Текст книги "Красная - красная нить (СИ)"
Автор книги: unesennaya_sleshem
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 54 страниц)
– Да ладно, – неожиданно присоединился к сестре прожевавший Эл. – Ты просто наиграй и напой тихонько, потерпят ваши соседи разок. Или ты тут постоянно после одиннадцати зажигаешь? – прищурился он с ухмылкой.
– Нет, куда там, – вздохнул я, понимая, что битва проиграна. – В этом таунхаусе с правилами проживания серьёзно.
Я потянулся к одному из оставшихся сиротливо лежать на блюде кусочков, чтобы хоть как-то задобрить себя за поражение.
– На самом деле, мне правда очень интересно послушать тебя, Фрэнк, – Эл мягко улыбался, иногда поглядывая на меня, запивая пирог чаем. – Я часто вспоминаю наши с тобой гаражные посиделки за гитарами. Знаешь, сейчас я играю так редко… Потому что в одного совсем не то. Понимаешь?
Я кивнул ему, мысленно извиняясь перед соседями. Теперь я намеревался сыграть не одну песню, а ещё – собирался спустить с чердака запасную акустику. Мы должны были снова поиграть вместе, хотя бы недолго.
Я очень хорошо понимал Эла. Чертовски хорошо!
И хотя мне никогда не надоедало ковырять гитару наедине с самим собой в пустой комнате, играть музыку вместе с кем-то – совсем другая история. Это небо и земля, это монохромия и цвет, это то, что в принципе нельзя сравнивать. Общность сознания и волшебное чувство в груди, когда несколько людей создают музыку из тишины, в последнее время для меня были тем самым наркотиком, с которого я не собирался слезать.
А сидел я, как оказалось, чертовски прочно.
После мне пришлось кратко рассказать о наших с Уэями и Торо совместных выходках и репетициях, о чумовом недавнем выступлении на Весеннем фестивале, о том, что завтра я, проводив ребят на электричку, направлюсь на остановку рейсового автобуса, чтобы провести выходные с новыми друзьями в Ашбери и отметить там день рождения…
– Неплохие планы, – улыбнулась Лала, облизывая крошки с пальцев. Пирога не осталось – я очень долго говорил. – День рождения будет у Джерарда?
Я кивнул, совершенно по-идиотски смущаясь. А ведь не хотел вообще касаться даже его имени в этом разговоре – боялся разбудить в себе странное настроение, оставленное им вечером.
– Сколько ему исполнится? – поинтересовался Эл.
– Девятнадцать, – быстро ответил я, для себя по-новому осмысливая эту цифру. Чёрт, Джерарду стукнет целых девятнадцать…
– Большой мальчик, – улыбнулся Эл.
– Только не проговоритесь маме про Ашбери, – спохватился я, вспоминая, что так и не признался о месте поездки, намереваясь обойтись вечерним звонком по телефону.
– Оу, – удивлённо округлила глаза Лала. – У Фрэнки секреты от мамы? Впервые слышу о подобном, – она хитро подмигнула мне.
– Чёрт… – я вздохнул, закрывая лицо руками и понимая, что со всеми моими друзьями врагов не надо. – Не в этом дело. Всё завязано на переводных тестах, я так задолбался, что уговаривать маму отпустить меня в Ашбери уже просто нет сил.
– А… почему ты так уверен, что она не отпустила бы тебя? – спросила вдруг девушка, всё ещё легко улыбаясь. – Это же недалеко. И повод достойный. К тому же, бабушка…
На несколько долгих мгновений меня замкнуло. На самом деле, почему я был так уверен, что мама не отпустит меня туда? Я ведь всю неделю прилежно занимался, и с понедельника продолжил бы с новыми силами… Я сидел и молчал, непонимающе глядя в пространство между близнецами, словно в разрыв, где виднелся параллельный мир.
Разве не потому я так боялся признаться маме про Ашбери, потому что был совершенно уверен, что собираюсь заниматься там очень… и очень непристойными вещами? Чёрт… подсознательно я понимал, что никакой маме подобное не понравится…
– Фрэнки улетел, – хихикнула Лала, поднимаясь со стула и собирая посуду со стола. Я ещё не видел этого, но уши слышали, как включилась вода – подруга по хозяйски начала мыть чашки.
