Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 65 страниц)

От этого занятия меня отвлекло легкое покашливание у двери. Фридрих.

– Время обеда. Герцог ждет вас.

О, нет! Он ненавидит ждать. Я вернул малыша няне, поправил галстук, помыл руки и пошел в столовую.

Конрад уже был там. Недовольный. Я коротко извинился и сел справа от него. Фридрих подал суп.

– Я был в детской. У тебя красивые дети, Конрад. Ты должен гордиться ими.

– У нас, Гунтрам. У нас, – проворчал он.

– Да, у нас. Извини. Клаус симпатичный и сильно похож на тебя. Карл тоже очень милый. Представляешь, он ждал, пока Клаус закончит есть, прежде чем начал просить бутылочку. Как они могут так отличаться друг от друга по характеру?

– Разные доноры. Все дети не похожи друг на друга, даже близнецы. Клаус с норовом, ты еще убедишься в этом.

– Да, кричит он громко, но когда я поднял его на руки, он успокоился. Может, он просто хотел внимания. Можно я возьму их сегодня в сад?

– Ты не должен спрашивать у меня разрешение. Они и твои тоже. Бери, но проследи, чтобы их тепло одели. На самом деле, будет неплохо, если ты с детьми погуляешь где-нибудь до четырех. Им нужен свежий воздух, а мне – побеседовать с Фердинандом и Альбертом, – сухо сказал он.

– Как скажешь, Конрад. Спасибо, – пробормотал я, опустив глаза.

– Maus, на тебя я вообще не сержусь. Это между мной и ними, – сказал он уже мягче.

– Только не делайте ничего с ребенком, пожалуйста.

Он разозленно посмотрел на меня.

– У меня есть свои принципы! Разумеется, я не трону малыша, но знай: если этот идиот хочет на ней жениться, он исключается из линии правопреемства! Эта змея всегда мечтала заполучить Грифона. В первый раз – меня, когда ей было шестнадцать, но безуспешно. Потом она нацелилась на Карла цу Лёвенштайна, который упоминался, как возможный преемник, а сейчас она поймала этого маленького имбецила, Армина! Она никогда не будет Консортом и не даст жизнь будущему Грифону – если мое мнение по этому вопросу хоть что-нибудь значит!

Я изумленно уставился на него. Мари Амели чего-то от него хотела?! Обручальное кольцо – вот чего она хотела! Дерьмо! Я – полный идиот.

Это был не несчастный случай. Это была месть в лучших традициях Линторффов.

Примечание переводчика

Strolch (нем.) – плут, бродяга.

========== "29" ==========

Как и предполагалось, в четыре приехал Альберт, чуть ли не таща за собой своего сына, плюс Гертруда с Фердинандом, которые отказывались друг с другом говорить. Я быстренько слинял с малышами и с одной из нянь, Ульрикой.

Малыши проснулись в хорошем настроении. По словам Ульрики, сейчас их надо было утомить, чтобы они потом поели и благополучно проспали с восьми до часу или двух. Идея состояла в том, чтобы научить их различать время суток и не есть много по ночам. Мы прошлись по лесу, потом долго сидели, держа их на руках. Клаус все время хотел быть у меня, тогда как Карлу было все равно, кто его держит.

– Жаль, что вас не было с нами в Нью-Йорке, мистер де Лиль. Вы существенно облегчили бы нам жизнь, – хихикнула Ульрика, озадаченная необычным поведением Клауса. Бедняга уже создал себе определенную репутацию. Он же всего лишь младенец!

– Называйте меня Гунтрамом, пожалуйста.

– Не могу, сэр. Нас всех предупреждали, что герцог не терпит фамильярности. Извините.

Ближе к шести похолодало, и я предложил ей вернуться домой. Кроме того, это было время их купания. Когда мы пришли в замок, я увидел Армина, с несчастным видом сидевшего в фойе, пока взрослые в библиотеке решали его судьбу. Я извинился перед няней и спросил его, не хочет ли он познакомиться с детьми. Он сдержанно похвалил их и быстро ретировался. Его можно понять – должно быть, он чувствовал себя неуверенно с младенцами.

