Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 65 страниц)

– Пожалуйста, Рудольф, не надо злить Стефанию – ее собственная карьера в этом возрасте уже закончилась, – вмешалась Элизабетта. – Я только хочу сказать, Конрад, если твоя жена расстроилась, тебе надо поговорить со мной, а не валить все на Гунтрама. Твоя реакция, должно быть, была для него шоком, и я хочу извиниться перед Гунтрамом за то, что не подумала о последствиях своих действий.

– Разумеется, я поговорю с тобой, тетя, – запальчиво пообещал Линторфф. – Остерман, хорошего вам дня, а ты, де Лиль, возвращайся к работе.

– Что?! – взвизгнула Стефания. – Он нарисовал эту хрень!

Элизабетта закрыла глаза:

– Дорогая, первое правило для принцессы – научиться смеяться над собой. Если она этого не умеет, она – не принцесса, – очень серьезно сказала Элизабетта. Я снова испугался. – Рудольф, ты не мог бы подождать меня в машине? Это займет всего пять минут.

– Разумеется, princepessa, – сказал он, поклонившись.

– Минуту, Остерманн, – сказал Линторфф. – Если де Лиль возвращается к своим обязанностям в этом доме, то кое-что нужно изменить. Поскольку весь этот скандал был вашей идеей, тогда вы должны понять мое требование: вы с ним прекращаете любое коммерческое сотрудничество. Де Лиль должен найти себе другого арт-менеджера, если хочет здесь остаться. Это мое условие.

Мне стало очень больно. Остерманн больше, чем учитель или менеджер. Он скорее был моим наставником, но альтернатива – жить, не видя моих малышей. Нет, детей Линторффа. Они не мои, вчера он очень доходчиво мне это продемонстрировал.

– Пожалуйста, доктор Остерманн, поймите меня. Я и раньше говорил, что Карл и Клаус для меня важнее любых картин, – тихо проговорил я.

– Не волнуйся, Гунтрам, я понимаю.

– Оставьте у себя картины, которые сейчас в студии.

– Хорошо. Я пришлю тебе подходящие кандидатуры. Любой арт-дилер будет счастлив иметь с тобой дело.

– В этом нет необходимости, сэр. Я никогда не собирался рисовать профессионально. Искусство не должно делать людям больно.

– Люди, которым искусство причиняет боль, это не люди, Гунтрам. До свидания, – мягко сказал он и пошел к двери. Мне было так плохо, что я даже не смог сказать ему «до свидания». Когда он закрыл дверь, Элизабетта заговорила:

– Говоришь, вчера был скандал? – она сухо усмехнулась. – Да ты живешь в постоянном скандале с тех пор, как женился на этой женщине! Мы долго терпели твои капризы! Мы согласились принять твой образ жизни, потому что не ты первый, не ты последний! Ты всегда жил по правилам и уважал их, но сейчас твое поведение возмутительно!

– Тетя, уймись!

– Не смей разговаривать со мной таким тоном, мальчик! Я меняла тебе пеленки и вытирала нос! Гунтрам сделал все, что мог, чтобы эту женщину приняли в наш круг! Он умолял Титу, ван дер Лу, ван Бреда и меня приглашать ее на наши встречи. Выполняя твое требование, он потратил на нее весь кредит доверия, заработанный за многие годы! Послушай-ка меня, мальчик. Она – не одна из нас, и ее поведение это доказало. Когда я поговорю с остальными, вас не примут ни в одной порядочной семье. Они даже не придут на день рождения твоих детей! Гунтрам – один из нас и всегда будет, она – нет.

– Я поступаю, как считаю нужным, и ни одна женщина не будет мне указывать, что делать!

– Вот что, Грифон, лучше бы тебе начать пересматривать свое поведение, потому что скоро у тебя земля загорится под ногами. Уезжай с детьми отсюда. Если ты станешь и дальше неуважительно обращаться со своим Консортом, ты будешь изгнан из нашего общества. То, что было вчера – это только предупреждение! – рявкнула она, поднялась из кресла и ушла.

– Возвращайся к своей работе, де Лиль. Дети ждут тебя, – сказал мне Линторфф. Я смотрел на него. – Иди. Мне надо поговорить с герцогиней, – устало повторил он.

