Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 65 страниц)

– Пожалуйста, не говори ему. Скажи Алексею или Павичевичу. Они придумают, что делать.

– Хорошо, я поговорю с Алёшей. Надеюсь, он не бросит трубку, как это делал в последнее время... Ты уже был в Лувре?

– Ещё нет. Я был не в том настроении, – сказал я почти неслышно, чувствуя тошноту оттого, что у меня не осталось выбора и придется возвращаться к этому чудовищу.

– Стоит сходить. Завтра один из моих людей составит тебе компанию. Я бы хотел посмотреть на твои последние работы. Тот портрет герцогини невероятный. Очень… забавный. У тебя острый язык, в данном случае, кисть.

– Его выставили на продажу по ошибке. Герцогиня из-за него меня ненавидит. Его отправили на аукцион Остерманн и Элизабетта фон Линторфф.

– Ошибка стоимостью 99 000 франков. Я бы купил его, но жене он не очень понравился. Почему этого не сделал Линторфф? Это был бы фантастический фамильный портрет, – усмехнулся Константин. – С чего тебе пришло в голову его написать? Мою дочь ты нарисовал очень деликатно и жизнерадостно, а этот агрессивен в своей красоте. Дешевая, агрессивная, снобистская красота.

– Остерманн назвал его «Портрет неизвестной дамы».

– Да, назвать его «Дама с помойной кошкой и бриллиантами» было бы чересчур! – он засмеялся.

– На заказанном портрете герцогиня в вечернем платье с бриллиантовой тиарой и букетом цветов. Лилии и розы в окружении зеленых листьев. Нечто живое и энергичное, как она сама. Не знаю, почему я нарисовал еще один. Он был готов за три дня, и я оставил его сохнуть. Я даже не ждал, когда затвердеют слои. Остерманн взял его без моего ведома. А где сейчас тот, правильный, не знаю. Герцог забрал его.

– Скорее всего, сжег. Я бы сделал то же самое, чтобы избавить мир от боли.

– Не так уж он был и плох. Просто безжизненный, как всякий дешевый портрет – ничего общего с портретом Софьи. Мне не нравилось его писать, и это видно. Это ее дурацкая идея, не моя.

– Ты, как Сарджент – рисуешь души людей. Портрет герцогини, как она сама: дешевые цвета, помойная кошка вместо горностая и драгоценности из «Титаника». Думаю, она хотела унизить тебя, а вместо этого сама заработала насмешки.

– А я заработал скандал от Линторффа, – буркнул я.

Он рассмеялся.

– Должно быть, ему пришлось несладко. Его жену выставили дешевой шлюхой в глазах высшего общества Цюриха. Нет… Хуже. Указали на ее снобизм, и неважно, что она из Барберини, хотя по этому поводу у меня большие сомнения. Дешевая версия Карлы Бруни… Я позвоню Алеше через неделю. Тебе требуется время, чтобы подумать, дорогой.

– Я думаю, что нам нужно пойти спать. Вместе.

Он уронил вилку на тарелку и уставился на меня, как идиот.

– Этим ты не заставишь меня изменить решение, Гунтрам. Это не твои методы.

– У нас осталось много вопросов, отложенных с 2001 года. У меня сейчас никого нет, а ты, похоже, все испытываешь романтический интерес ко мне. Я привык думать, что дружба между нами тебе не на пользу, но, возможно, одна ночь вместе поможет нам жить дальше. Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

– Ты не любишь меня, а всего лишь испытываешь благодарность, – с досадой сказал Константин.

– Ты тоже меня не любишь. Я для тебя – просто навязчивая идея. Возможно, если ты получишь желаемое, для нас обоих все станет проще. Не отрицаю, ты очень привлекательный мужчина. Кто знает, может мне следовало влюбиться в тебя много лет назад.

– Меньше всего я ожидал услышать такое предложение от тебя, Гунтрам.

– У тебя устаревшее впечатление. Я давно уже не тот двадцатилетний мальчик, что с благоговением взирал на окружающий мир и верил в людскую доброту. Мне пришлось делать то, что слишком рано в моем возрасте, и я пропустил много того, что обычно происходит с моими сверстниками. Ради человека со сложным характером я заставил себя повзрослеть. Сейчас я стал старше и знаю, чего хочу.

