Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 65 страниц)

В пять в замок с «неформальным визитом» прибыл Альберт фон Линторфф с женой и матерью. Я хотел сбежать, но меня настойчиво попросили составить компанию Каролине и Альберту, пока Конрад с Элизабеттой обсуждали денежные дела фонда. Детей привели показать гостям, и как обычно, Каролина стала нахваливать их манеры и восхищаться фантастической работой, которую я с ними проделал. Около семи малышей отослали, и мне пришлось рассказывать, чем я занимался в Париже, над чем работаю сейчас, и слушать, как хороша моя книга, и что Каролине пришлось купить около трех с половиной десятков экземпляров, чтобы хватило детям всех ее друзей, и что мне стоит подумать о переводе книги на английский язык.

Около восьми Элизабетта и Конрад закончили свои дела, и он пригласил их поужинать в «неформальной» обстановке. По случаю теплой погоды стол накрыли в саду. Я попытался уйти, сославшись на то, что детей пора укладывать спать, но Конрад сказал:

– Ерунда, Гунтрам. Они должны привыкнуть к мысли, что ты им не слуга, и существуешь не только для того, чтобы исполнять их желания. Няня прекрасно справится сама. Она достаточно профессиональна.

Так что мне пришлось остаться и держать лицо – не из-за гостей, эти люди мне нравились, а из-за него. Зашел разговор о каникулах, и как нам их провести. А что тут обсуждать? Он остается в банке, а я сижу с детьми.

– Я думал подготовить дом в Ницце, но, возможно, Гунтрам захочет снова съездить в Аргентину. В прошлый раз, когда мы там были, в 2006 году, Клаус и Карл влюбились в пони, – начал Конрад, и я уставился на него, разинув рот. Что?! Он настолько уверенно себя чувствует, что начал планировать каникулы?!

– Приезжайте к нам в Турин. Я уже предлагал Гунтраму навестить нас, но он был занят подготовкой книги. Возможно, тогда Армин найдет силы приняться за свой диплом.

– Я поговорю с парнем, и он начнет писать диплом прежде, чем ты успеешь оглянуться, Альберт, – рассмеялся Конрад. – Я думал о чем-то вроде семейных каникул, где-нибудь, где Гунтрам сможет расслабиться, а маленькие чудовища не разобьют чего-нибудь ценное. Куда бы ты хотел поехать, дорогой?

Я чуть не захлебнулся вином. Странно, мне подали мой любимый мозельский «Рислинг». Обычно мне не разрешали пить спиртное. Дерьмо! Он пытался меня подпоить! Я отставил бокал и сладко сказал:

– У меня нет предпочтений.

– Почему бы вам не отправиться в Венецию? Вы же там познакомились. Вам обоим это будет приятно, – предложила Каролина, очень гордая своей идеей. Элизабетта ее горячо поддержала. Я запаниковал.

– Неплохая мысль. Возможно, мы так и сделаем, – сказал Конрад. Мне стало нехорошо. К счастью, он решил прокомментировать работы, проведенные в городе, и я вдруг странным образом расслабился от звука его спокойного, уверенного голоса – как много лет назад в маленьком ресторанчике близ Сан-Марко.

Все это время ему, как и Фердинанду, было известно, кто я такой. Тем не менее, он старался получше меня узнать, как человека, не говоря уже о том, что поддержал во время неприятностей с наркотиками и заботился, когда я болел, ни разу не пожаловавшись на отсутствие секса, мое нытье по поводу ограничений, введенных врачами, таблеток, бессолевой диеты, сидения взаперти. Он свел до минимума визиты в замок своих друзей и деловых партнеров, чтобы они не действовали мне на нервы. Я думал о том, как он всегда оберегал меня и детей, нередко перегибая палку.

Он всегда был по-настоящему щедр и добр ко мне.

Он был бы идеальным партнером для любого.

Для любого, но только не для того, кто носит фамилию де Лиль, думал я, теряясь в его голубых глазах.

Кажется, он что-то почувствовал, потому что устремил на меня внимательный взгляд. Я сконфужено опустил глаза.

– Гунтрам, не хочешь отдохнуть? Доктор сказал, чтобы ты был осторожнее, – спросил Конрад, а остальные с беспокойством посмотрели на меня.

