Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 65 страниц)

– Почему вы так ненавидите его, мадам? Это же его отец переназначил своего правопреемника, – осторожно спросил я.

– Вот что он вам сказал… Понятно. Конрад с самого своего рождения активно стремился заменить брата. Он делал все, чтобы затмить Карла Марию. Неважно, сколько раз я умоляла его прекратить, он упорствовал. Карл Мария никогда не был ни сильным, ни особо умным ребенком. Но он обладал самой прекрасной душой, какую только можно пожелать, тогда как Конрад был своенравным, наглым и очень хитрым. Отец Конрада обожал его и полностью игнорировал нашего старшего сына. В каком-то смысле Конрад больше виноват в смерти своего брата, чем его отец.

– Конрад любил своего брата, он даже назвал в честь него одного из сыновей. Он молчал целый год, терпя ваши крики и обвинения в убийстве, а ему тогда шел всего восьмой год. Вы – совершенно никчемная мать! Это был несчастный случай на охоте! – я разозлился.

– Моему сыну выстрелили в голову, и он выбыл из линии преемства. Это сделал его собственный отец, посчитав, что Карл Мария недостоин стать Грифоном. Они все причастны к его смерти, потому что Конрад обладал всеми качествами, которые они хотели видеть в преемнике. Если бы Конрад послушался меня, муж бы передал титул Грифона в семью Германа, и этим бы все закончилось. Но нет, он продолжал делать все возможное, чтобы вытеснить Карла Марию. В семь он уже хорошо говорил на четырех языках, читал и понимал математику на уровне десятилетнего. Он обычно по многу раз переделывал домашнее задание, чтобы добиться идеального результата.

– Если бы я был на вашем месте, я бы гордился таким сыном.

– Я – нет. Из-за него отец пренебрегал Карлом и, в конце концов, убил его.

– Очень сочувствую вашей потере, но это был несчастный случай. Ужасный несчастный случай. Конраду было всего семь! Все дети в этом возрасте хотят понравиться родителям, – попытался я урезонить ее, но она осталась глуха к моим доводам.

– Я ненавидела его с рождения. Я никогда не хотела его. Родить его заставил меня муж, поскольку Карл Мария был «дефективный» и «неполноценный»! На второй день после родов я отдала Конрада няне, но когда он подрос, то все равно таскался за мной по всему дому, словно собачонка. Жалкое создание!

Я не мог поверить собственным ушам. И эта женщина носила его девять месяцев? Конрад имеет полное право презирать ее – она сделала его жизнь живым адом. Твоя собственная мать ненавидит тебя и в семь лет обвиняет в убийстве брата!

– У меня нет времени слушать ваши разглагольствования, принцесса. Все это надо было обсуждать с вашим мужем, а не с ребенком.

– Вы, должно быть, действительно влюблены в него, раз оправдываете всё, что он делает. Так вы хотите узнать о смерти вашего отца или нет? Я знаю эту историю от Роже де Лиля и могу доказать каждое слово.

– Я слушаю вас, мадам, – сквозь стиснутые зубы проговорил я.

– В 2003 году Роже де Лиль снова нашел меня и рассказал о группе журналистов, пытающихся бороться с Орденом. Их немного, и у них нет реальной силы, но они настойчивы, и они – единственные, кто за десятилетия попробовал хоть что-нибудь сделать. Я знала о том, что де Лили и несколько других членов Ордена восстали против Линторффа в 1989 году, и меня удивило, что Роже де Лиль остался жив, потому что обычно Конрад беспощаден. На этот раз мне стало интересно, и он сказал, что нуждается в моей помощи, чтобы вызволить племянника из Ордена.

Я в ужасе уставился на нее. Из комнаты словно откачали воздух.

– Вы хотите сказать, что мой дядя и любовник Конрада – одно и то же лицо? – до меня наконец дошло.

– Да. Роже де Лиль рассказал мне все о своих приключениях с Конрадом и о том, как этот жалкий придурок без памяти влюбился в него. Он бы сделал для Роже что угодно. Но, к сожалению, Конрад узнал о плане заговорщиков и предотвратил переворот. Еще Роже рассказал мне о новом любовнике Конрада – юном мальчике, не блещущем умом, которому нет и двадцати. Этот мальчик был назначен Консортом, как когда-то я – настоящее оскорбление, насмешка над моим собственным рангом. Я навела справки, и всё это оказалось правдой. Новой страстью Линторффа стал Гунтрам де Лиль, племянник Роже. Конрад чуть ли не с руки ест у глупого мальчишки, пустого и слабого создания. Его отец перевернулся бы в гробу! Его великолепный сын влюблен в такого жалкого слабака, как вы! – она злобно рассмеялась.

