Текст книги "Красная - красная нить (СИ)"

Автор книги: unesennaya_sleshem

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 54 страниц)

– Да ладно тебе, чувак. Зато ты круто на гитаре играешь и вообще… – что он имел под «вообще», Майкл и сам не знал, поэтому предпочёл не продолжать.

Они закончили с проветриванием и снова сели за стол, доедать остывшее рагу.

– Я не наелся, – отозвался Майки, когда тарелка опустела.

– Куда в тебя столько влазит? Ты же тощий да тонкий, – удивился Рэй.

– Ну, спасибо, друг, ты знаешь, как поддержать.

– Да ладно, я не со зла. На самом деле, я тоже не наелся, – грустно закончил Торо.

Он встал и начал шарить по ящикам гарнитура в надежде найти чипсы или что-то подобное. Майкл, смотря на эту агонию, вздохнул и встал, чтобы поставить чайник. Хоть чая попить, уже хлеб… Хлеб!

– Рэй, у тебя есть хлеб?

– Батон был, вроде. И даже относительно свежий.

– Господи, не продолжай. А паста шоколадная? Чёрт, даже у нас её пять банок.

– Есть конечно. И шоколадная, и арахисовая.

– Доставай. Арахисовую не люблю, а вот шоколадную…

В итоге, под несколько кружек чая, они умяли батон и почти целую банку нутеллы.

– Хорошо… – сыто подвёл итог Торо, откинувшись на спинку стула.

– Согласен, неплохо, – в тон ему ответил Майки, облизывая вымазанные в пасте пальцы. Рэй наблюдал за этим с интересом, улыбаясь.

– Ты домой-то собираешься? – спросил он младшего Уэя.

– Хм? Вообще-то нет. Джи на работе, а я один не люблю ночевать.

Рэй рассмеялся. Майки давно напрашивался с ночевкой, но всё не выпадало подходящего случая, и парню стало ясно, что сегодня его отсюда будет не выпроводить.

– Постелю на диване в гостиной. Окей?

– Повторяю для слабослышащих: я не люблю один ночевать.

– И? – заинтересованно вскинул бровь Рэй.

– Буду спать у тебя, – с невинным выражением лица выдал Майкл.

– Вот ты наглый. А я, значит, на диване?! – изумился Рэй.

Майкл едва заметно напрягся. «Боже, Рэй, ты такой милый и наивный. Ты думаешь, что я пытаюсь отвоевать у тебя кровать? Какой же ты придурок…».

– И что от этого изменится? В итоге мне всё равно придётся спать одному. Я не усну, замотаюсь в одеяло и буду ходить по твоему дому, завывая могильным голосом. Ты этого хочешь?

– Господи, Джерарду надо ставить памятник. Я не знаю, как он с тобой живёт.

Майкл хмыкнул, посчитав это за комплимент.

– Хрен с тобой, пошли наверх. Время позднее, пора укладываться.

Они поднялись в комнату Рэя, их дома были чем-то похожи, довольно типичные постройки из двух этажей, разница была только в размерах и количестве спален.

Рэй отправился умываться, а Майки, пытаясь совладать с внутренним мандражом, присел на край кровати. Нет, у него не было на данный момент никаких планов по совращению Торо. Но его напрягал сам факт того, что в его голове появилась идея о том, что надо бы такой план придумать… Он усмехнулся своим мыслям и осмотрел ещё раз комнату друга. Светлая, но довольно скромных размеров, она была практически обычной, если бы не гитара, находящаяся тут. Кровать у стены, стол со стулом у окна, заваленный собранными с пола книгами и тетрадями. Шкаф для одежды и небольшой стеллаж рядом, уставленный дисками. Забавно, но книг у Рэя было очень мало. Он не любил читать.

Стена над кроватью была вся заклеена постерами с изображениями его любимых групп. Довольно брутального вида дядьки смотрели с них на Майкла осуждающе, и он, не удержавшись, показал им средний палец.

– Чем занимаешься? – спросил умытый Рэй, вытирая полотенцем последние капли с лица и волос.

– Э-э… Ничем, – смутился Майки. – Пойду тоже умоюсь.

