Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 61 страниц)

Эльф не знал, чего именно ждет, но готов был поклясться, что в глазах княжны промелькнула тень… испуга? Тревоги? Удивления? Однако Эрсилия лишь покачала головой:

– Вам не найти его, принц.

– Неужели? – Леголас говорил без нажима, словно ощупывал пальцами шерстяную ткань, ища петлю вытянутой нитки, – недавно я узнал, что на просторах Средиземья можно разыскать даже золотое кольцо, приложив должные усилия. Так отчего же нельзя найти человека в небольшом княжестве?

– Потому что вашему кольцу, вероятно, было безразлично, найдут ли его. Йолаф же, государственный изменник и дезертир, делает все, чтоб не быть найденным. Полагаете, батюшка еще не пытался его разыскать? Даже его соратники не знают, где он прячется, милорд. Те же, кого Йолаф зовет друзьями, никогда его не выдадут. Двоих, пойманных в лесу, тоже уже пытались расспросить…

Леголас подобрался:

– Где же эти верные сторонники? В заключении?

Эрсилия опустила веки, и губы ее горько искривились:

– Они казнены. Отец рассчитывал, что объятый гневом Йолаф выдаст себя. Но нет. Это были две ненужные, бесполезные смерти. И о них отец тоже не забывает, милорд.

Эльф снова поискал что-то во взгляде княжны, но не нашел.

– А я все же попытаюсь, – отсек он, и в голосе его прозвучал едва прикрытый вызов.

– Леголас… – княжна запнулась и вдруг проговорила горячо и почти умоляюще, – берегите себя. И, конечно, своих соратников, – добавила она неловко, – вы отважный и искусный воитель, но… увы, в нашем княжестве стало слишком много тех, кому нечего терять.

Развернувшись, она пошла прочь по полутемному коридору, а Леголас долго еще смотрел ей вслед.

…Где-то в выси задумчиво бормотал остатками сухих листьев старый вяз. Дождя не было уже два дня, по утрам ветви деревьев обсахаривал иней, а бадейка, брошенная в колодец, хрустко проламывала тонкий ночной лед. В лесу стояла особая, лесная тишина, шепчущая, шелестящая, поскрипывающая вполголоса о настоящих, важных вещах: о первых морозах и ягодах боярышника, превратившихся за ночь в стеклянные бусинки; о подросших волчатах, что вчера возились в палых листьях; о том, как белка забавна в неприметном сером одеянии, а молодой олень уже задевает рогами нижнюю ветки расколотой молнией лиственницы…

У подножия вяза сидел на земле эльф в распахнутом плаще. Золотистые волосы там и сям цеплялись за шершавую кору дерева, глаза эльфа были закрыты, а лицо несло отпечаток безмятежного покоя. Неподалеку гнедой жеребец неспешно объедал жесткие листочки с чахлого куста.

Леголас глубоко, ненасытно вздохнул, чувствуя, как сухой, морозный воздух изгоняет из легких факельный дым и чад крестьянских трубок. Эру милосердный, как давно он вот так не сливался с лесной тишью… Он почти забыл, что он эльф. Сегодня, как всегда, торопясь в один из фортов, он вдруг приметил среди надоевших сосен этот старый, раскидистый вяз, еле прикрытый рваным рубищем полуоблетевшей листвы. Он не смог не остановиться, чтоб вблизи посмотреть на лесного патриарха, так напоминавшего ему покинутый дом. И вот уже почти час Леголас сидел на земле, опираясь локтями на корявые, узловатые корни, забыв об опасности и упиваясь этими давно забытыми минутами покоя.

Поднялся ветер, поворошил складки плаща, словно напоминая лихолесцу, что время не ждет. Леголас лишь улыбнулся, не открывая глаз. Сейчас… Еще минуту, и он двинется дальше. Ветер заволновался, зашелестел в кроне вяза и принялся обрывать сухие листья, осыпая ими непокорного гостя.

– Ладно, ладно, – прошептал Леголас, все так же озорно улыбаясь, и вскочил на ноги, отряхивая плащ.

Он устал быть чужим военачальником, чужим тираном, чужим наемником. Отец не раз упрекал его в мальчишестве и нежелании осознавать себя будущим королем. Ох, батюшка, царствуй со славой и честью еще долгие века…

Погруженный в эти вполне благодушные размышления, Леголас вышел из кружевной полутени вяза и свистнул коню. Ветер одобрительно потрепал по волосам и, желая еще больше порадовать эльфа, широким взмахом отогнал серую пелену уже совсем зимних облаков. Яркое, холодное солнце залило зябкий лес ослепительным полуденным светом, и Леголас досадливо прикрыл глаза рукой. Мелькор побери, он совсем замшел в полумраке замка Тон-Гарт. От яркого солнца тягуче заболела голова, и эльф с запоздалым раздражением вспомнил, что лекарь еще позавчера назойливо выговаривал ему за небрежение к заживающим ранам и потере крови. Швы, однако, заживали преотлично, и Леголас без особых раздумий махнул рукой на всякие предосторожности.

Машинально потерев пальцами ноющие виски, лихолесец тронул коленями конские бока и двинулся вперед. Форт был всего в двух лигах, у обширного болота, окруженного вековыми деревьями, бугрящими влажную землю фантастическим переплетением могучих корней.

Гнедой ходко рысил по широкой просеке, и эльф уже слышал бормотание торопливых водяных струй быстрой речушки, уходившей в землю неподалеку от форта и питавшей его пресной водой. Вот и речка, прозрачная и резвая, бойко бегущая по россыпи камней, волоча за собой гальку и налетевшие со склонившихся над водой деревьев листья. Леголас придержал коня, спешился и подобрал полы плаща, заводя недовольно фыркнувшего гнедого в ледяную воду.

– Потерпи, – добродушно усмехнулся эльф, увлекая за собой скакуна, – здесь спешить нельзя, друг, на этакой гальке ноги переломаешь…

И в этот миг с противоположного берега донесся пронзительный женский крик. Лихолесец осекся и, забыв осторожность, бросился через поток. Камешки уходили из-под ног, быстрые струи обвивались вокруг щиколоток, словно холодные, жадные пальцы, стремящиеся удержать рвущегося к берегу эльфа. Оскальзываясь на прибрежных наметах песка, Леголас метнулся к разбрасывавшему брызги гнедому и, едва тот достиг твердой земли, взлетел на мокрую спину коня.

Лес мелькал мимо, и эльф знал, что вот-вот достигнет того места, откуда донесся зов. Отчего же больше не кричат? Неужели тот единственный вопль лишь возвестил о чьей-то быстрой смерти? Леголас стиснул зубы, скидывая с плеча лук. Скорее… Кто знает, быть может, еще не поздно хотя бы покарать убийцу…

И, словно в ответ, совсем рядом снова раздался крик. Лихолесец ощутил, как ослаб в груди тугой узел, и тут же встрепенулся… А зов ли это о помощи? В этом отчаянном, горестном крике не было слышно паники атакуемой жертвы. Это был скорее… плач? Оклик?

Да Эру с ним, не рассуждать… Прежде всего, достичь места. Еще фарлонг, и несущийся во весь опор конь вылетел из древесной сени на широкую поляну, солнечные лучи наотмашь хлестнули по лицу, снова ослепив на миг яростной головной болью. Гнедой всхрапнул, вставая на дыбы, и Леголас увидел прямо посреди поляны девушку в крестьянском платье. Совсем юная, почти девочка, неправдоподобно тонкая, словно легкий силуэт, вычерченный пером прямо в холодном солнечном свете. Она стояла спиной к Леголасу, словно не слыша стука копыт, и эльф видел, как у самого ворота камизы на хрупкой шее трепещет выбившийся из рыжеватых кос завиток. Прямо напротив девушки, низко пригнувшись к земле, скалил желтоватые кривые клыки получеловек. Космы светлых волос падали на мощные плечи, глаза пылали уже знакомым Леголасу огнем слепой злобы, искривленные, когтистые пальцы, еще не имеющие шерсти, бессмысленно рыли пожухшую от мороза траву, подрагивали по-волчьи вырезанные ноздри все еще почти человеческого носа. Эру милосердный… Что делает здесь эта сумасшедшая девица совсем одна?..

Не более двух секунд эльф смотрел на эту странную, почти аллегорическую картину.

