Текст книги "Красная - красная нить (СИ)"

Автор книги: unesennaya_sleshem

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 54 страниц)

– Это круто, пап. Я не шучу, это реально круто. У тебя бы это здорово получилось. Посмотри на меня – ведь ты мой первый и единственный учитель. Я даже завидую тем ребятам, что будут заниматься у тебя.

– Ну, я ещё не согласился, – смутился он, но я уже слышал: чаша сомнений сейчас сильно накренилась в сторону, чтобы сказать клубу «да». – А ты сам как? Как на новом месте? Не сильно гнобят в школе?

Я улыбнулся. Все мысли последних дней как-то выветрились из головы, но ощущение того, что тут здорово – осталось.

– Тут здорово, – сказал я. – В школе нормально. Еще не успели понять, что меня можно гнобить, – усмехнулся я. – Тут классные ребята, с которыми я подружился. Я играю в школьной группе, а руководитель музыкального клуба – мой лучший друг. Ты бы слышал его, он классно играет. Тут через залив видно Нью-Йорк, а ещё мы съездили на концерт The Misfits в мой день рождения. Было нереально круто!

– Ого! – искренне удивился отец. – И мать тебя без проблем отпустила?

– Ну, – смутился я, вспоминая, как всё это было на самом деле, – ей пришлось. Мы её уговорили, – туманно закончил я.

– Ясно, – одобрительно сказал он, – значит, у тебя на самом деле хорошие друзья, держись их.

Я снова улыбнулся в трубку, и хоть папа не видел этого, мне казалось, что он мог почувствовать.

– А с девчонками как? Уже нашёл себе подружку? – его масляную улыбку можно было ножом резать и намазывать на хлеб.

Я как-то резко вспыхнул и при этом серьёзно растерялся. Я был влюблён по уши, и при этом «с девчонками» у меня было по-прежнему херово…

– Эм, ну…

Он всё-таки рассмеялся в голос.

– Главное: предохраняйся, мелкий. А там уже поймёшь, что и как.

Я сам начал подхихикивать, представляя всю эту идиотскую ситуацию, поэтому просто сдавленно поблагодарил его за совет.

– Кстати, Фрэнк, – он как-то резко посерьёзнел, заставляя этим тоном меня заткнуться. – Я мог бы приехать в Ньюарк перед Новым годом.

Он замолчал, а у меня просто перехватило дыхание – господи, приехать! Он мог приехать, и я бы показал ему всё: свой чердак, школу, Гудзон, я бы заставил его до глубокой ночи слушать своё нытьё под гитару, а ещё лучше – усадил бы за барабаны, и чтобы мы вместе сыграли что-нибудь, как тогда, в детстве, когда я и аккорды некоторые толком взять не мог – из-за размера пальцев…

– Так что, мелкий? Чего замолчал?

Я заставил себя открыть рот.

– Я просто обалдел, пап. Если ты приедешь… Чёрт, это будет офигенно.

Он улыбался. Я знал, что он улыбался сейчас, и эта улыбка его была только для меня.

– Замётано. Уговоришь мать? Даже если не выйдет – я остановлюсь у друга. Может, так даже будет лучше – не говори Линде, ей тяжело даются наши разговоры, а про встречи я вообще молчу.

Я горько усмехнулся. Не знаю, почему они разошлись. Может, маме надоела такая неопределённость, какую ей предлагал отец. Может, причина была в другом. Мне могло казаться, но я почему-то верил в то, что мама до сих пор любит его.

Не было скандалов и разборок, в одно прекрасное в своей печали утро они просто сказали мне, что папа переезжает к деду, мол, за ним нужен уход. Как же, уход. Придумали бы что получше. Этот старый пердун ещё меня переживёт.

Я обожал деда до безумия, тем более – он тоже был музыкантом. Ещё больше – оттого, что он был очень, ну просто крайне острым на язык крепким стариком, который ни дня не проводил без какой-нибудь истории, которую самолично отыскивал на свою задницу. В этом плане, да, за ним нужен был присмотр. Помню, как отец рассказывал: дед вдруг оделся и вышел на улицу, не говоря, куда идёт и на сколько. Под вечер он пошёл искать его по всем окрестным пабам, а нашёл на детской площадке, спящим на траве со шляпой на лице – конечно, пьяным.