Когда он вернулся в комнату, в ней уже не было света, а Рэй лежал под одеялом. По внутренностям Майкла прошла дрожь, но внешне он просто спокойно стянул джинсы, носки и кофту и, оставшись в футболке, залез под одеяло к Торо. Устраиваясь поудобнее, он «случайно» несколько раз задел его ноги и руки. Они были тёплыми, в отличие от его.

– Хватит уже ворочаться, ледышка, – тихо сказал он, легко тыкая Майкла в бок. Тот дёрнулся и замер. – Я обычно слушаю музыку перед сном. Вот…

Рэй достал большие наушники и положил их между их головами на подушку, включая CD-плеер и делая погромче. Майкл ожидал какой-нибудь тяжеляк, но заиграло что-то вполне спокойное.

– Что это? – поинтересовался он.

– Kansas. Это диск-сборник, но тут почти все треки спокойные. Как раз чтобы заснуть, – зевнув, сказал Рэй. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – тихо ответил Майкл.

Они лежали в тёмной комнате с зашторенными окнами, слушая приятную музыку из наушников между их головами. Сердце Майки билось быстрее, чем того требовалось для погружения в сон. Он впервые так нагло напросился на ночёвку к Рэю и, более того, впервые спал рядом с ним. Это осознание кружило голову и почему-то делало его счастливым. Рэй начал похрапывать довольно быстро, буквально на третьей песне.

А Майкл ещё какое-то время лежал, разглядывая потолок и игру теней на нём. Он прислушивался к размеренному дыханию Торо и, убедившись, что тот окончательно и бесповоротно спит, приподнялся на локте, чтобы забрать из его рук плеер и выключить. Тот лежал на боку, спиной к Майклу, и парню невольно пришлось нависнуть и перекинуть руку, нащупывая плеер.

Спящее лицо Рэя заставило его замереть: он выглядел невероятным ребёнком сейчас, лёжа щекой на своей ладони, приоткрыв пухлые губы. Майкл бессознательно облизнул резко пересохший рот. Он приблизил своё лицо к лицу Рэя и потянул ноздрями воздух. От него приятно пахло чем-то необъяснимым, и ещё немного – горелой пиццей. Младший Уэй улыбнулся. Ему жутко, до дрожи хотелось сотворить что-нибудь запрещённое сейчас. Торо спал крепко, и не было никакого страха, что он проснётся, к примеру, от поцелуя. Просто взять и выкинуть что-то, пока этот суперчеловек такой беззащитный.

Он начал ещё ближе наклоняться, пока не коснулся носом скулы с ощутимой дневной щетиной, и провёл по ней линию, чувствуя, как сердце сильно заходится от чего-то невообразимо сладкого. Парня повело, сознание начало куда-то уплывать от этого ощущения покалывающей тёплой кожи на кончике носа и совершенно непонятного, но такого манящего запаха – то ли туалетного мыла, то ли просто самого Торо... Майки прикрыл глаза, ясно ощущая, что наравне с тем, как уплывает его сознание, внизу живота всё явственнее ощущается пульс возбуждения. Он закусил губу, это уже ни в какие ворота не... Вдруг Рэй заворочался, и Майкл резко отпрянул. Ему казалось, что его сердце стучит так громко, что его слышно в соседних домах.

«Чёрт! Я совсем съезжаю с катушек».

Рэй спал, а Майкл, так и не решившись больше ни на что, выключил плеер и опустился рядом. Его тело ныло, и он понимал, что ему предстоит не самая лёгкая ночь. А ещё он понимал что, кажется, попал. Нефигово так попал…

Обновлён альбом фф, добавлено немного Рэйки и “фото с дня рождения Фрэ” –> http://vk.com/album242855751_193553178

Один хороший человек с фруктовым ником своими комментариями дал моему мозгу толчок к тому, что в фф немного не хватало Рэйки. Радостно взвизгнув, кто-то за плечом тут же выдал эту главу, которую вы прочитали. Лично я ей очень рада, ибо люблю Рэя и к Майки дышу неровно.

====== Глава 16. ======

Вся неделя после моего шестнадцатилетия была очень сумбурной. Я помню её смутно, точно обрывки из плохо запечатлевшегося сна.

