Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 61 страниц)

Гвадал ушел, а Трандуил все стоял у огня, обхватив плечи руками, словно сдерживая дрожь. Где-то внутри гулял стылый сквозняк, выдиравший из души нескончаемую мозаику дорогих воспоминаний, уходивших навсегда вместе с Гвадалом. Сегодня он в последний раз видел его… Еще немного, считанные месяцы, и один из благороднейших эльфов умрет в искажающейся оболочке, уступая место злобному, кровожадному, примитивному монстру. Чудовищу, не знающему ни милосердия, ни чести, ни любви. Живущему лишь хаосом и смертью.

И вдруг король резко вскинул голову, словно между лопаток ударил кнут: последняя мысль отозвалась уже другим, тревожным звоном недоброго предчувствия. Гвадал ушел раздавленный, но не унес в сердце гнева. Он понял неверного друга и не затаил зла. Но, как бы ни был он мудр и чист душою, это не та обида, что скользнет в памяти, не оставив следа. Она затаится, заляжет на дне памяти, будто прошлогодний желудь у корней дуба. Гвадалу осталось недолго, на его место вскоре придет совсем другое существо. А потом нанесенное лихолесским королем оскорбление отрастит ядовитые шипы в изуродованной душе, и тогда застарелая обида поднимет голову и потребует мести. Орки мстят легко и беспощадно, не разбирая тяжести нанесенного им поругания. И едва ли у Гвадала не найдется сторонников – разве нужны чернокровым тварям какие-то сложные причины для того, чтоб атаковать ненавистное племя? Особенно если во главе их легионов встанет тот, кто знает Лихолесье, как свою собственную ладонь… Кто поведет их за собой, обходя заставы и ловушки, избегая прямых троп и кратчайшими путями ведя легионы убийц в самое сердце когда-то родного королевства… Да, оркам не удастся незамеченными продвинуться далеко. Но хватит и нескольких прорвавшихся отрядов, чтоб разразилась бойня, заполыхали леса, погибли сотни эльфов…

Трандуил оттолкнулся руками от облицовки камина. Моргот, даже если не сотни. Даже десятки, единицы… даже если это будет один единственный его подданный – и эта единичная смерть тоже будет его виной, его недосмотром, кровавым плодом его сентиментальности. Этого нельзя допустить. Он должен остановить Гвадала. Сейчас, пока не поздно. Пока он не успел далеко уйти.

Король рванулся прочь из кабинета. Двадцать минут спустя, в кирасе прямо поверх туники, в наскоро накинутом плаще, он уже спускался к конюшне. Сын, не к месту встретившийся ему у стойла, попытался задавать какие-то бесполезные вопросы, но Трандуил лишь отмахнулся от наследника, вывел из станка своего свирепого длинногривого коня и вскоре уже несся по раскисшему лесному тракту сквозь пелену дождя, поблескивающую холодным стеклярусом в редких отблесках луны, пробивавшейся порой сквозь тяжелые тучи. Шелковые рукава туники напитались ледяной влагой, плащ мокрым парусом тяжело хлопал за спиной, а лицо короля пылало, и ему казалось, что капли дождя шипят, ложась на его лоб. А внутри клокотал вулкан чувств, сплетшихся воедино и породивших ослепляющее, разрушительное неистовство, какого грозный правитель Лихолесья не знал ни в кровопролитных боях, ни в горчайших утратах. Он знал, что собирается совершить ужасное. И он знал, что поступает правильно. Но он не знал, как дальше будет с этим жить. Или не будет… Ведь Гвадал, как бы ни был он добр, оставался отважным и многоопытным воином…

И Трандуил остервенело хлестал коня – чего никогда не позволял ни себе, ни другим – и гнал от себя мысли, пуще всего боясь задуматься, отчего так несется вслед за своим несчастным другом: чтоб предотвратить грядущую угрозу или чтоб просто все, наконец, случилось, и причиняющая эти муки раскаленная головня в груди остыла. Ну же, еще немного. Прочь все сомнения, он король, и лишь ему судить о долге и справедливости. Он все решил верно… Он прав…

Эльф не знал, сколько времени длилась погоня, когда вдали замелькал такой же мокрый плащ и глянцевый круп скачущего коня. Слева чернел глухой неприютный лес, справа виднелись Круглые Холмы, расплывчато проступавшие сквозь завесу непогоды. Трандуил снова дал скакуну шенкеля, и тот рассержено фыркнул, разметав дождевые капли. Наконец-то. Наконец-то он его настиг. Сейчас он остановит его. Сейчас он спасет многие жизни, предупредит страшные события. Сейчас он сделает то, ради чего и унаследовал трон: защитит свое королевство.