– Армин, я сожалею о том, что случилось вчера. Просто меня это взбесило, – сказал я, протягивая ему руку. Он пожал ее.

– Гунтрам, ты не представляешь, в каком я дерьме! Если ты не поможешь, герцог может сделать с нами что угодно. Никто ему и слова не скажет. Они слишком его боятся.

– Он обещал не трогать ребенка. Не беспокойся об этом.

– А что будет со мной? Я выбыл из игры. Навсегда. Всю cвою жизнь я мечтал о том, чтобы стать Грифоном, – сказал он, взлохматив себе волосы, и спрятал лицо в ладони.

Мне стало его жаль, хотя я и заметил, что он не извинился передо мной. Впрочем, ему больше досталось в драке, и он избалован, как многие из так называемых хороших семей, кого я знаю. Возможно, Конрад и остальные не так уж и не правы, обращаясь с ним, как с ничтожеством. Немного смирения ему не помешает. Как там говорилось? «Чтобы командовать, ты должен сначала научиться подчиняться»?

– Я не стану помогать Мари Амели. Она чуть не убила меня в прошлый раз. Конрад запретил мне любые контакты с ней. Ты не знал этого?

– Я не знал, что она изгнана. Тетя Гертруда позвонила мне и сказала, что Мари возвращается в университет, и спросила, не могу ли я помочь ей адаптироваться после лечения в Женеве. Мари всегда мне нравилась. С двенадцати лет. Но она никогда не обращала на меня внимания вплоть до этого года. Я такой дурак... Ее интересовала лишь моя будущая роль в Ордене. Однажды она даже попыталась залезть в постель к герцогу. Отец чуть не убил меня, когда узнал, что я попросил тебя походатайствовать за нас перед герцогом. Меня надоумила Гертруда, а я купился.

– Послушай, я тоже облажался в прошлом году. Серьезно облажался. И теперь у меня что-то вроде испытательного срока. Я не могу позволить себе встревать в новые неприятности. Если я еще жив, то только потому что Конрад поддержал меня, – тихо проговорил я, радуясь, что не Фердинанд это все придумал. Я решил, что надо завтра извиниться перед ним. А вот тот факт, что Гертруда интриговала против меня и пыталась от меня избавиться, выбивал из колеи. Ведь это она продала проклятые картины Репину, и тогда-то и начался весь этот кошмар. Она всегда могла отказаться совершать сделку или взвинтить цену лота, и никто бы не обиделся, потому что Конрад с удовольствием заплатил бы. Но она не сказала ему ни слова, пока дело не было сделано. Неужели он бы не заплатил из собственного кармана требующуюся сумму…

– Отец говорил мне, что у вас с герцогом были серьезные проблемы в прошлом году. Что тогда случилось?

– Узнаешь, когда станешь частью Ордена. Я не могу рассказать. Это ради твоей безопасности.

Я вздохнул. Отлично. Я уже выражаюсь, как один из них! Скоро, наверное, начну говорить намеками: «то, что было с кое-чем в Ницце, но не то, что было сначала, а то, что было потом».

– О! Говоришь, как настоящий Консорт Грифона! И дерешься, как они. Извини, больше такого не повторится. Ты не тряпка, я теперь это вижу.

– Запомни это как следует! – сказал я, имитируя интонации Конрада, и Армин хихикнул. – Действительно, у меня больное сердце, мне нельзя нервничать и много что запрещено, но до этого я не сидел с шитьем у окошка. Я вкалывал, чтобы заработать на жизнь, и мне приходилось общаться с людьми из низших слоев общества. Лучше иметь хорошо поставленный удар, когда имеешь дело с обкуренным отцом, который хочет забрать свою дочь, чтобы продать ее за очередную дозу. Я никогда не был таким, как Конрад и остальные, но я не слабак.

– Честно говоря, Гунтрам, на фоне герцога ты выглядишь хрупким и слабым.

– Ну, некоторые из нас более компактны, чем другие.

– Доктор Делер прав. Он зовет тебя Dachs (барсук), когда Грифон не слышит. Они бесстрашны и вспыльчивы. Ты знаешь, что, например, африканские барсуки едят кобр и восстанавливаются после отравления?