– Это очень неожиданно. Я удивлен.

– Давай сделаем это, и никаких сожалений следующим утром. Нам нужно закрыть эту страницу нашей жизни.

– Ты-то, может, и закроешь. А я открою новую. Ты никогда не был для меня проходным любовником, – сказал он очень мягко. Я взял его руку и поцеловал пальцы. – Я буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, но зато ты, возможно, сможешь изменить свою и найти новую любовь. Я люблю тебя слишком сильно, чтобы лишить себя такой возможности, – очень медленно проговорил Константин. Он потянулся над столом и поцеловал меня в губы.

Я жадно ответил на этот почти невинный поцелуй. Жаль, что он не знает, что я никогда не смогу изменить свою жизнь или полюбить другого человека. Задохнувшись, мы оторвались друг от друга. Его темные глаза горели желанием. Я улыбнулся, не чувствуя опасений или смущения, как с Линторффом. С ним я всегда испытывал скованность и боялся испортить момент, ляпнув что-нибудь идиотское, или повести себя, как ребенок. Да, я любил его так сильно, что его малейший жест мог ранить меня или отправить в рай. Он был так важен для меня, что я жил ради его улыбок и поцелуев. Даже узнав, какое он чудовище, я все еще жаждал его прикосновений.

Я взял Константина за руку и игриво потянул к себе:

– Может, нам пойти в спальню? Я не настолько раскован, чтобы заниматься этим на столе.

– Ты не знаешь, что теряешь. Может, потом, – парировал он, заставив меня рассмеяться.

Мы пошли ко мне в спальню, в основном потому, что я там чувствовал себя уверенней. Идти к нему – это как-то слишком на мой вкус. Считайте меня глупым, но мне тогда так казалось. Остановившись у кровати, мы начали жадно целоваться. Его язык требовательно стремился попасть в мой рот, и я пустил его. Константин крепче обнял меня за талию и прижал к себе. Я, как мог, расслабился, закрыл глаза, пытаясь забыть обо всем и просто наслаждаться тем, что он делает. Все же это был мой первый гейский опыт. Нет, я не сумасшедший. С Конрадом все было абсолютно естественно с самого начала, даже принудительный первый поцелуй, но сейчас я не мог вести себя, как с Конрадом, плыть по течению, отдав всё в руки Константину. Сейчас я должен был проявить инициативу и посмотреть, понравится ли мне это само по себе.

Я разорвал поцелуй и, не отрывая взгляда от Константина, начал развязывать свой галстук. Его глаза немедленно прикипели к моим рукам, отслеживая каждое движение пальцев. Я отбросил галстук в сторону.

– Твои руки. Они так красивы, – пробормотал он, его глаза неотрывно смотрели, как я расстегиваю рубашку. Я улыбнулся ему, но он не заметил, полностью захваченный моими движениями. Потом не выдержал, взял мои руки в свои и начал целовать пальцы. – Они создали так много прекрасных вещей, – прошептал он и принялся облизывать пальцы один за другим.

Я снова поцеловал его, развеяв угрожающие поглотить меня чары. Потом снял рубашку. Константин тоже принялся раздеваться. Когда я дошел до ремня и брюк, то слегка засомневался. Он мягко усмехнулся.

– Гунтрам, ты так же невинен, как много лет назад. Ты покраснел. Позволь мне, моя любовь, – улыбнулся он, помогая избавиться от одежды. Мы упали на постель, и он снова стал меня целовать. Чувствовалось, что он, как и я, волнуется. Оставив в покое мой рот, он покрывал поцелуями шею и грудь, постепенно спускаясь всё ниже и ниже, заставив меня стонать и выгибаться навстречу его губам всякий раз, когда он отрывался от меня. Я понял, что он собирается перейти к оральным ласкам, и сказал:

– Нет, давай по-настоящему.

Кажется, Константин был слегка недоволен, но он приподнялся, встал на колени у меня между ногами, и притянул меня к себе так, что мои ноги обнимали его бедра. Я почувствовал в себе его палец, он начал медленно меня растягивать. Два года воздержания практически превратили меня в девственника. Рвано дыша, он пробормотал:

– Ты такой тесный...