Я, как обычно, подчинился, гадая про себя, что имела в виду Элизабетта.

Может быть, Грифон действительно лишь «первый среди равных», как однажды сказал мне Лёвенштайн. Зачем кому-то рисковать жизнью и идти против него ради меня? Элизабетта явно блефовала, но Линторфф воспринял все очень серьезно. Он не хочет, чтобы его детей изгнали из общества.

Я спросил у Фридриха, что Элизабетта имела в виду.

– Она действительно так сказала? Если да, то это очень плохо. Его Светлость может потерять все.

Дневник Фердинанда фон Кляйста

16 мая

Конрад созвал Михаэля, Горана и меня на личную встречу. Я ожидал, что он уже оправился от пятничного афронта, но Конрад до сих пор рассержен. Он долго кричал на нас из-за того, что мы торговались за картину. Михаэлю за свою реплику досталось больше всех. Я до сих пор не могу подавить смех, когда вспоминаю ее. Карл Отто, мой сын, сказал, что это строчка из песни Бритни Спирс.

Когда Конрад закончил свою тираду, в комнате повисло молчание. Я подумал, что ради старой дружбы настало время сказать ему правду, но Горан опередил меня.

– Со всем уважением, мой герцог, вы должны нас выслушать. Я не был на аукционе, но видел портрет. Не буду обсуждать его качество – только подоплеку того, что произошло в тот вечер.

– Павичевич, ты не из нашего круга.

– Я достаточно насмотрелся на него, чтобы знать правила. Семь поколений моей семьи служили Ордену.

– Пожалуйста, Горан. Это должен сделать я, – сказал я, и он кивнул. – Конрад, твой брак стал для нас ушатом холодной воды. Принять Гунтрама нам было легко: он скромен, вежлив, не вмешивается ни в чьи дела и «хорошей породы», как говорит Альберт. Они с Лёвенштайном заступались за Гунтрама. Парень знал свое место, относился к нам с уважением и никогда не сказал ни одного неуместного слова. Он благоприятно воздействовал на тебя. Наши правила не говорят, какого пола должен быть Консорт, они лишь гласят, что к ней или к нему нужно относиться с глубочайшим уважением, поскольку Консорт отвечает за следующее поколение.

– Мы с готовностью поддержали твою войну с Репиным за него. Никакие мафиозные подонки не будут нам указывать, что делать, – добавил Горан. Михаэль кивнул, соглашаясь с ним.

– С тех пор, как ты с ним порвал, с тобой стало невозможно иметь дело. Действительно невозможно. Ты лишился здравого смысла и умения держать себя в руках, – заметил я, ожидая взрыва, но его не последовало. Хорошо. – Я очень рад, что Элизабетта фон Линторфф привлекла твое внимание к проблеме.

– Операции с SFCDO, фьючерсы* на золото и многие другие схемы, которые ты использовал в последнее время, принесли прибыль только некоторым нашим членам. Ты намеренно разрушил состояния многих людей. Я понимаю, что ты, как и мы, до сих пор недоволен тем, что Репина приняли в Орден, но так случилось. С этим ничего не поделаешь. Ты до сих пор у власти только потому, что сильно потрепал масонов, но кому сейчас интересна эта старая война? Последние два года стали для многих из наших партнеров финансовой мясорубкой. Никого не будет волновать, что наши совместные активы увеличились в прошлом году на 23%, но они начнут спрашивать, почему многие наши члены, находившиеся на верхушке, потеряли все практически за одну ночь, – сказал я.

– Я до сих пор не вижу, как это всё связано с событиями пятницы, – рявкнул Конрад.

– Полегче, Конрад. Мальчик больше не спит в твоей постели, но ты заставил его жить с тобой, заботиться о твоих детях. Он сохранил титул Консорта даже после твоей женитьбы. Наш кодекс не запрещает тебе взять жену для продолжения рода, как делали многие из твоих предков, но она «должна быть высочайшей породы и добродетели и никогда не должна становиться между Грифоном и его Консортом», – процитировал я. – За последние два года старая гвардия покинула нас. Четверо из девяти твоих советников ушли, на их месте теперь другие. Ты женился на хорошо известной дорогой проститутке и живешь с ними двумя. Многие из нас начинают сомневаться в здравии твоего рассудка. Твое поведение стало, мягко говоря, непредсказуемым, с тех пор, как она здесь.