Кажется, я ходил в школу. Конечно, ходил, кто бы позволил мне нагло отсиживаться дома. Помню, как общался с Майки и Рэем, они в последнее время часто появлялись всюду вместе, как сиамские близнецы. Я даже умудрился немного обидеться на них за это, но так же быстро отошёл – глупо, да и не они были виноваты в моём странном подавленном состоянии и нежелании двигаться. Помню, я даже пару раз перекидывался приветственными и довольно общими фразами с Джерардом в школе, и несколько раз мы все вместе обедали на большой перемене. Но этот кретин вёл себя странно. Точнее – он вёл себя никак. Холодно, обычно. Как будто это не он прижимался ко мне всю ночь пару дней назад и уж точно не он вылизывал мой язык и вдавливался в живот своей эрекцией.

Да, конечно, я – идиот. И не знаю, на что рассчитывал. Что он вдруг превратится в милую фею, будет ходить со мной за руку и целовать при встрече? Фу, меня самого тошнило от подобных картин. «Чего же тебе надо, Фрэнки?» – спросите вы и будете офигенно правы в своём вопросе. Только вот я сам не знал тогда, чего же мне надо от него. В моей голове не было ни одной определённой мысли, ни единого чётко оформленного желания. Только муть, неудовлетворённость, противное и нудное тянущее чувство, которое усиливалось многократно, стоило этой растрёпанной темноволосой макушке появиться в поле зрения.

Я маялся, как последний придурок. Маялся из-за него, из-за своих дурацких чувств, из-за Рэя и Майки, которые прилипли друг к другу, и ещё сильнее – от отсутствия репетиций, потому что музыка однозначно вытягивала меня из всего этого говна. Часто, приходя домой после обеда, потому что зависать у Уэев не было никакого желания, я, даже не поев, поднимался наверх на чердак, врубал технику и долго во весь голос орал медленный и вынимающий душу блюз. Это сейчас, много лет спустя, я предпочитал отрываться и выливать свои эмоции более жёстко, а в шестнадцать мне нравилось стонать под звуки медленно растерзываемой гитары.

Мама не вмешивалась. Она видела, что происходит что-то странное, но не решалась ко мне подходить с расспросами или просто думала, что перебешусь и сам успокоюсь. Она во многом была права, да и нечего мне было ей рассказывать.

«Понимаешь, мам, я тут, похоже, влюбился в Джерарда, да, того самого, который засранец-Уэй, да, который отбил у меня девушку и, похоже, не одну. В общем, я влюбился настолько, что у меня тянет кишки и не хочу никого видеть, только придурошно выть и насиловать гитару на чердаке. Можешь что-нибудь посоветовать?».

Поэтому я был молчаливо благодарен маме, что она не лезла ко мне, наверное, чувствовала подсознательно, что сейчас я совершенно не коммуникабелен.

Меня добил мистер Блом, попросивший остаться в пятницу после уроков для приватной беседы. К этому времени я тихо ненавидел весь мир и раздражался по любому пустяку.

– Фрэнк, я хотел поговорить о твоей успеваемости, – сказал он, поправляя очки на прямом носу. Как всегда – костюм с иголочки, безупречно уложенные волосы. Он что, педик?

Да, меня бесило всё, что только могло, и никаких объективных причин для этого не было. Более того, обычно наш классный руководитель мне даже нравился – методичный, чёткий и очень умный, он всегда говорил понятно, по делу, и не имел привычки держать любимчиков. Женская половина класса почти вся пищала от него, и я их понимал – уверенный мужчина чуть за тридцать, выглядел отлично, ещё и одевался всегда как денди. И да-а, сейчас этот невозмутимый взгляд на его непробиваемом лице бесил меня до чёртиков.

Я смотрел на него, не моргая, перекатывая между зубами уже безвкусную жвачку, и молчал. Хочет поговорить – пусть говорит, в конце концов, моё дело за малым.

– Ты задумывался о своём будущем?

Вот это уже неожиданно. При чём тут успеваемость и будущее... Мне бы в настоящем ужиться с самим собой...

– У тебя довольно неплохие результаты по первым двум месяцам. Уже совсем скоро закончится полугодие, если бы ты смог подтянуть некоторые дисциплины – был бы одним из лучших по школе, или даже по округу. Твоя голова неплохо варит.