Константин действовал очень бережно, стараясь причинять мне как можно меньше боли. Когда он осторожно добавил второй палец, я застонал, как самая настоящая шлюха. Он спросил, уверен ли я в том, что мы собираемся сделать. У меня стояло, какие еще доказательства ему нужны?

Придвинулся к нему еще ближе, я практически очутился у него на коленях, мои ноги обхватывали его бедра. Я с жадностью припал к его губам, и он, схватив меня, приподнял и стремительно опустил на свой член. Я едва не закричал от смешанного с болью удовольствия. Обняв его за шею, я начал очень медленно двигаться на нем; мои губы скользили по его шее, язык слизывал соль с его вспотевшей кожи.

Я тонул в его невероятных глазах, абсолютно черных и полных желания. Он стал вбиваться в меня сильнее, чем я делал это сам, зафиксировав меня, чтобы глубже доставать и лучше контролировать мое тело. Я укусил его в плечо, чтобы не закричать, но он не обратил на это внимания, полностью захваченный нашей скачкой.

– Ангел, позволишь кончить в тебя?

– Делай, что хочешь, – я чувствовал, что тоже вот-вот достигну пика.

Он быстро ссадил меня с колен и перевернул.

– Так намного лучше. Я смогу достать дальше, а тебе будет не больно.

Он заставил меня встать на четвереньки и снова вогнал в меня член, задев то самое особое место, от прикосновения к которому сходишь с ума. Его толчки стали плавными, он несколько раз поменял угол, доставляя мне невероятное удовольствие. Мои бедра стали вторить его движениям, и я почувствовал, что он сжимает мой член, играя с головкой. Он зарычал мне в ухо, отчего я потерял последний контроль, и мы кончили.

Константин обнял меня, прижал к груди и поцеловал в лоб.

– Это было невероятно, ангел. Лучший секс за многие годы, – восхищенно прошептал он.

– Мы еще можем это повторить, – засмеялся я, радуясь, что ему понравилось – я почувствовал, что он не лжет.

– Снова? Я думал, тебе приходится осторожничать, – ответил он, позабавленный тем, что я хочу еще.

Попробовал бы ты два года обходиться без секса!

– Мы должны тщательней изучить твою технику. Алексей говорил мне, что в постели ты – нечто.

– Алеша, может, и выглядит, как ангелочек, но у него такой опыт, что его трудно забыть. Этому повару чертовски повезло.

– Ты и сам не плох. Я действительно хотел бы повторить потом, – сказал я, улыбаясь ему.

Странно, но я не чувствовал никакого смущения. Но не было и такой сильной потребности обниматься, как после секса с Конрадом – мне всегда хотелось вжаться лицом в его широкую грудь и почувствовать на себе его ласковые руки или слушать, как он нежно шепчет мне на ухо, что любит.

Тем не менее, мы еще дважды сделали это в разных позициях. Один раз стоя у камина, а другой – в ванной, мне пришлось крепко держаться за раковину.

Не могу пожаловаться. Это был хороший секс. Очень хороший. У Константина отличная техника, насколько я мог судить, у него было много связей, включая Алексея, который тоже не новичок в таких вещах. Но мне чего-то не хватало. В физическом плане Константин – всё, чего только можно желать от любовника: великолепное тело, хорошо оснащенное, чуткие руки и изобретательность в постели. Линторфф ему уступает – он единственный, с кем я могу сравнивать. Я отлично провел время, но это был всего лишь секс. Просто секс. Не было ни нервного трепетания в области живота, ни скачущего все быстрей и быстрей сердца, ни предвкушения-жажды-ожидания следующего прикосновения.

Это как заниматься сексом со своим лучшим другом. Хорошо, но я не мог избавиться от ощущения, что что-то не так. К счастью, Константин выглядел вполне удовлетворенным. Мы оба утолили свою жажду.

Мы провели в постели еще два дня. Я до сих пор удивляюсь тому, что Константин дважды позволил мне попробовать себя в активной роли. Это оказалось приятно, но не настолько, чтобы повторять. Возможно, я гораздо меньше «по девочкам», чем всегда представлял. Я задумался, почему Линторфф никогда не позволял мне такого. Однако это не значит, что я собираюсь просить его об этом или делать это с ним.