Я извинился и покинул компанию. Конрад пришел в спальню очень поздно, от него пахло дорогим коньяком. Я испугался, что он чего-нибудь захочет, но он залез под одеяло и сцапал меня, как плюшевую игрушку. Я попытался сбросить его руки, но он рыкнул на меня:

– Тише. Мы оба хотим спать.

На следующее утро он встал очень рано и ушел, а я лежал и чувствовал себя растерянным. Я имею в виду, все-таки это его кровать, и он не любит ее делить. Фридрих сказал, что Стефания никогда здесь не спала. Он всегда приходил к ней в комнату сам. Мне приходилось слушать, как он, проверив детей, громко проходит мимо двери моей спальни.

Я закрыл глаза и снова заснул.

Когда на меня спящего запрыгнули Клаус с Карлом, я заорал от неожиданности. Сердце скакало в груди, как сумасшедшее. Из студии пришел Конрад, сел на постель и приложил пальцы к моей шее, чтобы проверить пульс.

– Сколько раз я должен вам повторять, что Гунтрам болен?! Не делайте так больше! Уходите. Оба! Я поговорю с вами позже!

Малыши сбежали, напуганные криком отца. Думаю, они его никогда таким еще не видели.

– Конрад, это была шутка. Они же дети! Ты не должен на них кричать, – сказал я, пытаясь освободиться из его хватки, но он если поймал, то никогда не отпустит.

– Ты им не игрушка. Они должны беречь тебя и радоваться, что ты у них есть. Я не могу снова тебя потерять, – сказал он, а я застыл. Его ладонь пропутешествовала от шеи к моему подбородку, он наклонился и поцеловал меня, нежно и медленно. От неожиданности я даже не подумал сопротивляться, просто закрыл глаза и позволил ему себя целовать. Ублюдок знает, как это делается.

Когда мы остановились, я запыхался и не знал, что сказать. Вот же дерьмо! Что я наделал! Я позволил ему себя поцеловать и не врезал ему по яйцам! Мой отец имеет полное право подняться из могилы и придушить меня. Я встал с кровати и сбежал в ванную.

Он больше не кричал на детей и согласился, что это была неудачная шутка. Они пообещали никогда так больше не делать, и я верю им. Бедняги до сих пор под впечатлением от слов Стефании. Она обвинила их в моей болезни и сказала, что я их больше не люблю, потому что они едва не убили меня.

Ведьма!

В воскресенье вечером мы достаточно легко уложили их спать. Они дали няне себя помыть, а потом спокойно слушали сказку.

– Я рад, что ты спишь с папой, – заявил Клаус, нимало не смущаясь присутствием няни. Я побледнел. – Теперь он может о тебе позаботиться.

– Клаус, тут нечего обсуждать, – сказал я.

– Да, это хорошо, – поддержал брата Карл. – Папа всегда говорит нам, что любит тебя так же сильно, как и нас. Про Стефанию он такого не говорил.

– Думаю, вам пора спать, – с нажимом сказал я, донельзя смущенный, избегая взгляда няни. Я поцеловал их в лоб и вышел из комнаты.

Каролина нагнала меня на лестнице.

– Мистер де Лиль, пожалуйста, нет причин испытывать из-за меня неловкость. Все слуги счастливы, что вы вернулись к герцогу. Они говорят, что с ним очень тяжело, когда вас нет рядом.

– Спасибо, мисс Маейрс, – тихо ответил я.

Неужели они до сих пор обсуждают, что мы делаем в спальне? Все еще следят, в каком настроении «хозяин» вышел к завтраку?

Не переодеваясь, я пошел прямиком в столовую, и долго сидел там один.

– Вот ты где. Позвал бы меня, раз так голоден, – сказал Конрад, входя в комнату вместе с Фридрихом, который обрадовался, что я чинно сижу на своем месте. – Можете подавать.

Мы ели в молчании, я не находил в себе сил начать разговор, и, честно говоря, все еще со смущением вспоминал наш утренний поцелуй.

– Не поехать ли нам на следующей неделе в Аргентину? Могу взять две недели отпуска. Я решил не участвовать в спасении «Леман».