Он замолчал, а я всё так же продолжал гонять во рту жвачку. Он встал и вернулся с небольшим мусорным ведром, подставляя мне его чуть ли не под нос.

– Выкинь её, Фрэнк, я хочу поговорить с тобой, а не смотреть на твою жующую физиономию.

Пришлось повиноваться. Я не был совсем уж мальчиком-паинькой, но чтобы объяснить свою покорность – надо познакомить вас лично с мистером Карго Бломом. Этот высокий мужик в очках иногда что-то такое добавлял в свой голос, что хотелось замереть по струнке, с трудом перебарывая холодок, пробегающий по спине. Ментальная атака или что-то типа такого, да. И сейчас он был зол, хотя внешне это никак не выражалось. Я выплюнул жвачку в ведро и вернулся к своему упёртому, ничего не выражающему взгляду и скрещенным на груди рукам. Блин, мне правда было сейчас не до гонок в лидеры класса, нахрен это вообще мне сдалось?

– Так что ты думаешь по этому поводу? Последнюю неделю ты какой-то подавленный и хуже занимаешься. Между прочим Майкл, который Уэй-младший, тоже наверху списка по успеваемости. Если вы подтянетесь ещё выше, то будет вполне возможно выдвинуть вас на стипендию при поступлении в колледж. Конечно, впереди ещё полтора года, но тем не менее. Я бы очень хотел, чтобы вы задумались об этом уже сейчас.

Я продолжал молчать. Блин, колледж, университет, успеваемость. Мистер Блом, у меня крутит кишки от всей этой хренотени. Я просто хочу уйти на свой чердак и до старости обжиматься там с гитарой.

– Скажи хоть что-нибудь, а то у меня такое чувство, что я разговариваю со стулом. Ты тут вообще? – и он пощёлкал у меня перед лицом пальцами. Я моргнул и решил открыть рот.

– Я слышу вас, мистер Блом. Я всё понял. Но сказать честно, на данный момент мне это неинтересно. Может, просто настроения нет, может, лениво. Я не знаю, что ответить.

– Просто подумай о том, что я сказал тебе. Ты вполне способен поступить на стипендию. Мне не нужен от тебя ответ сейчас же, просто я знаю, что когда ты молод и завяз в своих проблемах мирового масштаба, думать немного вперёд практически нереально. Поэтому я говорю это тебе – ты можешь. А дальше уже – твоё дело. Тащить тебя за уши на стипендию я не собираюсь.

Сказав это, он попрощался и пошёл к двери. И опять обернулся, взявшись за дверную ручку. Ну что за идиотская привычка?

– Кстати, хотел сказать тебе спасибо, что поговорил с Уэем-старшим. Его посещаемость намного выросла за последний месяц, уж не знаю, есть ли в этом твоя заслуга. В любом случае, передавай ему привет и пожелание, чтобы так было и дальше. Меня как председателя совета школы это очень волнует. Пусть потерпит ещё полгода, сдаст экзамены и катится ко всем чертям.

На этих словах он мило улыбнулся и вышел из класса. Я готов был убить его и не знал, откуда во мне эти чувства. Просто срочно хотелось кого-нибудь убить или что-то сломать.

«Какого хрена он пристал ко мне с этим Уэем? Я что, самый крайний? Или на мне написано красными буквами: «главный лох, ответственный за Уэя»?!».

Я впервые был настолько зол, о, я просто кипел! Я шёл, впечатывая ноги в лужи, налившиеся после прошедшего недавно дождя, с таким остервенением, что вскоре и кеды, и штанины почти до самого колена стали мокрые и грязные. Внутри меня клокотало, и я не знал, что это: воздух, заблудившийся в лёгких, желудочный сок, кислота или просто слишком накалённые эмоции.

Я вернулся домой, поднялся на чердак и с силой швырнул в стену попавшуюся под горячую руку стойку, а она неведомым образом отскочила от неё и с хрустом впечаталась в лежащую на колонке любимую гитару... Я замер на секунду, а потом, в один прыжок подскочив к инструменту, взвыл безумным голосом: от места удара через всю деку шла уродливая, так дико и неуместно смотревшаяся там трещина...

Это было последней каплей.