– Эй! – рявкнул он, стремясь отвлечь внимание монстра на себя. Несчастный повернул к Леголасу безобразное лицо и глухо заворчал. Не теряя времени, Леголас натянул лук…

– Нет, милорд!!!! Не смейте!!! Не убивайте Дерека!!! – на отчаянной, звенящей ноте вдруг закричала девушка, обернувшись. Ошеломленный эльф ослабил тетиву, а монстр оскалился, снова гортанно зарычав.

– Стой на месте, безумная! – резко отсек Леголас и в два прыжка достиг девушки, заслоняя ее собой и снова натягивая тетиву. Но в плечи вцепились на диво сильные руки:

– Милорд, пощадите!!! Это мой жених, и он болен!!!

Леголас повел плечами, стряхивая девичьи ладони:

– Это уже не твой жених, бедняжка, – проговорил он негромко и твердо, чувствуя, как душу затапливает щемящая жалость, – это лишь его последние черты.

– Не убивайте Дерека!!! Он любит меня!!! – девушка зашлась надрывным плачем, падая наземь и обнимая сапоги Леголаса, – умоляю, милорд, умоляю!!!

Эльф стоял, не опуская лука, слыша, как сердце неистово колотит в грудь. И в этот миг монстр внезапно вскинулся, вставая прямо, и издал ужасающий вой, Леголас рефлекторно натянул тетиву, а девушка, взметнувшись с земли, вдруг бросилась к чудовищу:

– Дерек!!! Любимый!!! Не бойся, он не тронет тебя!!!

В шаге от получеловека девушка обернулась, загораживая собой страшное существо, бывшее некогда ее счастьем:

– Не стреляйте, милорд! – она захлебывалась словами пополам с плачем, – Дерек лишь поражен хворью!!! Я не позволю, я его вылечу, он не тронет никого!!! Дерек самый лучший, он добрый, он никогдаааАААА!!!!!!!!

Это было, как в страшном сне… Ноги примерзли к земле, пальцы застыли на древке лука, и эльф смотрел, как кривые когти вцепляются в грудь девушки, разрывая сюрко и камизу в кровавые клочья, а желтоватые клыки жадно вгрызаются в тонкую шею, именно там, где трепетал рыжеватый завиток… Она все еще стояла перед монстром, загораживая его своим телом… И Леголас замер, оглушаемый грохотом крови в висках и собственным хриплым дыханием, чувствуя, что мир рушится прямо на него. Эру милосердный… Он видел, как орки убивают людей и эльфов, он видел зверства войны и бессмысленную жестокость грабительских набегов. Он сам пролил реки крови… Но никогда, никогда еще ему не было так страшно… Никогда еще смерть так не потрясала его, как сейчас, когда изуродованный неведомым проклятием жених терзал клыками тело нареченной, до последней минуты преданной ему.

…Тело девушки рухнуло наземь. Монстр поднял глаза на эльфа, все так же недвижно стоящего напротив. И Леголас снова вскинул лук. А чудовище бессмысленно смотрело на острие стрелы, кровь стекала по все еще человеческому подбородку, и эльф медлил, сам не зная, что мешает ему выстрелить в это ужасное существо… Дерек… Почему-то нелегко было убить его сейчас, когда лихолесец знал его имя…

Монстр отвел глаза, опуская лицо к лежащему на окровавленной траве растерзанному телу. Зарычал, тихо, словно окликая. И вдруг изувеченные болезнью пальцы мягко взяли девушку за плечо, переворачивая тело.

Леголас еще долго не мог забыть потом, как мучительно выгнулась спина монстра, как взметнулось кверху уродливое лицо, распахивая клыкастую пасть и оглашая лес полным сокрушающей боли ревом:

– Лу…Лу…и….ззз…зззаааааа!!!!!!!!

Монстр бился над телом, эльф видел, как получеловек терзает когтями собственную грудь, обагряя кровью тело убитой девушки. В глазах потемнело, и Леголас понял, что больше не выдержит.

– Прости… – почему-то прошептал он и спустил до отказа натянутую тетиву. Стрела сухо свистнула, вонзаясь в горло Дерека, и несчастный рухнул на тело своей невесты…

…Леголас не помнил, сколько он стоял вот так, опустив лук, рвано дыша и судорожно вытирая с лица пот. Лес замер, и солнце снова малодушно скрылось за пеленой облаков.

