Текст книги "Красная - красная нить (СИ)"
Автор книги: unesennaya_sleshem
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 54 страниц)
– К чему ты ведёшь? – решил подбодрить друга Майки. Они почти дошли до остановки.
– Когда умерла бабушка… Пять, или даже немного больше лет назад… Он остался один. А ему нельзя одному. Ему нужен уход, – негромко промямлил Рэй. – Родители перевезли его к нам в дом. На неделю. Это было сложно… – Торо рассказывал историю, которую совершенно точно считал постыдной. Хотя Майки уже догадывался, в чём дело. Кончики ушей Рэя, порой проглядывающие между кудрями, предательски алели, и это выглядело странно-мило. – А потом они решили устроить его в специальное место… – голос Торо всё-таки оборвался. Негодует? Расстроен?
– Дом престарелых? – спросил Майки очевидное.
– Да… На восемьдесят девятом до Честер стрит, а там минут пять пешком. На окраине города, зато парк, чистый воздух, бла-бла-бла… Я был против. Дед, он… Он обалденный. Мировой мужик, хоть и постарел сильно за последние годы. Смерть бабушки его подкосила. На гитаре хоть и не очень любил, но такого благодарного слушателя ещё поискать.
– Почему мы не взяли гитару тогда? – снова встрял Майки, чтобы как-то отвлечь Рэя, который явно тихо заводился. – Сыграл бы ему что-нибудь.
– Нельзя… Там нельзя играть, – зло ответил Торо. – Это якобы мешает другим жильцам. Сколько раз я пробовал – отбирали на входе. Идиотизм, понимаешь? А деду так нравилось, как я играл…
– В следующий раз возьми меня с собой. Я найду способ пронести гитару, – уверенно заявил Уэй.
На самом деле, это – именно то, за что Рэй так ценил этого парня. Он остановился, словно врезался в стену, и обернулся, посмотрев, наконец, на обманчиво спокойное и отрешённое лицо Майки.
– Чтоб мне землю жрать, – с той же миной выговорил Майкл, и Торо, не удержавшись, громко расхохотался. На лице друга начала расползаться широкая ухмылка. – Возьмёшь? Эй? – он попытался достучаться до сознания смеющегося Рэя, как тот вдруг поймал его ладонь своей – огромной, сухой и очень тёплой. В этом жесте было дохрена чего дружеского – хотя бы то сильное, уверенное движение, когда его пальцы сжали тонкую и худую кисть Майки. Но от этого «дружеского» у Уэя потемнело в глазах. На долю секунды, но этого хватило, чтобы сердце зачастило, пытаясь выиграть в гонке.
– Посмотрим, – улыбнулся Рэй, успокоившись. Руку, впрочем, тоже выпустил. Остановка возникла перед ними, словно выросшая из асфальта нелепым городским грибом. – Почему бы и нет?
Автобус подошёл быстро. На столбе висело расписание, и это было вполне нормальным, что время на часах и в расписании практически совпадало. Полупустой салон желтого цвета, свободное сидение за два ряда до конца. Майки уселся к окну по праву младшего. Рэй привычно достал из рюкзака плеер и наушники, устраивая эти громадины на коленях.
– Надеюсь, ты не злишься? Что пришлось немного поменять планы? Мы ведь хотели позаниматься… – мягко поинтересовался Торо. Майки изо всех сил рассматривал проплывающие за окном пока ещё знакомые улицы.
– Только на то, что не сказал раньше. Про деда, – уточнил он и обернулся. Рэй уже не злился, но всё же было видно, насколько эта история его задевает.
– Знаешь… Думаю, он бы понравился тебе. Хотя, конечно, мама считает, что он «ку-ку» уже. Меня бесит, когда она говорит так. Сложно представить более тихого и доброго человека. Но им надо работать, мне надо учиться, у нас нет лишней комнаты и вообще, дом для престарелых – лучший выход.
– Наверное, в её мнении есть доля истины.
– Мне срать на это, Майки, – устало выдохнул Рэй, врубая плеер и «Iron Maiden» вместе с ним. – Я хочу такую семью, в которой старики могут быть уверены – им не придётся коротать остаток жизни в специальном заведении, потому что их дети слишком заняты своими делами. Это неправильно. Я хочу большой дом и участок перед ним. Чтобы комнат хватило на всех, понимаешь? И денег. И времени… И чтобы никто не стыдился.
Майки только кивнул. Понимал ли он? Определённо. Друг умел быть убедительным. Но насколько возможно воплотить подобную мечту? – Вопрос оставался открытым.
Дорога заняла не более получаса. И уже спустя десять минут тряски Майки очень натурально съехал головой на плечо Рэя. Твёрдо, но зато тепло и надёжно. И какой придурок упустит подобный шанс? Сердце успокаивалось, и от Рэя так приятно пахло чистой одеждой и каким-то недорогим лосьоном. Пусть тот и не мог видеть глаза Майки, парень всё-таки закрыл их – уснул же. И его самовольное поведение заставляло краешки смирно сомкнутых губ трепетать – едва заметно, но всё же… Какое-то время парень притворялся, но затем сон на самом деле сморил Уэя. И, расслабившийся на плече Торо, он уже не почувствовал, как тот повернул к нему голову и едва заметно потёрся носом о его волосы на макушке, вдыхая чуть глубже.
С дедом познакомиться не довелось. Рэй попросил подождать на миролюбиво стоящей у входа лавочке, отговорившись «я недолго» и «в следующий раз».
Здание угнетало. Трёхэтажное и в старом классическом стиле, наново выбеленное и покрашенное местами в персиковый цвет, оно навевало уныние и безысходность.
И белёсые колонны, и медсёстры в форменной одежде, катавшие по парку нескольких жильцов на креслах-каталках… И парк, слишком «причёсанный», чтобы казаться живым. И окна, слепо глядящие на парковый массив, словно там и не живёт никто…
Майки поёжился. Он бы не хотел оказаться в подобном месте, когда вдруг станет не нужным никому. Иррациональный страх? Глупости? Возможно, пока не сталкиваешься с этим нос к носу… Но парень был уверен в одном – свою бабулю они с Джерардом ни за что не отдали бы в подобное место. Ни-за-что.
Рэй вернулся меньше, чем через час. Майки уже успел обойти здание по и против часовой стрелки несколько раз. Было скучно.
– Прости, – сказал он. – У них начался обед, попросили выйти. Но мы не будем ждать ещё час, так ведь?
Майкл хмыкнул, растирая озябшие ладони.
– Майки, я рассказал деду о тебе. Точнее, я часто рассказывал ему о вас всех. И о Джи, и даже о Фрэнке. Я много чего ему рассказываю, но он часто забывает… Приходится напоминать. Я не мог с бухты-барахты привести чужого человека к нему. Но я сказал, что в следующий раз мы придём вместе. И я вас познакомлю.
Уэй сосредоточенно кивнул. «В следующий раз», – черкнул он пометку в мозгу. И это означало, что так оно и будет.
Обратная дорога прошла в молчании и сосредоточенном слушании музыки. Наверное, им обоим было над чем подумать.
– Майки, ритмичнее, о чёрт, – Рэй в который раз за вечер выключил запись, под которую репетировал Майкл, и провёл рукой по лбу. – Ты играешь вот так, – он наиграл неверный вариант, – а нужно чуть острее. Вот, слышишь разницу? – Торо сыграл снова, уже именно так, как следует.
Майки кивнул. Он слышит, конечно, он слышит. Просто отвлекается сильнее обычного сегодня. Много мыслей в голове. И Рэй рядом, и дома никого. Идиотские мысли.
– Я попробую ещё раз, ладно? Я знаю, что со мной тяжело, но не заводись, – чуть улыбнулся он другу.
– Не заводись? Да я ангел, Майки! Ангел во плоти. Мой брат бы уже давно надел гитару тебе на голову, и я не шучу. Вот кто заводится с пол-оборота. Ты ведь не играл дома, признайся?
Больная мозоль. Парень старался заниматься во время репетиций в подвале, повторяя за Дереком, и почти никогда – дома. Просто не было этакой привычки. Да и Джерард ругался на шум.
– Я понял, Рэй, – Майки миролюбиво пнул друга ногой. – Я буду заниматься больше.
– Тебе придётся, если ты и правда хочешь сыграть на фестивале. Это серьёзное выступление, чувак.
– Окей, чувак, – вернул колкость Майки.
Они занимались, а потом поужинали. Рэй старался не ложиться поздно, и эта его особенность особенно нравилась Уэю. Все, кого он знал, кроме Торо, были заядлыми полуночниками.
Почистив зубы и приняв душ – не зря ведь он волок с собой из дома щётку и сменную одежду, Майки вышел из ванной комнаты. Рэй привычно валялся на кровати с наушниками в кудрях, огромными и нелепыми, но Торо они удивительно шли. Его голова двигалась согласно звучащей музыке, а глаза были закрыты. Майки даже остановился на секунду. На Рэе не было футболки. Его грудь, совершенно гладкая, до сосков скрывалась под одеялом.
– Ты идёшь мыться? – спросил Уэй, зная, что его не слышат. Это был ритуал. Говорить хоть что-то, чтобы не впасть в ступор разглядывания. Рэю семнадцать, и хотя его плечи шире, чем у Майки, они не настолько широкие. Пока? И шея с ямочкой, и губы, которые нашёптывают слова. Почему этот парень не может быть каким-нибудь другим? Каким-нибудь обычным, чтобы Майкл перестал вспоминать все эти мелочи, когда дрочит в своей комнате?
Выдохнув, парень мотнул ещё мокрой головой, обдавая обнажённую кожу Рэя мелкими прохладными брызгами.
– Эй, – тот резко стянул наушники, – что за произвол?
– Ты мыться идёшь? – ушёл от ответа Майки, еле сдерживая улыбку.
– Утром мылся, – Рэй немногословен.
– Ты теперь спишь без футболки?
– Жарко, – Торо смутился даже, отодвигаясь на край не слишком широкой кровати. – Я довольно горячий, когда сплю.
– Я заметил, – Майки улыбнулся, про себя возликовав, что никто, кроме него, не почувствует всю двусмысленность этой фразы из уст Рэя.
– Волосы только вытри как следует, а то подушку замочишь.
– Хорошо, мамочка, – Майки сел на край кровати и принялся ожесточённо мучить волосы полотенцем.
– Это футболка Джи? – Рэй не славился наблюдательностью в некоторых вопросах, но эта футболка на самом деле была известна. Известна и заношенна.
– Ага. Та самая. С Бэтменом. Чуть ли не со слезами отдавал, когда понял, что уже вырос из неё, – Майки усмехнулся, посчитав, что волосы достаточно сухие. Он лёг рядом, с довольным видом втягивая свой же чуть застаревший запах с поверхности гостевой подушки. А вот одеяло было одно – на двоих.
– О нет, – обречённо взвыл Рэй. – Убери от меня свои ледышки!
– Но мне холодно, мамочка, – Уэй подхихикивал, заставляя Торо убегать от его холодных ног на самый край, пока он чуть было не свалился уже с кровати. – Дай я погреюсь!
Они возились до тех пор, пока Майки вдруг не сказал совершенно серьёзно, укладываясь на спину и выключая лампу на тумбе рядом:
– Знаешь, мне кажется, Джи снова куда-то вляпался.
– О, нет. Нет-нет-нет, не начинай. Просто оставь его в покое, Майки, – простонал Рэй, довольный, впрочем, тем, что его не пытаются касаться ледяными – извечно – ногами. – Ты же знаешь, что Джи периодически жизненно необходимо вляпываться во что-то. Это его допинг, его топливо. Иначе он зарастает тиной, как ушедший на дно камень.
– А если это что-то опасное? – удивился нечуткости Торо Майкл. – Если что-то серьёзное на этот раз?
– Ты бы понял, – уверенно прозвучал в темноте голос Рэя. – Ты же видишь его каждый день. Ты волнуешься? Тебя беспокоит его здоровье или внешний вид?
– Да не особо, – пожал плечами Майки, задумываясь над этим вопросом. – Уставший просто.
– Значит, очередное приключение на неугомонную задницу нашёл, – подвёл Торо. – Скоро пройдёт. Сколько раз уже такое бывало.
– Хорошо бы так, – Майкл почесал переносицу под очками и в конце концов снял их, складывая на дерево тумбы. А потом, совершенно неожиданно – робко и крайне тихо, спросил вдруг: – Помнишь, мы поцеловались под омелой в Новый Год?..
В комнате резко повисла тишина, такая же напряжённая, как бывает, когда из лёгких выбивают весь воздух.
