Текст книги "Красная - красная нить (СИ)"

Автор книги: unesennaya_sleshem

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)

Когда он спустился на кухню, Торо уже заварил чай и сейчас нарезал сыр. Вокруг на кухонном столе в полнейшем беспорядке валялись листья салата, нарезанный кольцами болгарский перец и даже одинокий томат с зелёным хвостиком.

– Ты выглядишь как злая мачеха, которая колдует над волшебным яблоком для Белоснежки, – усмехнулся он, глядя на сосредоточенного над доской с сыром Рэя с ножом в руке.

– Лучше заткнись и налей чаю, мистер умник, – друг уже начал складывать красивые треугольные башенки сэндвичей, как в дверь настойчиво, многократно позвонили.

– Ты ждёшь гостей? – удивился Майкл, наливая кипяток в кружки.

– Да нет. Мама на дежурстве, отец в рейсе. Хер знает, кто это.

Неопрятно вытерев мокрые руки о джинсы, Рэй пошёл к входной двери.

– Ого! Привет, Фрэнки, – донеслось из коридора, и Майкл с удивлением выглянул из кухни. В прихожей на самом деле стоял всклокоченный и запыхавшийся Айеро. Было видно, что он бежал сюда, и это было странно.

– Что-то случилось? Фрэнк? – Майкл подошёл ближе, рассматривая друга, который пока не мог сказать ни слова – только глубоко дышал, восстанавливая нормальный ритм для сердца и лёгких.

– Уф, чёрт, – наконец вырвалось из него с хрипами. – Нет, всё нормально. Уф! Чего вы тут делаете?

– Перекусить собираемся, – сказал Рэй, направляясь обратно на кухню, успокоенным тем, что всё в порядке.

– И меня накормите? – нахально поинтересовался Фрэнк, на что Майкл только улыбнулся:

– Кто про что, а Айеро – про жратву. Заходи уже, оголодавший. Ты поэтому так бежал?

– Не совсем, – парень смутился, скидывая свои кеды у входа. – Просто бежалось, вот я и бежал.

Никто ничего не сказал, но все посмотрели с пониманием. Вот она, настоящая мужская солидарность – иногда существуют вещи, о которых говорить совершенно не обязательно – и так всё предельно ясно.

Они сидели наверху, в комнате Торо. Сэндвичи были съедены, а чай выпит, но разговор не клеился. Рэй лежал поперёк кровати и что-то негромко наигрывал на гитаре, которую до этого терзал Майкл, а сам Майки сидел у кровати на полу и листал устаревший и слегка потрёпанный комикс.

Фрэнк же должен был скоро взорваться к чёртовой матери, судя по его поведению. Сначала он сидел на стуле за столом и сводил с ума всех, мучая линейку – обычную линейку, которая в руках Айеро издавала просто адские звуки.

– Угомонись уже, Фрэнки, – не выдержал Майкл, и линейка тотчас полетела в угол стола, а сам парень вскочил и резво прошагал к шкафу с фигурками за стеклом.

Он весь был воплощением какой-то дикой энергии и дёрганости, и это порядком бесило всех находящихся в комнате.

– Фрэнк? – Рэй перестал играть и теперь следил за хаотическими передвижениями Айеро. – Может, сядешь?

– Э? – удивился тот, а потом вдруг неожиданно спросил: – Вы знаете, что у Джи были проблемы в школе в прошлом году?

– Ну... Это был по всем статьям один из самых херовых годов… – Торо отложил гитару в сторону. – Он рассказывал. Но сейчас вроде всё в порядке? Так что случилось?

– А больше он ничего не рассказывал? – не унимался Фрэнк, но оба друга смотрели на него с непониманием, ожидая, когда уже парень договорит до конца или хотя бы просто перестанет протирать своим задом дырку в стуле и бесконечно ковырять стол.

– Ничего он не рассказывал. Да в чём дело, Фрэнки? – не выдержал Майкл, уставившись на друга, не моргая.

Какое-то время все молчали, и даже Айеро замер, перестав ёрзать.

Картина была странной: Майкл и Рэй смотрели на Фрэнка, а тот, в ответ, смотрел на ребят, переводя взгляд с одного на другого и кусая губы.