Уже наступали ранние зимние сумерки, когда лихолесец засыпал землей с трудом вырытую лезвием меча двойную могилу и воткнул стрелу в свежий холм. Тяжело садясь на коня, он чувствовал, что что-то в нем изменилось навсегда…

====== Глава 10. Надежная ржавчина замков ======

– Не прискучило тебе, старина, на остроухих кашеварить? – долговязый Паэн сидел верхом на поленнице, задумчиво щурясь на яркие лучи давно не греющего солнца. Неподалеку пылал костер, над которым булькал внушительных размеров котел.

Теобальд, что-то сосредоточенно крошивший в похлебку, поднял от дымящегося котла раскрасневшееся от жара лицо и добродушно улыбнулся:

– А чего тут скучного-то? Я завсегда кухарство уважал, а уж после того, как с затянутыми поясами полгода прожили – вовсе раздолье. Как эльфы пожаловали – кажный день есть чего в котелок бросить, да чем сдобрить.

Паэн хмыкнул, перекидывая ногу через поленницу и спрыгивая наземь:

– Рабская ты душа, Тео. Тебе харчей в погреб навезли – ты и рад. А того не смекаешь, что остроухие тут господами ходят, а нас за холопов почитают. Да кто они такие-то?

Улыбка Теобальда померкла, он выпрямился, отбрасывая длинную деревянную ложку:

– Ты говори, брат, да не заговаривайся. Почто эльфы тут сапоги-то снашивают? Али им своих сосен мало? Я с тобой, сопляком, почитай два десятка лет на соседних подворьях прожил. Отца твоего тати загубили, ты его уберег? А сестра отчего глаз не осушает, каждой синицы боится? Много ты, умелец, сдюжил, чтоб ее защитить? А как эльфы приехали, ты глянь – ни в одной семье мертвяка не приключилось, да и хворь уж недели две, как всех обходит.

Хмуро поглядев на собеседника из-под густых бровей, Теобальд вернулся к похлебке:

– И, раз уж за кашеварство ты речь повел, эльфы тебе, невеже, не ровня. Ты хоть раз мне кивнул, от миски отвалившись? А лихолесцы сроду поблагодарить не забудут, хоть, поди, дома чего побогаче едят.

Паэн помолчал, а затем прищурился:

– Вон оно как. Остроухие, значится, герои да славные ребята, а свои тебе уж нехороши стали. Занятно выходит… Слышь, Тео, а ежели орки тебе завтра снеди подвезут, да поклонятся по-придворному, ты и им в ноги падать станешь?..

Паэн еще не закончил своей тирады, когда побледневший Теобальд вскинул голову:

– Ты что ж, – проговорил он почти шепотом, – ты на что ж намекаешь, а?

И тут же взревел и бросился на обидчика:

– Аспид поганый, помойная пасть! Да как… набрался…окаянства… меня…предателем…

Отрывистые слова перемежались звучными ударами. Ослепленный яростью повар не услышал, как сзади прошелестела торопливая поступь, и сильные руки схватили его за локти.

– Ну, ну, довольно, приятель, – Теобальд обернулся, вырываясь, и увидел позади себя одного из эльфов.

– Будет тебе злобиться, всем тут сейчас солоно, вот и говорят, вперед не думая, – лихолесец примирительно усмехнулся, а Теобальд не без смущения потер кулак.

– Твоя правда. Спасибо… не осерчай, имен ваших все не упомню, больно мудреные.

– Эвеглир, – расхохотался эльф, – не беда, привыкнешь.

Он собирался еще что-то добавить, но со стены раздался звук рога, и лихолесец устремился на зов, оставив крестьян одних. Паэн, уже сидящий на траве, выплюнул кровь и недобро оскалился:

– Чего ж следом не бежишь, эльфийский лакеишка?

Глаза Теобальда опасно потемнели, но он смолчал, а вскоре пристально посмотрел на односельчанина:

– Чем тебе эльфы-то так не угодили? Поди, в деревне первый в подпол кидался, как шум заслышишь. А тут нате – за спины лихолесцам схоронился, да сам в те спины и плюешь.