– Я еще не готов к такому путешествию, – отказался я.

– Мне бы хотелось немного отдохнуть. Последние два месяца выдались тяжелыми. Сначала твоя болезнь, а потом смерть ребенка.

– Да, ты прав. Я отказался необдуманно. Я поеду, куда ты захочешь.

– Ты тоже должен этого хотеть, Гунтрам, – мягко сказал он. – Мне хочется, чтобы ты был счастлив со мной.

– Как я могу быть счастлив с человеком, который заставляет меня спать в своей постели и прикрывается детьми, чтобы поцеловать меня? – воскликнул я.

– Докажи мне, что ты ничего ко мне не чувствуешь. Докажи, что тебе все равно.

– Я говорил тебе это сотни раз, но ты не слушаешь! Ты просто не хочешь слушать! Тебя волнуют только собственные желания, остальной мир может отдыхать! – закричал я. – Ты убил моего отца!

– А я тебе в сотый раз говорю, что я этого не делал! Ладно, давай заключим пари. Я поцелую тебя еще раз, а ты пообещаешь не кусаться и не сопротивляться, и если у тебя встанет, ты разделишь со мной постель. В библейском смысле.

– В Библии нет того, что ты собираешься делать! Это считается грехом!

– Это была метафора, но смысл ты уловил. Если ты не возбудишься, я оставлю тебя в покое. Если возбудишься, то пойдешь со мной на свидание.

– Я не буду участвовать в таких дурацких затеях! Что дальше? Ролевые игры?

– Я понимаю. Ты боишься, что не сможешь себя контролировать. Это действительно трудно.

– Ничего я не боюсь. Целовать тебя – это как целовать кобру. Мне ничего не стоит выиграть у тебя это пари.

– Я разрешу тебе спать одному в любой спальне три недели. И не буду тебя беспокоить.

– Наверняка на это время у тебя запланирована командировка.

– Ничего подобного. Неужели ты так боишься не совладать с собой от одного крохотного поцелуя? Мы сделаем это вечером, чтобы твоя утренняя эрекция была здесь не при чем. Я прошу всего лишь свидание. Мы пойдем в оперу, на концерт или в театр, поужинаем в ресторане, а потом отправимся в симпатичный отель, чтобы заняться сексом.

– Как ты смеешь! Я не одна из твоих шлюх! Иди к ним, если тебе так невтерпеж! Ты всё это затеял, чтобы меня помучить. Думаешь, раз контролируешь ситуацию, то я буду делать всё, что ты захочешь?! Нет. Все кончено!

Ублюдок усмехнулся:

– Два года я позволял тебе управлять нашими отношениями, и посмотри, что из этого вышло. Мы оба несчастливы. Отныне я снова беру управление на себя, и один из нас доволен этим. Другой может присоединиться к вечеринке или отказаться. Так что ты скажешь, дорогой? Да или нет? Это лучшее предложение, какое ты когда-либо получал. Один поцелуй за три недели свободы. Для тебя это будет легкая победа. Ведь ты все время твердишь, что ненавидишь меня.

– Недели выберу я. И если ты позволишь себе что-нибудь, кроме поцелуя, я буду считать, что ты проиграл.

– Согласен. Я – честный игрок, что бы ты там себе ни думал. Займемся этим сейчас или после десерта?

– После десерта.

Неужели я согласился на это идиотское пари? Да, похоже. Гунтрам, ты придурок, если хоть на минуту поверил, что он будет играть честно!

Мы в мрачной тишине доели яблочный пирог с мороженым, тот самый, который я любил в детстве.

Очень маловероятно, что я смогу возбудиться, вспоминая отца. Я подавил смешок.

– Так что, ты хочешь покончить с этим сейчас? – настойчиво спросил я, когда он допил свой кофе с коньяком.

– Разумеется. В библиотеке?

– Не хочешь пересмотреть свой выбор места действия? Возможно, более романтичная обстановка повысит твои шансы, – поддразнил я его.

– Я понятия не имел, что тебе нужны свечи и шампанское. Лично меня обстановка библиотеки вполне устраивает, я и там смогу заставить тебя стонать и умолять о прикосновениях. Может, тебе стоит почитать отчет о перспективах доллара США на следующий год, чтобы немного обуздать свой энтузиазм? Думаю, будет большой удачей, если мы успеем добраться до постели, – ухмыльнулся он.

