Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 61 страниц)

– Ишь ты, герой, – из толпы выпростался повар Теобальд, – много ты в орках понимаешь! Молчи себе в кулак, болтун домотканый!

Шум нарастал, в толпе послышались звуки ударов, но по поляне снова раскатился медный гул.

– Будет вам! Устроили курятник! – рыкнул Элемир.

А от толпы вдруг отделился Рималл и вышел вперед, глядя на принца:

– Вы зря шумите, друзья, – взволнованно, но твердо заговорил он, – а ведь Паэн был по-своему прав.

И после этих слов вдруг вновь повисла густая, душная тишина.

– Рималл, – негромко и с нажимом проговорил Сарн, – изволь объясниться.

– Да что объяснять, десятник? – целитель выпрямился, хотя крылья носа побелели и губы сжались, – прости меня, Леголас. Но ты был нашим принцем и нашим командиром. Не ты ли всегда говорил – прежде всего, честь королевства и достоинство расы? Я не верю, что ты мог предать нас. Но больные крестьяне тоже не виноваты, они жертвы, а нам приходилось подчас их убивать… и тебе приходилось. И ты тоже жертва… Но ты больше не эльф, а значит, ты больше не принц. Прости… Но ты поймешь мою правоту, если подумаешь о моих словах.

… Леголас чувствовал, что ноги готовы подкоситься. Нет, он не хотел показывать своего страшного облика… Он знал, что крестьяне будут потрясены и, скорее всего, откажутся ему повиноваться. Но его верные бойцы… Рималл, который исцелил столько его ран… Которого он сам дважды прикрыл собственной грудью от стрелы… Почему все молчат?.. Неужели с Рималлом кто-то согласен?..

– Грязный изменник! – словно в ответ, раздался рык Сарна, и десятник рванулся к целителю, но тот выхватил меч, а из-за спин вдруг вышел Эвеглир.

– Сарн, опомнись! Рималл, убери клинок! Не время для междоусобиц! Сарн… я знаю, как ты предан принцу, но посмотри…ты должен признать… он больше не один из нас. Если Леголас устоит и снова станет собою – я первый присягну ему, но эльфы не могут идти за путеводной звездой, что обратилась чадящим факелом.

– Да вы все рехнулись, слизняки поганые! – завопил Элемир, стряхивая с себя морок, – речи нижете, о чести толкуете! Это же Леголас! Это наш принц, который водил нас в бой восемь сотен лет, а в отряде не сменилось и трети воинов! Это наш командир, который всегда брал на себя перед государем вину за все наши выходки и безумства! Эвеглир, Леголас вытащил тебя из-подо льда, когда во время схватки с гоблинами река не выдержала веса двух войск! Нармо, в чьей груди должен был торчать кинжал, след которого у Леголаса на щеке? Тавор, Эртуил, да что ж вы молчите? Где она, ваша хваленая честь?!!

– Прекрати, Элемир! – рявкнул Рималл, – тебе всегда было плевать на короля! Ты готов идти даже за недо-орком, кого боятся кони, зато признает варг!

… Уже не разобрать было слов. Эльфы и крестьяне слились в одну сплошную, озверевшую, гомонящую толпу. Кто-то орал на синдарине, а кто-то – на вестроне, кто-то честил кого-то предателем и мерзавцем. «Орк», «порченый», «проклятый», «сюзерен»… Где-то уже завязалась драка, кто-то надсадно вопил, требуя дать ему меч. Машущие кулаки, искаженные лица, распяленные в крике рты… О Леголасе словно все забыли…

Отвергнутый принц медленно шагнул назад, в лесную сень. И тут же руки коснулось теплое, влажное дыхание. Рядом все так же стоял Селевон.

– Пойдем, нам здесь не место, – пробормотал Леголас, кладя руку варгу на голову, а тот с готовностью присел на задние лапы. Все еще с опаской, орк сел верхом, вплетая пальцы в пушистый серый мех, и хищник взял с места, огромными скачками исчезая в лесу.

– Леголас, брат!!! – донесся вслед отчаянный крик Сарна.

====== Глава 21. До самого дна ======

Селевон мчался, разбрасывая снег, ветер свистел в ушах, ветки больно и зло хлестали по лицу и плечам, а Леголасу все казалось, что вслед летят проклятия и насмешки. К Морготу… Он должен был это предвидеть… На что он рассчитывал, безумный? Что его соплеменники примут его в облике своего исконного врага? Что орк встанет во главе эльфийской когорты? Не сам ли он еще недавно говорил той несчастной юной страдалице: «Это уже не твой жених, это лишь его последние черты…». Вот пришел и его черед проверить на своей шкуре свою правоту. «Ты больше не один из нас… Ты уже не принц…» Но Эру, как же больно, как отчаянно разрывалось что-то в груди! Словно это проклятие, уже, казалось, ставшее привычным, вдруг подняло забрало последних заблуждений и с победной издевкой усмехнулось ему в лицо безобразной орочьей рожей. Ты прав, Рималл… Ты, Моргот тебя подери, прав… Но как же вы могли, как же вы могли вот так благоразумно и деловито его предать? Будьте вы прокляты, остроухие ничтожества, высокомерные, бессмертные мерзавцы, мнящие себя венцом творения!!! Идите дальше без него, неситесь вскачь прямо в пасть врагу, о котором не захотели слушать! Вы еще вспомните о нем, когда будете хоронить друг друга, когда все до единого сгинете в этих мрачных, недобрых лесах!!! И ты, Сарн, сдохни первый! Умри ко всем балрогам! За что? За то, что ты все тот же, за твое красивое лицо и невредимые руки, за твое право вернуться домой и знать, что тебе там рады, за то, что тебя не коснулась эта беда, а я… я… я…

Леголас резко сжал колени, и варг, шумно фыркнув, взметнул снежные вихри и остановился.

Одним прыжком слетев со спины хищника, орк с хриплым рычанием упал на колени, выхватил кинжал и с размаху всадил в обледеневший ствол ближайшей сосны, раз, два, три… Кора летела мелкой щепкой, промерзший ствол глухо стонал от ударов, а принц все так же остервенело вонзал лезвие в растрескавшуюся древесину, словно под каждым ударом падал новый и новый обидчик. Наконец, от слишком сильного тычка кинжал застрял в стволе. Леголас рванул раз, другой, лезвие не поддавалось, и орк взвыл от ярости и с силой ударил в сосну кулаком. Брызнула кровь, разметав по снегу несколько мелких ярких капель, и эта алая россыпь вдруг отрезвила Леголаса, словно пощечина. Резко выдохнув, он встряхнул головой. В замешательстве посмотрел на разбитые фаланги и медленно осел на снег.

Дыхание хрипло вгоняло в легкие колкий, ледяной воздух, снежинки таяли, садясь на шипастый лоб, и капли воды медленно соскальзывали по лицу. Глубоко вздохнув, Леголас оперся спиной о шершавый, покрытый неровными следами кинжальных уколов ствол корявой сосны и замер, безучастно глядя на лихолесский орнамент, пропечатанный в снегу краем камзола. Скоро раскаленная головня в груди начала остывать, и орк устало провел по лицу руками. Эру, что на него нашло? Откуда эта жгучая ненависть, эта терзающая жажда мести, от которой все нутро стягивается узлом, а во рту появляется горький привкус? И почему она особенно остра и мучительна при мысли о лучшем друге?..

И вдруг его прошила зябкая дрожь, словно ответ острым клювом ткнул его изнутри: это орк. Это орк, родившийся в нем, пытается руководить им, навязывает свои мысли и желания. И в этот миг Леголас впервые ощутил, что ему страшно. Можно было терпеть боль. Можно было мириться с безобразным лицом и руками. Но сумеет ли он держать в узде просыпающееся внутри чудовище? Раньше оно давало о себе знать лишь короткими приступами необузданного гнева, как в тот, кажущийся бесконечно далеким, вечер в форте, когда он ударил Сарна, еще не понимая, что двигало им. Оно прорывалось в тяжелых кровавых снах. Оно заклокотало ядовитой пеной, когда Паэн выкрикнул «орк поганый!», застлало глаза красной пеленой, но тогда легко было списать это на гнев. Однако сейчас оно впервые заявило о своей готовности занять законное место в душе лихолесского принца, вытеснив оттуда эльфа вместе с его самыми глубокими привязанностями и неоспоримыми убеждениями… Этого нельзя было допустить. Сейчас, когда первое потрясение от отречения соратников схлынуло, отодвинутое в тень этим пугающим открытием, Леголас осознал, что действительно готов признать правоту Рималла, так его уязвившую и едва не выпустившую созревшего в нем монстра на волю прямо там, среди тех, за кого он отвечал и кому не вправе был навредить. Он и правда начал терять свою эльфийскую сущность… А такой эльф более не может претендовать на былое подчинение отряда. Он стал опасен для своих соплеменников. И всего опаснее он тем, кто остался верен ему.

Что ж… Леголас стиснул зубы – жизнь становится проще. Когда ты все потерял, и терять больше нечего, она всегда легка и необременительна. Ему остается лишь продолжать борьбу. Борьбу за себя, за свою суть, своего эльфа. Его соратники сильны, свое дело они сделают и без него. Он же пойдет дальше один, он найдет таинственного и могущественного манипулятора, разыгрывающего эту странную и нелепую партию, и развяжет узлы сетей, опутывающих задыхающееся, проклятое княжество. Вот и все. Не пришлось даже принимать новых решений… Просто вперед. Не это ли он всегда умел делать лучше всего? Вперед в ночной тьме, вперед под ливнем стрел, вперед по выжженным землям, по следам врагов, по едва различимым звериным тропам. А соратники – они всегда были за спиной, так что мешает думать, что они по-прежнему там?

Леголас поднялся с примятого снега, и варг тут же вскочил, негромко сопя. Усмехнувшись, орк погладил зверя меж ушей, вскочил верхом.

Покидая Тон-Гарт, он направлялся на поиски развалин хижины Эрвига. Пришло время продолжить их…

(днем ранее)

Предыдущие двое суток стали для Леголаса одним из самых странных периодов в его долгой жизни. Весь его мир трескался и осыпался, словно крепостные стены, что он считал прочными, рушились под ударами требушетных залпов. Прежде, хотя преследуемый болями, зовом ненавистной Хельги и прочими напастями, он все же знал, кто он и что ему надлежит делать. Теперь, бодрый и полный сил, он потерялся в самом себе, своих стремлениях, чувствах и мыслях, не всегда зная, его ли они, или же принадлежат тому, новому, темному, что угнездился в нем.

Единственной отрадой этих мрачных дней для принца был его странный новый друг, из-за оттенка шерсти названный им Селевоном*. Варг признал Леголаса хозяином сразу, безоговорочно, безоглядно, словно никогда не носил другого седока. Это удивляло и даже настораживало, ибо лихолесец по привычке опирался на опыт того, как сложно хорошо обучить и объездить коня. Но Селевон, однажды улегшись у ног Леголаса, более не проявлял ни малейшей агрессии, хотя орк не сразу решился коснуться хищника и лишь четверть часа спустя осторожно погладил по холке невольно подрагивающей рукой.

Леголас никогда прежде не видел так близко живого варга, не пытавшегося причинить ему вред. Рассмотрев его с почти детским любопытством, орк обнаружил, что зверь на свой лад красив. Гигантское, свитое из стальных мускулов тело покрывал густой жесткий мех, особенно пушистый на широкой груди и могучей шее. От темени между ушей и до самых лопаток тянулась полоса более темной шерсти, глянцево поблескивавшей на свету. Устрашающей длины клыки в оскале вызывали содрогание и у бывалого Леголаса, а ясные карие глаза поражали умом. Лихолесец удивленно отметил, что зверь подчас смотрит на него задумчиво и словно вопрошающе.

Сесть верхом принц тоже решился после долгих колебаний. Несмотря на видимое и малообъяснимое дружелюбие хищника, Леголас не знал, чего можно ожидать от варга, еще недавно бывшего скакуном орочьего командира, а вдобавок прекрасно осознавал, что, сидя верхом на непривычном ему животном, едва ли успеет защититься от внезапного нападения, реши тот вдруг передумать. Но Селевон терпеливо дал лихолесцу удобно сесть себе на спину, а потом неспешно встал, словно ожидая указаний. Приспособиться к новому скакуну Леголасу удалось не сразу. Он выяснил, что варг совершенно не реагирует на синдарин, зато отлично понимает вестрон. Спина зверя, гибкая и жилистая, совсем не походила на конскую, и первую лигу Леголас всерьез побаивался позорно свалиться в снег. В густой мех пальцы вплетались ничуть не менее удобно, чем в пряди гривы гнедого, но лихолесец не знал, насколько варг чувствителен и не разозлится ли на причиненную ненароком боль.

Однако вскоре орк приноровился к поступи могучих лап и попытался пустить зверя в более проворный аллюр. Через два часа Леголас был совершенно покорен Селевоном, ибо ни один конь не мог бы развить подобной скорости в заснеженном и трудно проходимом лесу. Там, где лошади нужно было бы осторожно выбирать место для каждого шага, варг мчался мягкой рысью, перескакивая овраги и груды бурелома, умело лавируя меж корявых стволов и безошибочно обходя места, где снег был особенно глубок. Эру, так вот почему орки подчас появляются, как из-под земли, когда их ждешь не раньше заката… Ни разу не оседлав этого зверя, трудно представить себе его прыть.

Побывав на развалинах форта Зеленой Пасти, Леголас убедился, что убитый им орк говорил правду. Форт сгорел дотла, а перед руинами простиралось поле битвы, усеянное лишь орочьими телами. Принц долго бродил среди трупов, все еще боясь найти среди них тела своих бойцов, но взрытая копытами и изгаженная черной кровью поляна не таила тягостных открытий. Следов варгов Леголас не нашел, видимо, верхом прибыл лишь командир. Этот командир, при всей своей дремучей твердолобости, успел сказать немало важного… Йолаф… Неуловимый мятежник еще ни разу не позволил Леголасу приблизиться к нему, хотя уже третий раз весьма своевременно вмешался в неравную битву. Но о Йолафе можно было подумать и в иное время. Леголаса терзало другое открытие. Орк упомянул Сармагата… Того самого, кого еще вчера Леголас считал маловероятным участником происходящего. А, по словам убитого командира, Сармагат был едва ли не военачальником… Быть может, он лишь исполнитель чьих-то приказов. А может быть… При этой мысли Леголаса пронизала горячая дрожь азарта – может ли быть, что он и есть та самая таинственная ключевая фигура всей круговерти?

Орк стиснул кулаки так, что когти впились в ладони. Фляга… Он должен найти ее любой ценой.

Но вспыхнувшее волнение тут же неохотно угасло, задушенное простой и холодной мыслью: не сейчас. Фляга может подождать еще немного. Но его отряд и вверенные его защите люди ждать не могут. Где теперь гарнизон Зеленой Пасти? На месте Эртуила он повел бы его в соседний форт, что под началом Сарна. Вероятно, Эртуил так и сделал. Но что с прочими фортами? Леголас потер лоб и негромко выбранился. Он не привык быть один. Не привык к тому, что ему некого выслать в разведку. Но как самому объехать четыре форта, не зная, где он всего нужнее? Моргот, как много времени он потерял из-за проклятого превращения.

С минуту поразмыслив, Леголас выбрал на опушке высоченную сосну. Двадцать минут спустя, он уже сидел на самом высоком месте, которое еще могло выдержать вес его тела, внимательно оглядывая горизонт. Форт Сарна недалеко. Не поднимается ли над лесом дым еще одного пожара?

Но горизонт был чист. Что ж, наличие дыма объяснило бы все, его отсутствие же ничего не доказывало. Леголас уже готов был спуститься, когда свежий, ледяной ветер донес до обоняния далекий запах, едва различимый, простой и упоительный в своей обыденности – запах готовящейся еды. Это был знакомый, привычный аромат немудрящей походной снеди эльфийского лагеря. Перед Леголасом, словно наяву, невольно встал образ кипящего на костре большого котла, на медном боку которого, по устоявшейся в отряде традиции, после каждой боевой победы отрядный повар торжественно выцарапывал орочью рожу размером с монету. Их было уже несколько сотен, разных и выполненных с поразительной фантазией…

Так что же, там, с подветренной стороны, разбит эльфийский бивуак? Чей же?

Принц, словно не касаясь ветвей, слетел наземь и бросился к Селевону. Он должен был спешить туда… Но ему нельзя было показываться никому на глаза. Он пока не знал, как именно оповестить подчиненных о своей болезни… Да и, чего греха таить, теперь ему нужно опасаться стрел собственных соратников, которые едва ли сразу же узнают его в этом обличии.

Через полчаса издали уже слышались голоса. Леголас остановил варга – его могли почуять кони.

– Послушай, друг, – твердо и просительно проговорил принц, глядя в карие глаза зверя, – тебе дальше нельзя, это очень опасно. Там люди и эльфы. Первые очень тебя боятся, а вторые очень хорошо стреляют. Ты должен подождать меня здесь. Слышишь? Здесь.

Леголас в этот миг ощущал себя совершенно беспомощным. Сумеет ли он объяснить варгу, о нраве и повадках которого, по сути, мало что знает, свои требования? Послушает ли его зверь?

Но Селевон снова удивил Леголаса. Негромко фыркнув, он покорно лег на снег и положил крупную голову на лапы, всем своим видом показывая, что и не думает трогаться с места. С минуту подождав, Леголас потрепал варга по загривку и, пониже надвинув капюшон, двинулся на звуки лагеря.

…Эру, никогда прежде лихолесский принц не мог и вообразить, что станет подслушивать разговоры воинов собственного отряда, затаившись за заснеженными ветками чахлого орешника и опасаясь быть замеченным…

Это был гарнизон Четырех холмов, который следовал в Тон-Гарт под командой Рингара, несносно смешливого эльфа, чей шутовской нрав подчас раздражал принца, но выгодно дополнялся невероятной выдержкой, острым умом и безоглядной верностью командиру. Даже сейчас, когда замерзшие крестьяне мрачно сидели вокруг двух больших костров, над общим гулом разговоров слышался голос десятника:

– А чего мяса-то в жарком так мало? Я кому говорил – дохлых варгов из озера повылавливать нужно, а вы заладили: «приправ нужных нет». Вот и давитесь пустой картошкой, привередники.

Там и сям вспыхнули смешки, и Леголас тоже невольно улыбнулся, с тоскливым сожалением вспоминая, как Рингар изводил его своими дурацкими, но забавными шутками.

Принц не знал точно, сколько времени просидел он возле лагеря, вслушиваясь в разговоры. Причины, что заставили гарнизон покинуть форт, были ясны. И теперь Леголас почти не сомневался, что и в прочих укреплениях его ждут малоутешительные новости. Что ж, Рингар знает, что делает. В столице отряд будет в безопасности. А сейчас нужно навестить Сарна.

Лихолесец осторожно отступил назад, сливаясь с сумраком лесной тени, и вдруг крылья крючковатого носа дрогнули. Он был здесь не один… Совсем неподалеку затаился кто-то еще, пахнущий плохо выделанной шкурой, немытым телом и кольчужной смазкой. Орк.

Леголас прижался спиной к сосне – вон оно что, он не единственный шпион. Но, если в своем любопытстве он ничего дурного не усматривал, то второму соглядатаю такая привилегия не полагалась…

…Его несложно было найти. Он позаботился о том, чтоб держаться наветренной стороны и не быть замеченным ни эльфами, ни чуткими лошадьми, но шпион не учел случайного свидетеля. А посему почти не сопротивлялся, когда сильная рука вдруг охватила его за горло, выволакивая из укрытия меж двух покосившихся елей. Немного позже, когда его грубо бросили в снег и вынули изо рта скомканный обрывок собственного плаща, орк встряхнул головой, озираясь, и уставился на склонившегося над ним Леголаса.

– Не признал? – лихолесец ощерил клыки в издевательской усмешке, а орк озадаченно зашевелил губами.

– Ты чего… того… то ли наш, то ли не наш…

– Ваш я, брат, весь ваш, – принц чувствовал, как внутри вновь забродила та, вторая, темная сущность, – и сейчас докажу. Расскажи-ка ты мне, зачем за отрядом шел, да что еще интересного знаешь.

Орк искривил рот:

– Экий ты занятный. Нашел сказочника.

– Так другого-то нет. Обойдемся и тобой, – Леголас склонился ниже и упер в подбородок орка лезвие кинжала:

– Давай, брат, начинай. Да не тяни. Времени у меня в обрез.

Орк злобно оскалился:

– Катись к балрогам.

– Вон оно что, смел да дерзок, – несколько секунд лихолесец смотрел в глаза орку, а потом с размаху пригвоздил левую ладонь пленника кинжалом к промерзшей земле…

…Это было несравнимо ни с чем… Это было так просто… Это было наслаждение… Орк извивался и выл, захлебываясь словами. Черные пятна крови уродовали снег, а Леголас все с тем же медленным удовольствием истязал шпиона, слушая бессвязные, отрывистые вопли.

Да, все пять фортов атакованы. Да, три из них пали, но гарнизонам позволили уйти, господин не велел проливать лишнюю кровь. Оленья горка сожжена, а форт у излучины невредим. Но это ненадолго… Скоро атаки будут возобновлены…

– Справно поешь, менестрель поганокровый, – Леголас перехватил кинжал поудобней, – а теперь новую балладу заводи. Кто такой ваш господин? Как его звать? И какую цель он преследует?

– Я не знаю его целей… – орк закашлялся, – я всего лишь солдат. Я знаю общий план кампании, но не ее детали.

Лихолесец задумчиво посмотрел на пленника. Он совсем не походил на прежнего хозяина Селевона. Он был худощав, не отличался могучим телосложением, безобразное лицо несло отпечаток ума, а речь звучала правильней. Странно… Прежде для него все орки были на один лад. Похоже, он начинает лучше их понимать. Это новое доказательство своего обращения вдруг взбесило Леголаса до темноты в глазах.

– Не знаешь? – рявкнул он, – а если я тебе память освежу?

С этими словами, он вскинул клинок и поднес к правому глазу орка.

– Я вырежу его медленно и нежно, – процедил он, – а потом второй. Ты не умрешь. Зато, быть может, вспомнишь что-то новое.

Орк захрипел:

– Сармагат. Господина зовут Сармагат. Он велик, мудр и милосерден. Но я не знаю, зачем он нарушает мир с Ирин-Тауром… Я ничего не знаю о его замыслах… Прошу тебя, незнакомец… Убей меня, но не уродуй лица… Я не знаю, из какого ты племени и что делаешь здесь один. Но у нас не заведено тщательно опознавать павших. Меня бросят в первый же овраг… Я недавно женился. Моя жена даже не узнает, что я мертв. Она будет ждать… А она еще так молода, пусть она снова… Пусть она живет, а не ждет впустую…

Леголас окаменел… Эти отрывистые слова вновь перевернули что-то в действительности, давно утратившей всякие законы и основы, и опять резко и бесцеремонно ткнули его в незамеченную им новую суть вещей. Он еще недавно трепетал от счастья, видя свою все еще красную кровь, что по-прежнему делала его эльфом. А сейчас со сладострастным упоением пытал этого отвратительного соглядатая, в последние минуты думавшего о своей жене, которую обречет на вечное вдовство. Эру, как же низко он пал… И ни при чем были искаженные черты когда-то красивого лица, и ни при чем были когтистые лапы… Когда успела поселиться в нем эта зловонная душевная гниль? Как же он не заметил заведшейся в его чистой сути коросты, занятый внешними изменениями?

Уронив кинжал, лихолесец поднялся на ноги и шагнул назад, чувствуя в горле тошнотный, едкий ком. Несколько секунд он молча глядел в небо, а потом снова опустился на колени возле орка. Схватил кинжал и разрезал ремни, стягивавшие пленника.

– Убирайся, – пробормотал он, – я знаю, что изранил тебя, но если ты подохнешь – это не моя забота. Я делаю сейчас худшую глупость в своей жизни.

Следующие слова были готовы сорваться с языка, но Леголас спохватился: орк принимал его за шпиона-одиночку, как и давешний командир. Его не нужно было разубеждать.

– Мой сеньор не простит мне, если узнает, что я отпустил чужого шпиона. Только далось вам это нищее княжество… Пошел прочь, я могу передумать.

Орк прекрасно понял Леголаса. Не испытывая судьбу, он нетвердо поднялся на ноги и, прихрамывая, бросился в чащу.

Лихолесец остался один. Нагнувшись, зачерпнул немного снега и отер пылающее лицо. Руки мелко подрагивали, но дурнота начала отступать. В последний раз взглянув на истоптанный участок, покрытый черными кровавыми пятнами, Леголас отвернулся и стремительно зашагал назад, туда, где оставил Селевона.

На прогалине, укрытой испещренной прорехами тенью огромного дерева, снег лежал плотной хрусткой глазурью. Похоже, здесь давно никто не тревожил белого ковра. Отсюда Леголаса в беспамятстве забрал Эрвиг.

Оглядевшись и немного подумав, Леголас прикинул, в какой стороне находились болота, и уверенно двинул варга по едва заметной просеке в густом лесу. Не более чем через час она расширилась, и Леголас с удивлением понял, что именно здесь он встретился с лучниками Эртуила. Значит, он совсем недалеко от развалин хижины.

Видимо, со смертью старого знахаря его ворожба потеряла силу, поскольку Леголас, ни разу не сбившись с пути, вскоре выбрался из леса на неширокую, гладкую тропу, плавным поворотом огибавшую опушку и приведшую его прямо к занесенному снегом остову эрвигова жилища. Местами обсыпавшиеся стены все так же стояли, выделяясь чернотой из-под снежных наметов. Каменная труба очага, закопченная, но невредимая, высилась над пепелищем, словно безмолвный страж одинокой могилы, сейчас казавшейся лишь неприметным холмиком под толстым белым покрывалом.

Спешившись, Леголас с невольным трепетом шагнул к руинам. Отчего-то было неловко нарушать эту безупречную белизну и тишь.

Но сзади негромко фыркнул Селевон, и Леголас ощутил, как жутковатое, благоговейное чувство отступает. Итак… Эрвиг в дневнике упомянул, что фляга стояла на полке над камином. К счастью, очаг цел, значит, искать нужно вокруг него…

Под снегом поиски были непросты. Рушащаяся крыша смела все, что было расставлено на камине, полках и столе, и теперь покореженные огнем остатки стропил, черепки посуды, обломки мебели, разнообразная утварь, помятая и обугленная, образовывали сплошной хаос, в котором, казалось, ничего невозможно разыскать.

Но лихолесского принца трудно было смутить. Начав от каминной трубы, он принялся методично разбирать завалы обгоревших балок. Два часа спустя, весь в саже, он уже стоял на расчищенном участке комнаты вокруг очага. В омерзительном месиве угля, золы и растаявшего снега грудами лежали обломки, осколки, подчас непонятно, чем бывшие прежде. Уцелела ли фляга в этом огненном аду? Ну же, меньше рассуждений…

… Одежда насквозь пропиталась ледяной черной жижей, пальцы закоченели, в сапогах гадко хлюпала грязная талая вода. Обугленные куски досок крошились в руках, ложки превратились в бесформенные комочки олова, и лихолесцу все тревожней было думать о том, что бесценный для него артефакт сгинул в раскаленной топке пожара. Он обшарил угол, где стоял стол, ставший грудой головешек, обыскал все вокруг камина, но не нашел ничего, похожего на флягу.

Поддавшись случайной мысли, спустился в погреб, тоже полный снега, и обыскал там каждый угол, осмотрел недра сундука, где когда-то разыскал рукописи, но и там фляги не оказалось.

Солнце скрывалось за лесом. Уставший, голодный, разозленный и близкий к отчаянию, Леголас выбрался из подпола и сел верхом на толстенную балку, все еще лежавшую поперек развалин. Где же она может быть? В оставшейся части хижины прежде находился лишь топчан, ветхий ларь и дверь в памятное книгохранилище. Но в каморке Леголас все обыскал еще в прошлый раз, на месте ларя остались все те же куски досок и глиняные черепки посуды, среди которых чернел тот самый серебряный поднос, теперь совершенно закопченный, а сгоревший дотла топчан лежал сейчас жалкой кучкой мокрой золы. Что ж, поищем и там…

…Здесь тоже лежал сгоревший хлам, здесь тоже было по щиколотку мокрой снежной массы. Здесь были невесть как уцелевшие обломки книжных окладов, осколки кружек, потерявшие форму инструменты. Здесь было все, что угодно, кроме единственного необходимого лихолесцу предмета.

Разгибая усталую спину, Леголас поднялся с колен, отирая грязными руками лицо. Ничего. Неужели фляга погибла в огне? Или же ее кто-то успел забрать до него? Сармагат мог решить, что артефакт, уже не нужный погибшему знахарю, нужно разыскать… Но нет, здесь никого не было со времени пожара. Обломки были нетронуты, в этом лихолесец не сомневался.

Раздосадованный, он снял промокший камзол и бросил на лежащую балку. Грязное сукно глухо упало на обугленное бревно и слегка скользнуло ниже по почерневшему дереву. Но это почти неуловимое движение заставило Леголаса встрепенуться. Балка лежала чуть под наклоном… Отчего он не придал этому значения? На чем же она лежит?

Лихолесец торопливо зашарил руками в мерзкой массе золы и тающего снега. Вот оно… Что-то металлическое, полукруглое, примятое весом рухнувшей балки. Вскочив на ноги, принц обхватил руками обгоревшее бревно и с отчаянным усилием приподнял, отталкивая в сторону. Балка гулко рухнула в грязь, а под ней обнаружился искореженный, лежащий кверху дном котел. Ухватив его за скользкие края, лихолесец, внутренне замирая от волнения, отбросил помятую посудину…

Она была там. Совсем, как на рисунке, круглая, слегка побитая, невзрачная. Кожа на ней потрескалась от жара и теперь торчала безобразными лоскутьями, как грязь на подсыхающем берегу болота. Круглая пробка туго сидела в исцарапанном горлышке.

Бережно подняв драгоценный артефакт, Леголас задумчиво потер потускневшую пробку. Он все же нашел ее, и теперь в нем зашевелилось новое опасение. Действует ли фляга? Была ли она предназначена для одного Эрвига, или любой, воспользовавшийся ею, будет услышан орочьим вождем?

Но об этом лучше было не думать. Сейчас, когда цель, наконец, была достигнута, лихолесец ощутил, как отчаянно устал за эти бесконечные двое суток. Ему нужно другое время, чтоб опробовать силу орочьего артефакта. Что за смысл сейчас искать встречи с таинственным Сармагатом? К этому еще предстоит подготовиться. А сейчас ему просто нужно вернуться…

И тут Леголаса уколола простая и беспощадная мысль, доселе не всплывавшая в занятом иными тревогами уме. Куда ему возвращаться? В Тон-Гарт? А если там уже побывали гонцы из скального форта? Если и там он более не желанный гость, а отвратительная жертва дурной хвори? И кто знает, что решит делать в подобной ситуации князь?..

Эру, так что же делать? Куда ему податься? Во всем Ирин-Тауре, так настойчиво его ожидавшем, более нет ни единого места, где ему будут рады. Он теперь изгой… Да, конечно, Сарн никогда не откажет ему в помощи. И Элемир едва ли отвернется от него. Но он не вправе подвергать их опасности. Поддержка опального полу-орка неминуемо поставит их перед остальными в положение его сообщников и лишит их доверия ирин-таурцев и сторонников Рималла… если еще не лишила. В отряде начнется разброд, а княжество, чего доброго, расколет междоусобица. И тогда все усилия и достижения, жертвой которых он невольно оказался, станут напрасными. Вместо помощи он принесет в княжество новую войну. Значит, к немногим оставшимся друзьям обращаться нельзя.

Что ж, родившись в Лихолесье, от голода умереть в лесу невозможно. А ночевать, похоже, придется сегодня под открытым небом. Ничего, ему не привыкать. Сегодня нужно отдохнуть, а завтра будут новые силы и идеи.

Селевон, тоже порядком перепачканный, брезгливо встряхнулся, подходя к хозяину, и Леголас направил варга в обратный путь. Начинало темнеть, лес тревожно скрежетал ветвями, осыпая с них комковатый снег. Лихолесец, сбросив опостылевший капюшон, все быстрее гнал зверя вперед, словно пытаясь оставить позади этот сумрачный, неприютный лес и навалившееся чувство отверженности. Чего он не дал бы сейчас за еще один, всего один уютный вечер в горнице Сарна в скальном форте. За бормочущие в очаге поленья, ужин и ту особую беседу, когда понимаешь друга с полуслова, и ему нет нужды объяснять, что его печалит или гнетет, и сам ты знаешь, что можно ничего не изображать из себя специально, чтоб удивить или впечатлить собеседника…