– Да, он назвал меня так в нашу первую встречу. Я думал, это шутка, – с горечью сказал я. Опять намек на мою привычку кусаться! Я мирный парень! По сравнению с Конрадом, я – малыш в песочнице. Уж не говоря о том, что я боюсь любого из них, потому что, в отличие от этого мальчика, знаю, на что они способны. Похоже, он верит, что жизнь – это игровая приставка, где люди умирают понарошку. Вся их семейка – широкое поле деятельности для психиатра.

– Друзья? – спросил он, протягивая мне руку.

– Только если ты не будешь трогать мои карандаши, – сказал я, пожимая ее.

Мы замолчали. Дальше оставалось только ждать, когда Конрад вынесет нам приговор.

Очень поздно, где-то в девять, пришел Фридрих и велел нам обоим идти в библиотеку. Если там буду присутствовать я, значит, с Армином не сделают ничего страшного. Я постучал в тяжелую деревянную дверь, вспомнив вдруг аналогичную ситуацию в Венеции несколько лет назад. Забавно, какие незначительные вещи мы запоминаем…

Конрад сидел на своем обычном месте за письменным столом. Остальных не было нигде видно.

– Садись, Гунтрам. – Я опустился в одно из кресел рядом с его столом, удивляясь, почему он не предложил то же самое Армину. – Ты сделал правильно, что поговорил с Фердинандом и не позволил моей кузине Гертруде втянуть себя в ее манипуляции. Теперь мне стало всё ясно. Я уволил ее с должности в Фонде; невеста Фердинанда будет ее замещать ближайшие три года, пока ты не окончишь университет и не сможешь сам занять это место, – деловито сказал Конрад. Я сглотнул. Кто, я? Управлять этим огромным фондом? Да он с ума сошел, но сейчас неподходящий момент говорить об этом.

– Я не уверен, что смогу этим заниматься. У меня нет опыта, – слабо запротестовал я, скорее для очистки совести, чем ожидая реального результата.

– Доктор Сесилия Риянти введет тебя в курс дела. Вплоть до этого инцидента она была правой рукой Гертруды. Элизабетта фон Линторфф тоже поможет тебе. Я рад, что в итоге ты научился жить в соответствии с нашими принципами.

– Я сделаю всё, что смогу, Конрад, – пробормотал я, потупив взгляд и со страхом ожидая, что будет дальше – он закончил со мной и полностью переключил внимание на Армина.

– А теперь что касается тебя. Я в высшей степени огорчен твоим поведением. Это недостойно будущего Грифона. Тебе прекрасно известны правила относительно связей вне установленной линии. Никаких незаконнорожденных детей ни при каких обстоятельствах. Все консорты и жены должны быть одобрены Советом. Ты сознательно обманул нас, не сообщив о своей помолвке с этой женщиной. Я не буду вмешиваться в решение, которое ты примешь сейчас, но будь уверен, этого ребенка не признает ни твой отец, ни я. Если ты решил стать отцом этого ребенка, ты исключаешься из линии преемников, и твое место займет следующий в очереди.

Я могу посочувствовать твоему положению ввиду твоего юного возраста, и я готов позволить тебе остаться с нами еще на пять лет. Если ты докажешь свою ценность для нас, уважая правила, старших, и избегая любых контактов с этой женщиной, ты снова станешь рассматриваться, как подходящая кандидатура моего преемника.

Армин опустил голову, безропотно принимая свою судьбу. Меня же возмутила несправедливость, допущенная по отношению к нерожденному ребенку! Конрад сознательно лишал ребенка отца! Я кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Со всем уважением, Грифон. – Конрад взглянул на меня, шокированный тем, что я, обращаясь к нему, первый раз в жизни использовал его титул. – В жилах ребенка течет кровь Линторффов, и с ним должны обращаться соответственно.

– Если мать решит его выносить, она будет обеспечена средствами к существованию. Личное состояние Гертруды – несколько миллионов. Если Консорт недоволен моим решением, – я слегка вздрогнул при упоминании моего «титула», – могу предложить учредить фонд на образование ребенка.

– Дело не в деньгах, Конрад. Маленький ребенок будет расти без отца. Я сам был в таком положении – ничего хорошего в этом нет, – прошептал я, бледнея.

– Гунтрам, это не твой выбор, а Армина. Если он хочет быть Грифоном, он должен научиться ежедневно принимать трудные решения. Я надеюсь, Армин достаточно умен, чтобы понять, что все это было сделано против его линии, для того чтобы уничтожить их или управлять наравне с ними. Моя обязанность – защищать Орден. Внутренние распри и предательство губительны для нас… Свободны оба.

23 апреля

Малышам скоро будет месяц. Двадцать девятого, если точнее. Я по-настоящему привязался к ним и провожу с ними столько времени, сколько могу. Даже более-менее освоил трудное искусство смены пеленок. Как они ухитряются так шустро вертеться и пинаться? Мопси тоже нравится их компания, и она охраняет их, тайком прокрадываясь в детскую, чтобы спать под их кроватками. Надеюсь, ее симпатия сохранится, когда они начнут дергать ее за уши.

По утрам я хожу в университет, возвращаюсь домой в пять и занимаюсь с детьми. Конрад пусть лучше сам ездит домой на своем лимузине. Я до сих пор огорчен тем, как он решил это дело с ребенком Мари Амели.

Я должен бы сердиться на него, но каждый раз, когда я вижу, как он берет на руки детей или целует их, мое сердце тает. Он даже поет им немецкие колыбельные (конечно, когда этого не видят няни). Никогда не думал, что он может быть таким нежным с нами тремя. Я несколько раз ловил его на том, что он с обожанием смотрит на меня, когда я укачиваю Карла или Клауса.

Армин решил остаться с нами и вытерпеть пять лет чистого ада. Глядя на то, как они с ним обращаются, я понимаю, что моя жизнь после эпизода с Репиным была еще легкой. Он сказал мне, что Мари Амели не захотела вынашивать ребенка, и мне стало грустно. По словам Армина, я зря так расстроился, потому что это была бы бомба замедленного действия.

========== "30" ==========

29 марта 2005 года

Сегодня у Клауса и Карла день рождения. Не могу поверить, что они с нами уже целый год. Они замечательные, они уже умеют ползать и пытаются вставать, используя все, что попадается под руку. Мои мятые (и перепачканные) брюки могут это засвидетельствовать. Клаус – точная копия своего отца, и физически, и психически. У него большие голубые глаза и копна непослушных русых волос, он довольно высокий для своего возраста. У него сильный характер (по правде говоря, когда ему что-то не нравится, он ведет себя ужасно), но если ему объяснить причины, по которым нельзя, например, трогать штепсель, он согласится с запретом и больше никогда не будет этого делать. Скорее всего, Клаус не понимает сказанного, потому что ещё не умеет говорить, но ему нравится, когда ему что-то объясняют – возможно, он считает, что его царственной персоне пристало принимать объяснения. Как дань уважения. Клаус всегда всё делает первым, только потом его брат. Он постоянно ползает за мной и любит со мной играть.

Карл более чувствительный, чем брат. Если вы что-то запрещаете ему, он расстраивается и начинает плакать. Он стесняется новых людей, а Клаус сразу же начинает выяснять, кто вы такой и что тут делаете. Карл любит сидеть на руках, и чтобы с ним играли. У него мягкий характер, и няни обожают его баловать. Я могу их понять: со своими светлыми волосами и голубыми глазами он похож на малыша с рекламы детского питания.

Карл любит, когда ему показывают книжку или что-нибудь рисуют, тогда как Клаусу нравится смотреть на то, как работают люди. Он без ума от садовников и уборщиц. Вы никогда не застанете Карла за проказами, и он не лезет в опасные места (например, не пытается самостоятельно спуститься по лестнице).

Но не подумайте, что Карл слабовольный. Боже, нет! Он милый и спокойный, но упрям, как его брат, или даже упрямее – как обнаружил Конрад несколько дней назад. Обоим малышам пришлось есть вареную рыбу, которую они ненавидят, предпочитая запеченную в духовке. Клаус немного покочевряжился для порядка и начал есть. Карл же просто закрыл рот и никак не желал его открывать. Я не настаивал, решив просто подержать его голодным до чая – чтобы понял, что надо было есть, когда давали. Но тут в детскую пришел Конрад и решил вмешаться.

Клаусу хватило одного отцовского рыка, чтобы быстренько покончить со своей рыбой. На Карла же это не произвело никакого впечатления, и когда Конрад поднес к его губам полную ложку, он отказался открывать рот. Малыш смотрел на него вызывающе, крепко сжав губы.

– Карл, я этого не потерплю, – сказал Конрад, поднося ложку еще ближе, и получил сердитый взгляд от малыша. Зря, Конрад, нужно уважать их личное пространство. Оба очень чувствительны к этому. Карл может быть милым, но откуда-то он знает, что его должны уважать. В таких случаях лучше помогают похвалы и игры.

– Давай, – потребовал Конрад.

Карл еще сильнее стиснул губы и бросил на отца яростный взгляд. Конрад снова пихнул ему ложку. Тогда Карл взял горсть пюре и метко швырнул им в отца.

Я вскочил со стула, боясь того, как может на это отреагировать Конрад, но он спокойно сидел, глядя малышу прямо в глаза.

– Значит, по-хорошему не хочешь. Тогда мы останемся здесь, пока ты не доешь рыбу. Пора тебе научиться дисциплине, – от его слов у меня по спине пробежал неприятный холодок. Клаус с беспокойством взглянул на меня. – Гунтрам, забери Клауса, если он закончил.

– Конрад, ребенок не понимает, что делает. Он еще совсем маленький. Дай ему проголодаться, и до него дойдет, – торопливо сказал я.

– Гунтрам, он должен знать свое место. Дело уже не в еде. Ему надо уважать своего отца.

Конрад остался сидеть напротив Карла, глядя на него и не выпуская из высокого детского стульчика, пока тот не съест рыбу. Он даже ухом не повел, когда малыш стал плакать и бросаться в него разными предметами. Конрад просто ждал, когда сын устанет и сдастся… ждал почти три часа. В конце концов Карл съел злосчастную рыбу, а Клаус был шокирован поведением отца. Думаю, таким Конрада они еще не видели.

Больше проблем с вареной рыбой у нас не было.

Конрад, как и раньше, часто уезжает, но он старается проводить с детьми все свободное время. Он «курирует» их воспитание и установил множество правил на счет того, что он считает подходящим, а что нет. У детей не должно быть много игрушек. Электронные игры запрещены. Игрушки только деревянные или мягкие, и малыши должны ими делиться. Я удивился однажды, когда увидел, как он дает им одно печенье на двоих, разломив его пополам.

– Если они захотят еще, я могу дать им следующее, но им нужно научиться делиться друг с другом.

Я должен стараться не говорить с ними по-немецки, потому что моя грамматика и произношение далеко не идеальны. Я могу учить их испанскому (но только правильному, а не тому «диалекту», на котором вы говорите у себя в Аргентине) или английскому. Так что беднягам придется сражаться сразу с тремя языками.

Их день расписан до последней минуты: сон, игры, гулянье, еда и мытье.

Диснеевские и японские мультики в этом доме под запретом. Честно говоря, не знаю, почему. Он лишь сказал, что они «очень вульгарны по своей концепции, и было бы очень хорошо, если бы Клаус и Карл не смотрели их до детского сада. Они разрушают эстетический вкус детей». Игрушки должны быть развивающими, например, полный кухонный набор, или набор инструментов, или даже швабра, но только не от фирмы «Baby Einstein».*

Конрад очень внимателен к малышам, и они любят его – на полной скорости ползут к нему, когда видят. Он строг (на самом деле), но, несмотря на это, они его обожают. Он не терпит непослушания и требует от них соблюдения дисциплины.

– У них с самого рождения есть всё и даже больше. И если они не научатся подчиняться, то вырастут чудовищами. Я много раз видел, как это происходит у других. Клаус и Карл получают достаточно поцелуев и объятий от тебя. Это в их же интересах, чтобы я держал их в строгости.

Но не думайте, что он их не балует. Балует, но только по-своему. У нас состоялся жаркий спор, когда я узнал, что он собирается подарить им на день рождения маленьких пони (две штуки). Ни в коем случае! Им всего год, и они еще даже не умеют ходить! Не говоря уже о том, что от верховой езды их осанка будет испорчена. Лошади только после четырех-пяти лет. Они даже не понимают, что у них день рождения!

В итоге мы сошлись на плюшевых лошадях, а о настоящих подумаем года через два. Он заказал лошадок у Кёзен** (ну а как же, всегда поддерживаем отечественного производителя!) плюс снаряжение (седла, попоны), все в двойном экземпляре, потому что «заставить их поделить одну лошадь будет по-настоящему сложно». Еще для них были открыты счета, но вряд ли они сейчас в состоянии это оценить. В любом случае, до двадцати одного года они не могут трогать эти деньги.

В коробке с лошадками обнаружился еще сделанный в натуральную величину барсук. Ты такой остроумный, Конрад! Жаль, что я не могу в полной мере оценить немецкое чувство юмора.

– Я не смог устоять. Михаэль чертовски прав, – сказал он тем же вечером, когда я спросил его, что должен делать с проклятым зверем. – Ты можешь посадить его на полку рядом со своими космическими куколками. Все никак не можешь расстаться с детскими игрушками, – хихикнул он.

– Это фигурки, а не куколки! – завопил я, глубоко оскорбленный.

…Барсук сидит в моей студии на одной из полок, а коллекция персонажей Звездных Войн снова отправилась в коробку – до лучших времен, когда их, наконец, смогут оценить по достоинству. Посмотрим, смешно ли тебе будет, когда я начну собирать что-нибудь дорогое, типа японской керамики или фарфора. Кого я обманываю… Конраду понравится такое хобби.

Я уже не так много рисую, как раньше. Просто не остается ни времени, ни сил после игры с малышами или их кормления. Да, у нас есть няни, и они много работают, но мне нравится самому возиться с детьми. Я рисую по вечерам, после восьми или когда два раза в неделю хожу к Остерманну. Элизабетта уже угрожала мне медленной и мучительной смертью, если я не выдам на-гора что-нибудь, кроме «одной несчастной картины». Она сказала: «Я хоть и не Линторфф по рождению, но вспомни, что мы, Баттистини, были упомянуты Данте в третьем круге Ада». Начну-ка я лучше рисовать в конце недели, потому что у меня не хватит смелости ей отказать, кроме того, она сейчас занимает бывшее место Гертруды. В прошлом году она «собрала всего лишь 1,3 миллиона, в том числе благодаря твоим картинам. Гунтрам, начинай работать и сделай что-нибудь хорошее. А я займусь Титой и Ван Бредой. Если мой племенник недоволен русским коллекционером, пусть поговорит со мной». Удачи, Элизабетта, потому что Конрад застрелит этого «русского коллекционера», если тот попадется ему на глаза.

Я попытался отговориться тем, что «главное – качество, количество вторично», и она обозвала меня ленивцем. Да, лучше взяться за работу, пока она не спелась с Остерманном, и они вместе не придумали что-нибудь ужасное для меня. Остерманн до сих пор сердится из-за того, что я не продал Д'Аннунцио «Мадонну», которую Конрад получил от меня на день рождения в прошлом году. Видимо, я должен был попросить подарок обратно! Нет уж, я не рискну даже ради Ватикана!

Думаю, что мог бы написать четыре картины, но качество гарантировать не могу.

Репин прислал мне два письма, но я их не открывал. Просто отдал Конраду. В январе я мельком видел его на Давосском форуме – у него есть и легальный бизнес, поэтому он приглашен. Конрад был на одной из своих «частных сессий», и я с Армином ходил на публичные лекции. Репин подошел к нам в перерыве.

– Здравствуй, Гунтрам. Выглядишь гораздо лучше, – сказал он, даже не взглянув на Армина.

– Здравствуй, Константин. Это Армин фон Линторфф.

– Да, догадываюсь. Ступай к своему отцу, мальчик, – сказал Репин, холодно взглянув на Армина. Тот открыл было рот, чтобы возмутиться, но я поспешил вмешаться, чтобы спасти его шкуру. Думаю, ему неизвестно, кто такой Репин.