Я любил их обоих очень сильно: отца, маму, и поэтому, наверно, уважал их решение. Хотя, сказать, что это разбило меня и раскидало на все четыре стороны – не сказать ничего. Я был сломлен, я был потерян. Мне казалось, что мир никогда не станет прежним. Но нет, время шло, я жил, и постепенно осколки моей души притянулись друг к другу и склеились, как могли.

– Я не скажу ей, пап. Только приезжай, окей?

– Хорошо, мелкий. Я рад, что ты будешь ждать. Тогда, до декабря?

– До декабря. Бывай, – я улыбнулся тишине и коротким гудкам в трубке.

Как же здорово, что он позвонил. Или это мама позвонила ему? А, не важно. Главное, мы поговорили, и я слышал его голос. И грамотно увёл разговор с темы болезни: не самый лучший вариант как потратить время в разговоре с человеком, которого не слышишь по полгода.

А в понедельник я увидел его.

Это была только макушка тёмных растрёпанных волос, мелькнувшая в толпе и скрывшаяся за поворотом, и я еле осадил себя, чтобы не броситься вдогонку. Майки, шедший рядом, не понял бы меня.

Джерард болел всего три дня, у него не было кашля, только небольшая температура и насморк. По словам Майкла, он больше ныл о том, что умирает, но правды в его словах не было ни грамма. Как бы то ни было, он был здоров, и он был в одном со мной здании, а это уже более чем достаточно, чтобы моё сердце колотилось как на стометровке на время. Между прочим, я бегал лучше всех в классе.

– Слушай, подожди секунду? Я сейчас вернусь, – и, не дождавшись ответа Майки, я кинулся к ближайшей лестнице, чтобы посмотреть расписание на первом этаже. Джерард заканчивал той же парой по времени, что и наш класс, и это радовало. Надо было поймать его после уроков, и… И что? А хрен его знает, что. Главное – поймать его… Поймать…

Это слово засело в моём мозгу, и когда я вернулся к скучающему Майклу, я не сразу услышал, что он говорит мне.

– Эй, Фрэнки? Тебе говорили когда-нибудь, что ты порой как обдолбанный выглядишь?

– Э? – удивился я. – С чего это?

– Ну, ты иногда будто выпадаешь из реальности и смотришь такой в пустоту, не реагируя ни на что. Это пугает, чувак, – он улыбался своей ехидной улыбочкой, и я не удержался от хорошего тычка ему под рёбра – чтобы меньше скалился над болезными. Кашель еще не прошёл до конца, но я знал: это минимум на неделю-другую, поэтому не было повода беспокоиться.

– Пойдём уже поедим? – сказал я, когда хихикающий Майкл перестал от меня убегать, сшибая других ребят в коридоре. Как раз было время обеденного перерыва, и мы отправились в столовую. Джерарда там не было, зато через пять минут присоединился Торо.

– Завтра репетиция. Мы уже вовсю пилим, будешь догонять, – запыхавшись, сказал он, подсаживаясь к нашему столику.

– Угу, – пробубнил я, пережёвывая сэндвич с салатом и сыром. Гадость полнейшая в школьном исполнении, но я очень хотел есть.

– Сегодня у тебя, Рэй? – Майки спросил таким тоном, что я почему-то насторожился. На первый взгляд, сказано было совершенно обычно, но, чёрт, что-то резануло мне слух, и я напрягся оттого, что не мог понять – с какой стати это произошло.

– Ага, – Торо теперь тоже жевал, и отвечать с набитым ртом можно было только односложно.

– И как у Майки успехи? – поинтересовался я. Они рассказывали, что друг всё-таки сдался и согласился, чтобы Рэй учил его на гитаре. Это было забавно, если учесть то, что до этого я совершенно не верил в удачный союз долговязого Майки и гитары. Он как минимум выглядел с ней забавно, поэтому я начинал глупо хихикать просто оттого, что представлял его играющим.

– Нормально. Учимся держать гитару и ставить первые аккорды, – Рэй уже дожевал и теперь довольно улыбался, попивая сок из соломинки и иногда поглядывая на друга из-под приопущенных век.

– Я верю в тебя, чувак, – я похлопал Майки по плечу, отчего он подавился соком, – не посрами нашу до жути музыкальную компанию своей немузыкальностью.

– Иди ты, – сказал он, прокашлявшись. – Я ещё всем вам задам жару, – он показал мне средний палец.

Я рассмеялся, и мы пошли в класс – нужно было успеть оказаться там до звонка.

Не помню, как отбрехался вечером – то ли придумал разговор с Бломом, то ли пожаловался, что живот прихватило, и сказал Майклу не ждать – тем более, что они с Рэем шли «учиться держать гитару» к нему.

Зато отлично помню, как нёсся потом по полупустым коридорам школы: после последней пары все стремились поскорее разойтись по домам. Пару раз на моём пути попадались учителя и кричали вслед, чтобы я перешёл на шаг, – но я не мог. Я должен было поймать его… Поймать.

Добежав до класса Джерарда, понял, что опоздал. Внутри оставались ещё несколько девчонок, но и они уже собирались уйти. Как же я расстроился… Мне казалось, что я вот-вот зареву – настолько было обидно не встретить его тут. Я поплёлся по лестнице вниз, вышел из школы и зачем-то пошёл не домой, а в сторону футбольного поля и баскетбольно-волейбольной площадки за ним.

И был вознаграждён. И наказан одновременно. За углом, прижатый к стене уже знакомым светловолосым хером, стоял Джерард. Он явно не был в восторге от нашей встречи, а я просто как шёл – так и встал, вылупив на них глаза.

Дылда повернул голову, и его взгляд источал злость и ненависть.

– Чего встал, мелкота? Вали, куда шёл.

Голос был приятен, но каждое слово, вывалившееся из этого рта с пухлыми и, сука, обкусанными от недавнего поцелуя, губами, хотелось вбить кулаком обратно, так, чтобы они уже никогда не выпали наружу снова.

Я не двигался и даже не смотрел на него больше. Я смотрел на Джерарда. Выглядело так, что он сейчас разревётся, как девчонка. Придурок. Делать это в таком месте, практически – у всех на виду. Каким надо быть идиотом, чтобы дойти до такого?

– Можно тебя на минутку? – спокойно сказал я, не отрывая взгляда.

– Твой знакомый, что ли? – гадко улыбнулся дылда, чёрт, даже имени его не помню.

– Одноклассник брата, – вяло ответил Джи, не сводя с меня влажных глаз.

– Так пускай валит, что ты ему?

– Это важно, Джерард, – настойчиво и тихо повторил я, глядя в эти затягивающие испуганные глаза цвета верескового мёда.

Какое-то время мы все тупо молчали, потом Джи перевёл глаза на дылду и сказал:

– Я быстро, Берн, подожди, ладно?

– Какого хрена? Мы так не договаривались.

– Чёрт, я сказал, – просто подожди тут, окей? – он говорил зло, но оттолкнул его довольно мягко, и я пошёл вперёд, сунув руки в карманы, слыша, как Джерард шаркает ногами за мной следом.

Мы завернули за угол, чуть дальше в школьной стене была приоткрытая дверь – я знал, что это подсобка – чулан, где хранился различный спортивный инвентарь, всякие приспособления для занятий на улице и прочая фигня. Я зашёл туда, поджидая, когда Джерард тоже зайдёт внутрь, и закрыл за ним дверь.

Стало темно, но я отчётливо слышал рядом дыхание и, почти не целясь схватил его за рубашку, впечатывая в дерево. Что-то глухо стукнуло – кажется, он ударился затылком, но промолчал, а я задел ногой какую-то железяку, и она с лязгом свалилась, утянув за собой ещё что-то.

– Какого хрена ты творишь? – зло зашептал я, стараясь говорить как можно ближе к уху Джерарда. Получалось, что я говорю в его шею, но меня лично это мало волновало.

– В смысле? – совершенно пофигистично спросил он, оставаясь каким-то безвольным, как медуза на берегу.

– Нахрена устраивать эти представления прямо за школой? Вам что, больше негде делать это?

Вот тут он напрягся. Хоть какая-то эмоция, это хорошо.

– Это единственное, что ты хотел спросить? Ты – заботливая мамочка?

Я сильнее сжал его рубашку и, чуть потянув на себя, снова ощутимо приложил его о дверь.

– Ауч! Какого хрена, Фрэнки?

– Я – не заботливая мамочка, Джи. Просто я не понимаю, зачем ты делаешь это, – я замолчал, собираясь с духом. – Он тебе нравится?

– Что?! – такое неподдельное удивление, господи, кажется, я слишком громко выдохнул от облегчения. – Нет, конечно!

– Тогда зачем, Джи? Нахрена, объясни мне, я ни черта не понимаю.

– Слишком долго объяснять, – так устало и обречённо, мне даже стало не по себе.

– Я никуда не тороплюсь.

– Зато я тороплюсь, Фрэнки. Меня ждут.

– Блять… – я шумно втянул носом воздух, чтобы снова не вписать его в дверь. – Если ты сейчас же не расскажешь мне, какого хрена ты обжимаешься с этим парнем, я сам пойду к нему и врежу по яйцам. И мне срать, если потом он врежет мне – это будет на твоей совести.

Джерард сначала замер, насторожившись, а потом как-то обмяк, осел, и я окончательно уткнулся губами в его тёплую, мягкую шею.

– Полгода назад. Меня жутко доставали в этой школе. Почти каждый день. Потрошили шкафчик, на ходу сдирали сумку и портили тетради с набросками. А, ну это типа тетрадей с лекциями, только у меня там наброски... Клеили всякие идиотские и очень злые сообщения на спину, и я мог ходить так целый день – ни одна живая душа в этой грёбаной школе не говорила мне об этом, я понимал только по нарастающему смеху за спиной. Рэй в прошлом году ходил в другую школу, всего год, что-то там было с финансами у его родителей, Майки – учился в другом здании. Это делали козлы из спортивного клуба. Я думал, что перестану появляться тут совсем. Они просто заебали меня, Фрэнки, настолько, что я не мог подойти даже к школьной ограде – меня начинало тошнить и трясти от слабости и ненависти. Я ведь не делал ничего плохого... Ничем не заслужил подобного обращения...

Он как-то шумно вздохнул, и я почему-то подумал, что он, возможно, плачет сейчас, склонившись головой ко мне и упираясь лбом в плечо.

– А потом, после какой-то из драк, ко мне подошёл Бернард. Я не знал тогда, кто он, знал только, что учимся на одном потоке. Он помог подняться после очередного невинного, блять, издевательства, и привести себя в порядок, я думал, что он на самом деле хочет стать мне другом. Мы сблизились, стали чаще общаться, а потом он признался, что я ему нравлюсь. Что он хочет встречаться. Я как-то не обратил внимания, но когда мы начали общаться – нападки в мою сторону сами собой прекратились. Нет, со мной не стали мило здороваться и улыбаться при встрече, но сухой нейтралитет был куда более приятен, чем то, что было до этого.

Джерард замолчал, переводя дух, а я вдыхал запах его волос и собирался с духом, чтобы дослушать до конца.

– Я отказал ему. Просто сказал, что я «по девочкам», но он очень крутой чувак и с ним здорово дружить. И вот тогда он вывалил всё говно на меня. Он признался, что руководит спортивным клубом, и что именно он попросил ребят отстать от меня. И если мы поссоримся – вряд ли они продолжат относиться ко мне нормально.

Джерард начал мелко дрожать, и я не придумал ничего лучше, как обнять его за шею и спину, не крепко, но достаточно, чтобы он понял – мне не всё равно.

– Если бы ты мог понять, как же я был сломан тогда – ты бы не спрашивал меня ни о чём, Фрэнки. Не всем дано идти напролом и быстро бегать… Мне казалось, что я никогда не стану нормальным для этих людей. Что они никогда не примут меня таким, какой я есть, или просто оставят в покое. Я мог бы отказать Бернарду и довести себя до того, что я снова перестал бы ходить в школу, и меня бы исключили, уже без права восстановления. Но я решил прогнуться и согласился встречаться с ним. Летом, в какой-то момент, когда Рэй и Майки точно знали уже, что будут с этого года учиться тут же, я хотел порвать с ним все отношения: ведь теперь я был не один, и это было бы не так херово. Но он как-то узнал про Майкла. И предупредил, что брату учиться ещё два года, и не факт, что испортить ему жизнь будет сложнее, чем мне. Он не запугивал, но, блять, был чертовски убедителен. Вот и вся история, Фрэнки. Так что не я выбираю, где зажиматься, понял теперь? – как-то зло закончил он, поднимаясь с моего плеча.

Я молчал, переваривая сказанное. Всё было хреново, но не настолько, чтобы стоять тут и плакать, правда. Мои руки сползали с его спины – он снова прислонился к двери, и становилось больно держать их там.

– Ты пойдёшь сейчас и прекратишь это всё, – вдруг сказал я уверенно.

– Что? – неверяще спросил он. – Ты вообще слушал меня?

– Я слушал, и говорю – ты пойдёшь, и скажешь этому уёбку, чтобы он валил нахрен.

– Не собираюсь. Я хочу спокойно закончить школу, чуть больше полугода я как-нибудь переживу.

Я снова схватил его за грудки и вжал в многострадальную дверь.

– Зато я не переживу, понял ты? – зашипел я ему в шею, от чего Джерарда передёрнуло. – Я не собираюсь видеть этого хера рядом с тобой до конца учебного года, я просто въебу ему, или тебе, или вам обоим, и будь что будет.

– А тебе не всё ли равно, Фрэнки? – устало сказал Джерард. Я не видел его лица в темноте, только очертания, но мог бы поспорить – он закрыл глаза.

Я устал что-то говорить и доказывать, я просто поцеловал его, приоткрытыми губами попадая в подбородок. Дневная щетина, не меньше. Он замер, а я поднялся выше, затягивая его нижнюю губу внутрь рта. Такая обкусанная, чуть солёная от крови в трещинках. Это был мой Джерард, вкусный – я чувствовал это языком, зализывая его ранки.

Джи как-то тихо простонал, приоткрывая губы мне навстречу, но не делая кроме этого больше ничего. Я понял, что он говорил этим. «Покажи, покажи, что тебе не всё равно. Заставь меня верить тебе, потому что я уже никому не верю больше». И я заставлял. Заставлял верить, скользнув внутрь между его губами, заставлял верить, кусая его вялый язык, заставлял верить, поглаживая его ухо рукой и прижимаясь всем телом к нему.

Через какое-то время я опустил лицо вниз, чтобы отдышаться, и сказал ему:

– Мне не всё равно, Джи. Чёрт, я бы хотел этого, но мне не всё равно. Поэтому пойди и скажи ему идти нахер. Ты больше не один, ты не один, слышишь? И мы вместе как-нибудь справимся с этими козлами. Ты не грёбаная мать Тереза и не должен отдуваться за всех. Просто знай: вместе мы это переживём, чем бы всё не закончилось, но перестань заниматься этим, просто пойди сейчас и закончи эту херь, хорошо?

Он молчал, и я уже было запереживал от этой давящей тишины.

– Хорошо… – еле слышно, но для меня это было словно небесный гром. В голове вертелись тысячи неприятных, каверзных вопросов, типа: «Ты спал с ним?» или «Кто научил тебя так целоваться?», но я крепко держал свой язык за зубами. Какая нахрен разница, когда он сейчас тут, со мной?

– Я дождусь тебя здесь?

– Господи, нет, Фрэнки. Не надо включать мамочку, я всё-таки парень. Сказал – сделаю, значит сделаю, имей совесть. Иди домой. И просто верь в меня, хорошо?

Он легко оттолкнул меня, открыл дверь и почти скрылся за ней, но я успел схватить его за рукав и торопливо, коротко поцеловать куда придётся – вышло где-то между подбородком и губами. Джерард улыбнулся и оставил меня в темноте.

Надеющегося. Задумавшегося.

И ошалевшего от запоздалого понимания того, что я сейчас натворил.

====== Глава 18. ======

– Майки, боже ты мой, да не сгибай ты так палец, он должен полностью прижимать струны, это – чёртово баррэ!

– Да я стараюсь, неужели не видишь?! – парень, раздражённо прикусив кончик языка, пытался держать свой указательный палец прямо и ровно, при этом равномерно зажимая им все струны по грифу.

Выглядел он при этом презабавно: сидящий в позе лотоса на кровати в комнате друга, скорчившийся над гитарой в три погибели, с отросшей чёлкой, то и дело лезущей в глаза, и длинными тонкими пальцами врастопырку, мучительно пытающимися уместиться на грифе гитары. Несомненно, он был великим начинающим рокером, но… не в этот момент.

Рэй сидел прямо за ним, раздвинув колени, обхватывая с обеих сторон руки друга и пытаясь хоть как-то помочь, выглядывая из-за плеча.