– Я не верю ни одному слову, – позеленев, прошептал я.

– Верить мне не обязательно – просто прочтите это. Роже дал мне несколько писем Конрада и их общих фотографий, – торжествующе сказала она.

Мои руки тряслись, когда я открыл кожаную папку, которую она положила передо мною на стол. Там лежало несколько фотографий дяди и Конрада. Некоторые из них были сделаны в доме на Зюльте, другие в элегантных комнатах, похожих на номера в отелях.

– Мой сын пользовался постоянным номером в Ритце, когда он встречался с Роже. Но письма еще лучше, чем фотографии, – глаза Марианны фон Лихтенштайн сияли триумфом.

Отложив фотографии, я развернул сложенные листки бумаги. Знакомый идеальный почерк. Там было двенадцать писем, скорее, записок. Я наугад взял одну.

Любовь моя, можем мы встретиться сегодня вечером? Мое тело и душа тоскуют по тебе.

К.

Почему ты так со мной обращаешься? Я чем-нибудь обидел тебя? Ты попросил меня приехать в Париж, и я приехал. Долго ждал, потом около полуночи отправился за тобой в банк и не застал тебя – только Жерома. Он сказал, что ты ушел с одним из трейдеров. Ты – шлюха.

К.

Я закрыл глаза. Но от правды так просто не убежишь.

– Похоже, Конрад зациклен на де Лилях. Скажите-ка, каково это – предаваться содомии с «другом семьи»? В постели вы называете его папочкой? – злорадно ухмыльнулась она.

– Замолчите, – рявкнул я, глядя в ее бездушное лицо.

– А теперь, дорогой, переходим к самому интересному. Конрад приказал казнить всю семью де Лилей за измену, даже вашего отца. По словам Роже, Жером, пытаясь сохранить жизнь сыну, продал его Конраду как будущую замену дяде. Беззащитный, обделенный любовью сирота, конечно же, не устоит перед первым человеком, который его хотя бы немного приласкает. Через несколько лет Конрад мог получить такого любовника, как всегда хотел – с внешностью Роже, но на этот раз легко контролируемого и готового под него прогнуться. Куклу в натуральную величину. Очень удобно.

В груди сильно и резко заболело, стало трудно дышать. Непослушными пальцами я ослабил галстук, тщетно пытаясь сделать глоток воздуха. Перед глазами поплыл туман, воздуха катастрофически не хватало.

– Почти как у древнеримских императоров: сын спит с палачом своего отца, – добила она меня.

– Пожалуйста, позовите врача. У меня больное сердце, – прошептал я, чувствуя себя всё хуже и хуже.

– Если вы сейчас умрете, это станет дополнительным бонусом. Скажите Конраду, что теперь мы в расчете. В итоге я разрушила его жизнь, как он когда-то разрушил жизнь моего сына, – она поднялась из-за стола и вышла из зала, даже не обернувшись.

Ко мне подбежал Милан, узнать, что происходит.

– Гунтрам, что такое? Тебе плохо?

– Думаю, у меня сердечный приступ. Найди врача, пожалуйста.

Милан крикнул на весь ресторан, нет ли здесь врача, и к нам подбежал какой-то человек. Он уложил меня на пол, осмотрел и, взглянув на мои таблетки, сказал, что они сейчас бесполезны. Он попросил принести его саквояж с лекарствами и вызвать скорую; затем что-то мне вколол.

– Спокойно, парень, сейчас станет легче. У тебя всего лишь приступ стенокардии. Я стабилизировал кровяное давление и сейчас дам легкий седатив, чтобы ты расслабился. Тебе лучше сейчас не разговаривать. Есть те, кому нам надо сообщить о твоем состоянии?

– Я – его телохранитель, – вмешался Милан.

– Хорошо. У вас есть с собой его медицинская карта? Она бы очень пригодилась врачу в отделении скорой помощи.