– Пожалуйста, Армин. Посмотри, не нужно ли чего герцогу.

Он ушел, бросив на меня свой фирменный яростный взгляд. Я подождал, пока он не выйдет из комнаты.

– Похоже, ты не любишь всех Линторффов, – заметил я.

– Мне нет до них дела, пока они остаются на своей территории.

– Нам не стоит разговаривать. Герцог будет недоволен. До свидания, – сдержанно сказал я.

– Разве я когда-нибудь сделал тебе что-то плохое, Гунтрам? Не выпить ли нам кофе? Ты же знаешь, я не понимаю отказов.

– На глазах у всего Ордена? Хочешь, чтобы я получил пулю в голову?

– Между нами сейчас мир. Моя кандидатура будет представлена в этом году. То, что мне отказали в первый раз, это обычное дело.

В голове у меня было пусто, и он воспользовался этим – подтолкнул меня к одному из столиков в кафетерии. Я автоматически сел и даже не заметил, когда один из его людей успел поставить передо мной чашку чая.

– Как у тебя дела, Гунтрам? Всё в порядке? Не видел ни одной твоей работы за последнее время, – заботливо спросил он, и мне стало неловко. Всё ещё влюблен? Я думал, что он уже преодолел влюбленность.

– Все хорошо, Константин. Я в последнее время мало рисую. Не остается времени после учебы и детей. Они занимают весь мой день, – я надеялся, что он поймет намек.

– Ну и как с ними? Они тебе нравятся?

– Я люблю их, как своих. Да фактически они и есть мои. Меня назначили их законным опекуном и распорядителем имущества, если что-нибудь случится, но мне не стоит об этом беспокоиться, раз между вами двумя мир. Ведь не стоит, да?

Он рассмеялся и отпил кофе, прежде чем ответить.

– Сейчас между нами нет разногласий. Должен признать, Линторфф очень умен. Умнее, чем я предполагал. Его ход с детьми – гениальная идея. Одним выстрелом убил двух зайцев. Он получил наследников и навечно приковал тебя к себе детьми.

– Он говорил о желании завести детей с тех пор, как мы познакомились, еще до того, как ты решил вмешаться в наши жизни, – горячо возразил я.

– Скажи мне одну вещь. Почему он не позволил тебе стать отцом одного из них? Обычно гейские пары не хотят знать, кто из них отец, и вместе воспитывают общих детей, – сказал он, задев меня своим вопросом за живое.

– Тут юридические и династические нюансы. Дети должны быть признаны как Линторффы.

– Зачем? Если они действительно исключены из линии преемства, не должно быть разницы, чьи именно это дети, твою они носят фамилию или его. Он волен делать со своими деньгами все, что заблагорассудится. Кровь важна только для Ордена, – пожал плечами Репин.

– Это было решено много раньше, чем Армина объявили преемником, и его линия может стать главной. Будь с ним полюбезней, если хочешь присоединиться к Ордену. Возможно, однажды тебе придется выполнять его приказы, – холодно сказал я.

– Этого сосунка? Еще посмотрим, получит ли он эту работу. Линторффу придется с ним повозиться. Он всего лишь назначен преемником, – в этот раз он засмеялся открыто, заставив меня вздрогнуть. – Вообще-то, дурацкая тема разговора. Я всего лишь хотел узнать, как ты поживаешь. Ни разу не получил ответа на свои письма.

– Я их не читал. Отдавал Конраду. Нераспечатанными. Видишь ли, благодаря тебе я едва избежал наказания за измену. В следующий раз, когда украдешь меня, лучше застрели прежде, чем возвращать, – да, я до сих пор не успокоился.

– Тот поцелуй стоил риска, ангел. Правда. Сбегать от Линторффа было безрассудством, Гунтрам. Но ловили они тебя дольше, чем я ожидал. Я выиграл 500 евро, поспорив с моими ребятами, что они найдут тебя в Авиньоне, – хихикнул он. – Обломов тебя зауважал, ангел.

– Ты знал, где я? – оторопел я.

– Конечно. Ты сам мне сказал, что твой поезд отходит через 20 минут. Звонил ты из Женевы. После этого осталось только найти расписание. Я сомневался, Авиньон или Ренн, но Авиньон обладает шармом старинного города, и я подумал, что это привлечет тебя. Мои люди охраняли тебя со второго дня. Кто знает, как мог бы отреагировать Линторфф на неподчинение.

– Ты мне ничего не сказал…

– А ты бы стал меня слушать? Нет, ты совершенно ясно сказал мне оставить тебя в покое. Тебе нужно было время подумать. Жаль, что Павичевич вмешался сам, вспугнув моих людей. С другой стороны, в его присутствии Линторфф бы не осмелился сильно распускать руки. По словам Алеши, Павичевич видит в тебе брата, которого потерял в Сербии много лет назад.

– Алексей говорил с тобой?

– Не то чтобы говорил… Мне пришлось надавить на него для этого. Я поклялся могилой матери, что хочу помочь тебе, если Линторфф станет перегибать палку. Мы с Алексеем не в очень хороших отношениях с девяносто пятого или девяносто шестого.

Я был удивлен, что Константин не бросил меня в беде. Возможно – только возможно, – что в нем больше порядочности, чем я считал.

– В любом случае, в своих письмах я всего лишь писал, что мне очень понравилась твоя картина с девушкой за столом. Ты планируешь что-нибудь представить на аукционе «Линторфф Фаундейшн» в этом году? Я бы купил.

– Конрад пристрелит тебя, если ты там появишься. Он до сих пор сердит на тебя.

– Разумеется, я не пойду туда сам. Кто-нибудь поторгуется за меня. Возможно, кто-нибудь из своих. Мы теперь почти одна семья, – проговорил он с удовлетворенной ухмылкой.

– Ты так уверен, что тебя примут, но это еще не решено. Я не осмеливаюсь давать советы такому человеку, как ты, но, думаешь, это мудро? Я уже говорил тебе, что не заинтересован ни в чем, кроме дружбы с тобой, да и то не уверен. Я не брошу Конрада. Я слишком сильно его люблю, а после появления детей стал любить еще больше. Все его скелеты уже вынуты из шкафов, и ему нечего больше скрывать. Ради него я даже смирился с Орденом. Пожалуйста, откажись от меня. Твоя одержимость только делает тебя несчастным. Ты умный и красивый мужчина. Ты сможешь получить, кого захочешь.

– Линторфф еще не полностью вычистил свои шкафы. Ладно, Гунтрам, увидимся на аукционе.

Он ушел со своими тремя помощниками-охранниками, которым не помешало бы взять несколько уроков этикета, если они хотят сидеть рядом с Фердинандом или Михаэлем. Я почувствовал себя разбитым и усталым.

Армин немедленно уселся напротив меня:

– Что это, бля, было?!

– Следи за языком! Помни о своем положении! – рявкнул я, прежде чем успел сообразить, что говорю. Откуда это выскочило? Дерьмо. Я становлюсь похожим на Конрада. А я ведь всего на год старше Армина!! Тем не менее, это сработало. Он глядел пристыжено, ожидая ответа.

– Спросишь своего дядю после того, как я сам с ним поговорю.

Конрад разозлился, узнав, что: 1. Репин «все еще не прочь подкатить к тебе». 2. «Гертруда заплатит за то, что продала ему твою картину!» 3. «Ему никогда не быть одним из нас!» 4. «Не могу поверить, что ты можешь быть таким идиотом. Зачем ты ему сказал, где находишься? Он мог убить тебя просто для того, чтобы ослабить меня!»

Вчера вечером Конрад вернулся после целой недели, проведенной за границей. Думаю, он был в России, но я не уверен. Он приехал очень поздно, когда и дети, и я сам были уже в постели. Я ожидал его только через несколько дней. Садясь на край кровати, он выглядел совершенно разбитым. Я сразу же обнял его и поцеловал.

– Что-то не так, милый?

– Орден принял кандидатуру Репина десять дней назад, не проконсультировавшись со мной, и после нашего собрания. Мне пришлось лететь в Санкт-Петербург координировать наше новое совместное предприятие.