Текст книги "Заместитель (ЛП)"

Автор книги: Tionne Rogers

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 65 страниц)

В одиннадцать все решили, что пора закругляться, и разъехались по домам. Мы с Конрадом вместе отправились в спальню, и я получил один-единственный поцелуй и приказ «а сейчас спи, у тебя вид, словно вот-вот заболеешь».

Примечание переводчика:

(1) Uradel (по-немецки: "древняя знать" или "первобытная знать"), относится к старейшей знати, в отличие от дворянства, приобретенного через грамоты и т.п. Слово Uradel применяется для обозначения тех рыцарских семей североевропейской знати, чье дворянское звание приобретено до начала XV века.

(2) В конном поло используется специальный тип лошадей – «поло пони». Лидером в разведении поло пони является Аргентина.

(3) Между первой и второй войной в Персидском заливе многонациональные морские силы (по мандату ООН) осуществляли блокаду Ирака. Эти действия назывались «эмбарго» и «воспрещение морских сообщений».

(4) Кабукичо – знаменитый токийский район развлечений.

(5) В Байройте, Бавария, проводится ежегодный летний фестиваль, на котором исполняются произведения Вагнера.

========== "16" ==========

17 января

Это правда. Я убедился, что он действительно встает в шесть утра.

Было еще темно и очень холодно, когда я почувствовал рядом с собой шевеление.

– Поспи еще. У меня тренировка с Гораном до половины восьмого, а потом мы можем вместе позавтракать перед тем, как я уеду в офис, – успокаивающе шепнул мне Конрад, и я снова задремал.

В семь пятнадцать я услышал, как Фридрих накрывает завтрак в гостиной. В этом доме надо распрощаться с надеждой подольше спать по утрам. Решив, что дальше тянуть нет смысла, я поднялся с постели, умылся, достал домашнюю одежду. Надо заметить, под домашней одеждой здесь понимают не совсем то, к чему мы все привыкли. Забудьте про мешковатые штаны или безразмерные свитера. Серые шерстяные брюки, сорочка, галстук в полоску и бежевый пуловер. Хорошо, что хотя бы пиджак надевать не надо.

– Доброе утро, Фридрих.

– Доброе утро, Гунтрам. Герцог скоро придет переодеваться, и мне нужно приготовить ему костюм, – ответил он, быстро, но внимательно инспектируя мой внешний вид.

Конрад ворвался в комнату, как ураган, и я заметил на его бицепсе кровоточащую ранку.

– Что случилось?

– Ничего особенного – всего лишь результат моей собственной неуклюжести. У Горана всегда припасены какие-нибудь неприятные козыри в рукаве, – проворчал он, заворачивая в ванну.

– Фридрих, хоть вы-то понимаете, о чем идет речь? – расстроился я.

– Не обращай внимания – он злится на себя, а рана неопасная. В поединке Горан не связывает себя никакими правилами, действует исподтишка и весьма свиреп. Герцогу надо бы об этом все время помнить. Когда они сражаются, то бывают довольно жестоки, и мелкий порез – это сущая ерунда по сравнению с тем, что они могут друг другу устроить, – сообщил он так спокойно, словно не видел в этом ничего странного.

– Он сказал, что собирается потренироваться перед работой.

– Это тренировка вроде армейской. Он занимается так каждое утро, чтобы не утратить быстроты реакций, – объяснил мне Фридрих, торопясь вслед за Конрадом.

Через несколько минут Конрад, только что принявший душ, одетый в темный консервативный костюм, стремительно прошагал из ванны в комнату и сел за стол. Он что-то пролаял Фридриху по-немецки. Кажется, у кое-кого выдалось плохое утро.

– Ты сегодня останешься здесь с Фридрихом и Гораном. Я вернусь в семь вечера, – резко сказал он, довольно сильно схватив меня за подбородок и целуя далеко не ласково.

Я был на все утро отправлен на «отсидку» в библиотеку с бумагой, карандашами и книгами, и мне строго наказали не ввязываться в неприятности (????) Впрочем, сидеть в уютном тепле камина, в то время как снаружи все покрыто двадцатисантиметровым слоем снега, не так уж и плохо. Я пообедал с Фредериком и Гораном, суперкиллером из Сербии. Оживленного общения не вышло, в основном, из-за привычки Горана отвечать почти на любой вопрос одним словом. Пять слов в предложении – это его рекорд. Когда мы поели, Горан спросил, не хочу ли я сходить на конюшни и посмотреть щенков ротвейлера. Я согласился.

Мы прогулялись вокруг замка и пошли смотреть малышей, которых еще не отняли от матери. Полностью черные, за исключением светлых пятнышек над глазами, они оказались очень милыми.

– Мистер Павичевич, герцог рассказал мне о том, что вы для меня сделали в Венеции, и я хочу поблагодарить вас.

– Это часть моих обязанностей.

– Искренне сожалею, что вам пришлось рисковать из-за меня. Ведь эти люди – преступники.

– Не думай больше об этом. Все закончилось, – длинная пауза, он о чем-то размышлял. – Холодает. Лучше вернуться в замок.

Я снова отправился в библиотеку, на этот раз со Стендалем.

В семь часов объявился Конрад и сразу набросился на меня с жадными поцелуями.

– Давай поужинаем и пойдем в постель, – шепнул он, деликатно покусывая мочку острыми зубами. Я откинул голову, чтобы ему было удобнее, и он принялся зацеловывать ключицу, ловко расстегивая пуговицы на моей рубашке.

– Ну же, Гунтрам, пойдем в постель!

Я засмеялся: только Конрад делает подобные предложения в столь жесткой манере.

– Ты такой романтичный мужчина!

– Я предлагал сначала поужинать, – он изобразил обиду. – Но ты тянул, и время вышло. Мы сразу идем в постель.

– Ладно. Надеюсь, в твоей аристократической кухне есть микроволновка, – сказал я к его удовольствию.

Надо ли говорить, что мы заперлись в спальне и занялись любовью. Он сгорал от желания и хотел получить всё немедленно. Если его возвращение с работы будет таким каждый день, повар разучится делать суфле.

Двумя часами позже я, полумертвый, лежал головой на груди Конрада, наслаждаясь мягкими поглаживаниями спины и чувством умиротворения.

– Теперь ты успокоился? – спросил он.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вчера ты очень нервничал по поводу приезда сюда. Почти орал на меня в самолете.

– Конрад, нам надо поговорить. Ты не можешь за две секунды перевернуть мою жизнь вверх дном. У меня дома есть свои дела.

– Я говорил, что нам обоим надо пойти на уступки ради нашего будущего.

– И твой вклад – это… – протянул я, начиная злиться из-за его холодной самоуверенности. Черт побери, мы говорим о моей жизни!

– Я постараюсь приходить домой в семь каждый день.

Потрясающе, Конрад. Хорошая шутка. Я бросил на него убийственный взгляд. Он невозмутимо смотрел на меня.

– Я не буду ходить по шлюхам, – добавил он.

Вот это да! Ну что тут скажешь… Я тронут до глубины души!

– Как я уже сказал, ты можешь продолжить образование здесь и работать под началом Гертруды, раз уж вы вчера так быстро нашли общий язык. Она отвечает за благотворительные проекты моего фонда, – закончил он таким тоном, словно это лучшее предложение, которое я когда-либо смогу получить.

Я вспомнил слова Фридриха и глубоко вздохнул, на самом деле испытывая острое желание ударить его подушкой по голове. Да, это плохая идея – драться с человеком, который тренируется до кровавых ран в то время, когда обычные люди пьют кофе и едят круассаны. Пора прибегнуть к дипломатии и логике.

– Надеюсь, ты сможешь понять мою точку зрения, Конрад. Мы с тобой знакомы всего две недели, и ты хочешь, чтобы я одним махом отказался от всего, что у меня есть и чем я дорожу. У меня работа, друзья, университет, люди, которым мне нравится помогать, и планы на будущее. Ты слишком много от меня требуешь, и я не уверен, что готов пойти на такие жертвы.

– У тебя низкооплачиваемая работа официанта, ты живешь в съемной квартире и ходишь в университет, которого даже нет в сотне лучших высших учебных заведений. О твоих друзьях я лучше помолчу. Единственное, что заслуживает внимания – это твоя работа с бедняками, – сказал он убийственно серьезно, уже почти готовый взорваться.

– Я не могу просто так взять и все бросить! Даже если – заметь, я сказал «если» – я приму твое предложение переехать к тебе, мне все равно надо уладить вопрос с арендой, уволиться с работы, забрать бумаги из школы, мои результаты из университета, другие документы и сделать тысячу других мелких, но важных вещей.

– Хорошо. Ты можешь съездить туда на неделю, чтобы привести дела в порядок, – уступил он мне. – На следующей неделе мне надо лететь в Лондон и Нью-Йорк. Ты можешь использовать это время на поездку домой.

– Мне нужен, по меньшей мере, месяц! Ты не представляешь, какая бюрократия в Аргентине.

Вот дерьмо! Неужели я косвенно согласился на его безумный план?! Я ненормальный!

– Десять дней. Не больше.

– Мы не акции тут покупаем, – сухо заметил я. Он и ухом не повел. – Ладно, думаю, что сумею управиться за три недели, – я сделал умоляющие глаза. Как там Фридрих говорил? «Апеллируй к его великодушию»?

– Пятнадцать дней, и это окончательно, Гунтрам. Не испытывай моего терпения. Ты уедешь вместе со мной в понедельник, двадцать первого, а четвертого февраля вернешься в Цюрих. Я скажу Монике, чтобы все подготовила, – сердито сказал он, поднялся с постели и стал одеваться.

Я еще некоторое время лежал, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Я, словно пятилетний ребенок, получил «разрешение» вернуться домой на каких-то жалких пятнадцать дней, взамен же должен все бросить и уехать за двенадцать тысяч километров от всего, что знал и к чему привык.

========== "17" ==========

21 января

Сегодня я уезжаю домой. Вечером!

Рано утром Конрад отбыл на частном самолете в Лондон. Предполагалось, что Михаэль отвезет меня в аэропорт и убедится, что я не пропустил свой рейс. Несмотря на мои протесты, Моника забронировала место в первом классе, и я немного нервничаю. Прилетел в Европу низкобюджетной авиакомпанией, а возвращаюсь, как принц.

Прошедшая неделя была странной. Весь следующий день после нашей «сделки» Конрад пребывал в плохом настроении. В пятницу он немного успокоился и вернулся из банка раньше, чтобы взять меня на концерт в Цюрих, и я был счастлив вырваться из замка и посмотреть город, пусть и в темноте.

После ужина мы отправились в роскошный отель в старом городе. Он сказал, что слишком устал, чтобы вести машину – хотя до замка ехать сорок минут, и можно было вызвать водителя – поэтому запланировал романтический вечер для нас. Думаю, что это его способ извиниться за свое нелепое поведение. Я был тронут, а его нежность напомнила дни, проведенные во Флоренции. Я снова поддался его обаянию.

Следующим утром он показал мне город и даже выдвинул сумасшедшее предложение сходить в зоопарк. Мы вернулись домой ближе к вечеру и остаток дня провели вместе. Он – читая кипу бумаг, я – положив голову ему на колени, почти засыпая.

– Гунтрам, обещай мне, что четвертого вернешься.

Опять начинается! Конрад, если бы я не знал тебя лучше, то подумал бы, что ты больной. Я вздохнул, чувствуя себя слишком усталым для очередного раунда.

– Обещаю. Я вернусь четвертого. А ты обещай, что в мое отсутствие не устроишь секс-вечеринку.

– Я буду по тебе скучать, – смущенно пробормотал он.

Ночью он отказался заниматься любовью, хотя я пытался его на это подбить.

– Я не хочу небрежного секса с тобой, – бросил он. Я почти слышал, как он скрипит зубами. Вместо этого он навалился на меня, не давая дышать, стиснул так крепко, что заболели ребра, и только тогда, когда я пожаловался, что мне больно, немного ослабил захват.

В воскресенье его настроение стало еще хуже. Он не разговаривал с персоналом, в основном сидел у себя в студии, сказав мне не больше десятка слов за весь день. Обедали мы в тишине, и даже Михаэль остерегся шутить или делать замечания о погоде. Встав из-за стола, не обращая внимания на присутствие Михаэля, Конрад бросил мне: «Раз уж ты завтра сбегаешь, то мог хотя бы посидеть рядом. Пойдем в студию». Он, как смерч, вылетел из комнаты, отказавшись от десерта и кофе. Я посмотрел на Михаэля, он пожал плечами, не особо впечатленный вспышкой своего босса.

– Идем же! – рявкнул Конрад из другой комнаты.

Пока он работал, я сидел тихо как мышь. К счастью, в студии нашлись карандаши и бумага. Только храбрец осмелился бы читать – шелест страниц мог бы вызвать у Конрада в таком настроении новый приступ ярости. Время тянулось медленно, Конрад отвлекался от чтения, только чтобы взять новую пачку документов. Я слышал, как Фридрих в спальне собирает для нас багаж.

В шесть Конрад решил, что на сегодня работы хватит, и ринулся в спальню. Я поплелся за ним, гадая, пришло ли время пить чай или нет, и обнаружил, что он роется в моем чемодане.

– Дега спрятан слева, а столовое серебро – справа, – сухо сказал я. Это уже переходит всякие границы!

– Почему ты берешь два свитера? Там сейчас лето, – могу поклясться, он почти рычал!

– Потому что в Цюрихе в феврале холодно, и, думаю, что гавайская рубашка будет неуместно смотреться в VIP зале аэропорта, – раздраженно бросил я. Какая наглость!

– Тебе не нужно брать три пижамы! – рявкнул он, выбрасывая их из чемодана.

– Спроси у Фридриха, какого черта он столько положил! – крикнул я в ответ.

– Все твои вещи для того, чтобы ты их носил ЗДЕСЬ, а не увозил ОТСЮДА, – заорал он, угрожающе надвигаясь на меня.

– Ты сам-то слышишь, что говоришь?! Это безумие, даже по твоим стандартам!

Он сбил меня с ног, и я упал на кровать. Своим сильным телом Конрад припечатал меня к постели и принялся свирепо целовать, до крови впиваясь зубами в нижнюю губу. Я царапнул его по лицу в неудачной попытке сбросить его, но он с легкостью поймал мои запястья и зафиксировал их у меня над головой. Держа их одной рукой, он железной хваткой вцепился мне в горло и наклонился, чтобы снова поцеловать. Вне себя от ярости я укусил его и попытался пнуть в живот. И в ответ получил полновесный удар в солнечное сплетение.

Боль была настолько сильной, что невозможно было вздохнуть. Он отпустил мои руки, и я откатился в сторону, пытаясь восстановить дыхание.

– Боже, Гунтрам! – в его глазах мелькнул ужас. – Я не хотел навредить тебе. Попытайся расслабиться, дыши медленно.

Он заставил меня принять позу эмбриона, лег позади, мягко поглаживая по спине, прислушиваясь к моему рваному дыханию.

– Прости меня. Клянусь, я не хотел сделать тебе больно. Можешь выпрямиться и сесть? – спросил он, бережно приподнимая меня, когда дыхание немного выровнялось. Он устроил меня спиной на своей груди, ласково поглаживая плавными движениями.

– Мысль о том, что я потеряю тебя, доводит меня до безумия. Я не хотел этого делать, – с искренним раскаянием повторил он. – Теперь ты уйдешь, и это будет целиком моя вина.

– Конрад, я же обещал, что вернусь. Ты должен мне доверять! – всхлипнул я, почему-то ища утешения в его объятьях.

– Гунтрам, я никогда не смогу тебя отпустить, – признался он, разрывая мне сердце.

– Это всего на две недели. Кроме того, на следующей неделе ты сам уедешь и будешь все время занят, – я внезапно испугался, что он отменит свое решение. – Я вернусь прежде, чем ты заметишь, что меня нет.

Мы еще долго лежали, не двигаясь и не разговаривая.

Понедельник

Утром Конрад уехал в аэропорт, где его ждал самолет. На прощанье он стиснул меня в объятьях и поцеловал с каким-то отчаянием.

– Всего две недели, – мягко сказал я.

– Надеюсь, – проворчал он и сразу же ушел, даже не обернувшись.

После обеда пришел Михаэль, чтобы отвезти меня в аэропорт. Я не ожидал, что это будет он.

– Привет, парень. Меня разжаловали до шофера. Бери вещи, поехали, – сказал он, широко улыбаясь.

Я попрощался с Фридрихом и поблагодарил его за заботу.

– Я надеюсь, ты скоро вернешься, – ответил он и взял мой багаж. Эй, не порть меня, скоро мне придется самому о себе заботиться.

Во дворе был припаркован черный Мазерати. Настоящий красавец! Я присвистнул:

– Ваш?

– Если бы… Герцог не будет возражать, если я на нем отвезу тебя в аэропорт. Кто знает, может, мне удастся подцепить там какую-нибудь знойную стюардессу. Ну ладно, последняя проверка. Паспорт?

– В кармане.

– Билет?

– В пальто, мамочка.

– Взрывчатка?

– Забыл! Придется возвращаться, – хихикнул я.

Михаэль настоял, что должен проводить меня до стойки регистрации. Эй, я умею читать указатели! Он крепко обнял меня и выдал прощальный наказ:

– Веди себя хорошо, не ешь то, что не можешь выговорить; если пойдешь к девочкам, бери с собой только наличные; помни, что саке и калифорнийские роллы плохо сочетаются.

– Ладно. Но тогда и ты тоже!

– Ты хочешь, чтобы я умер со скуки? – в притворном ужасе воскликнул он. Я рассмеялся. – Ты должен вернуться через две недели и спасти нас от чудовища, которое здесь оставил, – сказал он, на этот раз серьезно.

Первый класс – это что-то невероятное. Там даже можно поспать в кровати, и симпатичная стюардесса (или «бортпроводница» – как их положено теперь называть) всегда к твоим услугам. Все было бы прекрасно, если бы в кресле через проход не сидел один австриец из риэлтерского департамента «Линторфф Приват Банка».

Он был весьма тактичен и в основном задавал вопросы об Аргентине. Сказал, что летит туда, чтобы оценить перспективы приобретения недвижимости, и если мне что-нибудь понадобится, то я смогу его найти в «Парк Хаятт».

Конрад, ты – настоящий параноик!!!

========== "18" ==========

24 января, четверг

Я совершенно не был готов к тому, что застану по возвращении. Большинство событий 21 декабря* я пропустил: беспорядки, грабежи и отставку Президента. Официально считалось, что погибло двадцать человек, неофициальные же цифры были слишком велики, чтобы в них поверить. Если раньше люди хоть как-то барахтались, чтобы выжить, то сейчас стало гораздо труднее. Показатели уровня безработицы превысили 25%, подскочила инфляция, случился коллапс в банковской сфере – стало невозможно снять свои деньги со счета. Толпы людей, копающихся в мусорных отходах в поисках просроченных консервов. Демонстрации, волнения, стихийные митинги в общественных местах, в основном устраиваемые левыми партиями. Я был потрясен.

Когда мы с австрийцем вышли из самолета, я собирался попрощаться, но он буквально заставил меня ехать с ним в бронированном автомобиле, присланном из отеля, поскольку существовал большой риск, что на нас нападут, когда мы будем проезжать бедняцкие кварталы. Я сперва подумал, что он преувеличивает, но, к сожалению, он оказался прав. «Добро пожаловать в Колумбию», – сказал он к моей большой досаде.

Удивительно, но он бегло говорил по-испански и немедленно втянул водителя в разговор о политике и экономике. Он был настолько любезен, что подвез меня прямо до дома, хотя это больше двадцати кварталов от отеля. Повезло!

Я оставил вещи дома, переоделся – потому что было очень тепло, да и если заявиться на работу в такой одежде, то надо мной будут издеваться до конца жизни.

Теоретически я должен был вернуться 23 числа. Коллегам было очень любопытно, что можно было делать в Европе почти целый месяц. Стану я вам всё рассказывать, не дождетесь! Они получили отредактированную версию моих поездок, и я туманно упомянул, что был с кем-то в Цюрихе.

– Ничего себе, Гути теперь у нас взрослый! – восторженно завопила Виктория. Сегодня ее волосы сияли угрожающе розовым цветом. – Ты был с девушкой!

– Нет-нет, что за ерунда! – возмущенно запротестовал я. Ну это же так. По сути.

Оказалось, что мою смену перенесли с утра на вечер. Вот дерьмо! Ладно, все равно увольняться через неделю. Мне теперь полагалось работать с четырех до одиннадцати, на самом деле – до двенадцати. Считается, что за вечернюю смену можно получить больше чаевых, чем за утреннюю.

По пути назад я купил продуктов и заглянул на факультет, где изучал социальное обеспечение, к большому удивлению обнаружив, что он открыт, хотя сейчас и каникулы. Студенты (ребята с кафедр социологии и политических наук – если быть точным) организовали комитет для работы в трущобах и обменный рынок (проблема с наличкой, помните? Даже с местной валютой, выпускаемой региональными органами управления). Еще меня безмерно удивило, что большинство зарегистрированных членов комитета не студенты, а обычные люди среднего возраста из более-менее благополучных слоев общества. Возможно, последние события повысили их социальную активность.

Я валился с ног, когда добрался до дома. Затренькал звонок. Это явился сосед со своей адской собакой, которая восторженно меня облаяла.

– Лола услышала, что ты вернулся. Выглядишь замученным после полета. А я тут приготовил спагетти, – заявил он, врываясь в квартиру, как ураган, ринулся в кухонный отсек и принялся рыться в буфете.

– Привет, Жорж. – Вообще-то он Хорхе, но предпочитает французский вариант своего имени. Лучше для бизнеса: он – парикмахер. – Приятно снова тебя видеть.

Хороший парень, хотя иногда любит покудахтать надо мной, как курица над цыпленком.

– Ты должен все-все мне рассказать! В Париже был? – воскликнул он, усаживаясь на мое любимое место.

– Придержи коней. Будет тебе исповедь, не волнуйся. Только дай мне продукты в холодильник убрать.

Он восхищенно присвистнул, увидев мое новое пальто. Я напрягся, пытаясь придумать объяснение, но в этот момент зазвонил телефон.

– Настоящая шерсть кашмирских коз. Качество говорит само за себя, – заметил он.

Мобильник! Совсем забыл про него.

– Здравствуйте, – нерешительно сказал я.

– Хорошо долетел, котенок? – спросил Конрад.

– Привет! Да, все отлично. Спасибо, – ответил я как можно неопределенней. Не самый удобный момент для разговора, если учесть, что Жорж обладал знаменитым «гейдаром», который работал постоянно. И, увы, здесь не было другой комнаты, чтобы уйти туда и спокойно поговорить.

– Обустроился?

– Да, и кое-что успел сделать. Ты сейчас где?

– В «Георге Пятом»**. Весь день нудные встречи. – Он вздохнул. – Уже скучаю по тебе.

Только не сейчас, Конрад! Публика слышит каждое мое слово!

– Я тоже. Мне поменяли смену на вечернюю, – зачем-то ляпнул я.

– У меня было впечатление, что ты собирался увольняться, – сказал он опасно напряженным тоном.

– Это только на неделю – пока они не найдут замену, – стал я быстро оправдываться. – Много работы сегодня?

– Как обычно. Грустно от того, что тебя не будет со мной сегодня вечером.

Я улыбнулся, тронутый его словами:

– Это низко с твоей стороны – я всё равно бы не смог с тобой полететь.

Жорж чуть ли не светился от самодовольства, расставляя тарелки и стаканы. Дерьмо! Теперь он точно знал. Р-р-р-р! Лучше буду его игнорировать.

– Мне от этого не легче.

– Знаю. Сколько у тебя там времени? Наверное, очень поздно, тебе пора отдыхать.

– Я не могу спать.

– В самолете я столкнулся с твоим человеком, Ландау. Он меня подвез. Очень мило с его стороны.

– Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся к нему. Его основная задача – подготовить несколько сделок и установить контакт с местными, но ему известно, что ты для меня значишь.

В этот раз я покраснел, а проклятая псина залаяла, как ненормальная.

– У тебя есть собака? – с тревогой спросил он. Не волнуйся, не собираюсь выпускать собак на твои персидские ковры.

– Это моего соседа. Он пришел узнать, жив ли я после целого месяца, проведенного в дикой Европе. Можно я позвоню тебе завтра?

– Ясно.

– В семь по твоему времени будет нормально?

– Идеально. Спокойной ночи, Гунтрам.

– Спокойной ночи.

Я отключил телефон и морально приготовился к расспросам любопытного парикмахера.

– Я ЗНАЛ ЭТО! – торжествующе завопил Жорж. – Кто этот везучий ублюдок, который сумел тебя подцепить?! Ты должен все рассказать. Я почти завидую ему: целый год я безуспешно пытался свести тебя с кем-нибудь из моих приятелей, а этот парень охмурил тебя меньше чем за месяц!

– Почему ты решил, что это «он»? – спросил я слегка раздраженно. У меня что, на спине написано «гей»? Сосед насмешливо поднял бровь. – Хорошо. Это он. Его зовут Конрад, и ему 44 года.

– Ах ты, мелкий притворщик! Я хотел познакомить тебя с Педро, которому всего тридцать, а ты сказал, что он «слишком старый», а сам сошелся с мужиком вдвое старше себя, – он смеялся почти до слез. – Кстати, судя по тому, как вы разговаривали по телефону, он, должно быть, нечто в постели, – заметил он, гнусно ухмыляясь. Я открыл рот. – Тебе еще многому предстоит научиться. Если двое так сдержанно разговаривают по телефону, в постели они наверняка устраивают бурю. Я-то знаю. – Я покраснел, как помидор. – Если честно, ты уже начинал меня беспокоить: почти двадцатилетний парень с таким лицом, как у тебя, и никто до сих пор не оприходовал. Везучий ублюдок!

– Ты не мог бы перестать его так называть? Он – уважаемый человек, – недовольно проворчал я, набрасываясь на макароны.

– Как мило. Ты уже защищаешь его, – поддразнил он меня. – Чем он зарабатывает на жизнь?

– Он работает в цюрихском банке, – ответил я. Это же правда.

– Как он выглядит?

– Очень высокий, светлые волосы и все такое… Голубые глаза, по-настоящему красивая фигура. Мужественный типаж, невероятный интеллект и культура.

– У него случайно нет старшего брата? Может, дашь номерок телефона? – спросил Жорж, заставив меня рассмеяться. – Всегда знал, что ты такой же, как я, мой дорогой. Тебе повезло, что ты нашел подходящего парня с первого раза. Обычно так не бывает, – он вздохнул.

– Он хочет, чтобы через две недели я переехал к нему. В Цюрих, – признался я.

– Тогда тебе надо начать собирать коробки и складывать вещи. Я завтра посмотрю, нет ли у нас в салоне ненужных.

– Ты не понимаешь! Он хочет, чтобы я насовсем переехал в Цюрих и учился там в университете.

– А что тут непонятного? Такая возможность выпадает один раз в жизни, мальчик! Хватай вещи и прыгай в ближайший самолет! Ты что, правда хочешь остаться здесь? В бедной стране, где без связей трудно найти работу? Мыть столы и посещать третьеразрядный университет? Хочешь быть убитым при ограблении на улице? – он смотрел на меня, словно я с луны свалился.

– Я даже не уверен, что интересуюсь мужчинами!

– Ну-ну, дорогой… После месяца кувырканий в постели мог бы уже и понять, – сказал Жорж, позабавленный моей вспышкой. Скорее всего, он думает, что я еще на этапе отрицания.

– Дело в том, что меня не возбуждают другие мужчины. Только он. Я до сих пор считаю, что девушки симпатичней. Конрад окружен телохранителями с внешностью Кена, но мне они не кажутся привлекательными.

– Телохранителями? Во множественном числе? Мда, нетипично для обычного банковского клерка.

– Он – хозяин банка, но ты не должен это никому рассказывать. Он очень осторожный.

– Ты подцепил швейцарского банкира? И еще сомневаешься, возвращаться или нет?! Поторопись, а то его сцапает кто-нибудь еще.

– Мне нужно время подумать. Что если это только мимолетное увлечение, и его интерес угаснет, как только наши отношения потеряют новизну?

– Гунтрам, тебя головой вниз в детстве не роняли? Мы говорим о человеке за сорок, которому невероятно повезло найти неискушенного мальчика с твоей красотой, умом, преданностью, образованием в элитной школе, и который, в довершение всех этих достоинств, не смотрит на других мужчин! Ублюдок выиграл джекпот! Будь я на его месте, никуда бы не отпустил тебя одного. Ты его любишь?

– Очень. Даже несмотря на то, что иногда он бывает слишком властным, – я в десятый раз покраснел. – Конрад очень благородно себя повел, когда у меня были проблемы с полицией в Венеции.

– Ну-ка, ну-ка, поподробнее. Ты и полиция в одном предложении – это необычно.

– Помнишь моего друга Фефо? – Жорж скривился. – Полиция поймала его со ста пятьюдесятью граммами кокаина, и он заявил, что наркотики получил от меня, хотя я приехал в город позже и был с Конрадом. Конрад подтвердил мой рассказ и даже заплатил юристу, который помогал мне. Позже, по моему настоянию, он еще заплатил юристу за Федерико.

Эта версия событий, конечно, короткая и отредактированная, но остальное слишком туманно и до сих пор не до конца мне понятно.

– Ты говоришь, что человек его положения вмешался в скандал, устроенный студентом, и даже защищал тебя перед полицией? Боже, что еще этот парень должен сделать, чтобы убедить тебя в своей любви?! Выбить твое имя у себя на заднице?!

Определенный смысл в словах Жоржа был...

Следующим утром я отправился в бедные кварталы, чтобы посмотреть, как там обстоят дела. Хреново – как обычно. Отец Патрисио весь в заботах о тысяче самых разных вещей. Закончились деньги для столовой, и нет надежды их найти в ближайшее время. Я вызвался помочь ему в школе и развлекал детей, которым еще предстояло идти искать отбросы и мыть ветровые стекла машин.

Что меня бесит больше всего, кроме нищеты, в которой они живут, это духовная нищета людей, живущих напротив. Да, трущобы Ретиро располагаются на незаконно занятых землях, принадлежащих железной дороге, проходящей через один из самых богатых районов города. Либертадор-авеню и железнодорожные пути – словно река, разделяющая богатство и бедность. С одной стороны бутики Версаче и в менее чем в километре отсюда – дети, нюхающие клей.

У меня упало настроение. Как я могу наслаждаться благополучной, если не сказать роскошной, жизнью с Конрадом, когда многие из этих детей не доживут и до тридцати? Жизнь так несправедлива.

В четыре я заступил на смену в кафе, а в шесть начался наплыв посетителей, не прекращавшийся почти до полуночи. Я валился с ног от усталости, но ухитрился улыбнуться последнему посетителю.

Упав на постель в час ночи, я спохватился, что совершенно забыл об обещании позвонить Конраду и зарядить мобильный телефон. Вот он разозлился, наверное! Я вскочил с кровати, чтобы отправить ему маленькое письмо. Кто знает, может его это успокоит... Да, правильно.

Дорогой Конрад,

мне ужасно жаль, что не позвонил тебе сегодня. Я замотался и пропустил время – помогал отцу Патрисио в школе, потом побежал на работу и только сейчас вернулся домой, а у тебя там сейчас шесть утра. Ты вправе на меня рассердиться. Я позвоню сегодня в семь вечера, если тебе удобно.

Пожалуйста, прости меня,

Гунтрам

Сегодня работы у меня меньше, поэтому я решил сходить в университет, чтобы забрать сертификат с результатами, школьный аттестат, поставить печать в учебной части и навестить банк, спросить, вдруг все-таки можно сделать международный перевод (ага, и свиньи могут летать), а потом отправиться на работу.

Учебная часть. Все удалось без проблем.

Банк. Кое-что удалось: я спросил. Клерк посмеялся надо мной. Познакомьтесь с приятными людьми в этой длинной очереди. В любом случае, мои первоначальные 30 000 долларов были превращены в 42 000 аргентинских песо, которые по текущему курсу равны 14 000 долларов. Забудьте о том, чтобы снять деньги со счета. Только 400 песо в неделю! Я безмерно счастлив!

После обеда вернулся в университет, чтобы забрать бумаги. Будет готово только через неделю. Ладно, не так страшно, как я боялся. Потом, сам не знаю, почему, я заполнил заявление о переводе на утренние лекции. Думаю, просто по привычке.