– Она в машине. Я скажу, чтобы принесли.

На меня навалилась страшная усталость, и я не заметил, как в ресторан вбежали два других врача. Они стали осматривать меня, быстро переговариваясь на французском. Мне пришлось закрыть глаза, потому что голова, казалось, весила целую тонну.

Очнулся я в больничной палате, вернее, в небольшом боксе. Рядом с кроватью сидел Хайндрик.

– Дерьмо! У меня из-за тебя, Гунтрам, тоже чуть сердце не прихватило! Как ты себя чувствуешь?

– Где я? Где папка? – тихо проговорил я, чувствуя слабость и головокружение.

– В Сен Пьере. Врачи сказали, что дело было плохо, но они успели в последний момент. Что эта женщина тебе сделала? Она выскочила из отеля, словно за ней гнался дьявол.

– Папка у тебя?

– У меня твои рисунки, а другую папку забрал Милан, сказал, что она для Горана, а не для тебя.

– Ладно. Сколько сейчас времени?

– Почти шесть. Герцог сегодня вечером возвращается из Голландии. Его самолет сядет в Женеве. Можешь мне рассказать, что случилось?

– Та женщина – его мать. Она мне показала фотографии и его письма. Ужасные. Пожалуйста, Хайндрик, не давай ему оставаться со мной в комнате. Придумай что-нибудь, но держи его подальше от меня.

– Ты понимаешь, что это все равно, что пытаться остановить торнадо?

– Умоляю тебя, Хайндрик, помоги мне.

– Я постараюсь, но не могу ничего обещать. Врачи сказали, что я могу забрать тебя домой, если ты почувствуешь себя лучше. Я отвезу тебя в отель.

– Не здесь, пожалуйста. Отвези меня в Женеву. Это близко. Можешь помочь мне выйти?

– Сначала я позову медсестру. Горан уже здесь.

– Дай мне с ним поговорить, прежде чем позовешь врачей. Это очень важно.

Он некоторое время сомневался, но потом кивнул. Вскоре в палату ворвался Горан. Он подбежал к кровати взял меня за руку.

– Как ты себя чувствуешь, братец?

– Та папка у тебя? Ты смотрел, что внутри? – Он уныло кивнул. – Человек, которому адресованы письма, Роже де Лиль, мой дядя. Я ничего не знал, пока она мне не сказала. Он был предыдущим... – я запнулся, – любовником герцога. – Я впервые за пять лет увидел, как бледнеет Горан. – Пожалуйста, Горан, не подпускай его ко мне. Я не знаю, что может случиться.

– Кто была та женщина? – прорычал он.

– Марианна фон Лихтенштайн, его мать. Она ненавидит его и была бы не против, если бы я умер – чтобы окончательно разрушить жизнь Конрада. Она ненормальная: считает, что ее семилетний сын убил своего собственного брата. Конрада там даже не было.

– Дерьмово. Я придержу герцога, братец, не волнуйся.

– Можешь забрать меня в Женеву? Я не хочу тут оставаться. Пожалуйста.

– Да, без проблем, если врач разрешит. У нас там есть, где остановиться.

– Пожалуйста, не оставляй меня с ним наедине.

– Пойду, договорюсь. А ты пока отдохни, – велел мне Горан и вышел из палаты.

Через некоторое время вернулся Хайндрик, с врачом, и тот отпустил меня, серьезно предупредив и выдав несколько волшебных таблеток.

Хайндрик повел меня к выходу из больницы. У дверей нас уже ждал черный мерседес с Хартиком за рулем.

– Где Милан? – спросил я, садясь в машину.

– Они с Гораном уехали в Женеву. Больше ничего не знаю – они говорили на своем языке и сильно спешили. Сейчас расслабься, туда ехать час.

Должно быть, я задремал, потому что звук мобильного телефона Хайндрика заставил меня подпрыгнуть.

– Я должен отвезти тебя в «Hotel d'Angleterre». Герцог остановится в «Beau Rivage». Почему Горан так сделал? Оба отеля небольшие. Почему он не обратился в «Кемпински»? Его Светлость будет в ярости, но, по крайней мере, мне не придется с ним объясняться.

– Хорошая новость.

– Гунтрам, если я должен рисковать ради тебя своей шеей, не мог бы ты хотя бы объяснить, что происходит?