– Думаю, вы хорошенько повеселитесь там, – многозначительная фраза Эла вывела меня, наконец, из мысленной комы. Я лишь кашлянул. – В Ашбери красиво. Как-то были там проездом, купались.
– Жалко, что сейчас ещё рано для пляжного сезона, – заметила от раковины девушка. – Океан холодный.
– Зато песочек уже может быть тёплым, – улыбнулся Эл, тоже поднимаясь из-за стола. – Было очень вкусно. Надо бы не забыть поблагодарить завтра твою маму ещё раз. Ну что, сыграешь нам, Фрэнки?
– Я почти домыла, – Лала кивнула нам, протирая столешницу от крошек. Как здорово быть дома и ничерта не делать…
Пока мы друг за другом шли в комнату, я всё прокручивал в голове последнюю фразу Эла: «А песочек уже может быть тёплым»… Я не знал, отчего она так въелась, но почему-то мне становилось очень хорошо, когда я думал об этом. Странная у меня голова, правда…
Пока ребята умывались и застилали мою «не изменившую размеры» кровать чистым бельём, я тихонько пробрался на чердак за второй акустической гитарой. Немножко позже, устроившись с Элом, щеголявшим в одних боксерах, на своём зелёном диване, мы, как какие-то древние старики, принялись ностальгировать по нашим гаражным посиделкам, играя в две гитары всякую ерунду. Через полчаса и после уверенного стука со стороны соседской стены, Лала, уже забравшаяся под одеяло, вспомнила, что я обещал им свою песню.
Наигравшийся и довольный, словно налакавшийся сливок кот, Эл оставил гитару на диване и поспешил занять зрительское место рядом с сестрой, усевшись поверх белья и сцепив ноги по-турецки.
Я – рок-звезда со стажем в семейных трусах и растянутой футболке, – остался под абажуром в гордом одиночестве, примериваясь к аккордам «той самой» песни. Сердце сладко бухало, потому что невольно в памяти всплывали самые нежные и теплые моменты, что успели случиться у нас с Джерардом. Прикосновения пальцев и рук… Поцелуи. Робкие и наоборот – отдающие дикостью – объятия. Взгляды, прожигавшие грудную клетку насквозь. И даже слова, что не всегда ранили…
Я запел, потому что был готов. Про дружбу. Про друзей. Про то странное, что завелось у меня внутри после нашей встречи. Про всё. И про Джерарда…
Я старался петь и играть тихо, почти закрыв глаза. Пару раз мой голос срывался – в горле немного першило. Мне было всё равно. Суть происходящего была не в этом.
Я мог бы говорить с близнецами долго… Рассказывать, пытаться объяснить. Мог бы использовать множество слов, жестов, эмоций на своём лице. Я бы болтал с ними до утра, посадив голос и выдохнувшись до изнеможения, но не передал бы и части того, что сейчас получалось объяснить песней.
Наверное, мне было страшно. Страшно и ещё – неловко. Выворачивать себя наизнанку даже перед теми, кто близок – всегда неловко, я знал это. Но я начал, а значит – должен был закончить.
Когда гитара замолчала, и успокоилась последняя дрожащая струна, в комнате осталась только тишина и трое человек, непонятно как и чем соединённых вместе. Я открыл глаза, немного пугаясь реакции. Мне отчаянно захотелось, чтобы они перевели это всё в шутку, чтобы сгладить моё смущение от этой идиотской музыкальной откровенности.
– А наш Фрэнки влюбился, – мечтательно протянула Лала, привставая и прижимаясь щекой к руке Эла. – Ты представляешь?
– Это должно было рано или поздно случиться, – с тёплой улыбкой ответил ей брат. – Это было… здорово, чувак. Очень. И музыка, и слова.
– И то, что мы поняли тебя, – Лала тоже улыбнулась, в то время, как я совершенно точно ощущал красноту, расползающуюся по моим щекам и ушам. Я не знал, куда деть свои глаза.
– Иди уже к нам, балбес, – девушка снова откинулась, оказавшись по центру моей кровати. Эл начал забираться под одеяло с краю, а мне оставили место сбоку, ближе к окну.
Я торопливо снял ремень и отставил гитару, уперев её грифом на диван. Не сшиб бы кто ночью, если припрёт в туалет… Судорожно нащупал выключатель и погрузил комнату в темноту.
