Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 61 страниц)

Но, похоже, дело решалось секундами. Варг весь подобрался, щетинясь и сверкая глазами, а потом вдруг вскинул морду к светлеющему небу и громко завыл. Это был совсем не волчий вой, так хорошо знакомый Леголасу. В этом пронзительном стенании была своеобразная нота, которую лихолесец, пожалуй, назвал бы человеческой. Он и прежде слыхал, что варги наделены подобием разума, но никогда не рисковал это проверять…

А зверь фыркнул, встряхиваясь и разбрасывая тучу серебристых снежинок, а потом медленно двинулся навстречу лихолесцу. Эльф снова туго натянул ослабленную, было, тетиву, направляя наконечник стрелы прямо в шею варга, и хищник опять остановился, отводя назад крупные уши и оскаливая клыки. Леголас ощутил, как его охватывает неистовое, бесшабашное любопытство. А что если он опустит лук? Варг, похоже, не собирается нападать и злится только при виде оружия. В конце концов, не так уж много ему терять…

Медленно, плавно эльф опустил древко и тихо снял стрелу с тетивы. Варг так же неспешно приближался, то и дело сопя и предупреждающе взъерошивая загривок. Леголас уже видел, как блестят в серой шерсти искорки снега, а на холке мех влажно слипся. Подойдя вплотную, зверь остановился, пристально и вопрошающе глядя на лихолесца неожиданно осмысленными карими глазами. Медленно вытянул шею, и Леголас едва сдержал невольную дрожь, чувствуя, как шероховатый нос касается его рук, окутывая их теплыми облаками пара. Несколько бесконечно долгих мгновений варг обнюхивал изуродованные пальцы, ткнулся носом в ссадину, оставшуюся от снятого перстня, и Леголас с неожиданной пьянящей радостью заметил, что на коже выступили несколько крохотных капель красной крови. К Мелькору, что бы, где бы ни отражалось – он все еще был эльфом… А варг поднял голову, снова заглядывая Леголасу в глаза, и вдруг тихо опустился на снег у высоких серых сапог…

====== Глава 20. Чадящий факел ======

Эртуил доедал вторую порцию, а ему все еще казалось, что он не может ни насытиться, ни согреться. Сидящий напротив Сарн четвертый раз брался за вилку, но каждый раз задумчиво откладывал ее и молча смотрел на еду, словно ожидая от мяса и бобов каких-то разъяснений или идей. Однако увидев, как Эртуил снова потянулся к кувшину, десятник встрепенулся:

– Э, будет тебе, брат, ты на выпивку не налегай.

Эртуил послушно отнял пальцы от кривоватой глиняной ручки и хмуро вздохнул:

– Да сам знаю. Только напиться хочется… Вот так, чтоб потолок хороводом шел. Кусок льда в груди стоит, дышать больно... Сам-то чего не ешь? Ты на себя погляди, одни глаза в пол-лица.

– Да ем я… – Сарн в пятый раз взял вилку и поднял на Эртуила строгий взгляд:

– Ты что за хандру в душе носишь, дружище? Не горюй ты о крепости. Это ж не дворец государев, всего-то временная фортеция. С пожаром совладать дело непростое, нам ли не знать, все прошлое лето леса горели. Важно, что ты отряд свой сберег, да крестьян почти всех целыми привел. То ли дело я, обалдуй…

В ответ на эти слова, Эртуил издал короткий стон и все же наполнил кружку:

– Ничего ты не знаешь, брат. Пожар, потери малые – это все так, мукой присыпано, а каравай-то под нею червивый… Эх…

«Червивый каравай, – мышью мелькнула у Сарна бесполезная мысль, – для этого княжества лучшего названия и не сыскать». Но вслух он ровно и увещевающе проговорил:

– Не знаю. И не узнаю, покуда не расскажешь. Тебе вино не поможет, Эртуил. Выговорись, глядишь, и полегчает.

… Гарнизон Зеленой Пасти пришел к скальному форту лишь под утро. Замерзшие, измотанные, они несли и везли на немногочисленных лошадях двенадцать тел павших при обороне и около тридцати раненных. Изнемогший от тревоги Сарн спешно пересчитал эльфийские кирасы и ощутил, как сжимавшая сердце рука слегка разжала пальцы – они все были здесь, все десятеро. Сейчас было не до вопросов, хлопоты затянули десятника с головой, но бесчисленные необъяснимые загадки и странности тех долгих суток гвоздями сидели в мозгу, мешая сосредоточиться на насущных заботах.

С грехом пополам разместили вновь прибывших, Рималл и Тавор из павшего форта разрывались меж множеством раненных, там и сям пылали костры, кто-то громко бранился на синдарине, разыскивая что-то в обозных повозках, кто-то сетовал, что картошки в обрез, а ртов вдвое. Словом, в форте царил невообразимый переполох, и Сарну пришлось до поры отложить свои раздумья.

Но вот начальный хаос улегся, в крепости установилось первичное подобие порядка, и валившиеся с ног крестьяне улеглись спать, кто где, не чинясь теснотой и неудобством. Холодное зимнее солнце, с трудом пробиваясь сквозь густую пелену снежных облаков, скупо озаряло тусклым серым светом неуютную, заваленную оружием горницу, где квартировал Сарн, когда десятники, наконец, сели за нехитрый обед. Несмотря на терзавший голод, Сарну кусок не шел в горло, но особенно тревожно ему было глядеть на Эртуила. Тот лихорадочно, с виду, не чувствуя вкуса, поглощал жаркое, а рука, державшая вилку, заметно подрагивала, словно десятника разрывал изнутри перекипевший котел каких-то эмоций. Отзывчивый и искренний, Эртуил всегда все принимал близко к сердцу, но в подобном волнении Сарн видел его впервые…

…Десятник павшего форта медленно отставил кружку:

– Мне б самому тебе все выложить, брат, да не знаю, как и рассказать. Все как в дурном сне было, начну говорить – скажешь, я камнем по темени схлопотал, а теперь безлепицу болтаю. Слушай, а потом сам решишь, что обо мне думать…

Эртуил помолчал с минуту, собираясь с мыслями, потом сдвинул брови и поворошил пятерней спутанные и влажные с холода рыжеватые волосы.

– Они ночью подошли, Сарн. Все по-простому, без затей – отряд при катапультах, лучники, балестр штук двадцать. Мы с парнями едва в пляс не пустились – две недели от безделья скулы сводило, не знали уж, куда себя девать. Оборону подняли – и пошло веселье. Командир у них, прямо скажу, осел. Не осада была, а хоббитская ярмарка – гвалт, толчея, то в нас палят, то промеж собой сварятся. Мы их, шутя десятками укладывали, уже крестьяне пари заключать взялись, кто больше подстрелит. И тут…

Эртуил покрутил в пальцах вилку, постучал черенком о стол, снова покрутил… Сарн терпеливо ждал.

– Пожар занялся, брат. С виду-то дело неудивительное, горящие снаряды исправно летели, а солома на крышах, хоть и под снегом, а все одно найдет, где вспыхнуть. Только тот пожар не простой был. Разом дюжина домов заполыхала, и конюшня вдобавок. Да как… Факелами горело, не подступишься. Ну, мы ворота в конюшню первым долгом распахнули, коней выпустить, а у меня там мальчуган один есть, Родди, добрая душа. Оказалось, собака в одном из горящих домов была, он ее спасать и полез. Я и сам собак люблю, но парень-то всяко важнее. Я за ним, а там уж пекло кромешное. Родди, дурачок, от дыму сознания лишился, мне собака его разыскать и помогла. Насилу я его выволок, а тут и кровля рухнула. Но я к чему это все сказываю… Отнес я Родди в караулку, Тавор с него котт снял, на пол бросил, а я смотрю, пятна на шерсти. Сарн… Это была факельная смола, мешаная с соломой. А теперь сам скажи, для чего солому со смолой прессуют?

Сарн секунду помолчал:

– Погоди, Эртуил. То ж форт, там боеприпасы…

– …Какие, к балрогам, боеприпасы, брат! – эльф повысил голос, – я наперечет знаю, где у нас горючее хранилось, у меня одного ключи были от складов, я их никому не доверял, даже парням нашим, не беспамятный же я, не первую сотню лет в десятниках хожу! И все постройки одинаково горели, смекаешь? Изнутри, ярко, дымно.

– Поджог, – пробормотал Сарн, – подготовленный поджог.

– Вот! – Эртуил почти выплюнул это слово, впечатывая в столешницу кулаки, – кто поджечь-то мог? Только свои, гарнизонные! Как же так, Сарн, дружище? Неужели уже среди крестьян крысы завелись? Да оно и ладно, всякое бывает, нас не удивишь, но что за резон? Ну, сожжешь ты форт, да ведь сам-то в огне сгинуть можешь! Кому оно нужно было? Да и как с орками сговориться можно? Где? Через кого? А только это сговор был, не сомневайся. Я живо в цейхгауз помчался – все бочки со смолой на месте стояли. Эта, что в домах заготовлена была, не наша. То ли я, дурак, под самым носом заговора не разглядел, то ли совсем в этой дыре все с ног на голову встало…

Эртуил снова схватился за кувшин, а Сарн пододвинул ему свою кружку:

– Плесни-ка и мне.

Отхлебнув вино, эльф задумчиво покусал губы:

– Сдается мне, это не вся история. Что дальше было?

– Дальше… – Эртуил раздраженно рванул шнуровку на вороте, – дальше мы только успевали дышать. Частоколы в фортах свежеотесанные, смолистые, вышки тоже. Горело это все – любо дорого. Пока мы с пожаром совладать пытались – орки такую пальбу учинили, камни дождем летели, только уворачивайся. Скоро ясно стало – не потушим. Скомандовал я построение, щиты подняли, копья опустили и вышли из форта с этими тварями лоб в лоб. Я уж приготовился насмерть стоять, не хуже, чем при Одинокой горе. Да только мы с Чернокровыми схлестнулись – в лесу шум поднялся, и прямо к форту отряд конный вылетел, копий восемьдесят, да такая мясорубка пошла, хоть баллады складывай. Не знаю я, Сарн, кто ими командовал, а только при этаких бойцах мы в Ирин-Тауре без надобности. Шквалом по поляне прошли, орков, как куропаток, молотили. И что ты думаешь, эти мрази струсили, барахло свое побросали, катапульты, тараны, да наутек. А всадники тут же развернулись и в лесу растаяли, словно примерещились.

Вот и скажи мне, олуху, брат, что в этом княжестве настоящее? Где враги? Где союзники? Уж и небо с землей, не ровен час, перепутаешь. Не для меня эти загадки, Сарн, я честный воин, интриги – не мое ремесло. Ума не приложу, что дальше делать. В гарнизоне есть предатель. Быть может, не один. И он сейчас здесь, где ему быть еще… Его нужно найти, пока не поздно.

«Предатель… Если б только в гарнизоне…», – Сарн отогнал от внутреннего взора блеск утренних лучей на кольцах коифа, а Эртуил продолжал, все больше распаляясь:

– Как мне теперь командиру в глаза глядеть? Что ему докладывать? Форт пал, только почему, неведомо, гарнизон спасен, только кем – неясно? Да, Сарн… – десятник вдруг запнулся, словно споткнувшись на бегу, – а Леголас-то знает о наших злоключениях? Гонцов выслали?

При этих словах, Сарн отвел глаза:

– Нет покуда. Леголас сейчас гонцов принять не может…

– То есть как, не может? – Эртуил привстал из-за стола, – погоди, брат… Что с командиром-то? Ранен что ли? И лекаря при нем толкового нет, только смертный этот безрукий?

Сарн молчал, мысленно проклиная себя, что за хлопотами не подумал о достойном объяснении отсутствия принца, прежде исправно объезжавшего форты каждые два-три дня. А Эртуил уже заподозрил неладное:

– Э, а ты чего в глаза мне не глядишь? Беда какая приключилась? Принц в плену?.. – десятник схватил Сарна за плечо, встряхивая, – убит?!! Да не молчи ж ты, злодей!

– Не ори, Эртуил, – Сарн поморщился, потер лоб, – ранен Леголас. Тяжко ранен, и рана та особая, не помогает ворожба. Только пока об этом никому знать не след. Как бы чего похуже в этом муравейнике не приключилось.

Эртуил гортанно зарычал и снова ударил кулаками по столу так, что подпрыгнула посуда:

– Будь проклято это морготово княжество, занесла нас сюда нелегкая. Что делать-то, Сарн? Я как в тупике стою, лбом о стену бьюсь, вперед не пускает, назад поздно!

– Не горячись, – устало проговорил десятник, – не знаю я, что делать, и посуду колотить без толку. Разберемся. Нет у нас другой дороги. Значит – выкрутимся как-нибудь. Сейчас не злобиться надобно, а гонцов в другие форты разослать. Эру знает, что там творится. Вдруг одними нами дело не ограничилось? И надо, мелькорова плешь, и боязно мне кого-то из крепости отпускать. Кто знает, куда орки от форта подались… Зря только на смерть гонца посылать.

Эртуил откинулся на спинку скамьи, пробормотав что-то бранное, а Сарн хмуро взялся за остывший обед.

Уже позади было погребение, и несколько рядов могил, с трудом вырытых в промерзшей земле, протянулись вдоль скал. Они все лежали рядом – люди и эльфы – лишь над двумя эльфийскими надгробиями были спеты другие гимны. Когда Эглена и Лантира опускали в стылое нутро скупой ирин-таурской земли, Сарн по очереди задержал руку на складках зеленых плащей:

– Прощайте, братья, – почти беззвучно прошептал он, – простите меня.

Эльфам было не привыкать умирать на чужбине, исполняя воинский долг, но, когда могилы засыпали камнями, Сарн ощутил, как холодные булыжники полновесно ложатся ему на душу. Эти две смерти были на его совести, что бы ни говорили соратники…

В форте было тихо в тот день. Крестьяне в молчании разгребали угли сгоревших построек, эльфы восстанавливали поврежденные метательными снарядами вышки. Эртуил тенью скользил по форту, ни с кем не встречаясь глазами.

Однако хоть Анор уже устало клонился к лесной кромке, и воздух наливался чернильной мглой, день не собирался сдаваться, не принеся новостей. Около шести часов вечера, когда ветер улегся, и на лес густо повалил снег, к Сарну принесся часовой и доложил, что через поляну к форту движутся четверо всадников. Подоспевший к частоколу десятник увидел, что ворота уже отперты, впуская в форт четверых усталых коней с замерзшими седоками в запорошенных снегом плащах. Возглавлявший четверку соскочил наземь, сбрасывая зеленый лихолесский капюшон, и Сарн узнал Элемира, командовавшего фортом у излучины порожистой и полноводной реки, несущей ледяные воды из самого сердца гор. Белокурый почти до оттенка травленого серебра, пронзительно синеглазый, резкий нравом и невыносимо упрямый, Элемир не ладил почти с половиной отряда, терпеть не мог признавать чью-то правоту, был ужасен в ярости и подчинялся исключительно Леголасу, из-за чего был в немилости у короля. Все в отряде помнили, как однажды десятник, дерзко глядя Трандуилу прямо в глаза, отказался выполнять его приказ, бестрепетно отрезав: «У меня один командир, мой король, и это не ты».

Сарн бросился навстречу приехавшим, не зная еще, тревожиться из-за этого нежданного визита или радоваться столь необходимым сейчас вестям из других цитаделей. Протянул руку Элемиру, но тот, всегда сдержанный, вдруг схватил десятника за плечи:

– Сарн, слава Эру, вы держитесь.

А остальные визитеры уже тоже спешились, и Сарн увидел троих дюжих крестьян, вооруженных арбалетами.

– Добро пожаловать, – Сарн старался говорить ровно, хотя его не оставляло чувство надвигающейся беды, – пойдемте к огню, разговоры погодят.

Но, едва оказавшись за закрытой дверью комнатенки десятника, Элемир протянул руки к потрескивавшему очагу и обратил на Сарна хмурый взгляд:

– Некогда нам годить, брат. Новости мы привезли, скажу по чести, не мед. Принца повидать позарез надобно. А чего это вас тут так много? – вдруг добавил он.

Сарн скрестил на груди руки, словно готовясь отразить невидимый удар:

– Форт у Зеленой Пасти разрушен, оба гарнизона здесь.

Элемир секунду помолчал, а потом отошел от камина и обвел глазами комнату, словно впервые заметив, где находится.

– Вон оно что, – пробормотал он, – а я-то тебя удивить думал.

Вскинув на Сарна поблескивающие, словно в горячке, глаза, десятник отсек:

– Форт у Оленьей горки тоже пал. Вчера на рассвете. Потери, представь, невелики. Форт-то на самом краю оврага стоит, так Силвин весь гарнизон в овраг по веревкам спустил, благо, там глубина – Эру помилуй, и бурелому навалом. А сам, уходя с парнями, ворота отпер, да форт запалил. Орки на радостях в крепость ворвались, пока среди огня метались – Силвин успел отряд увести и в лощинах схоронить, а потом ко мне подались, недалече стоим.

Элемир снова помолчал, сжав губы:

– На мой форт тоже атака была, но мы в кольце воды стоим, к нам подступы неудобные, покуда отбивались – Силвин со своими к нам подоспел, с тыла оркам ударил. Словом, отстояли крепость общими силами. Силвин ранен, Берегор погиб, в форте народу – не продохнуть. Да что я рассказываю… Сам знаешь… Леголас-то где? Неведомо уж сколько от него ни весточки.

– Леголас ранен, – жестко отрезал Сарн, – и очень плох. Садись лучше, сейчас Эртуила кликну. А вам, друзья, лучше пойти поесть, – обратился он к крестьянам, сопровождавшим Элемира, – как общий совет устроим – всех на площади соберем.

...Час спустя, трое десятников в молчании сидели вокруг колченогого стола. Элемир, выслушавший новости, хмуро потирал переносицу, Эртуил, снова охваченный тягостным стыдом за сдачу форта, машинально теребил шнуры наручей.

– Вот что, братья, – проговорил, наконец, Сарн, – давайте-ка черту подведем. Двух фортов больше нет. Два пока стоят. Что с пятым – фортом Рингара – неизвестно. В отряде Эртуила, предположительно, есть предатель. Скажу вам начистоту… Третьего дня я ездил в Тон-Гарт, обеспокоенный отсутствием командира. На обратном пути был одет в его плащ – мой промок – и нарвался на засаду, приготовленную для Леголаса. Так что на принца идет охота, господа. Далее… В княжестве у нас есть союзники, но их цели нам неизвестны, а потому рассчитывать на них нельзя. И вдобавок ко всему сказанному – Леголас ранен и не может сейчас принять командование. Что скажете?

Десятник обвел взглядом лица эльфов, Эртуил пожал плечами:

– Дело дрянь, что тут еще скажешь.

– Да не на то вы глядите! – Элемир вскочил и зашагал по комнате, – вы вспомните обе атаки. Два форта пали – гарнизоны уцелели, по соседям теперь сидят. Не война это, братья! Это игра! Нас попросту сгоняют в кучу, словно собаки овец собирают. Вы погодите, Рингару, наверняка, тоже досталось, готов поспорить. Только ему-то куда идти? Ему или пропадать, или стоять до победы. И хуже всего не это, видали мы врагов и пострашнее орков. Самое поганое то, что мы, будто слепые котята в луже, барахтаемся. Я уже не понимаю, за что мы воюем? Мы то неделями гнием от скуки – то за два дня потеряли два укрепления. Пытаемся навести в этой дыре порядок – а дела все хуже, хотя вроде никто не объявлял нам войны. Защищаем крестьян – а они сами жгут свои же фортеции. Так вот, господа, я готов правую руку на кон поставить, что ни балрога мы не знаем о нашем истинном враге. Это может быть кто угодно. Даже тот, о ком мы и думать не беремся. Нами играют, с нами забавляются, потому что этот морготов кукловод не сомневается в победе. Я уверен, если бы он всерьез хотел нас перебить – все пять фортеций лежали бы уже углями поверх кучи трупов. А потому, братья, это все только песни, а пляски еще впереди. Я все сказал.

Несколько секунд все молчали, а затем встал Эртуил. Он не стал метаться по комнате, лишь медленно провел рукой вниз от ворота до пояса, словно перед смотром войск проверяя шнуры камзола, и негромко заговорил:

– Я во многом согласен с Элемиром, но мы все еще толкуем не о том. Сарн, объясни, что с Леголасом? Нет, – он вскинул ладонь, глядя, как десятник встает, бледнея, – не изворачивайся. Леголас ранен? Тогда где его ранили? И кто? Мои ребята искали его несколько дней, когда он пропал, блуждали по лесу, как заколдованные, пока он сам не выехал навстречу из чащи. Он был весь в крови, истерзан, грязен, но полон сил. Значит, он был ранен не тогда. Так где же? И почему ни один из целителей не был вызван к нему? Ведь в каждом форте есть лекарь. Сарн, не отводи глаза. Леголас не стал бы от тебя ничего скрывать, ты ему ближе, чем родной брат. Но мы вместе здесь, а наш командир там один. И если ему нужна помощь – к Морготу его упрямство, гордость и прочий вздор. Пусть встанет на ноги – а потом хоть до хрипа на нас орет, послушаем, не впервой.

Сарн молчал, стоя под перекрестьем трех внимательных взглядов. Потом медленно выдохнул и оглядел соратников:

– Я не знаю, что вам сказать, братья. Леголас и сам не хотел всего мне рассказывать, – эльф запнулся, чувствуя, как ступает на тонкий лед лжи, – но те несколько дней он провел у некого, то ли лекаря, то ли чародея. Чародей этот был убит у него на глазах, а в той схватке Леголас получил несерьезную рану, почти царапину. Вероятно, стрела была отравлена. Леголаса терзает болезнь, что проявилась не сразу. Он слаб, страдает болями и видениями. Наша лекарская волшба не помогает от этой хвори. Обращаться к государю Леголас почему-то отказывается. И я не знаю, в чем мой долг, братья. Исполнить приказ, но рискнуть его жизнью? Или же действовать на свой страх и риск, не зная, каковы могут быть последствия?

Снова повисла тишина, а затем Элемир вжал ладони в столешницу, словно подводя итог.

– Что ж, если мы не знаем, что нужно делать – будем делать то, что кажется разумным. Завтра я поеду в форт Рингара, погляжу, что там творится. А потом, братья, все впятером в Тон-Гарт отправимся. Разберемся, что к чему. Валар нам в помощь.

Больше о тревогах последнего времени за столом решили не говорить, но Сарн весь вечер оставался молчалив и задумчив, внутренне терзаясь сомнениями, не нанес ли он сегодня Леголасу большего вреда своими попытками выиграть время, которого у друга могло и не быть…

Утро было на удивление солнечным. Выпавший за ночь снег скрыл вчерашние следы, и поляна перед фортом у скал расстилалась искрящейся скатертью, местами лиловой, местами нежно-розовой в ранних лучах еще низко стоящего солнца.

Ворота форта со скрежетом распахнулись, выпуская множество конных и пеших: в лес собирались охотники и лесорубы, а Элемир, снова сопровождаемый несколькими вооруженными крестьянами, направлялся в форт Четырех холмов, возглавляемый Рингаром.

– Мы обернемся дня через два, – Элемир хлопнул Сарна по плечу, – кони вскачь не пойдут, всюду снег. За себя я в форте оставил Эссила, подождут, пусть теснота в крепостях, зато бойцов вдвое. Как вернусь – мигом тебе гонца вышлю. А там и к командиру поспешим.

– Береги себя, – Сарн пожал руку десятнику, вскинул, было, ладонь, чтоб закрыли ворота, но тут на поляне послышался нарастающий гул голосов, а кто-то звонко и отчетливо крикнул:

– Принц приехал! Эй! Его высочество пожаловали!

Элемир встрепенулся, привставая на конской спине, а Сарн почувствовал, как внутри сворачивается ледяная пружина, а душу затапливает горячий поток радости, настоянной на страхе. Итак, Леголас решил перестать скрываться?.. Какой он теперь?.. Зачем приехал?..

Но все эти вопросы должны были немедля обрести ответы, и десятник бросился вперед, бесцеремонно прокладывая себе путь сквозь толпу.

Да, это был Леголас. Он стоял у противоположного края поляны, глухой капюшон закрывал лицо, руки прятались в перчатках с широкими раструбами, но ничего не изменилось в по-прежнему статной фигуре и прямой осанке. Кто-то приветственно махал руками, кто-то торопливо направился к принцу, но Леголас уже сам широко шагал к воротам форта.

– Не ждали, братья? – его голос прозвучал тепло и радостно, и только Сарн уловил в нем потаенную ноту неуверенности. Элемир уже спешился и тоже пробирался к командиру, крича издали:

– Леголас! Живой! А Сарн-то, мерзавец, страху нагнал, темнил чего-то, мол, хворает наш принц! Да разве нашего принца хворью скрутишь!

Подойдя вплотную, Элемир крепко стиснул руку Леголаса, а принц меж тем ободряюще и вкрадчиво сжал плечо подошедшего Сарна.

– Правду говорил, – усмехнулся Леголас, – подцепил я в лесу какую-то дрянь, на ногах, почитай, две недели не стоял. Вон, лицо и руки показать стыдно, фонарь на себя качнул, маслом ожегся. Но не обо мне речь, Элемир, других забот полно. Я все о фортах уже знаю. Четыре Холма был атакован первым, еще три дня назад. Рингар отбил атаку, но гарнизону пришлось покинуть форт, орки добили несколько раненых варгов и бросили трупы в единственное в округе озеро, Четыре Холма лишился питьевой воды. Сейчас они идут в Тон-Гарт.

Гул на поляне усилился, стоящие рядом передавали по цепочке слова принца, все больше народу выходило из форта, присоединяясь к толпе. А Леголас повысил голос, отступая на несколько шагов:

– Гарнизон Скального форта, защитники Зеленой Пасти, слушайте меня! Форт придется оставить, в нем не хватит ни места, ни боеприпасов, ни продовольствия на два гарнизона!

Ропот обратился в шум, но принц поднял руку, и снова установилась тишина.

– Элемир, отправляйся в свой форт. Вы тоже должны уйти, сейчас, пока не поздно, ибо атаки непременно будут повторены. Как только будут разрушены все пять фортов – враг пойдет на Тон-Гарт. Мы не можем ждать.

На сей раз унять шум уже не удалось, поляну сотряс шквал воплей и угроз – в Тон-Гарте почти у всех крестьян были укрыты семьи.

– Леголас! – громко окликнул Эртуил, но гвалт перекрыл его голос, и десятник оглушительно ударил рукоятью меча о стоящий у самых ворот котел. Раскатившийся звон снова заставил крестьян приглушить крики, и Эртуил продолжил, – а откуда эти сведения?

Леголас коротко качнул головой:

– Достаточно того, что они верны. Как они были добыты – долгая история. Начинайте сборы, я должен вернуться в столицу.

– Да неужели, милорд! Мы не спешим, недурно б послушать твою лживую байку! – вдруг взлетел над толпой надтреснутый голос, и шум, как по волшебству, прекратился. Ирин-таурцы и эльфы замерли, словно пораженные общим мороком, и только Леголас обернул скрытое капюшоном лицо в сторону крика:

– Выйди сюда! – ровно проговорил он, но в спокойном голосе прозвучал отдаленный гром, – выйди и повтори свои слова.

– А я и не думал скрываться, – послышалось в ответ, – я не из тех, кто прячется под капюшоном и лжет в лицо тем, кого зовет друзьями.

В толпе поднялось волнение, и вперед вышел худой, сутулый крестьянин. Рыжеватые космы свешивались из-под шапки на бледный, побитый оспинами лоб, блекло-голубые глаза горели неприкрытой, жгучей ненавистью.

– Паэн? – Эртуил шагнул вперед, – ты что за дичь несешь, совсем ума решился с горя…

– Погоди, Эртуил, – Леголас повел рукой, – он хочет что-то сказать? Пусть скажет.

В тишине был слышен лишь скрип снега под ногами Паэна. Выйдя вперед, он встал прямо напротив принца и вскинул голову:

– Спросите его, какого балрога он лицо прячет.

– Спросили уже! – донесся из толпы возмущенный рык сапожника Ледона, – сказано тебе, маслом ожегся, чего тебе еще?

– Как же, маслом! – Паэн оскалил желтоватые зубы, – промеж нас девиц нервных не видать. Давай, милорд, покажи свои ожоги. Али стыдно?

– Что тебе за дело до моих ожогов? – Леголас не повышал голоса, – я тебе не невеста, чтоб покрывало с меня срывать. Если нечего больше сказать – пошел прочь.

Отрезав это, Леголас властно вскинул руку, указывая Паэну на форт, а крестьянин молниеносно рванулся вперед и сорвал с руки принца перчатку…

Над толпой пронесся вздох, стоящий в двух шагах Элемир отшатнулся, бледнея.

Длинные узловатые пальцы, уснащенные острыми когтями, не принадлежали эльфу. Это была хищная, уродливая орочья рука.

Тишина все еще вибрировала в морозном воздухе натянутой струной, когда Леголас медленно поднял изувеченную руку и бестрепетно откинул капюшон… Кто-то всхлипнул, кто-то хрипло вдохнул, рвано и истерически взвизгнул юный Штарк. Перед толпой стоял орк. Статный, по-эльфийски стройный. Прямой нос стал крючковатым. Резко изломанные, но по-прежнему изящные брови низко нависали над ярко-янтарными, ввалившимися глазами. На высоких скулах выступили странного вида ровные борозды, похожие на шрамы. Короткие двойные шипы, словно наконечники стрел, косо расходились двумя рядами от глазниц, теряясь в волосах, все таких же глянцево-золотистых, лишь одной височной косы уже не хватало с левой стороны. Подбородок еще сильнее выступил вперед, обозначенный острыми углами челюстных костей, перечеркнутый шрамом, будто небрежно сшитым швом, а ставшие неестественно узкими, приобретшие сероватый оттенок губы слегка отгибались кверху по-волчьи острыми, белоснежными клыками. Искаженный, обезображенный, поразительный в своей гротескной, неестественной, отталкивающей… красоте.

Он стоял перед замершими людьми, перед окаменевшими эльфами. Ветер шевелил золотистые волосы, колыхал зеленый лихолесский плащ. Тишина разрывала барабанные перепонки, и Сарн понял, что больше не может слышать эту оглушающую тишину. Он шагнул к Леголасу и встал рядом с ним, кладя руку на плечо друга.

Еще несколько секунд звенящее безмолвие царило над поляной, а потом в тишине раздался неверящий, хриплый голос Элемира:

– Сарн… Ты знал… Вот, почему ты молчал…

– Да, – коротко отсек Сарн, – я знал.

Элемир медленно приблизился к командиру, в синих глазах плескался режущий ужас, губы подрагивали:

– Леголас, брат… Мой принц, мой сюзерен… Как же так… Что случилось…

Вспыльчивого гордеца Элемира было не узнать, перед Леголасом стоял испуганный новобранец. И вдруг Паэн снова выплюнул отчаянным фальцетом:

– Да что вы смотрите, олухи! Это же орк! Грязная чернокровая тварь! И это он нами командовать берется! Орк! А потом вы спрашиваете, кто предал нас? Отчего форты руинами лежат, отчего наши братья в могилах стынут!! А как же иначе, когда орк поганый… АААААААА!!!!

Все произошло быстрее, чем кто-то успел обернуться. Из леса молнией вылетела огромная серая тень и в мгновение ока обрушилась на Паэна, погребя под собой. Надрывный крик крестьянина захлебнулся, переходя в хриплое бульканье, и исполинский варг поднял окровавленную морду от перегрызенного человеческого горла, гортанно взрыкивая и поднимая на загривке шерсть. Деморализованная толпа единым движением отхлынула назад, а Леголас коротко выкрикнул:

– Селевон, назад!

И ощеренное чудовище послушно отошло, опуская вздыбленный мех, и встало у правой руки лихолесца, словно готовое снова защищать его от любого обидчика.

Обведя глазами толпу, отчего люди отступили еще на шаг, Леголас заговорил:

– Теперь вы знаете, почему я не появлялся столько времени. Я болен. Я не знаю, то ли это, что вы зовете Волчьим безумием, или это иная напасть. Но я не собираюсь мириться с нею и сделаю все, чтоб вернуть себе прежний облик. Внутри я все тот же, хоть вы… можете мне не поверить. Я докажу вам…

Принц вынул из-за пояса узкий кинжал, надсек кожу на тыльной стороне руки, и на снег упали несколько ярко-алых капель.

– Я не знаю, надолго ли это, – продолжил он, – а потому я должен спешить. И я прошу вашей помощи. Мы должны отстоять Тон-Гарт и найти полководца орочьих орд…

Тишина загудела, словно потревоженный улей, и вперед вышел высокий кряжистый селянин:

– Почему мы должны верить тебе, орк? Твой варг только что загрыз нашего, пусть не самого любимого, но земляка. Не за неприглядную ли правду ты натравил зверя на Паэна?

– Но-но, полегче, – рявкнул из-за спин Ледон, – никто варга не натравливал, чего всуе-то балаболишь?

– Да какая разница? – заорал кто-то еще, – правда все равно одна, был эльф – да весь вышел, теперь орк у нас в командирах. Эй, братья! Неужто мы орочью мразь слушать будем? Убить к балрогам, да и земля чище станет!!