– Наши женщины презирают ее. Моника никогда не сядет с ней за один стол. Я не буду ее заставлять, забудьте об этом, мой герцог. Гунтрам даже спрашивал меня, не мог бы я поговорить с Моникой и с принцессой Лёвенштайн, чтобы они принимали у себя твою жену. Я не буду пересказывать ответ, сир.

– Моя Сесилия сказала что-то вроде «если ли бы люди ее приняли, никто бы не предложил ни гроша за картину», – поддержал я Михаэля.

– С нас довольно скандалов, мой герцог. Больше никаких финансовых встрясок и наездов на членов Ордена только потому, что шлюха достала вас своими капризами, – поставил точку Горан.

– Независимо от того, что вы все думаете, джентльмены, все мои действия станут понятны, когда игра подойдет к концу. Не раньше и не позже.

– Лучше бы это случилось побыстрее, потому что наше терпение подходит к концу. Радуйся, что на этот раз дело ограничилось лишь насмешками, Конрад. Ты не выше нас, ты всего лишь наш лидер, а лидерство предполагает подобающее поведение.

– Моника беспокоится, что вы слишком близко подпускаете эту Барберини к своим детям. Могу я напомнить, что воспитание будущих Грифонов – это тоже дело Ордена? Гунтрам был назначен их наставником, и мы его поддерживаем. Ваш собственный наставник обеспокоен идеями, которые эта женщина пытается внушить юным принцам. Кроме того, вы угрожали Консорту заменить его ею. Совет никогда этого не позволит, – сказал Михаэль.

– Адольф цу Лёвенштайн уже выразил свою озабоченность по этому поводу. Вспомни, Конрад, он контролирует 19% голосов, а ты только 42%. Он нужен тебе, чтобы удержать свои позиции. Я очень сомневаюсь, что в следующем году ты получишь две трети голосов, необходимых для избрания. С тех пор, как умер его отец, Адольф поддерживает Гунтрама. Честь и долг превыше богатства – это недвусмысленно написано в нашем кодексе. Тебе надо поучиться у мальчика. Он – настоящий сын своего отца, – закончил я.

– Вы должны положить конец этой ситуации, мой герцог, прежде чем станет слишком поздно, и всё окончательно выйдет из-под контроля, – подвел итог Горан.

– Я ценю ваше мнение и принял его к сведению, советники. До Рождества игра будет закончена, и вы увидите перерожденный Орден. Более могущественный и очищенный от всего наносного. Я не предам, не разочарую и не брошу тех, кто мне когда-то доверился.

Geborene – «урожденная» (нем.), из «старого» дворянства.

** Трастевере – богемный район Рима (или был таким во времена молодости Элизабетты).

*** SFCDO – ценные бумаги, обеспеченные долговыми обязательствами определенного типа (структурированными финансовыми инструментами).

**** фьючерс = фьючерсный контракт – это договор о фиксации условий покупки или продажи стандартного количества определенного актива в оговоренный срок в будущем, по цене, установленной сегодня.

========== "14" ==========

24 мая

Я до сих пор не могу в это поверить. Тошно. Меня вырвало, когда я увидел эти фотографии на своем ноутбуке. Думаю, что никогда к нему больше не притронусь. Лучше уж бумажные блокноты, хотя компьютер в этот раз спас мне жизнь.

Понедельник двадцатого мая начался, как обычный день. Рано утром я отвез детей в школу и поехал обратно, чтобы в кои-то веки спокойно поработать – ведьма уехала за покупками в Париж. Как всегда, назад меня привез Милан. Он собирался сходить на кухню и проверить, не сможет ли что-нибудь там перехватить. Подъехав к замку, мы с удивлением увидели, что у входа припаркован лимузин Линторффа и другие черные машины. Странно, он объявил вчера, что улетает во Франкфурт, участвовать во встречах ЕЦБ. *

Остановив машину, Милан почему-то проверил свое оружие. Я испуганно посмотрел на него: он никогда ничего просто так не делает. Подошел Ратко, и они с Миланом принялись возбужденно переговариваться на сербском.

– Ты, в дом, – сказал Ратко, мертвой хваткой взяв меня за локоть. – Я надеюсь, мне не придется этого делать, – пробормотал он себе под нос. Милан пошел с другой стороны.

