Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 65 страниц)

– Ох ты ж! «Мистер Линторфф». Ты заставляешь меня чувствовать себя дряхлым старикашкой. Для тебя я – Альберт! У Strolch, то есть у Армина проблемы с дипломной работой. Он никак не заставит себя взяться за нее, и возможно, ты сумеешь убедить его начать работать. Он ужасный лентяй и отговаривается каникулами.

– Клаус Мария и Карл Мария скоро вернутся с Зюльта, и им нужен кто-нибудь, кто за ними присмотрит, Альберт, – сказал я в свое оправдание.

– Кузен решил поехать в Лондон, дать тебе больше времени отдохнуть. Cердечный приступ – это не шутка. Он поговорил с врачом и теперь опасается, что дети могут стать для тебя источником стресса. Приезжай в Турин и спокойно отдохни у нас. Я могу отправить Армина обратно в Цюрих, если он не будет тебя слушаться. Делер его мигом построит.

Линторффы не любят выносить сор из избы. Все остается в семье.

– Боюсь, что не могу принять ваше предложение. Мне надо доделать несколько рисунков для детской книги, последний срок – конец июня. Мастер Остерманн убьет меня, если я не закончу, – придумал я новое оправдание для отказа. Да, у меня есть сроки, но большинство иллюстраций уже готово. Двадцать из требуемых десяти. Пусть выберут, какие лучше.

– Ясно. То есть ты никак не можешь приехать к нам? Каролина жаждет с тобой повидаться.

– Пожалуйста, передайте ей мои наилучшие пожелания. Я навещу вас, как только смогу, Альберт.

– Отлично. Выздоравливай поскорее, Гунтрам, – сказал он поспешно и повесил трубку, не дожидаясь моего ответа.

Я снова вернулся к прерванному занятию – акварели с птицами для сказки. И только погрузился в работу, как снова зазвонил мобильник.

– Привет, Алексей, – я обрадовался его звонку. – Жан-Жак хорошо себя ведет?

– Привет, малòй. С него лучше не спускать глаз, – засмеялся он. – Но я не поэтому звоню. Как ты там?

– Гораздо лучше, спасибо. «Малòй» – это не слишком по-американски для тебя?

– Холодная война закончилась восемнадцать лет назад. Короче, хотел спросить, можно тебя повидать сегодня? Я забираю Бабу Ягу из аэропорта и везу в замок. Можно было бы послать за ней кого-нибудь другого, особенно после всего, что она тут нам всем устроила, но я хочу на тебя посмотреть и проверить, все ли свои лекарства ты принимаешь, – хихикнул он.

– Баба Яга возвращается? Эх, надо было принять приглашение Альберта фон Линторффа.

– Ага. Вот такое дерьмо.

Я чуть не согнулся пополам от смеха, услышав, как он изображает американское произношение.

– Можешь предоставить мне политическое убежище? Обещаю убираться и готовить, – полушутя сказал я. Ни за что не останусь с ней в одном доме. Я мог бы снять номер в отеле, но тогда Милан будет орать на меня из-за нарушения правил безопасности, не говоря уж о Фридрихе, который за ухо притащит меня обратно домой. Он очень консервативен.

– Без проблем, но ни шага на кухню. Это территория Жан-Жака. Собери вещи, и вечером уедешь со мной.

– Огромное спасибо. Ты мой спаситель.

– Как всегда. Я уведомлю герцога о твоем местонахождении.

Прежде чем я успел попросить его не делать этого, он отключился. Дерьмо! Почему они все до сих пор обращаются со мной, словно я проклятый Консорт? Все закончилось в 2006 году, а сейчас у нас 2008! Почему они в своем дурацком Ордене никак не могут это запомнить? И Линторфф до сих пор говорит «наши дети». Лицемер!

Надеюсь, он исполнит свое обещание и переведет полномочия ведьме. Я больше не могу выносить эту ситуацию и не знаю, как отреагирую, когда увижу его. Рано или поздно он вернется домой.

Позже, около четырех, две больших Ауди припарковались на эспланаде у новой части замка. Ну и ну, Алексей распорядился использовать для стоянки место, отведенное для прислуги! Как там было написано на двери у старого герцога в Гюстрове? "Lieferanten und Briefadel zur Hintertür"? («Поставщики и жалованные дворяне* – с черного хода».) Алексей быстро учится у своего босса.