Паэн снова брезгливо сморщился, откидывая с лица рыжеватые волосы:

– Ха! То ль слепой ты, сосед, то ли дурак без зерна в голове. Как же, сейчас они тут перед нами хвосты распускают – и храбры, и учтивы, и нас, дурней, от супостатов берегут. А ты на них через месяц глянешь, как они обживутся, да силу себе заберут. Девки вона уже языком немеют, как рожи ихние пригожие узрят. А ты слыхал, чего сказывают в Тон-Гарте? Княжна-то наша до самого принца лихолесского аппетит заимела, так в глаза ему и глядит. Ты погодь, сосед, погодь! Скоро все наши невесты подстилками эльфам станут, а там не ровен час, помрет князь, и сядет этот щеголь в короне на трон Бервиров. Вот тогда попомним мы эльфов-избавителей!

– Рот захлопни, олух стоеросовый! – отрезал Теобальд, – трон, вишь, Бервиров… Да при Бервире за этакие речи на сосне вешали, имя не переспросив.

Отвернувшись от Паэна, повар поворошил под котлом угли догорающего костра, и в этот момент снова раздался рог.

– Сбор трубят, али атака? – пробормотал Теобальд, – хорошо б отобедать успеть.

Но, спеша на площадь, крестьянин не заметил предшествующей сражению суеты. Перед плотной, гудящей негромким гулом голосов толпой крестьян стоял принц Леголас.

Говор затихал и, наконец, над толпой замерли последние звуки, а принц все так же стоял, молча глядя на людей. В полной тишине крестьяне вдруг единым движением подались друг к другу, словно почувствовав в воздухе неясный запах беды.

Леголас взошел на груду бревен для укрепления ворот, что наготове лежала посреди площади, и над толпой пронесся вздох: одежда эльфа была густо испятнана кровью, кровавые мазки виднелись на лице, и волосы местами слиплись от крови. В обеих руках лихолесец что-то сжимал. Оглядев крестьян, Леголас начал:

– Жители Ирин-Таура… Я говорю с вами сейчас не как иноземный посол и не как командир. Я пришел сюда, чтобы снова воззвать если не к разуму вашему, то к сердцу. Вот уже почти месяц я и мои соратники пытаемся остановить охватывающий княжество хаос. Вы ждете помощи от нас, вы молитесь Эру, но ни у нас, ни у Единого нет других рук, кроме ваших. Все эти недели вы лишь подчинялись мне, отказываясь мне помогать…. Я не чародей, не ожидайте от меня чудес. Скажите, люди, чьи семьи пострадали от неведомой хвори?

В тишине поднялось несколько ладоней, затем присоединились новые, и вот уже частокол рук вырос над толпой.

– Я вижу. Что ж.

Помолчав, Леголас поднял над головой окровавленный лоскут. Ткань развернулась, и в руке эльфа затрепетал вышитый обрывок сюрко.

– Кто узнает эту одежду?

Тишина натянулась звенящей нитью, и чей-то голос выдохнул:

– То Луизы платье, Паэна сестры.

Толпа завибрировала нарастающим рокотом, а Леголас вскинул вторую руку, в которой держал несколько прядей белокурых волос с вплетенным в них кожаным шнуром, украшенным деревянным наконечником.

– А знакомы ли кому-то эти волосы?

Зарождавшийся шум вновь на миг смолк, чтоб разорваться отчаянным воплем:

– Дерек, сын!!!

Кто-то бесновался в толпе, сдерживаемый чьими-то руками, а Леголас вдруг оглушительно рявкнул:

– Да!!! Это были они, Дерек и Луиза!!! Час назад я похоронил эту несчастную пару в одной могиле!!! Она любила его до последнего вздоха, она собственным телом закрывала его от моей стрелы, а он убил ее!!! И тогда мне пришлось убить его самого, и крови этих двоих мне не смыть с рук до конца моих дней!!!

Люди замерли, глядя на эльфа, лишь судорожные всхлипы неслись откуда-то из-за спин, а лихолесец чеканил слова, срываясь на рык:

– Вы смотрите на меня, как на душегуба. Вы правы. Так кто же виноват в их гибели? Как вышло, что эта самоотверженная, чистая девочка, никем не остановленная, вышла одна в лес, хотя вы знали о ее беде? Сколько еще людей должно погибнуть, пока вы не найдете в своих заячьих душонках каплю отваги… нет, не бороться самим, но хотя бы рассказать мне все, что вы знаете об этой страшной болезни, что косит ваших родных, а вы продолжаете прятать головы под лавку? Ваши близкие обращаются в чудовищ, но вы не можете их убивать, ведь это ваша родня!!! Более того, вы и нас честите убийцами за кровь ваших братьев и сыновей, которых мы вынуждены убивать, чтоб защитить ваши шеи!!! Но вы ничего, НИЧЕГО не делаете, чтоб мы смогли остановить эпидемию! Так чего же вы, Морготову вашу душу, хотите от нас?!!! Ну же, научите меня, как должен был я поступить?