Майки уже проклинал себя и свой не в меру говорливый язык за этот вопрос. Он даже не смог бы объяснить, зачем вообще задал его. Захотелось отвернуться, чтобы к Рэю – спиной, и сделать вид, что очень хочется спать. Впрочем, парень так и сделал.
– Помню, – тихо и словно через улыбку, ответил Рэй. – Я был пьяный, но помню. Было странно.
«Странно. Вот как. Просовывать свой длинный язык в мой рот – это на самом деле странно, этакий ты гов…»
– Но мне понравилось, – закончил фразу Рэй, явно поворачиваясь лицом к его напряжённой под футболкой спине. – Спокойных снов, Майки.
– С-спокойной, – выдавил Уэй, не понимая, что он только что услышал. И как ему вообще теперь реагировать. И надо ли реагировать на подобное?
Кажется, ночь будет длинной…
====== Глава 35.1 ======
Я волновался. Волновался, сидя в комнате, снова окидывая взглядом стопку девчачьих вещей, которые должен был взять на концерт, чтобы переодеться. Волновался, ожидая хлопка двери, который известил бы меня о том, что мама ушла наконец на свидание, и я могу пойти поискать в ванной её чёрный карандаш для глаз. Меня трясло, едва я начинал хотя бы немного вспоминать свои партии… Мне казалось, что я позабыл всё и напрочь. Это было страшно почти до тошноты – сидеть в комнате днём накануне концерта-фестиваля, чувствовать разрывающее грудную клетку биение сердца и отсчитывать, отсчитывать минуты.
Те растягивались, словно фирменная жвачка-«Ригли» – практически до бесконечности.
– Милый, я ухожу, – донеслось из-за прикрытой двери, и я, в какой-то момент ушедший в странные размышления и мысли ни о чём, подпрыгнул на кровати. Вскочив со сбитого покрывала, уверенно направился в коридор – я был обязан проводить маму, чтобы успеть доделать все «чёрные делишки» до того, как мне придётся бегом уходить из дома.
Мама была прелестна. Невысокая и с тёмными волосами чуть ниже плеч, в платье кремового цвета и тёмно-коричневом кашемировом пальто, в замшевых полусапожках – апрель в этом году выдался на редкость капризным и неустойчивым, – она была чудо как хороша. Я улыбнулся.
– Отлично выглядишь, мам, – пришлось подойти и обнять её, потому что невозможно игнорировать женщину, которая настойчиво протягивает к тебе свои аккуратные ручки. – Леону привет.
– Ты уверен, что так и не хочешь присоединиться к нам как-нибудь на выходных? Мы бы взяли с собой Клэр тоже… – мама завела любимую шарманку на тему сделать из нас одну большую счастливую семью. Не то что я был особо против, просто на данный момент мне было совершенно не до того. И без маминого ухажёра проблем хватало настолько, что я еле успевал выныривать из них, чтобы глотнуть воздуха на поверхности. Перед очередным нырком в непроглядные глубины…
– Ма-ам… У меня сегодня концерт. Важный концерт, не школьный, а на нейтральной площадке. Потом весенние тесты. Потом конец учебного года… – я не знал, как ещё объяснить, что предложение несвоевременно. Меня до сих пор немного потряхивало от волнения, что я притащил за собой из комнаты. – И вообще, я переживаю. Между прочим.
– Милый, у тебя всё получится, – сказала она, крепче притягивая мою голову и целуя в макушку. На каблуках у неё это получилось. – Как бы не хотела я говорить об этом, но эту черту отца у тебя не отнять. Эта ваша музыка – свихнуться можно, – то, что заставляет тебя быть упертым и подключать все свои внутренние резервы. Вот бы ты учился столь же настойчиво, Фрэнки, – она устроила мечтательную паузу в своём монологе.
– Нормально я учусь, – пробурчал я в её плечико, спрятанное под кашемиром. Мамины духи… Они мне на самом деле нравились. Я не разбирался в них, механически запоминая названия флакончиков в коридоре. Да и это делал с непонятной целью. Но этот аромат не спутал бы ни с чем другим. Впрочем, только на маме он лежал так – по-родному, тепло и обволакивающе. Я отчего-то был уверен, – ни на какой другой женщине он не произведёт должного эффекта.