Я подошел ко входу и обнаружил, что Фридрих не стал выстраивать персонал в шеренгу, как он всегда делает, когда герцог возвращается из поездки. Я вздохнул, но ничего не сказал. Он достаточно опытен, чтобы понимать, что делает. Надеюсь, герцог не будет на него орать из-за этого. Я встал рядом.

– Гунтрам, тебе не обязательно её встречать.

Надо же, просто «её». Не «Её Светлость» или «герцогиню». Должно быть, она его действительно достала.

– Она все еще герцогиня, – ровно сказал я.

– Да, всё ещё, – ответил он, стиснув зубы. – Его Светлость пока не принял решение.

Она вошла в фойе, как настоящая королева, – этого у ведьмы не отнять. Она всегда выглядит царственно. Настоящая львица.

– Добрый день, мадам, – вежливо поприветствовал ее Фридрих. Я церемонно поклонился.

– Де Лиль, пойдемте со мной в библиотеку, – надменно приказала она.

– Как пожелаете, мадам.

В комнате она села за стол Линторффа. Отважная женщина: это его место, а он никогда не уступает свою территорию. Она не предложила мне сесть, так что я остался стоять перед ней, а она в это время искала какие-то документы в своей папке.

– Мой муж решил принять ваше увольнение начиная с завтрашнего дня. Вы получите свое жалование до конца месяца плюс еще за шесть месяцев – в качестве выходного пособия. Вы с вашим состоянием здоровья – обуза, и бесполезны для нас. Он также подписал документы о переводе обязанностей Попечителя собственности на Фердинанда фон Кляйста. Вы больше не являетесь официальным воспитателем детей. Я была бы благодарна, если бы вы покинули дом до завтрашнего утра. Я не хочу, чтобы зрелище вашего ухода причинило детям боль.

Я не мог поверить своим ушам. Что, так легко? Свободен?! Мне все равно, если какой-нибудь ревностный член Ордена пустит мне завтра пулю в голову. Я могу уйти отсюда!

– Герцог в самом деле подписал документы?

– Невозможная наглость! Вы не получите от нас рекомендательного письма! Разумеется, мой муж подписал бумаги! А теперь уходите.

– Благодарю вас, мадам. Я вам очень признателен. Желаю вам, как новому Консорту, успехов на этом поприще.

– Я не консорт! Я его жена и герцогиня! Наглый сопляк! – закричала она в ответ. Бесценное зрелище. Ей надо бы поучиться у Элизабетты, как устраивать разносы слугам и не выглядеть при этом, словно базарная торговка. Почитать словарь тоже не помешает. Но это больше не моя проблема. Я подписал документы, которые она мне дала, даже не взглянув на них.

– До свидания, мадам.

Она не ответила, и я ушел.

Я почувствовал себя пьяным от счастья. Да, я буду сильно скучать по детям. Знаю, что не случится ни одного дня, когда я не буду думать о них, но так дальше продолжаться не может. Я больше не выдержу. Он убивает меня. Я тоже имею право устроить свою жизнь, как считаю нужным. Ненависть между нами в конце концов отразится на детях. Они этого не заслуживают.

Я вернулся в спальню и стал складывать вещи. Мне не хотелось брать много одежды. Большая ее часть осталась с тех времен, когда я был «постельной грелкой» Линторффа, и, честно говоря, мне она не понадобится. Я взял только то, что приобрел за последние два года на деньги, вырученные от продажи картин. У меня должно быть около 89 000 франков, этого достаточно, чтобы продержаться, пока я не найду новую работу где-нибудь за пределами Швейцарии.

Счет, куда ежемесячно перечислялась моя зарплата, оставался нетронутым. Там сейчас где-то около 130 000 франков. Я никогда не взял бы деньги за воспитание Карла и Клауса. Линторфф может удержать их, как часть оплаты за мое обучение в университете. Сев за стол, я написал короткую записку Монике с просьбой передать дом в Аргентине в собственность Карла и Клауса.

