Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 61 страниц)

– Что… за… Моргот… – отрывисто процедил эльф, бессмысленно скребя пальцами по груди.

В голове задрожал камертон, все ускоряя колебания, и наконец, что-то звонко разбилось где-то прямо в мозгу, словно лопнул тончайший хрустальный фиал, и голова наполнилась знакомым голосом, так давно уже не посещавшим лихолесца: «Леголас… Леголас… Раб… Леголас… лас… Иди… Свобода… Готов… Иди, Леголас…»

Голос дробился в осколки, рассыпался на десятки голосов, и все они звали, надрывались страстью и состраданием, просили, обещали и снова звали куда-то, не объясняя, куда.

– Нет, тварь, – Леголас приник к шее беспокойно загарцевавшего на месте варга, встряхивая головой и сжимая пылавшую болью грудь, – я уже проходил это… Давай, Селевон… Вперед…

Но варг не слушался хозяина. Он встревоженно метался, оглядываясь, чувствуя, что всаднику плохо, но не умея понять, чего тот хочет, и куда теперь бежать. Непослушные руки Леголаса беспомощно цеплялись за косматую шерсть, тянули, соскальзывали, и растерянный, напуганный зверь то топтался на месте, то кидался в разные стороны. Селевона охватил страх. Инстинктивный страх живого существа перед непонятным, но грозным злом. Он фыркал, вскидывая голову, злобно скалился и тут же надрывно скулил. Леголас ощутил, что варг больше не покорен ему. Он медленно и тяжело соскользнул со спины зверя, и хищник прильнул к его боку и заглянул ему в лицо, будто прося прекратить происходящее.

– Все паршиво, друг, – пробормотал Леголас, надсадно дыша и сжимая ладонями голову, – она снова… снова за меня взялась… Что-то надо сделать… Йолаф… Он говорил, что нужно что-то сделать…

«Леголас… Ты готов… Свобода… Иди…»

Варг царапнул руку хозяина шершавым языком и вдруг завыл, пронзительно и горько, словно над убитым. Где-то в глубинах его звериного разума сидела надежно упрятанная память о своей собственной беде, и Селевон инстинктивно понял, что происходит с хозяином.

– Ну же, не надо… Я ведь пока жив… – Леголас пошатнулся и оперся на спину зверя, – погоди… я вспомню. Вода… Йолаф говорил… вода…

Варг не знал, что имел в виду Йолаф. Но он прекрасно знал слово «вода». Коротко взрыкнув, словно заверяя хозяина, что понял его, Селевон неторопливо побрел куда-то, подставляя спину под подрагивавшую руку эльфа. Тот шатался, тяжело дыша, оступался, оскальзывался, но шел рядом с варгом, не сознавая, куда тот ведет его, и продолжая что-то бормотать о Йолафе и его наказе.

Сквозь ветер заклокотали шумные струи, и вскоре перед Леголасом выросла скальная гряда. С отвесного утеса, надколотого, словно треснувший зуб, струился водопад, в утреннем серо-лиловом мареве казавшийся белесым, как разбавленное молоко. Варг опустился наземь, снова заглядывая в глаза Леголасу, а тот бессильно осел на колени, одной рукой все так же опираясь о теплую спину хищника. Несколько минут он только хрипло втягивал воздух, кусая губы и вдавливая когтистую руку в грудь, будто пытаясь вырвать из нее угнездившееся там злобное острозубое существо. Но вдруг золотоволосая голова дрогнула, как у проснувшегося ото сна.

– Благослови тебя Эру, Селевон… Ты прав. Вода. Йолаф принес мне… воду… из нее, гадины… из Хельги… Она снима…ет…

Он снова приподнялся, хватаясь за седельную суму, как тонущий за веревку. Рывками непослушных рук растянул ремни.

– Где же… она… Я клал ее…

Пальцы шарили в суме, едва чувствуя, чего касаются. В голове бушевал неумолчный гул голосов, звона, грохота. Боль разрывала грудь, как бьющийся в тисках узник, воздух продирался сквозь легкие, будто они были полны вязкой раскалённой смолы. «Леголас…лассс…ласс… Свобода…»

– Я знаю… – шептал Леголас, – ты лжешь…

Кашель разодрал горло металлическими сгустками боли, эльф машинально поднес руку ко рту и ощутил, что на нее брызнула кровь. Он брезгливо сорвал перчатку и снова запустил руку в суму. Когти цеплялись за какие-то предметы. Свернутая тетива. Камиза. Узелок с двумя лепешками. Но где же фляга? Лихолесский герб и инициалы. Она точно там… Он клал ее перед самым уходом… Эру, вот она…

Руки не повиновались. Уже балансируя на грани беспамятства, Леголас вытянул флягу из сумы, вцепился в пробку, но та не поддавалась. В отчаянии он стиснул пробку зубами, рванул, и та вышла с тугим гулким звуком. Леголас припал губами к горлышку… Но фляга была пуста.

– Моргот, Моргот, нет!!! – в исступлении крикнул эльф, встряхивая флягу и снова забившись в кашле. Брызги крови мелким бисером рассыпались по снегу и камням, фляга выпала из ослабевших пальцев, и Леголас без сознания рухнул наземь, увлекая за собой развязанную суму. Желтоватые складки камизы, наполовину выпавшей из ее кожаного чрева, смялись, приоткрывая бок лихолесской фляги, так и лежавшей среди скудных пожитков. У правой же руки эльфа лежала на камнях открытая пустая фляга с попорченными огнем боками. Зябкое дыхание леса шевелило лихолесский плащ, трепало спутанные золотистые пряди волос, играло вздыбленной шерстью на загривке варга, прижавшегося к земле у самого тела хозяина. Новый порыв качнул флягу, и та медленно, покачиваясь, провернулась на остроконечном камне. Холодный рассветный ветер проник в узкое горлышко, и фляга издала высокий мелодичный звук.

Йолаф задумчиво стягивал камзол. Камиза упоительно похрустывала чистотой, и рыцарь с невольной усмешкой подумал, что опасается засыпать, потому что совершенно не хочет вдруг проснуться в своей опостылевшей тесной крысоловке на рваном плаще. Сармагат был прав, стоило отдохнуть перед чередой важнейших дел, ожидавших его в ближайшие сутки. Но сна не было и в помине. Слишком много событий принесли последние несколько часов, слишком резко все изменили, но предаваться бесплодным восторгам тоже было рано.

Первым и неотложным делом Сармагат назвал визит в Тон-Гарт, и здесь тоже приходилось признать его правоту. Он много раз перечел свиток, ожидая сестру, но хорошо помнил, что там множество деталей, которые легко не учесть или просто позабыть. Взять свиток и немедленно отправляться в убежище. А дальше только дождаться солнечного дня…

Эти практические размышления прервала резко распахнувшаяся дверь, и в комнатенку вошел Сармагат, отчего она сразу стала вдвое меньше.

– Йолаф, – без предисловий начал он, – мне необходимо отлучиться. Это многое меняет. Сидя в камере, вы были неприступны для моих бойцов, и за вашу безопасность я не тревожился. Свободный же вы не должны оставаться здесь один, после капитуляции мои парни могут быть непредсказуемы. Если вам угодно, уезжайте сегодня же. Все караульные предупреждены, вас выпустят без единого вопроса. Вот, возьмите, – на стол лег меч, отнятый у Йолафа в ночь трагедии на реке. – Ваш варг тоже готов к пути. Но помните, вы должны быть осторожней, чем заяц посреди скошенного поля. В Тон-Гарте вас ждут сестра и комендант. Он окажет вам любую потребную помощь, не сомневайтесь. У него прекрасные отношения с Тугхаш. Конечно, он пытается изображать шантажиста, но я прекрасно видел, как спокойно она опиралась на его руку. Тугхаш полностью ему доверяет. И последнее…

Тут Сармагат сделал паузу, а потом ровно и значительно проговорил:

– Я причинил вам много несчастий, Йолаф. Но я всегда уважал вас. Я надеюсь, что вам удастся задуманное. Я же обещаю все сделать для того, чтоб не искалечить жизнь Тугхаш. Прощайте.

Йолаф неотрывно смотрел в глаза орку, а потом медленно кивнул:

– Вы были моим злейшим врагом, Сармагат. Но вы стали и моим лучшим учителем, преподав мне множество неоценимых уроков. Кроме того, вы могли уничтожить меня, обрекая на жизнь, что стоила бы тысячи смертей. Но вы не сделали этого. Прощайте. И я надеюсь, что вы обретете мир с собой, которого вам так не хватает.

Вождь еще на секунду задержал взгляд на лице рыцаря, а потом кивнул и стремительно вышел из комнаты.

Йолаф подумал секунду и снова надел камзол. В конце концов, одинокий всадник гораздо скорее заметит многосотенную армию, чем эта армия успеет заметить его…

…Сармагат спешно выводил из загона Молота. Отдохнувший варг сопел и фыркал, нетерпеливо перебирал лапами, предвкушая лесной простор. Но Сармагату все равно казалось, что замки отпираются невозможно долго, а варг лениво бредет рядом с ним, теряя бесценное время.

А Сармагат очень спешил. Он снова услышал зов человека, которого считал навсегда его покинувшим.

Он не был в беспамятстве, да и в сознании тоже. Он не верил в свое сознание. Он не был мертв, но и жив он тоже не был. Он больше не верил в свою смерть. Он не верил больше ни во что, кроме этой единственной существующей секунды. Проклятая судьба снова плюнула в лицо, швырнула оземь и растоптала, едва поманив новой надеждой. Доколе же он будет верить в свою удачу? Вертопрашка давно бросила его всем балрогам на произвол. Нет никакой удачи. Нет никакой надежды. И вообще ни шута в мире нет, кроме ледяных камней, тупыми гранями впивавшихся в спину, кроме снега, медленно тающего под обнаженной правой ладонью и сочащегося под наручь зябкими каплями, кроме варга, верного Селевона, лежащего рядом с ним и горестно, умоляюще тычущегося носом ему в лицо. Все мираж, все вздор. Нет никакого завтрашнего дня. Есть только эта секунда. Холодная, одинокая и бессмысленная. Так зачем бороться, если ничего больше все равно нет, и не будет?

Двигаться не хотелось. Он знал, что стоит шевельнуться, как боль, уснувшая на груди пригревшейся змеей, проснется и снова вгрызется в плоть. Дышать было тяжело и поминутно хотелось плюнуть на это тоскливое занятие и просто перестать. Каждая мышца была налита жгучим плавленым свинцом, руки не отрывались от земли, и порой ему казалось, что он равнодушно смотрит со стороны на свое тело, разметавшееся на камнях и не стоящее никаких усилий или забот. Спать… Хватит носиться туда и сюда, разбивая лоб о новые и новые вырастающие перед ним двери. Хватит трепыхаться, как наколотая на острие стрелы лягушка. Просто принять этот миг. И спать, спать спокойно и безмятежно, пока холод не проникнет в кровь, тихо и милосердно забирая из нее уже не нужную, бессмысленную, бесполезную жизнь.

Он даже не удивился, когда косматый бок Селевона вдруг напрягся у его плеча. Варг утробно и раскатисто зарычал, а потом вскочил на ноги. Откуда-то донесся грохот катящихся камней, словно быстрые ноги торопливо неслись вниз по скале. Леголас не обратил на это внимания. Густая темная пелена заволакивала зрение, щупальцами заполняя мозг. Боль в любую секунду готова была проснуться, дыхание перехватывало от подступающего к горлу кашля, несущего мучительное удушье и металлический привкус крови. А варг… что могло ему угрожать? Его свирепый преданный Селевон сумеет себя защитить.

Но варг вдруг хрипло и злобно рявкнул и снова взвыл, как над мертвецом. Ему ответило глухое ворчание, Селевон еще раз взрыкнул и затих, только настороженное дыхание зверя доносилось до Леголаса, как сквозь сложенную ткань.

И тут приблизились чьи-то уверенные торопливые шаги, под которыми снова гулко перекатывались камни.

– Что за Моргот! – пророкотал неподалеку низкий голос, и лихолесцу захотелось усмехнуться, так банально и все же уместно прозвучала эта фраза. Но губы не поддались, уже оцепеневшие и потерявшие чувствительность.

– Леголас?! – снова услышал эльф тот же голос, на сей раз полный замешательства, но не понял, реален он был, или это снова проклятие страшного источника пробудилось в глубине его сознания.

Но чьи-то сильные руки приподняли его под плечи с земли, жесткая ткань перчатки отерла со щеки сочившуюся из уголка рта кровь:

– Держись, парень, – хмуро пробормотал голос, а потом послышался шорох, гулкий звук пробки, и к губам прильнуло горлышко фляги, на сей раз милосердно пролившее холодную живительную влагу. Леголас не успел ни о чем подумать. Он ощутил лишь, как змея бесшумно развила безжалостные кольца, соскользнув с его груди. Воздух свободно вошел в отозвавшиеся глухой тенью боли легкие, и эльф погрузился в непроницаемое и лишенное снов забытье.

Впервые Сарн в полной мере осознал, что такое бессилие, когда стоял среди гостей на свадьбе предмета своей первой пылкой юношеской страсти. Мрачно цедил вино и смотрел, как она улыбается своему лориенскому олуху губами, с которых совсем недавно смущенно позволяла ему сорвать горячий и неумелый поцелуй.

С тех пор прошло много лет. Сарн успел узнать цену настоящего, подлинного бессилия, когда на его руках умирали соратники, когда на горизонте пылали города, а измученные кони не успевали донести эльфов до кровавых, бушующих рубежей, где так нужна была их помощь. То бессилие порождало опустошающую, лютую ярость, которая неохотно утихала, лишь щедро накормленная местью.

Сейчас же, стоя на коленях и горстями сгребая черный окровавленный снег, он ощущал, как все отпущенные ему природой чувства свиваются в огнедышащую спираль, словно сноп молний, в одночасье поражающих одинокое дерево посреди степи и превращающих его в ревущий, полыхающий факел. Он опоздал. Снова опоздал, опять не послушал своего непогрешимого чутья, своего здравого смысла, отвлекшись на опасения за тех, о ком и без него было, кому позаботиться. Предал того, о ком кроме него радеть было некому. Подвел в самый важный, самый отчаянный миг, когда, наконец, мог ему помочь.

Эльф стиснул зубы, затапливаемый необузданным бешенством, и вдруг с неистовым ревом остервенело ударил в слежавшийся снег кулаком, еще раз, и еще, словно вымещая на этом молчаливом свидетеле случившегося здесь несчастья свое бессильное чувство вины.

– Сарн!! – чьи-то ладони хватали его за запястья, – Сарн, успокойтесь!!! Да возьмите ж себя в руки, Эру милосердный!!!

Настойчивый голос пробивался сквозь затянувшую разум багровую пелену, но лишь сильнее распалял злость.

– Сарн!!! – упрямые руки оставили попытки его удержать и крепко обняли. Лихолесец рванулся из этих объятий, слишком хрупких для его сильного тела, и вздрогнул, словно очнувшись. Камрин отстранилась и встревоженно взглянула ему в лицо:

– Успокойтесь, друг мой, – почти шепотом произнесла она

Сарн медленно выдохнул, встряхивая головой, а стоявшая на коленях княжна тихо опустилась на землю рядом с ним.

– Простите, – глухо пробормотал он, проводя ладонью по лбу, – я сорвался, словно круглый дурак. Но Камрин… Что происходит? Что это, рок? Проклятие? К Морготу… Я все время делаю что-то не так, принимаю какие-то не те решения, которые кажутся мне правильными и разумными, а на поверку оказываются все удлиняющейся чередой промахов…

– Сарн, – девушка покачала головой, – вы потрясены, а потому несете вздор. На вас лежит бремя огромной ответственности, которую вы вовсе не обязаны были взваливать на себя. И эта ответственность требует от вас трезвых решений. Вы принимаете их, и не ваша вина, что они идут вразрез с целой вереницей случайностей. Их не предугадать. Прекратите казнить себя, вы не можете сейчас пасть духом. Вы не вправе.

Сарн вскинул голову, отбрасывая за спину неприбранную гриву и горько усмехаясь:

– Вы чертовски правы, Камрин. И в следующий раз, если я снова учиню подобное непотребство, не тратьте времени на уговоры. Просто ударьте меня, как это делает Леголас.

Самозванка притворно нахмурилась, смущенно отводя глаза:

– Вы порядком меня напугали, Сарн.

Эльф поднялся с земли, подавая руку девушке:

– Признаться, я сам не на шутку струхнул при виде этих следов на снегу. Вы вовремя меня образумили, Камрин, спасибо вам.

Самозванка тоже встала, задумчиво отряхнула камзол:

– Что вас так встревожило? Это может быть кровь любого орка, следов борьбы никаких, да и крови мало.

Сарн коротко отрицательно качнул головой, сдвигая брови.

– Мне уже доводилось видеть такие брызги, миледи. Они обычно разлетаются при кашле, когда стрела попадает в грудь. Но их тогда бывает куда больше. А Леголас… С ним это уже бывало при обращении. Только прежде кровь была красной. Я очень боюсь, Камрин…

Княжна заметно побледнела, но решительно вскинула на коменданта глаза:

– Сарн, люди обращаются двенадцать месяцев. Не могут же эльфы…

– Кто знает?.. – лихолесец стиснул кулак с разбитыми фалангами и подобрал с земли перчатку, – ясно одно: Леголас пережил здесь очередной приступ. Но он покинул это место, а значит, он жив. Я хорошо знаю его и уж всяко ручаюсь, что он не стал бы бросаться в ущелье со скалы вместе с оружием и верхом на варге. Он не тот, кто просто уйдет, не оглянувшись, и оставит всем века бесплодной надежды. Прими он какое-то непоправимое решение, он воткнул бы меж камней меч, как над убитым. Но Моргот, на этих камнях и следов-то толком не различить…

Камрин же молча стояла, глядя куда-то наземь, и казалось, не слышала эльфа. Через минуту она медленно подняла голову, облизывая губы, словно собираясь с духом:

– Сарн, – отрывисто и неуверенно проговорила она, – я очень боюсь ошибиться. Или даже скорее… очень боюсь оказаться правой. Но мне кажется, я могу вам сказать, куда отсюда лежал путь принца, – она указала на снег, неровным треугольником заполнявший промежуток меж нескольких валунов, – посмотрите.

***

Очнувшись, Леголас долго не открывал глаз. Думать ни о чем не хотелось, как не хотелось ничего видеть и вообще никак участвовать в неторопливом вращении мира. Его наполняла абсолютная безмятежность. Боли больше не было, и все тревоги канули куда-то вместе с ней. Как давно он толком не спал… Эта мысль лениво всплыла на поверхность сгустившегося сознания, показавшись донельзя забавной. Ведь и правда, в последние дни пробуждение означало для него лишь приход в себя после очередного беспамятства. Недурно, принц… Вашу жизнь никак не назвать тривиальной…

Леголас медленно вдохнул, подспудно ожидая, что легкие снова откликнутся надсадной болью, но они молчали. Руки и шею щекотал длинный ворс – похоже, он лежал на выделанной шкуре. Эта первая практическая мысль сдернула с разума покров безразличной легкости, и лихолесец разомкнул веки. Над ним уходил вверх каменный бугристый потолок, совсем как в его келье в штабе Йолафа, только не в пример выше. На темном камне лежал дрожащий круг желтоватого света. Леголас помнил, как лишился чувств там, на жестких гранях припорошенных снегом камней у косой скалы, с которой рушились холодные струи водопада. Кто-то поднял его и подал ему воды, той самой, которую он так отчаянно и безуспешно разыскивал непокорными руками в седельной суме. Кто же его неведомый благодетель, и куда его снова привела нескончаемая извилистая тропа его злоключений?

Взгляду окончательно вернулась ясность, и Леголас слегка повернул голову. Он был в небольшом помещении с низкой дверью из плотно сколоченных тяжелых досок. У противоположной стены дотлевал очаг. Было на удивление тепло…

Но эльф ощущал, что он не один. Чье-то безмолвное присутствие угадывалось совсем рядом, будто незримый свидетель давал лихолесцу время осмотреться и самому решить, когда он будет готов его заметить. И Леголас обернулся, с усилием приподнимая на локте свинцово-тяжелое тело. У его низкого ложа, застеленного обыкновенными волчьими шкурами, виднелись в полумраке очертания могучих плеч и густой косматой гривы, обрисованные слабым сиянием горящей сзади свечи.

– Ты очнулся, – произнес уже слышанный лихолесцем низкий голос, – слава Валар. Я опасался, что опоздал.

Леголас встряхнул головой, пытаясь вернуть в русло разбредающиеся мысли:

– Я и сам был уверен, что на сей раз мое дело дрянь. Благодарю вас, вероятно, вы спасли мне жизнь. Хотя трудно сказать, стоила ли она ваших усилий.

– Не глупи, Леголас, – ровно ответил голос, – я согласен, жизнь мало заслуживает титула настоящей леди. Но эта лицемерная блудливая сучка все равно бесценна, и за нее надо держаться, даже если она рвется из рук, как пойманный уличный воришка.

Лихолесец запнулся, а потом осторожно проговорил:

– Мне не знаком ваш голос. Однако вы знаете мое имя. Полагаю, будет честно, если и вы назовете мне свое.

Из полутьмы донесся смешок, впрочем, лишенный всякого яда:

– Мы с тобой старые знакомцы, Леголас. Хотя нашу встречу я представлял иначе.

Силуэт обернулся, протягивая руку назад, и свеча ярко озарила орочье лицо, рассеченное уродливым шрамом. Несколько секунд принц молча смотрел в глубоко посаженные глаза, а потом медленно произнес:

– Сармагат. Готов поклясться, это вы.

Вождь усмехнулся, блеснув клыками:

– Я польщен, что ты узнал меня.

А Леголас, оправившись от первого замешательства, ощутил, как со дна души поднялось неудержимое и нелепое веселье. Не сдержавшись, он громко расхохотался, с трудом принимая вертикальное положение и садясь:

– Право, это совсем не трудно. Каждое новое происходящее со мной событие все невообразимей и несуразней предыдущего. Я уже не уверен, где именно оступился, но все быстрее качусь по этой дурацкой наклонной и, поверьте, зарекся чему-то удивляться. Так неужели меня на грани смерти мог подобрать кто-то иной, кроме моего заклятого врага? Ей-Эру, Сармагат, не томите! Наверняка для меня уже припасены какие-то новые, еще более потрясающие вести! Скажите, вы и правда организатор всего происходящего, или на самом деле вы марионетка в руках какого-нибудь кровавого и безжалостного хоббитского диктатора?

Произнеся всю эту тираду, Леголас снова зашелся в приступе неудержимого хохота, но в нем не слышалось нервических нот. Это был искренний и безнадежный смех того, кто не приучен опускать руки, но и бороться уже устал.

Сармагат молчал, задумчиво глядя на смеющееся обезображенное лицо. Он еще не видел его, и сейчас не совсем понимал, какие именно чувства будит у него этот изуродованный, измученный, но не сломленный недо-орк.

Леголас оборвал смех и глубоко вздохнул:

– Что ж, похоже, мне повезло. По крайней мере, я не подохну в лесу, как подбитый бекас. Но ради Эру, Сармагат, каким чудом вы оказались там? И зачем волокли меня в свою резиденцию, когда меня можно было добить одним ударом и даже счесть это актом милосердия?

Вождь же так же задумчиво улыбнулся одним уголком губ:

– Ты сам позвал меня. И, признаться, я не ожидал подобной встречи. Ведь фляга, которая подала мне сигнал беды, принадлежит не тебе.

Леголас нахмурился, сразу посерьезнев:

– Фляга? Эру… я просто перепутал их в суме. Вот почему она была пуста…

Брови Сармагата удивленно дрогнули:

– Она просто валялась возле тебя. Выходит, в нее подул не ты, а ветер. Вот оно что… А я немало удивился тому, что ты знаешь ее употребление и более того, позвал в такую минуту именно меня.

Леголас прикусил губу, взглядывая на орка:

– Эру, оказывается, шутник… Но вы не ответили на второй мой вопрос.

Сармагат слегка нахмурился:

– Ты требуешь ответов, словно это я нахожусь у тебя под замком.

Но Леголас не отвел глаз:

– Бросьте, Сармагат, – прямо и спокойно ответил он, – я достался вам в идеальный момент. Я неуязвим для вас. Мне нечего терять, нечего бояться, не о чем просить. Я изгой, лишенный власти, сторонников и целей. Я лишен даже расовой чести, которая всегда остается последним козырем любого палача. А потому я напоследок буду спрашивать, о чем мне вздумается.

Сармагат помолчал, а потом снова усмехнулся, и на сей раз это прозвучало почти сердечно:

– Вы с Йолафом, наверняка, недурно ладите. У вас поразительно много общего. Только с чего ты взял, что я волок тебя в такую даль, чтоб просто убить?

Леголас беспечно покачал головой:

– Вам виднее, Сармагат. Только пользы от меня вам все равно негусто. Моя голова давно не представляет прежней ценности, а совсем скоро потеряет и последнюю. Обменять меня не на кого, выкуп за меня никто не даст. Так что… ну, разве только, у вас дрова колоть некому.

На сей раз вождь долго молчал. Потом хлопнул в ладоши, и через минуту в комнату вошел длиннорукий орк с подносом. Наливая вино, Сармагат продолжал молчать, но Леголас не нарушал тишины. Он чувствовал, что этими хлопотами орк заполняет паузу, во время которой о чем-то размышляет. Наконец Сармагат пододвинул лихолесцу кубок:

– За нашу… необычную встречу, друг мой.

Леголас принял предложенное вино, молча отсалютовал. Орк же неторопливо продолжил:

– Я со временем отвечу тебе на все интересующие тебя вопросы. Но сначала все же скажи мне эту весьма важную для меня вещь. Откуда у тебя фляга?

Леголас на миг замешкался, но потом решил, что скрывать знакомство с Эрвигом у него нет особой нужды.

– Однажды в лесу со мной случился приступ невероятной до того момента силы. Старый целитель Эрвиг оказал мне в точности ту же услугу, что сегодня вы… Фляга же – почти наследство. Я забрал ее из развалин его дома намного позже, уже после смерти хозяина.

И в этот миг Сармагат вскочил, опрокидывая кресло:

– Что?!! Эрвиг мертв???

Его лицо страшно исказилось, глаза полыхали, но лихолесец не дрогнул:

– Что вас так потрясло? Ведь Эрвиг погиб при нападении ваших собственных слуг. Я был уверен, что вам давно известно о его смерти.

Сармагат стоял посреди комнаты, тяжело дыша. Вцепился в волосы, зарычал, словно выдирая из плоти стрелу.

– Морготова утроба… Ну конечно… Мои вассалы следили за тобой, ведь тогда я отдал приказ убить тебя. Эрвиг погиб по ошибке. Целью был ты…

Он снова издал остервенелый рев ярости, и Леголас был уверен, что сейчас гнев вождя нацелится на него. Но Сармагат рывком обернулся к лихолесцу:

– Вот!!! Ты еще познаешь это, парень!!! Ты еще почувствуешь, что значит приносить гибель каждому, кто хоть что-то значит для тебя, разрушать все, к чему прикасаешься!!!

Выкрикнув это, он тяжело перевел дыхание, будто лишившись сил. Потом поднял упавшее кресло и опустился в него, отирая со лба испарину:

– Рассказывай все по порядку, – глухо проговорил он, – и ничего не упускай. Я должен знать все о его последних минутах.

Леголас сначала осторожно выбирал слова, а потом, сам того не замечая, углубился в воспоминания того далекого и тяжкого дня. Он описал свое пробуждение и встречу со старым знахарем, но, упомянув жилище у болот, был резко оборван Сармагатом:

– Погоди! Дом стоит разрушенный уже несколько лет! Эрвиг давно скрывал, где поселился теперь! Поначалу я думал, что он покинул Ирин-Таур, но недавно узнал, что он все еще здесь!

Леголас покачал головой:

– Все не так.

Он говорил и говорил, описывая хитрости старца и странную защиту его жилища, а Сармагат безмолвно сидел напротив, забыв о своем кубке. Но вот лихолесец дошел до своего последнего разговора со знахарем.

– Я ничего не успел заметить, Сармагат. Следующее, что я увидел, вбежав в хранилище, уже было тело несчастного.

– Моргот, – устало и апатично пробормотал Сармагат, – так откуда фляга?

И Леголас рассказал о найденных дневниках. Он не касался их содержания, лишь пояснив, как узнал о фляге и как собирался с ее помощью разыскать своего врага. Он не мог объяснить, отчего так открыто говорит с орком, отчего начистоту отвечает на вопросы, не задумываясь о своих словах. Но лихолесцем владело странное спокойствие. Ему не было дела, осудит ли его этот собеседник. Смерти он давно не страшился. Прежним же его близким рассказы об Эрвиге все равно были не опасны. Он закончил свое повествование встречей с Йолафом в вечернем лесу, и Сармагат снова налил себе вина:

– Что ж, видимо, все было не зря, – уже совсем ровно проговорил он, – эта фляга все же свела наши пути.

– Все так. Но я ответил на все ваши вопросы, Сармагат, – Леголас допил вино и скрестил на груди руки, словно подчеркивая, что больше не настроен играть роль рассказчика, – вы же так и не ответили на мой.

Сармагат посмотрел в глаза лихолесцу и встал:

– Да какая тебе собственно разница? Быть может, у меня и правда, некому колоть дрова. У тебя был тяжелый приступ. Отдыхай, силы восстановятся не сразу. У нас еще будет время поговорить. И еще. Не делай глупостей. Мой штаб прекрасно охраняется.

С этими скомканными словами он молча кивнул принцу и вышел за дверь, в которой гулко скрежетнул ключ.

Леголас несколько минут сидел на своем ложе, а потом лег, задумчиво глядя в потолок. Похоже, смерть ему до поры до времени не грозила. А пока… отчего же не воспользоваться этим невероятным стечением обстоятельств и не узнать чуть ближе своего странного врага?

Уже засыпая, Леголас бегло удивился тому, что с нетерпением ждет нового разговора с Сармагатом…

Вождь сидел в своем обычном кресле у камина, бездумно вертя в руках флягу. Эрвиг воспользовался ею по назначению всего один раз… Сармагат и сейчас прекрасно помнил, как примчался на зов, застав старика неустойчиво сидящим на высохшей сосне, у корней которой остервенело рыл когтистыми пальцами хвою едва обращенный Раб Слез. Заслышав приближение всадника, несчастный монстр обернулся и оскалил клыки. Сармагат, не задумываясь, вскинул арбалет, но Эрвиг вдруг крикнул сверху:

– Ради Эру, вождь, не убивайте его!!!

Сармагат не понял горячности Эрвига, но в голосе того звучало такое страдание, что орк спешился и натравил на оборотня варга. Прекрасно обученный зверь в считанные секунды прижал Раба Слез к иссохшей на летнем солнце земле, и вождь связал несчастного колчанным ремнем.

Знахарь неловко спустился с дерева, дрожа, прильнул к стволу, отирая с ладоней смолу о кафтан:

– Благодарю вас, вождь, – пробормотал он, а Сармагат мягко покачал головой:

– Я рад, что вы носите мой дар с собой…

… Они проговорили до поздней ночи. Эрвиг то поднимал на орка полный страдания взгляд, то отрывисто, сухо благодарил за помощь. Он вовсе не хотел больше видеть в своей жизни вождя и теперь мучительно стыдился того, что малодушно позвал его на выручку…

Сармагат не чувствовал себя уязвленным. Он всегда знал, что его присутствие в тягость старику, так долго боровшемуся с призраками своего прошлого, все никак не соглашавшимися его отпустить.

Но настал рассвет, и Сармагат уже собирался спросить, сумеет ли знахарь сам добраться в свое жилище, которое так ревностно от него скрывает. А Эрвиг вдруг встал, сжимая плечо орка и глядя ему в глаза требовательно и горячо.

– Вождь, – проговорил он неожиданно твердо, – спасибо, что не убили этого несчастного. Я знал его еще ребенком. Это мальчик из моей прежней деревни. Я сам принимал его у его матери. Вы можете усмехнуться над моими сантиментами, но я не могу допустить его смерти. Полагаю, вы все знаете обо мне от вашего сына, Сармагат. Я был слеп, я допустил много ошибок. И боюсь, я мало чему научился на них. Но Эру свидетель, если бы я мог… Если бы я только мог спасти этого ребенка, я дожил бы свой век в мире, зная, что прощен Единым. Но я не могу. И потому мне остается лишь утешаться тем, что я не стал причиной его гибели.

И несгибаемый Сармагат дрогнул в тот миг. Он встал, поднимая с земли арбалет, свистнул варгу. А потом ответил:

– Я могу дать вам этот шанс, Эрвиг. И я буду рад, если тем самым смогу искупить и свою вину перед вами.