Текст книги "Палочка для Рой (ЛП)"

Автор книги: ShayneT

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 72 страниц)

Если бы девочка была обычной, то Рита и написала бы именно такую статью. Тем не менее, с момента, когда она вошла в комнату, что-то в девочке казалось ей неправильным. Странное чувство ужаса омывало её с мгновения, когда Рита увидела Тейлор Эберт, и чувство это не проходило.

Конечно, она навела свои справки о девочке. Важно было знать правду, прежде чем печатать ложь, особенно из-за того, что правда иногда оказывалась намного более пикантной, чем любое враньё, которое она могла придумать.

То, что она обнаружила в своих изысканиях, оказалось неприятным. Девочку, несомненно, пытали проклятьем Круциатус, вероятно, до того, как она вообще осознала, что магия существует. Она заявила, что является сиротой, и любой, способный прочесть между строк, осознал бы, что она одна из тех магглорожденных, чьи семьи оказались убиты ещё до начала учебного года.

В то же время, о ней не было никаких записей в архивах, и авроры ничего не знали об убийствах людей с такой фамилией.

Возникали вопросы, а отвечать на вопросы Рита любила больше всего на свете. У неё было чутьё на новости, и сейчас перед ней лежала сенсация, это было совершенно точно.

Всё же, написать заказную хвалебную статью сейчас и разоблачающую позднее, не доставило бы ей неприятностей. Тем не менее, с мгновения, когда она вошла в комнату, что-то в девочке вызывало в Рите глубокую тревогу.

Ощущение такое, словно лицо девочки натянули на череп, и это было смутно неправильно. То, как она двигалась, словно кто-то влез в чужую кожу, словно там таилось нечто, только и ждущее момента, чтобы вырваться из-под кожи и поглотить Риту.

Также это беспокоило не только её человеческое я. Жук всегда был внутри Риты, и эта часть её кричала: «хищник».

На первый взгляд, девочка выглядела как любой другой ребёнок её возраста. Она носила ту же форму, и волосы её не то чтобы слишком отличались. Может, дело было в том, как она таращилась, не моргая, с выражением лица, непохожим ни на одного другого ребенка из тех, что повидала Рита.

Может, дело было в явных попытках доминирования, выглядевших нелепо в свете того факта, что девочка была крошечной ученицей первого курса.

– У людей есть вопросы, – сказала Рита, не глядя на карликового профессора. – И они заслуживают ответов.

Эберт глубоко вдохнула. На мгновение она выглядела так, словно собиралась сказать что-то едкое; в ходе интервью девочка становилась всё агрессивнее, но внезапно странное чувство спокойствия снизошло на её лицо.

– Мы были в отпуске, – тихо сказала Эберт. – Впервые за долгое время моих родителей не донимали рабочие проблемы, и наконец-то мы снова могли быть семьей. Нападение произошло из ниоткуда. Я не помню на самом деле, что произошло; говорят, что после атаки у меня остались какого-то рода повреждения мозга.

Травма мозга могла объяснить некоторые из её поведенческих проблем, и может даже её странную мимику и жесты. Тем не менее, что-то было не так с рассказанным девочкой. Откуда взялась эта внезапная, печальная искренность? Было ли это игрой, или девочка оказалась настолько травмирована, что теперь словно многочисленные люди жили в одном и том же теле?

– Насколько сложно будет волшебникам заставить приезжих магглов просто... исчезнуть? – спросила Эберт. – Сделать так, чтобы записи исчезли, чиновники забыли. Удивляет только то, что они не проделали подобного со всеми.

Она говорила об убийцах магглов. Рита ощутила внезапный всплеск возбуждения. Она пыталась осветить этот вопрос, но Министерство полностью заглушило её попытки. Её редактор отказался даже смотреть на всё, что она написала по этому вопросу, до такой степени, что у неё было побуждение накатать анонимную статейку в Придиру, лишь бы хоть как-то дать ход делу.

