Текст книги "Палочка для Рой (ЛП)"

Автор книги: ShayneT

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 72 страниц)

Даже без учёта текущей ситуации, Трэверс что, никогда не считался с тайной личной жизни?

– Ты знаешь, как появляются боггарты! – рявкнул Снейп. – Вот почему нам приходится иметь дело с… этим.

– Не имел ни малейшего представления, что девочка настолько не в порядке. Я и правда заметил, что маглорожденные казались до известной степени менее обеспокоенными.

– Они видели схожие вещи в кинотеатрах и по телевидению, – сказал Северус. – По крайней мере, некоторые из них, даже если там и не повторялось в точности её видение.

Жизнь чистокровных, как правило, была более защищенной, по крайней мере, в некоторых отношениях, хотя зачастую им требовалась защита от их собственных родителей. Магглы не создавали боггартов, не более, чем привидений… только волшебники это делали, и чаще всего дети волшебников, потому что их страхи, как правило, были более интенсивными, и у них было меньше эмоциональных защит.

Теперь же нескольких Тейлор Эберт и Волдемортов видели по всему замку; также были замечены гигантские змеи и пауки. Трэверс непреднамеренно создал, по крайней мере, полдюжины боггартов, когда травмировал класс первогодок, показав им, что же именно творилось в голове Эберт.

Даже те обрывки, что он ухитрился сложить воедино, по мимолетным взглядам в её разум, демонстрировали, насколько потрясающе неудачной была эта идея. Девочка была серьезно не в порядке; являлось ли причиной то, что она видела смерть своих родителей, или повреждение мозга от воздействия на неё проклятием Круциатус, Северус не знал.

Странным было то, что она, кажется, испытывала странного рода привязанность к нему; это он мог прочесть в её мимике, так же, как и в разуме. Она совсем его не боялась, неважно, насколько он пытался дистанцироваться от неё.

Если бы это был какой-то другой ребенок, он предположил бы, что всё из-за того, что он спас её из того туннеля и жизни, которую она вела. Тем не менее, он не видел ничего похожего в её разуме. Вместо этого, в ней жило странное чувство… родства с ним. Словно бы она распознала в нём нечто, что имелось у неё самой.

Эта мысль вызывала у него дрожь. Он не мог даже начать представлять, что такого общего могло у них быть, и если таковое имелось, то что это говорило о его собственном здравомыслии?

– Половину переловили, – сказал Трэверс.

Они поймали трёх. Полдюжины было только приблизительной оценкой, и те, кого они поймали, по большей части были в форме Волдеморта. Тейлор Эберты доставляли массу проблем; более хитрые, их было труднее поймать, что вызывало беспокойство во многих отношениях.

Если они были бледным отражением оригинала, то сохраняли бы хоть частичку той способности Пророка, которую использовала Тейлор, чтобы знать немного обо всём, то этих боггартов будет практически невозможно поймать, если только за дело не возьмётся сама Тейлор, а у неё всё ещё оставались проблемы с исполнением контрзаклинания.

Очевидно, недостаток чувства юмора временами мог быть ужасной помехой. Северус задавался вопросом, как Эберт в будущем справится с чарами Патронуса. Он подозревал, что с Патронусом у неё будет ещё больше проблем, чем с Риддикулусом. У этой девочки вообще имелись хоть какие-то хорошие воспоминания?

Северус нахмурился:

– Они стали лучше прятаться; мы не имеем ни малейшего представления, сколько их на самом деле.

Были ли многочисленные сообщения о встречах с боггартом в разных местах по всему замку вызваны одним и тем же существом, или же разными боггартами?

Даже отправки всех учеников по спальням оказалось недостаточно, чтобы избавиться от опасности. Боггартов привлекал вкус страха, у Трэверса не было шанса научить заклинанию остальных учеников.

– И чему ты их будешь учить дальше? Непростительным? В конечном итоге из-за мелких ссор в школьном дворе мы получим коридоры, усеянные трупами.

– Я не настолько глуп, – ответил Трэверс.