– Нет. Я уже поговорил с Гораном. Пусть он решает. Я не могу, – я снова закрыл глаза.

Хайндрик разбудил меня, когда мы подъехали к отелю, располагавшемуся на берегу озера. Я вылез из машины и безропотно пошел за ним в фойе, где нас ждал Горан.

– Отведи Гунтрама в люкс и оставайся с ним до дальнейших распоряжений. Я еду в аэропорт встречать герцога.

– Спасибо, Горан, – мягко сказал я. Он только кивнул и, бросив ключи в лицо Хайндрику, ушел.

– Мил, как всегда, – сухо прокомментировал тот. – Ладно, мы получили свои приказы. Надеюсь, ты не планируешь устраивать пижамную вечеринку, Гунтрам.

– Я хотел бы поскорее пойти в номер.

Он с тревогой взглянул на меня. Да, обычно я отвечаю на его подначки, но не сегодня. В молчании мы поднялись на лифте. Войдя в номер и даже не взглянув по сторонам, я сразу пошел к кровати, сел и принялся снимать ботинки.

– Не хочешь что-нибудь съесть? – спросил Хайндрик.

Я помотал головой.

– Я просто хочу спать. Ужинай без меня, – сказал я, снимая пиджак. Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Я разделся, сходил в ванную, залез под одеяло и завернулся в него.

Я начал всхлипывать, а потом заплакал, уткнувшись в одеяло, заглушавшее звуки рыданий. Он убил всю мою семью, а потом четыре года трахал меня, просто потому что я похож на своего дядю. Он забрал меня из привычной обстановки и прогнул под себя, превратив в «идеального компаньона» – «идеальную куклу», которая удовлетворяла его в постели и заботилась о его детях.

Он убил моего папу, который никогда и мухи не обидел. Я уверен, что за махинациями в «Креди Овернь» стоял Линторфф. Он разрушил репутацию моего отца. Он сделал мое детство живым адом! Я всегда думал, что отец не остался со мной, потому что недостаточно любил, а это Линторфф забрал его у меня!

Он осквернил все, что у меня было: мое тело, мои мысли, мою порядочность, мою любовь, мое доброе имя.

Все эти годы он знал обо всем и смеялся мне в лицо: «Ты напоминаешь мне одного человека из моего прошлого». Фердинанд и Фридрих тоже всё знали, потому что это случилось при них, и молчали – радовались, что у босса появилась постельная грелка, которая не создает им проблем и легко поддается контролю.

Я хотел бы уйти, но они никогда мне не позволят. Просто пустят в расход, как лошадь с перебитой ногой. Теперь от меня не будет никакой пользы.

Я сам себе отвратителен.

А его я ненавижу.

На следующее утро Хайндрик сказал, что ему велено отвезти меня домой несмотря на мои возражения. Но я до сих пор чувствовал усталость, поэтому не стал спорить и кивнул. Закончив одеваться, я взглянул на себя в зеркало и поразился, увидев изможденное, бледное лицо с темными кругами под мертвыми глазами. Этот человек в отражении – не тот Гунтрам, к которому я привык, а кто-то другой, гораздо старше. Мне нет еще двадцати четырех, а чувствовал я себя на шестьдесят четыре.

Я не знал, что теперь будет. Мне полагалось бы чувствовать гнев, ярость, ненависть. Но я не чувствовал ничего. Только переполняющую душу печаль о смерти отца. Мне все равно, убьют они меня или нет. Я только знаю, что глубоко презираю Конрада фон Линторффа.

– Ты в порядке, Гунтрам? – десятый раз за утро спросил меня Хайндрик. Он завтракал, а я делал вид, что пью чай. – Давай, поешь что-нибудь. Через час мы выезжаем, и дорога займет три часа.

– Мне не хочется.

– Герцог и Горан вчера вечером ругались. По-русски. Горан не дал герцогу войти в твою комнату. Он направил на герцога пистолет, а когда Горан так делает, лучше начинать молиться, потому что он, как акула, когда они чувствуют запах крови. Слава Богу, герцог пошел на попятную, потому что мне бы не хотелось сражаться с Гораном и Миланом. Против них у меня нет шансов. Эти двое – мастера свежевать людей.

– Не возражаешь, если мы немного посидим на скамейке у озера? Мне надо подумать. Пожалуйста. А потом поедем в Цюрих.

– Не проблема. Мне тоже не хочется возвращаться. Герцог взбешен, но не Горан главная причина его ярости. Ты что-то не то сделал, парень?

– Ничего. Я ничего не сделал, Хайндрик. Он сделал. Ты был прав тогда, в Буэнос-Айресе. Ты хороший друг. Жаль, что я поздно открыл глаза. Я так устал.

– Выглядишь ты дерьмово, это да. Возможно, свежий воздух пойдет тебе на пользу. Давай, съешь чего-нибудь, потому что я ненавижу, когда с меня не за что берут 50 франков. Попробуй круассаны, хотя бы сейчас забудь о холестерине.

Я сидел на скамейке у озера. Мимо меня по набережной ходили туристы, а я смотрел на блестевшую воду и лодки. Мысли разбегались, у меня не осталось сил что-то решить; я был раздавлен. В голове лишь крутилось: «Он убил моего папу».

В кармане зазвонил мобильник, и когда я увидел, что это Конрад, я вскочил и запустил им в балюстраду. От удара телефон раскололся на несколько кусков.

Я собрал обломки и не глядя выкинул их в мусорный бак.

– Сэр, бросать электронику в контейнер для органических отходов запрещено, – сообщила мне по-французски женщина-полисмен.

Великолепно, я трахаюсь с главным мафиози, и теперь меня обвиняют в экологическом терроризме.

– Простите. Я не обратил внимания.

– Очень хорошо, сэр. С вас 135 франков. Ваше полное имя для квитанции?

Я открыл рот, чтобы крикнуть стоящей передо мной идиотке, что именно она может сделать со своей квитанцией, когда вдруг осознал, что это все не имеет смысла. Я издал сухой смешок, и она посмотрела на меня, как на ненормального. Я дал ей свое удостоверение личности и без возражений заплатил штраф.

– Вы себя хорошо чувствуете? – спросила она, закончив заполнять квитанцию.

– Да, хорошо. Моя жизнь полностью разрушена, но я в порядке. Ощущаю себя свободным, словно сбросил оковы.

– Значит, вы в этой жизни чужой.

Она права. В этой жизни я чужак. Изгой. Все мои чувства – в прошлом: любовь, страсть, страх. Линторфф был центром моей вселенной, и вчера эта большая звезда взорвалась, оставив после себя черную дыру, затянувшую в себя всё, что составляло мою жизнь. У меня больше ничего нет, но я никогда не чувствовал себя таким свободным, как сейчас.

– Это верно, мадам. До свидания.

– До свидания, сэр. Удачи.

В оригинале Гунтрам говорит: «etc.» = et cetera (лат.) = и так далее

========== "36" ==========

Мы приехали в замок ближе к вечеру. Фридрих уже поджидал нас и сразу же спросил, как я себя чувствую и не нужно ли мне чего-нибудь.

– Нет, спасибо. Пожалуйста, попросите няню позаботиться о детях. Я сейчас не в состоянии к ним идти, – холодно сказал я.

– Гунтрам, дитя, что случилось в Монтрё? Герцог мне ничего не сказал. Он приехал утром и сразу же отправился в банк.

– Я встречался с Марианной фон Линторфф. Она ознакомила меня со своей версией любовного прошлого герцога. Мой дядя Роже был важной частью его жизни, и Его Светлость решил сконцентироваться на де Лилях. Еще она что-то упоминала про убийство герцогом всей моей семьи. Я буду ждать Его Светлость в библиотеке, – без всякого выражения сказал я, а глаза Фридриха округлились от ужаса. – Не беспокойтесь. Нервный срыв у меня уже был. К сожалению, до сердечного приступа дело не дошло – несмотря на горячее желание герцогини.

Не дожидаясь его реакции, я отправился в библиотеку. Фридрих принес туда поднос с бутербродами, но я к ним не притронулся. Позже он пришел еще раз, включить свет.

– Гунтрам, пожалуйста, возьми что-нибудь. Ты сегодня ничего не ел.

– Я не голоден, спасибо. Пожалуйста, уйдите.

– Гунтрам, я очень беспокоюсь за тебя. Твое здоровье…

– Если бы вы беспокоились за меня, вы бы не позволили вашему протеже вступить в инцестную связь с сыном человека, которого он убил. Или у Грифона есть специальное разрешение Церкви на это?

Он ушел, оставив меня в покое. Когда стемнело, я услышал, как во дворе остановилась машина. Я глубоко вздохнул, но навстречу не пошел. Я ждал.

В холле раздались знакомые шаги, но на этот раз, слыша их, я не чувствовал радости. Он был не один. Наверно, с Фридрихом и Фердинандом. Дверь отворилась, и на пороге показался Линторфф с двумя другими и Гораном позади.

Линторфф подошел ко мне и, встав на колени, обхватил мою голову своими ладонями. Я не мешал ему – только презрительно взглянул. Он немедленно убрал руки.

– Тебе лучше? Мы все очень беспокоились.

– Твоя мать передает тебе сообщение, Линторфф. Она говорит, что вы теперь в расчете: она разрушила твою жизнь, как ты разрушил жизнь своего брата.

Он дернул ртом и закрыл глаза, лицо исказилось от боли.

– Что бы она тебе ни сказала, все совсем не так.

– Я бы не хотел обсуждать это публично, герцог. Отошлите своих людей.

Прежде чем он успел скомандовать, комната опустела.

– Гунтрам, я не хотел, что бы ты вот так об этом узнал. Что бы ни было у нас с Роже много лет назад, я никогда не хотел делать тебе больно. Ты – самое важное в моей жизни. Важнее, чем мои собственные дети.

– Ты убил всю мою семью, убил моего отца. В сущности говоря, ты трахал своего «племянника». Это такое дополнительное наказание Ордена мятежникам де Лилям? – рявкнул я. – Убийства, инцест, содомия. Я ничего не забыл?

– Не было никакого инцеста! Мы не родственники! Я бы никогда не женился на Роже, у меня и мысли такой не возникало! Твой отец отдал тебя мне! Он бы никогда бы не заставил своего сына совершить такой грех! Он очень любил тебя! – заорал он.

– Мой отец отдал меня тебе? – неверяще спросил я. Нет, он не мог быть таким циничным.

– В обмен на жизнь твоего дяди и твою. Я могу это доказать. Он добровольно отдал тебя мне, а я принял.

– Ты признаешь, что убил всю мою семью и испортил нашу репутацию? – я не мог поверить своим ушам, он говорил об этом, как о чем-то незначительном.

– Они были казнены, это так, но не мною. Мой дядя Герман и Лёвенштайн взяли дело в свои руки, потому что я не мог этого сделать. Твоя семья предала Орден и опубликовала много секретных документов. Тебе известно, как наказывают за измену Ордену. Множество линий прервалось в тот год. Я ответственен за казни ассоциатов, осуществленные позже, но не за казнь твоей семьи. Пожар в Пуатье – наш традиционный способ наказания: огонь очищает грехи. Но сам я к нему никогда не прибегал.

– Ты убил троих детей, и Бог знает, сколько еще!

– Я хотел пощадить детей, но Совет решил, что их смерть должна послужить предостережением для остальных. Я ничего не мог сделать. Когда твой отец пришел ко мне, я не знал, что он настолько болен; Жером попросил у меня две вещи – твою жизнь и право выбрать, как умереть. Он предложил тебя, чтобы ты в будущем занял место Роже, и я принял дар, потому что не хотел убивать ребенка! У меня не было никаких сексуальных намерений! Некоторое время я думал о том, чтобы усыновить тебя, так как знал, что у меня никогда не будет собственных детей, но ты не мог бы считаться Линторффом, так что я оставил тебя жить своей жизнью в Аргентине. Я никогда не искал контактов с тобой до того момента, как первый раз увидел тебя в Нотр Дам. Я даже не знал, как ты выглядишь!

– Ты увидел меня в Париже?

– Да. В Нотр Дам во время мессы. Я словно увидел ангела, посланного Богом. Он послал тебя в мою жизнь не где-нибудь, а в храме. Клянусь, я никогда тебя не искал. Я не знал, кто ты, пока ты не назвал свое имя директору Музея Армии. Но уже было слишком поздно – я уже влюбился и не мог тебя отпустить. В Лувре ты так благоговейно все осматривал, что показался мне воплощением искренности и чистоты. Я поехал вслед за тобой в Венецию, твердя себе, что ты такой же, как Роже, но оказалось, что у тебя мягкий и отзывчивый характер. Я заподозрил, что это хитрая западня, придуманная, чтобы поймать меня снова, но подробности твоей биографии – помощь беднякам, работа официантом, университет – соответствовали действительности. Я никогда не заставлял тебя делать что-то против желания и ждал, когда ты будешь готов. Ты тоже сразу же влюбился в меня.

– От этого твои преступления не становятся менее ужасными! Ты – чудовище. Твоя мать назвала тебя жалким, и как права она была! Ты убил моего отца!

– Нет! Я не убивал его. Он выпрыгнул из окна по собственной воле, – заорал он в ответ.

– Это все равно, как если бы ты сам его вытолкнул! Чем ты ему угрожал? Сжечь его сына, чтобы очистить грехи? Запытать до смерти? Заставить его смотреть, как ты убиваешь его брата? – я вскочил с дивана и замолотил кулаками ему в грудь. Он не сопротивлялся. Я ударил несколько раз и зарыдал, как ребенок.

– Я никогда не хотел делать тебе больно, Гунтрам, поэтому ничего не рассказывал. Фердинанд и Фридрих все знали, и они оба поддержали мое решение молчать, – он обнял меня и прижал к себе.

Я замер.

– Убери руки, Линторфф. Я лучше дотронусь до змеи, чем до тебя.

Он пронзительно смотрел на меня.

– Я ухожу, и мне все равно, если мой уход будет означать мою смерть. Ты уже убил меня. Можешь гордиться собой. Моя «линия» прервалась.

– Гунтрам, ты не можешь уйти. Ты это знаешь. Твое место тут, с нами. Ты – мой Консорт. Мой любимый.

– Нет, я был всего лишь твоей шлюхой, и теперь с этим покончено. Отойди.

– Гунтрам, ты сейчас не в состоянии мыслить здраво. Я понимаю, что ты сердишься на меня, но ты не можешь уйти. Куда ты пойдешь? Кто тебя защитит? Когда твой отец отдавал мне тебя, я поклялся защищать и беречь тебя. Я всегда относился к тебе с глубоким уважением и вниманием! Роже никогда не был моим Консортом, а ты – да!

– Я не верю тебе. Мой отец предложил собственного сына такому кровожадному чудовищу, как ты? НЕТ. Он был хорошим человеком, но ты испортил его репутацию, а потом отнял жизнь.

– Ему оставалось жить всего ничего. Он бы умер через два месяца! Он пожертвовал собой ради тебя и ради этой дешевки Роже. Не делай его жертву напрасной!

– Ты лжешь!

– Твой отец оставил письмо, когда уходил из этого дома. Он хотел, чтобы я отдал его тебе в случае необходимости, – заявил он со странным спокойствием, и мне пришлось снова сесть на диван. С болезненным любопытством я следил за тем, как он открывает сейф, спрятанный за рядом фальшивых книг, и достает оттуда папку. Он подошел ко мне и вложил ее мне в руки.

Со страхом я открыл папку и нашел внутри запечатанный конверт, на котором стояло мое имя. Я сломал печать и достал два листа пожелтевшей бумаги, исписанные от руки.

– Что это? – спросил я растеряно.

– Жером принес его сюда уже написанным. Я не знаком с содержанием. Оно адресовано тебе, – тихо сказал он, садясь за стол и в отчаянии обхватывая голову руками.

Я вытер глаза рукавом пиджака и перед тем, как начать читать, несколько раз глубоко вздохнул.

Париж, 15 июля 1989 года

Мой дорогой сын

В моей жизни было только две любви: ты и твоя мать. Господь в своей бесконечной мудрости забрал ее у меня во время родов. Я никогда не винил тебя за это. С юности у нее были серьезные проблемы с сердцем, и врачи всегда запрещали ей иметь детей. Когда мы обнаружили, что скоро у нас появишься ты, мы были безмерно счастливы. Мы считали дни до твоего рождения, и наша вера давала нам надежду на благополучный исход.

Ее высокое давление разделило наши судьбы. Врачи объяснили нам, что необходима операция, чтобы сохранить ребенка, а она только спросила, сколько времени это займет. Последнее, что она мне сказала: «Любимый, думай о том, что через два часа у нас будет малыш».

Когда я первый раз увидел тебя, моя жизнь изменилась навсегда. Ты был божественным даром, и я всегда относился к тебе именно так. Я сделал бы все, что в моих силах, чтобы защитить тебя от любой беды.

Моя жизнь не была безупречной. Жадность моих родственников стала причиной падения рода де Лилей. Отец считал, что мы сможем сместить Линторффа с позиции Грифона. Мы попытались, и мы проиграли. И теперь должны заплатить за это состоянием, положением и своими жизнями.

Конрад фон Линторфф стал Грифоном в марте 1980 года, после смерти своего отца. Он был так молод и неопытен, что многие решили, что убрать его с этой позиции не составит особого труда. Род де Лилей не играл большой роли в Ордене, мы не могли похвастаться ни богатством, ни влиянием – мы всего лишь служили старшим домам. Отец полагал, что союз с главными семьями позволит де Лилям продвинуться в верхушку Ордена. И способом достичь этого стал мой младший брат Роже. Я не подходил для этой задачи по возрасту, потому как разница между мной и новым герцогом составляла почти десять лет, а вот Роже был всего на пять лет старше Линторффа и гораздо амбициознее меня. К тому же твой дядя обладал умом, красотой и обаянием. С лихвой оправдав ожидания нашей семьи, он женился на юной девушке из семьи Лёвенштайнов, и у них родилась дочь. Возможно, это обстоятельство послужило защитой от праведного гнева Линторффа.

Наш план был прост. Слишком прост. Роже должен был использовать обожание Линторффа, чтобы продвинуть нас в Ордене. Как бы сейчас ни выглядел герцог, тогда он был слабым и неуверенным человеком. Он мгновенно влюбился в моего брата и чтобы добиться внимания Роже, охотно принимал все условия, которые выставлял ему брат. Сперва Роже просил о небольших одолжениях, которые укрепили наше финансовое положение. В следующие два года связи Конрада и Роже мой отец и брат Паскаль стали ассоциатами и советниками. Я был всего лишь главой юридического департамента в Париже и не получил никакой позиции в Ордене.

В 1985 году отец решил перейти к следующему пункту плана: разрушить все, чего добился Линторфф в течение пяти лет своего правления. К всеобщему удивлению, герцогу сопутствовал успех, и в тот год легальный доход Ордена достиг 91%. Часть ассоциатов средней руки начала ему доверять, и тогда те семьи, члены которых имели право унаследовать позицию Грифона, забеспокоились. Их шансы избавиться от Линторффа уменьшались с каждым днем.

Мой отец, Роже, Паскаль и я, а также еще несколько других членов Ордена, чьи имена я не буду называть, чтобы не поставить под угрозу их жизни, начали втайне саботировать все, что только могли. К концу года наши доходы упали до 60%, но даже такой показатель считался хорошим, и Линторфф ничего не заподозрил. Он был так влюблен, что смотрел на мир глазами Роже.

Я стал задумываться, куда это всё нас заведет. Измена Ордену или его Грифону – тяжкое преступление. Орден стирает изменника с лица земли. Я хотел защитить тебя на случай, если все сорвется, и отправил в Аргентину – нейтральную территорию, которой Орден не интересовался. Я не мог вынести и мысли, что потеряю тебя, как потерял твою мать. Разлука с тобой стала для меня персональным адом, и каждое расставание, когда мне приходилось уезжать в Париж, было пыткой. Ты унаследовал милый и отзывчивый характер своей матери, и мне хотелось изолировать тебя от Ордена, моих братьев и отца.

Мы были в шаге от успеха, но мой отец не принял в расчет личной преданности Фердинанда фон Кляйста семье Линторффа. Его собственный род выжил после войны благодаря Линторффам, и фон Кляйст всегда считал, что в долгу перед ними. Вместе с Густавом цу Лёвенштайном и Германом фон Линторффом, дядей Конрада, он занялся расследованием, и всё вскрылось. В апреле 1988 года Конрад оборвал все контакты с Роже, и мы лишились наших позиций и состояния. Я считал, что на этом его вендетта закончится, но отец и братья слили всю информацию, что у них имелась, группе журналистов, расследовавших деятельность тайных обществ.