Она подалась вперёд:

– И это оставило тебя в полном одиночестве? – спросила Рита.

Эберт кивнула.

Если бы Рита как следует пригляделась, то почти смогла бы увидеть слезу в уголке глаза Тейлор. Она убедилась, что перо сделало пометку об этом. Слеза могла быть игрой света.

Может быть, написание статьи, которой от неё ждут, не будет изменой её журналистским принципам. В конце концов, что было более вероятным, что одиннадцатилетняя магглорожденная подчинила Книгу, и Перо, и Шляпу, и все другие защиты, имевшиеся в Хогвартсе, или что она на самом деле была жертвой, которой, судя по всему, являлась?

Её магия проявилась поздно, вероятно в то время, когда её пытали. Эта стихийная магия объясняла, как ей удалось выжить, в отличие от родителей.

История об отважной девочке, оказавшейся в состоянии справиться с трагедией, дабы принести изумительное открытие, будет хорошо продаваться. Она может интерпретировать поведенческие проблемы как временные побочные эффекты травмы, полученной из-за того, что с ней случилось. Она, вероятно, сможет написать достаточно о том, что случилось с Эберт, дабы суметь вытащить наружу некоторую информацию об убийцах. Ей придётся быть осторожной и намекать вместо того, чтобы утверждать всё прямо, но эта девочка может оказаться средством воздействия, необходимым ей, дабы косвенно донести историю.

– Какие чувства в тебе это вызывает? – спросила она.

Это был банальный вопрос, но дети зачастую были глупы и не так уж хороши в самовыражении. Иногда приходилось вытаскивать из них информацию, и простые, грубые методы зачастую подходили лучше всего.

Расплачутся – тем лучше. В конце концов, эмоции продавали газету гораздо лучше пресных фактов. Именно ритино управление эмоциями, стоящими за историей, делало её репортёром номер один в газете.

Конечно, во всей газете было всего лишь три репортёра, и двое других были в командировке. Дамблдор запрашивал кого-то из них, что вывело из себя Риту, но она понимала. Дамблдор хотел заказную хвалебную статью, а Рита точно была известна не благодаря им.

Дамблдор пристально смотрел на неё во время их разговора так, словно мог прочесть её разум. Принимая во внимание его силу, возможно, что он и правда мог.

От вопроса Риты девочка скривилась.

– Пишите, что хотите, – сказала она. – Всё, что я скажу, будет лишь крошечной степенью того, что я ощущаю на самом деле. Печаль? Это даже и близко не передаёт то ощущение, когда теряешь весь мир. У меня были друзья, которых я никогда больше не увижу, семья, потерянная теперь навсегда. Сержусь ли я? Ярость тут больше подойдет; когда я стану достаточно взрослой, то собираюсь найти тех, кто сотворил такое с дорогими мне людьми, и тогда они поплатятся.

Рита уставилась на неё.

Девочка говорила о том, что устроит охоту на Пожирателей Смерти, так, словно это было уже решённым делом. Она не выказывала никакого страха от этой мысли, вместо этого в её глазах мелькали проблески предвкушения.

Ощущение нахождения в одной комнате с хищником усилилось, и к своему удивлению Рита ощутила, что начала потеть.

– Есть те, кто шепчутся, что ты можешь стать следующей Тёмной Леди, – наконец сказала Рита.

– Считаете, мне следует? – спросила девочка.

Её удивительно пустые глаза повернулись в направлении Риты, и звучало всё так, словно ответ на вопрос не имел большого значения для неё. Девочка принудила себя улыбнуться, и это выглядело устрашающе, словно кожу натянули на скелет.

– Шучу. Я обычная ученица Хогвартса.

Это было величайшей ложью, которую Рита слышала со времен заявления, что Корнелиус Фадж на самом деле поддерживал магглорожденных. Он использовал это заявление просто как тактику в своей предвыборной кампании, чтобы усесться в министерское кресло; на самом деле он был так же предубеждён, как и любой другой чистокровный.