Самоуверенный ублюдок!

Не удостоив его ответом, я поднялся и направился прямо в проклятую библиотеку. Он пришел туда через полчаса и притворился, что удивлен, увидев меня там.

– Так мы собираемся что-то делать или нет? – проворчал я.

– Смотрите-ка, какие мы сегодня нетерпеливые! Иди сюда, и посмотрим, – сказал он, как король рассевшись на диване. Я подошел к нему, чувствуя, что моя решимость поддается его уверенности. Он абсолютно убежден, что выиграет. Нет, он просто блефует, сказал я себе, садясь рядом с ним.

– Не кусаться, Гунтрам. Еще ближе, милый, – он смотрел мне в глаза.

Он обхватил мой затылок, чтобы я никуда не делся, и я ему это позволил. Когда он положил ладонь на мою щеку, я бессознательно прижался к ней. Его взгляд смягчился, и на секунду я снова увидел того человека, в которого влюбился много лет тому назад. Он подался навстречу и начал покрывать шею легкими поцелуями, медленно дыша в ухо. Ублюдок знает мои слабые места.

Я попытался высвободиться из его хватки, но он решительно вернул меня на место, его язык начал играть с мочкой, деликатно посасывая ее.

– Ты говорил про поцелуй, а сам трахаешь мое ухо! – возмутился я.

– Не беспокойся, любовь моя, до этого мы тоже доберемся, – шепнул он мне на ухо, от его глубокого чувственного голоса меня тряхнуло, словно от разряда тока, волоски на шее стали дыбом. Он оторвался от моей шеи и принялся ласкать губы, словно спрашивал разрешения продолжать. Я почувствовал, как мое тело постепенно стало расслабляться – вопреки тому, что происходило у меня в голове. Губы, словно обладая собственной волей, раскрылись, и я позволил втянуть меня в глубокий поцелуй.

Мое тело решило забыть о здравом смысле, оно начало отзываться на его ласковые поцелуи. Он на секунду отстранился, чтобы перевести дыхание, и тут уж я атаковал его. Конрад не замедлил поддержать мое рвение. Каждый из нас пытался захватить власть. Но когда у меня закончился воздух, мне пришлось признать поражение.

Он оторвался от моих губ, прижал меня к себе.

– Я выиграл, – мягко объявил он, в его голосе не было торжества, которого я почти ожидал услышать.

– Так нечестно! Было два поцелуя, а не один! – попытался возразить я, но он заткнул меня новым ошеломительным поцелуем, наваливаясь на меня и распластывая по дивану. Забыв обо всем на свете, мы снова принялись целоваться.

Он сполз на пол, увлек меня за собой, и мы продолжили. Не знаю, как, но он перевернулся, и вот уже я извивался на ковре под его весом – именно так, как всегда любил. Его мощное тело, его гипнотическая аура власти всегда привлекали меня, заставляя забыть о сомнениях и неуверенности, оставляя одно лишь желание – принадлежать ему. Я отчаянно хотел сделать что-то, что сведет его с ума, растопит холодность, заставит потерять самообладание, чтобы он наслаждался нашей любовью так же сильно, как я.

Я почувствовал, как его рука легла спереди на мои брюки, расстегнула их и сдернула – ему даже не пришлось для этого сильно отодвигаться от меня.

– Стоп! Ты сказал – свидание!

– От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Я приглашу тебя на ужин завтра, – прошептал он, слегка приподнимаясь, чтобы избавиться от одежды. Я не успел возразить, а он уже снова целовал меня, и я почувствовал, как его мужское достоинство трется о мое, заставляя меня вскидывать бедра навстречу. Сам того не осознавая, я привычно развел ноги, позволяя ему устроиться удобнее. Мне всегда нравилось, когда он наваливался на меня сверху – так я лучше чувствовал его силу.

Он крепко сжал мои бедра и вошел в меня. Совершенно неподготовленный, я захлебнулся криком. Все происходило так, как в наш первый раз в Венеции: я вспомнил, как он целовал меня снова и снова, чтобы задушить крик и смягчить боль.

Он подождал, пока боль уменьшится, а потом очень медленно и терпеливо начал двигаться, дав мне время привыкнуть к его размеру внутри, затем, поняв, что мои поцелуи становятся настойчивее, стал наращивать темп.

Я поднял ноги, чтобы он лучше доставал, и он немедленно дернул их себе на плечи; я застонал от удовольствия – он точно знал, куда надо целиться. Не знаю, сколько прошло времени, я полностью растворился в желании и наслаждении. Думаю, что мы кончили вместе, потому что я почувствовал, как его теплая влага изливается глубоко внутри меня.

Не выходя из меня, он рухнул сверху, а я оплел его бедра ногами, чтобы он никуда не делся, и снова стал целовать его лицо. Мы еще долго лежали в таком положении.

– Гунтрам, я люблю тебя. Ты – моя жизнь, пожалуйста, вернись ко мне.

– Не могу, – в отчаянии ответил я, ненавидя и себя и весь свет, потому что сейчас отказал тому единственному человеку, который идеально мне подходит.

Я разрыдался. А Конрад просто обнял меня и держал, пытаясь успокоить, пока я плакал.

========== "25" ==========

30 июля

После мы вместе пошли в его спальню. Молча лежали, не касаясь друг друга. Я был так смущен и испуган тем, что мы сделали. Как я мог? Меньше чем за две секунды я забыл обо всём, и мне хватило одного поцелуя, чтобы предать всё, что для меня было важно.

Я – ничтожество.

«Мертвые так же эгоистичны, как и живые, – возразил мне внутренний голос. – Ты имеешь право жить своей жизнью».

Утром Конрад рано уехал на работу, ласково поцеловав меня в лоб.

– Увидимся после обеда, Гунтрам.

3 августа

В понедельник Конрад улетел в Нью-Йорк. Сказал, что вернется примерно пятого августа. Я остался дома с детьми. Мы много играли, ведь их школьные каникулы скоро закончатся. Вчера мы с няней водили их в зоопарк. Домой вернулись в семь; я валился с ног от усталости после того, как целый день бегал за детьми. Думаю, Каролина поняла, что я выдохся – она пообещала, что присмотрит за ними и приготовит ко сну, а я могу прийти в детскую, когда настанет время читать им сказку.

До сих пор не понимаю, почему все зовут их дьяволятами. Да, они очень энергичные, но это нормально в их возрасте. И, кстати, сегодня они вели себя очень хорошо.

Я пошел в спальню отдохнуть часок перед тем, как заменить Каролину. Лег на кровать, но через несколько минут зазвонил мобильный.

Конрад.

Я глубоко вздохнул и ответил ему.

– Здравствуй, Конрад.

– Как ты, Гунтрам?

– Спасибо, хорошо. – Длинная пауза. – А ты?

Да, звучит глупо, но что я должен был ему сказать? Ненавижу тебя, потому что спал с тобой и сам этого хотел?

– И я неплохо. Я в Санкт-Петербурге, и сейчас очень поздно. На завтра у меня запланирована встреча с людьми из «Голдман Сакс» и «Темплтон». Как там дети?

– Сегодня были в зоопарке. Оба целы и невредимы, – я обрадовался, что он нашел безопасную тему. С одной стороны, мне хотелось повесить трубку, с другой – разговаривать с ним дальше.

– А звери?

Я рассмеялся, чувствуя бесконечное облегчение.

– Звери тоже целы, сидят в своих клетках. Ну не настолько всё плохо. Мисс Майерс отлично справляется со своей работой.

– Не давай им себя заездить. Ты еще до конца не выздоровел, – его голос звучал очень тепло, и я отчего-то покраснел. Гунтрам! Вспомни, с кем ты разговариваешь!

– На завтра мы ничего не планируем. Не думаю, что смогу в ближайшее время повторить сегодняшний подвиг. Я сейчас в постели, отдыхаю перед вечерней сказкой, – признался я.

– Тогда я скажу Монике все поменять. Я думал попросить тебя завтра сесть на Dassault и прилететь в Вену, но, наверное, лучше подождать до утра вторника. Хочется сводить детей в венский музей естествознания, там проходит выставка динозавров из Гоби, есть очень редкие экспонаты, – медленно проговорил он. – Я бы хотел провести с вами несколько дней, отдохнуть от работы.