– Да вот же оно, ты сгибаешь безымянный на струне, и всё – рука превращается в скрюченную лапку дохлой мыши. А ну соберись! – не сдавался Торо, прижимая палец Майкла там, где нужно, и отжимая – где нет. Это был адский труд, и оба уже порядком вспотели, борясь с гитарой и непослушной кистью Уэя.

Майкл морщится ещё сильнее, старательно пытаясь совладать с деревянными пальцами, и – о чудо! – комнату робко оглашает довольно чистый ми-мажор.

– Аллилуйя! – вопит Рэй и с тяжёлым выдохом опрокидывается назад на кровать, оставляя Майки в одиночестве всё увереннее и увереннее повторять этот чудесный аккорд.

Он выходит неплохо, и спина друга сама собой распрямляется, плечи – раскрываются, и он проводит по струнам, довольно улыбаясь.

– А я не так уж и плох, а? – радостно оглядывается на неподвижно смотрящего в потолок Торо, подмигивает ему.

– Точно. Ты просто гений, Майки. Грёбаных десять минут мы мучили сраный ми-мажор. Идея учить тебя гитаре уже не кажется мне такой радужной, твою мать… – Рэй бурчит, заканчивая фразу очень тихо, но друг всё слышит. – Ауч! Идиот! Рёбра мне сломаешь! – Майкл неожиданно расслабляется и свободно падает назад – прямо на Торо, больно ударяясь затылком о грудину, но даже не замечая этого. Как же приятно – просто полежать на нём вот так, зная, что он не видит лица, и поэтому бесстыдно улыбаться потолку.

Голова Уэя-младшего мерно вздымается в одном ритме с лёгкими Рэя, и это движение даже укачивает. Он такой тёплый, такой родной и знакомый. Если бы кто-то захотел перетянуть его внимание, Майкл подумывал о том, что решился бы на убийство. Шутка, конечно, но, как известно, в каждой шутке…

Они лежали вот так – друг на друге, в полном молчании –довольно долго. Может, пять минут, а может – десять. Ни у кого не возникло желания проверить время.

– Ты тяжёлый, – наконец сказал Рэй. Он смотрел в потолок и думал о том, насколько тело Майки может быть неощутимым. Вроде – достаточно длинный, и плечи широкие. Но он лежал сверху так удобно на его паху и животе, что совершенно не доставлял дискомфорта. Только голова – довольно увесистая, и лёгким приходилось трудиться с удвоенной силой, раздвигая рёбра под лишней тяжестью.

– Я нормальный, – лениво ответил Майкл, отодвигая гитару, в которую вцепился, точно в спасательный круг при кораблекрушении.

На самом деле он чувствовал себя сейчас очень похоже. Несмотря на вязкую тишину и тепло друга под ним, в голове Уэя бушевала тысяча мыслей – от самых безобидных до довольно похабных. Он лежал на Рэе! И это было так нормально, раз тот не возмущался, что только гитара, нервно зажатая в руках, не давала ему скатиться в мир развратных фантазий. А с фантазиями у Уэев всегда было всё в порядке. У обоих.

Они помолчали ещё какое-то бесконечно долгое время, думая каждый о своём.

– Что ты делаешь? – Майкл решил разбавить тишину, потому что его начинало заносить в мыслях. Все его ощущения, всё восприятие мира сейчас сконцентрировалось где-то между лопаток, где под тканью его рубашки и джинсой штанов было… Ну вот, опять понесло. Пряжка ремня Рэя неприятно врезалась в основание шеи, а голове стало жёстко на рёбрах, и он поёрзал, спускаясь чуть ниже и укладываясь на мягком животе. Там что-то недовольно заурчало, и парень улыбнулся.

– Я размышляю, – тихо сказал Торо, зачем-то укладывая обе руки на лоб друга, одну поверх другой.

– М? О чём?

– Пф-ф… Ты серьёзно хочешь об этом поговорить? – удивился Рэй. – Раньше тебя не особо интересовали чьи-то размышления.

– Чьи-то – это не твои, – упёрто парировал Майкл.

Пальцы Торо как-то сами собой уже некоторое время возились в его волосах, и это всё приводило Уэя младшего в состояние чувственного транса. Но от последней фразы они замерли, а сверху удивлённо прозвучало:

– Хм, это что-то новенькое. Чем обязан такой чести? – голос Рэя был довольно ироничен, но не только. Зная его такое количество лет, Майкл сразу понял – вопрос с подковыркой. В том смысле, что за сарказмом друг прятал реальный интерес.

– Ну, – со вздохом сказал Уэй, – скажем так: потому что ты – это ты.

– О, да, – лёгкое разочарование в голосе. – Это, конечно, многое объясняет.

Майкл еле удержал язык за зубами, чтобы не спросить: «А что конкретно ты хотел узнать? Почему ты – особенный для меня?», но вовремя спохватился и вернул разговор в прежнее русло:

– Так о чём ты размышляешь?

– Честно?

«Хорошо, Рэй, давай поиграем».

– Нет, соври мне, детка… – страстным голосом пропел Майкл, а потом закончил нормально: – Ну конечно, честно, мне на самом деле интересно. Обычно ты не такой молчаливый. И не такой неподвижный.

Торо негромко захихикал, отчего голова на животе мелко затряслась. Парень повернул голову набок, приложившись ухом. Там на самом деле что-то булькало. В глубине Рэя.

– Просто мне нравится, как ты нагло развалился на мне. Не часто приходится чувствовать себя в роли дивана – оказывается, это не так уж и плохо, – явно улыбаясь, сказал друг, совершенно смутив этим Майкла. Это было настолько мило и странно, что краска начала заливать его лицо и уши. «Хорошо, что он не видит. Стыд и позор тебе, Уэй. Где твоё хвалёное самообладание?»

– Так о чём всё-таки ты думал? – стараясь казаться спокойным и серьёзным, спросил Майкл и почувствовал, как замершие пальцы Рэя в его волосах снова начали неторопливо двигаться, перебирая пряди.

– О будущем, как ни банально это звучит. Чёрт, чуть больше полугода – и всё, экзамены и гуд-бай, школа. С одной стороны – радостно, с другой – нереально страшно. Странно.

– Почему? – Майкл не вполне понимал, о чём друг говорит. Он не заглядывал даже дальше следующей недели, не то что в следующий год. «Всё тлен, – говорил он себе, отчасти повторяя слова брата. – Живи сегодня и радуйся тому, что у тебя, возможно, есть завтра. Или нет», – на этих словах Джерард растягивал свои губы в тонкой и невероятно широкой улыбке, отчего его лицо превращалось в маску безумного. Майкл любил, когда брат дурачился, потому что это не мешало ему порой выдавать дельные вещи.

– Ну, чёрт, как объяснить, – одна рука вырвалась из перепутанных волос друга, неприятно дёрнув прядь, и можно было предположить, что теперь терзала волосы самого Рэя – он всегда прочёсывал пальцами свои непослушные кудри, когда думал или немного нервничал. – Вот ты столько лет живёшь, как по писаному. Ты знаешь, что тебе делать. Ходишь в школу, учишься, делаешь задания, и только в свободное время можешь заниматься чем-то на выбор. А теперь – бах! Обрыв! – он экспрессивно взмахнул руками, изображая этот самый «бах!», – после чего снова вернул каждую на своё место. – И ты понимаешь, что по большому счёту всё время у тебя превращается в свободное. И ответственность за каждый выбор теперь полностью на тебе... Чёрт, это пугает.

Они недолго помолчали, Майкл обдумывал сказанное, а Торо просто не знал, что ещё добавить к этому.

– Ты не хочешь поступать? Ты же хотел пойти на кинооператора? – осторожно спросил Уэй, переворачиваясь на живот и оказываясь в неоднозначной позе, опираясь локтями на кровать по бокам от тела Рэя и переплетая пальцы на его животе. Он перевернулся, потому что было важно видеть лицо друга. Было важно смотреть в глаза. Они довольно редко разговаривали вот так, как сейчас: серьёзно и совершенно не дурачась. Майкл даже не обратил особого внимания на двусмысленность позы – он перевернулся, поддавшись желанию срочно встретиться взглядом с Торо, услышав голос и прочувствовав его настрой.

Рэй завёл освободившиеся руки за голову наподобие подушки и лишь мимолётно посмотрел на Майкла, после возвращая взгляд в потолок. Вздохнул.

– Хочу, Майки.

– Тогда в чём дело? Поступишь – и ещё несколько лет будешь жить, как по писаному. А после – ещё всю жизнь, когда устроишься на работу… – он саркастически хмыкнул, но Рэй не разделил его иронии.

– А ещё я хочу заниматься музыкой. Я не могу не играть. Я живу, когда играю, и задыхаюсь, когда долго не беру гитару в руки. А что будет, когда я поступлю? Если я поступлю… Будет ли у меня время? Или я стану всё меньше и меньше играть, переставая быть собой, теряя себя где-то между беготнёй из дома в колледж и обратно? И ещё клуб этот…

– Школьный? А с ним что не так? – удивился Майкл.

– Я руководитель. Тебе сложно объяснить всю поднаготную, но… Короче, эти бешеные дети, им нужен человек, который сможет держать их всех под каблуком. Иначе они развалят мой клуб к чёртовой матери. Я и так сильно переживал, когда пришлось год учиться не с вами…

«Мой клуб…». Это звучало так мило и во многом было правдой: Рэй столько сделал для него, практически – поднял из небытия. Теперь были понятны его опасения. Майкл не был туп, он просто не задумывался об этом раньше.

И тот год в другой, более простой школе… Это было стрёмное время, Майкл хорошо помнил. Тогда школа пошла навстречу и не афишировала, что лучший их гитарист и руководитель музыкального клуба вообще-то учится в другом месте сейчас. Фактически, это была чистой воды афера, и Рэй подыгрывал, как мог, никогда не говоря там, что играет. Он просто перетерпел год кое-как, бесконечно ожидая его окончания. Вскоре его отец вернул работу и дела семьи Торо пошли в гору, но перевестись обратно в прежнюю школу за три месяца до конца учебного года парню никто не позволил – и Рэю пришлось сжать зубы и доучиваться, мечтая, чтобы всё это поскорее закончилось.

Наверное, именно тот год дал ему понять, что Рэя много не бывает, его бывает только мало, очень мало и «чёрт возьми, я скоро сдохну, где этот Рэй?». И сейчас мысли Майкла плавно перекочевали в русло – «а что же будет с нашим общением, когда он поступит?».

– Если честно, я думал о Фрэнке, – решил продолжить Торо, вырвав своей фразой Майкла из бесполезных размышлений о туманном будущем. – Мне кажется, он бы справился. Но чёрт – опять – только на год. Да и Фрэнк сейчас такой… Потерянный какой-то. Может и не согласиться.

– Рэй, тебе всё равно придётся отпустить свой клуб. Ты не сможешь быть там папочкой вечно, – сказал Майкл, как вдруг Торо подорвался и оперся на локти, уставив взгляд глаз в друга.

– Должен, должен, я и без тебя знаю, что должен! – расстроенно выпалил он, и Уэй залип на том, как его губы активно и влажно проговаривают слова. – Только мне с того легче, думаешь? Это нахрен разбивает мне сердце, когда я осознаю, что должен пустить всё на самотёк. Это несправедливо!

Майкл смотрел то в глаза, то на губы Рэя и вдруг ощутил, что что-то заискрило в воздухе между ними, это было какое-то странное чувство – хоть между их лицами и было достаточно места, но эта двусмысленная поза и громко говорящий Торо были так необычны… Ещё немного, и Уэй, не отрывая взгляда от глаз друга, решился бы на что-то запрещённое, его так и тянуло к этому лицу в обрамлении недлинных, стоящих смешной шапкой, кудрей, он физически чувствовал, как хочет оказаться близко к нему, ткнуться носами, почувствовать вкус…

– И вообще, слезь с меня уже, – Рэй недовольно заёрзал, отводя глаза и скидывая с себя Майкла. – Я чай сделаю с сэндвичами. Есть хочу, – он встал с кровати и пошёл к двери комнаты. – Между прочим, можешь помочь, – кинул он от входа развалившемуся звездой другу.

– Угу, – дверь за Торо уже закрылась, а Майки продолжал лежать, раскинув руки и ноги, и смотреть в потолок. Он опять чуть не сорвался. Чуть не сделал что-то, что будет выглядеть очень странно для Рэя. Что может навсегда перечеркнуть их дружбу. Устало закрывая лицо руками и сдвигая очки на лоб, он с силой прошёлся пальцами по глазам, разминая их под веками. Следовало лучше держать себя в руках. Ему не хотелось проиграть ещё до того, как игра начнётся.