– Чёрт! – вдруг вскочил он со стула. – Мне домой надо срочно, – кинул он и пошёл к двери. – До завтра, в школе увидимся!

Рэй и Майкл так обалдели, что даже ничего не сказали в ответ. Торо только проводил друга до двери и, закрыв её на замок, вернулся в комнату.

– Что это было, Майки? – недоуменно спросил он, прислонившись к стене спиной.

– А кто бы знал, я нифига не понял. Пришёл, пожрал, попрыгал по комнате и ушёл. Что-то странное происходит. Надо будет его выловить и запытать до получения вразумительных ответов. Правда, он странный какой-то последнее время…

– А я о чём? – улыбнулся Рэй.

– Мы ещё позанимаемся сегодня? – Майкл хитро посмотрел на Торо снизу вверх со своего уютного места у кровати.

– Э-э, нет, чувак, я умываю руки. Этого ми-мажора мне на сегодня хватило во как, – он провёл ребром ладони у горла. – Лучше пойди посуду помой, великий рокер. А я уберу ваше свинство – накрошили, как у себя дома.

Улыбаясь, Майкл отправился на кухню, звеня кружками и тарелкой.

Сегодняшний день уже привычно должен был закончиться ночёвкой у Рэя, который, кажется, даже привык к ним. И это грело сердце, заставляя сильнее и чаще толкаться в рёбра, разгоняя по телу сладкое предвкушение.

Когда Майкл оставался на ночь, они засыпали, слушая одни наушники на двоих, и Торо уже перестал неловко дёргаться от каждого случайного соприкосновения их тел. С ним надо было вести себя именно так: медленно, но верно, продвигаясь с каждым разом на шажок дальше. Так, чтобы в итоге Рэй сам не понял, как они оказались там, где, как верил Майкл, когда-нибудь окажутся.

И всё было просто отлично, вот только образ дёрганого Фрэнка периодически вламывался в его приятные мысли и сносил их, как ветер – карточный домик.

«Что с ним такое? Что вообще происходит?».

====== Глава 19. ======

– Фрэнк? Эй? – мой одноклассник Кристоф врезался в спину сзади, потому что я резко затормозил и замер, точно вкопанный, посреди коридора на первом этаже. Это было такое время перемены, когда вокруг тебя туда-сюда ходят люди поодиночке, парами или целыми группами, и ты либо двигаешься в общем потоке, либо застываешь, вляпываясь во что-то глазами, и получаешь сзади тихие маты от своего одноклассника.

– Да какого чёрта, чувак, мы опоздаем на физкультуру. Эй? – кажется, он несколько раз провёл у меня рукой перед глазами, но мне реально было не до него сейчас, поэтому он, в очередной раз послав меня, ушёл вперёд.

А я не двигался, как идиотский каменный истукан с недавнего урока истории, и смотрел туда, где впереди стояла небольшая группка старшеклассников, окружавшая кольцом отчуждения сцену для издевательств. В главных ролях были Джерард Артур Уэй собственной персоной и какой-то довольно упитанный парень, держащий его за грудки рубашки и вжимающий спиной в шкафчики. Он что-то говорил ему с ухмылкой, отчего народ вокруг громко хихикал, а Джерард старался сохранять похуистичное и гордое выражение лица, хотя лично я, зная его, на себе чувствовал дрожь его коленей и липкие ладони, а также дорожку противного холодного пота вдоль позвоночника. Но он старался, чёрт, он был молодец. Не истерил и просто взглядом слал всех нахер.

Я даже гордился им сейчас, хотя больше, всё-таки, волновался, но вмешиваться было бы глупо – ему и так не сладко, да и не сделают они ничего особенного в стенах школы – свидетелей много. Быть прижатым к шкафчику таким амбалом крайне неприятно, я сам прекрасно знал это по своей прошлой школе в Бельвиле, но… Но это лучше, чем быть избитым на заднем дворе той же школы, однозначно.