Внутри, в фойе, я увидел рыдающую в кресле Лизетту и горничную, Надин, которая пыталась ее успокоить, что-то ей тихо говоря. Когда мы проходили мимо, обе женщины уставились на меня, как на чудовище. Я хотел узнать, что случилось, но Ратко толкнул меня и рявкнул:

– Иди!

Милан постучался в библиотеку и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Ратко снова пихнул меня. В комнате я увидел очень серьезного Горана, Фердинанда, Хайндрика с посеревшим лицом и Линторффа собственной персоной, злющего, как демон из преисподней. Был там еще какой-то незнакомый человек, он проверял мой компьютер, положив рядом свой ноутбук.

Линторфф поднялся из кресла, подошел ко мне и без предупреждения со всей силой ударил по лицу. Я упал. Он резко наклонился, намереваясь меня придушить, но Хайндрик и Фердинанд повисли на нем.

В груди сильно заболело, и я, порывшись в кармане, нашел таблетку и проглотил ее.

– Не трудись, твое время сочтено, – рявкнул Линторфф и плюнул мне в лицо.

– Я не писал Репину и не говорил с ним, как и обещал! – тщетно пытаясь отдышаться, выкрикнул я.

– Я с огромным удовольствием избавлюсь от тебя. Ты такой же лицемер, как и твой дядя.

– Мой герцог, клянусь, если подозрения оправдаются, я сам этим займусь, – сказал Горан из своего угла.

– Нет, это мое право и обязанность, как отца.

– Я ничего не сделал! Я больше не общаюсь с Фолькером! Господи, вы что, снова обыскиваете мои вещи?! Это паранойя!

– Ты осмелился притронуться к моим детям, мразь! Это так ты мне отомстил! Отыгрался на них! Ты будешь молить о смерти, когда я с тобой закончу. Я только надеюсь, что у меня хватит хладнокровия превратить твои последние дни в ад, прежде чем убить тебя, – такого страшного голоса я у него еще никогда не слышал.

– Дети в школе! Утром я отвез их туда!

– Я получил анонимное письмо со сделанными тобой порнографическими фотографиями моих детей. Они выложены на сайтах для извращенцев. Весь твой компьютер забит этой мерзостью! – заорал он, порываясь снова на меня броситься.

– Это только косвенные доказательства, мой герцог. Я хочу получить прямое подтверждение, что их сделал Гунтрам. Если это так, у меня хватит хладнокровия заставить его мучиться неделю, – вмешался Горан.

– Что?! У меня ничего такого никогда не было, и я ничего не делал! У меня даже нет фотоаппарата! Только на мобильном телефоне! – я вытащил его из кармана и бросил Линторффу в лицо. Он с легкостью поймал его. – Ты ненормальный, раз поверил в такую ложь. Я не такой подонок, как ты! Это на тебя работают трейдеры-педофилы! – заорал я на него в ответ.

– Отведи его вниз, Хайндрик. Он не будет больше осквернять мой дом.

Швед сделал так, как ему приказали, на его лице было написано отвращение оттого, что приходится прикасаться ко мне. Добро пожаловать в криминальный мир, Хайндрик! Тебе придется делать множество неприятных вещей!

Он отвел меня в подвал и сел в кресло, с оружием наизготовку.

– Не пытайся бежать. Я прострелю тебе ногу, чтобы ты побольше страдал. Отвратительный подонок!

– Ты же знаешь меня, Хайндрик! Я никогда бы не сделал ничего такого! Это подстава!

– Кто ты такой, чтобы ради тебя все это затевать? Бедная герцогиня рыдала как безумная, когда она обнаружила фотографии и показала их мужу.

– Можешь мне объяснить, что произошло? Я ни в чем не виноват. Ты говорил, что ты – мой друг!

– Мне было трудно поверить, но факты говорят сами за себя. Материалы были у тебя на компьютере. Кто-нибудь имел к нему доступ?

– Никто, кроме целой команды айтишников из банка! Все мои файлы мониторят с 2004 года! У меня там даже обычной порнухи не было! Не будешь же ты считать рисунки обнаженной натуры за порно! Я делал их у Остерманна в студии в присутствии двадцати женщин!

