее. Во время того, как завершившая водные процедуры Иванна собирала волосы в хвост на затылке, к ней подошёл уже одевшийся Горан и заговорщическим тоном молвил:

– Слушай сюда… так вот, если ты кому расскажешь, что я тебе декламировал любовную лирику… – он продемонстрировал ей кулак. – Поняла, в общем.

Иванна выразительно фыркнула, продолжив заниматься причёской.

– Нет, это ты послушай, – вынув изо рта заколку, отозвалась она. – Если кому расскажешь, что я безропотно внимала твоей декламации, мне просто придётся тебя убить. Кстати, а ты дорогу до лагеря найдёшь?

К месту стоянки они вернулись бодро похихикивая и окончательно сбили с толку недавно проснувшихся аспирантов. Иванна тут же занялась разбором обоих венков, чтобы спасти для науки ценные растения, Горан как ни в чём не бывало принялся наводить порядок и всех строить. Вечером после отбоя, загнав его в свою палатку починить светильник над письменным столом, Иванна пережила минуту слабости, раздумывая, не оставить ли его с ночёвкой, но, представив, как тесно и жарко будет вдвоём на неширокой кровати, с облегчением решила отпустить его с миром, пообещав начистить с утра берцы в знак благодарности.