И чёрт, об этом я тоже знал не из сопливых статей из тупых ярких журналов для подростков. Я сам когда-то был там на месте жертвы и помнил, как это стрёмно, когда ты недостаточно ловкий или быстрый, или, не дай бог, слишком гордый, чтобы просто взять свою задницу в руки и заставить ноги отматывать мили в предельно быстром темпе. Потому что если тебя зажимают в углу двое или, ещё хуже, трое, просто оттого, что ты меньше, слабее, страннее... Да просто потому что, блять, твои шнурки в кедах розового цвета – и это уже достаточная причина, чтобы показать своё превосходство в виде вонючего дыхания и чешущихся кулаков, – это страшно, очень страшно.

Втройне страшно от того, что ты уже вне школьных стен, а это значит, что всем насрать на тебя. И даже учителя первым делом спросят: «Какой ужас! Это произошло в школе, Фрэнк? Нет? Ох, мне очень жаль, но в этом случае мы ничем не можем помочь. Мальчишки – они ведь такие, всегда дерутся?» – и снисходительно-фальшиво-участливая улыбочка на губах. Мальчишки? Дерутся? Вы, блять, видели этих «мальчишек»? В том парне, что тряс Уэя, было, по меньшей мере, два меня во все стороны. Но даже их размера им обычно мало – такие всегда ходят со своими миньонами: потому что без должной свиты теряют ощущение статуса короля всего этого дерьма.

Джерард ещё какое-то время смотрел на парня, он однозначно был из одной с ним параллели, а потом вдруг резко отпихнул его от себя и, показав средний палец, быстро зашагал в сторону столовой. И я потерял его из виду, когда он скрылся за поворотом.

Группа зрителей у шкафчиков постояла ещё пару мгновений, переговариваясь, и тоже разошлась кто куда. А я, пихаемый с разных сторон матерящими меня спешащими учениками, начал приходить в себя, заставил свои ноги оторваться от пола и медленно пошёл к тем шкафчикам, это всё равно было по пути к футбольному полю. О да, сегодня был футбол на улице, и я заранее готовился к очередному провалу в своей жизни.

Я ещё не успел поравняться со шкафчиком Джерарда, но уже ясно различил на нём кривую и очень заметную надпись чёрным маркером. Это был единственный исписанный шкафчик из всех своих уныло-серых соседей-близнецов. И в этот момент сзади на спину слегка напрыгнул Майкл, который задержался, чтобы зайти в туалет. Он был довольный, и я его понимал. Человеку мало надо для счастья, и облегчиться – явно в этом скромном списке. Я бы улыбнулся, но эта ёбаная надпись «не помадой» взорвала мне мозг.

– Эй, Фрэнки, не хочешь морозить коленки на футболе? Чего застыл? – он оптимистично обнял меня за плечо, пытаясь увлечь в сторону мужской раздевалки, но потом посмотрел на моё лицо и медленно перевёл взгляд на шкафчик, куда я так усердно пялился.

– Твою ма-а-ать… – процедил он, и его рука безвольно свалилась с моего плеча. – Вот же… Пошли давай, – он схватил амёбного меня за локоть и потащил-таки к раздевалкам, а мне было всё равно – я был в полной прострации и не знал, как бы я себя чувствовал и что делал, если бы обнаружил на своём шкафчике: «Фрэнк Айеро – главный педик школы»…

Мы молча переодевались, и я ничего не скажу, если скажу, что мы были полностью в своих мыслях и лица наши вряд ли излучали добро и радость.

– Это пиздец, – наконец изрёк Майкл. – Что за тварь сделала это? Руки бы поотрывал… – он говорил зло и тихо, и мне почему-то стало чуточку лучше от понимания, что я не один и Джерард тоже не один.

– У меня есть предположение.

Майкл вопросительно посмотрел на меня, и я, вздохнув и не переставая натягивать на себя вонючую футбольную форму, кратко рассказал о том, как однажды после репетиции столкнулся с девушкой и её дерзкой помадой у шкафчика Джерарда.

– Вот же мелкое дерьмо! Да кто она вообще такая, чтобы позволять себе подобное? У брата и так не всё гладко...