В звенящей тишине Леголас обвел глазами крестьян, и передние ряды откачнулись назад под полным горькой ярости янтарным взглядом.

– Что ж… – голос эльфа упал почти до шепота, – как вам угодно. У вас есть трое суток на размышления. Либо в течение этого времени каждый припоминает, есть ли ему, что нам рассказать, либо, лишь только народится новая луна, мой отряд покидает Ирин-Таур. И вам самим предстоит решать, как уберечься от варгов, оборотней, орков, мятежников и прочей шушеры, что наводняет ваши леса, покуда вы ждете милости Валар. Эртуил!

Десятник тенью материализовался у бревен. В подобном гневе он не видел кронпринца ни разу за более чем тысячелетнее знакомство.

– Трое суток, – отсек Леголас, – или ты принимаешь от крестьян помощь, или покидаешь форт и возвращаешься в Тон-Гарт за дальнейшими распоряжениями. Выполнять.

… Двадцать минут спустя гнедой жеребец Леголаса вихрем вылетел из ворот форта и помчался по тропе. Эльф нещадно гнал коня, чувствуя, как горло до тошноты сжимает бешенство. Он ненавидел в эти минуты Ирин-Таур, его малодушных, лицемерных обитателей, его жалкого, бесхребетного правителя, его воздух и его землю. А пуще всего он ненавидел самого себя. За эту бессильную, ослепляющую злость. За безжалостные слова, которые он только что швырял в этих людей, быть может, совсем не заслуживавших его жестокости. За то, что он все равно не сможет покинуть этот край, не найдя управы на разошедшееся в нем уродливое, незнакомое ему Зло.

Конь мчался вперед, фыркая и поводя головой, когда эльф бессознательно вцеплялся в глянцевую гриву, причиняя гнедому боль. Форт исчезал вдали, и Леголас не знал, что в этот миг за прочными стенами незнакомый ему Паэн призывает на его голову проклятия, давясь сухими рыданиями в обрывок окровавленного сюрко.

За два дня принц объехал четыре форта, в каждом из которых повторял свой ультиматум. Леголас прошел за эти дни все ступени ожесточения, отчаяния, раздражения и равнодушия, пока в душе не выковалась ровная и холодная готовность пройти до конца эту, по сути, чужую войну и выйти из нее победителем.

Быть может, тогда его покинут дурные сны, плохо объяснимое, изматывающее чувство вины и недавно начавшие преследовать его головные боли.

День клонился к вечеру, небо налилось чернильными сумерками, и необходимо было до ночи достичь пятого форта, что помещался меж двух замшелых скал у края вытянутой, словно блюдо для рыбы, открытой поляны. Ночевать в лесу Леголас давно не рисковал, ибо не почитал смерть в зубах отвратительного полуволка за особую доблесть.

Сегодня, однако, на душе было не в пример светлее, чем в последние дни. Фортом у скал командовал Сарн, и Леголас с нетерпением ждал встречи с другом, которого не видел с его визита в Тон-Гарт. Сарн знал принца, словно родного брата, а потому наедине с ним Леголас мог сбросить суровую личину командира и всласть посетовать на все неурядицы и тревоги, не заботясь о сохранении безупречного монаршего образа.

Лес погрузился в темноту, поднялся ветер, неся с собой колкую снежную крупу, и эльф плотнее запахнул плащ. Но гнедой красноречивым фырканьем возвестил, что чует жилье, и охотно прибавил ход.

Полчаса спустя Леголас уже спешился за массивными воротами форта под приветственный гомон часовых.

– Здравы будьте, милорд, – дружелюбно окликнули с дозорных площадок несколько крестьянских голосов, а откуда-то из темноты уже несся Сарн.

– Брат, вот же порадовал! И аккурат к ужину! Ты в гости али с разносом? – десятник стиснул руку друга в костоломном рукопожатии и обвел широким жестом двор, – у нас тут тихо последние дни. Мы такую бахрому из гвоздей по краю частокола вбили – любо дорого, теперь не всякий визитер через забор перемахнет. Пойдем, потолкуем перед трапезой.

