Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 61 страниц)

– Клянусь вам, Сарн, – голос Камрин сорвался, а по щекам вновь побежали горячие дорожки слез, – клянусь вам всеми четырнадцатью Валар. Вы победили. Победили там, где до вас никто еще не побеждал…

Эльф обессиленно осел обратно на пледы, наконец выпуская плечо Камрин.

– Слава Эру, – пробормотал он, а потом снова поднял глаза на девушку, – простите, я наверняка сделал вам больно… Прошу вас, не плачьте. Вы так бледны… Неужели вы все это время, не зная отдыха, пеклись обо мне?

Камрин улыбнулась, утирая глаза:

– Вы идете на поправку, Сарн. Снова такой же рыцарь… Не обращайте внимания на эту слякоть, я так тревожилась все эти дни… Сейчас самое время вдоволь пореветь…

За всхлипами Камрин не услышала, как позади нее распахнулась дверь, и в келью, хромая, стремительно вошел Сармагат.

– Мелькорово ребро, парень, ты очнулся! – в низком голосе вождя слышалось неприкрытое облегчение, – часовой примчался ко мне, доложил, что из-за двери слышны голоса. Как ты себя чувствуешь?

Губы эльфа дрогнули кривоватой улыбкой:

– Могу вас порадовать, Сармагат. Паршиво.

Но орк лишь ухмыльнулся с неподдельной сердечностью:

– Еле дышит, а уже дерзит. Похоже, и правда, обошлось.

Посерьезнев, он подошел к ложу и придвинул кресло вплотную.

– Тугхаш, милая, – проговорил он мягко, но непререкаемо, – тебе нужно хоть несколько часов поспать. Худшее позади, ступай отдыхать.

Камрин поднялась с пола, рассеянно разворошила волосы:

– Пожалуй, ты прав. Наконец-то я, быть может, смогу заснуть.

Еще раз светло и утешенно улыбнувшись Сарну, она бегло провела рукой по плечу Сармагата и вышла из кельи. Вождь же опустился в кресло и слегка нахмурился:

– Послушай, друг мой. Я знаю, тебе потребен отдых. Но мы все три дня жили, как на иголках, а потому мне необходимо с тобой поговорить. Прежде всего, думаю, Тугхаш уже сказала тебе: Леголас излечился. С ним все так, как и предполагалось по опыту твоих предшественников. Но вот с тобой все иначе. Твоя судьба должна была быть… другой. И я пытаюсь понять, как ты избежал той ужасной участи, которой доселе не смог избежать ни один целитель, откупавший Проклятого. Что это? Везение? Случайность? Или я просто чего-то не знаю о законах ритуала?

Сарн спокойно кивнул:

– Я сам в недоумении и, не скрою, в первую минуту был порядком испуган. Мне трудно сообразить сейчас, что вам рассказать, что важно, а что нет. Спрашивайте.

Сармагат несколько секунд помолчал, глядя на эльфа.

– Ты уже знаешь, кто я такой? – осторожно спросил он.

Брови Сарна дрогнули:

– Вождь орков, хитроумный интриган, возлюбленный леди Камрин, странный, жестокий, но не лишенный благородства субъект, давно и близко знакомый с моим государем. Я что-то пропустил?

Орк снова сделал паузу, и лихолесцу показалось, что тот колеблется.

– Есть и еще кое-что, Сарн. Мне ни к чему огласка, но ты… Ты прошел таким путем, после которого секреты от тебя неуместны…

… Полчаса спустя, Сарн потер лоб, словно унимая суету взбудораженного роя мыслей.

– Так значит, ты Гвадал… – пробормотал он, переходя на синдарин, – Гвадал, на погребении которого плакал даже мой отец… Гвадал… Когда я был мальчишкой, еще не носившим меча, меня ранили в стычке со случайным орочьим отрядом во время обычного дозора. Какая глупость… Прострелили ногу и поволокли куда-то в чащу. Мое имя уже вписали в реестр потерь, но ты нашел меня и отбил у четверых орков. Не однополчане, а ты, придворный, приехавший просто помочь целителям. Твоя лошадь была убита. И я восемь лиг хромал на едва залеченной ноге до лагеря, держась за твое плечо. Прошли века, и вот мы по разные стороны расовой черты… Я наверное должен быть потрясен. Но отчего-то не получается. Мне вообще трудно сейчас чему-то всерьез удивляться после всего, что произошло в последние памятные мне сутки.