– Смотря кто их рисовал.

Мы просидели там несколько долгих часов, больше не разговаривая. Он смотрел на меня с презрением и гневом. Мне делалось все хуже и хуже, я замерз, голова раскалывалась, навязчиво крутились мысли о том, что со мной будет.

Появился Ратко и сделал знак Хайндрику. Швед дернул меня за руку, поднимая, и толкнул так, что я буквально полетел к двери. Я упал, ударился о камень и слегка рассадил лоб.

– Босс не обрадуется, когда обнаружит, что ты сделал, Хайндрик. Скажи спасибо, что Гунтрам не любит жаловаться.

– Дерьмо! – выругался Хайндрик. – Молчи об этом, парень, – шепнул он мне, помогая встать, на этот раз более аккуратно. Я неверяще посмотрел на него.

Ратко привел меня в библиотеку, где за столом, на котором стоял мой ноутбук, расположился Линторфф. Фердинанд сидел в кресле справа от него, а Горан – слева.

– Можешь объяснить, как эти материалы попали в твой компьютер? – спросил Линторфф, разворачивая ко мне экран и демонстрируя огромную фотографию Карла и Клауса, снятых голыми, в развратном виде. Меня затошнило. Изображения сменялись одно за другим, все они были одного и того же толка. Я больше не мог терпеть и вывалил содержимое своего желудка на его великолепный ковер. Хайндрик успел подхватить меня до того, как я рухнул на пол.

– Закрой эту гадость, Конрад! – заорал Фердинанд. – Ты хочешь, чтобы у него стало плохо с сердцем?! Слов техника для тебя не достаточно?!

– Это реакция педофила, мой герцог? – очень холодно спросил Горан. – Расслабься, братик. Это неумелый фотошоп. Всё это не на самом деле.

Хайндрик и Горан усадили меня в кресло, и я, больше не сдерживаясь, зарыдал, закрыв лицо руками. Я не слышал, что они там говорили, и мог думать лишь о детях. Кто мог с ними такое сделать? Задний план фотографий не был похож на интерьеры замка, скорее, на обстановку дешевого отеля. Но дети нигде не бывают, кроме дома и школы.

– О Боже, это что, сделано в школе?! – прошептал я. Меня снова замутило.

Горан опустился на колени рядом с моим креслом.

– Послушай меня, братик. Эти изображения – подделка. Они не настоящие. С детьми ничего не случилось. С ними все хорошо, они в Цолликоне, у Элизабетты фон Линторфф, пьют с ней чай. Ты с ними увидишься, как только придешь в себя. А сейчас успокойся, нам нужно разобраться, кто тебя подставил.

– Клянусь, эти фотографии не мои!

– Теперь мы это знаем, Гунтрам. Хайндрик, Ратко, выйдите, – сказал Фердинанд, сердито глядя на Конрада. – Кто бы это ни сделал, ему не поздоровится, – рявкнул он своему другу. Оба телохранителя поспешно покинули комнату.

– Специалист, которого ты здесь видел, проверил твой компьютер, чтобы посмотреть, нет ли у тебя исходных материалов, но ничего не нашел, – сказал Горан, не отпуская мою руку. – Конечно, ты мог воспользоваться другим компьютером, но в твоем ноутбуке столько порнодряни, что у него возникли сомнения. Он проверил даты записи на твой жесткий диск около двух тысяч файлов с изображениями, и оказалось, что все они появились три дня назад. Либо ты очень любишь качать из интернета, либо передал их с другого компьютера. Техник решил сличить дату их закачки с зеркалом твоего винчестера, имеющегося у него, но ничего не вышло: на зеркале этих файлов нет. В итоге выяснилось, что фотографии детей подделаны. Техник пытается выяснить, когда сделаны исходные фото детей, поэтому у нас будет зацепка. Он полностью отвел от тебя подозрения. Я хочу принести свои глубочайшие извинения, что почти поверил в обвинение. Теряешь способность рассуждать здраво, когда видишь такое. Мне очень жаль, я надеюсь, что ты меня простишь, Гунтрам.

– Теперь перед нами стоит вопрос, кому настолько хотелось тебя очернить, – спросил Фердинанд, скорее себя, чем меня.

И тут я окончательно слетел с катушек. Ни на секунду не задумавшись (наверно, поэтому Горан не успел вовремя среагировать), я наклонился к нему, выхватил у него пистолет и направил ствол на Линторффа. Горан вскочил, чтобы броситься на меня, но я быстро сказал:

– Он будет мертв прежде, чем ты успеешь что-нибудь сделать.

– Ерунда, он на предохранителе, – Линторфф пожал плечами.

– Это Глок 17. Система «безопасного действия». Он стреляет при давлении больше чем 2,5 кг на спусковой крючок. **

– Ты не осмелишься, – усмехнулся он.

– Почему нет? Ты обвинил меня в педофилии и угрожал убить.

– Конрад, извинись перед Гунтрамом! Мы все сегодня наворотили дел! – взмолился Фердинанд. Думаю, он осознавал, что я готов это сделать. А я просто смотрел ублюдку в глаза – никогда я не был на него настолько зол, даже когда узнал о его предательстве.

– Да ладно тебе, Фердинанд, Гунтрам не сможет, – поддразнил меня Линторфф.

Я выстрелил.

Ублюдок оказался прав: я не смог. В последнюю миллисекунду я поменял направление ствола и выстрелил не в голову, как сначала хотел, а поверх его плеча. Пуля вошла в стену. В тот же момент Горан прыгнул на меня, отобрал Глок и бросил его Фердинанду. Смертельно бледные Хайндрик и двое сербов ворвались в библиотеку.

– Выведите его отсюда! – в бешенстве заорал Линторфф, вскочив с кресла. – Ты за это заплатишь!

– В следующий раз получишь пулю в голову, ублюдок. Как ты мог поверить? Я терпел все твое дерьмо ради детей, и ты решил, что я могу их обидеть? Я не подонок, не то, что ты! – заорал я. – Я не буду тебя травить, я выстрелю тебе в живот, будешь умирать несколько дней!

– Пожалуйста, Гунтрам, ступай с Хайндриком и Фридрихом, – шепнул Горан, крепко меня держа. – Я знаю, ты не такой, как он или любой из нас, поэтому остановись. Ты только сделаешь себе хуже, – сказал он, обняв меня, словно ребенка, и я истерически зарыдал у него на плече. – Ш-ш-ш, все будет хорошо, мы найдем того, кто это сделал, и накажем его, братик. А сейчас тебе нужно отдохнуть. Ступай с Фридрихом. Ты должен прийти в себя до того, как дети вернутся домой.

Кажется, Фридрих и Хайндрик практически тащили меня в спальню, пока я плакал. Теперь я ненавидел Линторффа больше, чем прежде.

Дневник Фердинанда фон Кляйста

21 мая

Понедельник стал одним из худших дней в моей жизни. В четыре утра из Франкфурта в истерическом состоянии позвонил Конрад, разбудив меня. Он велел собрать команду из тех, кому я абсолютно доверяю, и встретить его в аэропорту в восемь утра.

– У тебя же встреча! Ты ее пропустишь! – запротестовал я.

– Это серьезнее. Делай свою работу, – и он бросил трубку! Я постарался делать все как можно тише, чтобы не разбудить Сесилию, но она всё равно проснулась. Я велел ей спать, сказав, что у нас возникли осложнения с Японией. Ненавижу лгать собственной жене!

Я позвонил Горану. Все-таки это его работа. Разбудить должны были его, а не меня. Самолет Конрада приземлился за несколько минут до восьми, но он не вышел наружу. Нам пришлось зайти в самолет, позволив бедной стюардессе и пилоту проскользнуть мимо нас, сбегая от него.

Мы вошли в салон и сели напротив Конрада. Он ничего не сказал, а развернул свой компьютер и показал нам то, что было на экране.

Не думаю, что я когда-нибудь забуду эти отвратительные изображения, как и те, что он показал нам позже. Как люди могут получать от этого удовольствие, выше моего разумения. Расстрел – это слишком мягко для них. Их хорошо бы на неделю оставить наедине с ребятами Горана. Вот это будет в самый раз. Горан, похоже, испытывал те же чувства, что и я.

На фотографиях были дети Конрада.

Как отец я прекрасно понимал его. Это был удар ниже пояса.

Кто бы это ни сделал, он заслужил того, что мы собираемся с ним сделать. У меня уже есть несколько идей на этот счет. Горан, я уверен, может предложить еще больше.

– Как? – спросил я.

– Вчера вечером ко мне приехала плачущая Стефания. Она сказала, что кто-то прислал фотографии на ее электронную почту, по тому адресу, что отведен для поклонников. Она не поверила своим глазам. Изображения были размещены на сайте для извращенцев, их загрузили под ником «секс няня из Цюриха».

– Откуда анонимный источник узнал, что это ваши дети, мой герцог? – спросил Горан. Я думал, что ослышался. Он что, изображает полицейского?

– Там написано, что это дети «знатного банкира», чей папочка любит поиграть с ними. Нет, я отказываюсь это повторять! Прочти сам! – заорал он.

– Я так и сделаю, мой герцог.

– Это он, и я убью его за это. Это его месть за семью. Уничтожить моих детей. Я убью его, – сказал он таким тоном, что было понятно: самая буря впереди.

– Гунтрам? Нет, Конрад, это смешно. Мы все его знаем. Он живет с тобой семь лет!

– И что с того? Вам прекрасно известно, что он обвиняет меня в смерти своего ненормального папаши! Он все запланировал, чтобы разрушить им жизнь!

– Конрад, я клянусь, мы во всем тщательно разберемся. Но тебе надо успокоиться, прежде чем что-то делать. Где сейчас Гунтрам?

– Дома, собирает мальчиков в школу, – сказал Конрад. – Дерьмо! В субботу Клаус хотел спать в его постели и сильно плакал, потому что ублюдок ему не позволил, – он схватился руками за голову. Мне стало хуже. Горан же иначе смотрел на дело.

– Странно, мой герцог. Педофил не упустил бы такой возможности, – сказал Горан из своего угла, все еще глядя на экран.

– Выключи это! – крикнул я.

– Я докопаюсь до сути этого дела, но методично. Или вы предпочитаете привлечь полицию? – у этого человека в венах не кровь, а вода. Он убивает так же просто, как вы режете лягушку в школьной лаборатории. Худший тип киллеров. Он напомнил мне Зайцева, снайпера в Сталинграде. Более пятидесяти*** немцев было убито меньше чем за десять дней, и он никогда ни о чем не пожалел. – Я позвоню Швельму. Он хороший специалист. Пусть проверит материалы и компьютер Гунтрама. К тому же он всегда делал копии всех его файлов. Если компьютер Гунтрама использовался, там должны быть исходники.

– Ты сомневаешься в моих словах? Хайндрик тоже там был! Его до сих пор тошнит! – заорал Конрад на Горана.

– У Хайндрика кишка тонка для такой работы, – сказал нам Горан. – Ему нужно сидеть за столом, и чтобы Алексей держал его за ручку.

– Горан, замолчи! – крикнул я.

– Я позвоню Швельму. Вы можете поехать с герцогом в замок, Фердинанд? Я хочу прежде всего кое-что сделать с этими файлами, – сказал Горан и, не спрашивая, забрал ноутбук Конрада.

– Клянусь, я буду убивать его медленно, – пробормотал Конрад.

– И я помогу вам, если это окажется правдой. Но сейчас мы должны думать с холодной головой. Возможно, Горан прав. Я до сих пор не понимаю, почему письмо прислали твоей жене. Ты должен отследить, кто его отправил.

– Ты обвиняешь Стефанию?

– Конечно, нет. Просто странно, что письмо получила она.

– Бедная женщина билась в истерике. Рыдала, как безумная. Ей пришлось выпить несколько таблеток, чтобы уснуть. Женщинам нельзя такое видеть.

Она получила письмо и оставила детей одних с извращенцем? Странное поведение. Нормальная женщина позвала бы мужа домой и никогда бы не бросила детей одних. Но я держал рот на замке.

– Может, это подделка? Когда он мог бы успеть такое сделать? С детьми постоянно находится няня, не говоря уже о слугах и видеокамерах наблюдения. Место на фотографии не похоже на замок, а Гунтрам нигде больше не бывает один. С ним все время либо Милан, либо Ратко.

– Наши враги прекрасно знают наши возможности. Они не стали бы делать что-то настолько глупое. В течение нескольких часов мы сможем узнать правду, – сказал Конрад, глядя на меня.

– Вряд ли – если мы будем сначала делать, а потом думать. Эта мерзость может любого свести с ума. Я бы, не колеблясь ни секунды, выпустил тому мерзавцу, кто это сделал, пулю в голову. Скажи-ка, Гунтрам все еще Блюститель имущества в случае твоей смерти? – спросил я.

– Да, я переведу права, как только мы избавимся от него.

– Ясно.

У этого мальчика ничего нет: ни денег, ни друзей, ни врагов, за исключением тех, которых он приобрел по милости Конрада. Возможно, Мончениго все еще зол и жаждет крови из-за того, что не получил Конрада, но с другой стороны, ему отдали руководство миланским офисом. Мальчик никогда не вмешивался в дела Ордена и всегда был нам предан. Вопрос состоит в том, кто получит выгоду, если от Гунтрама избавятся. Альберт? Стефания? Гертруда? Георг? Я не знаю.

Мы приехали в замок, там никого не оказалось. Дети, разумеется, были в школе. Конрад поймал няню, Лизетту, и приказал ей идти в библиотеку. Он захватил из комнаты Гунтрама ноутбук и пошел за ней. Бедная девушка дрожала от страха. Оно и понятно – Конрад был на грани бешенства.

Пароля на компьютере не было. Странно. Мы с Конрадом стали просматривать содержимое, в основном там были университетские задания, текст диплома, письма от его школьных друзей, главным образом касающиеся работы, несколько фотографий детей в саду, сделанных камерой на мобильном телефоне, все они были отосланы Конраду почтой. Множество фотографий рисунков Гунтрама, разные их фрагменты, заготовки для книги, но ничего больше. Его дневник. Его интернет история за десять дней, но и там ничего подозрительного не обнаружилось.

– Этого не может быть, – изумлено сказал Конрад.

– Мы не смотрели в папке «Мои изображения», – сказал я, чувствуя безмерное облегчение.

– Он не такой идиот. Подождем Швельма.

– Ну да.

Я заглянул туда и обнаружил внутри другую папку под названием «любовь». Я открыл ее, ожидая увидеть старые снимки с Конрадом, но обнаружил там сотни тех самых фотографий. Меня снова затошнило. Конрад вскочил и загнал в угол позеленевшую Лизетту.

– Как вы могли?! Вам полагается заботиться о детях, и вы позволили сделать с ними такое! – орал он, тесня ее к стене. Мне пришлось вцепиться в него, пока он ее не прибил. Она, рыдая, что-то проговорила по-французски.

– Я не знаю, сир. Я тут не при чем!

– Де Лиль. Он прикасался к моим детям?

– Я не знаю. Он всегда хотел мыть и одевать малышей сам! Обычно мужчины этим не занимаются! – она истерически закричала, еще раз взглянув на экран.

У меня кровь закипела от ярости. Я сдеру с мелкого ублюдка кожу живьем! Медленно.

Эта тупая корова сбежала, когда пришел Горан со Швельмом и Фридрихом.

– Конрад, можешь мне объяснить, зачем ты третируешь персонал? – спросил Фридрих.

– Гунтрам надругался над моими детьми! Посмотри на экран. Он извращенец худшего сорта!

– Не желаю смотреть на эту мерзость. Я очень хорошо знаю Гунтрама, и он никогда ничего такого не сделал бы. Мне стыдно за тебя, что ты мог подумать на него. Думай головой, прежде чем кричать, как женщина! Я тебя не этому учил. Фердинанд, ты тоже поверил в эти инсинуации? – обругал нас старик.

– Уходи отсюда, Фридрих! – заорал Конрад, и Фридрих ушел, такой злой, каким я его еще никогда не видел.

– Мой герцог, Швельм здесь, он может проверить ноутбук. Он принес старые копии с компьютера Гунтрама, – сказал Горан.

– Тут нечего проверять. Все абсолютно ясно.

– Прошу вас, сир, мы должны это сделать.

– Делай, что хочешь, Павичевич. Гляди, что за чудовище твой любимчик!

– Если это правда, я накажу его собственноручно, сир. Швельм, приступайте.

Мужчина начал просматривать компьютер Гунтрама одновременно со своим ноутбуком. Он полностью погрузился в свое дело.