В тесной клетушке, откуда расстилался превосходный вид на несколько лиг окрест, Сарн поставил на стол бутылку вина и раздумчиво поглядел на принца:

– Не со скуки ты пожаловал, Леголас. Улыбаешься, а глаза темнее бездны морийской. Рассказывай, что за беда стряслась… будто тех, что есть, не хватает.

… Вино уже плескалось на самом дне бутылки, когда Леголас закончил свою безрадостную сагу и хмуро остановил взгляд на огне свечи. Сарн помолчал. Потом тяжко вздохнул, разворошив обеими руками черную гриву.

– Порочный круг, да и только. И воевать не дают – и уйти нельзя. А ну как не добьемся мы от селян толку? Что делать тогда?

Леголас оперся локтями о стол, невольно вспомнив, как этот жест раздражает отца, и тут же ему показалось, что родное Лихолесье с его привычной жизнью и понятными опасностями осталось где-то в ином, недосягаемом измерении.

– Тогда, брат, пойдут в ход крайние меры, – проговорил он с холодной решимостью, – устроим несколько облав, захватим столько недужных, сколько найдем, и будем допрашивать, угрожать, применим осанве, если будет нужда. В конце концов, у нас наберется достаточно сведений для сравнения. Хоть что-то найдется. Что-то общее, что объединит всех, и это и будет причиной болезни. Конечно, жители этой дыры будут недовольны нашим обращением с их родней, но Мелькор с ними. А пока что я все же попытаюсь добиться от людей помощи добровольно.

Сарн безнадежно хлопнул ладонями по столу:

– Леголас, это напрасная трата времени! Я каждый день вижу этих крестьян, и уверяю тебя, хоббиты, о которых ты рассказывал мне после войны, по сравнению с ними – настоящая булатная сталь. Местные герои суеверней любой эсгаротской старухи, стреляют хуже гномов, и при этом ненавидят нас за то, что мы принимаем бой тогда, когда они струсят.

Леголас устало потер лоб:

– Ты несправедлив, брат. Быть может, эти люди не умеют воевать, но любить близких они умеют и в своей преданности не знают страха. Видел бы ты, как эта девушка заслоняла от меня своего жениха…

Сарн презрительно фыркнул:

– Всего лучше о доблести этих людей говорит то, что в качестве примера отваги ты привел несчастную, влюбленную девочку.

– Сарн, – в голосе принца звякнул металл, – не нам судить их… Что чувствовал бы ты, стоя с натянутым луком перед потерявшим разум чудовищем, которое вчера было твоим отцом или братом?

Десятник нахмурился. Залпом допил вино, громко стукнув кружкой о столешницу:

– Не знаю, Леголас. Но очень надеюсь, что сумел бы собрать нервы в кулак и спустить тетиву. Увы, помочь было бы уже нечем, а рисковать другими ради одной лишь памяти…

Леголас покачал головой:

– Кто знает… Я тоже все эти дни исходил желчью от презрения к ирин-таурцам. А потом почувствовал… словно я перестаю быть эльфом. Мы не должны опускаться до ненависти к людям, как они пытаются ненавидеть нас, Сарн. Если уж мы считаем себя вправе решать их судьбы – то мы хотя бы должны быть лучше их.

Сарн сжал челюсти, и на лицо его набежала тень:

– Я не отказываюсь выполнять свой долг, Леголас. Но ты не сможешь меня заставить уважать этих людей. И тебе самому пора определиться, кто они, эти оборотни – опасные твари, требующие уничтожения, или бывшие люди, из милосердия к которым можно позволить им убивать других, здоровых, заслуживающих жизни. Тебе стоило подумать об этом еще тогда, когда девушка…

– Замолчи!!! – взревел вдруг Леголас, – и ты?!! Ты тоже меня упрекаешь? Ты, мой лучший друг!!! Так чего же стоит тогда твоя грошовая дружба???