– Нормально, разве я с этим спорю, – я слышал, как она грустит сквозь улыбку. – Нормально, но не так упорно и настойчиво, как убиваешь часы за своей музыкой, так ведь, Фрэнки?
С этим было сложно спорить. Всё же от зубрения тем и бесконечных прорешиваний тестов я получал много меньше удовольствия.
– Ладно, милый. Мне пора, – она чуть отстранила меня, чтобы заглянуть в глаза. А я смотрелся в её – почти такие же тёмно-вишнёвые, как, по её уверениям, были и у меня. Наверное, это здорово, когда у тебя мамины глаза. – Пусть на сегодняшнем фестивале ваша группа будет лучшей. Жаль, что я этого не увижу, но ты обещал пригласить на следующее выступление, – она смотрела так, словно выискивала у меня на лице подтверждение своим словам. Я натянуто улыбнулся и кивнул. Волнение, растаявшее было в её объятиях, возвращалось с новой силой. – И никаких ночёвок сегодня, хорошо? Я вернусь до полуночи.
Вздохнув, я кивнул. Последнюю неделю мы и так задерживались допоздна, репетируя. Я почти не виделся с мамой, и она взяла с меня слово – после концерта неделю быть пай-мальчиком и маменькиным сыночком. Мне дорого это обошлось, видит Бог.
– Удачи, Фрэнки, – хоть я и уворачивался (странная подростковая игра), она всё же поцеловала меня в щёку.
– И тебе удачи, мам, – улыбнулся я, растирая кожу ладонью и показывая ей язык. Получив свой заслуженный щелбан и подав ей сумочку, посчитал миссию «проводить» выполненной.
Если бы мама видела, с каким выражением лица я начал метаться по квартире минутой спустя, она бы изрядно удивилась.
Сначала я кинулся в ванную – на поиски чёрного карандаша. Господи, никогда в жизни я не занимался ничем подобным. Ничем настолько смущающим и странным, мягко говоря. Стоя перед зеркалом, перегнувшись через край раковины, отчего тот неприятно и холодяще упирался в живот, я пытался как-то обвести контур глаз – «на пробу» и чтобы потренироваться. От усердия – это я заметил позже и немало с себя поржал – мой язык оказался высунутым между зубов, а свободной от карандаша рукой я пытался оттянуть край глаза. Та жуть, что получилась, едва я отпустил кожу, заставила меня содрогнуться. Жирно, криво, я был похож на какого-то блядского зомби. Блядского потому, что какой нормальный зомби красится перед выходом в свет? А синевы и кругов под глазами мне и своих хватало…
Чертыхнувшись, я намылил пальцы и стал активно смывать неудавшуюся попытку, от чего пена неизбежно проникла между век и дьявольски защипала.
– Чёрт! Блять, да что же это за… – я ругался, понимая, что времени всё меньше, а я ещё не собрался до конца.
Прихватив карандаш с собой, вытерся и бегом побежал в комнату. Глаза слезились…
Белая хлопчатобумажная блузка с нехилыми выточками в районе груди, смело замененная мной на рубашку с длинным рукавом, галстук в косую бордово-чёрную полоску, плиссированная юбка и женский жакет, который я, от греха подальше, также заменил на свой форменный мужской пиджак… Что-то ещё… Чего-то не хватает.
Сбоку на стуле сиротливо лежали чёрные гольфы с тёмно-бордовой полоской по краю.
Майки заставил меня стать тёмно-пунцовым, когда я, как самый невезучий лузер, проигравший в «камень-ножницы-бумагу», попёрся с общими деньгами в отдел женского белья покупать чёртовы гольфы для всей группы. Я трясущимися руками доставал из кармана смятые баксы, в то время как эта банда везучих мудаков корчила рожи из-за стеклянной витрины. В другой раз я бы тоже посмеялся, но мне пришлось говорить с милой девушкой за прилавком, а ещё – старательно отворачиваться от кружевных трусиков и лифчиков прямо перед моим носом. Почему-то от них мутило сильнее всего. Честно, я надолго запомнил тот поход в молл. Это был ни с чем не сравнимый драгоценный опыт (по словам грёбанного Уэя-младшего).
Я содрогнулся, припоминая и эту историю, и счастливые и даже местами (совсем чуть-чуть, но всё же!) сочувствующие лица. Я содрогнулся ещё больше, представляя себя (да что уж там, всех нас) на сцене перед сотнями школьников со всего района в этих пока что безобидно лежащих на кровати шмотках…
Это будет эпохально.
Либо эпохальный концерт, либо, что более вероятно, столь же эпохальный провал. Чёрт. Зачем мы вообще согласились на эту форму? Теперь поменять что-то просто невозможно.
Да и Блом одобрил… Грёбаный извращенец. Хотя это немного грело. Не то, что он извращенец, а то, что в случае проблем по шапке будет получать этот самодовольный индюк. За то, что он решил прикрыть наши сумасшедшие задницы, я не переставал его уважать. Ни на минуту.
Я был у дома Уэев через полчаса. Мы договорились собраться там, чтобы отправиться к старшей школе Лейфеца всем вместе на автобусе. Фестиваль проходил именно там, потому что эта чёртова школа считалась крутой, имела самую лучшую аппаратуру и огромный зал для мероприятий. Собственно, как музыкант я не был против, но… Дома ведь и стены помогают?
Открыл Торо. Видимо, пришёл совсем немного раньше меня. Я скинул куртку и прошёл, с кухни из-за стола отсалютовали кружками Том и Дерек. Майки спускался по лестнице.
– Фрэнки! – счастливо завопил он. – Ты чувствуешь запах славы, разлитый в воздухе?
Я честно принюхался. Пахло мятным чаем – наверное, его пили парни, – и чьими-то не вполне свежими носками.
– Не уверен, что у славы запах именно такой, – улыбнулся Рэй, приобнимая меня за плечо. – Ну как, жопа горит, чувак?
– Горит не то слово, – угрюмо согласился я. – Как бы на сцене не обделаться.
– В юбке будет не заметно, – довольно, словно толстый кот, пробасил Том.
– Где там Джерард? Через полчаса надо выдвигаться, – озабоченно поинтересовался Рэй у подошедшего поближе Майки.
– Да хрен его знает, – младший Уэй пожал плечами. – В ванной закрылся и не выходит.
– Да твою жешь мать! – донеслось надрывное со второго этажа, и я почти подпрыгнул, не узнавая в этом вопле голос Джерарда. Мы с парнями переглянулись. Брови Майки удивительным образом изломались над переносицей.
– Надо идти его спасать? – предположил я.
– В ванной нет чудовищ, а он не красавица, чтобы его спасать, Фрэнки, – мягко осадил меня Торо, придерживая за локоть. – Дадим ему ещё пять минут и пойдём выносить дверь, если не откроется.
Я оценил глобальность предложенного подхода и кивнул, отправляясь на кухню. Мятный чай ещё никому не вредил.
– Я вот тут подумал, – сказал вдруг Дерек, – а эти юбки… Их ведь не надо гладить? А то это такой геморрой…
– Думаю, последнее, что будут разглядывать – это степень глаженности твоей юбки, – смурно ответил я. – Когда мы выйдем в этих нарядах, народ вообще обо всём позабудет…
– Давно я так не веселился, – в предвкушении потёр ладони Рэй, и я вдруг ясно и очень остро осознал непреложную истину. Эти ребята – и Джерард, и Рэй, – выпускаются. Им в этой школе мелькать всего пару месяцев осталось… В то время как нам учиться ещё грёбаный год. Почему я раньше об этом не подумал?..
Вопреки моим навязчивым мыслям, Джерард спустился сам, когда мы допили чай. Рэй уже нервно посматривал на настенные часы, но выламывать дверь не торопился. Наградой его терпению стал Уэй-старший, со вздохом вселенской скорби рухнувший рядом со мной на стул.
– Блядский день, – сказал он трагично.
Я улыбнулся и повернул к нему лицо.
– Привет, Джи! А… что это? – на его подбородке наискосок красовался пластырь.
– Блядский день, сказал же, – устало передёрнул он плечами. – Можно мне тоже чаю?
Майки встал и быстро навёл чая для брата. Я поглядывал на Джерарда и не мог перестать улыбаться. Видимо, он брился и неудачно порезался. Не вовремя, но этот пластырь смотрелся так мило и странно на его лице.
– И… ты будешь выступать с ним? – решил уточнить Рэй, к слову, отсаживаясь чуть подальше.
– Ну что за тупые вопросы! – ожидаемо взорвался Уэй. – Нет, конечно! Я уберу его и залью кровью белую блузку нахрен, ведь после выступления в юбках мы уже вообще ничего не теряем!
– Эй, остынь, ладно? – примирительно ответил на тираду Торо. – Мы все волнуемся, между прочим. Не ты один.
– Вот только если лажанёт кто-то из вас, это будет не так заметно. А если лажану я, это будет полный пиз…
Я не выдержал, встал и настойчиво положил руки на его плечи. Словно каменные, буквально сведённые судорогой. Зато он замолчал.
– Никто не лажанёт, – спокойно и уверенно, точно мантру (вот бы ещё самому в неё поверить, а…), начал произносить я. – А ты вообще самый харизматичный и крутой вокалист, и вообще, нам всем надо успокоиться и выдохнуть. Это будет крутой концерт, так ведь?
– Лучший концерт за всю историю нашей школы, я обещаю, – усмехнулся Рэй.
Я не переставал едва заметно сжимать и разжимать пальцы на чёрной футболке Джерарда, и его скованные плечи под моими пальцами начали мало-помалу расходиться и успокаиваться.
– А если получится, что нас больше не выпустят на сцену, то лучше запастись положительными эмоциями впрок, – добавил я.
– Проколи себе язык, Айеро, за подобные предсказания, – Дерек крутил пустую кружку на столешнице, отчего она издавала противный шаркающий звук. Все нервничали и волновались на свой лад, и это было даже забавно. Собственное волнение как-то отошло на задний план.
– Я подумаю над этим, – подмигнул я ему.
– Ладно, – произнёс вдруг Джерард. Мне жутко захотелось забраться пальцами в его тёмные чистые (даже чуть влажноватые ещё?) волосы. Но я стойко держал себя в руках. Он передёрнул плечами, пытаясь освободиться от моих пальцев, и я выпустил его, не настаивая. – Нам не пора выходить?
– Да пора бы уже, – согласился Рэй.
И мы, на несколько раз перепроверив наличие инструментов, юбок, гольф, карандашей для глаз и заветной фляжки Торо, неровной толпой выдвинулись к остановке.
– Хэй, ты не спишь? – голос Джерарда вывел меня из задумчивой полудрёмы, на которую так располагал мягко покачивающийся ход автобуса.
– Не-а, – соврал я, открывая глаза и поворачиваясь к нему. Так вышло, что мы сидели в самом конце полупустого автобуса, перед нами маячили головы Тома и Дерека, а ещё на ряд раньше – макушки Рэя и Майкла.
Обычный жёлтый изнутри автобус, пошарпанные сидения и пожилая леди напротив, читающая газету. Пахло бензином и ещё резковатым лосьоном Джерарда. За окном неторопливо проплывали смутно знакомые улицы – школа Лейфеца располагалась на другом конце нашего района. Минут двадцать ехать ещё.
– Я так волнуюсь, Фрэнк, – тихо сказал Джерард. – Просто охренеть как волнуюсь. Первый раз на сцене после того… Когда пел в «Питере». Мне кажется, что я ни одну песню не помню…
– Эй, эй, – я мягко подтолкнул его плечом, а затем, оглянувшись вокруг и решив, что никому из пассажиров нет до нас дела, уверенно накрыл его руку сверху, сжимая пальцами. Она была холодной. Очень холодной и белой. – Я тоже боюсь, что не вспомню партий. Но я уверен в одном. Мы выйдем на сцену, и всё получится, слышишь? – его глаза бегали, а тело мелко тряслось. Он и правда сильно волновался. Было бы здорово, если бы он оставил этот настрой в автобусе. Иначе сложно представить, чем это закончится… – Просто невозможно репетировать столько, сколько это делали мы, и всё забыть. Это нервное.
– Думаешь, мне от этого легче? – резковато спросил он, но руку вырывать не стал. Я сжал пальцы ещё сильнее, наклонясь к его уху, через волосы прошептал: «Если ты не перестанешь истерить, мне придётся сделать кое-что…»
Я отстранился и был вознаграждён. Его глаза на мгновение вспыхнули, а выражение лица было нечитаемым. Но уже никак не нервным.
– «Кое-что» – это что, например? – легчайшая кривоватая усмешка коснулась его губ.
– Хм-м… – я сделал вид, что задумался. – Пофантазируй на эту тему.
– Так неинтересно, – пожаловался он, а потом вдруг дёрнулся и распрямил спину, вперив в меня неверящий и сверкающий праведным гневом взгляд. Мои пальцы, чуть соскользнув с его руки, коснулись джинсов на внутренней стороне бедра. Легко и ненавязчиво, но ему хватило, чтобы отвлечься. Впрочем, мне тоже…
– Что ты делаешь? – прошипел он.
Я делал вид, что увлечённо разглядываю улицу и дома, мелькающие за окном. Пальцы скользнули ещё немного ниже, касаясь грубого жёсткого шва.
– Успокаиваю тебя? – предположил я, наконец, перехватывая возмущённый взгляд. А потом невинно улыбнулся и вернул руку к его руке. Хорошего помаленьку. И так что-то жарко стало… – Дерек, приоткрой форточку? – та как раз была над ним. Парень кивнул в ответ.
Я накинул снятую куртку на наши руки, пряча переплетённые пальцы. Старушка справа от прохода громко зашелестела газетой. Автобус подпрыгнул на кочке, и мы вместе с ним. Гитары, забаррикадированные справа от меня сумками, издали глухой стон.
– Всё будет круто, Джи, – сказал я ему всё-таки, когда он устал сверлить меня взглядом и отвернулся к окну, едва заметно сжимая мою руку под курткой. – Я верю в тебя. Мы все верим в тебя. А ты должен верить в нас.
Чужая школа. Негостеприимные, слишком вычурно чистые и наполненные суетящимся народом коридоры. Два часа до начала фестиваля, и по десять минут для каждого коллектива на сцене – приноровиться к положению и прочим особенностям, попробовать звук. Найдя нужные нам значения усилителей, мы успели только сыграть начала пары песен. Джерард петь отказался, ссылаясь на нервы. Я начинал волноваться по новой, только уже не за себя, а за него.
– Он точно справится? – Дерек старался говорить тихо, догнав меня после саунд-чека. Зал был огромен и украшен кучей шаров и тканевых лент. Вечером подключится светомузыка, дыхание толпы и духота. И я очень надеялся, что свет рампы будет мешать нам видеть всё это. Так проще.
– Хер знает, – угрюмо бросил я, желая только одного – покурить. Поиграть-то мы поиграли, но пальцы были деревянными и слушались плохо. И Джерард снова куда-то слился.
В школе нас встретил мистер Блом – как куратор от нашей школы. Отвёл нас в выделенную лично нам аудиторию (групп выступало меньше десятка, поэтому каждой решили выделить отдельное помещение). «И чтобы не показывались раньше времени, понятно? Я зайду за вами перед вашим выходом на сцену», – сверкнув линзами стильных очков в массивной оправе, он оставил нас наедине со своими безрадостными предположениями и волнением.
Дерек отстал, а я, решив привнести частичку хаоса в эту прилизанно-правильную школу, направился к ближайшему туалету, чтобы покурить.
Его голос – сильный и уверенный, без тени фальши, я услышал чуть раньше. Неторопливо подойдя к двери, создал щёлочку, понадеявшись, что петли не скрипнут. Повезло.
Джерард прыгал на месте спиной ко мне, помогая себе руками. Тряс ногами, разминался, словно перед занятием физической подготовки. И пел. При этом его дыхание умудрялось быть ровным. Он всегда был необычным для меня и всегда тщательно скрывал это. А я… не мог перестать смотреть. Он распевался заключительной песней, самой зажигательной и ритмичной, нашей общей любимицей. Я улыбнулся. Он так забавно махал руками, а его волосы подлетали вверх, чтобы снова приземлиться на плечи.
– Чёрт, – вдруг выругался он, резко поворачиваясь. – Ну и какого ты там стоишь? Испугал меня.
– О… – я зашёл внутрь, прикрывая за собой дверь. – Искал место, чтобы покурить. И не хотел мешать. Это было здорово, – сказал я, нашаривая в кармане зажигалку и выпрошенную у Джерарда же сто лет назад смятую сигарету.
– Главное, чтобы это там было здорово, – он оперся руками на столешницу с рядом раковин в ней, вглядываясь в своё отражение в зеркале.
– Так и будет.
– Угу, – он включил кран и стал набирать шипящую пузырьками воду в сомкнутые ладони.