– Фрэнки?
Тихий голос Лалы почти щекотал ухо.
– М-м?
– А он… чувствует что-нибудь к тебе?
Я молча лежал, разглядывая тени на потолке. Говорить, откровенно, не хотелось. Да и что сказать? От её простого вопроса вдруг стало безумно жарко и страшно, я даже раскрылся чуть больше, скидывая одеяло.
– Зачем ты пристаёшь к человеку с такими неудобными вопросами?
Это раздалось сонное бурчание Эла с другой стороны кровати. Оно заставило меня ухмыльнуться. На самом деле любой вопрос о Джерарде был неудобным. И дело тут не в его содержании, а в том, что… нельзя было с совершенной уверенностью понять, что у того на уме.
– Я не знаю, Ла. Надеюсь, что да. Иногда он… даёт это понять.
О чёрт… Я смог выговорить хоть что-то, отдалённо напоминающее правду. Честно, гордился сам собой в этот момент.
– М-м… Это значит, что тебе нравятся мальчики?
Это было обычное любопытство. Да-да, то самое, когда к тебе приезжают старые друзья, знающие тебя с детства, и начинают задавать этакие «неудобные» вопросы. А что тут такого? Интересно же!
Я снова хмыкнул. Мне не было обидно и я не чувствовал, что на меня нападают, выкручивают жилы, чтобы добиться правды. Я был уверен, что близнецам все равно, кто мне нравится. Не в плохом смысле, а в самом хорошем. Ведь у этих двоих своих тараканов более чем хватало. Я знал, что они точно поймут и примут меня любым.
– Не думаю…
Я сказал, как есть, снова запустив над нами, засыпающими, цикл тишины.
– Мне нравится только он.
Я помолчал, переведя взгляд за окно, на игру бликов от ночных фонарей, прорезающих светом сплетение веток деревьев.
– И это, мне кажется, намного страшнее…
Лала коротко выдохнула, и я понял, что это была усмешка. А затем сказала мне почти на ухо:
– Нет, Фрэнки, страшнее – только монстр в твоей ванной. Он даже сожрал твои грязные носки больше, чем наполовину, хотя лично я не рискнула бы к ним и на метр ближе подойти, – она невесомо поцеловала меня в щёку. – Спи уже…
И пока я ошарашенно размышлял над сказанным, не сразу поняв, что Лала говорила о стиральной машинке и носках, видимо, торчащих из неё, ребята уже уснули.
Басовитое сопение Эла и очень тихое – Лалы – убаюкивали меня, снова заставляя улыбаться. Наверное, эта спокойная от мыслей ночь была лучшим, что я мог пожелать перед грядущими бешеными выходными…
Комментарий к Глава 37.1. отполовинено :)
пока не бечено.
сладкой всем ночки, родные!
вроде отбечено, но я так прифигел, что вполне мог пропустить ошибки О_о (Эйка)
====== Глава 37.2. ======
Утром, когда мы от пуза наелись омлета с тостами, залив всё это сверху крепким кофе, и были готовы уже выходить, я решил подняться наверх, к маме. Она ещё не проснулась, или же просто не спускалась, чтобы нам не мешать. Мама прекрасно знала, что мы достаточно самостоятельные, чтобы суметь позавтракать без её помощи.
Постучав в дверь и услышав тихое разрешение, я зашёл внутрь.
Мамина спальня была этакой странной комнатой для меня. Небольшая, но просторная для одного человека кровать, высокая и вся какая-то воздушная, словно мама до сих пор не наигралась в принцессу. Светлые однотонные обои и несколько пятен полосатой отделки потемнее – за кроватью, по бокам от трюмо и полоса за креслом, на котором распластался скинутый с вечера халат. Сразу слева от меня немалую часть комнаты занимал шкаф-гардеробная, а впереди, за раздвинутыми уже шторами занималось утро, любопытно заглядывая в балконную дверь.
– Доброе утро, милый, – чуть улыбнулась она, опуская книгу на одеяло. Такая домашняя, тёплая, в забавной ночной рубашке с кружевом по вороту и мягким взглядом своих кофейных глаз.
– Доброе утро, мам, – я не смог не улыбнуться в ответ, хотя внутри уже начинало неприятно свербеть – я намеревался лгать или, как минимум, не договаривать ей сейчас… – Уже не спишь?
Я подсел на край кровати. Она тут же протянула ко мне руку и поманила пальцем. Да-да, мне навязывали тот самый утренний поцелуй в макушку или лоб, который я, если признаться, на самом деле любил, но который всё равно порядком смущал. Я уже не ребёнок… Наклонившись, я почувствовал её еще пахнущие кремом руки на затылке и мягкое прикосновение губ куда-то к волосам сверху. Мне стало хорошо – как будто тебя утешают за что-то не очень хорошее, что ты ещё не совершил. Словно успокаивают и дают надежду. Не уверен, что мама вкладывала эти эмоции в утреннее объятие, но мне было проще так чувствовать.
Я искренне надеялся, что она когда-нибудь сможет понять меня. Простить меня?
– Ну ма-ам, – заныл я, выбираясь из захвата. Она едва слышно рассмеялась, отпуская мою голову.
– Нет, я дочитываю Хемингуэя. Вчера не успела – уснула. А ты уже одет, я смотрю?
– Да, – я кивнул, возвращаясь с середины её одеяла на край. – Ребята уже выходят, и я пойду проводить их до станции.
– Ещё вернёшься? – её бровь сделала неуловимое движение, на что червь, грызущий меня сомнениями и страхами изнутри, отреагировал незамедлительно.
– Нет, мам, – собрал я остатки воли в кулак. Как можно спокойнее и честнее поднял глаза: – Потом сразу к Уэям. Мы с Рэем обещали помочь убраться и приготовить всё к вечеринке, так что встречаемся пораньше.
– Всё ясно, – она искривила уголок рта. – Значит, в эти выходные я увижу тебя только завтра вечером?
– Мам, – нахмурился я. – Это же всего один раз в год. Я не так уж часто попадаю на дни рождения к лучшим друзьям. И я занимался, – вспомнил я про тяжёлую артиллерию.
Она тут же смягчилась и улыбнулась. Да уж, меткий снайпер знает, чем и куда бить… Внутренне я ухмыльнулся сам себе – отнюдь не радостно. Мне до сих пор было гадко, и я искренне надеялся, что оставлю это ощущение, едва выйду за дверь квартиры.
– Хорошо, – ответила она. – Будь осторожен, пожалуйста. И чтобы никакой дряни не попадалось в твои руки, – она строго посмотрела на меня, а я просто оторопел на мгновение, не зная, что ответить. Она вздохнула, по-своему растолковывая взгляд. – Я верю тебе, Фрэнки. Ты серьёзный мальчик, и всё будет хорошо. Поэтому просто не заставляй меня волноваться, ладно? Очень важно знать меру, и я надеюсь, что у тебя с этим всё в порядке.
– Мам, – улыбнулся я. – Всё будет хорошо, правда. Я позвоню сегодня вечером, и ты сама всё услышишь.
Я снова забрался поближе к ней на кровать и неловко обнял. Нет, чувство вины никуда не делось, но я был ей благодарен – и за заботу, и за волнение. Кому ещё нужен такой беспокойный я? Думаю, моя мама в каком-то роде святая.
– Повеселитесь как следует, Фрэнки, – она мягко похлопала меня по толстовке на спине, а потом снова поцеловала в макушку. – Но без фанатизма, ладно?
– Угу, – промычал я в её плечо.
– Близнецам привет. И извинись, что я не спускаюсь. Очень хочется дочитать.
Я отстранился и кивнул, глупо улыбаясь.
– А теперь брысь с моего одеяла в уличных джинсах, – сказала она, поднимая книгу. – Буду ждать звонка.
– Пока, мам, – только и выговорил я, прежде чем почти кубарем не слететь по лестнице на первый этаж. За спиной отрастали крылья – и какого-то говорящего, однозначно тёмного цвета.
– Ты готов? – Лала стояла в прихожей перед зеркалом, заплетая свои кудри в куцую косу. Эл только вышел из ванной, свежий и благоухающий.
– Однозначно, – меня распирало, и я улыбался во все свои зубы. – Только рюкзак захвачу из комнаты, и выходим.
– Отлично, – это уже Эл, поправляющий свою светлую волнистую чёлку за спиной сестры.