– Я бы сказал, всё очень не гладко…

– Не перебивай, блин! – Майки сверкнул на меня взглядом, закончив натягивать форму и проверяя защиту на ногах. – У него и так проблемы в школе, он много пропускает и хреново учится, а эта сучка добавила ему ещё килотонну говна в виде тыканья пальцем и злых шуток…

– Люди вообще крайне злые, особенно если они в большинстве. Особенно если они школьники. Особенно если появляется человек, которого прилюдно обозвали педиком школы…

– Ты можешь заткнуться? – Уэй младший был очень расстроен, а мне почему-то стало смешно. Кажется, это было нервное. Последнее время я много переживал и стал очень неуравновешенным.

Я не считал Джерарда педиком. Какой нахер педик, он любил девочек и они отвечали взаимностью. Но я также знал о нём кое-что, чего больше никто не должен был знать. И я был тем человеком, который, видимо, хотел его трахнуть. И именно у меня ещё толком не было девочек. И… значило ли это, что тем самым «главным педиком школы» был я, а не он? Вот же блять!

– Пошли уже позориться, спящая красавица. Ты реально иногда выпадаешь из потока времени, Фрэнк. Может, ты всё-таки обдалбываешься втихаря, пока никто не видит? – Майкл развернулся и поплёлся к выходу на поле, мы были последними в раздевалке и, если честно, я бы лучше остался тут до самого конца игры.

Но это был вариант со смертельным исходом. Наша злющая учительница по физической культуре была этаким «так точно, сэр!», мне вообще казалось, что её сюда командировали из военных лагерей, где готовят новобранцев. Она прямым текстом обещала всем неугодным парням сделать обрезание без анестезии, а девчонкам – засунуть их косметику туда, где у них «свербит, чтобы они уже, наконец, успокоились и начали заниматься спортом, а не хернёй». Женская половина и правда очень любила поправлять грим в перерывах, и меня это тоже бесило, поэтому я был солидарен с мисс Престон. Но я также никому не хотел отдавать свою крайнюю плоть без боя, и именно поэтому тащился на поле за унылой вереницей таких же, как я, парней…

Мы играли в футбол, как боги.

Ну знаете, если бы существовали такие, как «бог пиццы», или «бог игры на приставке», или «бог просирания своей жизни, пялясь в потолок», то мы играли в футбол так, как это делали бы они. Лично я фантазировал об этом. В своём уме я был «бог пасты с моцареллой», а Майки, как мне представлялось, был «богом просмотра ужастиков». Он их любил не меньше кофе, да… И я только успел поднять глаза к небу, видя, как мяч со свистом летит в сторону друга и врезается тому в затылок, как он падает на колени, марая руки в грязи влажного после ночного дождя поля и матерится, как раздаётся свисток и резкий комментарий учительницы.

О да, мы играли в футбол, как боги.

По меньшей мере, наши вялые передвижения по полю выглядели жалко, но подбадриваемые грозными окриками и обещаниями кары со стороны мисс Престон, всё же играли, вели мяч и даже открыли счёт. Это было то время, которое просто нужно было пережить, урок закончится, и мы сможем снять эту ужасную вонючую форму, помыться и снова стать самими собой – далёкими от спорта подростками.

Когда мы прощались с Майки после последней пары, потому что мне ещё предстояла репетиция группы с Рэем, я спросил у него:

– И что теперь?

Не знаю, понял ли он, но я подразумевал: “Что теперь делать с тем, что Джи заклеймили педиком и ославили на всю школу”. Но как выяснилось, друг прекрасно понял меня, будто мы и не прерывали нашего разговора в раздевалке на полдня.

– Хм? Да ничего. Дерьмо случается, просто с кем-то оно случается чаще, чем с другими. Никто не говорил, что эта сраная реальность справедлива.

Я только глубокомысленно кивнул и мы разошлись, договорившись как-нибудь вечером посидеть у них над физикой, следуя совету мистера Блома и подтягивая свою успеваемость.

У меня оставалось около часа до репетиции, с собой был бутерброд с сыром и ломящаяся от всякой фигни голова. Поэтому я пошёл на чёрную лестницу и поднялся на самый верх – это было некое тайное место, куда старшеклассники притащили несколько старых стульев, чтобы иногда посидеть тут, разговаривая на похабные темы, позажимать девчонок или нагло покурить, нарушая все школьные правила.