Сама Рита была полукровкой, и она ненавидела пренебрежение со стороны чистокровных из-за её статуса крови. Сбивание спеси с высокомерных чистокровных всегда приносило чувство мстительного удовлетворения. Вопрос заключался в том, что эта девочка определённо была не обычной ученицей. Как минимум, она была травмирована и точно находилась не в своём уме.

В наихудшем случае, она была как маггловская кукушка⁽²⁸⁾. Она откладывала яйца в гнезда других видов, и затем позволяла другим птицам растить своих птенцов. Эти птенцы выталкивали детей самой птицы из гнезда, убивая их.

Была ли эта девочка спасительницей или демоном?

Обычно интуиция Риты давала ей ответ, но здесь у неё не было уверенности.

– Выдающаяся ученица, – сказал Флитвик из-за её спины. – Она одна из двух моих лучших.

Он уже говорил это ранее; повторял ли он слова в интересах девочки? Девочки в этом возрасте были эмоционально уязвимы. Рита боялась, что ей придется держать девочку за руку в течение всего интервью.

Как могли они не замечать, что она за монстр?

Это должно было быть очевидно каждому учителю. Они ежедневно видели достаточно учеников, чтобы заполучить бессознательную способность осознавать, что нормально, а эта девочка не была нормальной. Это должно было стать очевидно с того момента, когда она впервые вошла в класс.

Тем не менее, если она попытается предупредить мир, не имея какого-то рода доказательств, то только выставит себя на посмешище. Чистокровные были убеждены, что магглорожденные – не настоящие волшебники. Они тешили себя идеей, что магглорожденные были лишь немногим лучше сквибов.

Сказать им, что выдающаяся магглорожденная – магический гений, и они начнут подвергать сомнению всё остальное сказанное ей, и в данный момент Рита не могла себе такого позволить. Иногда правду следовало выдавать маленькими порциями, чтобы её смогли принять.

Хуже того, семьи людей, которым лекарство от Круциатуса дало надежду, не захотят слушать, что девочка – социопат. Им нужно было верить, что она ангел милосердия, особенный человек.

В любом случае, никто не поверит, что одиннадцатилетняя может быть опасна. Большинство волшебников, как правило, игнорировали всех, кто был неспособен к магии; первогодки Хогвартса еле-еле проходили такой отбор. Тот факт, что девочка убила тролля ножом, будет рассматриваться как нереалистичный, несмотря на то, что Рита слышала о нём от многочисленных источников, включая самого Дамблдора.

Неопределенность терзала её. У неё были все причины написать о девочке апологетическую заметку, в то время как критическая статья доставит Рите массу неприятностей. Тем не менее, её читатели ожидали от неё больше, чем просто штамповка по заказу Министерства.

Её работой было предупреждать общественность.

Девочка пристально смотрела на неё, и, мгновение спустя, её колючий взгляд смягчился.

– Я не опасна, – сказала Эберт. – Ни для кого, кто оставит меня в покое. Люди просто, как правило, боятся всего, чего не понимают... особенно маглорожденных. Боюсь, большая часть слухов обо мне раздута, мягко говоря.

Скрытый смысл был таким, что она опасна для тех, кто решит напасть на неё. Девочка могла высказать свое заявление таким образом, чтобы угрожать самой Рите; и если бы она это сделала, то линия поведения Риты стала бы ясна. Никто не смеет угрожать прессе, и она нашла бы способ протолкнуть историю в печать, даже если бы ей пришлось отправиться к Лавгудам.

Но заявление было безликим, не содержащим в себе угроз. Это была констатация факта.

– Что ты думаешь о чистокровных? – спросила Рита.

– Некоторые из моих лучших друзей – чистокровные, – ответила Эберт. – Я имею некоторое представление о культурных подтекстах, но не считаю, что статус крови так уж много значит на самом деле. Я считаю, что людей следует судить по их характеру и, возможно, по силе их магии.