– Гвадал!!! Стой!!! Остановись!!! – эхо раскатилось в холмах. Конь Гвадала резко сбавил аллюр, фонтаны грязи брызнули из-под копыт, всадник развернул скакуна и стремительно вскинул руки. Трандуил резко пригнулся, готовый пропустить над головой стрелу… и вдруг захлебнулся дыханием. Он мчался вперед, так обуянный своими мыслями о грядущих злодеяниях Гвадала, что уже готов был увидеть орочий хищный оскал. А тот лишь откинул обеими руками капюшон, открывая лицо, сияющее неверием и проснувшейся надеждой. И в этот миг в эльфийском короле что-то оборвалось. Он осадил коня, в несколько секунд нагнал друга, спрыгнул наземь, выхватил меч и прохрипел срывающимся голосом:

– Защищайся…

А Гвадал сидел верхом, все так же машинально сжимая складки капюшона:

– Что ты, Трандуил… – проговорил он недоуменно, а в глазах еще не погасла улыбка, – зачем?..

А короля трясла дрожь, и сердце колотилось в горле. Он шагнул к коню Гвадала, вцепился в мокрый плащ друга и рванул его вниз. Гвадал едва не рухнул в грязь, но устоял на ногах и уже с раздражением отшвырнул руки Трандуила:

– Какого Моргота? – рявкнул он, – какого Моргота тебе еще надо? Ты указал мне на дверь, так оставь меня в покое!!!

А король, тяжело дыша, смотрел в перечеркнутое бороздами лицо, лоснящееся искрами холодных капель, и меч ходуном ходил в руке:

– Защищайся, Гвадал… – повторил он и бросился на друга.

Тот среагировал мгновенно и тоже выхватил клинок…

Это был странный бой. На скользкой обочине в неверных лоскутах лунного света топтались в глине две лошади, и два плаща набухали грязной водою, брошенные наземь. Прямо посреди тракта статный эльф в изумрудной короне неистово атаковал другого, с уродливыми шрамами на бледном лице. А тот лишь парировал, отступая все дальше под натиском нападавшего и что-то отрывисто, увещевающе говорил, но звон клинков заглушал его голос. Брызги дождя бились о светлую сталь и разлетались серебряной пылью, чавкала под сапогами грязь, а меж звона и взвизгов мечей падали в пустоту обрывки фраз:

–… безумие… ничего дурного… зачем… очнись… уйду… не услышишь… умереть…

А Трандуил не слышал. Мозг застилала густая пелена, горело лицо, и воздух едко и жгуче входил в легкие. Прошлое и будущее исчезли, отчеркнутые стеной дождя и этим единственным страшным мигом, мигом злодеяния во имя добра, предательства во имя справедливости. Он атаковал, как одержимый, почти бессознательно шепча, словно заклинание: «Защищайся… защищайся…», и слова эти звучали почти умоляюще.

А Гвадал отступал и отступал, парируя удары, обороняясь, но ни разу не сделав выпада. Он уже ничего не говорил, лицо застыло неподвижной маской, взгляд замерз, и только меч порхал в руке. Вот королевский клинок со свистом рассек воздух, ринувшись вперед, и мокрый камзол на незащищенной груди Гвадала словно распялился кривой ухмылкой, выплюнув россыпь кровавых брызг, в полутьме казавшихся черными.

– Сражайся, болван! – зарычал Трандуил, – какого балрога ты не атакуешь?!!

– Ты мне не враг, – негромко и твердо ответил Гвадал, отбивая очередной выпад.

– Моргота с два!! – ярость пополам со страданием оглушали Трандуила, лишая остатков здравого смысла, – я предал тебя, ты не простишь!!! Так мсти!!! Атакуй меня!!!

Он удвоил напор, мечи замелькали, как крылья мельниц в ураган… Король так и не понял, как это получилось. В какой миг нога Гвадала оскользнулась во влажном глиняном месиве, он пошатнулся и упал, не успев отклонить рвущийся навстречу клинок. Холодная сталь, усеянная каплями, в свистящем замахе обрушилась на эльфа и наискось рассекла лицо…

Трандуил застыл, сжимая в онемевшей руке эфес меча. Мир замедлил вращение, время споткнулось, и король безмолвно смотрел, как Гвадал медленно рушится назад, как ладонь врезается в грязь, ища опоры и скользя в жирной дорожной слякоти, а кровавые ручьи бегут по щекам, подбородку и векам, скрывая уродливые следы болезни. Он не кричал, не стонал, лишь мерно и хрипло втягивал стылый осенний воздух. Одна рука еще держала клинок, другая судорожно шарила в грязи.

К горлу подкатил ком, набат загрохотал в висках, грудь стянул тугой раскаленный обруч. Трандуил медленно сделал два шага вперед, глядя в залитое кровью лицо. А грудь Гвадала мерно вздымалась, со свистящим хрипом всасывая в легкие влажную стыть, и разрез на камзоле издевательски ухмылялся кривым ртом. Король ощутил, как темнеет в глазах, а во рту разливается едкая горечь. Проснуться… Проснуться прямо сейчас… Но пробуждение не наставало, и Трандуил закусил нижнюю губу так, что по подбородку заскользили теплые капли. А потом деревянными руками поднял меч и вертикально всадил его Гвадалу в живот. Эльф издал низкий утробный стон, дважды содрогнулся и затих, распростершись на дороге. Трандуил же вырвал меч и обессиленно уронил его наземь. Колени подломились, и лихолесский король рухнул в глиняную жижу, обхватив руками убитого друга и крепко прижав к себе. Дождь усиливался, он промывал светлые пятна в кровавых ручьях на лице Гвадала, хлестал в открытую рану, и та снова извергала алые потоки. Трандуил неподвижно стоял на коленях, чувствуя, как его одежда пропитывается горячей влагой, а внутри застрял холодный стержень, причиняющий невыносимую боль, словно это в его плоти сидели шесть дюймов эльфийской закаленной стали.

Где-то вдали ухнула одинокая сова. Небо над лесом сгустилось чернильной предрассветной тьмой…

– Я отвез тело к реке, пристегнул к поясу меч, обернул в плащ и бросил в воду, – монотонно проговорил король, – бросил, как убитого волка падальщикам на пропитание. Я не должен был… так с ним поступать. Но Гвадала не должны были видеть эльфы. Кто знает, кто и что разглядел бы в его ранах и в отметинах на лице. В тот миг я был, как в бреду. Я забыл все молитвы. Я просто уехал, я мчался назад, словно за мной гнался сам Моргот. Я очнулся уже в замке. Оказавшись в своих покоях, я сжег все, что на мне было. Я не мог даже напиться. Боялся, что во хмелю наложу на себя руки. Гвадал так ни разу и не атаковал меня, Леголас… Ни разу. Даже сегодня. А ведь он мог одним движением сломать мне руку в тот миг, когда перехватил мою кисть. Но он просто позволил мне вырваться, словно по носу щелкнул… Напомнил мне, кто я такой. Теперь ты знаешь… И я... не понимаю, как после этого кошмара… он остался жив.

Леголас, съежившийся в кресле, зябко обхватив себя руками, пробормотал:

– Это из-за обращения. Рабы Слез очень живучи. Даже люди. Я сам… там, в пещере, где я столкнулся с Вигге… я едва ли пережил бы эти муки, когда был эльфом.

Они замолчали. Это было уже не то напряженное молчание, что прежде. Теперь это была усталая, обессиленная тишина. Трандуил заново переживал внутри себя одну из самых страшных ночей в своей жизни. Леголас замер в тяжелом отрешении. Перед внутренним взором стоял Сармагат, иногда машинально проводящий ладонью по косому шраму на лице.

Прав ли был отец? Прав. Лихолесье священно… Прав ли был Сармагат?

Леголас стиснул зубы, судорожно вдыхая. Когда ты предаешь друга, ты хочешь верить, что некая высшая, главная цель все равно делает тебя правым. Но когда друг предает тебя, тебе безразлично, прав ли ты. Ты просто хочешь мстить. Мстить и мстить, пока сидящий в тебе зверь не насытится и не уснет, дав тебе покой.