Я обессиленно съехал по стене и уткнулся в рваные колени джинс, и глупые, глупые, но от этого не менее солёные и горькие слёзы градом повалили из глаз, попадая на кожу в разрывах ткани. Я ревел, наверное, как девчонка, просто позволил себе вылить всю свою злобу, напряжение последних дней, всё моё накопившееся непонимание чувств Джерарда, обиду и невозможную жалость к испорченной любимой гитаре в виде слёз. Во всём доме было тихо, где-то за стеной у соседей работал телевизор, мамы не было, и именно поэтому я сидел, привалившись к стене, и взахлёб, с хрипами перехватывая воздух, рыдал. Не знаю, сколько я просидел так. Помню только, что колени стали насквозь мокрые, а нос опух и почти не дышал. Наверное, меня привела в сознание хлопнувшая внизу входная дверь.

И мне стало лучше. Голова прояснилась, словно это море мутных слёз внутри моего черепа давило на мозг и мешало быть адекватным, обычным добродушным Фрэнком. Мне на самом деле полегчало, я отпустил, откинул всю эту гадость, что заставляла меня тревожиться и чувствовать себя моральным уродом.

Рука нежно трогала нетронутую трещиной деку лежащей рядом гитары, и мне было просто грустно, без всяких дополнений.

«Идиота кусок. Как можно было так неосторожно вести себя тут? – я гладил лакированное дерево и жутко сожалел о своей вспышке ярости. – Прости, милая, прости. Я обязательно что-нибудь придумаю, хорошо? Может, тебя можно починить?».

Конечно, ответа не последовало, но я хотя бы перестал испытывать чувство жгучего стыда по отношению к ни в чём не повинному инструменту. Остались только сожаление и грусть.

Следующая неделя снова подкинула мне переживаний.

В понедельник, немного задержавшись с Майки после уроков в классе, обсуждая какую-то сложную задачу по физике, мы вышли из школы немного позже обычного. С Джерардом я сегодня пересекался в коридоре, но мы только перекинулись приветствиями и парой слов. Я бы расстроился этому, особенно если учесть, что все выходные я провёл дома, размышляя, как реабилитировать покалеченную гитару. Я просто свихнулся на этой идее настолько, что даже не выходил на улицу. Но я не расстроился. Я подумал, что он уже не сможет больше меня расстроить, хрен ему. В конце концов, я – не кисейная барышня, я – мужик.

«Вот так, Фрэнки, лицо спокойнее, молодец. Голос – пофигистичнее. Можешь ведь, когда захочешь?»

Знал бы я, как ошибался, предполагая, что Джерард не сможет ещё больше вывести меня из состояния равновесия. Если бы знал – прогулял бы школу в тот день, честно!

Мы выходили с Майки, в кои-то веки не исчезнувшим Рэем после занятий, из главных дверей, как у меня развязался левый кед. Нам пришлось отойти чуть в сторону, и, оказавшись за углом школы, я присел, пытаясь негнущимися пальцами вернуть узел с бантиком на место. Всё было бы хорошо, не вздумай я повернуть голову в сторону стены. Там за поворотом кто-то стоял, почти полностью скрытый вечнозелёными кустами какой-то неведомой мне хрени. Я бы посмотрел и забыл, если бы не странное расположение хорошо видной мне обуви – так могла стоять только обжимающаяся парочка. А ещё сама эта обувь... Мало того, что обе пары явно были мужскими, судя по размеру и модели, так одна из них принадлежала не кому иному, как Джерарду долбаному Уэю, только он носил траурные чёрные кеды с ярко-розовыми длиннющими шнурками.

Сказать, что я тихо прифигел – всё равно что промолчать. Майкл беззаветно тараторил что-то по теме физики, я перестал его слушать уже тогда, когда увидел знакомую обувь. Поднявшись с корточек, я чуть отошёл, чтобы лучше разглядеть, какого хрена там происходит, и просто оторопел...

Какой-то довольно высокий блондинистый парень нагло прижимал Джерарда к стене, достаточно откровенно притянув его к себе за задницу. Из-за своего роста казалось, что он нависает над Джи, а тот выглядел смущённой девочкой-старшеклассницей, выкручивая пуговицу на груди верзилы и что-то ему мило бормоча.