Сколько нужно минут, чтобы переступить из себя-прошлого в себя-будущего? Сколько нужно этого времени, чтобы порвать связи между собой-обычным и тем новым, ещё неведомым собой, который только намеревается всех удивить?
Я мог ответить на эти вопросы касательно свой личности. Ровно сорок две минуты и тридцать секунд.
Сорок две минуты и тридцать секунд – вот то жалкое время, и за него я успел добраться с Элом и Лалой до станции, посадить их на нью-йоркскую электричку, предварительно пожелав ребятам мыслимых и немыслимых успехов… Мы договорились созвониться после итоговых тестов, а ещё, возможно, решить вопрос о моём приезде в Бельвиль на летних каникулах… И после того, как двери поезда сдвинулись, словно убирая улыбающиеся лица моих друзей детства под стекло и в рамку, я остался на платформе один – возбуждённый, взвинченный, со своими чёртовыми крыльями за спиной, которые пока только мешали. Женский голос объявил отправление, вздохнув, электричка тронулась.
Я ощутил себя совершенно другим человеком в этот момент, вздохнув почти синхронно. Словно освободившимся.
Щелчок, и внутри, где-то в голове переключается тумблер. И на перроне уже совсем другой парень. Не тот подросток, что трогательно переживал насчёт лжи маме или искренне сожалел о скором отъезде друзей… А совсем другой: Фрэнк, Фр-рэнки… Детка.
Сожаления и страхи убрались на третий план, опустошая. И окружающий мир, вдруг расцветившийся тысячами оттенков, звуков и запахов, хлынул внутрь меня: в уши, глаза, нос, заполняя и вымывая всё лишнее. Не знаю, как я устоял под напором этой волны – она едва не сбила с ног. И я покачнулся – точно помню это ощущение. Кажется, мне помогли крылья.
И заспанные, неловкие по утреннему времени пассажиры, и тихо звучащая из плеера уборщика музыка, и вокзальные скрежеты, запахи и звуки, да даже отдыхающий на лавочке неподалёку бродяга, укрывшийся газетами – всё это обретало какой-то необъяснимый, но до печёнок огромный и волнующий смысл.
Посмотрев на часы, я присвистнул и, стряхивая наваждение, отправился в сторону остановки транспорта. В запасе было двадцать три минуты, чтобы добраться к автобусной станции к назначенному Уэями сроку.
– Ты даже без опозданий, – ухмыльнулся Джерард, вытащив изо рта недокуренную сигарету и буквально ловя меня в объятия. Так уж вышло, что автобус открыл двери точно напротив него, и я с радостью повис у него на шее:
– С Днём Рождения, Джи! – громким шёпотом выдал я, с каким-то особенным чувством сминая ткань тёплой худи у него в районе лопатки.
– Тише, – он улыбался, и я не видел, но слышал это. – Синяков наоставляешь. И спасибо, Фрэнки.
Было так здорово просто снова вдыхать его запах – резковатого лосьона или ещё не пойми чего, шампуня и сигарет, что у меня поехала крыша.
– Утра, Фрэнк, – услышал я синхронное Рэя и Майки за спиной. Это заставило меня немного прийти в себя. Мы на улице. На автобусной станции. И мы не одни…
– Привет, ребята, – улыбался я, с тщательно запрятанной жалостью отпуская Джерарда. – Оторвёмся сегодня?
Майки только закатил глаза.
– Главное – не улететь при этом в стратосферу, Фрэнк, – сказал он. – А то у Джи тормоза иногда отказывают в этом плане.
– Но-но, я бы попросил, – покачал пальцами с сигаретой Уэй-старший. – Всё будет чинно и благородно, – он подмигнул мне. – Только пиво, водка, немного травки и много громкой музыки…
Майкл простонал, натягивая свой капюшон практически до носа:
– Я его не знаю, – донеслось из-под ткани.
Я рассмеялся. Немного нервно, но это позволило избавиться от накопившегося напряжения.
– А вот и наш автобус, – указал пальцем Рэй, отошедший от небольшого торгового ларька с огромной упаковкой сырных чипсов.