– Я видел твои воспоминания в Омуте Памяти… тебе следовало прекратить всё ещё раньше. Чего ты пытался добиться? Страхи детей в моем Доме могут быть опасны; если бы ты раскрыл, что, например, мистер Малфой боится того, что его изобьет собственный отец, и раскрыл бы это всем его одноклассникам, то подозреваю, твоя работа стала бы наименьшей из твоих забот.

– Я приму это во внимание во время будущих уроков, – сказал Трэверс. Он нахмурился. – Почему эта девочка вообще здесь? Она избила трёх своих однокашников носком, и затем угрожала столкнуть других с лестницы. Не понимаю, почему чистокровные родители не потребовали её голову.

– Потому что они не считают, что маглорожденные хоть когда-нибудь станут настоящей проблемой, – сказал Северус. – В конце концов, они плохи в магии, разве ты не слышал?

– Я беспокоюсь не о её магии, – сказал Трэверс. Поморщился. – Я надеялся получить подсказку о том, что ей движет.

– Что ей движет – известно и так, – ответил Северус. – Я гораздо более обеспокоен тем, что она испытала. Это последнее воспоминание было слишком… точным, чтобы оказаться сфабрикованным. Боюсь, мисс Эберт повреждена гораздо сильнее, чем мы подозревали.

– Так ты поможешь от неё избавиться?

– Если бы я избавлялся от всех учеников, которые доставляют мне неудобства, я бы преподавал пустому классу. Директор, в своей… мудрости, решил оставить её в моём Доме, как наглядную иллюстрацию.

– Того, что магглы опасны? – спросил Трэверс. – Не могу не согласиться.

– Того, что некоторые из них компетентны.

Трэверс фыркнул:

– Я, кстати, не уверен, что она на самом деле грязнокровка. Она немного чересчур талантлива, и в её первом видении мелькнуло заклинание, какого я раньше никогда не видел.

– В некоторых частях Америки встречается странная магия, – ответил Северус. – Да и в других странах тоже.

Что-то промелькнуло на краю зрения, и Северус нахмурился:

– Разбирайся со своей ошибкой, – огрызнулся он, и направился дальше по коридору.

* * *

– Ты правда думаешь, что мы в безопасности? – спросила Трейси.

– С нами все будет в порядке, – ответила Миллисент. – Ты знаешь её. Она боялась, что может оказаться ужасной, но это означает, что она не такая, верно? Как ты думаешь, Сама-Знаешь-Кто испугался бы того, что может сделать?

– То, что пугает меня… что, если это было не то, чего она боялась? Что, если это была забавная версия, вроде как нацепить платье на Пожирателя Смерти или что-то в таком духе?

– Боггарт не исчез, пока профессор не отправил его обратно, – сказала Миллисент. – Это было то, чего она боялась.

– А остальное? Бояться, что мир ненастоящий? О таком беспокоятся люди, у которых не всё в порядке с головой.

Люди, которые считают, что всё вокруг ненастоящее, могут сделать что угодно. Они не боятся последствий, и потому их ничто не сдерживает. Одной из причин того, что некоторые люди были так жестоки с магглами, являлось то, что они не видели в них людей.

Мысль о ком-то, кто не считал людьми вообще никого, ужасала.

– Обо мне говорите? – спросила Тейлор, выходя из-за угла.

Она была в пижаме, и выглядела так, словно только что почистила зубы.

– Нет… нет… – отозвалась Трейси. – Не о тебе. Мы говорили о… мальчиках.

Страх, внушаемый голосом Тейлор, вызывал желание вскочить и убежать, но бежать было некуда. Девочка, казалось, знала всё ещё до того, как кто-нибудь о том говорил, и Трейси подозревала, что не сможет спрятаться, куда бы ни сбежала.

Тейлор уставилась на них, не моргая. Склонила голову набок.

– Ты же не стала бы мне врать, не так ли?

Её голос стал безжизненным, и, почему-то, очень страшным. Всегда было что-то странное в том, как она двигалась, словно охотящийся за жертвой богомол в шкуре человеческого создания, но когда она сердилась, было что-то…

– Нет…

Голос Трейси дрогнул, и ей пришлось приложить усилия, чтобы удержать лицо. Её внутренности сжимались, и казалось, её сейчас вырвет.

– Похоже на ложь, – сказала Тейлор. Сделала шаг к Трейси. – Мне не нравится ложь.

Её движения становились все страннее по мере приближения. Она уставилась прямо на Трейси, и во взгляде её присутствовало практически хищническое предвкушение.

– Ты ведь знаешь, что я делаю с теми, кто солгал мне? – спросила Тейлор.

Она улыбнулась, и улыбка растянула её лицо, как резиновое.

– Я заставляю их исчезнуть.

Тейлор сильнее склонила голову набок, и раздался неестественный треск. Она начала подходить к ним, её конечности двигались преувеличенно неестественным способом.

– Но прежде чем я это сделаю, у нас состоится небольшой… разговор.

Трейси закричала, и мгновением позже вторая Тейлор появилась в дверях. Выглядело всё так, словно она торопилась добраться до комнаты, ещё до того, как Трейси закричала. За спиной Тейлор виднелась староста, Джемма.

– Риддикулус! – закричала Джемма.

Тейлор, находившаяся ближе к ним, внезапно оказалась одета в розовую пачку и начала напевать странную песенку. Она поторопилась запрыгнуть в шкаф.

– Пока оно тут, я здесь спать не буду, – сказала Трейси.

– Я боюсь Сама-Знаешь-Кого! – торопливо сказала Миллисент настоящей Тейлор, которая пристально смотрела на них обеих.

– Пойду, приведу профессоров, – сказала Джемма. – Я закрыла ваш шкаф, так что боггарт не сможет выбраться.

Она ушла, оставив их наедине с настоящей Тейлор.

– Я не боюсь тебя, – сказала Трейси.

– А следовало бы, – ответила Тейлор.

Её улыбка росла и росла, и лицо превратилось в нечто нечеловеческое, почти насекомье.

Она начала приближаться к ним, её руки и ноги изгибались неестественно, со странным потрескивающим звуком.

– Всё равно с чего-то надо начинать, не так ли?

Трейси хватанула ртом воздух и проснулась.

* * *

– У нас больше дюжины травмированных учеников, – сказала мадам Помфри. – И эта стая боггартов не улучшает ситуации. Три часа назад у меня закончилось успокаивающее зелье.

– Вероятно, было не слишком мудро со стороны мистера Трэверса проводить этот урок на глазах у всех, – сказал Дамблдор. – У некоторых из учеников могут оказаться страхи, которые они предпочли бы сохранить в тайне.

– А что насчет неё? – спросила мадам Помфри. – Она демонстрирует признаки серьезной неуравновешенности.

– Разве это удивительно? – спросил в ответ Дамблдор. – Что мне, по-твоему, следует сделать? Исключить её? Она погибнет в течение двух недель. Ты знаешь, что творится там, снаружи, и своими действиями она не завела себе друзей среди родителей чистокровных.

– Я просто обеспокоена, – сказала Мадам Помфри. – Я практически так же обеспокоена первыми двумя видениями, как и последним. Кто-то, верящий, что мир нереален… если мир нереален, то зачем сдерживаться?

– Я считаю, что её последний страх означает, что она на самом деле не верит, что всё это ей снится, – заметил Дамблдор. – Как ты и сказала, зачем беспокоиться об убийстве всех, если они всего лишь иллюзия? В определенном смысле, мне стало легче, когда я увидел содержание её последнего страха.

– Почему? – Мадам Помфри шокированно уставилась на него.

– Потому что он означает, что она ещё не потеряна, – сказал Дамблдор. – У Волдеморта никогда не было бы такого изображения, потому что он не верит, что то, что он сделал с другими кроме самого себя, имеет какое-то значение. Она же активно боится навредить другим людям.

– Для кого-то, кто боится навредить, у неё это очень неплохо получается.

– И вот поэтому она и напугана, – ответил Дамблдор. – Именно из-за того, что она хороша в этом. У неё есть навыки, которые… необычны для кого-то её возраста. Вот что по-настоящему беспокоит меня. Тем не менее, я видел признаки того, что в конечном счёте она хороший человек. Она защищает невинных и беспомощных, и она не опасна, если относиться к ней с чуточкой уважения.

– Это школа, полная детей! – сказала Мадам Помфри. – Большинство из них в таком возрасте, когда уважение – это последнее, что они понимают.

– Возможно, пришло время им научиться, – ответил Дамблдор.

Его лицо стало жёстче.

– Слова о том, что они превосходят других, внушили некоторым чистокровным идеи… идеи, которые сделали их уязвимыми к определенному внешнему влиянию.

– Мисс Эберт – не наглядная иллюстрация. Она могла убить любого из этих учеников.

– Но не убила. Она применила ровно такое количество силы, которое собиралась, и не более, – сказал Дамблдор. – Она показала такой уровень самообладания, который удивителен для кого-то её возраста.

– Если это то, что вы называете самообладанием, то не уверена, что хочу увидеть, как будет выглядеть потеря контроля.

– Думаю, мы уже увидели, – сказал Дамблдор. – Больше всего меня беспокоит деталь её последнего страха. Будь это сцена, взятая из маггловских развлечений, там не было бы остальных элементов.

– Остальных элементов?

– Ты не заметила запахов? – спросил Дамблдор. – К моему сожалению, я однажды видел схожую сцену, когда был в Африке, и никогда не забуду, как там пахло. Эти запахи были абсолютно подлинными, и если Пожиратели Смерти обострили всё до такого уровня жестокости, у нас гораздо больше проблем, чем мы считали.

– Так вы собираетесь поговорить с девочкой?

– Думаю, что должен, – сказал Дамблдор. – Хотя бы затем, чтобы узнать больше о совершенных против неё преступлениях. Мне следовало сделать это в начале семестра, но я подозревал, что она слишком травмирована, чтобы справиться. Теперь же я изменил решение. В конце концов, некоторые нарывы следует вскрывать.

– Маггловское шарлатанство, – презрительно фыркнула мадам Помфри.

– Они делают, что могут, – беззлобно пожурил её Дамблдор. – И их методы стали намного менее варварскими, чем они были во времена моего детства. Возможно, однажды они превзойдут нас.

Мадам Помфри ещё раз презрительно фыркнула.

– Словно это когда-нибудь случится.

– Как только ситуация с боггартами разрешится, мисс Эберт и я поболтаем, – сказал Дамблдор.

– Хорошо. Давно пора.

* * *

– Ты не видел этого, – сказала Гермиона. – Это… я не знаю, что и думать.

– Нельзя считать кого-то ответственным за то, чего он боится, – сказал Невилл, наклоняясь ближе к ней. – По крайней мере, она боится не профессора Снейпа.

Гермиона рассмеялась грустно.

– Единственное, чего она боится, так это самой себя. Вот что все говорят.

– Ну, – сказал Невилл. – Это же хорошо, верно? Если она беспокоится о том, что может убить тебя, это означает, что она волнуется о тебе.

– Она боится, что сорвётся и убьёт всех, – ответила Гермиона. – Не только меня, но всех волшебников повсюду.

– Она же не может такого сделать, правда? – спросил, хмурясь, Невилл. – Глупо думать, что один волшебник в состоянии сделать что-нибудь подобное.

– Ты-Знаешь-Кто хочет убить всех магглов, и они превосходят нас в численности шесть тысяч к одному, – сказала Гермиона. – Я могу придумать пару способов убить всех нас, а раз могу я, то она способна их придумать вдесятеро больше.

– Подожди… как?

– Я не собираюсь никому рассказывать! – ответила Гермиона, сердито глядя на него. – Это не те идеи, о которых следует говорить вслух.

– Представь себе, что вот такие мысли у тебя всё время, – сказал Невилл. – Потому что они должны быть у тебя, чтобы защитить себя. Разве это не обеспокоило бы тебя?

Гермиона притихла на секунду.

– Меня беспокоит то, что я вообще могу думать о тех вещах, о которых думаю.

– Насколько хуже всё должно быть для Тейлор? Даже поддельные Тейлор заставляют профессоров попотеть, по крайней мере, я так слышал.

Студенты ходили на занятия и обратно в сопровождении Старост, и во всех остальных случаях сидели взаперти в своих жилищах. Библиотека оставалась одним из немногих мест, где ученики из других Домов всё ещё могли поговорить друг с другом, так что теперь в ней было больше народу, чем обычно.

– Твоя приятельница ненормальная! – услышала Гермиона громкий возглас рыжего, сидевшего через стол от них.

Несомненно, он подслушивал их разговор. Ей нужно было изучить заглушающие чары, и чем скорее, тем лучше.

Гермиона подавила порыв ответить ему неприличным жестом. Последнее, что ей сейчас требовалось, так это потерять баллы Дома. На неё уже давили старшие ученики факультета насчет её дружбы с Тейлор. Общее мнение было таково, что она опасная, неуравновешенная одиночка.

Если это было тяжело для Гермионы, насколько тяжелее всё было для Тейлор? Когда вся школа смотрела на неё и думала, что она ненормальная, или, ещё хуже, убийца?

Тейлор всегда казалась выше всего этого, словно слова людей её вообще не беспокоили, но Гермиона знала, что это не может быть правдой. Факт, доказанный боггартом, что у Тейлор имелись эмоции, что её можно ранить.

Она ощутила, как краснеет.

– Что она, наверное, думает обо мне? Она видела моего боггарта!

Невилл похлопал её по спине, но это ничуть не помогло, и стыд никуда не делся.

Глава 30. Отработки

В течение прошедших нескольких недель у меня состоялись распределённые по времени отработки с преподавателями. Может, им не очень-то хотелось терпеть моё присутствие. В конечном итоге у меня получилась одна отработка в неделю.

С профессором Спраут оказалось легко и спокойно; по большей части мы работали с растениями, и я рассказывала о своём ограниченном опыте садоводства, полученном в детстве с мамой. Вроде бы, мелочь, но работа со Спраут оказалась расслабляющей в таком смысле, к которому я не привыкла. От профессора я не слышала ни слова осуждения; наоборот, меня не покидало чувство, что она поддержит меня во всём, что я делаю.

По правде говоря, я стала слегка завидовать хаффлпаффцам.

Снейп по-своему тоже оказывал поддержку, но на Слизерине это выглядело совсем иначе. Там даже первогодкам следовало быть настороже с тем, что они говорят друг другу, иначе их слова могли быть использованы против них же.

Профессор Синистра усадила меня переписывать карты звездного неба. Я всё ещё испытывала затруднения, не в силах разглядеть смысла в её предмете, так что эта отработка оказалась для меня настоящей каторгой.

В любом случае, школьные отметки никак реально не влияли на финальные оценки; всё, что имело значение – выпускные экзамены. Домашние задания просто служили для отслеживания того, что ученики поняли и где им нужна помощь. Не знаю, нравилась ли мне система; я и правда верила, что некоторые ученики заваливают тесты чисто в силу темперамента, а не отсутствия знаний, и система придавала большое значение результатам одного-единственного теста.

Тем не менее, всё это меня не так уж и беспокоило.

Моя отработка с профессором Флитвиком состояла в обучении некоторых отстающих учеников кое-каким заклинаниям, из числа тех, которыми я овладела. Это открыло мне глаза на то, насколько медленны и несговорчивы могут быть некоторые из юных учеников. Они были чистокровными, и этот факт служил доказательством того, что стереотип, мол, «магглорожденные не слишком хороши в магии», являлся неверным.

Отработка со Снейпом была такой же, как и всегда – работа с ингредиентами, которые большинство детей сочли бы отвратительными. По очевидным причинам нарезка флоббер-червей и работа с частями тел насекомых совсем меня не беспокоили, и я была достаточно осторожна в том, что делаю, чтобы всё это не слишком беспокоило Снейпа.

Он приложил все усилия, чтобы игнорировать меня в ходе отработки, вероятно из-за ощущения, что мой разговор с ним меня развлечёт. Большую часть времени я провела, бездумно совершая движения и прислушиваясь к тому, что происходило в общей комнате Слизерина.

А сегодня мне предстояла отработка с профессором МакГонагалл. Я угрожала её гриффиндорцам. Она лучше прятала своё предубеждение против слизеринцев, чем Снейп против её Дома, но оно всё равно проявлялось, так или иначе.

Ещё хуже, теперь, когда проблема боггартов ухудшила положение вещей для всех, у меня создалось ощущение, что профессора раздражены мной. Люди всё время направляли на меня палочки и кричали «Риддикулус», и это становилось немного утомительным, пускай я и понимала причину происходящего.

Боггарты, казалось, обладали загадочной способностью ощущать то, что находилось вокруг них, способностью, не имеющей никакого отношения к насекомым. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что их способности никак не связаны с моими; то, чем они обладали, было той версией меня, как её понимали другие люди.

Это означало, что они знали, когда приближаются люди, и также, кажется, означало, что они могли ощущать страх на большем расстоянии. Они, казалось, питались этим страхом, и они подкарауливали по коридорам, потому что люди считали, что я так делаю.

Я просто порадовалась тому, что никто из них, кажется, не был мной в форме вампира; несомненно, никто на самом деле не поверил в этот слух по-настоящему.

Тот факт, что их не могли поймать в ловушку, делал всё ещё хуже. Их следовало ловить в ловушки и отвозить в места, где не имелось страха. Даже маггловского страха было достаточно, чтобы поддерживать их, хотя такой страх являлся лишь бледной имитацией, оставляющей боггартов болезненными и слабыми.

Также, маглы не могли создавать боггартов, так как были не в состоянии по-настоящему их осознать. Для магла боггарт проявлялся лишь в виде неприятного чувства под ложечкой, когда они видели открытый тёмный шкаф в ночи или слышали потрескивание в углу.

Со временем боггарты должны были неизбежно зачахнуть, если не имелось поддерживающего их страха. Сколько времени это должно было занять, казалось, варьировалось от боггарта к боггарту, и у волшебников, кажется, не было никакого понимания научных исследований.

Никто даже не знал наверняка, сколько всего боггартов вообще «родилось»; у меня было подозрение, что их больше, чем по официальным подсчётам, из-за того, что я могла ощущать некоторых из них на краю сознания при помощи насекомых.

Инцидент с боггартами не принёс мне никаких друзей, и вряд ли МакГонагалл была довольна мной.

Джемма хмурилась.

– Не знаю, почему мне нужно сопровождать тебя на отработку; очевидно, что ты не одна из тех учеников, которые их боятся.

– Я всё ещё не могу правильно исполнить заклинание Риддикулус, – ответила я. – Очевидно, я не нахожу свои страхи очень забавными.

– Ну, по крайней мере, если увидишь ещё одну себя, спускающуюся в холл, то будешь знать, что это не ты, – сказала она. – Я проснулась посреди ночи с боггартом, сидящим на моей груди. Ты знаешь, каково это?

– Я слышала крики.

– Я Староста! – воскликнула она.

Джемма выглядела немного измождённой. Нехватка сна, несомненно, не принесла ей ничего хорошего.

– Предполагается, что я та, кто должен приходить и заботиться о малышах, у которых кошмары. Я не должна быть той, которой нужна помощь.

По крайней мере, боггарт, напавший на Джемму, был не в моей форме. Я делала заметки об учениках, которые боялись меня больше всего, и, что не менее важно, о тех, кто не боялся.

– Уверена, что была бы точно так же испугана, – соврала я.

Очевидно, я была не так убедительна, как считала, потому что она посмотрела на меня скептически.

– Мы пришли, – сказала она, и в голосе её слышалось облегчение.

– Мисс Эберт, – произнесла профессор МакГонагалл.

Голос её был холоден и не содержал в себе ничего из той теплоты, которую я время от времени слышала, когда она разговаривала с кем-то со своего факультета.

– Профессор, – отозвалась я, сохраняя голос нейтральным, насколько было в моих силах.

– После того, что вы сделали с моими учениками, я была очень обеспокоена вашим продолжающимся присутствием в этой школе, – сказала она. – Вот почему я выбрала, чтобы моя отработка была последней. Это давало мне шанс понаблюдать за вами и перебороть мои собственные… предубеждения.

– К чему же вы пришли? – спросила я.

– До недавнего времени вы были примерной ученицей. Ваш почерк начал улучшаться, и вы, кажется, обладаете письменными навыками и разумом, как у взрослого.

Я приложила усилия, чтобы не поморщиться. Знала ли она, кто я, и пыталась ли выудить информацию, или пыталась предложить мне комплимент такого рода, которым оказался бы польщен любой другой одиннадцатилетний?

– Вот почему мне кажется, что я должна быть честной с вами, – сказала МакГонагалл. – Я беспокоюсь о вас.

– Что?

– Я видела в Омуте Памяти воспоминания о вашем боггарте, – сказала она. – И это отнюдь не страхи обычной, уравновешенной девочки.

– Что такое Омут Памяти? – спросила я.

– У волшебников есть способы извлечения воспоминаний и возможности другим посмотреть их, – ответила МакГонагалл. – Войти в воспоминание и передвигаться в его пределах.

Я уставилась на неё в ужасе.

– Это… это вторжение в частную жизнь, – сказала я.

– Требуется определенная степень сотрудничества, – сказала она. – Иначе на воспоминания нельзя будет полагаться.

– Так что, если кто-то отправится под суд, то они могут просто использовать эту штуку, Омут Памяти, чтобы доказать свою невиновность?

Она покачала головой.

– Преступнику будет легко просто стереть себе память, – сказала она. – Стереть собственные воспоминания о преступлениях. И без того преступники иногда стирают своим жертвам память, чтобы затруднить выслеживание.

Наверное, в моём выражении лица было что-то, из-за чего она скривилась.

– Я начала этот разговор не затем, чтобы давать вам идеи для будущих зверских преступлений, мисс Эберт, – сказала она. – Я здесь, чтобы поговорить о моих тревогах насчёт вас.

– Может ли Омут Памяти срабатывать на вещах, которые отдавший воспоминание не ощущал? – спросила я. – Если его глаза были закрыты?

– Я не уверена, – медленно произнесла она. – Это верно, что Омут Памяти иногда позволяет изучать вещи, которые первоначальный владелец воспоминания не помнит, чтобы видел. Хотя возможно, что он на самом деле видел эти вещи, просто не осознавал того.

– Так что, если у кого есть воспоминания только о голосах, – сказала я. – Скажем, о голосах тех, кто убил её родителей, то там может найтись что-то, с чем можно будет работать?

– Омуты Памяти редки, – ответила она. – Они есть только у самых могущественных волшебников.

– У Директора, например, – заметила я.

Она пристально посмотрела на меня.

– Вы сказали, что просмотрели воспоминание; это означает, что устройство, скорее всего, здесь, в школе. Самый могущественный волшебник во всей Великобритании – Директор. Не такой уж и большой прыжок логики.

– Я не привычна к тому, чтобы дети вашего возраста сильно использовали логику, – сказала она.

– Любые волшебники, вообще-то, – сказала я.

Она выглядела немного оскорблённой.

– У магглов нет таких преимуществ, как у волшебников, – объяснила я. – Это означает, что им нужно думать больше, если они хотят чего-то добиться. Также у них есть преимущество большего кадрового потенциала.

– Правда?

– Представьте себе, что во всей Британии есть только десять волшебников, вместо десяти тысяч. Закон средних чисел предполагает, что, по крайней мере, половина из них будут идиотами. Большинство оставшихся будут нормальными, и, может быть, один или два из них будут выдающимися.

Она настороженно кивнула.

– Один человек не так уж много может сделать, своими силами, – сказала я. – И гений, окруженный идиотами, ограничен. Каждому гению нужны компетентные люди вокруг него, или он перестанет расти в том, чем занимается.

МакГонагалл молчала, пристально наблюдая за мной.

– Так что на десять тысяч волшебников у нас будет пять тысяч идиотов, и, может быть одна тысяча компетентных людей. Этого едва достаточно, чтобы поддерживать социум. У маглов больше компетентных людей из-за того, что они превосходят в численности ведьм и волшебников, шесть тысяч к одному. Глупых маглов полно, но много и компетентных маглов, чего не хотят признавать волшебники.

Именно по этой причине большие старшие школы, как правило, выставляли в поле лучшие футбольные команды, чем маленькие. Не то чтобы игроки в маленьких сельских командах были ужасны; время от времени там попадались действительно хорошие. Всё было из-за того, что доступный фонд талантов давал тренерам больше возможностей, из кого выбрать. В классе с двадцатью парнями сбор футбольной команды будет фактически означать включение туда всех, кто не находился в инвалидной коляске.

Население магической Британии соответствовало небольшому городку. Если брать по всему миру, то население волшебников составляло треть от численности людей на Ямайке.

– Что бы ты ни думала о волшебном мире, тебе придётся жить в нём, дорогая, – сказала она. – Возможно, если есть вещи, которые тебе не нравятся, ты будешь работать над тем, чтобы изменить их?

– Буду, – ответила я. – Как только получу силу.

– Желательно без убийств и хаоса, – сказала она.

Я молчала.

Она пристально посмотрела на меня. Вздохнула.

– Северус сказал мне, что ты склонна рассматривать эти часы как дополнительное обучение. Предполагается, что они должны выступать в роли наказаний, и хотя ты стала вести себя лучше, тебе всё ещё предстоит понести ответственность за свои преступления. Обдумав всё, я решила, что отправлю тебя чистить конюшни фестралов.

– Лошади-скелеты? – спросила я удивлённо. – Разве они вообще испражняются?

МакГонагалл не выглядела удивлённой тем, что я могу их видеть; предположительно, их могли видеть те, кто видел смерть, что заставило меня удивляться, могу ли я видеть их лучше, чем кто-либо ещё. В конце концов, я видела больше смертей, чем кто-либо во всём этом мире.

– Не так много, как обычные лошади, но они живые существа, дорогая. Хагрид был восстановлен в правах вчера, что означает, что конюшни не чистили в течение месяца. Я хочу, чтобы ты отправилась в его хижину, и он покажет тебе, что нужно делать.

– Я люблю лошадей, – ответила я. Слегка улыбнулась ей. – Спасибо. Вы могли заставить меня делать что-нибудь ужасное, например, смахивать пыль в Запретной Секции библиотеки.

Она уставилась на меня на секунду, затем рассмеялась.

– Тебе придется подождать наивной замены мистера Треверса, прежде чем тебе удастся получить разрешение туда попасть. Никто из профессоров школы не настолько глуп.

Я пожала плечами.

– Попробовать стоило.

Я знала, что она не купится, но так как она была настолько мила со мной, после моих угроз её ученикам, я сочла, что смех того стоит.

– Мы ещё не закончили этот разговор, – сказала она. – Зная, через что ты прошла, могу только представлять, насколько тяжело всё это может быть.

– Вы также можете понять, почему я могу и не желать разговаривать об этом, – ответила я. – Я ценю тот факт, что персонал не стал распространяться о том, что случилось с моими родителями, оставив мне возможность выбирать, насколько я хочу поговорить о том… или не хочу.

– Я вообще не слышала, чтобы вы говорили об этом, – сказала МакГонагалл.

– Пусть так, – отозвалась я.

– Иногда поговорить о таких вещах – полезно, – заметила она.

– Я понимаю смысл терапии, – ответила я. – Но в Хогвартсе, а может быть и во всей Магической Британии нет ни одного психолога по образованию, а маггловскому терапевту не разрешат услышать ничего о волшебном мире.