В горле пересохло, я опрокинулся в состояние шока... Смотрел на эту дохера странную картину и не знал, что мне делать. Было бы идеальным улыбнуться Майклу, переспросить у него что-нибудь и уйти с ним домой, сразу и начисто забывая увиденное. Но «идеально» – это явно не про меня. Больше всего мне хотелось кинуть чем-нибудь вонючим в кусты – дохлой крысой или чем-то подобным. Меня выворачивало от этого всего, и я мечтал в тот момент треснуть Уэя первым попавшимся под руку предметом по голове. И больше никогда, никогда не верить его затуманенным глазам и мягким влажным губам. Чёртов придурок...

Отчего-то я стал шарить взглядом по окнам классов, выходивших на ту сторону. Мне вдруг стало страшно, что кто-то увидит их. Я такой идиот! Ну какая мне, к чёрту, разница? Это ведь не я там стоял и обжимался с парнем... Я вглядывался в окна и неожиданно заметил на втором этаже девушку с тёмным каре, смотревшую на улицу. Она была довольно близко и явно наблюдала за происходящим за кустами. Мне могло показаться, но на её лице застыла обида вперемешку с каким-то мерзостным непониманием. Я снова уставился на парочку, и меня чуть не выкрутило наизнанку: высокий парень, кажется, лез к Джерарду с поцелуями, а тот как-то пассивно, но всё же уклонялся. Вся эта ситуация не вызывала желания пойти и вмешаться – в ней явно не было насилия. Эти двое смотрелись как кто-то, давно и хорошо друг с другом знакомый.

– Фрэнк? Ау, приём! – бодрые телодвижения Майкла прервали моё разглядывание. Всё это время друг ничего не видел – он стоял спиной к кустам, а я наблюдал через его плечо.

– Не вопи, чувак. Лучше медленно обернись и скажи мне потом, что это за херня там происходит.

Майкл послушался и обернулся, а потом, взяв меня за рукав куртки и выглядя каким-то сконфуженным, будто это он виноват в поведении Джерарда, потянул куда-то вперёд.

– Что это было, Майки? – не унимался я, при этом механически переставляя ноги по асфальту. – Не думай, мне всё равно, чем твой брат занимается в свободное от нашей дружбы время, но прямо у школы – это, блять, верх безголовости...

Майкл передёрнул плечами, но темп нашего марша не замедлил. Он начал говорить таким странным тоном, будто оправдывался передо мной за что-то:

– Это Бернард. Кажется, его зовут так. Он командир волейбольной команды школы. Учится в параллельном с Джи классе. И он влюблён в брата уже около года, что ли. Ты не пугайся, Джерарда иногда переклинивает, и он начинает метаться между плохим и хорошим, между мальчиками и девочками, не в состоянии решить, что же его привлекает больше. А Бернард очень настойчивый, в прошлом учебном году они даже пытались встречаться по-тихому, типа как пара...

– Чёрт, избавь меня от подробностей, а? – не выдержал я и прервал друга, резко выдёргивая рукав из захвата Майки.

– Да нет никаких подробностей. Нифига у них толкового не вышло, и летом как-то всё заглохло само собой. Потом Бернард участвовал в каких-то сборах, потом уезжал на соревнования, потом какое-то время лечил вывихнутую кисть и только недавно снова начал ходить в школу. Да какая нафиг разница? Джерард – он и есть Джерард, что бы он ни творил – его суть от этого не меняется, – со злостью закончил Майкл. – Ты же понимаешь, что это дофига большая тайна? Могила?

– Могила... Делать мне больше нечего, как о твоём брате трепаться. Пошёл он, – как-то чересчур горько выдохнул я и, обгоняя Майкла, пошел к дому.

Тем вечером мы просидели у меня до самой ночи, потому что я наотрез отказался идти к Уэям. Мы бесконечно пили чай и поедали мамину овощную лазанью. Читали комиксы, которые несколько дней назад дал мне Майки, и дурачились, как укуренные. Потом даже умудрились успокоиться и порешали несколько задач по физике, которая давалась мне хуже всего.