Переглянувшись, мы взяли наш довольно скудный скарб и загрузились в полупустой автобус. К моему неудовольствию, Джерард сел рядом с Майки, зато в моём распоряжении оказался Рэй с шуршащей и так аппетитно выглядящей пачкой чипсов. Я понадеялся, что мой желудок не будет слишком против…
Почти три часа сменяющих друг друга мелькающих моментов: ненавязчивая музыка Рэя в наушниках, перебрасывание колкостями с Майки, макушка, а также ухо и скула Джерарда, которую я выучил, кажется, наизусть… чипсы, кола, ленивое посматривание за окно. Волосы Джерарда, сегодня такие чистые и старательно растрёпанные, в которые так хотелось запустить пальцы. Всё это придавало поездке какой-то налёт нереальности и лёгкое чувство дежавю. Словно подобные мелочи уже были между нами, и теперь вдруг захотели повториться практически в точности.
Всё изменилось в момент, когда автобус выехал к океану. Миновав залив, трасса выпрямилась, точно брошенная кем-то огромным рядом с бесконечными пляжами жердь. И люди, не в силах ничего поделать с этой шуткой природы, положили вдоль неё ровную трассу.
Я больше не мог отвлекаться от того, что находилось за окном. Океан, его серовато-сизые волны с голубым солнечным отливом лишали меня воли и вообще всякого желания думать. Он просто тянулся за окном – бесконечный и безразличный, а я сидел в автобусе, словно замершая в смоле муха, и смотрел на него. Или это он смотрел на меня? Я бы не смог с уверенностью ответить…
Кажется, я впал в некое подобие транса, потому что толчок Рэя в плечо и объявление голосом Джерарда: «Приехали», – стало для меня неожиданностью.
С первого взгляда Ашбери не показался чем-то особенным. Обычный небольшой городок, похожий на многие другие в прибрежном районе Джерси, что мы миновали по пути.
– Тут очень красиво на набережной, – сказал Майки, увидев моё лицо. – Самые красивые дома, думаю, ты успеешь сам оценить, – он улыбнулся, подталкивая меня в бок.
– А теперь нужно немного поработать ногами, леди, – галантно улыбнулся Джерард, взваливая на плечо по виду довольно увесистый рюкзак. – Бабушкин дом не то чтобы в центре.
– А транспорт? – удивился я.
– Это Ашбери, – отчего-то ответил Рэй, словно это могло всё прояснить. – Всего несколько лет назад город наполовину принадлежал преступным группировкам. Они, конечно, как-то умудрялись сосуществовать с мирным населением, но в итоге…
– Кое-кому надоело, и весь сброд поразгоняли, – закончил за друга Джерард. – Казино прикрыли, вон, видишь, за домами ещё видно крышу. Красивое здание, но заброшенное теперь.
Я слушал с удивлением. Конечно, эта история была нормальной и для Ньюарка, и, наверное, для других городов Америки… Но всегда приятно ощущать свой город чем-то особенным, даже если это не так.
– И что, автобусов нет? – уточнил я, пока мы шли по улице, предположительно параллельной набережной.
– Конечно есть, Фрэнки, – Майкл снова улыбался мне, словно я непутёвый ребёнок. – Но ходят как попало и очень редко. Пока местному мэру не до проблем транспорта. Поэтому ногами быстрее.
Я кивнул, только сейчас замечая. Запах. Этот запах, который чувствовался снаружи и совершенно не ощущался в рейсовом автобусе. Наверное, так могло пахнуть дыхание океана, которое ощущалось слишком явно даже тут, откуда сам океан было не разглядеть за низкими домами. Я улыбнулся, вдыхая горьковато-свежий воздух поглубже. Кажется, мне начинало тут нравиться.
Дом Елены был старым. Нет, не в том смысле, что разваливался на части от грубого хлопка двери. Это была та благородная старость, что отличает дома с историей, с какой-то тайной, которую они скрывают. Он был необычным, впрочем, как и всё, что касалось этой женщины.
Двухэтажное строение с зелёной лужайкой и этакой башенкой-чердаком расположилось почти на окраине Ашбери, на другом его конце. Но был один огромный и неоспоримый плюс. Отсюда, пусть и в обрамлении других домов, пусть и ниже по улице, виднелся кусочек океана. Слышался рокот океана. И я не мог унять дрожи, понимая, насколько близко находится дом от пляжа. Даже принимая в расчёт не слишком тёплую погоду, я был готов нестись туда, скидывая кеды и носки на ходу и зарываясь пальцами ног в бодрящий желтоватый песок.