– По силе их магии? – переспросила Рита.

Эти слова удивили её.

– Никто не рождается с магией, которая сильнее или слабее, чем у кого-то другого, – ответила Эберт. – В волшебном мире магическая сила достигается упорным трудом, умом и практикой. Всё это сами по себе достойные поощрения качества.

– Ты считаешь, что талант не играет роли? – спросила Рита.

– У некоторых людей более быстрые рефлексы, что может сделать их лучшими дуэлянтами, или поможет быстрее думать, но в повседневной магии любой волшебник может сделать что угодно, если достаточно умён, – сказала Эберт. – Всегда есть кто-то, кто учится быстрее, но если вы будете упорно работать, то неизбежно достигнете того же самого.

– Если бы все волшебники так считали, – пробормотала Рита.

Большинство волшебников были ленивы.

Риту изумляло, что столь много волшебников не могли надлежащим образом исполнить заклинание щита. Она бы уже трижды умерла, если бы не поддерживала на должном уровне свои навыки, и в том мире, в котором жили волшебники, не было причин не знать основы самозащиты. Тем не менее, большинство волшебников и ведьм предпочитало слушать Министерство и делать вид, что всё в порядке.

Рита пришла к решению.

Она напишет обе истории; хвалебную статью, о которой просил Дамблдор, и статью об опасной магглорожденной. Она придержит дискредитирующую статью до тех пор, пока девочка не продемонстрирует, что она именно та, кем её считал внутренний голос Риты.

В то же самое время, она попробует написать статью, назначенную ей сейчас, с отсылками к тому, что происходит с магглорожденными. Если она будет достаточно умна в написании, то статья может просто проскользнуть мимо редактора.

Он рассердится, конечно, как только история выйдет наружу, возможно, она окажется в состоянии написать больше историй, которых ей действительно хотелось написать. Оставлять население волшебного мира беспомощным не являлось её работой.

Она прошла первую войну с меньшей цензурой, и иногда удивлялась, были ли какие-то скрытые мотивы, стоявшие за аннулированием определенных статей. Были ли члены Министерства в одной лиге с Волдемортом? Они каким-то образом заполучили какую-то власть над её редактором?

Рита принудила себя улыбнуться.

– Мне кажется, мы неправильно начали, – сказала она. – Может быть, нам следует начать все заново. Расскажи мне какие у тебя планы теперь, после того, как ты подала идею лекарства, оказавшего помощь столь многим людям?

Перо Риты было связано с ней, так что оно уловило смену настроения и автоматически отрегулировало подход, с которым оно описывало беседу.

Девочка расслабилась, несмотря на то, что не смотрела на запись. Ходили слухи, что девочка была Провидицей. Трудно было поверить в такое с магглорожденной, но может она и впрямь являлась таковой.

Могла ли девочка быть легилиментом, или она просто каким-то образом читала заметки Риты?

– Мне бы хотелось помочь всем, – сказала Эберт. – Не только нескольким несчастным жертвам. Для начала, мне бы хотелось насладиться учебными годами в Хогвартсе, проведенными в мире. Если такое случится, я, скорее всего, в конечном итоге, стану исследователем магии.

Рита не спросила, что произойдет в случае, если девочку не оставят в покое. Часть её до сих пор заходилась в крике об опасности девочки, так что лучше было не знать.

Тем не менее, она собиралась наблюдать за Эберт.

Глава 42. Зима

– Шестнадцатая страница? – спросила я. – Дамблдор заставил меня пройти через всё это ради маленькой статейки на шестнадцатой странице?

На странице шестнадцать находилась колонка о здоровье, но я ожидала... большего, судя по тому, как он всё организовал. Дочитывал ли кто-нибудь вообще до шестнадцатой страницы? Что вообще могла изменить крошечная маленькая заметка?

– Ты представлена в хорошем свете, – сказала Гермиона. – Она не написала статью, разделывающую тебя в пух и прах, или чего-то такого.

Рита намекнула, что меня пытали. Это объясняло странные взгляды, которые на меня бросали другие ученики весь день – смесь симпатии и ужаса.

Гермиона была осторожна и не спрашивала об этом, но в её глазах я видела тот же вопрос. Это раздражало; стоила ли неясная потенциальная награда в будущем потери уважения в глазах всех остальных? Я не была жертвой. Я ушла от этого ещё годы назад, когда торчала в шкафчике, заходясь криком.

Никогда больше в своей жизни я не буду жертвой.

Это не означало, что со мной не может случиться что-то ужасное – моя удача никогда не была особенно хороша. Но даже отрезание руки не сделало меня жертвой. Позиция жертвы проистекает в первую очередь из склада ума. В наихудшем случае я была выжившей, и это было совершенно иное состояние ума.

– Как все могут верить всему, что видят в газете? – спросила я раздражённо. – У меня никогда не было слёз в глазах, и я не говорила о том, как мои родители гордились бы мной.

– Эм-м... художественное преувеличение? – спросила Гермиона.

Ей определённо было не по себе.

Несмотря на все мои тренировки, она всё ещё время от времени воспринимала прочитанное как истину в последней инстанции. Наличие прямо перед ней того факта, что иногда ложь печатают, должно быть, приводило её в замешательство.

– Не верь всему, что говорит женщина, – сказала я.

Я бы больше злилась на Дамблдора, но подслушивала, когда Флитвик отправился к нему с протестом. Очевидно, узнав, что интервью будет проводить Скитер, он связался с её редактором. Дамблдор заставил его согласиться на то, что сам просмотрит статью, прежде чем та окажется опубликована, а также на то, что у него есть право зарубить статью, если та ему не понравится.

Это была коррумпированная система, но Дамблдор знал, как с ней работать. Скитер не знала об этой закулисной сделке, и, скорее всего, пришла бы в ярость, узнай о таковой. Я знавала журналистов и ранее, и даже наихудшие из них, как правило, верили в то, что пресса должна быть независимой.

Гермиона кивнула рассудительно:

– Я не осознавала, что всё настолько плохо. Журналистские стандарты в волшебном мире низковаты, да?

Я взглянула на неё, удивляясь, не считала ли она на самом деле, что маггловские газеты настолько уж лучше. Может, они и были, здесь. Дома Протекторат обладал необычайным влиянием на средства массовой информации. В идеальном мире это было бы неприемлемо, но это всё равно случилось.

Ото всего произошедшего на душе у меня остался не самый лучший осадок, хоть оно несомненно сработало в мою пользу. Дамблдор проталкивал свои взгляды относительно магглорожденных, но точно так же мог действовать Люциус Малфой или один из других Пожирателей Смерти, прессующий редактора, чтобы протолкнуть свои взгляды.

Насколько вся война состояла из закулисных сделок вроде этой?

Политика всегда вызывала у меня отвращение. Политикам нужно было идти на компромиссы, чтобы добиться выполнения сделок, но проблема заключалась в том, что чем больше ты идешь на компромисс, тем легче тебе становится продолжать действовать в том же духе. Ты теряешь из виду тот факт, что время от времени случаются моменты, в которых идти на компромисс никак нельзя, и в конце концов ты становишься чем-то, чего и сам не смог бы узнать.

Политическая власть была ещё больше развращающей, чем другие типы власти, потому что она требовала продажи своей души.

– Ну, – медленно проговорила Гермиона. – Непохоже, чтобы всё это слишком много значило. Это просто статья на шестнадцатой странице.

Точно.

Так почему Дамблдор так настаивал на ней? Неужели он так отчаянно желал изменить разумы людей, даже на долю дюйма, что хватался за любую возможность? Неужели всё было уже настолько плохо?

Я видела множество повседневного расизма в населении в целом. Он был в том, как разговаривали ученики, в предположениях, которые они делали, в шутках, произносимых, когда они считали, что их никто не слышит. Вероятно, они переняли расизм от родителей, но их родители были, скорее всего, ещё хуже из-за того, что не сталкивались с магглорожденными каждый день.

Волшебники могли жить маленькими замкнутыми анклавами, где им вообще не требовалось сталкиваться с теми типами людей, которые им не нравились. Им даже не нужно было слушать те идеи, которые были им не по нраву. Вероятно, это было одной из причин того, почему Ежедневный Пророк оказывал на них такое большое влияние; они не получали новостей из любых других источников.

Придира, к несчастью, не считался. Кажется, это была странная маргинальная газетёнка, полная теорий заговора. Люди читали её скорее для того, чтобы посмеяться, нежели всерьёз веря в то, что там говорилось.

Хуже того, волшебники, как правило, жили вдвое дольше магглов, и это означало, что старые расистские идеи, которые просто издохли в маггловском мире, здесь длились, распространялись на правнуков и пропагандировались.

Были люди, прогрессивные для своего времени, но по сегодняшним стандартам их сочли бы ужасными расистами. В волшебном мире множество их всё ещё находились вокруг.

Что ж, прямо сейчас я ничего не могла с этим сделать. Статья вышла, и планы Дамблдора, какими бы они ни были, пришли в движение. Прежде всего я сглупила, соглашаясь на интервью, но, может быть, Дамблдор был прав. Некоторым людям лекарство должно было помочь, и если среди них найдутся власть имущие, может быть, я смогу как-то использовать это к своему преимуществу.

Не слишком утешало и то, что люди продолжали бросать на меня странные взгляды. Мне хотелось рявкнуть на них, но с учётом того факта, что по школе всё ещё шастало несколько боггартов, это было хорошим способом оказаться перед лицом направленных на меня палочек.

Такие взгляды длились в течение следующих нескольких недель, даже когда всё вернулось к привычному распорядку. На меня больше никто не нападал, хотя я и правда получила письма от нескольких людей, благодаривших за совершённое мной.

Разумеется, сначала их проверял Снейп. Он занимался этим, потому что я отказалась открывать собственную почту по очевидным причинам, и также из-за того, что он, вероятно, беспокоился, что я занимаюсь чем-то злодейским при помощи корреспонденции.

Если бы я и правда занималась чем-то подобным, то делала бы это при помощи близнецов Уизли, Гермионы, Невилла или Милли. Вероятнее всего, я прибегла бы к помощи близнецов, раз уж никто не знал о нашей связи.

Невилл исхитрился затащить меня на оба матча по квиддичу, и хоть я ужасалась тому, насколько опасно всё это в целом было для школьников, игра оказалась вроде как забавной. В ретроспективе, отправлять Висту на встречу лицом к лицу с Луном было ещё менее безопасно, а квиддич, по крайней мере, был зрелищным.

Я наблюдала и делала заметки, когда новый смотритель украл несколько вещей в замке. Он занимался этим нечасто, но я всё записала. Возможность для шантажа могла оказаться очень удобной позднее.

Я не планировала использовать это в повседневной жизни. Флетчер был человеком Дамблдора, и он заинтересовался бы тем, как я узнала то, что узнала. Если бы мне не повезло, то Флетчер отправился бы к Дамблдору, даже если бы это означало раскрыть совершённое им. Он не показался мне человеком, ставящим интересы других выше своих, но я и раньше ошибалась в таких вопросах.

Как-то незаметно подошло время зимних каникул. Возвращение в школу оказалось легче, чем я считала, пускай я и использовала чары обнаружения людей каждый день. Я использовала их не только из-за страха перед нарушителями; я также подозревала, что любой из профессоров мог использовать чары хамелеона.

В двух случаях я обнаружила Наземникуса Флетчера, пытавшегося незаметно проследить за мной, когда я направлялась на практические уроки с близнецами Уизли. Я убедилась, что Гермиона, Невилл и Миллисент также знали заклинание и неукоснительно использовали его.

Вероятно, это было хорошей тренировкой для того, с чем мне придется иметь дело, когда школу закроют на лето.

Снаружи громоздились кучи снега, и это означало, что большинство моих насекомых были в спячке или мертвы. Пространство внутри замка было достаточно тёплым, чтобы они могли выжить, особенно магические насекомые, но я принялась заполнять свою мошну максимально возможным количеством насекомых на экстренные случаи. Сумочка давала им возможность жить в тепле и оставляла их готовыми для нападения, при этом существенно уменьшались мои возможности шпионить за окружающими.

В будущем я собиралась посмотреть, не найдется ли способа расширить согревающие чары на других. Скорее всего, я не смогу расширить их на каждое насекомое, находящееся в моем распоряжении, но всё равно этим вопросом следовало заняться.

Я размещала насекомых гнездиться в недоступных местах вокруг труб; горячей воды было более чем достаточно, чтобы сохранить их живыми в самое суровое время зимы, но они становились вялыми и трудноиспользуемыми, когда отправлялись шпионить для меня.

Это делало меня немного параноидальной.

Тем не менее, моей репутации, очевидно, оказалось достаточно, чтобы прекратить дальнейшие нападения, или, может, всё дело было в идее, что персонал и картины внимательно за мной наблюдают. Слухи, гуляющие по школе, заключались в том, что это было как для защиты от меня, так и наоборот.

– Я была бы счастлива, если бы ты отправилась со мной ко мне домой на каникулы, – сказала Гермиона.

В её глазах стояли слёзы, что вызвало во мне лёгкий дискомфорт.

– Я не стала бы подвергать вас всех опасности таким образом, – сказала я. – И я рада, что в этом году ты проведёшь каникулы в Европе.

– Я поговорила об этом с родителями, – отозвалась она. – Они хотели забрать меня из школы, но я убедила их, что на самом деле здесь я в большей безопасности, чем там, снаружи. И им безопаснее тоже, когда я здесь.

Я кивнула. По крайней мере, её родители готовы были выслушать. Я же готова была поставить на то, что многие родители магглорожденных, скорее всего, недооценивали степень угрожающей им опасности, в особенности из-за того, что не получали волшебных газет.

Не то чтобы Скитер или остальные по-настоящему сообщали о том, что происходит на самом деле. В газетах, которые я заимствовала у Невилла время от времени, мелькали намёки о том, что творится, но ничего существенного. Они оказывали медвежью услугу всему населению, насколько я понимала.

– Буду ждать с нетерпением возможности повидаться с тобой, когда ты вернешься, – сказала я.

Она кивнула.

Её вещи были собраны, и она левитировала за собой сундук. Забавно, что всего лишь за несколько месяцев до этого она была изумлена тем, что я левитировала пустой сундук, но теперь она проделывала то же самое небрежно, словно и не прикладывая никаких усилий.

Каникулы длились всего две недели, и подавляющее большинство учеников отправлялись по домам. В течение часа замок опустел, и ощущение было таким, словно эхо гуляло по нему, и сам замок стал намного больше, чем был в то время, когда его наполняли ученики.

Во всём этом было нечто жутковатое. Обычно это было место, заполненное смехом и топотом ног. Теперь школа ощущалась заброшенной.

В некотором роде, теперь я была в большей безопасности, чем раньше. Меньше людей, желающих столкнуть меня с лестницы, и прикрывать себе спину будет легче в отсутствие фоновых шумов, маскирующих звук приближающихся шагов.

В то же самое время вокруг не будет никого, кто мог бы услышать мои крики. Даже часть персонала уезжала на каникулы, оставляя школу под присмотром преподавательского костяка (не в буквальном смысле, к досаде некоторых учеников).

Не будет никого, кто дарил бы мне подарки и кому можно будет дарить их в ответ; все мои друзья решили не оставаться. Невилл проводил каникулы с бабушкой, Милли – с семьей. Уизли уехали, заниматься тем, чем там занимаются Уизли.

Даже младший Уизли уехал.

Тем не менее, это была возможность удвоить мои занятия. Большей частью я пребывала в подземельях, сидя в комфортабельном кресле возле огня, окруженная книгами по темнейшей магии, какую только можно было найти вне запрещенной секции.

Было приятно подремать у огня; там было достаточно тепло, чтобы я могла прятать вокруг себя часть своих насекомых чтобы те приглядывали, пока я дремлю. Я узнала, что моя сила работала, даже когда я спала, так что можно было расслабиться по-настоящему.

Большой Зал был пуст во время приемов пищи, настолько пуст, что однажды, усаживаясь, дабы пообедать, я ощутила незнакомое присутствие кого-то, садящегося рядом.

Темноволосый парнишка с Гриффиндора пристально смотрел на меня.

– Поттер, верно? – спросила я.

Он кивнул.

– У тебя нет никого, к кому можно было бы поехать домой? – спросил Поттер.

– Я сирота, – объяснила я. – А ты?

– С таким же успехом мог бы и быть им, – ответил он.

А... плохая семья. Во время пребывания в Стражах я видела много такого. Силы паралюдей не доставались уравновешенным людям, тем, у кого не было огромного количества травм. Большинство паралюдей появлялись из разрушенных домов, мягко говоря, за исключением случаев, когда у их травмы был какой-то иной источник.

– Почему ты сел за стол Слизерина? – спросила я.

– Рона нет, и я решил, что такое выведет из себя Снейпа, – ответил он. Ухмыльнулся. – И Малфоя. Школа потрясающее место, не правда ли?

– Была бы лучше, не находись я в Слизерине, – ответила я.

Он оглянулся.

– Шляпа пыталась отправить меня в Слизерин, но я упросил её не делать этого.

– Меня она не послушала, – призналась я. – Я пыталась добиться, чтобы она отправила меня в Хаффлпафф.

Поттер хрюкнул.

Когда он понял, что я не шучу, то громко рассмеялся:

– Тебе такое же место в Хаффлпаффе, как и Сама-Знаешь-Кому.

– Ты же не сравниваешь меня с Тёмным Лордом, не правда ли? – холодно спросила я.

– Все остальные сравнивают, – ответил он. – Сам я ничего такого не вижу... Не думал ничего подобного с момента, когда увидел, как ты спасла Невилла от падения. Он очень хорошо о тебе отзывался. Затем, когда ты спасла его ма...

– Я ничего там не сделала, – сказала я. – Просто у меня появилась идея. Помфри и остальные сделали всю работу. Хотя я рада, что лекарство смогло помочь. Она, по крайней мере, узнаёт его теперь.

– Они забирают её домой, – отозвался Поттер. – Это будет первое Рождество Невилла, проведенное с мамой, и всё благодаря тебе.

Я неловко пожала плечами.

– Так что, ты и правда пырнула тролля ножом по яйцам? – спросил он неожиданно.

Мгновение я пристально смотрела на него, затем вздохнула. Пусть Поттер и казался достаточно милым, он всё ещё оставался одиннадцатилетним мальчишкой.

– Да, – ответила я. – Несколько раз. Лучшее место, чтобы убить его, раз уж в этом месте кожа тоньше.

– Откуда ты узнала? – спросил он, подаваясь вперед.

– Догадка, основанная на фактах, – ответила я. – Легко можно было и ошибиться, и в этом случае я, скорее всего, просто убежала бы прочь.

Он бросил быстрый взгляд.

– Ты не боялась?

– Все боятся, – ответила я. – Кто-то больше, кто-то меньше, но это случается со всеми, по крайней мере иногда. Единственное, что имеет значение, то, что ты делаешь, когда напуган. Бежишь ли ты, или стоишь и сражаешься.

– Иногда легче убежать, – заметил он.

– Но ты не можешь убежать от самого себя, – сказала я. – И ты всегда будешь знать, что ты был тем, кто сбежал.