Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 65 страниц)

– Конрад, ты не можешь контролировать каждый мой шаг, – прошептал я, ожидая, что он снова взорвется.

– Я и не хочу. Я слишком форсировал события и не дал тебе времени привыкнуть, тем самым спровоцировав кризис. Забыл, что тебе всего девятнадцать, ожидая, что ты будешь вести себя, как тридцатилетний.

Я совершенно растерялся; тот ужасный образ Конрада, что я нарисовал себе, рассыпался на кусочки.

– Не знаю, что сказать. Мы оба много чего наворотили.

– Ты простишь меня, Гунтрам?

– Да, – пробормотал я, бросаясь в его объятья. Он крепко стиснул меня и принялся целовать в макушку.

– Давай начнем все заново, милый. Никаких сожалений и задних мыслей. Как бы я хотел никуда сейчас не уходить и остаться с тобой!

– Не волнуйся, у нас вся жизнь впереди, чтобы быть вместе, – сказал я, обнимая его за шею. Он поцеловал меня в губы, отчаянно и в то же время нежно.

– Завтра мы проведем вместе весь день, и ты покажешь мне город. Но сегодня вечером мне придется ужинать с вашими проклятыми политиками, и я вернусь поздно. Не жди меня, ложись спать, – сказал он мне, поцеловал еще раз и ушел.

Примечание переводчика

(1) niño – малыш, ребенок (исп.)

(2) boleadoras – охотничье метательное оружие, состоящее из ремня или связки ремней, к концам которых привязаны обёрнутые кожей круглые камни, костяные грузы, каменные шары и т. п. (Википедия)

(3) 20 декабря 2001 г., в день отставки президента Аргентины Фернандо де ла Руа, полиция разогнала пластиковыми пулями и слезоточивым газом протестующих на площади Пласа де Майо в Буэнос-Айресе.

(4) Республика Сербская Краина – бывшее непризнанное сербское государство на территории Республики Хорватии. Существовало в период с 1991 по 1995 год.

(5) Биполярное расстройство = маниакально-депрессивный психоз, характеризующийся чередованием маниакальных и депрессивных состояний.

========== "24" ==========

16 февраля, суббота

– Ты действительно соня, – весело сказал Конрад, пытаясь меня разбудить.

Он вернулся очень поздно, залез под одеяло, прижался ко мне и немедленно заснул. А сейчас он снова бодр – это настоящая загадка для меня.

– Сегодня суббота, и еще очень рано. Разве ты не собирался взять выходной?

– Восемь часов, – ответил он, притворяясь удивленным. – Это поздно. У меня встреча, и если потороплюсь, то освобожусь к одиннадцати. Тебя пощекотать?

– Нет, спасибо, – я бросил на него убийственный взгляд, который вызвал у него лишь улыбку. – Ты испортил мне все удовольствие от сна.

Я уже сидел на постели, а он пошел умываться и переодеваться.

Мы вместе позавтракали, никто нас не беспокоил, но потом в столовую ворвался Фердинанд, очень сердитый, и заговорил на немецком. Как всегда…

– Да, я отпустил людей до завтра. Они заслужили это. Работали без выходных почти месяц. Я зайду за Гунтрамом после двенадцати.

– Ты же не серьезно?! Это опасно! – воскликнул фон Кляйст.

– Фердинанд, люди выдохлись. Я не могу требовать, чтобы они все время работали. Ты тоже можешь отдохнуть и посмотреть что-нибудь для Гертруды и детей. Ты перестраховываешься: я вполне могу постоять за себя.

– Я все равно против.

– Пока Гунтрам останется с Алексеем и, возможно, они съездят в его квартиру, посмотреть, не забыл ли он чего-нибудь. – Здорово, у меня свидание с русским громилой, саркастически подумал я. – Потом мы что-нибудь поедим, сходим в город, поужинаем и вернемся в отель.

– Я не доверяю здешним людям.

– Я тоже, но они потеряют больше, если пойдут против нас. Возвращайся к своим делам.

Позже за мной заехал Алексей на огромной машине, которые они так любят, и отвез в бывшую квартиру. У него, конечно же, имелись при себе ключи. Эти ребята из КГБ всегда ко всему готовы. Жорж был в восторге от «большого мальчика»: Алексею около 35 лет, и как у многих русских, у него детское выражение лица – пока водка не меняет их.