– Чего застыл, Фрэнки? – спросил меня шедший позади Рэй, пока уже зашедшие внутрь Уэи чертовски мило и тепло здоровались с бабушкой. Я только мечтательно вздохнул, отворачиваясь от океана, и переступил порог.
Дом оказался другим миром, в котором по-иному идёт время, по-иному дышится и даже живётся. Если честно, я не мог представить, что к вечеру мы превратим это достойное и какое-то пропитанное налётом благородства жилище в притон для вечеринки. Подобное просто не укладывалось у меня в голове.
Чего стоили только старинные тикающие часы на стене в прихожей и множество рамочек потемневшего от времени дерева на каминной полке, где были изображены…
– Эй, а ну поставь на место, – улыбаясь, Джерард подошёл ко мне и встал рядом, пока я рассматривал их детскую, совместную с Майки, фотографию. Они были такими забавными и… совсем на себя не похожими?
– Хэллоуин? – только и уточнил я, разглядывая самодельные костюмы мальчишек. Майки был не иначе, как привидением-морячком из «Охотников за привидениями», а Джерард, кажется, изображал Дракулу. В счастливо разинутом рту Майкла не доставало большинства зубов, и выглядело это потрясающе смешно.
– Да, – он встал так близко, что касался меня всей согнутой рукой – от плеча и до локтя. Он был таким тёплым. – Бабушка сама делала нам костюмы, – добавил он.
– Здорово, – бессмысленно ответил я. С кухни доносились голоса Рэя, Елены и Майки, шум воды и хлопанье ящиков. – Мои костюмы делала мама. Представь, – я посмотрел на Джерарда, отрывая взгляд от фото, – вы отмечали Хэллоуин, а я отмечал свой День Рождения, и ты понятия не имел, что такой я вообще существую на свете. Но мы веселились все вместе, – я криво улыбнулся, в то время как Джерард странно и очень-очень долго, практически не моргая, смотрел на меня.
Его рука с шорохом опустилась вниз и притянула меня за талию к себе – близко, неожиданно и слишком смущающе. Он наклонился к моему уху, и теперь мне стало не до шуток – его дыхание обжигало.
– Я счастлив, что теперь знаю, что ты такой существуешь, – сказал он шёпотом.
Сердце зашлось в диком ритме, а пальцы ослабли, я едва не выронил рамку из руки.
– Джерард! – голос Елены из кухни, звонкий и молодой, спас меня в этот раз. Рука Уэя мягко отпустила мою талию, а я вспомнил, что вообще-то для жизни необходимо дыхание. – Для тебя есть задание!
Я плохо понимал, как оказался на соседнем сидении в стареньком, но довольно резвом “жуке” Елены. Всё происходящее со мной напоминало какой-то сладкий, окутанный дурманом сон. Гул голосов, смех, какие-то слова Елены, и вот Джерард уже выталкивает меня на улицу, и я механически открываю дверцу машины, чтобы сесть внутрь. Теоретически, я участвую во всём, происходящем вокруг меня. Улыбаюсь, отвечаю и даже знаю, куда мы едем. На практике же в моих ушах раздаётся только набат сердечной мышцы, а глаза застилает туман, как от травки. Сладкий туман, в котором можно совершенно потеряться.
Я ощущаю в тесном авто, как Джерард уверенно и без проблем – это было неожиданностью для меня! – ведёт машину по узким улочкам Ашбери. Он немного нервно постукивает пальцами по рукодельной оплётке руля – вся эта машина вообще верх творческой мысли. Он смотрит на дорогу, и иногда – мельком – на меня. Как-то смущённо улыбается, отводя глаза обратно. И я физически ощущаю, как температура внутри салона зашкаливает. Господи, в этой древней модели вообще есть кондиционер?
Очнулся я только тогда, когда мы почти выехали за пределы города. В небольшом отдалении вывесками и рекламами завлекал гипермаркет, и я наконец-то вспомнил, зачем вообще мы оказались в машине. Покупки…
Джерард остановил “жука”, съехав на стихийную парковку вдоль обочины. Тут не было ни души, как пусто было и на дороге. Редкие машины, спешащие к гипермаркету или обратно, проносились мимо слишком быстро, даже чтобы понять, кто за рулём. Я потянулся к крутящейся ручке, чтобы приоткрыть окно. Мне на самом деле становилось нечем дышать, и сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из самого горла, разбиваясь о лобовое стекло.