– Конрад, дети разберут динозавров на косточки. Наверняка для них можно придумать что-нибудь другое, – сказал я, заранее представляя катастрофу в музее.

– Ну, я еще думал про Испанскую школу верховой езды**. Также можно сводить их в один из венских театров марионеток и даже съездить на день в Зальцбург. Кроме того, есть еще Бельведер и Пратер. Возьмешь с собой мисс Майерс. Пожалуйста, Гунтрам, скажи, что приедешь.

– Хорошо, приеду, но насчет музея ты еще раз подумай.

– Мы пойдем на компромисс: динозавры в обмен на лошадей. Моника организует билеты на утреннюю выездку.

– Ты никогда не сдаешься, – рассмеялся я.

– Никогда – если дело касается тебя. Я просто не могу, – ответил он очень серьезно. – Вы трое – смысл моей жизни. Не позволяй им себя утомлять. Ты им не игрушка. Спокойной ночи, Гунтрам.

– Спокойной ночи. Увидимся в Вене.

– Скажи мисс Майерс, чтобы взяла теплые вещи для детей. Сейчас нежарко. Приятных снов, милый.

Он всегда оставляет последнее слово за собой. «Люди, которые так сдержанно разговаривают по телефону, в постели обычно устраивают бурю». Почему мне пришли в голову эти слова моего соседа Жоржа, сказанные им много лет назад? Эти внезапные воспоминания уже становятся слишком навязчивыми. Но хуже всего то, что его слова недалеки от истины. Конраду даже не надо прикладывать особых усилий – он бесподобен в постели. По крайней мере, для меня.

Да, секс с ним хорош, и я люблю его сыновей как своих. Но достаточно ли этого, чтобы построить отношения? Смогу ли я когда-нибудь простить ему то, как он поступил с моей семьей? Смогу ли я забыть его ложь о моем дяде? Он, конечно же, скажет на это, что даже называл мне его имя, Роже, просто опустил несколько деталей в общей картине.

Я только знаю, что никогда не буду счастлив, если уйду.

Как бы я хотел, чтобы отец был здесь. Когда он написал, что молится, чтобы Конрад любил меня и оберегал, на самом ли деле он так думал? Я больше не знаю, чему верить.

5 августа

Усадить детей в самолет оказалось более сложной задачей, чем я ожидал. Хорошо, что Конрад дал мне отдохнуть перед Веной. Рано утром, в восемь, я разбудил детей и с большим трудом затолкал в них завтрак. Каролине пришлось попотеть, чтобы их одеть. Оба были возбуждены предстоящим путешествием, тем, что увидят «белых лошадок, которые умеют танцевать» и «замок на верхушке горы». Вчера после обеда Фридрих любезно взял присмотр за ними на себя, но, похоже, переусердствовал с историями про Австрию: эта страна – практически рай на земле, полный марионеток, музыки и вкусных пирожных. Фридриху следовало бы работать в туристическом агентстве.

К тому времени, как детишкам пристегнули ремни, мы с Каролиной испытывали большое искушение сказать им, что в таком положении необходимо оставаться весь полет. Увы, мы, пара идиотов, позволили им ходить по всему самолету. Мари, стюардесса, не нашла ничего лучшего, чем дать им полный пакет масляного печенья, которое и было раскрошено по всему салону. Как хорошо, что кресла обтянуты кожей (их легче отчистить) и что их отец не видит, что они сотворили с его замечательным самолетом.

– Думаю, я пропущу мороженое и леденцы, сир, – вздохнула Мари, а я кивнул. – К счастью, у нас есть несколько часов, чтобы все убрать.

– Если герцог увидит этот кошмар, он не разрешит им подниматься на борт лет до восемнадцати. В прошлый раз, когда мы летали все вместе, таких проблем не возникало.

Наконец дети решили, что устали, и заснули. А лететь всего полтора часа! Воздушные путешествия на Зюльт и в Буэнос-Айрес занимали больше времени. Не понимаю, почему в этот раз они такие буйные…

Когда мы приземлились и пришли на частную парковку, там нас уже ждал Конрад, одетый не так строго, как обычно. Я-то думал, что ему нужно работать.

Карл и Клаус немедленно завопили, что хотят посмотреть лошадей.

– Нет, представления проходят только по утрам. Так что посмотрите на них завтра – если будете хорошо себя вести в музее, – умерил их энтузиазм Конрад. Дети приуныли. – Сейчас отправляемся в отель, затем пойдем обедать и гулять в парк рядом с музеем. Мисс Майерс, вы поедете в машине с детьми, – сказал он, меньше чем за секунду превратившись из папы в босса.

Машина с детьми и няней отъехала, а мы с Конрадом и двое телохранителей остались стоять у большого армированного мерседеса. – Поедем со мной, Гунтрам. Насладись получасом тишины, – очень мягко сказал он.

– Спасибо.

Мы в молчании выехали на шоссе.

– Я удивлен, что тебе не надо работать на этой неделе.

– У моего партнера возникли проблемы с властями, и он не смог со мной встретиться, как намечалось. Налоговую оптимизацию в четыре миллиарда долларов непросто объяснить. Я прилетел вчера из Санкт-Петербурга, – невозмутимо объяснял Конрад.

– Ты хотел сказать, четыре миллиона?

– Четыре миллиарда. Его компании решили продлить свои фискальные льготы в размере 11% на несколько лет, в то время как российские власти установили им 30%. Коррупция пропитала все российское общество, но если ты попадаешь в немилость к властям, мало не покажется. Он вывез свою семью из страны, и они сейчас в Лондоне. Им придется несколько лет держаться незаметно, прежде чем они смогут воспользоваться своими счетами в наших структурах.

– У тебя не будет проблем из-за того, что этот человек вывел из-под налогообложения такую огромную сумму?

– Нет, мы не делали ничего незаконного. Налоговая оптимизация это не преступление. Налоговое мошенничество – другое дело.

– Обычно ты не обсуждаешь со мной проблемы своих партнеров, Конрад, – ответил я, начиная нервничать. – Ты из-за этого ездил в Россию?

– Нет, встреча с «Голдман Сакс» и «Темплтон» была запланирована еще несколько недель назад. Потом отложена из-за кончины Стефании. А рассказываю я всё это потому, что Репин тебе вроде как друг. Ему грозит получить от 20 до 30 лет, – он пожал плечами, словно речь шла о чем-то незначительном. – Возможно, я сумею договориться с властями о том, чтобы выкупить твои картины обратно, конечно, если хочешь. Мне неприятно думать, что они уйдут с аукциона в оплату его долгов.

Я ошеломленно уставился на него. Константин в тюрьме? За налоговые преступления? Невозможно поверить, что он мог быть таким идиотом. У него в шкафу наверняка имеются скелеты и покрупнее, чем налоговые махинации. Хотя да, четыре миллиарда – сумма немаленькая.

– Это ты?.. – проговорил я, глядя ему в глаза.

– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, но нет. Это их внутренние разборки. Смена лидера. Такое случается в монолитных структурах вроде репинской. В отличие от Ордена, там отсутствует возможность снизить внутреннюю напряженность, поэтому нижестоящим приходится устранять своего лидера, чтобы обновиться. Репин ничего не расскажет о своих делах, если хочет уберечь свою семью. У русских нет принципа Омерты, и семьи никогда не щадят.

– Не верю, что ты тут ни при чем. С каких пор бандиты сами бегают к властям? – тихо сказал я.

– Возможно, кое-кто из моих людей обратил внимание властей на некоторые правовые аспекты их деятельности, но всё остальное русские сделали сами. Я должен поблагодарить тебя за косвенное участие, милый. Ты достаточно долго отвлекал Репина – Обломову и его друзьям хватило времени спланировать заговор. Естественно, Алексей тоже внес свой вклад, побеседовав со своими старыми приятелями. Падение Репина стало венцом очищения Ордена. Могу тебе сказать, что некоторые из тех, кто был на стороне этого подонка, скоро тоже окажутся под следствием. Месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным.

– Он – полноправный член Ордена. Ты не можешь так поступать! Тебя убьют!

– Спасибо за заботу, очень трогательно, – язвительно проговорил Конрад. – Как я уже сказал, я здесь ни при чем. Они сами устранили своего босса. И это не я голосовал за принятие Репина в Орден. Он посмел угрожать Лёвенштайну, обещая рассказать тебе о моей связи с Роже. Старик голосовал за него только потому, что хотел избавить тебя от этой боли, он пошел против меня, чтобы спасти мою личную жизнь.

– Репин доверял тебе и защищал тебя передо мной!

– Ты имеешь в виду, когда вы с ним жили в Париже?

Я почувствовал, как в желудке образовалась пустота.

– Как трогательно, – хмыкнул Конрад. – Возможно, за это я помогу его детям. В любом случае, я не мог спустить ему это оскорбление, мне надоело его постоянное вмешательство в мою личную жизнь. Если он хотел разобраться со мной, ему следовало бы делать это иначе. Но он использовал тебя, чтобы поколебать мое хладнокровие. Раз так, значит, и я свободен в своих действиях, и неважно, член он Ордена или нет. На войне как на войне.

– Бедняга просто влюбился в меня, вот и всё. И гораздо раньше, чем ты появился в моей жизни! – возразил я, все больше и больше нервничая из-за того, что он может со мной сделать в качестве «наказания».

– Он никогда тебя не любил, Гунтрам. Он жаждал тебя, хотел обладать тобой, но никогда не любил. Если бы он был так влюблен, как ты считаешь, он бы поговорил с тобой еще в Буэнос-Айресе, как я это сделал в Венеции, а не расставлял бы силки. Он должен был быть с тобой искренен с самого начала, как я, а не устраивать фарс с тем аргентинским мальчишкой, наркотиками и проститутками. Ты был ему нужен только для удовлетворения похоти. Он отправил бы тебя в один из своих борделей, как только насытился. Когда Репин понял, что я люблю тебя, отношусь к тебе серьезно – как к своему консорту, он снова приударил за тобой. Он добивался, чтобы я, обезумев от ревности, наделал ошибок. Почему он так стремился попасть в Орден? Чтобы разрушить его и захватить наши ресурсы. У меня есть долг перед моими предками, я обязан защищать свой титул и все, что у меня есть. Жизнь моих детей была в опасности, пока этот подонок оставался членом Ордена. Теперь у Армина появился шанс стать следующим Грифоном.

– Кто тебя сказал, что я был у него в Париже? – прошептал я, до смерти испуганный.

– Врач, который осматривал тебя в начале июля по просьбе Обломова. Он сообщил, что ты был по-настоящему плох, когда он тебя обследовал, и поэтому я не стану тебя наказывать за то, что ты побежал к этому мерзавцу. Еще несколько дней без лекарств, и ты был бы мертв. Я до сих пор не понимаю, почему Алексей и Горан согласились играть по его правилам. Расслабься, я прощаю тебя, потому что ты в некотором роде помог покончить с угрозой моей семье. Ты десять дней полностью занимал внимание Репина, и этого времени с лихвой хватило Обломову, чтобы сыграть свою партию. По сути, он обменял информацию о твоем местонахождении на финансовые консультации. Обломов очень боялся навлечь на себя мой гнев, укрывая тебя.

– И ты еще говорил, что у меня вместо крови водица! У тебя нет сердца.

– Сердце у меня есть, но я не сентиментален. Я люблю тебя и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Так я поступаю с врагами, и таким я был, пока в моей жизни не появился ты.

– Если ты всё знал, почему принял меня обратно?

– Потому что люблю тебя. Я могу простить один промах, учитывая твое сумасбродное поведение последние два года. Ты даже пытался мне признаться в измене. Я спал с твоим дядей, ты спал с моим злейшим врагом. Мы квиты, Гунтрам. Так что не надо делать лицо оскорбленной жертвы, ты сам не лучше. Ты тоже отомстил.

– Как я вообще мог тебя любить? Ты чудовище, – прошептал я. – Как я мог думать, что ты мне подходишь?

– Потому что я для тебя – лучший выбор, и ты тоже любишь меня, несмотря на все уверения в обратном, – сказал он. – Соберись, мы подъезжаем к отелю. Ты будешь жить в моем номере, а Клаус и Карл – дальше по коридору с мисс Майерс.