Сармагат помолчал:

– Ты все еще помнишь тот случай в дозоре… – задумчиво проговорил он, – а я успел забыть.

Сарн нахмурился, покусывая губы:

– Таковы эльфы, – прошептал он, – мы ведем за собой вереницу призраков…

Встряхнув головой, он приподнялся на локтях:

– Что ж, значит, так рассудила судьба. Я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. И надеюсь что ты поможешь мне понять, что произошло там, за гранью…

… Но он не успел начать свой рассказ. За дверью послышались торопливые шаги, звуки спорящих голосов, сквозь которые прорвалось громкое восклицание:

– Отец, не надо за мной гнаться, я не при смерти! Я должен его увидеть, сейчас же!

Резко распахнулась дверь, и в келью почти бегом ворвался Леголас. Замер на пороге, глядя на друга, будто видел его в первый раз после тысячелетней разлуки. Потом перевел смятенный взгляд на орка:

– Гвадал… – пробормотал он, и имя неловко повисло в воздухе.

Сармагат бегло заглянул в пылающие волнением глаза принца и поднялся:

– Мы поговорим позже, Сарн, – буднично промолвил он и вышел, захлопывая за собой дверь.

Леголас, все так же стоя у двери, обронил:

– Брат. Балрог меня подери, брат… – его голос сорвался. А Сарн, опершись на руку, тяжело приподнялся с ложа. Несколько секунд он молча смотрел в лицо друга, жадно вбирая взглядом знакомые черты, снова те же, веками привычные и близкие, иссеченные следами ссадин и побоев, будто страшную орочью маску просто содрали сильной и уверенной рукой. Потом мягко и лукаво ухмыльнулся:

– А все же здорово я тебя отделал, дружище. Считай это реваншем за драку в ночь свадьбы Нильме.

И Леголас почувствовал, как эти слова вдребезги разбивают что-то твердое, холодное, слепое и лишенное чувств, что все эти тяжелые месяцы одевало его душу, защищая ее от нестерпимой боли потерь, которые он уже научился считать безвозвратными. Мир со скрежетом провернулся вокруг своей покосившейся было оси, прочно становясь на место.

– Ах ты, мерзавец, – пробормотал принц, в два шага покрыл расстояние до койки и крепко обнял друга.

Они долго не разжимали объятий, хотя нещадно болел каждый сустав. Но Леголас чувствовал, что круг, наконец, замкнулся. Что последние звенья соединились в цепь, и после долгих метаний во тьме его мрачная одинокая тропа в никуда все же повернула вспять и вывела его на свет.

Он отстранился от Сарна, не снимая рук с его плеч, и негромко, твердо промолвил:

– Я не знаю, что нужно сейчас говорить, брат. То, что ты сделал для меня, не измеряется никакими словами благодарности. Это стоит за гранью дурацкого «спасибо», за гранью дружбы, верности престолу и прочих простых и понятных вещей. Эру, если бы я мог объяснить…

– Не нужно, – спокойно покачал головой Сарн, – ты не просил меня об этом. А за свой выбор я сам ответчик. Как раз на то, о чем ты действительно меня просил, мне было бы намного сложнее решиться.

Леголас долго смотрел другу в глаза, а потом снова порывисто обнял:

– Ты же знаешь, что всегда, во всем, что бы ни случилось, ты можешь положиться на меня? – прошептал он.

– Я и раньше это знал, – просто ответил Сарн, – да будет тебе меня мять! Сам же третьего дня отметелил – до сих пор ребра ноют!

Все было позади, и эльф снова стал верен своей насмешливой манере. Леголас только улыбнулся, вставая:

– Не вздумай долго валяться, десятник. Служба ждет.

Сделав паузу, он добавил чуть тише:

– Скоро домой, дружище. Я уж и не чаял…

Звезды усеивали ночной небосклон, как рассыпанный по черной скатерти сахар – мелкие и неисчислимые. От мороза потрескивали стволы сосен, и даже волки не подавали голоса, но на неровном уступе у самого входа в орочий штаб виднелись две фигуры в плащах.

– Хорошая ночь, Трандуил, – задумчиво проговорил Сармагат, глядя в небо, – я давно не поднимал лица к звездам…

Несколько минут помолчав, он взглянул на эльфа:

– Ты хотел знать о ритуале… Я расспросил Сарна. И знаешь, друг мой, ничего с уверенностью сказать не могу. Хотя кое-какие догадки у меня все же появились. Только едва ли нам дано узнать что-то наверняка. Суть в том, что пол того замка, о котором говорят и Сарн, и Леголас, обрушивался лишь под ногами твоего сына. Стало быть, тот мир – не знаю, как и назвать его – отпускал Леголаса. Ведь он Прощенный. Целитель же, одержимый орочьей сущностью, принадлежал тому миру и покидать его права не имел. Но Прощенный в последний момент удержал целителя и увлек за собой, проще говоря, похитил его. Орку нет дороги вслед за Прощенным, и ему пришлось остаться. Потому Леголас и видел там, на краю обрыва, искаженный облик Сарна с совершенно чужими глазами. Это и был орк, все еще пытавшийся цепляться за новую душу, предложенную ему и так вероломно ускользавшую. Но Сарн покинул ту страшную реальность вместе с твоим сыном, и орочья сущность, оставшись без феа, была обречена на гибель. Сарну очень повезло. Он – цельная и мощная натура, он не поддался ни на какие искусы, не заколебался ни на миг, и орк, покинув Леголаса, не сумел быстро завладеть им. Просто не успел. Так что, друг мой, я склонен предполагать, что благополучный исход – плод не так удачного совпадения, как превосходного сочетания характеров этих двоих мальчишек. Дрогни Сарн хоть на секунду – орк вцепился бы в него намертво и больше бы не отпустил, эти сущности редко дают жертве уйти. Разожми же Леголас руку – и Сарну не удалось бы пройти грань реальностей невредимым.

– Они настоящие друзья, – пробормотал Трандуил, и в его лице что-то болезненно дрогнуло. Но Сармагат не съязвил в ответ. Он безмолвно стоял, подняв лицо к небу, будто уже думал о чем-то другом.

Эльф оперся о каменный выступ и пристально посмотрел на резкий профиль орка. Сармагат неуловимо изменился за прошедшие дни. Суровые черты его смягчились, но в глазах не было покоя. В них теплилось странное, не до конца понятное Трандуилу выражение. Усталость, решимость и затаенная боль. Так смотрят целители, поднося пальцы к шее умирающего для последнего нажатия на артерию. Король уже не первый раз подмечал эту горьковатую смесь в случайные секунды, когда орк углублялся в какие-то ему одному ведомые мысли. Как бы ни был занят эльфийский монарх собственными заботами, он никогда не становился слепым. Этот взгляд тревожил его. И еще больше тревожило саднящее чувство, что он подспудно знает природу терзающей Гвадала боли и умел бы ее облегчить, если бы тот согласился принять его помощь… Помедлив еще с минуту, Трандуил мысленно выбранился и отбросил колебания.

– Послушай… – заговорил он неторопливо, – еще три дня назад я не стал бы говорить этого, но сейчас скажу, пусть это и покажется тебе неуместным, особенно в моих устах.

Вождь обернулся, вопросительно приподнимая бровь, а Трандуил продолжал, осторожно, будто касаясь печной заслонки, еще не зная, не раскалена ли она:

– Не слишком ли ты… переоцениваешь своего орка?

Сармагат не ответил, он только усмехнулся, словно эльф сказал невероятную глупость. Однако Трандуила было не смутить:

– Гвадал, я провел здесь почти шесть дней. Я, которого ты нередко называл королем снобов, помешанным на расовых предрассудках. Я живу в орочьем штабе, мне кланяются твои воины, в моей комнате каждый день появляется орк, чтоб вычистить и затопить камин. Я даже не спрашиваю, кто готовит еду, которая, кстати, на удивление хороша.

При этих словах Сармагат откровенно расхохотался:

– Не тревожься, брат, я слишком хорошо знаю тебя, чтоб шутить с этим. Все, что подается к трапезе, за которой будешь присутствовать ты, готовит только Камрин, и я передам ей твой отзыв о ее стряпне, она будет польщена.

– Непременно передай, – кивнул король, но тут же настойчиво вернулся к прерванной теме:

– Гвадал, знаешь ли ты мое отношение к Чернокровому племени?

– О да, – нарочито небрежно отозвался Сармагат, – и я готов только восхититься тем стоицизмом, с которым ты переносишь пребывание в моем вертепе.

– Не иронизируй, – жестко оборвал эльф, – я сейчас не пытаюсь тебя уязвить. Ты не слышишь меня, упрямо уцепившись за свою гордость, а меж тем я вовсе не посягаю на нее! Гвадал, я неделю живу в логове исконного врага, чьим единственным предназначением я всегда считал поголовное и беспощадное истребление. Но я легко проживу здесь и еще, как бы ни раздражали меня неприязненные взгляды твоих бойцов, их злобные лица и несуразные одеяния. Неужели после шести тысяч лет я в один день переменился и стал терпимее? Балрога с два! Просто этот штаб возглавляешь ты. Гвадал, мой лучший друг, преданный мною и простивший меня. И каждый день я все сильнее ощущаю прежнего Гвадала за этой незнакомой мне странной оболочкой! И потому все прочее, прежде немыслимое, становится малозначительным неудобством, как дурная погода или сырые дрова.

– Трандуил… – Сармагат нахмурился, словно от головной боли, – не будь восторженным юнцом. Ты счастлив, а счастье и золу раскрасит в лепестки асфоделей.

Король ударил кулаком в скалу:

– Морготов олух, да оставь же притворство! Хорошо, объясни мне другое. Твои подданные вовсе не в восторге от гостящих в штабе эльфов. Однако мы здесь в безопасности. Я не могу ошибаться на этот счет, никакое счастье не может застить мне моего чутья к запаху беды! Почему ни один из орков ни разу не посмел проявить ни тени враждебности, хотя само мое присутствие здесь – плевок на все их принципы и убеждения?

– Потому что командую здесь я! – припечатал Сармагат, – и мои приказы не подлежат никаким сомнениям, чего бы они ни касались! Тугхаш много месяцев входила в этот штаб в мужском платье, и весь мой гарнизон называл ее «парень» или «милорд», уже в зависимости от ранга. Но стоило ей снять доспехи и облачиться в блио – это тоже приняли как должное. Не сочти за пустую похвальбу, но для многих здесь я почти божество. И если юноша вдруг обратился девой – это просто моя воля! Они сотнями гибли в схватках с гоблинами, примитивными тварями из недр каменистой земли! Они умирали от голода, чахли от солнца! А ведь их предки наверняка были подобны нам… Я за жалкие двадцать лет превратил с трудом выживающее племя в народ, господствующий на Восточных отрогах гор. Не великим чудом, не страшными жертвами – просто знаниями, которых им не хватало! И теперь они идут за мной слепо и преданно. Я орк и вождь орков! Оставим этот бесполезный разговор, Трандуил!

Но король примирительно вскинул ладони:

– Погоди. Мы затеяли жаркий спор, толком не разобравшись, что пытаемся друг другу доказать. Я не пытаюсь принизить тех, кого теперь ты считаешь своим народом, что бы я сам ни привык думать о них. Я лишь прошу тебя, не будь категоричен к себе. Гвадал жив. Прежний Гвадал, лидер, политик, обладатель огромного ума и щедрого сердца! Он жив, как бы ты не отрицал его. Не убивай его, брат. Его будут горько оплакивать, поверь.

Трандуил более ничего не прибавил, молча подняв глаза к хрустальному черному куполу. Но Сармагату не нужно было пояснений. Ему казалось, он понял эльфа.

Они долго стояли рядом, ни слова не говоря, каждый занятый своими размышлениями. Потом Сармагат медленно повернул голову:

– Почему ты затеял этот разговор? – прямо спросил он. Лихолесец ответил не сразу. Потом из-под капюшона вырвалось облако пара – король глубоко вздохнул.

– Помнишь ту ночь, когда ты рассказывал Леголасу о событиях после нашей схватки у Круглых холмов? Ты упомянул тогда одну женщину. Жену главы твоего клана.

– Эльду? – удивленно переспросил Сармагат.

– Да, – отрубил король, – а теперь вспомни, как звали безумца, что напал на тебя по пути к Плачущей Хельге. Ты слышал его имя.

Орк на миг сдвинул брови:

– Рималл, – протянул он, – погоди, так это…

– Верно, – отозвался Трандуил, – Эльдой звали его сестру, вышедшую замуж за Даэмила из Серых Гаваней. Около полутораста лет тому назад Даэмил погиб, и Эльда вернулась в Лихолесье, раздавленная горем. Едва ли ты помнишь те события, ты тогда мало времени проводил на родине, это были неспокойные годы.

Эльда стала затворницей и не появлялась при дворе. Но прошло лет двадцать, и она, так и не сняв траурных лент, собралась в Валинор. Меня удивило тогда, отчего она не решилась на это сразу после гибели мужа. Я сам поехал проститься с нею. И вот тогда-то и заметил странность, хоть и не придал ей значения. Эльда, собираясь в путь, выглядела просветленной и утешенной. Она вдруг словно отряхнула терзавшую ее боль, расцвела, она почти пела. Многие счастливы, отбывая за море… Но меня потряс вид Рималла. Он был чернее ночи, глаза опухли, как от долгих слез, и в них была такая бездна неизбывного горя, будто сестра собиралась не в благословенный край, а прямиком на казнь. Эльда уехала. До границ Лихолесья ее провожали многие, но дальше Рималл вызвался сопровождать Эльду в одиночку, пояснив, что отъезд сестры горек ему, и он хочет напоследок побыть с нею наедине. Он вернулся нескоро, с несколькими едва залеченными ранами и совсем другой. Холодный, будто каменный. Сразу приступил к службе, хотя Леголас не раз говорил мне, что Рималла что-то терзает. Однако прошло время, он успокоился, и все забылось. Но теперь мне кажется, друг мой, что это не весь гобелен, а лишь кусок его.

Сармагат потер лоб:

– Сигвур ничего не рассказывал о воссоединении с женой. Я знаю лишь от Тахры, что он долго не решался подать весть о себе, ведь его считали погибшим, но все же не выдержал и решил рискнуть. Эльда не делает секрета из того, что для родных она – безутешная вдова, отбывшая в Валинор. Она очень поддержала меня на первых порах… Не могу и передать, как отогрелось сердце, когда я увидел в селении клана давно знакомое лицо. Тахра упомянула, что Эльду Сигвур привез раненной. Но в клане об обстоятельствах прибытия никого не расспрашивают, таков наш негласный этикет. Стало быть…

– … Стало быть, Рималл знал, куда и к кому в действительности собралась сестра. И, полагаю, попытался не допустить этого единственным возможным способом: убить зятя-переродка. Не знаю, что произошло далее, но думаю, что Эльда прикрыла Даэмила от стрелы брата, тот же в свою очередь постарался отплатить шурину за вероломство. Это объясняет, почему орки-переродки – предмет столь яростной одержимости Рималла.

Сармагат покачал головой, хмурясь:

– Вот почему Сигвур не слишком меня отговаривал от моей затеи. В нем тоже говорила обычная жажда мести. Как ты собираешься поступить с Рималлом?

Трандуил задумчиво ответил:

– Не знаю. По правде говоря, мне трудно его винить. У нас с ним не так уж мало общего. К чему его карать? Кому станет лучше? Его душа изранена. Рималлу нужно не наказание, а утешение. Думаю, именно ему стоит покинуть Средиземье и уйти на запад.

Сделав паузу, Трандуил добавил:

– Но все это было сказано не к тому, брат. Любая одержимость, даже самая благая, способна сломать множество жизней, Гвадал. А иногда всего одну – но самую важную.

– Ты прав, – ровно отозвался орк. Помолчав, он повернулся к эльфу:

– Когда вы с сыном собираетесь в Лихолесье?

Король неопределенно пожал плечами:

– Не сразу. Леголас хочет съездить в Тон-Гарт, повидать Йолафа, да и мне нужно посетить столицу, я даже не поблагодарил коменданта за все его старания.

Сармагат же спокойно стянул на груди плащ:

– Пойдем к огню, Трандуил. Звезды хороши, но холод адский…

… Камрин задумчиво сидела у камина, глядя в его жаркое нутро. Ею владела отчаянная усталость, граничащая с апатией. Почти год она балансировала на струне над пропастью, рисковала, лгала, изворачивалась. И вот все было позади, можно было перевести дух, и девушку одолел полный упадок сил. Все эти долгие, тяжелые, опасные месяцы она знала, за что сражается, чего хочет, чему противостоит, и каждый день был наполнен смыслом, разбит на короткие, слишком короткие минуты, и некогда было смотреть вдаль. Борьба окончилась блистательной победой. И Камрин поняла, что струна оборвалась под ногами, и она падает в бездонную пустоту, лишенная опоры и утратившая цель. Сармагату больше не нужна ее помощь. Не нужна ее смелость и преданность. Он расплатился с мрачными призраками прошлого, обрел мир с собою и может продолжать жизнь так, как пожелает. Но он не раз говорил ей, что в конце – в самом конце – он отпустит ее, и ей предстоит идти своей дорогой. Да, бывало, что он в чем-то лгал ей, что-то утаивал, порой искажал истину. Но только не в этом. Тут он всегда был безупречно и беспощадно искренен. Что ж, она ведь ждала этого дня, верно? Она жаждала этой победы, она боролась за нее, не зная страха, и была вознаграждена. Война окончена. Все, кого она любит, живы. А многие даже счастливы. Йолафа ждет любимая женщина и комендантские лавры. Эрсилию – замужество и престол. Сармагата – желанный покой. Эльфов – возвращение на родину. И только ее ничего и нигде не ждет… Видимо, снова все придется начинать заново. Эру, ей всего-то неполных девятнадцать лет, жизнь едва начинается. Но сейчас на плечах лежало тяжелое, душное бремя, и Камрин казалась себе глубокой старухой, с бессильной усталостью глядящей в завтрашний день.

За спиною раздался стук, легкий, почти робкий.

– Прошу, – спокойно отозвалась девушка, машинально разглаживая подол. Дверь отворилась, и в зал вошел Леголас.

– Миледи, простите, я потревожил вас, – начал он извиняющимся тоном, но Камрин только покачала головой, улыбаясь:

– Пустое. Я рада вас видеть, друг мой. Садитесь, мы так и не успели толком поговорить.

Да, они едва обменялись несколькими фразами, когда девушка заглянула в его келью, сама того не ожидая, застала Леголаса уже на ногах и тут же ошеломила вестью о том, что Сарн пришел в себя.

Принц сел напротив и с минуту молчал, будто собираясь с мыслями. Наконец он поднял взгляд на Камрин:

– Миледи, я пришел поблагодарить вас. За все. Вы так много сделали для меня и моих соратников.

Он умолк, и Камрин чувствовала, что эти сердечные слова искренни, но пришел лихолесец вовсе не ради них.

– Сударыня… – снова начал он, но девушка прервала его:

– Называйте меня по имени, принц, я давно не княжна и не «миледи».

Леголас снова секунду помолчал.

– Камрин… Что вы будете делать теперь? – спросил он мягко и заметил, как губы девушки слегка дрогнули.

– У меня теперь полно времени, чтоб решить, чем заняться, – отозвалась она беспечно, но ее тон не обманул эльфа.

– Я предполагал, что вы с Гвадалом…

– Нет, – ровно отрезала Камрин. Леголас ждал, что она что-то добавит, но девушка молчала.

– Он любит вас, Камрин, – осторожно проговорил лихолесец, – я знаю, не мне давать вам советы… Но не спешите его отвергать.

Доселе неотрывно глядящая в очаг, девушка обернулась к эльфу и улыбнулась, и от горечи этой улыбки у Леголаса заломило что-то в груди.

– Мы очень разные, милорд, – спокойно пояснила Камрин, – слишком, – добавила она тише, словно убеждая себя в чем-то, – Сармагат давно дал мне понять, что вместе мы быть… не можем. Такова наша природа. Но спасибо вам, вы… весьма участливы.

Леголас нахмурился:

– Сударыня, я знаю, что тема эта крайне деликатна, но все же возьму на себя дерзость. Вы можете послать меня ко всем балрогам, но я не могу молча смотреть на терзания каждого из вас только из пустых приличий. Гвадал рассказывал мне о своем клане. Там много пар… весьма разных. Но это не мешает их союзу.

Губы Камрин на миг резко сжались в суровую черту. Она взглянула эльфу в глаза с уже знакомым ему решительным выражением.

– Что ж, давайте начистоту. Леголас, наши с Сармагатом отношения зародились не вчера. Поначалу я очень боялась их и особенно своей привязанности к орочьему вождю. Она казалась мне… противоестественной. Не стану вдаваться в подробности, все было очень сложно. Но однажды… уже довольно давно… Сармагат сказал мне, что никогда не покусится на мою девичью честь. И никогда не подтвердит своих чувств ко мне по праву плоти. Что орочья природа сама по себе – проклятие, бунт против изначального замысла Эру Илуватара. И что чистая дева, добровольно оказавшаяся в объятиях орка, тоже переймет это клеймо. Потому все расы, бывало, хоть изредка смешивались. И лишь орки – ни с кем и никогда. Я тогда не знала ни о «Мелькоровой справедливости», ни о Магхаре, Сармагат скрывал все, что связано с его прошлым. Для меня существовала лишь человеческая «Волчья хворь», о которой в княжестве знали испокон веков. Я была семнадцатилетней доверчивой дурой…

Потом вы вкусили от Плачущей Хельги, и я заволновалась, не случится ли и с вами какая-то беда, как случалась с моими соплеменниками. Потом вы начали то и дело разминать ноющие кисти рук… Я знала этот жест, и поняла, что дело плохо. Вот тогда-то я впервые сообразила, что легенды о первых орках – не просто сказки, и быть может, слова Сармагата о проклятии и бунте против замысла Эру – вовсе не метафора. Мне бы еще тогда задуматься, отчего Сармагат так не похож на своих подданных. Среди них много хороших и честных парней, но большей частью они туповаты и агрессивны. Он же другой, другой во всем, от глубокой, непостижимой мне мудрости и до пристрастия к белоснежным камизам и столовому серебру. Книги на синдарине, по которым я осваивала основы эльфийского языка… Сармагат говорил, что они трофейные. Странная причуда – держать подобный трофей в ларе у изножья кровати… Случайно срывавшиеся напевные слова, на поверку оказывавшиеся бранью. Но нет… Я ничего не замечала, занятая своими личными переживаниями. Эгоцентричный ребенок, ввязавшийся во взрослые игры… Я ничего не знала наверняка. Но подспудно уверилась, что орки – не раса, а племя проклятых. И из страха передать мне это проклятие Сармагат меня и отталкивает, сплеча решив, что ему виднее, как мне лучше прожить жизнь. Теперь-то я знаю, что все это чушь и отговорки. А их выдумывают лишь тогда, когда хотят отстранить кого-то, не обидев прямым отказом.

Девушка запнулась, хмурясь и покусывая губы. А Леголас тихо и мягко спросил:

– Камрин… Вы поэтому пытались меня соблазнить?

– Да, – просто отозвалась девушка, – мы с Сармагатом сильно поссорились в тот день. И я сгоряча, ни в чем толком не разобравшись, решила, что смогу избавить вас от вашего проклятия, приняв его на себя. Не знаю, чего мне больше хотелось тогда… Помочь вам или сделать больно Сармагату… А может даже и навредить себе… Это было одно из самых опрометчивых, глупых, нелепых и недостойных решений в моей жизни… Простите меня, Леголас.

Повисла долгая тишина. А потом эльф бережно взял руку девушки в свои грубоватые ладони:

– Не извиняйтесь, Камрин… Право, мне никогда не понять вас, но и осуждать я вас никогда не посмею… – осторожно сжав тонкие пальцы, он спросил:

– Сколько лет вы знакомы с Гвадалом?

– Три года, – последовал слегка удивленный ответ.

– А я знаю его почти три тысячи лет. Я знал его всегда. И поверьте, он не откажется от вас. Или же я абсолютный олух, ничего не понимающий в жизни.

Камрин вздохнула, коротко пожимая руку эльфа в ответ:

– Спасибо, – чуть невпопад ответила она.

В этот момент дверь каминного зала отворилась, впуская Сармагата и эльфийского короля. Леголас взглянул орку в глаза и поднялся из кресла:

– Пойдем, отец, нам нужно потолковать, – легким, но непререкаемым тоном отрезал он, беря под руку Трандуила, что-то пытавшегося возразить, и скрылся с ним за дверью.

Сармагат же неторопливо подошел к камину, сбрасывая на пол тяжелый плащ, и поднес к огню промерзшие руки. Камрин молчала. Они могли долго молчать в обществе друг друга, беззвучно наслаждаясь тишиной и хрупким ощущением близости. Но сейчас это молчание показалось орку напряженным. Он шагнул от огня назад, но не обошел стол, а тихо опустился на пол у самого кресла Камрин, беря ее руку в могучую ладонь.

– Тугхаш… – окликнул он почти шепотом, будто боясь разбудить девушку. Она улыбнулась в ответ, но и в ее улыбке Сармагату почудилось принуждение.

– Сбылось все, за что ты сражалась… В том числе, и со мной. А ты не только не выглядишь счастливой – ты кажешься мне больной. Что тебя гнетет, милая?

Он редко говорил с ней так, бережно и ласково, как с ребенком. Он всегда отгораживался какой-то незримой стеной. И сейчас эта трепетная нежность в суровом низком голосе показалась Камрин гвоздем, глубоко и больно вошедшим куда-то меж ребер. Она прерывисто вздохнула, чувствуя, что готова постыдно и жалко расплакаться.

– Слишком много всего произошло в последние дни, – суховато ответила она, отворачиваясь к огню, – я просто не могу вместить столько потрясений разом. Не бери в голову, скоро я буду прежней.

К горлу подступала едкая горечь: она всегда… почти всегда была смела и прямодушна с Сармагатом, такова была природа их отношений с самого начала. А сейчас, именно сейчас, когда ее душил самый важный в ее дальнейшей жизни вопрос, и как никогда была нужна эта прямота и смелость – она пряталась за малозначащими фразами. «Задавай вопросы не раньше, чем уверишься, что хочешь услышать ответ». Кто-то однажды сказал ей эту фразу, только она не потрудилась вдуматься в нее.

А Сармагат покачал головой:

– Тебе часто удавалось меня обмануть, потому что я сам охотно закрывал глаза и затыкал уши. Но сейчас не тот момент. Тугхаш… Все эти дни мы пеклись о чужих заботах. Довольно. Пришло время поговорить о нас самих. Окончательно и начистоту. Я не уверен, что готов получить ответы на терзающие меня вопросы, но их все равно придется задать.

Камрин вздрогнула: ей не раз казалось, что орк слышит ее мысли. Сердце забилось медленно и сосредоточенно, будто отсчитывая бусины на нити. Сейчас он скажет вслух все, что она и сама уже знает. Все просто. Ее задача – не плакать. Нужно молча выслушать, встать, ровно держа спину, и уйти в свою келью. Это не больше четверти часа. Она выдержит.

Сармагат же чуть крепче сжал ее пальцы:

– В тот вечер, когда я рассказал тебе о своем прошлом и о своих счетах с Трандуилом… Ты так и не спросила, в чем же заключался мой план мести. Мы отвлеклись на наши собственные отношения, и мне удалось избежать этой темы. Не скрою, я всерьез боялся твоей реакции.

Он запнулся, будто давая Камрин что-то вставить, но она молчала, и орк продолжил:

– Прежде я думал, что тебе просто не нужно этого знать. Но прежде все было иначе. А теперь… – Сармагат нахмурился, резко прикусывая губу, а потом вдруг без всякой связи отрывисто проговорил:

– Несколько дней назад я дал тебе письмо для Сарна. Оно было не запечатано. Ты… ты прочла его?

Он замер, глядя куда-то в пространство. А Камрин старательно-спокойно пожала плечами:

– Конечно. В тот же день.

Сармагат поднял глаза, полные тягостного ожидания:

– То есть, все эти дни ты знала?

– Да, – девушка сунула руку за корсаж, вынула сложенный лист, развернула и положила на стол, – вот оно. Только больше в нем нет нужды.

Орк помолчал. Поднялся с пола, присел на край стола, и отблески огня резко прорисовали его безобразное лицо гротескной игрой теней:

– Что ж, значит, ты знаешь обо мне все. Тугхаш… Камрин… Теперь, когда все карты раскрыты, я спрошу. Я тот, кто есть. Бывший бессмертный эльф, бывший придворный, бывший политик, бывший целитель. А ныне не первой молодости орочий вождь, мстительный интриган, вспыльчивый мерзавец, беспринципный манипулятор и убийца. Я живу среди мне подобных обломков эльфийской расы в глуши диких гор. Я очень богат, хотя один Моргот знает, что делать с золотом среди скал и сосен. Я очень могущественен, хотя возглавляю огромную армию таких же вспыльчивых мерзавцев и убийц. Я причинил много бед твоим близким, я подвергал тебя сотням опасностей и едва не убил тебя собственной рукой… Но я люблю тебя. Я твой… весь, без остатка. Знаю, невелик подарок… Но Камрин…