В это время здесь было совершенно и бесповоротно пусто, а я не хотел сейчас делать ничего из вышеперечисленного. В моих планах было перекусить и подумать, потому что мысли не давали мне спокойно дышать, постоянно сбивая дыхание и устраивая лёгкую тахикардию.

Заканчивалась неделя с тех пор, как я застал Джерарда с Бернардом за школой и как почти насильно заставил его дать мне обещание прекратить эти стрёмные отношения. Неделя, как сморозил нечто, очень похожее на «ты мне нравишься, чувак, и я не собираюсь смотреть, как ты тискаешься с другим парнем, чтобы легче жилось». Но подумав и прокрутив свою примерную речь ещё много раз, я пришёл к выводу, что мои слова были всё-таки довольно обтекаемыми. Мне не нравилось чувствовать себя прижатым к стенке сказанной мной же речью, и я до сих пор не до конца понимал, что со мной происходило, когда на горизонте появлялся Джерард.

И, чёрт, это была неделя, как этот засранец бегал от меня. Не знаю, получалось ли это случайно или намеренно, но он просто утекал из школы подобно воздуху, и я только пару или тройку раз застал его в столовой, где мы все вчетвером обедали, но это был не вариант для разговора. А когда я заходил к ним после – дома его тоже не оказывалось, он или не приходил туда вовсе, шляясь не понятно где, или был на ночном дежурстве на работе в том магазине на углу у трамвайной остановки.

Я уже почти собрался вломиться к нему на работу, потому что так и не понял – сдержал он слово или нет. А теперь эта надпись и вообще… Я мог представить, насколько ему было херово. Он вёл себя, как подстреленное животное: стремился забиться в нору, укрыться в темноте, остаться в одиночестве и безопасности, как он считал. Только я сомневался, станет ли ему от этого легче.

Я с улыбкой вспоминал, как вломился в тот вечер к Рэю, вспомнив, что они с Майклом собирались зависнуть у него и учиться гитаре. Я был весь на нервах после случившегося и рассказанного Джерардом и чуть не выболтал его тайну, а друзья смотрели на меня, как на взбесившуюся диковинную зверушку. Если честно, я думал, что ребята в курсе, но так оказалось, что в курсе был только я и немного – Майки, в том смысле, что он знал об их недоотношениях. Но я вовремя свалил, так и не сказав ничего.

Ладно, разберёмся… Я был уверен, что ребята подтянутся, стоит лишь хоть раз нам с Джи попасть в переделку. Я даже не сомневался, что буду рядом в этот момент. А просить о помощи заранее было уж совсем не по-мужски, вдруг проблемы вообще нет, может, у меня просто крыша поехала на почве недотраха?

Ох… О чём это я вообще?

Под эти сумбурные размышления я не заметил, как сточил бутерброд до крошки. Немного посетовав на то, что не взял с собой книгу почитать, решил спуститься вниз, к нашему музыкальному подвалу. Если будет свободно (что вряд ли, время репетиций всегда было расписано под завязку), я бы смог поиграть…

В клубе играли ребята, приходящие заниматься из средней школы. Они были очень забавными и сильно старались быть, «как старшие», и было приятно смотреть на этих энтузиастов музыкального дела. У солиста ещё ломался голос, и я не смог удержать улыбку. Моя собственная ломка закончилась (если закончилась, ха!) только год назад, и сейчас голос был довольно стабилен, что не могло меня не радовать.

И вдруг меня осенило. Я конечно, догадывался, что гений, но иногда меня жутко интересовало, какой нахрен шутник спускает сверху в мою голову столь долбанутые идеи?! Может, там, наверху, это работает наподобие слива канализации? Чёрт, я не знаю, но я вдруг отчётливо вспомнил, что перманентный маркер должен удаляться спиртом. И я точно знал, где у Рэя запрятана бутылка водки – нет, ничего такого, мы не пили эту дрянь. Но она требовалась иногда, чтобы обезжирить головку в бобинном магнитофоне или для других подобных технических дел.