– Не советую, – тихо сказал Джерард. – стеклоподъёмник уже пару лет как не работает, а бабушке недосуг отвезти машинку в мастерскую, – просто сказал он, а у меня мучительно вспотели ладони от звука его голоса.
Отчего-то я безумно боялся поднимать на него глаза. Это было чем-то из разряда, что один из нас – фитиль, другой – живой огонь, и если мы как-то пересечёмся, то наступит огромный «бабах», и всё вокруг разнесёт к чёртовой матери. Поэтому я упёрся взглядом в свои нервно терзаемые пальцы и совершенно не старался понять, что происходит вокруг.
– Фрэнк, – его голос мягко вытягивал меня из тумана. Я никак не мог решиться посмотреть на него.
Я услышал шуршание ключа и то, как старенький мотор затих. Затем Джерард до щелчка поднял ручной тормоз между сиденьями…
– Фрэнки, – повторил он, и его рука с ручника переместилась на моё колено. Я вздрогнул и встретился с ним взглядом.
И утонул.
Желание, сомнения, вопрос, снова желание – такое, которое запросто можно не только увидеть, но и ощутить под пальцами. Он смотрел на меня, словно потерпевший крушение на уплывающую шлюпку, и кусал, кусал свои несчастные губы. Они казались совсем красными и припухшими.
Мне до дрожи в коленях захотелось схватиться за ручку, вывалиться из машины на обочину и бежать обратно, не оглядываясь. И столь же жгуче, до одури, я мечтал никогда не выходить из этой машины. Я ощущал, что это какая-то точка, пройдя которую, мы не сможем вернуться. Меня пугало это ощущение.
Рука на колене медленно поползла выше.
– Фрэнки… – уже не сказал, а прошептал он, покрываясь небольшими и очень трогательными розоватыми пятнами на щеках.
Я облизал спёкшиеся губы, не отрывая взгляда от его затянутых пеленой глаз. Моя рука накрыла его ладонь и переплела наши пальцы. В то же мгновение Джерард, издав какой-то сдавленный стон, наклонился ко мне и буквально вцепился губами в губы.
Его поцелуй отдавал голодом и тоской. Словно он, оставленный без воды на многие дни, вдруг добрался до колодца. Его свободная рука сжимала ворот моей толстовки мёртвой хваткой, а губы не переставали мять, прихватывать и касаться моих рваными, диковатыми мазками.
Моя голова кружилась, словно мы не сидели в машине, а катались на скоростной карусели. Он сводил меня с ума своим откровенным напором, и я отвечал так искренне, как только умел. Я сам до невозможности соскучился по нему подобному.
В какой-то момент я скользнул пальцами в волосы на его затылке и, лишая возможности отстраниться, пробрался языком в его горячий и немного отдающий горечью рот. Это было подобно разряду электричества между двумя шариками на занятии физикой в школе. Оно пробило нас до костей, до кончиков пальцев, и мы одновременно издали странные мяукающие звуки.
В паху глухо ныло, и любимые джинсы казались самой неудобной одеждой на свете. Я скользил по его языку, а он – в ответ – пытался облизать мой. У меня было ощущение, что он собирается съесть меня целиком, и я совру, если эта мысль хоть немного пугала меня. Сейчас я целиком принадлежал Джерарду, а он, как бы ни странно это звучало – был моим.
Рука на моём бедре освободилась от хватки пальцев и на ощупь примерилась к пряжке ремня на моих джинсах. Кажется, я вздрогнул, потому что он улыбнулся в поцелуй, не собираясь прекращать танца наших языков.
Я напрягся, но разве можно устоять перед тёплой ладонью, которая настойчиво пробирается к ноющему паху через преграду ремня и барахлящей порой молнии? Я мечтал о ней, как о спасении и манне небесной…
– Такой твёрдый, – прошептал Джерард в мои губы, обдавая их горячим воздухом. Я мог лишь тяжело дышать и, закрыв глаза, отдаваться ощущению его тёплых пальцев на своём члене.
