Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 61 страниц)

– Итак, друг мой, – негромко начал он, и в его глухом голосе звучала вызревшая ледяная злоба, – вам оказалось мало карьеры государственного преступника, дезертира и лжеца. Вы возжелали новых высот. Теперь вы вдобавок взломщик и вор.

Йолаф невозмутимо пожал плечами:

– Помилуйте, Сармагат, я не взломал даже ящика для перчаток.

– Неужели? – орк рокотнул это короткое слово, словно швырнул камень, и рыцарь усмехнулся одним уголком губ:

– Ах да, простите, ваш сундук. Каюсь.

– Вы раскаетесь, друг мой, – почти ласково прошептал Сармагат, – вы чертовски раскаетесь.

И с этими словами наотмашь ударил мятежника по лицу:

– Говорите, Йолаф. Где то, что вы украли у меня.

Ренегат отер кровь и снова усмехнулся:

– Зачем что-то красть, если потом собираешься рассказывать хозяину, куда дел покражу?

В горле вождя вновь что-то заклокотало, и рыцарь вдруг ощутил, что никогда еще так ясно не осознавал принадлежность Сармагата к безжалостному и кровожадному племени сынов Мелькора. Новый удар обрушился в середину груди, следующий отшвырнул Йолафа к стене, и ренегат зашелся удушливым кашлем, вдруг перешедшим в смех…

Сармагат стоял посреди зала, глядя на скорчившегося на полу врага. Тот захлебывался кашлем пополам с хохотом, мучительно прижимая к груди окровавленную ладонь, и вождь неожиданно почувствовал, что никогда еще Йолаф не казался ему таким сильным. Никогда прежде, облаченный в ладный княжеский мундир, прямо держащий спину, иногда машинально оглаживающий лоснящееся от ладони навершие эфеса меча, он не был так неуязвим, как сейчас, лежащий на полу в изорванном рубище, безоружный, избитый и торжествующе глядящий на мучителя дерзкими серыми глазами.

– Давайте, – хрипло проговорил, наконец, рыцарь, сплевывая кровь, – продолжайте. Вы опоздали, Сармагат. Теперь вы можете бушевать, сколько вам угодно. Можете меня пытать, рубить на куски, все равно вы ничего не исправите. Свитка здесь уже нет. Сейчас он стремительно несется прочь, и поверьте, уже успел далеко умчаться.

– Вы лжете! – взревел орк, – сюда не проникнуть никому, кто прежде не входил сюда с провожатым! Часовые стоят на всех уступах, никто из ваших сообщников не смог бы войти и выйти живым!

Сармагат метнулся к рыцарю и сорвал с него растерзанный камзол. Несколько секунд клочья грязного сукна летели на пол вперемешку с кольчужными лоскутьями. Наконец орк отшвырнул обрывки и оскалился, овладевая собой и переходя на обычный сдержанно-доброжелательный тон:

– Вы меня приятно удивили, друг мой. Я не предполагал прежде, что вы сумеете так ловко меня провести. Но второй раз вам не удастся. Я узнаю, где вы припрятали свиток. Он непременно еще здесь.

– Так ищите, Сармагат, – осклабился Йолаф, – ищите.

Но орк не тронулся с места. Он чувствовал, что бесшабашное безрассудство рыцаря – это уверенность смертника. Йолаф уже не пытался защищаться, в каждом его слове и движении слышалась хмельная свобода человека, долгое время жившего под гнетом тяжкого бремени и, наконец, сбросившего его.

– Йолаф, – проговорил он уже без всякого бешенства, ровно и твердо, – не забывайтесь. Вы похитили свиток – но это еще не конец. Вы зря вдруг почувствовали себя победителем. Вы теперь владеете тайной исцеления? Прекрасно. Ею владели многие. Но очень немногие вправду исцелились. И не забудьте главного. Мои войска стоят кольцом вокруг вашего города, где укрыто все, в с е население княжества, включая детей. Прежде я обещал пощадить мирных жителей. Но после вашей виртуозной выходки наш договор пошел ко всем балрогам, и мои обещания уже не имеют прежнего веса. Не считайте меня дураком, друг мой. Вы могли бы в иных обстоятельствах пригрозить мне Бервировыми источниками. Но для того, чтоб обратить их воды в оружие, вам нужна луна. А луны нет уже много ночей. Мои силы огромны, Йолаф. И даже если Эру смилостивится над вашим жалким княжеством и расчистит к ночи небо… хм, сегодня новолуние, друг мой. И к тому времени, как первый тонкий серп украсит небосвод, мои воины уже уничтожат Тон-Гарт, оставив на его месте огромное пепелище. Одумайтесь и верните мне похищенное. Клянусь, я пощажу столицу, оставив все счеты меж нами двоими. Как ни… досадна для меня ваша выходка, я не могу не восхититься вашим мужеством, изворотливостью и волей к победе. Подумайте, Йолаф.

Рыцарь медленно поднялся с пола. Кровь стекала из уголка рта, дыхание было рваным и поверхностным, но он выпрямился и, прихрамывая, пошел навстречу врагу.

– Сармагат, – отрывисто проговорил он, и отдающее безумством веселье исчезло из его глаз, делая их холодными и суровыми, – я долго был вашей марионеткой, я долго унижался, подчинялся вам, я утратил доброе имя и право на уважение соплеменников. Но все это время я шел к этому дню. Я мечтал о нем, ждал его, грезил им. И вот он пришел. День, когда я, наконец, могу сделать то, чего не мог сделать прежде.

Йолаф шагнул ближе и четко, раздельно произнес:

– Идите к Морготу, Сармагат, вместе с вашими угрозами и требованиями. Катитесь ко всем балрогам и будьте трижды прокляты.

Сказав это, рыцарь глубоко и блаженно вздохнул, как вздыхают истерзанные жаждой люди, оторвавшись от фляги с водой.

– Вы изволите грозить мне гибелью Тон-Гарта? Поэтично рассказываете о фазах луны? Так вот, друг мой. Помните ли вы историю о строптивом рыцаре? Я не успел в прошлый раз рассказать вам ее до конца. Все, что вы говорили о рыцаре – правда. Пожалуй, вы даже польстили ему во многом. Это рыцарь был паршивым вассалом, нерадивым братом и совсем уж незавидным женихом. Но одного у него не отнять, Сармагат. Этот непутевый вояка всегда был недурным стратегом. И сейчас, когда сам рыцарь уже почти закончил свой ухабистый путь, его верные соратники идут на Тон-Гарт, везя на подводах двадцать бочонков превосходной воды, выстоянной на Бервировых кристаллах в полнолуние. Они, конечно, знают, что по дороге на них могут напасть ваши псы, а потому догадайтесь, что плещется у них во флягах? – сделав короткую паузу, он просто добавил, – вот и все. Теперь я готов ко всему.

Сармагат молчал. А потом трижды медленно хлопнул в ладоши.

– Браво, Йолаф. Я впечатлен. Я даже, пожалуй, восхищен. Вы действительно сейчас почти положили меня на лопатки. Но у вас, и впрямь недурного стратега, есть один серьезный недостаток, друг мой. Вы до последнего не верите в чужую низость… Этому стоило бы научиться, Йолаф, и вы стали бы почти непобедимы. Жаль, что у вас не остается на это времени. А ведь вы сами так верно заметили в тот приятный вечер за дружеской беседой, что в вашем стане завелся мой шпион. Вы были правы, но уже не успели сделать верных выводов и принять мер. Ваши головорезы по-прежнему пьют эль и играют в кости. Они так и не узнают о том, что им пора выполнять ваш план. Ваше же оружие… Его более нет. Вы очень меня обескуражили кражей свитка, не скрою. Однако сейчас, пока мы с вами ведем этот занятный разговор, Таргис уже ищет следы любых живых существ, покинувших мое убежище за последние сутки. А вы же знаете, как мастеровит по части следов его Хорек. Странное имя для варга, верно? Поначалу я решил, что вы меня снова пытаетесь одурачить, но вы так уверены в себе, что я понял – вы и правда, ухитрились передать кому-то свиток. Что ж, тем лучше. Я настигну мерзавца, не сомневайтесь. И заодно узнаю, кто ваш проныра при моем штабе. А вы… Вам я не позволю умереть, мой отважный друг. Вы достойны иной участи. Сейчас вы вернетесь в темницу. Завтра же на рассвете я позволю вам, наконец, смыть кровь, которой так много на вашем теле и вашей одежде. Смыть в прохладных водах Плачущей Хельги. Она уврачует ваши раны, и вскоре вы на своей шкуре убедитесь, каково пришлось вашей любимой.

Сармагат умолк, внимательно глядя в лицо рыцаря, но в обезображенных побоями чертах ничего не дрогнуло.

– Кто знает, – вкрадчиво добавил он, – быть может, через полгода вы смените Молота на посту моего личного варга. Бедняга уже немолод, а мне всегда нравились хищники темной масти.

Не дожидаясь реакции Йолафа, орк свистнул, и в зал вбежали двое часовых:

– Увести! – коротко рявкнул вождь и широким быстрым шагом покинул зал.

Хорек не зря был любимцем Таргиса и его бессменным скакуном. Уставшего Молота сменил другой зверь, гигант с бурой полосой на груди, а Таргис все так же мчался на жилистом вертком Хорьке, казалось, нимало не выбившемся из сил по пути в штаб. Он летел по следу, как почуявший кровь шакал, не сбиваясь, не плутая, будто прошедший тут всадник разматывал за собою невидимую нить.

Звериные тропы и устланные слежавшимся снегом прогалины уносились назад. Куда бы ни стремился похититель – он ехал не в Тон-Гарт. Вот впереди показалась темная полоса, широким зигзагом расчертившая снег – то был быстрый говорливый ручей, мелкий, но слишком резвый, чтоб зимняя стужа могла взять его в ледяной плен.

Хорек стремглав подскочил к берегу и вдруг резко остановился, едва не сбросив Таргиса наземь. Пометавшись по берегу, он надрывно и злобно завыл.

– Хорек потерял след, – напряженным тоном пояснил Таргис, – вор не дурак, ушел по ручью, а вверх или вниз по течению – неизвестно.

– Вот как? – Сармагат нетерпеливо ерошил мех на загривке скакуна, – а вор на коне, али на варге?

– На варге, господин, коня бы уж давно настигли, коню тропа нужна.

– Так в чем же загвоздка? – Сармагат сорвал перчатку и раздраженно стряхнул с плеч снежные комья, – вверх по ручью вон от той излучины русло на пять фарлонгов засыпано осколками кремня, варг там все лапы изрежет. Ему разве по берегу обойти, да следы лап уже отсюда видны бы были. Только вниз.

– Виноват, господин, – глухо ответил Таргис, направляя Хорька в воду.

Еще с полчаса преследователи неслись вдоль ручья по разные стороны, пока Хорек снова не возвестил, что почуял беглеца.

– Не уйдешь… – хрипло шептал Сармагат, понукая скакуна. Он чувствовал каким-то особым внутренним нюхом, интуитивным, едва объяснимым, что проклятый вор неподалеку. Мерзавец сильно их опередил, но он на усталом звере, он не может нестись так же быстро, как они. Еще не больше часа, и они его догонят…

Осталось позади болото, за ним – широкая поляна, и варги снова углубились в лес. Через несколько лиг Хорек снова взвыл, но теперь это был алчный вой торжества. Варги сорвались с прямой дороги и понеслись куда-то в чащу. Сармагат подобрался, высматривая впереди движение уходящего от погони врага. Еще фарлонг, еще… и звери вылетели на узкую длинную прогалину, ярко алеющую свежей кровью, протопившей в снегу неровные красные углубления. Посреди прогалины лежал выпотрошенный труп оленя, требуха была разбросана на несколько десятков футов окрест.

– Ублюдок, ублюдок!!! – взревел Сармагат, остервенело молотя хлыстом по собственному сапогу. Терпко пахнущая кровь перебила все следы, уведя варгов за ароматом свежей плоти, а рассыпанная по лесу требуха не позволяла зверям определить, в какую сторону ушел беглец.

Орк бушевал, наблюдая, как варги воровато подбирают со снега куски оленины, Таргис же молчал, сдвинув брови и взволнованно покусывая губу.

И вдруг Сармагат прекратил неистовство, швырнув хлыст в снег:

– Таргис, кто кроме орков ездит в этом княжестве на варгах?

– Не могу знать, господин, – уклончиво ответил тот, – я не уверен, что никто из сторонников Йолафа не перенял его умений, варги слишком удобные скакуны, чтоб не нашлось смельчаков. А ведь иногда варги получают раны или сбегают, и нет уверенности, никто ли их не вылечил или не поймал.

– Так… А может ли обычный человек обратить дикого варга в верхового зверя?

– Едва ли, – отозвался Таргис, – сразу после обращения они очень злобны, без умения к ним не подступишься, а позже совершенно дичают, и приручить их уже нельзя.

– Итак, наш друг почти наверняка на варге, выдрессированном тобой… – Сармагат на миг задумался, а потом ощерил клыки, – Таргис, ты помнишь, как нашел Молота после того, как тот попал в ловчую яму?

Варгер согласно склонил голову, настороженно глядя на вождя.

– Так чего же ты ждешь, друг мой? – в голосе Сармагата громыхнул отдаленный гнев, и Таргис вздрогнул:

– Да, господин.

Обернувшись к своему скакуну, он окликнул:

– Хорек, зов!

Варг недовольно поднял окровавленную морду от оленьей туши, но послушно вскинул голову и огласил лес протяжным стенанием со странным переливчатым всхлипом в конце. Несколько секунд протекли в тишине. Ответа не было, и варгер виновато поклонился Сармагату:

– Он далеко ушел, господин.

– Не думаю, – отрезал орк, – повтори.

Таргис поколебался:

– Зов!

Варг снова взвыл с напевным надрывом, странно походящим на человеческий голос. И на сей раз ответ был. Издали, с запада донесся приглушенный ответный клич.

Таргис знал свое дело. Он дорожил своими страшными питомцами и, дрессируя каждого, выучивал их отзываться на голос Хорька, чтоб в случае побега или ранения суметь найти пропавших зверей.

– Какая ирония, – отсек Сармагат, – он почти ушел, а теперь сам навел нас на свой след. Браво, Таргис, тебе никогда не было равных!

И с этими словами он взлетел на спину скакуна и вновь рванулся в погоню.

Варги быстро взяли след, теперь уже совсем свежий и четкий. Они неслись по снегу, взрыкивая, все еще распаленные запахом крови. Сармагат больше не трепетал от нетерпения. Он слился с варгом, словно прирос к косматой спине. Прищуренные глаза всматривались вдаль, ни один мускул не вздрагивал на каменном лице. Таргис, бледный и напряженный, тоже не отрывал взгляда от мелькающих впереди стволов. Вот густой лес отступил назад, и преследователи вырвались на равнину, окаймленную холмами. Они сразу увидели его… Одинокий резвый силуэт несся по кипенно-белой, нетронутой снежной скатерти. Темный плащ вился за плечами, на голове трепетал капюшон.

– Да! – торжествующе рыкнул Сармагат, давая варгу шенкеля, и тот полетел вперед, словно обретя крылья. Беглец тоже заметил их почти немедленно. Похоже, он каждый миг оставался настороже. Но он не мог пустить варга быстрее. Светло-серый хищник страшно устал. Ближе, еще ближе, и вот Сармагат уже различал темные сапоги и широкую черную тесьму на плаще.

– Остановись, мерзавец! – рявкнул он, но всадник лишь плотнее прильнул к спине скакуна. Что ж, Сармагат и не ожидал, что вор покладисто осадит варга и сдастся на милость взбешенного орка. Но у вождя был иной, более убедительный аргумент…

Приблизившись к терявшему скорость беглецу, Сармагат сорвал с ремней арбалет, вложил болт в прорезь и оттянул тетиву. С сухим щелчком болт рванулся вперед, вспарывая воздух, и точно вонзился мчащемуся варгу под левое ухо. Зверь взвыл, взметаясь на дыбы, и по инерции кубарем покатился по снегу, пятная его кровью. Всадник, сброшенный подстреленным хищником, неловко перевернулся в воздухе и с размаху грянулся оземь, путаясь в плаще. Сармагат же, ослепленный восторгом и яростью, опьяненный поимкой ненавистного врага, издал неистовый рев торжества и, уже едва ли владея собой, выхватил второй болт и снова выстрелил. Второй заряд так же сухо свистнул и по самое оперение погрузился в темный плащ на спине всадника. От толчка тот рефлекторно дернулся, раскидывая руки, и безвольно опрокинулся на спину, скручивая складками сукно плаща. Капюшон вмялся в снег и сбился, обнажая блестящие в пасмурном полуденном свете мелкие кольца плотного коифа…

Сармагат, уже бегущий к жертве, споткнулся и замер на месте, словно налетев на незримую стену. Арбалет выпал из когтистых рук, уродливое лицо исказилось гротескной пугающей гримасой. Несколько секунд он стоял, будто пораженный громом, только глаза стремительно наливались неверием и отчаянием, да вздрагивала нижняя челюсть.

– Нет… – прошептал он несвойственным ему полуумоляющим-полувопросительным тоном, а потом ринулся вперед и упал на колени у распростертого тела, раздирая горло неистовым воплем:

– Тугхаш!!! Тугхаш!!! Любимая!!!

Из-под наполовину сползшего коифа виднелись всклокоченные каштановые пряди, прилипшие к неподвижному бескровному лицу Камрин.

====== Глава 34. Постоянней тысячи любовей ======

Он никогда не думал, что бывает так тихо. Абсолютная, непроницаемая тишина просачивалась в мозг, заполняя его плотной душной массой. И в этой тишине, словно в издевку, существовал всего один донельзя раздражающий звук. Едва слышный прерывистый скрип то и дело втыкался куда-то в разламывающийся от боли висок, будто кто-то настойчиво пытался проверить, мертв ли его обладатель. Прекратите… Он жив, иначе, отчего так болела голова, отчего так отчаянно не хватало воздуха, отчего грудь так ясно ощущала невыносимый гнет неведомой тяжести? Казалось, если он сумеет сбросить это бремя, мир снова изменится, обратившись к нему привычной и понятной стороной, но оно вдавливало его куда-то в хаос твердых углов и острых граней, не давая вздохнуть. Он неистовым усилием попытался наполнить легкие воздухом, но лишь ощутил, как в горло забивается пыль, а скрип усилился, на заунывной ноте рассеивая липкую тишину.

Он уже несколько раз приходил в сознание, балансируя на мучительной грани боли и удушья и не зная, сколько времени уже провел в этих равнодушных тисках. Он не привык к неподвижности, он не умел с ней мириться, а потому она пугала его, словно живая душа еще пыталась трепетать в уже умершем теле, какой-то странной, нелепой ошибкой забыв вырваться на волю и теперь обреченная на вечный плен. Беспамятство неудержимо влекло своими покойными объятиями, обещая отдых, но он знал, что нельзя поддаваться его вкрадчивому зову. Смерть всегда говорит устами того, кто верней всего приведет к ней нового гостя. И он держался, держался на скользком обрыве размытой, искаженной действительности, уже не надеясь, что тиски отомкнутся, а попросту из упрямства. В капитуляции нет ничего постыдного. Однажды сдается любой. Но можно сдаться мечу или стальному наконечнику, а уж никак не пыли и отвратительному заунывному скрипу...

Тот же, словно обидевшись на пренебрежение пленника, собрался с силами, длинно, пронзительно заголосил… и вдруг нестерпимый гнет истаял, и смятые, изголодавшиеся легкие разом наполнились пыльным, холодным, пьянящим воздухом. Тьма разорвалась на несколько длинных лоскутов, меж которых тускло мелькнул сероватый свет. Тишина забурлила неясным рокотом, словно он лежал на дне реки, по которой шла флотилия судов. К самому лицу приблизились расплывчатые зеленые глаза, и тут же рокот пропал, заглушенный ясным восторженным воплем:

– Жив!!!

Да, он был жив. Каждый вдох разрывал болью ребра, но уже не отзывался скрипом, и Сарн понял, наконец, что гнусный звук издавал толстый деревянный брус, лежащий прямо поперек его груди и отзывавшийся на скупое стесненное дыхание.

Глаза открывать не хотелось. Достаточно было дышать, просто дышать, не собираясь с силами, не борясь за каждый глоток воздуха. А по лбу и плечам блуждали жесткие умелые пальцы, давно наизусть памятный напев бередил какую-то внутреннюю, потаенную струну, и Сарн знал, что сейчас боль уйдет, а тело снова разорвется на мириады ярких огоньков чистой энергии…

– Брат! Брат, очнись! – Сарн недовольно поморщился, но разомкнул веки, вновь увидев у своего лица зеленые глаза, и на сей раз узнал Тавора. Целитель поймал его взгляд и перевел дух, – ты до смерти нас перепугал, мерзавец! Человек двадцать видели, как твой бартизан прямым попаданием разнесли из баллисты. Шесть часов тебя искали, Эртуил просто волосы на себе рвал, мол, в двух шагах был, а помочь не сумел.

Словно спохватившись, Тавор подал Сарну флягу с водой и взволнованно добавил:

– У тебя ребер несколько треснуло, контузия приключилась, ну и обломками побило, само собой, а по чести легко отделался, мог вовсе сгинуть. Ты как, дышать больно?

Сарн отставил флягу и приподнялся на локтях:

– Справлюсь. Я-то летящий камень видел, рванулся с бартизана прыгать – только далеко ли тут ускачешь, – хрипло проговорил он и откашлялся, болезненно переводя дыхание, а потом непослушной рукой схватил целителя за отворот камзола, – расскажи, что в столице творится? Убитых сколько? Разрушения серьезные есть? – он невнятно сыпал встревоженными вопросами, лицо, только что желтовато-бледное, вспыхнуло лихорадочным румянцем.

– Неугомонный, – в голосе Тавора прозвучал упрек, но целитель покорно сел на край койки и опустил засученные рукава, – твари эти пока молчат. Осадили город и притихли. Потери… бывало куда хуже, брат, восемнадцать человек убитых, наши все живы, раненых много, но ничего, большей частью выкарабкаются. У нас почти всех хоть краем – да оцарапало, хуже всех Рингару пришлось, – Тавор запнулся, сдвигая брови, но потом нарочито бодро продолжил, – прямо в живот болт схлопотал, но ты его знаешь, он, если голову в печь не сунул – почитай, день пропал. Он оправится, не впервой ему. Есть разрушения, частокол покорежен, но Элемир уже руководит восстановлением. Словом, первую атаку выстояли, брат, не томи душу зря.

Сарн сжал зубы, спуская ноги на пол:

– Шесть часов… Подсчет потерь, бреши в укреплениях… Моргот, самые важные часы после боя я провалялся под грудой дров. Отличный дебют для коменданта.

Целитель вскочил, удерживая Сарна за плечи:

– Совсем рехнулся! Я едва ребра твои починил, куда тебе уже не терпится? Всё в крепости своим чередом, все свое дело знают, ничего без твоего присмотра не случится!

Но Сарн уже натягивал тунику:

– Не тревожься, Тавор, – мягко проговорил он, но в голосе ясно слышалось нетерпение пополам с раздражением, – спасибо за заботу, но я и так слишком многое пропустил.

– Грош цена моей заботе, если я тебя сейчас отпущу по рубежам бегать, – Тавор привычно повысил голос, он всегда легко выходил из себя, – этак гляди, возвращение домой ненароком пропустишь!

Однако комендант уже не слушал. На ходу набрасывая пропыленный камзол, он исчез за дверью. Целитель, не задумываясь, рванулся следом, осыпая строптивого соратника отборной бранью, но у самой лестницы его остановил запыхавшийся мальчуган из подручных, и Тавор поспешил в лазарет, продолжая что-то мрачно ворчать сквозь зубы.

…Тон-Гарт казался совсем иным, словно за последние сутки кто-то, забавляясь, небрежно переписал несколько страниц истории города, не озаботившись тем, к месту ли придутся изменения. И теперь мирный патриархальный город был беспорядочно перемешан с воинственной цитаделью, как если бы выкрошившуюся от времени мозаику на скорую руку залатали кусками другой картины. Старинный замок все так же бестрепетно возносил над лесом увенчанный лазорево-зеленым стягом шпиль, и снежный покров тускло серебрился на скатах башенных крыш. А на крышах городских домов снег лежал тем же нетронутым полотном, только темно-серым, запорошенным пеплом и золой. Здесь над крышей булочной поднимался густой дым – торговец не видел в осаде особого основания оставлять горожан без свежих лепешек. А там, на месте гончарной лавки дымились обугленные руины от попадания горящего снаряда. Рыночная площадь была оживлена, как в самый обычный день. Только сейчас ручные тележки поскрипывали под тяжестью свозимых сюда боеприпасов, а звонкие выкрики были голосами перекличек и команд.

Воскресшего из мертвых коменданта встретили ликованием, наперебой уверяя, что никто и мысли не допускал, что тот погибнет так бессмысленно. Но по какой-то особой грубоватой сердечности, по случайно оброненным словам и взглядам Сарн понимал, что его всерьез считали убитым и, похоже, искренне по нему горевали.

Его прежние соратники по Скальному форту до забавного гордились своей службой под непосредственным началом нынешнего коменданта и даже считали себя чем-то вроде особой гвардии. И сейчас они запанибрата хлопали его по плечам, восторженно гомонили, и Сарн, обычно не терпевший фамильярности от крестьян, неожиданно испытал непривычно теплое чувство к этим прежде столь несимпатичным ему людям.

Эльфы на глазах у ирин-таурцев не позволяли себе излишне бурных проявлений радости, но от соплеменников Сарну вовсе не нужно было слов. Ему хватило костоломных рукопожатий, пальцев, до боли сжимавшихся на плече и молчаливых взглядов.

Да, Тавор был прав. Все знали свое дело, ничего не осталось без нужного радения. Бреши в частоколах уже почти были отстроены, пожары потушены, выставлены караулы. Только одно никто не мог сделать вместо него. Некому было за него пройти вдоль ряда погибших…

Сарн впервые взял в руки меч, когда сам был в полтора раза меньше отцовского клинка. С самых юных лет вставший на стезю войны, он пережил много потерь и видел бесчисленное множество смертей. Но прежде он лишь скорбел о павших, отстраненно осознавая, что и сам мог лежать в длинном ряду с мечом у изголовья. Сегодня же каждое неподвижное лицо, каждая пара сложенных на груди рук были личным упреком, отдающим горьким вкусом вины. Некоторых он не знал по именам, других смутно помнил на плацу или построениях, и от этого тоже становилось не по себе. Для кого-то эти люди были всем миром, а для него, приведшего их к этому последнему дню, они так и остались безымянными «потерями».

У тела седого Ледона лихолесец задержался, на миг коснувшись пальцами покрытого запекшейся кровью лба. Этот человек, оказывается, успел сыграть в его жизни короткую, но значимую роль в ту памятную ночь в форте. Катапультист Робби тоже был здесь, вынутый из-под тех же обломков, что и сам Сарн.

Чья-то рука коснулась спины, вырывая эльфа из мутной трясины тяжелых разрозненных мыслей. Обернувшись, он увидел часового:

– Мой комендант, простите за дерзость. К вам тут по зело срочному делу…

С того момента, как Сарн встал на еще нетвердые ноги, его осаждали донесениями, а потому он лишь коротко кивнул:

– Просите.

Он ожидал увидеть адъютанта, но из-за спины часового вдруг робко показалась… Марджи. Она шагнула вперед, неуверенно поднимая глаза на эльфа, хлопотливо разгладила полосатую котту тем же движением, каким обычно разглаживала широкий фартук, и бегло обернулась на часового. Тот оказался неглуп, поклонился коменданту и отошел.

– Милорд эльф, – голос Марджи прозвучал надломлено, и она откашлялась, – милорд, – повторила она уже тверже, – у меня для вас письмецо. Зело строго наказали передать в собственные руки. Я уж так испугалась, как сказали, дескать, погиб господин комендант… – кухарка осеклась, словно сконфузившись от собственного многословия, а потом суетливо полезла за воротник котты, извлекая из крохотного мешочка сложенный листок, – вот, милорд, извольте.

Сарн взял письмо из маленькой мозолистой руки, осмотрел. Оно было не подписано, лишь запечатано неопрятной кляксой факельной смолы:

– Благодарю, милая, а от кого послание? – приветливо, хотя слегка удивленно отозвался он.

– Так от миледи хозяйки, – чуть заговорщицки понизила голос Марджи, ободренная мягким тоном коменданта.

– От леди Эрсилии? – Сарн нахмурился, слова кухарки укололи его странным предчувствием недобрых вестей, – а отчего же княжна сама со мною не повидается?

– Так… того…– девушка замялась, – не мое то дело, милорд. Велено мне, и все. Не осерчайте.

– И не думал, – поспешно отозвался эльф, – спасибо, Марджи. Если есть в чем нужда – смело говори, а на закате надобно вернуться в пещеры.

– Знаем, милорд, некоторые там и остались, боязно… – Марджи поклонилась, и уже через минуту ее быстрая фигурка затерялась среди толчеи.

Сарн же торопливо распечатал письмо. Что могло случиться с Камрин, если она, девица не робкого десятка, не покинула подземелий в часы затишья?

В первую секунду он ошеломленно обозрел торопливо и косо набросанные строки, не веря своим глазам и невольно ища какое-то иное объяснение увиденному. Письмо было написано на синдарине… Неуклюжем, ломаном, местами совершенно безграмотном, но все же совершенно понятном. Однако, тайны самозванки не иссякают… На его памяти, в Ирин-Тауре лишь Иниваэль, при всех своих несовершенствах, весьма просвещенный вельможа, владел синдарином. Даже среди придворных Сарн ни разу не встретил подобного уменья. Откуда знала эльфийский язык юная особа не слишком знатных кровей? Но об этом после… Отбросив несвоевременные догадки, Сарн внимательно прочел письмо. Оно было странным, будто сшитым из лоскутов, местами нелепым и даже забавным, так странно подчас соседствовали исковерканные выражения с изящными и сложными литературными понятиями. Содержание же вовсе не показалось ему смешным…

«Мой дорогой комендант!

Когда вы читаете это письмо, меня в Тон-Гарте уже нет. Но я не могу уйти без объяснений. В то время, что мы готовились к осаде, мой брат был в плену у Сармагата, об этом я упоминала. Но я не сказала вам, что он сознательно попал в эту неволю. Йолаф давно провоцировал Сармагата, ожидая удачного момента. Все было слишком зыбко, чтоб мы могли заранее полагаться на успех, но Йолафу удалось попасть в штаб перед самым военным походом. Пока штаб был пуст, брат смог претворить свой замысел в жизнь – он разыскал древний свиток орочьих владык, тот самый, вы понимаете. Я знаю, что это так, потому что Йолаф позвал меня, чтоб передать его мне. Как – неважно, важнее то, что теперь есть надежда на другой исход.

В лесу меня будет ожидать один человек, друг Йолафа и самый верный его соратник. Ему я передам свиток. Если нам повезет, и погони не будет, я тоже вернусь в столицу. Если же что-то пойдет не так – постараюсь увлечь погоню за собой. А он доставит свиток вам. Я знаю, что вы сумеете спасти принца Леголаса и не оставите в беде Эрсилию.

Вполне вероятно, что в этой последней авантюре я погибну. Пусть так. Но если я не вернусь, мне важно сказать вам еще кое-что. В шестом гроте Бервира есть место, где вода уходит под землю. Стремнина почти не видна, скала нависает к самой воде, но проток этот короткий и широкий. Задержав дыхание, несложно пробраться под скалу, всего через десять футов потолок поднимается, и вода окажется вам всего по пояс. В двенадцати фарлонгах от этого места коридор уклоняется вверх и выводит на поверхность. Быть может, вам понадобится эта лазейка. О ней теперь знаем лишь я, Йолаф и тот, кто доставит вам свиток.

И последнее. Я не знаю, что именно князь пообещал вашему королю за помощь. Но что бы это ни было – не принимайте это. Мне кажется, я поняла замысел господина. Он отдаст победу Тон-Гарту, чтоб князь должен был расплатиться с вами. Сармагату нужно, чтоб вы взяли награду. Именно в ней, наверняка, таится подвох. Будьте осторожны!

Я благодарю вас за все, Сарн! За ваше доверие, не слишком мной заслуженное. За ваше великодушие и доброту. Я молю Эру, чтоб вы ушли из нашей несчастной земли невредимым, уводя отряд без новых потерь, и чтоб принц снова стоял во главе.

Прощайте, мой дорогой друг, благороднейший из эльфов. Храни вас Валар!