Стараясь не привлекать внимания, я пробрался к столу Рэя, который сам не знаю, где был, и осторожно достал из-за стопок музыкальных журналов бутылку, тут же пряча её под футболкой. Ох, она была настолько холодной и противной, что я еле удержался от вскрика и только скривился лицом.

И чёрт, но в этот самый момент зашёл Рэй, посмотрел на меня у себя за столом, на прижатую к животу руку, нахмурился и пошёл ко мне. Он просто ткнул пальцем и попал в стекло, сразу понимая, что к чему.

– Что за херня, Фрэнки? Что ты удумал? – он достал бутылку из-под ткани, закрывая спиной обзор младшим ребятам и убрал её на место.

Так по-идиотски я себя ещё никогда не чувствовал, и совсем не понимал, что должен сказать сейчас. Язык прилип к нёбу и совершенно отказывался шевелиться.

– Если ты хочешь выпить, то можно сделать это после репетиции и вместе. И что-то получше, чем это дешёвое пойло. А если ты хочешь напиться в одиночестве – просто скажи, и я придумаю, как это устроить. Мы же друзья?

Блять, я просто не знал, куда себя деть, и лучшим выходом явно было провалиться в преисподнюю, желательно с треском, искрами, грохотом и прочими зрелищными спецэффектами. Я не собирался выглядеть вором или алкоголиком, я просто решил стереть маркер со шкафчика Уэя…

– Блин, всё не так… – наконец выдавил я из себя, так и не решаясь посмотреть в глаза Торо.

– Окей. Пошли? До нас ещё полчаса.

И я послушным бычком на привязи поплёлся за ним, не сводя глаз с мелькания пяток его старых кед.

Мы вышли на крыльцо школы, где опять же совершенно никого не было, и прислонились спинами к перилам. Уже начинало темнеть, и не мудрено, на настенных часах показывало половину восьмого, и все занятия, даже дополнительные, закончились больше часа назад.

– Рассказывай уже, что ты удумал, – Рэй говорил спокойно и без какой-либо претензии, и я почему-то понял, что могу ему всё рассказать. Вот совершенно всё. Но… не буду. И выложил только историю про шкафчик с надписью, которую он также видел сегодня, и про то, как решил оттереть её водкой.

– Ты придурок, – мягко констатировал он.

Я вскинулся, резко поворачивая к нему голову и ища насмешку или что угодно в его лице, чтобы понять, что именно он имеет в виду? Характеризует мою реакцию на события или мои действия в клубе с водкой? Но Торо был серьёзен и, как мне показалось, немного грустен.

– Фрэнк, вот ты светлая голова. Нет, не так. Ты чёртова добрая голова, ей-богу. Ты не сможешь сидеть спокойно, если рядом будут обижать кого-то, даже если сам при этом огребёшь по самые яйца. Но блин, ты хотя бы изредка думаешь вперёд? Ну, представляешь, куда и к чему могут привести твои действия?

Он замолчал, а я задумался. Обычно я не задавался подобными вопросами, просто жил, как жилось, и делал, что делалось. Ломать голову над каждой хернёй было не в моих правилах. Изредка я размышлял над тем, что я творю и для чего, но сегодня был явно не тот день.

– Ну, иногда… – сконфузился я, отводя взгляд от кудрей Рэя.

На улице уже было довольно прохладно, и я почувствовал, как от зябкого воздуха и дыхания через рот просыпается почти долеченный кашель. Он мучил меня теперь в основном по ночам, и я накинул на голову капюшон, плотнее запахнулся в куртку и закрыл рот, унимая неприятный свербёж в глотке.

– Иногда, – улыбнулся Торо, так и не поворачиваясь ко мне. – А теперь прикинь, сегодня вся школа любовалась на эту херову надпись на шкафчике Джерарда. А завтра народ придёт и увидит, что надписи нет. Как ты думаешь, что первое придёт в голову этим баранам?

Я почувствовал, как в моей черепной коробке что-то зашевелилось, и довольно быстро выдал:

– Что Уэй стёр её… Блять!

Друг мог не продолжать дальше, я уже всё понял. Если бы я стёр её сегодня, на Джерарда бы навалилась новая волна насмешек и издевательств, потому что всё выглядело бы, будто он защищается, будто ему есть до этого хоть какое-то дело. Будто он и правда достоин обвинения…

– Чёрт, я идиот… – обречённо сказал я после нескольких секунд молчания.

Торо ободряюще похлопал меня по плечу и улыбнулся, глядя прямо в глаза:

– Кажется, с чего-то подобного я и начал наш разговор? – и я не смог не улыбнуться ему в ответ.

– И что теперь делать?

– Ну, если ты уверен, что это сделала та девчонка, – можно анонимно подать жалобу в педсовет о порче школьного имущества. Но она так же легко может отпереться – и ей ничего не будет за подобную свинью. А вот обозлиться и напакостить ещё больше – она может, раз уж решилась на подобное.

Я выругался себе под нос. Мне очень хотелось как-то отомстить этой самовлюблённой стерве, но мыслей пока что не было.

– Поэтому лучше всё оставить, как есть.

Торо сказал это и замолчал, а я оцепенел – он предлагал наплевать на всё и опустить руки?

– В смысле? Рэй, но это несправедливо. На Джерарда валится столько говна, почему он должен в одиночестве разгребать его?

– Я не сказал – перестать с ним дружить или перестать поддерживать. Я сказал только то, что со всем этим дерьмом он в состоянии справиться сам. В конце концов, это дерьмо предназначалось ему изначально, а значит, что он с ним разберется без нас.

– Чёрт… – друг был кругом прав, и меня даже немного подташнивало от этой его правоты. Лично я внутри весь кипел, и мне было как-то плевать на доводы разума. Я чувствовал: это неправильно. Так не должно быть, и всё тут. И не мог стоять на месте. Поэтому я хотя бы пару раз перекатился с пятки на носок и обратно, чтобы скрыть свою нервозность.

– Фрэнк, я знаю Джерарда довольно давно, и он весьма своеобразный человек. Он всегда стремился отделиться от толпы, не специально, просто в этом – его натура. Чего он только не творил за всё это время. Он был толстым и потом худым, он пел роль в детском спектакле, он единственный за всю историю этой школы остался на второй год, он красил волосы в красный и… –

– Что? В красный? Да ладно! – я прервал Торо, потому что и правда офигел.

– Да, пару или тройку лет назад. Все выпали, а администрация школы очень скоро связалась с их бабушкой и попросила её уговорить его вернуть адекватный цвет волос. И тогда он стал угольно-чёрным. Джерард – это песня без конца, если ты ещё не понял. Но самое грустное в том, что, отделяясь от толпы, единственное, чего он боится – это остаться в одиночестве. Это самый главный его страх, и это же – его цель. Вселенная просто не может понять, что он хочет от неё, наверное. Вот и заваливает всяким дерьмом, чтобы он поскорее уже определился.

Каким бы грустным не было то, что говорил про Джерарда Торо, я не удержался от улыбки после последних его слов. Это звучало забавно и очень походило на правду.

– Джерард – это… – друг всплеснул перед собой руками, пытаясь что-то изобразить. – Он возникает перед тобой внезапно, из ниоткуда – бах! – и ты в первую секунду пугаешься, а во вторую – уже или любишь, или ненавидишь его, – продолжил Рэй, слегка улыбаясь, смотря куда-то вперёд, будто вспоминая что-то приятное.

Я тоже стал тупо улыбаться, вспоминая нашу первую встречу на перекрёстке у парка недалеко от дома… У меня с ним получилось встретиться крайне буквально, именно так, как и описывал Торо, но не думаю, что он имел в виду подобное. Джерард вряд ли всегда знакомился с людьми, сталкиваясь с ними на большой скорости. Но суть я уловил, и это было забавно.

– И ещё он «человек одним куском». Мне кажется, что он огребает ещё и за это.

– «Человек одним куском»? – повторил я медленнее, пробуя на вкус это странное выражение.

– Ну… я не сразу к этому пришёл, но Джерард – человек, который заставляет задумываться над некоторыми вещами, – рассмеялся друг.

Я тоже вовсю улыбался, потому что, похоже, правда стал намного чаще думать о чём-то, когда познакомился с Уэем.

– Это значит, что он воспринимается сразу, целиком. Одним куском, – продолжил Рэй, возвращая лицу спокойствие. – Чтобы понять, какой он и как ты к нему относишься, достаточно просто раз встретиться. А люди обычно этого пугаются. Я, к примеру, испугался, – ухмыльнулся друг, и я задумался над тем, что, кажется, тоже довольно сильно испугался в первую нашу встречу. А Торо уже снова говорил: – Он такой, какой есть в этот момент, и для того, чтобы это понять, не надо общаться и узнавать его месяцы, к примеру. С ним интересен сам процесс дружбы и общения, но «узнавание друг друга» не входит сюда. Это обрушивается на тебя сразу, как ливень, и ты, даже стараясь ступать между луж, всё равно «вляпываешься» в Джерарда Уэя. Как в детстве, когда любая фигня уже повод для настоящих и искренних отношений – с ним всегда так.

Рэй говорил всё это, а я непроизвольно расширял глаза от услышанного, почему-то это казалось таким простым и естественным, но я никогда не думал об этом раньше. Джерард свалился на меня и сразу занял своё место в моей жизни, хотел я того или нет. Я не мог после этого пройти мимо. И в каждый момент нашего общения он был собой целиком, полным, без каких-то «тёмных сторон».

– Он весь в этом. Встрёпанные волосы, пальцы, замаранные карандашом и чернилами, небрежная одежда, это его рисование вместо записывания лекций, подогнутые под себя ноги, когда он сидит, да даже розовые шнурки его кед – он весь в этом, целиком, вместе со своими взглядами на жизнь и увлечениями, страхами и надеждами, и стремлением выпендриться и одновременно с этим оставаться незаметным.

Мы синхронно посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Так что он справится, Фрэнки. Не без нашей поддержки, конечно, но всё-таки. Он пытается казаться слабым, а на деле посильнее многих. Мне так кажется… – и он, проведя рукой по волосам, спрятал ладони в карманы.

Мы ещё немного помолчали, пока я переваривал такой нехилый объём информации о Джерарде, а потом Рэй потянул меня за локоть к дверям – и мы отправились на репетицию.

В тот вечер мы обалденно поиграли, то ли сказался наш разговор, который меня достаточно успокоил, то ли весёлый настрой наших согруппников, Тома и Дерека, но это была зажигательная и при этом продуктивная репетиция.

А потом я на несколько дней выкинул мысли об ускользающем от меня Джерарде из головы и просто жил, занимаясь своими делами. Мы оставались ненадолго в школе с Майклом, занимаясь теми предметами, в которых имели пробелы. Я не слишком радостно воспринял идею вкалывать два года для того, чтобы получить гипотетическую стипендию в будущем, я предпочитал жить в настоящем. Но вот Уэй-младший был непреклонен и довольно упёрт, и меня это очень удивляло в нём; для своего возраста он умудрялся относиться к некоторым вещам до жути серьёзно. И я смиренно волочился за ним в такие моменты – от этого наверняка было больше пользы, чем от разглядывания потолка дома. Или я зависал по вечерам, свободным от репетиций, у себя на чердаке и придумывал песню, которую планировал в декабре сыграть с папой. Она получалась довольно интересной и немного – странной. Я бы не решился копнуть глубже, чтобы понять, чем именно она была навеяна.

Я послушался Рэя и перестал трястись над Уэем-старшим, больше веря в его силы справляться с выпавшим на его долю дерьмом. В конце концов, ему должно было когда-то надоесть играть в «Чёрного плаща», скрываясь из школы, как «ужас, летящий на крыльях ночи». И я надеялся, что окажусь рядом в этот момент, когда ему надоест.

И вот числа пятого декабря я пошел после репетиции, которая сегодня началась в четыре и закончилась в районе шести вечера, к Уэям домой, потому что мы договаривались с Майки позаниматься перед семестровыми экзаменами. Мне открыл Джерард, и лицо у него было явно говорящее: «Чёрт, чувак, вот тебя-то я точно не ждал». Но я совершенно не обратил на это внимания, просто заходя внутрь и здороваясь. Всё-таки, я договаривался с Майклом и пришёл именно к нему сейчас.