13 июля

Сегодня Константин позвонит Алексею и поговорит с ним. Он уехал в Лондон, чтобы быть отсюда подальше, когда разразится буря. Ну и хорошо. Алексей ненавидит его, и когда он узнает, что я был у Репина, он примчится сюда, чтобы выпустить пулю ему между глаз за то, что молчал… а герцог одобрит. Вчера вечером мы попрощались, зная, что никогда больше не встретимся при таких обстоятельствах.

– Прошу, Гунтрам, пойми, почему я возвращаю тебя Линторффу. Ничего я так на свете не хотел бы, как провести с тобой остаток жизни, но ты рано или поздно возненавидел бы меня. Чтобы защитить тебя от гнева Линторффа, я могу предложить тебе только новую золотую клетку, но без твоих детей. Тебе понравилось со мной, но ты не любишь меня, я это вижу.

– Я не люблю Линторффа, – возразил я. – Пусть отвалит, – прозвучало не так решительно, как мне хотелось.

– Я в этом не уверен. Ты всё время сравнивал меня с ним.

У меня отвисла челюсть. Как он это понял?! Я старался себя ничем не выдать.

Он фыркнул:

– Это то, что я люблю в тебе. У тебя все видно по лицу. Ты не притворяешься, как другие.

– Да потому, что мне больше не с кем сравнивать. Возвращайся через пять лет, и мы посмотрим, – проворчал я, умирая от стыда.

– Ты? Прыгать из постели в постель? Никогда! Ты просто не способен на это. Ты – однолюб и уже нашел своего единственного и, возможно, однажды простишь ему ложь. В какой-то степени я его понимаю. Я бы тоже сделал все что угодно, лишь бы удержать тебя, мой ангел, – сказал он и в последний раз поцеловал.

Я лучше пойду, погуляю. Мне нужно на свежий воздух. Сибирский громила, которого мне выделили для «защиты» – хороший спокойный парень. Возможно, посещение музея Орсе пойдет мне на пользу. Я устал от Лувра. Это ужасно, когда каждые две секунды кто-нибудь заглядывает тебе через плечо и высказывает свое мнение. Знаю, они из добрых побуждений, но я рисую не ради их одобрения.

Вечер

До сих пор не могу в это поверить. Я так и не добрался до набережной Орсе. Немного не дойдя до моста через Сену, я остановился у киоска, чтобы посмотреть газеты, поскольку уже давно не читал ни одной. Месяц.

На первой странице «Пари Матч», как змея в траве, притаилась маленькая фотография Стефании фон Линторфф. Под ней заголовок: “Mort tragique d'une celébrité”. Я купил журнал и сел в ближайшем кафе, чтобы прочесть его. Моя русская тень устроилась рядом, со скукой глядя, как я переворачиваю страницы в поисках статьи.

Трагическая смерть знаменитости

Стефания Барберини ди Санта Кроче, 37 лет, бывшая ведущая программы на Итальянском телевидении, хорошо известная топ-модель и третья дочь итальянского промышленника Марко Барберини ушла из жизни 10 июля в результате трагической автокатастрофы в Швейцарии.

Ее управляющий, Пьеро делла Роза, находился за рулем транспортного средства, в котором они оба погибли. По данным местной полиции, машина въехала в Готардский тоннель,** превысив разрешенную скорость, и врезалась в ряд трейлеров, стоявших в дорожной пробке. Очень ранний час, пять утра – они возвращались с благотворительного мероприятия – в сочетании с плохими погодными условиями не позволил водителю вовремя сбросить скорость, что привело к лобовому столкновению. Других жертв нет.

В марте этого года Стефания Барберини вышла замуж за Конрада фон Линторффа, пятидесяти лет, немецкого аристократа, владельца нескольких банков и компаний. Следующей зимой супруги ожидали ребенка. Поминальная служба состоится в Риме.

Мне пришлось перечитать материал несколько раз, чтобы понять его. Она была беременна. Несчастная женщина. Такая молодая и так нелепо умерла. Один пьяный водитель, не заметивший грузовик. Мне стало жалко ее, пусть она никогда не любила меня, и я отвечал ей тем же.