Леголас метнулся к Сарну, рванул за отворот камзола и наотмашь ударил кулаком в лицо. Не ожидавший нападения Сарн устоял, однако, на ногах, машинально перехватил руку командира, отклоняя второй удар, и тут же локоть Леголаса с силой впечатался десятнику в челюсть, Сарн отшатнулся к узкой бойнице, теряя равновесие, и упал, что-то больно врезалось в затылок, и в глазах разом потемнело…

…Леголас стоял над неподвижно распростертым на полу другом, слыша, как в висках оглушительно колотят молоты. Он встряхнул головой, разгоняя красную пелену ярости, застилавшую глаза, потрясенно огляделся, пытаясь понять, что произошло в эти короткие секунды? И уже в следующий миг бросился на колени возле Сарна.

– Брат, ну что же ты… – шептал он бессвязно, прикладывая пальцы к шее друга, а другой рукой отирая кровь с разбитых губ, – брат, прости…

Как это случилось… Сейчас Леголас уже не помнил, что же взорвало в нем этот необузданный, беспощадный гнев.

Холодная вода и заговорные слова, что Леголас с трудом вспомнил, охваченный ужасом, все же сделали положенное им дело. Веки Сарна затрепетали, и, негромко застонав, он открыл глаза. Через секунду зрачки его сфокусировались на лице Леголаса, и лихолесец ощутил, что готов провалиться сквозь дощатый пол в это же мгновение. Но Сарн продолжал смотреть на него с молчаливой сосредоточенностью. Он помнил, что произошло…

– Леголас, – хрипло проговорил, наконец, десятник, – прости меня, дружище. Я не должен был…

– Молчи! – машинально огрызнулся принц, чувствуя, как лицо пылает, словно обожженное, – прощения он просит… Сарн, я не знаю, что и сказать. Чего я так вспылил – один Моргот знает. Больно?

Сарн привстал, опираясь на локоть, провел пальцами по затылку:

– Переживу, велика печаль.

Леголас подхватил друга под локти, помогая встать:

– Послушай, – он сокрушенно покачал головой, – нечем и оправдаться. Ну, разве, хочешь, тоже мне скулу свороти. Заслужил я, честь по чести.

Но десятник лукаво улыбнулся:

– Сейчас оно ни к чему. Позволь, сохраню должок до случая.

Посерьезнев, Сарн добавил:

– Серчать мне не за что, сам за языком следить не горазд. Только пора нам здесь, наконец, разыскать тропу. Губит тебя это гиблое место, брат. А ты никогда не умел понять, что не все судьбы на твоей совести, не всех ты можешь защитить. Ты и в отряде каждую смерть на себя вешаешь, мне ли не знать.

Запнувшись на секунду, эльф взглянул Леголасу прямо в глаза:

– Я все сделаю, как ты скажешь. И вздора моего не слушай. Всех тут расспрошу, все узнаю, что сумею. Не сомневайся, брат. Если уж хоббиты на самого Саурона управу нашли – неужто эльфы в дрязгах мелкого княжества не разберутся?

Леголас поднял опрокинутую во время драки скамью и сел, задумчиво глядя на друга:

– Мы должны. Будет нужда – я отправлю гонцов в Лихолесье, подмоги попрошу. Да и послать-то некого, в каждой паре рук нужда есть. Ладно, рано унывать. Завтра я вернусь в Тон-Гарт, сдается мне, темнит Иниваэль. Больше он знает, чем говорит, не иначе – или боится чего, или свой у него интерес…

…Они давно говорили о другом. Но каждый раз, возвращаясь мыслями к своим тревогам и планам, Леголас чувствовал не отпускающее, непреходящее подозрение, что он в западне…

Сармагат стремительно шагал по коридору. Эти извилистые ходы всегда казались ему излишне длинными, словно крысиные норы, но в такие минуты они и вовсе становились бесконечными. Толкнув дверь зала, он торопливо огляделся и неслышно перевел дыхание. У камина стоял юноша в легкой кольчуге, коиф из мелких колец покрывал задумчиво склоненную голову.

– Тугхаш! – Сармагат захлопнул дверь за спиной, а юноша обернулся, просияв улыбкой.

– Я ждал тебя раньше, – орк стремительно подошел к визитеру, сорвал с плеч Тугхаша темный плащ и пристально оглядел доспехи, – напал кто по пути?

– Все ладно, не тревожься, – мягко ответил воин, – только вести у меня недобрые, Сармагат, и разговор нелегкий.

Орк нахмурился, вглядываясь в лицо Тугхаша, словно пытаясь углядеть в его глазах нечто, что тот пытался скрыть. Затем слегка подтолкнул к креслу: