Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 61 страниц)

– Не сомневаюсь, – принц вздохнул и потер пальцами виски. Слишком много ответов… Еще больше вопросов… Эру, и снова все оказалось не так, как он представлял себе все эти месяцы. Казалось, это княжество состоит из одних лишь кривых, растрескавшихся зеркал, до неузнаваемости искажающих самые простые вещи.

Йолаф заметил жест принца и ободряюще коснулся его плеча:

– Леголас, вы устали. И, боюсь, я обрушил на вас больше новостей, чем это было разумно. Я понимаю, в нашем логове не слишком уютно, но здесь все же лучше, чем в промерзшем лесу. Останьтесь моим гостем хотя бы до утра. Завтра вы решите, что делать далее. И нам еще о многом нужно поговорить.

– Йолаф… – против воли произнес Леголас, поднимая голову, – что вы будете делать, если вам не удастся спасти Эрсилию?

Рыцарь замолчал, а глаза подернула тень:

– Если я не сумею ее спасти, – проговорил он, наконец, спокойным тоном давно все обдумавшего человека, – я останусь с ней и буду оберегать до конца ее или моих дней. Я никогда не покину ее.

Лихолесец запнулся, а потом досадливо поморщился:

– Простите. Я не должен был задавать этот вопрос. Но меня словно что-то толкает. Мне необходимо было услышать от вас эти слова.

Он тяжело поднялся с табурета:

– Я очень благодарен вам, Йолаф. За ваше гостеприимство, ваше доверие и искренность. Пожалуй, я воспользуюсь вашей любезностью. И не вздумайте обременять себя заботой о моем удобстве, мне бы только высушить одежду.

Йолаф улыбнулся на свой манер, сдержанно и мягко:

– Это я постараюсь устроить, хотя задача не из скорых. Я одолжу вам на первое время свою одежду, если не побрезгуете гвардейским мундиром. Могу даже парадный предложить.

Несмотря на усталость, Леголаса вдруг разобрал смех:

– Забавно брезговать княжеским мундиром, не брезгуя орочьей мордой.

Рыцарь усмехнулся:

– Ваша стойкость меня подчас поражает. Вы непременно победите в этой войне, Леголас. Или же этот балрогов мир лишен всякой справедливости.

Не ожидая ответа, Йолаф двинулся к двери, но вдруг остановился, оборачиваясь, и беглая тень улыбки погасла в его глазах:

– Погодите, принц… Еще несколько слов… Я долго сомневался, но я должен. Не знаю, собираетесь ли вы снова в Тон-Гарт, но Леголас… не доверяйте Камрин.

Лихолесец моргнул, слегка сбитый с толку этим поворотом:

– Почему?

– Потому что Кэмми… – Йолаф выдохнул, как бы решая, говорить ли следующую фразу, а потом заговорил, быстро, сухо, отрывисто, словно спеша пройти опасное место, – она не союзница вам. Она тоже несет в душе свой собственный яд, свои собственные раны. Она способна предать вас в самый отчаянный момент, ударить вас в спину. Но это не от душевной порочности. Ею, как и мной, движет любовь… К одному из приспешников Сармагата, самому близкому, самому верному. Именно благодаря ему ей сохранили жизнь. И она сделает все, что прикажет ей Сармагат. Абсолютно все… Она надеется своей преданностью купить свободу своему любимому… Безумная, она не понимает, что он никогда не вырвется из его рабства. Он сам выбрал его и не изменит своему выбору… Но это неважно, Леголас. Не смейте ее порицать, все ее несчастья – это моя вина. Если б я сумел тогда ее спасти… Но причитать поздно, мне отвечать за последствия, и я за них отвечу. Лишь остерегайтесь Камрин.

С этими словами, Йолаф выдернул из подфакельника смолистую ветку, поджег от чахлого каминного огня и вышел из комнаты, жестом приглашая Леголаса следовать за ним.

====== Глава 23. Двадцать семь клинков ======

Комментарий к Глава 23. Двадцать семь клинков Мои дорогие читатели! В этой главе многое может показаться Вам странным, сумбурным и обрывочным. Не сердитесь, просто доверьтесь мне. Каждое темное пятно в свое время нальется светом, обещаю.

Сойка с лету опустилась на ветку, утопая в белом пуховичке и осыпая вниз снежный каскад. Ворохнула голубой изнанкой крыльев и громко, насмешливо затрещала, раскачиваясь на зыбком насесте. Сарн отвел глаза, чувствуя, как глубоко внутри его покалывает зависть к этой симпатичной трескунье, чья короткая и опасная жизнь все же была упоительно понятна и заполнена простыми и насущными заботами.

Огромная поляна перед ведущей в Тон-Гарт просекой была полна народу. Все эльфы были здесь, впервые собравшись вместе после воздвижения фортов. Теперь, вместо пятидесяти одного, их было лишь сорок пять. Здесь же толпилось множество крестьян и часть жителей столицы.

…После потрясшей всех сцены у Скального форта, Элемир в ярости умчался в свою цитадель, заявив, что намерен выполнить приказ и отступить в Тон-Гарт. Сарн же, не дожидаясь последствий утренней свары, собрал многочисленных обитателей крепости и жестко распорядился начать подготовку к уходу в столицу, пригрозив в случае неповиновения вульгарной поркой плетьми, принятой в людских армиях. Едва ли при обычных обстоятельствах крестьяне поверили бы, что щепетильный и выдержанный Сарн способен учинить физическую экзекуцию, а соратники и вовсе послали бы его ко всем балрогам с подобными угрозами. Но сегодня карие глаза десятника полыхали столь неистовым бешенством, а голос столь непривычно часто срывался на рык, что защитники обоих фортов хмуро и без проволочек собрали пожитки, погрузили в обозы остатки запасов провианта, тяжелое оружие, и уже следующим утром плотные колонны двигались в сторону старинного города.

В пути почти не слышно было разговоров, никто не затевал ссор, но Сарн отчетливо ощущал, как воздух вибрирует густым напряжением, и знал, что в княжестве назревает раскол.

Он тоже ни с кем не заводил разговоров, односложно отвечая на изредка обращенные к нему вопросы, сам же размышлял о том, чего именно ему следует сейчас добиваться и чего опасаться в первую очередь.

Два дня спустя в Тон-Гарте воцарился невообразимый кавардак. Обитатели всех пяти фортов прибыли в столицу, сразу ставшую тесной, словно улей. Как ни мал был Ирин-Таур, старинный город не мог вместить почти все его население разом, исключая лишь мятежный гарнизон и лесных скитальцев, вроде хворых Волчьим безумием и добровольных изгнанников, промышлявших разбоем.

Каждая пядь пригодного для жилья места была заселена, в самых малых комнатах ютились целые семьи, люди населяли конюшни, сараи и прочие службы, почти не отапливаемые и согреваемые лишь теплом скученных тел. Где-то царило ликование – люди соскучились по родным. Где-то горько оплакивали близких, павших при обороне крепостей. Улицы были запружены толпами народу, рассказы о падениях фортов распространялись со скоростью лесного пожара, столицу наводнили слухи.

Ошеломленные подобным нашествием лавочники попытались было поднять цены на хлеб, муку и бобы. Но князь Иниваэль, доселе принимавший мало участия в повседневной, давно отлаженной жизни города, неожиданно воспротивился и издал строжайший запрет на подобные манипуляции. Более того, самолично выкупил у торговцев существенные запасы провианта и установил ежедневный паек, выдаваемый крестьянам и их семьям без всякой платы. Но, несмотря на стоическое самопожертвование горожан, с неподдельным участием старавшихся разместить беглецов и терпеть тесноту и хаос, несмотря на усилия князя, всем было ясно, что мера эта временная, и долго жить подобной жизнью Тон-Гарт не сможет.

Сарн же не собирался выжидать, пока события сами выберут угодное им русло. Едва убедившись, что все пять бывших гарнизонов находятся под защитой городских стен, он объявил, что на поляне неподалеку от ворот Тон-Гарта состоится общее совещание эльфийского отряда, и все ирин-таурцы, желающие что-либо сказать о дальнейшей судьбе обороны княжества, званы на сбор.