– Нам нужно возвращаться, – резко прервал нас Алексей, устав от настойчивых заигрываний Жоржа. Он собрал мои вещи и пошел на улицу, к машине.

– Жалко, что он такой бука, – вздохнул Жорж.

– Скажи спасибо, что все кончилось мирно… Я буду скучать по тебе, может быть, даже по твоей шумной собаке.

– До свидания, мой мальчик. Звони, если понадобится совет опытного человека.

– Хорошо. Спасибо тебе за всё, – я крепко обнял его. Он был единственный, кто попрощался со мной в Аргентине.

В 11.30 Конрад вернулся с последней встречи и сменил деловой костюм на брюки беж, белую рубашку и твидовый пиджак. В этой будничной одежде он выглядел моложе и чертовски привлекательно – я едва не пустил слюни.

– Можно спросить у тебя кое-что личное? – игриво сказал я.

– Если ты хочешь узнать, где я прячу деньги, то нет.

– Ну не настолько личное. Ты никогда не думал попробовать носить джинсы?

– Нет. Я не Джон Уэйн. (1)

– Иногда кажется, что ты из Средневековья, – хихикнул я. Безнадежный случай!

Мы сели в один из автомобилей-монстров; Конрад решил вести сам, оставив шофера в отеле. Объехав город, мы отправились обедать в Пуэрто Мадеро – бывшие портовые доки, после реконструкции превратившиеся в модный район. Он хотел мяса, конечно же, все гринго обожают его, впрочем, и сами аргентинцы (в том числе не совсем настоящие) тоже. Конрад сказал, что его фирма хочет купить один из здешних складов, чтобы открыть постоянный филиал.

– Мне показалось, что аргентинцы тебе не понравились, – озадаченно заметил я.

– Не понравились, но эта страна обладает определенной инвестиционной привлекательностью. Здесь огромные неэффективно использующиеся природные богатства, и в связи с кризисом цены очень низки. Сельское хозяйство и добыча полезных ископаемых – вот на чем мы сейчас сосредоточимся. Промышленность нас не интересует – производственная база требует модификации, и издержки на оплату труда высоки, поэтому прибыли можно ожидать самое меньшее через семь лет. Кроме того, местные политики постоянно вмешиваются в наши дела.

– Никаких проектов с земельными участками в ближайшее время? – с надеждой спросил я.

– Никаких, пока действует наше соглашение, – его серьезный тон снова напугал меня.

Он продолжал распространяться о богатстве сельских районов, о том, какой у нас никудышный правящий класс, что они умеют думать вперед не дальше ближайших выборов. Эти люди – как дети: много хотят от других и ничего не дают взамен. Они так и не поняли, чем был аргентинский дефолт в глазах мировой экономической элиты, и удивились, когда их едва не выкинули с Давосского форума в этом году.

Конраду захотелось прогуляться по докам и посмотреть центр. Он несколько раз проезжал этот район на машине, но у него не случилось возможности спокойно все посмотреть. Меня рассмешила мысль, что он хочет пройтись обычным туристическим маршрутом.

– Обычно сначала смотрят, а потом уж покупают, – пошутил я.

– Я так и сделал. Прочитал несколько книг и отчетов, прежде чем приехать сюда. Вся приобретаемая земля была оценена экспертами. Но о коровах я так ничего и не знаю и знать не хочу. Кроме того, это не такие уж большие вложения. Мы только заняли начальные позиции.

– Если не секрет, каков размер инвестиций? – поинтересовался я, не особо надеясь на ответ.

– Я начал с трехсот из личных средств и, может быть, увеличу до пятисот, если получу доходы. Не хочу рисковать капиталом банка. Ситуация здесь все еще нестабильна.

– На такую сумму можно купить половину Патагонии, – оторопело проговорил я, стараясь не удивляться слишком сильно.

– Можно. Но я предпочитаю сконцентрироваться на Буэнос-Айресе и прибрежных провинциях, – невозмутимо ответил Конрад. – Ты хорошо знаешь этого человека, Долленберга?

– Не очень. Больше его брата, Хуана. Отличный парень, честный; может, и не самый лучший ученик в классе, но зато очень коммуникабельный. Я редко сталкивался с Пабло, потому что он старше; кроме того, ему не нравился Федерико, и он не хотел, чтобы Хуан с ним общался. Поэтому я удивился, когда они пригласили меня к себе на каникулы. Пабло держался со мной вежливо, но сохранял дистанцию – как полагается старшекласснику с «гномами». Он был постоянно занят делами поместья и очень ответственно ко всему подходил. Его дед – настоящий джентльмен и очень умен. Он воевал, а после войны переехал в Аргентину. Я мог разговаривать с ним часами.

– Я подумывал о том, чтобы предложить Долленбергу место в аргентинском филиале. Нам нужны эксперты по сельскому хозяйству, и хотя он молод, но мог бы выполнять для нас отдельные поручения. Проблема в том, что он твердо настроен уехать из Аргентины.

– Его можно понять. Он едва не потерял ребенка.

Мы долго шли молча, пока он не решил вернуться в отель.

Устроившись на диване в гостиной, мы включили какой-то фильм. Конрад, как подросток на первом свидании, взял меня за руку. Сердце ухнуло вниз, а в животе затеплилось возбуждение. Я попытался думать о чем-нибудь противном, вроде тех двух скунсов, что видел как-то раз в деревне, но это не сработало. Смущенный, я опустил глаза, пытаясь игнорировать приятное тепло, идущее от его тела. Он взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза, излучавшие нежность; наклонился и прижался к моим губам. И это окончательно лишило меня выдержки.

…Мы вели себя, как животные в случке. От того, как он держал меня, как умело целовал, от моих собственных влажных поцелуев у меня кружилась голова. Сами того не заметив, мы упали на огромную постель, и он накрыл меня своим телом. Я прогнулся, притираясь к нему пахом, чувствуя его возбуждение. Закинул ногу на бедро Конрада, чтобы он никуда не делся, и как обычно, этот мой жест окончательно свел его с ума. Мне отчаянно захотелось заняться с ним любовью и забыть, наконец, ужасные события прошлой ночи.

Он прервал поцелуй, я разочарованно заворчал, обвил руками его шею, не желая отпускать, но Конрад был сильнее.

– Разреши мне доставить тебе удовольствие, – загадочно сказал он. Интересно, а чем мы занимались до этого? – Позволь раздеть тебя.

– Делай, как тебе нравится, Конрад, – задыхаясь, проговорил я.

Ловко расстегивая мою рубашку, он ласково целовал и лизал постепенно обнажавшуюся кожу. Язык плясал вокруг сосков, извлекая из меня стоны. Не отдавая себе отчета, я запустил пальцы в его волосы. От его тягучих движений мое возбуждение сделалось почти болезненным. Он проложил дорожку осторожных поцелуев вниз по животу к пупку и поиграл с ним языком.

Внезапно Конрад снова остановился, я едва не заплакал с досады. Он успокаивающе улыбнулся, взял меня за лодыжку и медленно стянул носок. Круговыми движениями помассировал голень, отчего я странным образом расслабился, пальцы на ногах разжались.

– Ты такой отзывчивый, мой милый, – хихикнул Конрад и проделал то же самое с другой ногой. Эй, хватит, пора переходить к следующему этапу, иначе меня разорвет от возбуждения.

– Ты так красив, почти как ангел, – шепнул он мне.

Конрад, не обязательно становиться таким романтичным – я уже и так в постели, сгораю от желания.

Я что-то неразборчиво промычал. Может, до него дойдет, что надо продолжать то, что так хорошо у него получалось до этого.

– Разрешишь завязать тебе глаза? Хочу, чтобы ты полностью расслабился. Я буду делать только то, что ты сам захочешь, – спросил он, глядя мне в глаза. Это было неожиданно, и в то же время пугающе. Увидев страх в моих глазах, он ласково попросил: – Пожалуйста, Гунтрам. Это поможет тебе снова начать мне доверять… Клянусь, что остановлюсь, если тебе не понравится.

– Только разденься сначала.

Не хочу никаких ассоциаций с прошлой ночью.

Он удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Поднялся с постели и быстро избавился от одежды, явив мне свое великолепное тело. Жизнь несправедлива. Правда.

Я призывно улыбнулся ему, втайне надеясь, что он набросится на меня и забудет свою идею.

Но он подошел к гардеробу и достал один из своих галстуков. Я сел на постели.

– Это – итальянский шелк, – не очень убедительно запротестовал я.

– Тем лучше. Послужит доброму делу, – весело ответил Конрад. Я покраснел, а он завязал галстуком мне глаза.

Со страхом ожидая, что будет дальше, мое сердце забилось еще сильнее, но Конрад на некоторое время застыл, не двигаясь. Время остановилось. Но вот я почувствовал, что его губы ласково коснулись моего лица. Настороженность стала рассеиваться, я постепенно расслабился. Конрад мягко толкнул меня на матрас и принялся целовать, отчего моя кровь забурлила в предвкушении продолжения.

Его пальцы быстро справились с пуговицами и сдернули с меня брюки. Конрад замер, решая, что будет делать дальше. Я затаил дыхание. Он наклонился надо мной, и в ноздри ударил сильный запах миндаля.

– Это просто ароматизированное масло. А сам ты пахнешь яблоками, – тихо сказал он, а у меня от его мягкого голоса мурашки поползли по спине.

Больше не тратя время на поцелуи и ласки, он опустил голову, и мой член исчез у него во рту. Он брал так глубоко, словно хотел поглотить меня всего, я стонал, полностью растворившись в восхитительных ощущениях. Его пальцы мягко теребили мошонку, игриво перекатывая яички под кожей, а рот в это время вбирал и отпускал меня снова и снова.

Долго я не продержался и кончил ему в рот. Было ужасно стыдно, что веду себя, как не умеющий терпеть подросток.

– Ну что ты, Гунтрам, это так чудесно, – шепнул он, успокаивающе поглаживая меня по щеке.

– Слишком быстро, – сказал я, чувствуя себя болваном.

– Можно, я возьму тебя? Но только если ты на самом деле этого хочешь, не чувствуй себя обязанным. Я так соскучился…

Странно, но когда вы слепы, то лучше слышите оттенки интонации… Его голос звучал умоляюще – как у потерянного ребенка.

– Да, можно. Люблю тебя, – смущенно выдохнул я.

Он подсунул мне под спину подушку так, что теперь я почти сидел. Волна миндального аромата ударила в нос, я почувствовал, как его мокрые пальцы скользят вниз по моей груди, и у меня захватило дух. Когда в меня проникли его пальцы, я вскрикнул от удовольствия.

Он принялся осторожно растягивать меня, не торопя, не настаивая; он ждал, когда я откроюсь и приму наслаждение, которое он хотел мне доставить. От удовольствия мои кости превратились в желе, и я опустил последние барьеры.

Он положил мои ноги себе на плечи. Я задрожал в предвкушении, чувствуя, что ягодицы оказались у него на коленях. Его член на секунду замер, словно спрашивая разрешения, и я сам подался вперед.

Конрад входил нерешительно, дюйм за дюймом – словно боялся сделать мне больно. Он двигался медленно, каждым толчком порождая волну удовольствия, а мое тело привыкало к его длине. Постоянно меняя угол проникновения, Конрад заставил меня потерять голову от удовольствия. Я задвигался быстрее, побуждая его ускорил темп, и добился своего – теперь он яростно вбивался, исторгая из меня полузадушенные восторженные вопли. Мощно кончив глубоко во мне, он наполнил меня своим горячим семенем.

Мы никак не могли отдышаться; нежась в объятьях, я гладил его голову, лежащую у меня на груди. Через некоторое время он поднялся, чтобы сходить в ванную и принести полотенце, которым обтер нас обоих. Целуя, помог снять с глаз повязку. Мы вместе устроились под одеялом, и я вдруг осознал, что ужасно устал от напряжения последнего месяца. Чувствуя, как он прижимает меня к себе, закрыл глаза и заснул.

Было темно, когда я проснулся в объятьях Конрада. Боясь его разбудить, осторожно перевернулся, но он, не просыпаясь, еще крепче прижал меня к себе. Я потянулся к его лицу и дотронулся до щеки. Через мгновение моя рука оказалась в болезненном захвате, он впился ногтями в мое запястье. Я вскрикнул – скорее, от удивления, и явно смущенный Конрад отпустил меня, пробормотав извинения.

– Похоже, ты тоже не ранняя пташка, – пошутил я, чтобы поднять ему настроение.

– Я бы даже сказал, вечерняя. Хочу мяса.

– Ты умрешь от закупорки сосудов, если продолжишь в том же духе, – усмехнулся я.

– Это приятная дорога к смерти, – фыркнул он, поднимаясь с постели и утягивая меня за собой.

Мы приняли душ и плавно перешли ко второму раунду. Жизнь слишком коротка, чтобы терять время. Это было невероятно, трепетно и нежно. Я был полным дураком, когда не хотел к нему возвращаться. Университет и работу легко найти новые, а такого человека, как Конрад – нет. Да, у него крутой нрав, но я уверен, что он может измениться, и он хочет измениться, раз пытается понять меня и исправить обстоятельства, которые заставили меня сбежать. Да, я благодарен ему, что он не отступился.

Я попытался вытереться и причесаться, но он мешал – трогал меня везде и старался урвать поцелуи, ведя себя, как озабоченный подросток.

– Пожалуйста, хватит! У тебя рук больше, чем щупалец у осьминога! – я слабо сопротивлялся, покоренный его настойчивостью. Он неохотно отпустил меня, втайне довольный сравнением.

Запах его одеколона снова всколыхнул приятные воспоминания. Пахнет, как в детстве, от отца.

– Что туда добавлено? В одеколон, я имею в виду.

Мой вопрос застал его врасплох, но он быстро оправился от шока и невозмутимо пожал плечами.

– Точно не знаю, это надо спрашивать у парфюмера. Мне просто нравится. Хочешь сам попробовать?

– Нет, это будет уже чересчур, – я усмехнулся, взял у него флакон и понюхал. – Кажется, там яблоко. Здорово, – сказал я, отставляя бутылочку, и заметил облегчение в глазах Конрада. – Не волнуйся, не буду я отбирать у тебя одеколон, я и так уже потеснил тебя на полшкафа.

– Мне было бы приятно, если б ты им душился, – мягко сказал он.

Я немного поколебался. Что-то в этом есть жуткое – пользоваться чем-то, чем пользовался покойный отец. Но выражение лица Конрада заставило меня согласиться.

– Ладно, но только потом не жалуйся, что флакон быстро опустел.

Одевшись, мы пошли к машине. Конрад хотел побывать в Сан-Тельмо, районе с лучшими танцплощадками и клубами танго, вечно забитом туристами, особенно субботними вечерами. Оно и понятно – куда еще вести гринго, которые хотят увидеть симпатичных девушек, танцующих танго?

Парковаться пришлось в нескольких кварталах от ресторана, поскольку вблизи не было доступных мест, но, что странно, высадившись, мы не увидели ни туристов, ни местных. Похоже, кризис гораздо серьезнее, чем я себе представлял. Днем это приятное место, но вечером нужно быть осторожней, потому что большинство здешних зданий, построенных в начале XIX века, – когда в южном районе жили богатые люди, пока Желтый Джек (2) не выкосил половину населения, и состоятельные люди перебрались на север, – превратились в трущобы. Многие дома были незаконно захвачены и поделены на мелкие квартирки. Туристам же этот район нравился из-за антикварных магазинчиков, уличных артистов и типичного колониального стиля построек.

Мы заказали ужин – мясо, если у вас еще остались сомнения – и в тишине поели.

– Ты помнишь своего отца? – я чуть не подавился от неожиданности. Ради всего святого, что это за вопрос?! Не хочу об этом говорить.

– Не очень хорошо. Его почти все время не было. Приезжал раз в месяц или реже на несколько дней. Заваливал подарками и возился со мной целыми днями, – я улыбнулся, вспомнив, как мы играли в лошадки.

– Что он был за человек?

– Внешне похож на меня, думаю. У меня есть семейные фотографии, если хочешь посмотреть. Он много возился со мной, когда был рядом, и, думаю, сильно избаловал. Кажется, он работал в банке в Париже, но я не уверен. Я так и не понял, почему он это сделал… Не помню, чтобы он был чем-то озабочен или подавлен, но, конечно, с маленькими детьми не делятся неприятностями. Он сказал мне однажды, что очень любил мою мать и что мне от нее достался мирный характер. По натуре он был энергичен и решителен – не то, что я. Мне нужно много времени, чтобы определиться.

– Зато когда ты примешь решение, то становишься упрямей осла.

Я изобразил обиженный взгляд.

– Ты сказал, он работал в банке? В каком?

– Если честно, не знаю. Когда мне исполнилось восемнадцать, юрист, ведший мои дела, передал мне контейнер. Там не было ничего, кроме фотографий, писем отца с матерью и бабушкиного пианино. Кстати, если карга, которая продала тебе квартиру, сказала, что оно – её, не верь. В общем, ничего, проливающего свет на место его работы, я среди вещей не нашел. Юрист сказал, что видел отца только однажды – когда папа оформлял для меня трастовый фонд. Перед самой смертью он продал квартиру и перевел деньги на мое имя.

– Я скажу Монике, чтобы позаботилась о пианино.

– Меня больше беспокоят мои двенадцатидюймовые фигурки персонажей «Звездных войн». Они сделаны в семидесятых годах. – Пора немного тебя подразнить и посмотреть, что будет, потому что ты уже отложил вилку с ножом и выглядишь слегка встревоженным. – Они будут прекрасно смотреться в витрине в твоей голубой гостиной. А эти золотые и белые фарфоровые горшки можно куда-нибудь убрать, – с абсолютно серьезным видом сказал я.

– Эти, как ты их назвал, горшки, сделал сам Бёттгер (3). Они подарены королем Августом моей бабушке с материнской стороны, – в голосе Конрада прорывалось негодование. Расшевелю-ка я его еще немного.

– Если это фамильная реликвия, так и быть, оставим их на месте. Но, честно говоря, они выглядят ужасно. Китайцы гораздо лучше расписывают фарфор, – весело сказал я.

– Учитывая, что у Бёттгера изобретение фарфора заняло всего двадцать лет, а у китайцев – несколько веков, ему простительно. В то время любили такие мотивы в росписи, а в Мейсене еще не было хороших художников, – тяжело вздохнув, объяснил он.

– Если эти горшки тебе нравятся, ладно, но статуэтки – сцены из охоты, животные и особенно портной верхом на козле – настоящая жуть! (4) Считаю, что мой Дарт Вейдер прекрасно разбавит дух барокко.

– Это подлинный Кендлер (5), статуэтки датируются 1735-1760 годами. Моя прапрабабушка получила их в дар за службу при дворе короля Польши, – едва сдерживая гнев, пояснил он с видом единственного наследника Великой Римской Империи.

– Понятно. Она взяла их на поле битвы, – быстро ответил я, в первый раз заставив его покраснеть, и рассмеялся. – Я не собираюсь разбивать на мелкие кусочки мейсенский фарфор, не расстраивайся. Иногда у тебя такой серьезный вид, что трудно удержаться и не пошутить.

Он тоже засмеялся.

– Могло быть и хуже, Конрад – ей могли подарить фигурки из обезьяньего оркестра. (6)

– А ей и подарили. Весь набор. Они находятся в парижском доме. Ты все это время знал о них, – подначил он меня.

– Мне надо было сразу нацелиться на них, а не на столовое серебро, – хихикнул я, чувствуя огромное облегчение от того, что он реагирует на шутки, как нормальный человек. – Наша последняя учительница по ИЗО считала нас безнадежными в плане творчества, поэтому решила научить нас приобретать предметы искусства на аукционе Кристи. Она много лет проработала в их лондонском офисе и после ухода на пенсию по привычке вербовала новых покупателей.

– По пути в Цюрих с твоими фигурками еще может что-нибудь случиться, – угрожающе проговорил он.

– О, меня это совершенно не беспокоит. Они из настоящего американского пластика, можно сказать, классика.

К одиннадцати мы подустали и решили, что пора возвращаться в отель. Я был не совсем адекватен после стакана вина, который Конрад мне разрешил выпить. Мы пошли вниз по Дефенса к Хумберто Примо, где оставили машину. Поскольку улица была пустой, я разрешил Конраду на немножко взять меня за руку. Всё-таки мы не в Европе…

Четверо мужчин лет тридцати, в спортивной одежде заступили нам путь, и я подумал «Ну вот, нас грабят», пытаясь не нервничать. Похоже, это обычные ребята из бедных районов, отбирающие у прохожих бумажники, чтобы купить себе следующую дозу.

Не потребовав ни денег, ни часов, двое сразу набросились на меня, и один из них ударил меня по лицу цепью. Я рухнул на землю, и он добавил еще – уже по туловищу. Тело взорвалось жгучей болью.

– Pegale fuerte al putito para que el gringo de mierda se vaya (вмажьте посильнее педику, чтобы сраный гринго свалил), – крикнул один из тех двух, что схватили Конрада за руки. Грабитель с силой наступил на мою левую руку, вызвав жуткую боль.

Воспользовавшись тем, что бандиты отвлеклись на меня, Конрад вырвался и двумя молниеносными движениями отбросил грабителей от себя. Когда Конрад отшвырнул одного из парней к стене, и его кулак встретился с лицом противника, я услышал тошнотворный звук ломающихся костей. Не могу сказать, что в точности произошло потом, потому что Конрад действовал очень быстро, но вскоре трое из них уже валялись на земле, вопя от боли.

Тот, который бил меня, дернул меня за волосы вверх и приставил нож к горлу. Конрад на секунду заколебался, но когда парень начал надавливать лезвием на кожу, Конрад выхватил полуавтоматический пистолет и выстрелил, попав ему в плечо. Мы оба упали, и Конрад подскочил к нему с очевидным намереньем прикончить, но в этот момент трое других попытались сбежать. Конрад повернулся к ним и снова выстрелил, в этот раз ранив другого грабителя в ногу.

Я был в ужасе и решил, что он собирается убить остальных.

– Стой, Конрад! – взмолился я. Кажется, мой голос вывел его из боевого транса. Он помог мне подняться и потащил прочь от стонущих подстреленных бандитов.

Он почти что донес меня до машины, положил на заднее сидение, прыгнул за руль и погнал к отелю. Я мучился от боли и несколько раз просил его позвонить в полицию, но он не обращал на мои слова внимания. На глазах у шокированного швейцара он потащил меня к лифту, а потом в номер.

– Горан, срочно зайди ко мне! – рявкнул он в мобильник и двинулся в мою сторону. Я невольно съежился на диване, куда он меня положил. Он глухо прорычал:

– Гунтрам, не будь ребенком – дай осмотреть свои раны.

– Ты стрелял в двоих, – нервно сказал я, до жути напуганный. – Хотя бы позвони в полицию!

– Надо было уложить всех четверых – они били тебя, – ответил Конрад. Я прикрыл рот ладонью, чтобы меня не вырвало ужином на гостиничный ковер. По мере того, как он сокращал дистанцию между нами, я дышал все чаще, начиная задыхаться.

– Стой. Не подходи ко мне.

Голова адски болела, и с каждым вдохом взрывалась вспышкой острой боли.

– Гунтрам, ты сегодня первый раз видел, как в кого-то стреляют. Я понимаю, что ты нервничаешь, но, пожалуйста, успокойся, закрой глаза, подумай о чем-нибудь другом и позволь мне себя осмотреть, чтобы мы знали, что делать, – спокойно сказал Конрад.

– Ты мог их убить! Они всего лишь нищие бедолаги, пытающиеся стрясти немного денег с туристов! Ты мог бы просто отдать им бумажник, и они бы отстали! – истерично заорал я в ответ.

– Я должен был дать им денег до того, как они начали пинать тебя ногами, или после? – холодно спросил он, явно раздраженный моей вспышкой. – Так, веди себя разумно и дай мне посмотреть. У тебя кровит щека, и шестисантиметровый порез на шее.

Дезориентированный, я взглянул на него и коснулся рукой лица, обнаружив, что пальцы испачкались кровью. Я вскрикнул от ужаса. Конрад воспользовался тем, что я отвлекся, уселся рядом и взял за руку, задев вывихнутое запястье. Я взвизгнул от боли.

– Все хорошо, мы это быстро поправим, тише, ребенок.

Он прижал меня к груди, чтобы успокоить. Я плакал, а он меня обнимал.

Вошел Горан, без пиджака и галстука, и резко остановился, изумленно глядя на нас.

– На нас напало четверо мужчин. Я хочу, чтобы ты их разыскал. Используй местных, пусть помогут. Остальных пока не подключай. Найди врача для Гунтрама, они били его. Это явно было сообщение, и я намерен отплатить тем же.

– Что ты такое говоришь?! Они всего лишь наркоманы, которым приглянулся твой ролекс, – воскликнул я. Боже, как можно быть таким параноиком!

– Успокойся. Они совершенно точно знали нас и сконцентрировались на тебе, хотя логичней было бы нейтрализовать меня. Это только выглядело, как ограбление, – рявкнул Конрад, заставив меня вздрогнуть от его резких слов. – Что они говорили друг другу?

– Ничего.

– Гунтрам, я начинаю терять терпение!

– Возможно, ты скажешь это мне, если герцог выйдет? – предложил Горан. Я кивнул в знак согласия, и страшно недовольный Конрад удалился. Сообщив сербу, что именно кричали грабители, я взмолился:

– Пожалуйста, Горан, ты должен все это остановить! Ты его не видел! Он убьет их всех!

– Все хорошо, Гунтрам. Я пришлю врача, а ты побудь пока с герцогом. Тебе надо отдохнуть, а ему – убедиться, что ты в порядке, – мягко сказал он, немного умерив мой страх.

– Обещай, что поговоришь с ним.

– Разумеется, я с ним поговорю – он должен описать мне нападавших, – сказал он, и я еще больше испугался.

Горан и Конрад отсутствовали почти полчаса. Потом вернулся Конрад, привел врача. Он осмотрел меня, промыл и перевязал раны, зафиксировал вывихнутое запястье и сказал, что в Швейцарии обязательно надо еще раз обратиться к врачу. Я не должен спать следующие пять часов, чтобы исключить сотрясение мозга, и если меня будет тошнить или вырвет, то следует немедленно ехать в больницу. Он дал мне обезболивающее и ушел вместе с Конрадом.

В следующий раз Конрад пришел уже поздно ночью. Он буквально запихнул меня в пижаму и уложил в постель.

– Побудь со мной, пожалуйста.

– Я вернусь через полчаса, котенок. А ты отдыхай.

– Что ты собираешься делать? Я знаю, ты готовишь что-то плохое для тех парней. Оставь полиции разбираться с ними.

– Котенок, не вмешивайся в мои дела. Я делаю так, как считаю нужным.

Примечания переводчика

(1) Джон Уэйн – американский актёр, которого называли «королём вестерна».

(2) желтая лихорадка

(3) Первая в Европе фарфоровая мануфактура Мейсен (от названия города в Саксонии) была основана в 1710 году, вскоре после открытия секрета изготовления твердого фарфора алхимиком Иоганном Фридрихом Бёттгером (1682—1719) в содружестве с ученым Эренфридом Вальтер фон Чирнхаузом (1651—1708).

(4) – видимо, имеется в виду вот этот козёл http://www.christies.com/lotfinder/lot/a-large-meissen-porcelain-model-of-count-5375324-details.aspx

(5) Иоганн Иоахим Кендлер – немецкий скульптор-миниатюрист, наиболее известный своими работами в области мейсенской фарфоровой скульптуры.

(6) http://www.christies.com/lotfinder/lot/six-meissen-porcelain-monkey-band-figures-late-5485653-details.aspx

========== "25" ==========

Мне хотелось, чтобы Конрад остался, но он ушел, даже не обернувшись. Вздохнув, я попытался встать с постели, но из-за резкой боли в боку пришлось лечь обратно. Наверное, я заснул, поскольку в следующий раз очнулся от того, что Конрад мягко тряс меня за плечо, зовя завтракать.

Я медленно сел на постели. Голова кружилась, мысли разбегались в разные стороны. Стены и пол кренились, и я с этим ничего не мог поделать.

– Пожалуйста, помоги мне с пуговицами на рубашке – левая рука совсем не слушается, – попросил я Конрада.