Оглядевшись, я понял, что свои картины я не смогу забрать – будет слишком тяжело их нести. Я пошел в мастерскую, где обычно рисовал, чтобы попрощаться с ними. Там находилось около десятка работ. Я остановился у законченного портрета детей и Конрада. Он был начат в конце 2007 года – когда им еще не исполнилось четырех лет. Я нарисовал их играющими на ковре, с любимыми игрушками. Клауса с его медвежонком, а Карла – с муравьедом. Линторфф тоже сидел на ковре, неформально одетый, каким я запомнил его во время наших каникул на Зюльте, задолго до того, как нас уничтожила буря. Тогда он еще был Конрадом, а не Линторффом. Психоаналитик-фрейдист, а лучше последователь Юнга с удовольствием бы объяснил, почему я изобразил его сидящим спиной ко мне и с лицом (или маской хорошего человека, с которым я встретился в Венеции), отражающимся в зеркале, висящем на дальней стене. Наверное, получилось слишком мрачно – во всей картине свет только над детьми и в зеркале, отражающем умирающий закат позднего вечера. Я действительно влюбился в него в Венеции и любил его даже в самые тяжелые моменты нашей жизни – до того, как его мать расправилась с нами.

Получилось хорошо. Мрачно, но хорошо. Сбалансировано. Этот портрет заслуживает того, чтобы повесить его на стену.

Я вздохнул. Это Линторфф будет решать, что с ним делать. Портрет уже давно не мой. Он существует независимо от меня. Остальное можно смело выкинуть на помойку.

Я написал прощальную записку Фридриху, он сейчас разговаривал с ведьмой в библиотеке.

Меня вдруг одолели сомнения. Она не понимает, что стоит за понятием «Консорт», и права на управление состоянием детей в случае смерти Линторффа переведены на Фердинанда.

Может ли быть такое, что Линторфф согласился только на мое увольнение, но не хочет меня выгонять? Нет, это невозможно. Она действовала от его имени. Она не осмелилась бы так демонстративно поступать ему наперекор. Ну не настолько ж она ненормальная.

Я вызвал такси, но вместо того, чтобы поехать к Алексею, отправился на автобусную станцию. Лучше перестраховаться, вдруг Линторфф передумает.

Я тоже имею право начать всё заново.

Примечание переводчика

*Briefadel (нем.) = жалованные дворяне = те, которые получили дворянство в период с XV века до падения Германской и Авcтрийской империй в 1918 году.

========== "18" ==========

Дневник Фердинанда фон Кляйста

17 июня 2008 года

Этим утром мы с Конрадом и его детьми приехали в замок. Я был нужен ему, как буфер между ним и его женой, когда он будет говорить с ней о разводе. Он сослался на то, что у меня есть опыт в улаживании подобных дел.

– Как называлась юридическая фирма, которая занималась твоим разводом? Они добились для тебя хороших условий.

– В данном случае ничего не выйдет, потому что у вас заключен брачный договор. Тебе придется заплатить ей минимум пять миллионов за год брака и предоставить три недвижимости на выбор, за исключением фамильной резиденции и дома в Лондоне.

Я объяснял ему это несколько раз, но он не хочет отдавать ей так много.

Мы приехали в замок и обнаружили, что:

Гунтрам де Лиль был уволен и покинул дом шестнадцатого числа в шесть вечера, хотя доктор ясно сказал, что ему необходим месяц постельного режима. Я разозлился: мальчик должен лежать, а не бегать Бог знает где. Выкинуть его из дома в таком состоянии – практически убийство.

Гунтрам не оставил адреса. Его мобильный либо отключен, либо разрядился.

Фридрих был отправлен на пенсию в Зальцбург. К счастью, он оказался умнее, и просто переехал в номер в «Эдеме» в ожидании дальнейших распоряжений Конрада.

Большинство картин Гунтрама было уничтожено по приказу этой женщины. Избежал огня только портрет детей и Конрада. Одна из горничных спрятала его, потому что не смогла его уничтожить. Это чудесная вещь. Я не разбираюсь в искусстве, но портрет прекрасен. Конрад был восхищен, когда увидел его.

Дети Линторффа способны орать так же громко, как их отец.

Стефания ждала Конрада, и они начали яростно спорить, когда он, еще не зная об увольнении Гунтрама, сообщил ей, что хочет развестись и готов удовлетворить ее материальные требования в обмен на отказ от титула. Она взбесилась и отказалась разводиться по взаимному согласию.

В разгар их дискуссии в библиотеку ворвались дети, за ними бежала их няня. Мартина, если я правильно помню. Оба рыдали, повторяя, что Гунтрама нигде нет. Они производили много шума, особенно Клаус Мария, который довольно точно охарактеризовал Стефанию, назвав ее «ведьмой».

– Кто вам дал разрешение входить в мою комнату? – рявкнул Конрад, и дети притихли. – Ваш воспитатель, должно быть, сейчас в Цюрихе и скоро вернется. Выйдите отсюда. Здесь разговаривают взрослые. Я побеседую с мистером де Лилем о ваших манерах.

– Я уволила этого никчемного человека. Он бесполезен, у него нет соответствующей квалификации, и он совершенно не умеет себя вести. Нет причин держать его здесь и дальше, даже если ты и дал обещание его отцу. Ему двадцать пять лет, и он вполне может содержать себя сам, – сообщила нам Стефания.

Я онемел. Дети снова начали плакать, и няня увела их.

– Кто тебя уполномочил? – спросил ее Конрад, пока еще сохраняя спокойствие.

– Я сделала это, как главный управляющий в этом доме. Ты сам признал, что он вел себя со мной неуважительно. Так что он уволен. Я заплатила ему компенсацию за шесть месяцев. Он подписал соглашение о конфиденциальности и отказ от любых исков против нас.

– Вон. Сейчас же! – прорычал он, уставившись на нее. Я вскочил, готовясь вмешаться, если он набросится на нее. Например, начнет душить. Я хорошо знаю этот его взгляд.

– Я никуда не уйду. Я – твоя жена, а ты встаешь на сторону прислуги.

– Он для меня важнее, чем ты. Ты всего лишь хорошо оплачиваемая…

– Конрад! Не обязательно быть вульгарным! – предупредил я его.

Молчи или ты очень скоро предстанешь перед судьей, и это будет стоить тебе сто миллионов.

– Да он пустое место! Даже художник он никакой! Весь вонючий мусор, который он после себя оставил, пришлось сжечь.

– Что ты наделала, тупая корова?! – воскликнул я.

Тянет на «устное оскорбление». Еще плюс два или три миллиона.

– Он бросил свою мазню здесь, и я распорядилась убраться в его комнате, чтобы туда можно было поселить следующую няню, которая приедет через два дня. Она бегло владеет английским, французским и немецким и имеет степень по детской психологии. Он даже имел наглость оставить записку твоему личному секретарю о передаче детям какой-то лачуги в Аргентине.

– Эта «лачуга» стоит около двух миллионов долларов, – холодно сказал он.

Конрад, идиот, не надо ее наводить на мысль об истинном характере ваших отношений с Гунтрамом. Глупая корова настолько жаждала твоих денег, что купилась на историю о бедном сироте, опекаемым тобою.

– Зачем он это сделал? – удивилась она.

– Потому что он достойный и порядочный человек, но тебе трудно это понять. Я подарил ему этот дом на Рождество в 2002 году.

Конрад, не могу поверить. Она сдерет с тебя три шкуры в суде. Ты только что признался, что у тебя с ним были отношения! Хотя все в Цюрихе и так знают, что Гунтрам был Консортом, так что нет большого смысла отрицать или скрывать это.

– Ты подарил ему дом за два миллиона долларов? Этому ничтожеству? Зачем?! – завопила она так, что у меня заложило уши. Эти итальянки хороши для постели, но на мой вкус слишком шумные. Я предпочитаю молчаливых и улыбчивых, как моя Сесилия.

– Он для меня особенный человек. Он был моим любовником пять чудесных лет, пока не решил прекратить наши отношения. Я заставил его остаться здесь ради детей и чтобы защитить от всего, что может с ним случится вдали от меня. На тебе я женился, чтобы заставить его ревновать, но это не сработало. Так что теперь ты мне бесполезна. Назови свою цену за развод.

– Теперь понятно, почему ты так плох в постели. Педик. Ты трахаешься так, словно вспоминаешь порядок действий, прописанный в руководстве для католиков, – выплюнула она.

Конрад бесстрастно смотрел на нее.

Почему женщины так тошнотворно графичны, когда дело касается сексуального поведения их мужчин? Да, мы обсуждаем анатомию наших партнерш, но детали оставляем при себе.

– Хорошо, я заплачу тебе то, что в брачном договоре. Пять миллионов за год брака и три объекта недвижимости. Ты можешь оставить себе квартиру в Париже на авеню Монтень, одну в Риме и маленькую на Манхэттене. Вся остальная недвижимость принадлежит моим компаниям. Это хорошие условия, соглашайся.

– Нет уж! У тебя миллиарды, а ты хочешь отделаться пятью вшивыми миллионами?! Я хочу дом на Мэдисон авеню.

В прошлом году этот дом оценивался более чем в шестьдесят миллионов долларов, не считая предметов искусства внутри! Там находится большая часть его собрания современного искусства.

– Я буду выплачивать тебе пособие пятьсот тысяч евро в год до конца жизни. Если ты снова выйдешь замуж, выплаты прекратятся.

Конрад, ты только что пообещал ей сорок тысяч евро в месяц?! Ты ненормальный. Я даю Гертруде всего десять тысяч, и то только потому, что ты настоял. Я долго терпел эту суку – целых двадцать пять лет. Я сам должен был просить компенсацию.

– Я не согласна. Ты был мне неверен! Мои юристы уничтожат тебя.

– Как бы я хотел, чтобы это было правдой, но увы. Гунтрам на дух меня не переносит, – сухо ответил он. – Я поднимаю пособие до пятидесяти тысяч в месяц, но ты должна подписать соглашение о конфиденциальности.

– Не подпишу. Пусть все узнают о тебе!

– Стефания, у тебя тоже есть прошлое. Улица Кондотти давно осталась позади, не имеет смысла вспоминать о ней. Но если ты хочешь… Вспомни, как мы познакомились. Пресса обожает такие истории. Лучше воспользуйся моим предложением, выбери обеспеченное будущее, отдохни от вечной борьбы. Возраст очень немилосерден к женщине с твоими талантами. Я признателен тебе и с удовольствием материально поддержу. Мы можем все уладить с наименьшими потерями. Тихо разведемся и выпустим совместный пресс-релиз. Ты заскучаешь, если останешься здесь заботиться о детях до конца своей жизни. Ты – не материнский тип женщины. Но если хочешь поиграть в герцогиню, будь уверена, я очень подробно объясню тебе твои обязанности. Ты слишком долго вела себя, как тебе вздумается.

– Вы оба узнаете, что такое ад на земле, когда пресса услышит про вас! «Банкир трахает няня». Над тобой будет смеяться все общество.

– Не трогай Гунтрама, шлюха! – рявкнул он, готовый наброситься на нее.

– Конрад, оставь это юристам, – вмешался я. – Если Стефания хочет обвинить тебя в неверности, ты можешь поведать суду о том, как много денег она давала тому человеку… Как же его имя?

– Делла Роза?

– Нет. Темный. Погоди-ка… Франческо Россини!

– Да, помню. Тот, что на фотографиях.

– Он самый. Судья будет шокирован. И, возможно, аннулирует ваш брачный договор. Разве там нет положений о неверности? Жаль, мы не можем передать фотографии прессе. Даже «Sunday Mirror» не опубликует их! Не знаешь, в журнале «Хастлер» есть страницы, посвященные светскому обществу? – хихикнул я.

Разъяренная, Стефания выскочила из библиотеки. Совершенно не умеет проигрывать.

– Скажи Фридриху, пусть найдет ей хороший отель на ночь. За вещами она может прислать завтра.

– Да, я попрошу Милана позаботиться об этом. Скатертью дорожка! Я до сих пор не понимаю, почему ты не женился на той симпатичной шведке.

– Она слишком порядочная, от нее было бы сложно избавиться. Скажи юристам подготовить необходимые документы, и пусть все ее кредитные карточки аннулируют. Я хочу, чтобы ее счета в моих банках опустели. Нужно, чтобы у нее появился стимул всё подписать.

– Разумеется.

– Позвони Горану, он должен выяснить, куда подался этот глупый мальчишка. Странно, что он не побежал к тебе, как в прошлый раз, или к Алексею.

– Конрад, я вернул его домой через четыре дня. Естественно, он мне больше не доверяет.

– В таком состоянии ему не следует болтаться Бог знает где. Скажи Горану, пусть найдет его и приведет домой. Только поаккуратнее, он только что после стенокардического приступа.

– Конрад, скажи мне, ты все еще его любишь?

– Конечно. Почему, ты думаешь, я так долго выжидал и женился на этой женщине?

– Он винит тебя в смерти своего отца. На этот раз он тебя не простит. Господь знает, что я люблю его, как сына, но лучше бы тебе его отпустить. Ему всего двадцать пять, и он еще может начать все заново. Это самое порядочное, что можно сделать в данной ситуации.

– Гунтрам просто запутался, вот и всё. Эта женщина заставила его поверить, что я отказался от него. Даже если он никогда больше не захочет близости, у него все еще остались обязательства перед детьми. Они не должны страдать из-за наших трений. Гунтрам их официальный наставник, я всего лишь отозвал у него полномочия управлять их состояниями. Ему, с его больным сердцем, это будет затруднительно.

– Да, но мне все еще не нравится, что ты перевел семьсот миллионов своих денег на один из его счетов. Это чересчур много.

– Если ему придется в будущем содержать детей, надо обеспечить его наличными в необходимом объеме. Он взял что-нибудь с собой? Вели Горану проверить все его кредитные карточки и движения по счетам с апреля 2006 года, включая те, о которых, как Гунтрам считает, я не знаю.

– Возможно, сейчас-то мы и обнаружим, что он взял больше, чем ты думаешь. Такая огромная сумма даже святого заставила бы сомневаться.

– Только не моего Гунтрама. Он не восприимчив к таким соблазнам.

Пришлось оставшееся время инструктировать Горана, который ужасно расстроился, что его «братик» снова учудил глупость. Да, Гунтрам – настоящий идиот, если поверил словам Стефании, даже не попытавшись сначала всё проверить. Но я в это не верю. Почему он не попросил о помощи Горана или Алексея, как раньше? Алексей приглашал его погостить несколько дней, но вместо этого Гунтрам сел на автобус.

НЕТ. Наш Гунтрам не такой дурак. Он ей не поверил, но использовал ситуацию, чтобы сбежать. Не могу его винить, я бы сделал так же. Конрад довел его до предела. Мальчику пришлось жить у него, видеть его почти каждый день, заниматься с его детьми, терпеть его дурной характер и обвинения, а потом еще смотреть, как он трахает свою суку прямо у него под носом? Удивительно, как он не застрелил Конрада после этого – тот вполне заслужил.

Это правда, что Конрад не виноват в смерти отца Гунтрама. Не совсем виноват. Тот был очень болен и предложил свою жизнь, как залог, чтобы его малыша не тронули. Я глубоко уважаю Жерома де Лиля, как юриста и как стратега. Он всегда знал слабые места Конрада и обманул его, заставив поверить в то, что он выиграл. Жером продал нам по фантастической цене то, что уже было бесполезно, и строил планы отмщения. Я уверен, что это именно он навел нас на след предателей. Жером участвовал в махинациях своих родственников, поэтому позже это дало ему возможность натравить Конрада на ассоциатов и тем самым спровоцировать кровавую бойню внутри Ордена. Однако он не ожидал, что его отец окажется настолько ненормальным и попытается убить Конрада в прямом столкновении. Я согласен с тем, как Лёвенштайн решил этот вопрос. Это был единственный просчет Жерома де Лиля. У него не осталось иного выхода, кроме как предложить Гунтрама Грифону, чтобы защитить сына от «старой гвардии» Ордена.

Нам следует изменить наши правила о заложниках. Они совершенно устарели. В наше время существует множество вещей, которые мы можем использовать, как залог при переговорах.

Конрад верит, что Гунтрама ему даровал Бог, потому что первый раз увидел его в Нотр-Дам, да еще и в канун Рождества. Может быть. Эту встречу никто из них не планировал. И мы не могли выяснить, кто он, еще два или три дня – до Дома Инвалидов. Большая удача или божественное вмешательство, что в музее в это время был Тибоде, и он притворился простым клерком, чтобы узнать имя мальчика.

Как мог Жером предвидеть, что Конрад, как полный идиот, влюбится в мальчика? Если на это и делалась ставка, я преклоняюсь перед ним. Откуда у него взялась безумная идея отдать своего семилетнего ребенка бывшему любовнику своего брата? Конрад чуть не убил его в ту ночь, когда Жером явился к нам. Мы оба хотели сразу сдать его в руки Лёвенштайна, но Жером де Лиль сказал:

– Мой герцог, вам прекрасно известно, что вы больше не найдете никого, похожего на моего брата. Ваша душа уничтожена, и вы никогда не вернете былого. Я могу дать вам то, чего вы хотите больше всего на свете, в обмен на жизнь моего сына, жизнь моего брата и мою смерть.

Признаю, нужно было иметь огромную смелость, чтобы прийти к нам, особенно после покушения на Конрада, в котором он едва не был убит.

– У тебя ничего не осталось. Убирайся, де Лиль. Твой род пресечен. Так решил Совет.

– Вы до сих пор любите Роже, но он презирает вас. Что если я дам вам шанс найти кого-то, похожего на него, но с мягким и добрым характером? С лицом моего брата, но без его недостатков.

– Кого? – спросил Конрад до того, как я успел выставить де Лиля прочь. Я никогда так не сердился на Конрада, как в тот момент. В тебя стреляли, тебя предали, и кто знает что еще, и ты до сих пор думаешь о Роже? Боже, мой друг – абсолютный идиот!

– Моего собственного сына. Гунтрама. Внешне он – копия моего брата. Судите сами, мой герцог, – сказал Жером, протягивая Конраду две фотографии. Он изучал их, как изучают лошадь при покупке.

– Сходство значительное, де Лиль, но почему ты думаешь, что мальчик примет меня? Или ты в обмен на свою жизнь предлагаешь своего собственного сына, чтобы я мог насиловать его? Есть пределы цинизма у вашей семейки?

– Вы никогда этого не сделали бы. Вы – благородный человек, хоть и Грифон. Я не могу вам гарантировать симпатию Гунтрама. Этот риск вы возьмете на себя.

– Убирайся. Мне все равно, как тебя будут убивать. Надеюсь, они найдут для тебя время.

– Если вы не примете мое предложение, они убьют моего ребенка. Я смирился со своей участью, но Гунтрам не имеет к нашим делам никакого отношения. Он даже никогда не встречался ни с кем из моей семьи. В отличие от нас, он неиспорчен. Его мать была хорошей женщиной, наполовину немкой. Неужели вы хотите, чтобы на вашей совести была смерть еще одного ребенка?

– Тебе нужно было подумать об этом до того, как вы подняли мятеж против своего Грифона, – отвечал Конрад.

– Гунтрам очень славный мальчик. Он никогда не ссорится со своими друзьями и очень любит рисовать. Из него может выйти хороший художник. Он умен, чуток и легко привязывается к людям. Может быть, порой упрям, когда решит, что правильно, а что нет, но это было бы хорошо для вас, мой герцог. Вам нужен кто-то, кто будет мягко уравновешивать вашу доминантную натуру. Еще он очень застенчив.

Я понял, что Жером победил, когда Конрад не заткнул его после первого же предложения. Он слушал его очень внимательно. Дерьмо!

– Убирайся, де Лиль, или я выпущу одну пулю в твою голову, а другую – в голову твоего ублюдка! – заорал я.

– Тихо, Фердинанд! Расскажи мне побольше о своем мальчике, де Лиль.

– Он похож на свою мать. Она была очень милой, терпеливой и абсолютно бесхитростной. И мухи бы не обидела. Боюсь, что его мягкий характер причинит ему немало боли в будущем. Еще он напоминает мне моего кузена, Герхарда Гутенберга Заксена. Он часто проводил у нас в Пуатье каникулы.

Еще дерьмовей! Конраду очень нравился этот парень. Думаю, он увлекся им в клубе конного поло на Зюльте, когда мы были подростками, но Герхард никогда не обращал на него внимания, потому что был старше нас на несколько лет. Он послал семью, Орден и все остальное куда подальше и стал врачом, уехал работать в Африку или куда-то типа этого. Конрад всегда обожал его смелость и мягкую, доброжелательную натуру.

– Через десять лет вы можете получить то, что потеряли, но в этот раз без вмешательства моей семьи. Никто кроме нас не знает о ваших отношениях с Роже. Мой сын на двадцать пять лет моложе вас. Им будет легче управлять, чем моим братом.

– Перед тем, как принять решение, я должен посмотреть на мальчика.

– Нет. Я не скажу, где он, пока вы не поклянетесь, что не тронете ни один волос на его голове.

– Я могу очень быстро сам это узнать, де Лиль.

– Возможно, мой герцог. Дайте обещание, что вы станете защищать его и примете его решение, если он не захочет быть с вами. Его Светлость уже знает, чего стоят насильно навязанные отношения, и предпочтет, чтобы Гунтрам полюбил его по собственной воле. Вы также поклянетесь, что не тронете его до восемнадцати лет.

– Я не буду его обеспечивать.

– Вам и не нужно. Я уже позаботился об этом. Итак, мой сын за жизнь моего брата.

– А что насчет твоей жизни?

– Вы можете забрать ее, как доказательство моей доброй воли.

– Жизнь простого юриста ничего не стоит, даже потраченного времени. Твой брат – ассоциат. Мы должны показать наглядный пример, – сказал я, но Конрад перебил меня.

– Я принимаю условия. Мальчик за жизнь Роже. Я даю слово перед лицом Господа, что стану защищать его, и если через десять лет он сделается моим любовником, я буду уважать его, – сказал Конрад.

Я вскипел. Он так ничему и не научился!

– Я слышал ваше обещание, мой герцог. Пусть Господь даст вам силу и ясность ума сдержать его.

– Где мальчик живет?

– На нейтральной территории. В Аргентине. У меня есть для Гунтрама письмо. Отдайте ему его, только если он узнает о вас с Роже. Я хотел бы облегчить его боль, насколько могу.

– Хорошо. У тебя есть месяц, чтобы исполнить свою часть сделки. Если нет, я отдам Роже моим людям. Они очень сердиты из-за наших потерь.

– До встречи, мой герцог. Увидимся в аду.

Я был ужасно зол на Конрада, когда Жером ушел.

– Надеюсь, ты сделал это только для того, чтобы узнать, где находится мелкий паршивец, чтобы им занялся Младик.

– Нет. Я сделал это, чтобы защитить мальчика. Убийство семилетнего ребенка не решит наших проблем. Старая гвардия слишком привержена древним традициям и напрасно тратит ресурсы. Никто не тронет мальчика. Что касается Роже, Младик может продолжать свое дело, когда найдет его. Я посмотрю, выполнит ли этот де Лиль свое обещание. Если выполнит, то, возможно, мальчик подойдет мне в будущем.

– Ты ненормальный, – воскликнул я.

– Почему? Если он внешне похож на дядю, но у него нет его пороков, он может стать мне хорошим компаньоном. Ты сам мне много раз говорил, что Жером не такой, как его брат. Никто, кроме тебя, Фридриха и Лёвенштайна не знает про нас с Роже.

– И?!

– Если он мне понравится, я возьму его себе. Вы все будете молчать.

– Конрад, тебе надо серьезно подумать о том, чтобы обратиться за медицинской помощью.

– Фердинанд, ты так серьезен, что с тобой даже невозможно пошутить! – засмеялся он. – Дружище, неужели ты правда подумал, что я буду десять лет сидеть и ждать, чтобы завести нового любовника, который похож на ту змею, которую мне хочется убить? Я учусь на своих ошибках. Никто больше не встанет между мной и моим долгом Грифона.

– На минуту я подумал, что ты все это серьезно.

– Мне дела нет до этого мальчишки. С меня довольно де Лилей. Роже был великолепен в постели, и я любил его, но всё закончилось. Мне сейчас надо позаботиться об Ордене. Любовь приносит только хаос и боль.