Сейчас на вытоптанной пустоши собралось не менее трех сотен человек, эльфы же, привычно разбившись на десятки, держались ближе к центру поляны. Князя не было, он остался в замке, хотя десятник ждал его появления. Вместо Иниваэля среди горожан виднелась задрапированная в простой суконный плащ фигура Вардена. Сенешаль, хмурый и бледный, встревоженно вглядывался в лица эльфов, словно ища ответ на какой-то невысказанный вслух вопрос.

Сарн обвел взглядом соплеменников. Вон Элемир, мрачный, прямой, как натянутая струна, синие глаза вызывающе поблескивают, меч демонстративно выглядывает из заплечных ножен.

Силвин еще не оправился от полученных в последнем бою ран, но он здесь, свинцово-бледный, на левой скуле полузажившая ссадина. Он заметно хромает, ему трудно стоять и он без остановки ходит вперед-назад, ритмично вертя в загорелой руке снятые перчатки.

Эртуил, зябко натянув на плечи плащ, сидит на земле, каштаново-рыжие волосы небрежно заправлены за острые уши, правый сапог нетерпеливо постукивает по грязному снегу. Он взволнован.

В группке лучников видна темно-русая вьющаяся грива Рингара. Этот никогда не унывает и сейчас тоже что-то оживленно толкует своим подчиненным, но, почувствовав взгляд Сарна, оборачивается и пытливо, без улыбки смотрит ему в глаза.

Где Рималл? А, вон он, стоит, скрестив на груди руки, у самой опушки. Челюсти сжаты, во взгляде отчего-то видно смятение. Эвеглира рядом нет. Он вообще смущен и в последние дни держится обособленно. Что ж, пора.

Сарн шагнул вперед и звонко ударил наручью о щит, воткнутый острым нижним краем в снег. Рокот голосов на поляне мгновенно стих, эльф поднялся на суковатый обрубок толстого ствола, оглядел толпу и громко заговорил.

– Жители Ирин-Таура, подданные князя Иниваэля. Лихолесцы, подданные короля Трандуила. Мы впервые встретились в тревожное время, но, несмотря на наши усилия, беды княжества лишь стали быстрее разрастаться. Мы здесь, чтоб решить, как дальше им противостоять. Вы все знаете последние новости, но я повторю их для тех, кому известны лишь сплетни. Враг, доселе выжидавший, перешел в наступление. Из пяти выстроенных нами укреплений два пали при орочьих атаках, одно же стало непригодным, лишенное питьевой воды. Оставшиеся два было решено покинуть, так как следующие атаки грозят столице княжества, и она нуждается в защите.

Сарн сделал паузу. На поляне царила мертвая тишина, все глаза были прикованы к оратору.

– Но эти новости, пусть нерадостны, но и неудивительны. Есть и иная. Принц Леголас, командир нашего отряда, пал жертвой болезни, именуемой в княжестве Волчьим безумием, и теперь обращается в существо, сходное с орком.

Над толпой прокатился вздох – слухи успели распространиться, но многие горожане не верили в них, почитая пустопорожней болтовней.

– Однако, – Сарн повысил голос, – болезнь, изменив кронпринца внешне, не совладала с его сущностью. Леголас по-прежнему ясен разумом и продолжает борьбу. Но среди нас есть те, кто считает, что пораженный этой хворью командир не может более стоять во главе обороны. И потому я собрал вас здесь.

Эльф снова замолчал, но никто не нарушил тишины. В неподвижном морозном воздухе слышно было лишь потрескивание веток, да отдаленные редкие голоса птиц. И десятник вскинул голову:

– Княжество полно предателей и лжецов, я говорю это, не прося ни у кого прощения, ибо вы сами это знаете и должны иметь смелость это признать. Именно предательство стало причиной падения форта у Зеленой Пасти, и это тоже многим из вас известно. Из-за болезни принца многие отказались подчиняться ему, и, не сомневаюсь, еще многие откажутся. Но столица в опасности, а за ее стенами укрыты не лишь вооруженные мужчины, но и те, кого мы должны защитить, вне зависимости от своих убеждений. Ведомые предрассудками, мы лишились командира, но эльфам не по чести уйти, не окончив своей миссии. А потому я призываю каждого отбросить условности и задаться вопросом, во что он верит, к чему стремится и чем готов рискнуть. Итак, – Сарн выплюнул это слово, как ругательство, – я заканчиваю плести речи и жду вашего решения. Я остаюсь здесь и буду защищать Тон-Гарт, как мне велел мой командир, пока сам Леголас ищет главу заговора, уничтожающего княжество. Кто хочет остаться со мной – пусть подойдет ко мне. Те, кто этого не хочет – вольны покинуть Ирин-Таур, раз более не считают принца командиром, а исполнение его приказов – своим долгом. Пусть каждый подумает трижды и не меняет однажды сделанного выбора. Я лучше останусь здесь один, чем обопрусь на плечо, готовое уйти из-под руки в любой миг. И пусть будет избран новый командир гарнизона, которому будут доверять все, и люди, и эльфы. В бою я готов ему подчиниться. Я все сказал.

С этими словами, Сарн соскочил с лежащего ствола, выхватил из ножен меч и с размаху воткнул в снег у своих ног, словно подчеркивая неколебимость своего решения.

Это была странная и по-своему завораживающая картина. Старинный замок молчаливо взирал на пустошь среди заснеженного леса, истоптанную до прелой прошлогодней травы, полную безмолвных фигур. Люди и эльфы, вооруженные и безоружные, в доспехах и камзолах, в простецких коттах и щегольских кафтанах, в беретах с пышными перьями и потертых шапках. В центре же, опираясь рукой на эфес меча, неподвижно стоял эльфийский воин в исцарапанной кирасе, словно олицетворяя собою выбор, неколебимый и окончательный.

Тишина не затянулась. Вперед быстрым шагом вышел Элемир, со звоном всадил меч рядом с клинком Сарна и встал с ним плечом к плечу. В толпе низко завибрировал зарождающийся гул, и к двоим десятникам направился целитель Тавор, так же вонзив острие меча в мерзлую землю, а вслед ему раздался голос Рималла:

– Тавор, одумайся. Ты лекарь, благословленный Элберет. Я знаю, как это гнусно звучит, но ты должен уметь отбросить сантименты. На кону стоит будущее нашей расы. Им нельзя рисковать, нельзя, даже ради преданности Леголасу, даже ради собственной чести. Чего стоит честь отдельных Квенди по сравнению с опасностью, что грозит здесь нашему племени?

Но Тавор поднял на Рималла льдисто блеснувшие глаза:

– Ты прав, я лекарь. Не для того Валар благословили меня, чтоб я пускался наутек при виде хвори. И не надо толковать мне о чести, Рималл, моя честь – это моя забота. Позаботься о своей.

Эти слова что-то всколыхнули в толпе, и она отхлынула от Рималла, оставив его на пустом пространстве, но к нему тут же шагнули двое лихолесцев.

– Рималл прав, но не во всем, – ровно проговорил один из них, рослый лучник с косым шрамом на шее, – это больше не наша миссия. Все намного хуже. Теперь это наша война. Будь принц мертв – я остался бы мстить за него. Но постигшее его – хуже, чем смерть. Нужно известить короля.

Сарн сжал зубы. Он провел немало бессонных ночей, раздумывая, прав ли он, подчиняясь требованию друга не ставить в известность Трандуила. Так что же ему оставалось делать… Быть может, и правда нужно хоть изредка доверять Валар и их умению расставить все по своим местам?..

А к Сарну уже подошел Эртуил, обнажая клинок:

– Я пришел сюда с Леголасом и уйду только с ним же, – спокойно проговорил он, – его нельзя бросать здесь одного. Кто бы он ни был теперь – он наш, и его беды – тоже наши.

Приблизившийся следом Рингар утопил лезвие меча в снегу:

– Чернокровые ублюдки вечно тянут лапы к тому, что не про их честь. Теперь им нашего принца подавай. Дудки, самим нужен. Я остаюсь, и если в моей десятке есть евнух, что подожмет хвост и сбежит – пусть пеняет на себя, из-под земли раздобуду.

– Как бы тебе самому в земле не оказаться, Рингар, – напряженно проговорил еще кто-то из эльфов, отходя к Рималлу, – я ухожу. Я шел на войну, а оказался в балагане сумасшедшего кукольника. Это не для меня, я солдат, а не скоморох. Мне жаль принца, но он сам выбрал свой путь, и я тоже имею на это право. Меня будет судить лишь король, Рингар, а не ты.

Десятник лишь осклабился с явной издевкой:

– Беги, Алорн, кто я такой, чтоб судить девиц.

Алорн зарычал и рванулся к Рингару, но тот был начеку и с видимым наслаждением ударил подчиненного в челюсть, опрокинув в снег. Лучник взметнулся на ноги, но позади уже вырос Рималл, хватая его за локти:

– Прекрати! Ты сделал выбор – и я поддерживаю его, но он и так непрост, зачем вдобавок провоцировать драку?

Алорн лишь сверкнул глазами, всасывая уголком рта кровь и отряхивая с одежды грязный снег.

Нармо встал рядом с Эртуилом:

– Леголас спас мне жизнь в схватке с орками, когда я едва женился. Рия на порог меня не пустит, если я явлюсь, бросив командира на погибель.

Силвин ничего не сказал, лишь молча воткнул меч в общий ряд и коротко хлопнул Сарна по плечу.

…Они почти не колебались, расходясь в два отдельных отряда, кто молча, кто – с коротким пояснением. Больше ссор не вспыхивало. Те, кто отходили к Рималлу, были сумрачны и напряжены. Они не привыкли отступать и уж тем более не привыкли предавать. Они все на свой лад чувствовали свою правоту, но Эру, никого не оставляло грызущее ощущение уродливой и неправильной подоплеки происходящего. Когда все эльфы разделились на два лагеря, перед Сарном поблескивал частокол из двадцати семи клинков, а на поляне снова стало тихо. Десятник поднял глаза от стального ряда и посмотрел в глаза Рималлу, чувствуя его негласным лидером отколовшихся. Быть может, все ждали каких-то особых слов. Сторонники каждого тесно стояли за спинами своих предводителей, готовые к возможной стычке. Но Сарн холодно отсек:

– Доброго пути.

И тут же отвернулся, словно восемнадцать бывших соратников более не существовали для него.

Снова взобравшись на импровизированный помост, эльф проговорил сухо и твердо:

– Первый вопрос решен. Теперь я обращаюсь к вам, ирин-таурцы. Чего вы ждете от нас?

Толпа снова забурлила приглушенным ропотом, пропуская вперед Вардена.

– Эльфы, лихолесцы, подданные короля Трандуила, – произнес он независимо, – вас постигли в нашем краю горькие несчастья, и потому мы признаем ваше право покинуть его. И по этой же причине мы вдвойне обязаны тем, кто этим правом не воспользовался. Наш князь более не держит бразды правления в своих ослабших руках, увы нам, но мы вынуждены это признать. Он призвал вас, и, несмотря на все растущий клубок наших бед, вы многое сумели сделать, чтоб не дать этим бедам выйти из берегов. В Тон-Гарте сейчас непросто, но леди Эрсилия, несмотря на молодость, умна и решительна, она возьмет на себя львиную долю забот о насущных нуждах столицы, и горожане помогут ей. Сарн… Принц Леголас доверял вам, словно самому себе. Я прошу вас возглавить гарнизон Тон-Гарта на время грядущих военных действий.

Ирин-таурцы одобрительно зашумели. Несмотря на все потрясения последних дней, люди опасались, что эльфы попросту уйдут, покинув мрачный и опасный край на окончательную гибель.

Сарн медленно кивнул:

– Благодарю за доверие.

…Это была долгая и тягостная ночь. Переполненный город пульсировал, словно воспаленная рана: не было дома, чердака, сарая, угла, где бы сегодня не велись тревожные разговоры о будущем. Почти половина эльфийского отряда покидала княжество. Впереди грозно маячила перспектива войны, а горожане не привыкли бояться орочьего нападения под защитой древних стен и всесильных Бервировых источников. Князь хранил необъяснимое молчание, и начинали поговаривать, что правитель при смерти, а приказы исходят от Эрсилии. За месяцы пребывания в княжестве эльфов не произошло ни одного нового случая заражения, люди начали успокаиваться и считать, что Волчье безумие отступило от Ирин-Таура. И вдруг оно поразило не кого-нибудь, а самого эльфийского принца, которого привыкли считать неуязвимым для любой беды и способным справиться с любой напастью. Люди трепетали. Казалось, несчастье охватило княжество плотным кольцом и неумолимо сжимается, грозя задушить некогда процветающий край.

Сарн стоял на площадке сторожевой башни, той самой, где Иниваэль некогда впервые поведал Леголасу свои тревоги. Ветер трепал расплетенные волосы, обметанные надо лбом прилипшими снежинками, раздражающе ныло заживающее плечо, но эльф не ощущал ни боли, ни холода. Внутри сплелся тугой узел, не дававший ни опустить плечи, ни глубоко вздохнуть. За могучим городским частоколом простирался необъятный лес, неприютный, чужой и грозный. Там скрывались невидимые враги и ненадежные союзники, там прятались ужасные существа, невиновные ни в своей кровожадности, ни своем уродстве. Где-то там был друг… Единственный близкий друг, которому он не умел помочь. Жив ли он еще? Страдает ли? Есть ли ему, где преклонить голову этой ветреной, лютой ночью? А здесь, в этом опостылевшем городе, сейчас складывали походный скарб восемнадцать соплеменников. Он привык называть их братьями и безоглядно им доверять. Совсем недавно они сражались на одних полях и пили за одни победы. А завтра они уходят, не оглядываясь, уверенные в своем решении. Вправе он был их осуждать? Наверное, нет. Но Эру… Балроговы предатели… Как знать, вернутся ли они на родину живыми... И Сарн чувствовал, как шевелится в груди этот тугой узел, и знал, что может до зубовного скрежета ненавидеть их за это бегство, но не сумеет не тревожиться о них.

– Рыцарь, – раздался позади него заглушаемый ветром голос. Эльф обернулся: на последней ступеньке винтовой лестницы стояла княжна.

Сармагат неловко повел плечами – видимо, скоро будет метель. Старые раны всегда донимали его назойливым нытьем перед непогодой. Однако к физическим неудобствам ему давно было не привыкать, зато новости были хороши… С фортами покончено, столица замерла в ожидании. Продлить бы это ожидание еще несколько недель, чтоб напряжение и страх звенели струнами, словно арфа на ветру… Но орк отчего-то чувствовал, что устал от затянувшейся игры. Пора было начинать последний этап. Он слишком долго его ждал…

Снова раздраженно передернув плечами, Сармагат плеснул вина из стоящего на столе кувшина, отпил и поморщился. Как люди пьют подобную дрянь, да еще считают его изыском? Тугхаш, например, обожает это вино.

При этой мысли хорошее настроение мгновенно дало трещину. Тугхаш давно не приезжает и не подает о себе вестей… Не случилось ли беды? Прячется в Тон-Гарте? Или просто сердится? Люди, людишки, человечки… Как трудно им разобраться в своих привязанностях и чаяниях, как больно и тяжело они разделяют подчас любовь, долг и обязательства. Тугхаш так же мечется между сердцем, совестью и разумом, и Сармагату порой отчаянно хочется помочь… К балрогам! Орк в сердцах опрокинул в глотку отвратительное вино и с грохотом отшвырнул кубок. Где тебя носит, Тугхаш? Неужели не понимаешь, что он тревожится? Хочешь наказать за деспотизм и тяжелый нрав? Или же юбка самозванки все же стала тебе дороже? Люди… Ветреные, самовлюбленные, непостоянные… Упаси его Мелькор!

Злость захлестнула Сармагата жгучей волной, зашумела в ушах, заклокотала в горле, орк часто задышал, стискивая когтистые пальцы. Внезапный стук в дверь лишь сильнее разъярил его, и Сармагат рявкнул так, что отозвалась медная посуда на столе:

– Кого принесло?!!!

Но дверь распахнулась, и на пороге показался часовой. За ним маячила какая-то темная фигура, и слышалось хриплое дыхание.

– Мой господин, явился лазутчик. Ранен, имеет важное донесение. Зело спешил.

– Впусти, – проворчал Сармагат, и из-за спины часового показался орк в легких доспехах. Он хромал, на лице виднелось несколько глубоких порезов, левая рука была неловко прижата к боку – похоже, в ней было повреждено сухожилие. Вождь приподнял брови – эти раны мало походили на боевые, скорее, то были следы пыток…

– Входи, – уже ровно проговорил Сармагат, опускаясь в кресло. Гнев в одночасье остыл, вытесненный интересом. Кто в этом жалком княжестве осмелился пытать орка?

Лазутчик, подбодренный этим приветствием, поклонился.

– Мой вождь, меня зовут Гроул, я был участником осады форта Четыре Холма. После того, как гарнизон покинул форт, я следовал за ним, чтобы убедиться, что эльфы ведут людей в Тон-Гарт. Но меня перехватили. Стыжусь сознаться, я глупо попался в руки другому шпиону…

Гроул запнулся. Пересохшие губы его подрагивали, на лбу выступили крупные капли пота.

– Мой господин… я… я… Он пытал меня…

– Говори по существу, – поморщился Сармагат. Он ощущал исходящие от лазутчика волны животного страха. Несомненно, дуралей немало выложил мучителю и теперь трепещет, ожидая наказания. Однако, он жив. Значит, сумел вырваться из западни. А Гроул меж тем торопливо говорил, словно спеша не растерять решимости:

– Я сказал ему, что будут повторены осады, что после падения фортов будет атакован Тон-Гарт. И я… я сказал ему ваше имя…

При этих словах лицо лазутчика совершенно посерело, кадык нервно задергался. Сармагат же молча смотрел в полные ужаса глаза.

– Так… Недурно. Но ты забыл рассказать мне главное. Кто он, этот загадочный шпион?

– Я не знаю, господин, – голос Гроула прозвучал надтреснуто, и орк откашлялся, – я никогда не видел его… Он странный. Орк, но не нашего племени… Высок, ловок, справен ликом. Но золотоволос, навроде эльфа. Я еще подумал, как он этакую срамоту под шлем не прячет. Плащ зеленый… Пряжка такая… чудная, узорная…

Сармагат задумчиво покусал нижнюю губу:

– Золотоволос… Отделал он тебя славно, не больно чинился, однако, ты здесь, хотя по всем законам здравого смысла должен гнить в лесу. Если ты не убил его, как тебе удалось сбежать?

– Я не сбегал, – на челюсти Гроула вздулись желваки, – он отпустил меня…

– Отпустил?!! – Сармагат вылупился на лазутчика, словно у того вдруг выросла вторая голова, но тут же взял себя в руки и снова заговорил ровно и бесстрастно, – чем ты подкупил его? Или же он вдруг узрел Мелькоров лик среди облаков?

– Он просто велел мне уходить, покуда он не передумал. И еще добавил, что делает глупость. Я просто упомянул свою молодую жену…

Вождь поднял брови. Опустил. А потом медленно поднялся из кресла:

– Что ж, хорошо. Двадцать плетей за скудоумие и болтливость. Пошел вон.

Гроул стоял на месте. Двадцать плетей… Двадцать жалких ударов, когда он был уверен, что выйдет отсюда только за тем, чтоб быть без затей обезглавленным.

– Чего ты ждешь? – вырвал его из оцепенения рык Сармагата, и орк стремглав выбежал из зала.

Сармагат же подошел к очагу и оперся о горячие камни руками.

Это мог быть только лихолесский принц… Какой еще «золотоволосый орк» заинтересовался бы планом разгрома фортов? Но, совершенно по-орочьи истязая шпиона, он не довел дело до конца, по-эльфийски проявив то, что сами эльфы называют милосердием, а менее сентиментальные расы – идиотизмом. Впрочем, будь принц столь мягкосердечен от природы – едва ли он дожил бы до этого дня. Нет, это другое. В нем все еще жив эльф, и эльф этот борется за жизнь иногда довольно нелепыми способами. Итак, Леголас теперь знает имя своего противника. Ну что ж, тем лучше. Самое время подстегнуть коней…

Но эти занятные мысли прервал новый нетерпеливый стук в дверь. На ворчливое «входи!» в зал почти ворвался Таргис. Его лицо раскраснелось, обожженное морозом, к опушке камзола прилипли снежные комья, а сапоги были насквозь мокры:

– Мой господин, – голос Таргиса вибрировал от нетерпения, – я привез из Тон-Гарта новости чрезвычайной важности! О болезни принца эльфов стало известно, все пять фортов покинуты, в городе неразбериха. Принц исчез, в его отряде бунт. Восемнадцать лихолесцев изменили присяге и уходят назад, за реку. Новым комендантом гарнизона Тон-Гарта назначен некий Сарн, правая рука кронпринца.

Сармагат ощутил разгорающийся азарт, безобразное лицо тронул легкий румянец воодушевления.

– Великолепно. Кто передал эти вести?

– Тугхаш, мой господин.

В чертах орка ничего не дрогнуло, но он все же переспросил:

– Ты видел Тугхаша? С ним все благополучно?

– Да, господин, – Таргис кивнул без малейших колебаний, и Сармагат почувствовал, как настоянная на тревоге злость окончательно растворилась, сменившись другой заботой.

– Хорошо. А теперь вот что.

Он обернулся к вассалу, и глаза блеснули под нависшими бровями:

– Эльфы не должны покинуть Ирин-Таур. Еще не время, их надобно остановить. Время у тебя есть, близится метель, эльфы задержатся в лесу. И вот еще. Поменьше крови. Пусть все будет… естественно.

Таргис поклонился:

– Положитесь на меня, господин.

За вассалом захлопнулась дверь, и Сармагат снова обернулся к огню. Под ногой негромко брякнул брошенный кубок. Орк поднял его, машинально налил еще вина. На сей раз оно уже не показалось ему таким тошнотворным…

– Рыцарь, – Эрсилия ступила на площадку и заспешила к двинувшемуся ей навстречу эльфу, – мне нужно поговорить с вами.

– Я к вашим услугам, миледи, – Сарн поклонился, отмечая, что княжна тяжело дышит, а из-под покрывала выбивается несколько прядей каштановых волос. Похоже, крутую лестницу башни она преодолела бегом… К чему такая спешка? А девица, подойдя вплотную, вдруг бесцеремонно схватила эльфа за руку. Вскинула глаза, словно торопясь что-то сказать. И тут же запнулась, взгляд ее забегал из стороны в сторону, словно, заранее подготовив речь, Эрсилия забыла первую фразу.

– Почему вы без перчаток? – невпопад пробормотала она, – у вас ледяные руки… Впрочем, простите…

Сарн пристально посмотрел во взволнованное лицо и мягко сжал девичью ладонь:

– Вы тоже без перчаток, княжна, – проговорил он буднично, стараясь дать Эрсилии время унять дыхание и собраться с мыслями.

– Да… – так же невпопад ответила девица, отвлеченно посмотрев на свою руку. И вдруг снова вскинула на Сарна смятенные серые глаза и резко, требовательно спросила:

– Скажите, рыцарь, это правда, что принц Леголас обращается в орка?

Десятник секунду помолчал.

– Да, миледи. По крайней мере, похоже на то.

– Вам известно, где принц сейчас?

Эльф медленно покачал головой:

– Я дорого дал бы, чтоб это узнать. Но я не видел Леголаса уже несколько дней. Я не знаю, где он, не знаю даже, жив ли он.

Эрсилия прикусила губу, бессознательно до боли сжимая ладонь лихолесца удивительно сильной для девушки рукой. Спохватившись, разжала пальцы и шагнула назад.

– Рыцарь… Сарн, верно? Пообещайте, что дадите мне знать, если получите вести о принце. Прошу вас. Леголас успел стать мне другом. Я тревожусь о нем.

Эльф, не удержавшись, приподнял брови:

– Я знаю тех, кто не единожды обязан Леголасу жизнью. И они, нимало не тревожась, собирают сейчас пожитки. Вы по-прежнему считаете принца другом, даже зная правду о его болезни?

Эрсилия несколько секунд молчала, глядя эльфу в глаза, а потом отчеканила:

– Не смейте. Не смейте так говорить. Что вы знаете обо мне? Почему судите обо мне по своим соплеменникам? В этом княжестве все перевернуто и искажено, как отражение в медной ложке, но это не значит, что все уже забыли, где должен быть верх, а где низ. Вы понятия не имеете, какие прекрасные лица, какие чистые сердца изуродовала эта гнусная хворь. Неужели вы отказываете мне в малой доле здравого смысла? Неужели не допускаете, что я знаю разницу меж бедой и позором?