Он хотел понять обоих. И теперь он понял.

Свечи догорели, и только очаг озарял зал. Погрузившись каждый в свой внутренний омут, отец и сын разом вздрогнули, когда резко скрипнула дверь. Сармагат неторопливо вошел в зал и молча заменил свечи в шандале, так спокойно и безмятежно, словно у камина сидели двое старых друзей, ожидавшие ужина.

– Гвадал, – ровно вымолвил Леголас, поднимая глаза, – отец рассказал мне о той ночи у Круглых Холмов. Как тебе удалось уцелеть и покинуть Лихолесье живым?

– К чему тебе это? – мягко и буднично ответил орк, – я выбрался, прочее неважно.

– Это важно, – отсек принц.

Сармагат досадливо нахмурился:

– Изволь. Я не истек кровью по дороге лишь чудом. После мне объяснили, что доконать обращающегося эльфа намного сложнее, чем здорового. Холодная вода привела меня в сознание. И лучше тебе не знать, каково это – очнуться на каменной отмели с распоротым животом и щелью в роже. Но теперь мне хотелось жить. Хотелось так, как два часа назад я и не помышлял. Одно дело – умереть при попытке исцелиться от мерзкого недуга. И совсем другое – сдохнуть в прибрежной тине. Я не успел ни о чем подумать и снова потерял сознание. Трудно сказать, что было бы дальше, но оказалось, что я уже тогда был не один.

– Не один? – в голосе принца прозвучало изумление, а Сармагат усмехнулся краем губ:

– Придя в сознание опять, я обнаружил, что я уже на противоположном берегу реки в Ирин-Тауре, кровь остановлена, а боль притупилась. В Лихолесье меня ожидали у переправы жена Сигвура Эльда и имладрисец Айрос. Они видели, как Трандуил избавлялся от моей потрепанной оболочки, немедленно подобрали меня и перевезли в Ирин-Таур, где оставили Тахру. Она целительница клана. Ей ведомо совершенно невероятное искусство – Тахра может врачевать обращенных, как прежде могла лечить эльфов.

– Ты еще не был членом клана. Откуда такая забота? – пробормотал Леголас.

– Я спросил о том же, – Сармагат опустился в кресло напротив хранившего молчание Трандуила, – мне ответили очень просто: «Магхар не бросает своих».

– То есть, Сигвур заранее знал, что твой вояж не кончится добром?

– Эру с тобой, Леголас, – бегло пожал плечами орк, – неужели ты думаешь, что я первый, кто приполз обратно еле живой? Увы, соплеменники не больно жалуют нашего брата.

Трандуил поднялся из кресла и оперся спиной о горячий бок каминной кладки:

– Хватит, Гвадал, – глухо промолвил он, – прейдем к делу. Ты ненавидишь меня, и я признаю справедливость этой ненависти. Но перед тобой виноват я. Так убей меня и отпусти моего сына.

Сармагат поднял на лихолесца взгляд:

– Морготово ребро, Трандуил, ты так ничего и не понял. Леголас может уходить хоть прямо сейчас. И твоя смерть мне ни к чему. Тугхаш поручилась за твою безопасность, не забудь.

Лицо короля передернулось, и он процедил сквозь зубы:

– Гвадал, довольно игр. Я в твоей власти, ты можешь сполна отплатить мне за все обиды. Ты можешь пытать меня, унижать и вообще отвести душу всласть. Я же знаю, ты не отпустишь меня вот так, не утолив своей ярости. Хотя сын рассказал мне о твоем плане. Я восхищен, Гвадал. Ты всегда был умен, а теперь ты еще и жесток. Это сочетание отличало многих великих злодеев.

Он усмехнулся:

– А ведь именно поэтому я погнался за тобой тогда. Именно этой мстительности я и опасался. Какой грустный парадокс…

Сармагат спокойно выдержал полный горечи взгляд эльфа:

– Тебя сгубила собственная прозорливость, Трандуил. Я никогда не стал бы мстить тебе за отказ исцелить меня. Можешь кривиться и грозно сверкать глазами, все это пустые гримасы. У жизни есть свои законы, и существуют услуги, о которых можно просить, но никто не вправе их требовать. Отпусти ты меня в ту ночь – и я жил бы в горах с моим кланом, где многие точно так же не нашли целителей, но даже не помышляют об обидах. Воевал бы с гоблинами, изучал науки… Я горевал бы по родине, по прежней жизни. И по тебе тоже, друг мой. Но не искал бы мщения. Здесь не работают ни эгоизм, ни принуждение, ни даже чувство долга. Однако ты поторопился. Ты решил покарать меня за будущие преступления – и сам накликал то, что так хотел предотвратить.

Трандуил секунду помолчал:

– Ты лжешь, – отрезал он вдруг, – нельзя утратить своего эльфа и не терзаться злобой. Тебе лишь хочется причинить мне муки совести, доказать, что я был несправедлив.

В лице Сармагата ничего не дрогнуло, лишь в глазах проступило странное выражение, похожее на снисходительность:

– Конечно, друг мой, – вкрадчиво произнес он, – верь в это. Верь всегда, и тогда ты никогда не усомнишься, что был прав. Как удобно, верно?

Леголас слегка подобрался, ожидая от отца новой вспышки гнева, но Трандуил лишь устало потер виски:

– Ты думаешь, что я не терзался этими муками? Что вернулся в замок и улегся спать? Нет. Я двадцать пять лет нес бремя этой вины, Гвадал. Твое окровавленное лицо по сей день снится мне порой.

– Отец, – негромко окликнул Леголас, – и все же. Привезенное тело было чужим. Гвадала ты, как ты считал, убил собственной рукой. Как же ты не заметил, что перед тобой не тот?

Губы короля болезненно скривились:

– Не заметил… Я не хотел ничего замечать, Леголас. У меня не было ни тени сомнения. Сотенный сказал лишь, что тело, уже тронутое тлением, нашли в Ирин-Таурском лесу у реки. Лицо страшно изуродовано, смертельная рана в животе, еще несколько в боках и груди, уже посмертные. Я слушал лишь для вида. Сам я был уверен, что следы моего преступления просто выбросило течением на противоположный берег. Офицер что-то лепетал об орках, но мне было не до его теорий. Я должен был заметить, что плащ окровавлен, хотя кровь давно смыла бы река, а значит, раны еще кровоточили, когда Гвадал оказался на берегу. Но я не видел ничего, кроме руки с перстнем Гвадала среди складок плаща, да меча, лежащего поверх тела.

Он снова осел в кресло, ссутуливаясь, а Сармагат хмуро посмотрел на него и громко хлопнул в ладоши. Вошел Таргис и тут же вышел, уловив беглое движение бровей хозяина. Через десять минут вассал вернулся, принеся Трандуилу еще вина.

Эльф пригубил кубок и вновь поднял взгляд на вождя:

– Что ж, похоже, все тайны вытащены на свет, – проговорил он мрачно, но спокойно, – давай начистоту, Гвадал. Чего ты хочешь? И что ждет меня, мое королевство и моего сына?

Сармагат так же ровно ответил:

– О Лихолесье не тревожься. Мой план пошел к балрогам… и, пожалуй, я рад этому. Тугхаш права, я слишком долго гоняюсь за призраками. Я устал. Что же до тебя – ты вошел сюда свободным, свободным и уйдешь. Мне больше ничего от тебя не нужно.

Трандуил долго неподвижно смотрел на орка. А потом медленно промолвил:

– Гвадал, в ту ночь ты показывал мне свиток. Я прошу тебя… дай его мне снова. Я верну его тебе, клянусь.

Сармагат лишь кивнул:

– Я дам его тебе, лишь только мне его доставят. Тебе нет нужды возвращать его мне. Кто знает, не понадобится ли он в Лихолесье.

… Леголас не встревал в этот разговор, молча наблюдая за Сармагатом. Что-то в нем неуловимо изменилось со дня их недавней первой встречи. Словно сгладились какие-то углы, и теперь прежний Гвадал еще чаще, еще заметнее проступал сквозь орочью оболочку. Он не знал причин этой перемены, но чувствовал, что понимание совсем рядом, стоит лишь протянуть руку и ухватить его, словно пролетающего мотылька.

А Трандуил обернулся к сыну:

– Леголас, мой отряд совсем рядом. Я пошлю гонца в столицу, пусть Сарн приведет твоих дружинников, и мы покинем Ирин-Таур. Всего через несколько дней ты будешь дома, – король подался вперед, горячо сжимая руку сына, – когда-то я читал свиток. Я помню, горсть кристаллов сделает любой водоем пригодным для обряда. Я смогу, я знаю. Я непременно исцелю тебя. Все будет позади совсем скоро! Ты снова станешь прежним, и нам останется лишь постараться забыть эти месяцы!

Трандуил побледнел, глаза горели. А Леголас встал и тихо опустился на пол у ног отца:

– Погоди, – он мягко сжал королевские пальцы, и Трандуил умолк, – отец, выслушай меня. Ты лучший из отцов… увы, я не умел оценить этого раньше. Но ты не понимаешь. Это орк Гвадала был юн и не готов к борьбе. Однако ты не знаешь моего орка. Он зрел и ужасен. Он силен, злобен и упрям. Он цепляется за жизнь, как одержимый. Он ненавидит моего эльфа и знает его слабые места. Отец… Я люблю тебя. Я был непочтительным и своенравным сыном, но я всегда любил тебя, преклонялся перед тобой, и так будет всегда, сколько ни отмерил мне Эру. Прости меня, отец. Я причинил тебе страшное горе, пусть и невольно. Но я не могу принять от тебя эту жертву. Это бесполезно… и преступно. Моя кровь черна. Слишком поздно, шансы на успех ничтожны. Я никогда не обреку тебя на этот кошмар. Я также не вправе рисковать Лихолесьем, что может остаться без правителя. И я не хочу умирать. Еще недавно я был готов к этому. А сейчас мне хочется жить. Я не поеду в Лихолесье, отец. Не бойся за меня, умоляю. Я уеду с Гвадалом в горы и вступлю в его клан. Я научусь жить таким, каким стал. Я знаю, тебе сейчас кажется, что это малодушие. Но ты поймешь меня со временем. Жизнь бесценна, теперь я точно знаю это. И я хочу прожить ее. Любым. Прости меня…

Леголас умолк, коснулся поцелуем отцовской руки, встал и медленно вышел из зала. Его душили слезы, которых не должны были видеть ни король, ни Гвадал…

Оставшись наедине с орком, Трандуил несколько минут молча сидел, глядя в огонь. Потом повернулся всем корпусом, словно деревянный, и посмотрел на Гвадала:

– Вот и все, брат, – бесцветно прошелестел он, – ты победил. Я бушевал, что-то доказывал, оправдывался, бросался на тебя с кинжалом. А оказывается, ты давно уже победил. Двадцать пять лет назад я тебя оттолкнул. А сегодня мой единственный сын… мой Леголас оттолкнул меня, предпочтя остаться с тобой… Что за блистательная месть, Гвадал… Что за великолепный реванш… Ничем иным ты не мог вернее меня уничтожить…

Он смотрел в безобразное лицо, ожидая увидеть на нем удовлетворение или, быть может, злорадство. Но Сармагат молчал, остановив сумрачный взгляд на дымном огоньке догорающей свечи.

====== Глава 50. Зыбкие чаши ======

Комментарий к Глава 50. Зыбкие чаши Мои дорогие читатели! Я боюсь вас разочаровать этой главой, здесь будет сплошная бесконечная говорильня, ничуть не приближающая нас к финалу. Но тут будут оговорены те моменты, которые так и остались за скобками, а их непременно нужно прояснить. Никаких тайн, все белые пятна должны быть заполнены. Начиная со следующей главы, история понесется, как телега под откос, и мне будет уже не до оборачиваний назад. А потому простите, пожалуйста, моим героям их многословие, а мне – мои косяки. Все задумывалось несколько проще. Но разве персонажам есть до этого дело... Оставайтесь со мной. Дальше непременно будет интересней)))

Оцепенение недолго владело королем. После четверти часа опустошенного молчания, он вскочил из кресла и заметался по залу.

– Вздор, чушь! – отрезал он почти с ожесточением, – Леголас никогда так легко не откажется от борьбы! Он не из тех, кто капитулирует после первого боя! Сейчас он потрясен, и быть может, я гадок ему после всего услышанного, но он одумается! Он поймет, что мои грехи не стоят…

– Какие, к балрогам, грехи, Трандуил! – оборвал его Сармагат, – ты не меняешься, ей-Эру. Все так же убежден, что мир вращается вокруг твоих действий и замыслов. Леголас ничуть не осуждает тебя. Его решение – плод таких терзаний, о каких большей части эльфов остается лишь читать в книгах прежних эпох.

– Это не решение! – рявкнул король, – это опрометчивость, юношеская горячность!

– Юношеская горячность владела им тогда, когда он просил своего друга прикончить его, если болезнь станет необратимой, – хмуро возразил орк, – принять же это бремя и продираться тернистой тропой, никого не прося о помощи – весьма зрелый и непростой выбор.

– О, я не сомневаюсь, что сей выбор тебе по душе, Гвадал, – оскалился эльф, – отнять у меня сына, сделать моего наследника своим собственным, обратить эльфийского принца в орочьего князька – ручаюсь, эта месть стоит любой другой!

Выплюнув эти слова, король скрестил руки на груди, с вызовом глядя орку в глаза, но тот проговорил с неожиданной отрешенной задумчивостью:

– Ты сам не подозреваешь, насколько ты прав, друг мой.

Затем же добавил другим тоном:

– Ты так увлечен разоблачением моих козней, что не видишь главного, Трандуил. В решении Леголаса, как бы оно ни претило твоим отцовским чувствам, есть несомненный резон. Леголас обращается невероятно быстро, право, я редко слышал о таком быстром развитии недуга. И хотя в теории исцеление возможно, риск от обряда огромен. Твой сын вовсе не разводит драм на пустом месте. Ты действительно можешь стать следующей жертвой проклятия. Я хорошо знаю тебя и не ставлю под сомнение твою душевную мощь, но орк Леголаса действительно могучий и опасный враг, и во время обряда нельзя предугадать, на чью сторону встанет сила духа твоего сына. Лихолесью грозит полная утеря правящей династии, Трандуил.

Сказав это, Сармагат пристально и отчего-то даже выжидательно поглядел в лицо эльфа, но король лишь отмахнулся:

– Не принимай меня за олуха, Гвадал. Любая династия может рухнуть на жалкой однодневной войне, да и мало ли царственных особ сложили головы и по более прозаическим причинам. Потому короли и пишут завещания. Я заранее позабочусь о преемнике на случай… самого худшего оборота.

Еще говоря это, он снова вышагивал по залу, словно подгоняемый тонким хлыстом жгучего нетерпения, и уже не заметил, как в грубых чертах орка что-то неуловимо дрогнуло. Потом снова остановился, словно споткнувшись.

– Я не верю, Гвадал, – проговорил он неожиданно горячо и просто, вдруг отбросив недавний желчный тон, – я не верю, что Леголас хочет этой страшной судьбы. Что принимает ее вот так, безропотно, с этим чудовищным фатализмом. Ему тяжело. И ты прав, вероятно, я тоже не представляю всей глубины его мук. Но я знаю, такая боль может породить непоправимые решения. Безумный мой… Он никогда не умел просить о помощи, всегда хотел доказать мне свою независимость и умение крепко держать вожжи в руках.

– Ты сам ковал его характер, Трандуил, – ровно ответил вождь, – сам насмехался над любыми признаками слабости, сам неустанно напоминал Леголасу, что корона – тяжкое ярмо, а не парадный убор, сам требовал неколебимого умения нести ответственность за свои действия. Ты пестовал короля, ты готовил себе достойного наследника и ты преуспел. Не терзай за это ни его, ни себя.

– Элберет Лучезарная, – пробормотал Трандуил, мучительно растирая ладонью лоб, – как я гордился им… Как упивался его военными подвигами и дипломатическими победами… Я превратил его в еще один драгоценный камень своей короны и любовался блеском его граней, я увенчал себя его добродетелями, как регалиями, и сам не заметил, как перестал видеть за кронпринцем сына. Я обрубил какую-то бесценную хрупкую связь, и Леголасу претит даже моя поддержка.

Король рухнул в кресло и сжал подлокотники так, что побелели пальцы:

– Гвадал, почему я не замечал этого раньше? У Леголаса уже много веков есть лишь один близкий эльф – это Сарн. Только ему он поверяет все тревоги и печали, только к нему бросается в ликовании и в ярости. После победы у Одинокой горы, после Войны Колец, после всех этих изматывающих походов и боев Леголас с каменно-торжественным лицом принимал мои монаршие похвалы, изящно кланялся, а потом радостно устремлялся в казармы к единственному другу, с которым мог от души надраться и взахлеб проговорить до утра. Я же наутро хмурился, глядя при построении в его шальные глаза и чуя от него дух свежей мяты… Эти молодые болваны все еще думают, что она приглушает запах вина… Он непроницаемо смотрел на меня в ответ, а стоило мне отвернуться, быстро перемигивался с Сарном, будто я не вижу… А я грозно сдвигал брови, внутри терзаясь самой незатейливой завистью. Сколько раз мне хотелось вот так же запросто напиться с ним, чтоб камзол был полурасстегнут, волосы расплетены, чтоб он так же сыпал непристойными шутками и рассказывал мне обо всем подряд… – король криво усмехнулся, – но я не мог. Как же мое августейшее достоинство, балрог бы его подрал? Эру, сколько я упустил…

Ненадолго повисла тишина, а потом Сармагат произнес с несвойственным ему мягким участием:

– Трандуил, ты пьян, а потому не в меру чувствителен и настырно растравляешь собственные раны. Ты всегда был достойным отцом. Сейчас я не похож на прежнего Гвадала, и потому тебе легко недоверчиво хмуриться, но я помню день его появления на свет. Я помню, как он рос, как ты впервые посадил его на коня, как стремился воспитать его на совесть, хотя и не всегда знал, верной ли тропой тебя ведут твои отцовские чаяния. Леголас не отталкивает тебя. Напротив. Он добровольно принимает свою непростую судьбу, чтоб оберечь тебя от нее. Это ли не сыновняя любовь в самом лучезарном своем обличьи? И это ли не поступок подлинного монарха? Сейчас ты в каждом своем поступке готов усматривать хоть крупицу вины, но ты несправедлив к себе.

Трандуил долго молчал. Потом медленно поднял голову и посмотрел орку в глаза.

– Я хочу увидеть его, Гвадал. Побыть с ним наедине. Мне кажется, я не видел Леголаса целые века, и отчего-то сейчас разлука с ним особенно невыносима, хотя я знаю, что он в нескольких шагах...

Сармагат неохотно кивнул, и на безобразное лицо его набежала тень:

– Я не могу тебе этого запрещать, – промолвил он, – но Трандуил, ты должен знать и непременно запомнить. Леголас сейчас непредсказуем. Уйми свое рвение распоряжаться и повелевать, ему бесполезно отдавать приказы. И попытайся не отговаривать от принятого решения, хоть тебе будет и непросто. Мой слуга проводит тебя.

Орк громко хлопнул ладонью о стол, и Таргис материализовался, как из-под земли, будто все это время стоял под дверью. Отвесил поклон обоим сеньорам и застыл в ожидании.

– Проводи его величество к принцу Леголасу и немедленно возвращайся, – отрезал Сармагат.

– Будь осторожен, – добавил уже в спину уходящему эльфийскому королю.

Таргис обернулся быстро: лихолесский король бесед с вассалом затевать не собирался, а на зов хозяина варгер всегда старался явиться еще до того, как раскаты сармагатова рыка утихали под сводами пещеры.

Господин уже ждал его, раздумчиво глядя в полыхающий камин.

– Садись, друг мой, – рассеянно пригласил орк, но Таргис разом ощутил, как на затылке слегка зашевелились волосы – ему был знаком этот вкрадчивый приятельский тон вождя, и сулил он обычно недоброе…

А Сармагат меж тем перевел взгляд на вассала, и тот привычно ощутил себя кем-то вроде муравья, спешно улепетывающего по столу от грозящей ему исполинской ладони.

– Где Тугхаш? – вдруг спросил вождь. Варгер качнул головой:

– Не знаю, милорд, я видел ее в последний раз, когда она ввела его величество в штаб.

Сармагат лишь слегка кивнул. Похоже, думал он о чем-то другом. И следующий вопрос прозвучал с той же тревожащей вкрадчивостью:

– Таргис, хорошо ли ты помнишь ночь сражения у хижины некого ныне умершего знахаря? – спокойно поинтересовался орк, и варгер сглотнул, распрямляя плечи: