Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 65 страниц)

На мои плечи опустились ладони. Я обернулся и увидел Фридриха. Он что-то мягко сказал Фердинанду по-немецки, и тот сразу расслабился, перестав напоминать атакующего бульдога.

– Полагаю, мальчик должен узнать, с чем имеет дело. Это было бы справедливо, – очень серьезно сказал он, не убирая рук с моих плеч.

– Я так не думаю, – категорично заявил Фердинанд.

– Поддерживаю предложение, – подал голос Михаэль. – Алексей, Хайндрик, Горан, выйдете.

Охранники выскочили из кухни, словно за ними гнался дьявол.

– У тебя нет права голоса! – рявкнул Фердинанд. – Ты – не один из нас!

– Я – ассоциированный член и имею право решать на тех же условиях, что и ты.

– Это будет на твоей совести!

– Хорошо. Фридрих, давай лучше ты – ты больше всех знаешь, а Фердинанд сейчас, если честно, не в лучшем настроении.

– Думаю, лучшее, что мы можем сделать для тебя и него, Гунтрам, это рассказать о прошлых отношениях герцога. Ты должен понимать подоплеку. Много лет назад, двадцать два года, если точнее, его Светлость был страстно влюблен в одного мужчину, работавшего валютным брокером в его банке. Герцог только что вступил в управление компаниями отца, и еще был не совсем тем человеком, которого мы знаем сейчас – очень умным, но еще «зеленым», если можно так выразиться. Отец готовил его к тому, что его ожидает, с шестнадцати лет, но он не подозревал, как низко может пасть человеческая натура. Короче говоря, этот брокер, пятью годами старше герцога, был по-настоящему красив, с лицом ангела, но амбициозен, жаден, аморален, и он не останавливался ни перед чем, чтобы продвинуться вверх по карьерной лестнице. Он решил воспользоваться герцогом и почти без усилий соблазнил его. До него герцог практически не интересовался мужчинами, ну, не считая нескольких экспериментов в школе.

Когда этот человек вошел в его жизнь, герцог почти обезумел от страсти. Их бурная связь продолжалась несколько лет. Он обманывал герцога, шантажировал его, требуя более высокой позиции в администрации банка, и даже женился. Его светлости следовало бы прекратить эту связь, как только он узнал о его браке, но его любовь была сильнее, чем чувство самосохранения. Эти пагубные отношения тянулись почти семь лет, пока этот человек не решил украсть все, чем владел герцог, предав его. К счастью, Фердинанд раскрыл план до того, как тот был осуществлен, и с большим трудом, но сумел убедить герцога.

Фридрих замолчал, чтобы сделать глоток воды. Я кивнул, ожидая продолжения.

– Он порвал все отношения с этим подлецом, но его душа умерла. Последние тринадцать лет он жил одной работой, превратившись в тяжелого, беспощадного человека, неспособного вновь построить личную жизнь. Он отказался от связей с мужчинами, позволяя себе иногда короткие эпизоды с женщинами, не продолжавшиеся дольше одной ночи, за которую он платил. Он полностью изолировал себя от людей.

Этот человек внешне очень похож на тебя, Гунтрам. Цветом глаз и волос, фигурой. Ему было двадцать семь, когда он познакомился с герцогом, и если бы не разница в возрасте, вы с ним могли бы сойти за братьев. Но я уверен, что у тебя с ним нет ничего общего. У тебя спокойный характер, милый, робкий и уступчивый – не то, что у него.

С тех пор, как ты здесь, герцог изменился. Он снова стал похож на человека, а не на станок, печатающий деньги. Единственное, чего я опасаюсь, что ты причинишь ему боль, как тот, другой. Не думаю, что он найдет силы пережить это второй раз. Этим утром, когда я пришел в спальню его будить, я обнаружил, что он не спит и обнимает тебя так, словно ты – самая большая его ценность. Он провел всю ночь, бодрствуя – просто смотрел на тебя. Ты – его шанс снова начать жить.

– Я не уверен, что смогу оправдать ваши ожидания. Где-то в глубине души я знал, что ему нравлюсь не я, а призрак прошлой любви, – медленно сказал я, полностью разочарованный в себе и в Конраде, чувствуя гнетущую пустоту в желудке. Очень хотелось скорее сбежать отсюда и поплакать.

– Вот видите! Лучше побыстрей от него избавиться, пока он все не разрушил, – пролаял Фердинанд.

– Да, вы правы, Фердинанд. Мне лучше уйти.

Я был полностью раздавлен: похоже, любовь – только для особенных людей, красивее и умнее меня. Я поднялся из-за стола, чувствуя себя старше, чем несколько минут назад.

– Гунтрам, я тоже в курсе истории, подожди минуточку, – остановил меня Михаэль. – Попытайся поставить себя на место Фердинанда. Он не простой слуга, а друг герцога с детства. Именно ему пришлось собирать целое из кусочков после той катастрофы. Он всего лишь хочет убедиться, что ты не причинишь умышленно герцогу боль.

– Конечно, нет. Зачем мне это? Большую часть времени он был добр ко мне. Но разве вы не понимаете, что он всегда будет видеть во мне того человека?

– Признаю, что на первый взгляд вы с ним очень похожи, но стоит поговорить с тобой хотя бы десять минут, и ощущение сходства пропадает. Вы двое – как день и ночь, – сказал Фердинанд, взяв меня за руку. – Пожалуйста, сядь и послушай нас.

Я попытался высвободиться из его захвата, но он был жестче, чем его слова.

– Сейчас, дитя, скажи нам правду. Ты смог бы его полюбить, как думаешь?

– Не знаю, – я колебался. Эти люди только что сообщили мне, что я – всего лишь замена кого-то другого из прошлого.

– Нет, ты знаешь, – настаивал Фердинанд.

– Не буду отрицать, что он меня привлекает. Очень. Но не знаю, любовь ли это. У меня еще никогда не было серьезных отношений, и все кажется непривычным и смущающим. Я могу вам пообещать не делать ничего, что могло бы его ранить, но вы не должны обвинять меня, если у нас с ним не сложится.

Фердинанд поднялся и, обойдя стол, встал рядом со мной. Я с опаской следил за ним, ожидая, что он сейчас сделает. Он с легкостью поднял меня за локти и прижал к груди, ощутимо похлопав по спине.

– Тогда добро пожаловать, братец, – сказал он с искренней нежностью. Я попробовал выскользнуть из его объятий, но безуспешно. Наконец он решил, что с меня хватит, и разжал руки.

– Ты не должен рассказывать герцогу о нашем разговоре. Все, что тут было сказано, должно здесь и остаться, – убийственно серьезно предупредил меня Михаэль.

– Почему?

– Потому что одно упоминание имени этого человека приводит герцога в ярость, а тебе лучше не знать, чем обычно она заканчивается. Я знаком с ним с девятилетнего возраста, и сейчас он твердо уверен, что ты – его второй шанс, и вы можете начать с чистого листа, – заявил Фердинанд, пристально глядя мне в глаза. – Он хочет тебя заполучить, и ничто его не остановит.

– Хватит, Фердинанд. Мы уже миновали стадию запугивания, – нервно сказал Михаэль. Я попятился. Даже сейчас, когда Фердинанд передумал спускать с меня шкуру живьем, выглядел он устрашающе.

– Для его же собственного блага парень должен понять, что за человек тот, с кем он собирается жить.

– Думаю, я имел такую возможность вчера, – заметил я, с содроганием вспоминая прошлый вечер.

– Ему сорок четыре года, и он уже не изменится, что бы ты себе ни думал и что бы он сам ни говорил.

Это что, последнее напутствие?

Фридрих сел рядом и стал расспрашивать меня об университете, работе, и о том, чем я занимался в трущобах. Несмотря на первоначальное впечатление, что он – холодный человек, сейчас он разговаривал со мной почти по-отцовски. Не понимаю, почему Конрад сказал, что Фридрих может быть хуже него самого.

– У нас не осталось святой воды – попрыскать ею в моей студии? – на пороге появился Конрад, своей массивной фигурой загораживая вход в кухню. Все присутствующие поспешно встали, я тоже, но не так грациозно, как они. Как эти громилы ухитряются двигаться бесшумно и изящно – это загадка.

– Невозможная женщина! – раздражено пробормотал Конрад, подойдя к столу и шутливо взлохматив мне волосы. Он уселся на освободившееся место рядом со мной. – Кофе еще остался?

Фридрих молниеносно поставил перед ним чашку и кусок вишневого пирога.

– Она всегда такая упрямая или только со мной? – спросил он меня.

– Она не привыкла, чтобы ей возражали, – пояснил я, на самом деле еще сильно приуменьшив. Мне пришло в голову, что Мартина вполне могла все испортить, выведя Конрада из себя – она не знает, что такое уступать, и не умеет вовремя остановиться. С нее станется прочесть ему лекцию об искусстве быть ответственным родителем. – Есть шанс, что ты ей всё же поможешь?

– Да, Гандини повез ее в отель, и он решит проблему.

– Это сделано, сир? – спросил Фердинанд.

Почему глава безопасности задает своему боссу такие вопросы? Очень странно звучит.

– Разумеется, – сухо ответил Конрад, медленно помешивая кофе. – Ну, Гунтрам, что ты делал все это время? – быстро спросил он, не дав мне времени поразмыслить, что такое они сделали с Мартиной.

– Пытался читать, пил кофе с твоими людьми, рисовал, пересказал почти всю свою жизнь и получил предупреждение, что умру медленной и мучительной смертью, если буду плохо себя вести, – отрапортовал я. Если уж лгать, то правдоподобно.

Он хмыкнул:

– Похоже, ты неплохо провел время.

На лицах телохранителей явственно виделось облегчение. Ребята, вы мне должны. Вам повезло, что он не стал выяснять подробности, отвлекшись на еду и рисунок. Теперь настала моя очередь волноваться. Ощущение было такое, словно я сидел перед учителем с небрежно сделанной домашней работой. Конрад медленно водил пальцем по ежиным колючкам. Вынырнув из задумчивости, он скомандовал:

– Фердинанд, позвони Лендеру и скажи ему, что я хочу сделать те трансферы как можно быстрее. Если трейдерам надо остаться на дольше, пусть останутся. Я хочу покончить с этим делом до ужина.

Надо ли говорить, что громила со своей свитой бросились бежать со всех ног.

– Разве ты не на каникулах? – улыбнувшись, спросил я. Этот человек точно трудоголик. И оптимист. Уже больше пяти, банковские клерки наверняка разошлись.

– На каникулах, – фыркнул он. – Иначе бы я был там, и дважды проверил, что они не облажались. Ладно, пойдем гулять. Фридрих, ужин в восемь тридцать в личной столовой.

Он поднялся и потянул меня за руку.

Мы вышли в фойе, там нас уже ждал с одеждой второй дворецкий. Он помог Конраду надеть пальто и вручил ему пару перчаток. Даже не глядя на него, Конрад сказал «Спасибо» таким тоном, которым надо пользоваться, когда хочешь, чтобы прислуга ушла – как нам это объясняли в школе. Но я так и не овладел этим искусством. Дворецкий немедленно испарился, а Конрад взял мое пальто и помог одеться, не позволив мне даже самостоятельно застегнуть пуговицы.

– Где твои перчатки, Гунтрам? – вкрадчиво прошептал он мне на ухо, наклонившись.

Когда я обернулся, чтобы ответить, он воспользовался этим и быстро поцеловал меня. Это показалась мне ужасно милым, в груди приятно потеплело. Он улыбнулся мне, очень довольный своей выходкой и моей реакцией на нее.

Кто знает, может быть, то, что произошло вчера вечером, было спровоцировано неприятным воспоминанием о прежних ужасных отношениях, и он не то кровожадное животное, каким показался мне тогда.

– Думаю, я должен обеспечить тебя парой перчаток, – полушутя сказал он.

– В этом нет необходимости. Ты уже и так много… – стал говорить я, но он прижал палец к моим губам.

– Я так понимаю, что ты предпочитаешь мой метод согревания рук? Мне он тоже нравится, – сказал он с хитринкой в глазах, а я покраснел. Он засмеялся и подтолкнул меня к выходу.

– Сегодня даже без охраны на хвосте? – невинно спросил я. Надо же как-то отыграться…

– Мне придется самому защищать твою добродетель. Может, взять с собой меч? – спросил он торжественно. На это раз рассмеялся я. Странное у него чувство юмора, скажу я вам.

Когда мы вышли на улицу, Конрад кивнул направо и спросил:

– Как насчет музея Пегги Гуггенхайм?

– Если честно, это – не мое, но если ты хочешь, пойдем.

– А что ты любишь?

– В современном искусстве я не разбираюсь, потому что не понимаю его. И раз уж я здесь, то лучше сосредоточиться на классическом искусстве. Я хотел посмотреть Бронзино во Флоренции, а теперь уж и не знаю…

– Я бы сказал, что ты рисуешь, скорее, как ранний Дюрер.

– Да ладно тебе: он – гений, а я, если повезет, могу разве что приличную копию сделать. Я даже комиксы не умею рисовать. Мои рисунки только детям и нравятся, – фыркнул я. Что за нелепость? Любовь делает тебя слепым, если ты думаешь, что я рисую, как Дюрер.

– У тебя почти фотографическая точность, но при этом есть какое-то внутреннее отличие – словно изображение живет своей собственной жизнью.

– Это потому что я никогда не видел ежей вживую. Только в книгах или в Animal Planet.

– Тогда тем более я прав. Дюрер рисовал в основном по памяти то, что видел и изучал по книгам, и поэтому в его мазках нет никакой нерешительности, так как он сразу постигал внутреннюю логику и динамику объекта. Ты брал уроки живописи в школе?

– Обыкновенные уроки рисования, да и те я завалил. У меня нет, по словам учительницы, «ни чувств, ни воображения, только холодное и бездушное копирование», так что я предпочитал рисовать карточки для уроков чтения. Для детей надо рисовать реалистично, они не любят абстракции. А мои рисунки их забавляли. Обычно приходится рисовать очень быстро, иначе дети соскучатся, и начнется ад на земле, уж поверь мне.

– Тебе надо подумать о рисовании, – сказал он очень серьезно.

– Сейчас мне вполне хватает двух направлений в университете. Я был бы счастлив закончить экономический факультет и получить нормально оплачиваемую работу, – сказал я туманно. Да, раньше я планировал найти работу, жену, завести детей и помогать другим людям, но сейчас все эти мечты казались прошлым, и страшно подумать, как этот человек ухитрился изменить мою жизнь меньше чем за неделю.

Он ничего не ответил, и мы пошли дальше, вдоль по улицам куда-то в сторону Сан-Марко, в уютном молчании, без конкретной цели. О чем он думал? По его невозмутимому лицу было не понять. Может быть, обо мне? Ну конечно, обругал я себя, скорее всего, он поглощен мыслями о работе, у таких энергичных людей, как он, всегда тысяча дел в голове. Нежная расслабленность, которую он продемонстрировал мне в доме, исчезла, сейчас он был похож на хищника, дикого, опасного, смертоносного, магнетически привлекательного.

Конрад остановился у магазина мужской одежды и открыл для меня дверь. Надо будет как-нибудь при случае сказать ему, что я – не девушка, чтобы пропускать меня вперед. Внутри магазин был похож на ателье; навстречу Конраду выбежал человек лет сорока, чтобы поприветствовать. Они заговорили по-итальянски, слишком быстро для меня, так что я ничего не понимал. Хозяин магазина достал из-за прилавка коробку с кожаными перчатками.

– Покажите мне вашу ладонь, сэр, – скомандовал он, застав меня врасплох. Я автоматически протянул ему руку. – Да, восьмерка. Примерьте вот эти, пожалуйста.

Видя мое более чем оправданное колебание из-за высокой цены перчаток, Конрад раздраженно сказал:

– Гунтрам, нет ничего хорошего в окоченевших пальцах. Ты же не привык к таким холодам.

Побежденный, я надел перчатки, наслаждаясь мягкостью и эластичностью кожи. Конрад что-то сказал напоследок по-итальянски и подтолкнул меня к выходу.

– Разве нам не надо ему заплатить? – поинтересовался я.

– Он пришлет мне счет завтра. Мартинелли – поставщики нашей семьи уже сорок лет.

Мы пошли обратно.

– Конрад, мне нужно кое-что с тобой обсудить.

Он остановился и посмотрел на меня с непроницаемым выражением лица. Я глубоко вздохнул, предвидя проблемы.

– Пожалуйста, не подумай, что я не ценю то, что ты делаешь, но меня смущает вся эта ситуация. Ты заплатил юристу, и я верну тебе деньги, как только смогу; предложил мне кров над головой и даже обеспечил одеждой. Но это уже чересчур. Я не ровня тебе и никогда не буду. Знаю, что ты всё это делал бескорыстно, но все равно не могу избавиться от ощущения, что использую тебя. Пожалуйста, больше не надо, – мой голос к концу речи практически сошел на нет. Сейчас последует взрыв, он же не любит, когда ему возражают…

Он взглянул на меня, лицо стало очень серьезным, губы вытянулись в тонкую ниточку.

– Что же ты сразу не сказал, что предпочитаешь ходить по дому голышом? Я бы тебе с большим удовольствием посодействовал.

Представив себе эту картину, я покраснел и прыснул со смеха. А как можно сдержаться, получив такой ответ?..

– Я серьёзно, Конрад.

– Я тоже. Это всего лишь деньги. Кстати, я бы ревновал, если бы мои люди стали тобой восхищаться, – поддразнил меня Конрад. Он взял мои ладони в свои большие руки, жадно глядя мне в глаза. – Ты – только для меня, – проворчал он.

Время для меня в этот момент словно остановилось. Сердце забилось быстрее, и там, на маленькой шумной венецианской улице я со всей очевидностью понял, что влюбился. Даже несмотря на комок в горле, это было чудесно. Я накрыл его пальцы своей ладонью, чуть сжал их и сразу же отпустил, искренне улыбнувшись ему. В ответ Конрад игриво притянул меня к себе.

– Давай пойдем домой. Уже поздно.

Мы вернулись около восьми. Михаэль со стопкой документов в руках поджидал Конрада. Взглянув на меня и разочарованно вздохнув, Конрад одарил сердитым взглядом заметно побледневшего Михаэля.

– Пойдем в библиотеку, я просмотрю их до ужина. Или ты собираешься испортить мне аппетит, Делер? – проговорил он сквозь зубы.

– Ни в коем случае, мой герцог, – заметно побледнев, ответил Михаэль. Забавно! Значит, и ты, громила, иногда нервничаешь?

– Мне уйти, чтобы не мешать тебе? – спросил я на всякий случай.

– Глупости. Ты можешь сесть рядом и почитать, – нетерпеливо сказал он. Я послушно пошел за ним в библиотеку и устроился на диване напротив него, подальше от документов. Однако Конрад поманил меня к себе, и я пересел поближе. На кофейном столике лежала книга по романскому искусству, и я мимолетно удивился, как она здесь очутилась. Я стал читать, Конрад полностью погрузился в свои бумаги, время от времени свирепо их перелистывая. Иногда он, не отрывая глаз от документов, безотчетно гладил мою руку, наверное, чтобы убедиться, что я все еще здесь. Я подавил смешок, когда в библиотеку вошел Фридрих и объявил ужин так торжественно, словно мы выиграли в лотерею, по меньшей мере, миллион. Но Конрад продолжал читать. Бедный дворецкий замер, дожидаясь, когда хозяин обратит на него внимание, но после пяти минут напрасного ожидания сдался и тихо вышел из библиотеки.

Внезапно Конрад громко захлопнул папку, напугав меня.

– Ну всё, пора ужинать, – сказал он, поднимаясь.

Личная столовая выглядела, скорее, как зимний сад: стол, несколько стульев на террасе с окнами, выходящими в садик.

– Обычно я ем здесь. Большая столовая используется для деловых обедов и официальных гостей.

Мы сели, и Фридрих принялся умело сервировать стол. Он налил воды и предложил герцогу красного вина на пробу. Конрад счел вино достойным, и дворецкий наполнил его бокал, а меня спросил, буду ли я апельсиновый или яблочный сок. Мое разочарование не укрылось от Конрада, и он строго сказал:

– Алкоголь и ты – несовместимы.

Хорошо, что не предложили стакан молока. Пусть будет яблочный сок.

Конрад принялся расспрашивать меня о школе, и у нас постепенно завязался разговор. Он рассказал мне о школьном времени в Швейцарии, а потом перешел к университету Цюриха. Мы поговорили о том, куда я собирался после Венеции, и Конрад сказал, что мне обязательно надо побывать в Перудже, в галерее дель Умбра, раз уж мне так нравится искусство Ренессанса. Сам он больше интересовался историей Рима и раннего Средневековья и даже хотел стать историком, но не позволил семейный бизнес.

Только я подумал, каким обаятельным может быть Конрад, как в комнату ворвался Фердинанд с телефоном в руке. Даже не взглянув на меня, он начал что-то говорить по-немецки раздраженному Конраду. Их спор продолжался несколько минут, а потом Конрад сердито вскочил, заставив меня вздрогнуть.

– Боюсь, дальше тебе придется ужинать одному. Не жди меня, отправляйся спать. Я не знаю, когда освобожусь.

Не дожидаясь ответа, он широкими шагами вышел из комнаты. Фердинанд чуть ли не бежал за ним.

Мне стало обидно, что он так резко прервал ужин и велел мне идти спать. Просто спать. Ладно, я надеялся на нечто большее – вроде того, что произошло между нами в фойе хостела, но, похоже, сегодня ничего не будет. Это нечестно!

Без аппетита покончив с едой, я отказался от десерта и кофе (надо же, меня признали взрослым; интересно, есть ли там кофеин) к неудовольствию Фридриха. Похоже, он, как и все тут, не любит отказов.

По пути в библиотеку, откуда я собирался забрать свою книгу, чтобы немного почитать перед сном, сквозь закрытую дверь кабинета я услышал жаркую дискуссию на немецком между Михаэлем, Фердинандом, Гандини и Конрадом. Ох, надеюсь, это не значит, что у меня снова проблемы… Тихо как мышь, я проскользнул в библиотеку, взял томик и пошел в свою спальню, не сразу вспомнив, что мне теперь полагается спать в комнате Конрада. Или уже нет? Я тщательно взвешивал «за» и «против»: идти ли к нему или ложиться у себя. Но тут из ниоткуда появился Фридрих и очень быстро положил конец моим мучениям: я должен идти в спальню герцога, как и планировалось этим утром.

Как обычно, я подчинился. Надел пижаму, почистил зубы и залез под одеяло, заняв левую сторону кровати (я предположил, что должен лечь слева, хотя понятия не имел о постельном этикете).

Я читал почти до двенадцати – не спалось. Грызло беспокойство. Неужели в деле Федерико появились новые обстоятельства? Почему они там так кричали, и самое важное, сердится ли снова на меня Конрад. Я вертелся в постели, пока меня не сморил сон.

Где-то глубокой ночью я почувствовал, что Конрад тихо забирается под одеяло. Полусонный, с взъерошенными волосами я подскочил, но Конрад успокаивающе сказал:

– Ш-ш-ш, я не хотел тебя будить. Уже поздно.

– Сколько времени? Ты в порядке? – пробормотал я, пытаясь проснуться.

– Просто небольшие проблемы с трансферами, не волнуйся.

– Когда я ходил за книгой в библиотеку, мне показалось, что я слышал голос Гандини. У меня снова неприятности?

– Не у тебя. Не волнуйся, все под контролем. Всего лишь недоразумение с ценными бумагами и трансферами. Спи, потому что завтра я собираюсь куда-нибудь сходить с тобой, если конечно мои люди позволят мне взять выходной, – сказал он, подгребая меня к себе, словно ребенок – игрушечного медвежонка. Я свернулся калачиком и пристроил голову ему на согнутый локоть.

– Ты такой ласковый, – нежно прошептал он и потерся носом об ухо, отчего у меня по всему телу побежали приятные мурашки. Я прижался к нему еще теснее, чувствуя тепло его тела. – Но прежде чем двигаться дальше, давай сначала получше узнаем друг друга. Один Бог знает, как я хочу, чтобы ты стал моим!

========== "12" ==========

5 января

Утром Конрад осторожно потряс меня за плечо.

– Просыпайся, соня. Уже восемь! – энергично сказал он. Я жалобно застонал, недовольный тем, что меня так рано разбудили. Ну хотя бы в девять – у нас же каникулы! И получил шлепок по заднице.

– Встаю-ю-ю. Ужас какой-то! – захныкал я и сразу же был заткнут умопомрачительным поцелуем. Обняв Конрада за шею, я ответил, привлекая его к себе с тайной мыслью еще понежиться в постели. Он навалился сверху и атаковал мои губы и шею, а я постанывал от удовольствия.

– Фридрих, ты не мог бы оставить нас одних? – промычал он между двумя жадными поцелуями.

Услышав это, я, оттолкнув Конрада, вырвался из его объятий и с ужасом обнаружил, что вышеупомянутый дворецкий накрывает завтрак, стараясь не смотреть в нашу сторону. Конрад засмеялся, видя моё смущение.

– Ну теперь я знаю, как выманить тебя из постели, – хихикнул он, очень довольный собой.

– Сколько, говоришь, тебе лет?! – сердито рявкнул я.

– И уже ясно, что ты не жаворонок.

Обиженный, я собрал остатки гордости и отправился в ванну мыться и одеваться. Теперь я знаю, почему банкиры не славятся чувством юмора. Когда я вернулся, Конрад уже расположился за столом и читал что-то на своем ноутбуке. Я сел рядом; Фридрих налил нам кофе и поставил тарелки с омлетом.

– Это было низко с твоей стороны, – сердито пожаловался я.

– А кто начал целоваться, даже не проснувшись? Ты думаешь, нормальный человек упустит такую возможность? – сказал он беспечно. – Пора повзрослеть, котенок. Мужчины используют любой шанс.

Может, он и прав, но не хотелось так сразу сдаваться.

– Наверное, да... Лучше я вообще не буду целовать тебя по утрам, потому что всегда сонный и действую на автопилоте, – с невинным видом сказал я. Клянусь, я разглядел вспышку раздражения в его глазах, но он мгновенно взял себя в руки. Теперь злился он.

– Возможно, ты не такой уж смиренный ягненок, как я раньше думал. Это может осложнить ситуацию, – сказал он кисло и уткнулся в ноутбук, полностью перестав меня замечать.

– Давай, держи удар! – рассмеялся я и хотел пересесть ему на колени, но Конрад остановил меня сердитым взглядом.

– Не люблю, когда со мной играют. Очень немногие люди осмеливались делать это, и последствия им не понравились, – хмуро проговорил он. Глубокая морщина испортила его лоб.

Я ошеломленно смотрел на него. Когда мы успели перейти от подначек к угрозам? И что это было? Может быть, всё дело в том любовнике Конрада, который им манипулировал, если верить словам Фридриха.

– Конрад, прости, но я ничего не понимаю. Я обидел тебя?

Он долго смотрел на меня, словно взвешивал искренность моих слов. Я выдержал его испытующий взгляд.

– Нет, – сказал он наконец. – Просто сказывается стресс последних дней.

На этот раз я все-таки заставил его пустить меня к себе на колени. Устроившись там, я погладил Конрада по щеке и улыбнулся:

– Хотя ты сердитый и с плохим чувством юмора, но мне кажется, что я в тебя влюблен, – прошептал я, прижавшись к его губам.

– Это хорошо, – пробормотал он, целуя и стискивая меня в объятьях.

Мы некоторое время сидели неподвижно.

– Чем сегодня займемся? – спросил я бодро, чтобы разрядить обстановку.

– Мне нужно работать.

– Так нечестно!

– Серьезно, Гунтрам, мне надо ликвидировать недоразумение с аргентинскими облигациями, – рявкнул он.

– О, у тебя тоже из-за них проблемы?

– Как и у многих других, – сухо ответил он. – В любом случае, у Моники есть планы на твое утро. А после обеда можешь сходить в музей. Я постараюсь освободиться к ужину.

– Кто такая Моника?

– Мой секретарь. Она займется всякими мелочами, связанными с твоим пребыванием в Европе. Смотри, не разозли ее – она способна спрятать твой труп даже более эффективно, чем Фердинанд и его команда.

– Почему любой в этом доме начинает угрожать мне, стоит лишь сделать шаг в сторону? Я вообще-то не собираюсь красть столовое серебро...

– Это ради твоей же безопасности. Auf* , заканчивай завтрак, а мне надо успеть на самолет.

Конрад поднялся, ссаживая меня с колен, и отвесил легкий подзатыльник. Подошел к шкафу с одеждой и без малейших колебаний достал оттуда голубой галстук. Будь я на его месте, я бы, наверное, выбирал галстук всё утро. Он скупыми уверенными движениями затянул узел, затем надел темно-серый пиджак с жилетом в тон, отчего сделался похож на идеального банкира. Захлопнул ноутбук и сунул его в кожаный портфель с бумагами, наклонился, быстро поцеловал меня в лоб, пробормотав что-то вроде «будь хорошим» и, не дожидаясь ответа, ушел.

В окно было видно, как он с Фердинандом, Хайндриком и еще двумя мужчинами, которых я не знал, садится в катер. Я вздохнул и решил, что пора встретиться с миром в лице властной женщины по имени Моника.

Спустившись по лестнице, я чуть не врезался в Михаэля, который сейчас выглядел гораздо спокойнее, чем вчера.

– Сегодня вы у меня за няньку? – невинно спросил я. Если придется терпеть его дурацкое чувство юмора, лучше напасть первым.

– Если бы! Но тебе не так повезло. Тебя передали под нежную материнскую опеку Моники, – самодовольно усмехнулся он.

– Я смотрю, вы до сих пор болтаетесь здесь, доктор Делер. Вам нечем заняться? – в комнату вошла среднего роста женщина с королевской осанкой, темноволосая, с выразительными голубыми глазами, одетая в костюм, с тщательно подобранными, но не вызывающими, украшениями. Михаэль побледнел и мгновенно испарился, ни сказав ни слова в ответ.

– Итак, должно быть, ты и есть Гунтрам, рада познакомиться. Я – Моника ван дер Лейден, личный секретарь герцога. Буду заниматься вашими документами и всем, что вам потребуется, – сказала женщина, решительно, но деликатно пожимая мою руку.

Я бережно ответил на рукопожатие и поклонился под ее лукавым взглядом.

– Как поживаете, мадам?

– Хорошо, спасибо. Прошу в мой офис, нам нужно разобраться с документами до прихода портного. Сюда, пожалуйста.

Мы вошли в огромное помещение – бальный зал, переделанный во временный офис на случай, если герцог захочет провести какое-то время в Венеции и поработать. Я увидел четыре стола, несколько стульев, ноутбуки и шкафы с документами. Моника подошла к одному из столов и подозвала меня, предлагая сесть напротив нее.

– Мне надо, чтобы ты подписал несколько документов, – сказала она, протягивая мне пачку бланков на немецком языке.

– Что это? – какого черта я буду подписывать непонятно что?!

– Анкета для кредитной карты, обращение за видом на жительство в Швейцарии и заявление на частное медицинское страхование.

– Не помню, чтобы я это все просил, – сказал я, едва сдерживая раздражение.

– Ты – нет. Герцог распорядился вчера, – не моргнув глазом твердо сказала она.

– Боюсь, для трех недель в Европе это чересчур, – я стиснул зубы, чтобы не взорваться. – Кроме того, у меня есть кредитная карточка и туристическая страховка, и как гражданину Франции мне не нужна виза для посещения Швейцарии.

– Детали тебе лучше обсудить с самим герцогом. А сейчас подпиши, пожалуйста. Я всего лишь выполняю его распоряжение, – пояснила она мне. Ее глаза сверкнули, не предвещая мне ничего хорошего, если не послушаюсь.

– Мои средства не позволяют мне иметь ни дополнительную кредитку, ни еще один полис, – великолепно, теперь я должен посвящать незнакомую женщину в подробности своего финансового положения!

– Это все за счет герцога, Гунтрам, – мягко сказала она, отбросив высокомерие.

– Я не могу всё это принять. Это уж слишком.

Я был на него зол. Два или три поцелуя, и он решил, что вправе помыкать мною, как одним из своих служащих?

– Если ты не подпишешь, он рассердится и обвинит меня, – она жалобно посмотрела на меня своими большими голубыми глазами. Я нервно сглотнул. – Я понимаю, что все это довольно бесцеремонно, но если ты действительно не хочешь карточку и страховой полис, просто не пользуйся ими, и всё. Мне не хочется испытать на себе его гнев, из-за того, что я не справилась с простейшим заданием.