И только ночью, уже лёжа в своей постели голым, я вспомнил всю эту хрень у школы и в очередной раз понял, как же меня достал этот придурок. Он снова вывел меня, снова заставил моё сердце проламывать рёбра, а кровь в ускоренном режиме бегать по венам. Я ревновал Уэя! Одно дело, когда он был холоден со мной. Ну, не то чтобы холоден – просто обычен. Это противно, неприятно, обидно, но можно пережить. Но когда он позволял кому-то другому прижимать себя к стене...

Я с силой зажмурился, вызывая перед глазами цветные круги. Этот Джерард задолбал меня!

А во вторник Рэй поймал меня после занятий и объявил, что с завтрашнего дня мы начинаем репетировать новую программу. Мою реакцию трудно передать – я запрыгнул на Торо с криком индейцев Северной Америки и повис на нём мёртвой хваткой, как рыба, пиранья. О, это была первая новость, которая сделала меня счастливым, за всё время с моего дня рождения.

– Эй, чувак, полегче! – смеялся Рэй, пытаясь снять мою тушку с себя, но у него ничего не получалось – я был слишком счастлив от услышанного. – Ты как из дикого леса, Фрэнки.

– Я не из дикого леса, я без репетиций одичал.

– Ты же сам недавно молил о пощаде и отпуске не меньше чем на месяц? – удивлённо вскинул брови Рэй.

– Ага, ты меня больше слушай. Я уже через несколько дней начал с ума сходить. Так что можешь на меня рассчитывать! – наобнимавшись, я отстал от друга и принял человеческое положение: стоя рядом, ногами на полу.

Рэй похлопал меня по плечу, и мы, дождавшись Майки на улице – он что-то брал из библиотеки, – отправились вместе по домам. Репетиции начинались уже завтра – и я был неимоверно, разрывающе счастлив от этого. Снова появится больше дел, больше музыки, больше драйва, и совсем не останется времени страдать ерундой.

– Нам нужно будет продумать каверы к новогоднему и рождественскому выступлениям. Если очень повезёт – то я договорюсь с каким-нибудь клубом, может, нам разрешат спеть несколько песен на вечеринке. – Рэй говорил так увлечённо, что я сам проникся этой его надеждой и какой-то уверенностью, что у нас всё получится.

– Что собираетесь исполнять? Уже решили? – спросил Майкл.

– Ещё пока нет. Завтра соберёмся и обсудим с ребятами. Кстати, принимаются заявки, – Торо улыбнулся.

– Ого! – обрадовался Майкл, и я тоже с ним за компанию – надо будет внести свою лепту в будущую программу. – Значит, можно предложить несколько песен?

– Не можно, а нужно, – ответил Рэй и легко толкнул Майкла в бок. – Только сильно не тяни, на этой неделе надо будет точно решить, что мы будем играть, и определить объём и график репетиций.

– Ха, чувак, перестань, когда ты говоришь все эти слова типа «объёмы» и «графики», это заводит, так что полегче, – Майкл уже ржал, и я смеялся вместе с ним, потому что серьёзный, увлечённый Торо на самом деле был очень забавным и милым – с этими своими растрёпанными кудрями во все стороны и горящими глазами.

Рэй немного сконфузился, от чего стал выглядеть ещё забавнее, и мы, совершенно довольные собой и друг другом, разошлись по домам.

На следующий день у меня никак не получалось сосредоточиться на учёбе – все мои мысли уже были там, в полу-подвальном помещении, где после уроков должна была начаться репетиция. Я почти не мог усидеть на месте, и мне казалось, что даже со стороны заметно, как я предвкушающе подпрыгиваю на заднице, будто вместо стула у меня была раскалённая конфорка. Но видел это только Майкл, и он изредка посматривал на меня из-за соседней парты, многозначительно и хитро ухмыляясь.

Едва прозвенел звонок, я понёсся вниз, к ребятам, и что вы думаете? Мы играли? Ха! Нет, мы несколько часов трындели, обсуждая песни, которые стоит включить в репертуар и то, каким образом сделать аранжировку и кавер на них. Когда я робко спросил: «А может, поиграем немного?», на меня посмотрели, как на идиота. Все были уже до того уставшие от долгих обсуждений, чирканий на бумажках и прочей подготовительной работы, что брать в руки инструменты никто не хотел. Кроме меня, ага... Нет, конечно, я понимал всю важность планирования. Просто у меня зудели пальцы поиграть в команде – это было бы так здорово! Но в тот вечер моя творческая ломка осталась неудовлетворённой...