Бедный Конрад. Он опять потерял ребенка. В прошлый раз он очень расстроился, когда узнал, что только двое из трех малышей выжили в процессе, и сейчас он снова потерял третьего ребенка. И жену. Что бы он там ни говорил о том, что женился на ней якобы для того, чтобы заставить меня ревновать и что он до сих пор меня любит, Стефания ему нравилась. До свадьбы он приходил к ней на ночь несколько раз в неделю. Я иногда сталкивался с ним на лестнице, и это были ужасные для меня моменты. Мне становилось очень больно, но я ни разу не доставил ему удовольствия увидеть, как я рыдаю, словно ребенок, оттого, как просто он нашел мне замену.

Мне стало за него неспокойно. Это, должно быть, тяжелый удар для него.

В оригинале Репин ссылается на Книгу Левита (Ветхий Завет), в главе 18 которой перечисляются запретные кровосмесительные связи.

** Сен-Готардский автомобильный тоннель – тоннель в швейцарских Альпах; длина – около 16,9 километра. Является третьим автомобильным тоннелем в мире по протяжённости.

========== "21" ==========

Дневник Фердинанда фон Кляйста

20 июля

Все постепенно входит в привычный ритм, нарушенный смертью Стефании. Совершенно неожиданной смертью. Этот идиот был так пьян, что не увидел бы и бронетанковой дивизии! 1,7 грамм алкоголя в крови! Как он вообще вел машину, и почему она ему это позволила? В таком состоянии он должен был шататься при ходьбе! На дороге даже не было следов торможения.

Конрад решил похоронить ее в их фамильном склепе в Риме. Ему пришлось общаться с прессой и изображать горе. Он, конечно, не рад ее смерти, но и не горюет.

Он на неделю отложил публичные мероприятия и сидел дома с детьми. Думаю, он им ничего не сказал. Стефания никогда им не нравилась, поэтому не имело смысла сообщать им печальную новость. Клауса и Карла интересует только одно: когда вернется Гунтрам и когда он повезет их на каникулы туда, «где пони». Мальчишки уже избавились от двух нянь, и, по словам Конрада, третья уже готова сбежать. Они неуправляемы, даже их отцу приходится с ними трудно. Это загадка, как Гунтраму удавалось держать этих двух монстров в узде. При нем они вели себя нормально. Сейчас это двое хулиганов, покрывающих один другого. Командный дух часто переоценивают.

Этим утром Конрад, Михаэль и я прилетели в Нью-Йорк на неформальную встречу в ФРС (1) якобы по вопросам изменений в банковском законодательстве. Это только фасад для прессы. Нам этот ипотечный кризис играет на руку, но от него пострадают многие наши друзья. Бернанке (2) утверждает, что «Фанни Мэй» и «Фредди Мак» (3) «вне опасности». После нескольких миллиардов финансовых вливаний, возможно, они выживут. Мы держались относительно хорошо, продавая от 12 000 до 14 000, хотя нас и называли ненормальными. Учитывая, как выглядит положение дел, мы можем начать осматриваться с 8 000 пунктов. Только валюта, сырье и европейские ценные бумаги. Остальное – наличными или фьючерсными контрактами на золото. У UBS AG (4) сейчас реальные проблемы. «Берн Стернс», (5) к счастью, мертв, следующим будет «Леман» (6), и это случится быстрее, чем все думают.

Я до сих пор не понимаю, почему Конрад не предостерег членов Ордена. У нас были определенные потери, и он позаботился только о своих банках и хедж-фондах, увеличив свое личное состояние, и помог только нескольким средним и мелким членам Ордена. Конрад что-то задумал, это точно. Он так и не простил им Репина, принятого в Орден без его одобрения. Если дело пойдет так и дальше, Репину не надо будет разрушать Орден – Конрад позаботится об этом сам. Самое смешное, что все они до сих пор едят у него с руки, опасаясь, что иначе он не поможет им оправиться от удара, который сам же и нанес.

Он даже поквитался с Марианной фон Линторфф. Ее деньги и деньги ее мужа были вложены в частный хедж-фонд, учрежденный на Багамах. Почему-то его управляющие играли на американской фондовой бирже и, как ненормальные, скупали CDO (7). Очень агрессивная манера инвестирования, на мой взгляд. В декабре 2007 года Марианна понесла огромные убытки, и у нее теперь долги на сумму около двадцати семи миллионов долларов.

За день до Рождества она разъяренной фурией ворвалась в офис Конрада. Подошла прямо к столу сына и влепила ему пощечину. Конрад никак на это не отреагировал, просто смотрел на нее с любопытством, как смотрел в детстве на пойманную саламандру, внимательно изучая ее.

– Ты подкупил моих управляющих, чтобы они скупали эти мусорные бумаги! Ты уничтожил моего мужа!

– Сейчас небывалый международный кризис. Никто из нас не застрахован от потерь, мадам.

– Ты, дьявольское отродье! Надеюсь, что ты будешь мучиться в аду, как и весь твой род.

– Ад, должно быть, чудесное место по сравнению с вашим материнским лоном. Вы уничтожили то единственное хорошее, что было в моей жизни. Как вы тогда сказали, мадам? «Теперь мы в расчете»?

– Моего мужа отправят в тюрьму за долги!

– Вы можете продать мне художественную коллекцию из парижского дома. Гунтраму всегда нравились мейссенские фарфоровые фигурки. Мои банки ссудят вам остальные деньги под залог компаний вашего мужа. Пенсии, которая вам выплачивается по завещанию моего отца, вполне достаточно – если жить в соответствии с вашим новым финансовым положением.

Она в гневе вынеслась из комнаты. Я ничего не знал об этом, иначе бы остановил его. Одно дело наказывать своих жадных и глупых ассоциатов, другое дело – собственную мать.

– Конрад, это слишком даже по твоим стандартам.

– Это всего лишь деньги. Она едва не убила Гунтрама и разрушила мою жизнь, мстя за то, в чем я не виноват.

– Она всего лишь психически нездоровая женщина, до сих пор оплакивающая смерть своего сына. Поставь себя на ее место.

– Психически нездоровая женщина не должна обладать такой властью. Конец дискуссии, Фердинанд.

...В самый разгар сильнейшего финансового кризиса, какой мы когда-либо видели, хотя и ожидали его с 2006 года, Михаэль Делер играл в пинбол на своем ноутбуке.

– Ты не мог бы прекратить? Ты мне мешаешь, – сказал я ему.

– Это помогает расслабиться, и мне лучше думается. Некоторым из нас платят за то, чтобы мы думали, – хохотнул Делер.

– Именно поэтому мне нужно сосредоточиться на этих отчетах из «Кэпитал Маркетс».

– Да, действительно, не стоит мешать твоему хрупкому мыслительному процессу. Твои мозги могут перегореть от нагрузки.

– Михаэль, ты – идиот!

– Тихо, вы оба! В следующий раз я возьму с собой Клауса Марию и Карла Марию, и с ними мне будет спокойнее, чем с вами, двумя сварливыми старыми бабами! – прикрикнул на нас Конрад.

Мы притихли. Он в плохом настроении с тех пор, как сбежал Гунтрам и был опубликован отчет об общих потерях банковских и финансовых организаций в связи с кризисом на рынке высокорисковых ипотечных займов: 435 миллиардов. Каким надо быть идиотом, чтобы приобретать что-то, называющееся «высокорисковым»? Если вы покупаете «мусорные» бумаги, вы должны понимать, что они собой представляют, неважно, насколько продвинуто они выглядят. Правило номер один в нашем бизнесе: если собираешься инвестировать, подумай, сможешь ли ты вернуть капитал. Это справедливо и для промышленности, и для займов государствам, и для сырья – для всего. А люди смотрят только на циферки перед процентами.

В тот самый момент, когда Конрад почти успокоился и вернулся к работе, громко зазвонил мой мобильный телефон. Конрад злобно зыркнул на меня.

– Фон Кляйст.

– Здравствуй, Фердинанд.

Я чуть не помер на месте, когда узнал мягкий голос Гунтрама.

– Здравствуй, Гунтрам. – Я почувствовал, что Конрад с Михаэлем пристально уставились на меня, и сделал предупреждающий жест, чтобы они не бросились ко мне. – Приятно снова тебя слышать. С тобой все в порядке, дитя?

– Да, Фердинанд. У меня все хорошо. Я прочитал в газетах о смерти Стефании. Соболезную.

– Это очень неожиданно и ужасно. Она была такой энергичной.

– Как герцог? Там написано, что она была беременной. Как он вообще?

– Ты же знаешь Конрада, Гунтрам. В глубине души он переживает, но держится. Не хочешь поговорить с ним? Он очень беспокоится о тебе, и ему будет легче, когда он услышит твой голос, дитя.

– Нет. Я не знаю, что ему сказать. Просто передай ему, что я соболезную его утрате и буду молиться, чтобы он оправился от горя. Не мог бы ты передать привет его детям?

– Да, разумеется. Я скажу ему. Почему бы тебе не приехать и не увидеться с детьми? Им очень грустно без тебя. Ты им нужен.

А нам всем нужно, чтобы ты их заткнул, пожалуйста!

– Я отправил посылку с рисунками для них. Она должна прийти к тебе домой завтра или послезавтра. Это иллюстрации к их любимой сказке, о которых они меня просили за неделю до того, как я заболел. Не мог бы ты их им отдать – если герцог разрешит?

– Конечно. Я спрошу у Конрада. – Конрад в это время чуть ли не сидел у меня на голове, намереваясь вырвать трубку из рук. – Тебе нужно что-нибудь? Ты уехал без лекарств. Мы даже не знаем, где ты сейчас.

– Я еще в Европе, и, возможно, мы увидимся скорее, чем ты думаешь. До свидания, Фердинанд.

– Подожди!

Увы, он повесил трубку. Я чуть не стукнул мобильником об стол.

– Что он сказал?

– Он в порядке. Хотел узнать, как ты справляешься с потерей ребенка и жены, но с тобой говорить не захотел. Типичный Гунтрам. Он будет молиться, чтобы ты справился с горем. Он послал несколько рисунков для твоих детей на мой адрес, и только если ты позволишь, я должен отдать их мальчикам. Он упомянул, что мы увидимся «скорее, чем ты думаешь». Вот и всё.

– Он сказал, где он? – спросил умный Михаэль.

– В Европе, но завтра мы увидим конверт.

– Пусть люди Горана на него посмотрят, – глубоко задумавшись, сказал Конрад. – Он думает, что Стефания была беременна от меня?

– Конрад, Гунтрам всегда был не от мира сего. Разумеется, он так думает! Ты был на ней женат, следовательно, ты – отец, и сейчас ты подавлен потерей ребенка. У него в голосе звучало такое сочувствие.

– Интересно… – пробормотал Конрад, возвращаясь к своим бумагам.

24 июля

Хотел бы я знать, где сейчас Горан и Алексей. Оба этим утром без объяснений исчезли в неизвестном направлении. Когда вернутся, я скажу им, что думаю о самовольных отлучках.

Посылку Гунтрама тщательно проверили. Она отправлена из Парижа. Наши собираются туда… без Горана. В посылке лежала перевитая красной ленточкой самодельная книжечка с девятью акварелями по сказке Братьев Гримм «Бременские музыканты» с немецким текстом, написанным чернилами наверху каждой страницы.

– Эта вещь требует бережного обращения. Я покажу им рисунки и прочитаю текст, но хранить её буду у себя, – решил Конрад. – Рисунки похожи на иллюстрации Артура Рэкема, но менее мрачные. Очень изящно. Понятно, почему продано так много экземпляров его книги.

* * * * *

25 июля

Этим утром я рисовал, нет, иллюстрировал – это более подходящее слова – историю для нового сборника сказок, которые мадам ван Бреда хочет опубликовать. Она сказала, что первая книга была полностью распродана, и ей пришлось выпустить пятое издание, так что она хочет снова рискнуть. Людям нравится том с «Красной шапочкой», «Русалочкой», «Тремя медведями» и «Спящей красавицей». Поэтому мне рекомендовано сделать новую книгу в точности, как первую. «Пожалуйста, сохрани то же качество рисунка, детальное и изящное одновременно. Я думаю о переводе на английский для мировой дистрибьюции».

Поскольку я подустал от заносчивых принцесс, я решил, пусть в этот раз будут животные. «Бременские музыканты», «Король-лягушонок», «Золотая птица», «Кот в сапогах»… Я открыт для предложений. В данный момент я занимаюсь «Золотой птицей». Думаю, что Густав Доре и Артур Рэкем уже до меня проделали фантастическую работу, но современные дети видят так много уродливых вещей вокруг себя, что я постараюсь нарисовать что-нибудь, похожее на настоящего волка или медведя.

Снова пришлось отвлечься. Пришел Мальченко и объявил, что Обломов и два других джентльмена желают со мной поговорить. Я вздохнул, вытер руки, разгладил складки на рубашке и надел пиджак.

В гостиной сидел Обломов, такой же огромный и серьезный, каким я его запомнил, и Горан с Алексеем. Я почувствовал слабость в ногах. Горан поднялся со стула, подошел ко мне, и вместо заслуженного удара я получил крепкое объятье.

– Братик. Я беспокоился за тебя. Как ты мог сюда прийти?

– Павичевич, не все из нас разделяют твои увлечения, – проворчал Обломов. – Дай соболю сесть, и мы подумаем, как расхлебать кашу, которую заварили наши боссы.

– Гунтрам, рад тебя видеть, – сказал Алексей, обнимая меня.

– Я тоже рад видеть вас обоих, – смущенно ответил я.

– Сядь, мальчик, – велел мне Обломов. – Как ты знаешь, мистер Репин попросил меня сообщить Алёше о том, что ты здесь. Я сделал это еще одиннадцатого, но в связи с текущими обстоятельствами мы решили отложить эту встречу. Тебя нужно им вернуть. Что они с тобой делают, это их проблемы, но я хочу быть уверен, что ты вернешься к Линторффу и останешься там.

– Я не хочу к нему. Пожалуйста, Алексей, есть ли другой выход?

– Боюсь, что нет, братик, – печально сказал Горан. – Герцог хочет тебя обратно. В ту минуту, как он обнаружит, что ты был здесь, с Репиным, между ними может снова начаться война.

– Гунтрам, возможно, тебе пора услышать нашу версию. Точку зрения солдат, а не генералов, – начал Алексей. – Ты видишь только, как герцог и Репин борются за тебя. Ты слышишь их доводы и узнаешь о по-макиавеллиевски хитрых ходах, которые они делают, чтобы переиграть один другого. Для тебя их борьба носит чисто умозрительный характер. Немного крика, ложь, умолчание, несколько тщательно подобранных слов – это все, что ты видел за шесть-семь последних лет. Однако мы, солдаты, устали от этой войны. Мы платим своей кровью за конфликты наших хозяев. Тебе известно о смерти Амундсена в Лондоне и человека Репина в Цюрихе, но это только двое из гораздо более длинного списка. Из-за этой войны я потерял уже сорок человек.

– Как сказал Алёша, если ты не вернешься к Линторффу, он придет за нами, и на этот раз начнется полномасштабная война, потому что мой босс не подчинился Грифону. Репин теперь член Ордена. Вместо сорока, счет пойдет на сотни и тысячи жертв.

– Рано или поздно между ними все равно случится столкновение. Этого не избежать. Оба хотят одного и того же, и это не только я.

– Да, но, возможно, это произойдет только лет через десять или пятнадцать. Как человек, у которого есть дети, скажи мне, хотел бы ты, чтобы дети этих людей остались без отцов сейчас, а не через десять лет? – проговорил Алексей.

– Нет, не хотел бы.

– Тогда ты знаешь, что делать. Пойдем с нами. Горан поговорит с герцогом и устроит, чтобы ты остался у кого-нибудь из нас, если хочешь. Должен быть какой-то способ решить ваши разногласия, чтобы вы могли мирно жить вместе ради ваших детей. Бедняги постоянно плачут из-за тебя, Гунтрам. Они считают, что ты умер, а их отец не хочет им говорить. Даже если отец – ублюдок, они не должны платить за его ошибки. Возвращайся, Гунтрам. Установи новые правила вашей совместной жизни, но я молю тебя, останови то, что назревает, – слова Алексея звучали очень убедительно.