После этой недорепетиции я зашёл в туалет и после, уже собираясь выйти на улицу, заметил, что у шкафчиков кто-то стоит. Я неслышно подошёл поближе и устроился недалеко, облокотившись на подоконник. Девушка увлечённо что-то писала, как оказалось, на шкафчике Джерарда. Не спрашивайте, конечно, я знал, где его шкафчик. И где шкафчик Рэя и Майкла. Это была та самая девушка с тёмным каре, и сейчас, со спины, я узнал её – мы с Майки видели, как она выходила с Джерадом из дома Уэев как-то раз. Видимо, одна из тех, с кем этот парень встречался. Блин, сколько же их?

– И что ты делаешь? – поинтересовался я негромко. Девушка вздрогнула и обернулась. В руках у неё была помада, а на шкафчике красовалась надпись: «Грёбаный педик, катись ко всем чертям». Экспрессивно...

– А тебе не пофиг ли? – зло поинтересовалась она, пряча помаду в рюкзак. Наверное, тоже старшеклассница, я как-то не особо старался запомнить их всех.

– Мне – пофиг. Просто пахнет порчей школьного имущества и выговором директора.

– Да пошёл ты! Какая порча имущества? Это просто помада. Надеюсь, завтра все полюбуются на это, посмотрим, насколько этот придурок будет доволен.

– Какой придурок? – сделал я непонимающий взгляд.

– Этот долбаный Уэй старший. Совсем сдурел от вседозволенности. Пора отвечать за свои действия.

– А ты ему кто? Мама? – спокойно поинтересовался я, и девушка вспыхнула яростью. Кажется, она хотела заплакать, но только зло выдавила:

– Я думала, что я его девушка! – сказала она и затопала по коридору к выходу из школы.

Дождавшись, когда двери за ней закроются, снова сходил в туалет и вернулся с обрывками туалетной бумаги. Не знаю, какого хера на меня нашло, но я стал остервенело, с полной самоотдачей стирать дрянную надпись с дверцы шкафа. На самом деле, это было серьезное обвинение. Никто не любил и не понимал гомосексуалистов, это вызвало бы кучу лишних разговоров и ненужного внимания. Хоть я и был зол на Джерарда, я не мог желать ему подобного, даже если он и заслуживал этих проблем.

Я размазывал и размазывал гадостные слова, с одной стороны размышляя, сколько в них правды, а с другой – будто надеясь стереть их с самой сути Джи. Изведя всю принесённую бумагу, я остался доволен результатом и, утопая в задумчивости, не в силах уже обижаться на него, отправился домой.

Но самое странное и неожиданное случилось в пятницу. После школы я лежал дома на кровати в наушниках, слушая тяжеляк, и ни о чём не думал, как вдруг через окно в мою комнату ввалился довольный взхлохмаченный Джерард. Он светился, как начищенный пятак, и я, кинув на него косой взгляд, нестерпимо захотел дать ему по морде.

Он, совершенно не вникая в моё настроение, навис надо мной и нагло содрал наушники. Пару секунд, с такой улыбкой, будто видел меня впервые (вот же двуличный мудак!), заглядывал мне в глаза, а потом выдал:

– Привет, Фрэнки! Чего киснем? На улице – красота, солнце светит, поехали кататься!

Я правда был близок к тому, чтобы дать ему в глаз.

– Свали, Джи, нет настроения, – и я попытался повернуться на бок, чтобы не видеть это светящееся радостью лицо.

– Эй, эй, что случилось, Фрэнки? Я так хотел исполнить твою просьбу и прокатиться с тобой на великах...

– Не знаю, о чём ты говоришь. Я тебя ни о чём не просил. А если хочешь покататься – предложи Бернарду, или как там его. Кажется, он не будет против.

Всё это вылетело из меня прежде, чем мозг успел сработать. Просто вырвалось, и было поздно что-то менять, поэтому я заткнулся и стал ждать реакции.

Джерард замер, и его как-то даже перекосило от моих слов. Он мигом растерял всю радостную дурашливость и спросил тихо и сдавленно: