Текст книги "Коронованный наемник (СИ)"

Автор книги: Serpent

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 61 страниц)

– Что за бред, Родерик, что ты несешь?!! В своей зависти и злобе ты готов выдумать любую небылицу!! – Варден рванулся к сыну, но запнулся о раскрытую дверцу шкафа для ключей и упал, а Рико ловко ускользнул из-под его руки и метнулся к двери. Сенешаль еще с трудом поднимался на ноги, но юноша уже стоял у выхода, держа на весу большой узорный ключ.

– Не тревожьтесь, батюшка! Я не подведу вас! Я выйду сейчас из замка и прямиком отправлюсь в стан Сармагата. Я выставлю ему условия, и он непременно примет их. Я проведу его сюда и добровольно сдам ему Тон-Гарт вместе с губительными источниками. А Сармагат спасет Эрсилию и отдаст мне трон наместника Ирин-Таура.

Варден захрипел, хватаясь за эфес меча, а из глаз Рико вдруг исчез фанатический огонек, и голос его зазвучал мягко и умоляюще, подрагивая от волнения:

– Отец, не думай обо мне плохо. Прошу, не думай. Ты совсем не знаешь Сармагата. Он вовсе не чудовище, каким ты считаешь его. Он никого не тронет в столице, он пощадит город. Сармагат добр. Он благороден и честен. Мы лишь присягнем ему на верность, и княжество будет жить дальше в мире и процветании, защищенное могучим сеньором. К Морготу эти страшные источники, все беды из-за них. Пусть замуруют пещеры, и в нашем краю, наконец, наступит мир. Прости, отец. Я был плохим сыном и дрянным человечишкой. Но я все исправлю. Ты еще будешь гордиться мной, клянусь… Не старайся. Ты не остановишь меня. Просто дай мне шанс…

Ключ от хранилища звякнул об пол, и Рико исчез, только стремительный топот ног удалялся по гулкому залу. Сенешаль же, невесть зачем подхватив с полу ключ, но не тратя времени на запирание двери, ринулся за ним. Родерика нужно было немедленно остановить. Варден давно потерял всякую душевную близость с сыном, но сейчас не сомневался – Рико не шутит и вполне способен сделать то, чем грозит. Но как он намерен выйти из осажденного города? Этого сенешаль не знал, но тоже не сомневался, что у сына есть путь к бегству.

Он мчался по полутемным коридорам, перепрыгивал через ступеньки, эхо топота металось меж стен, а где-то впереди уносились все дальше быстрые легкие шаги. Варден не думал, что сделает, догнав Рико, но сейчас это было неважно. Сейчас просто нужно было его догнать.

Еще поворот, и еще, и уже совсем скоро холл, из которого вниз ведет узкая лестница. Его нужно перехватить раньше, ибо продолжать погоню по этой лестнице будет невозможно. Варден бежал, хрипло дыша, стесняемый кирасой. Плащ давно был сброшен, пот лил по лицу, а топота впереди уже отчего-то не было слышно. Он отстал… И вот, наконец, последний коридор. Сенешаль собрал убывающие силы и помчался вперед, как вдруг просвет коридора впереди у самого выхода в холл перегородила высокая фигура. Варден зарычал, вынужденно замедляя бег, и тут же узнал князя… Иниваэль стоял перед ним, волосы с левой стороны слиплись от крови, в руке был сжат меч, глаза горели неистовой злобой.

– Стой, сукин сын, – не повышая голоса, проговорил он, и сенешаль остановился, замерев перед сюзереном.

– Мой князь, – начал он. Иниваэль не мог сейчас помешать ему. Только не сейчас, когда судьба княжества висела на волоске. Но правитель не дал ему продолжить:

– Ты думал, что убил меня? Вот так запросто разбил мне голову, украл у меня ключ и понесся в хранилище? Мерзавец…

– Милорд, все не так! Я не брал у вас ключа! Вы должны пропустить меня, или все погибло!! Казните меня через час, если вам угодно, но дайте сейчас дорогу!! – Вардена била нетерпеливая дрожь, а князь оскалился:

– Не брал? А что же сейчас в твоей левой руке?

Варден непонимающе взглянул на свой левый кулак и уставился на сжатый в нем ключ. Он забыл о нем, машинально сжимая в пальцах, а сейчас этот ключ стал уликой, неумолимо доказывающей его вину… Он сдвинул брови, поднимая на князя глаза:

– Милорд, я не стану оправдываться. Сейчас не время…

– Ты прав, Варден, не время. Все и так понятно. Ты пытался убить меня – и балрог со мной, невелика потеря. Но ты пытался ослушаться меня и совершить недопустимое. Это не знает оправданий.

Глаза Вардена расширились:

– Мой князь, молю вас, выслу….

А Иниваэль коротко и умело взмахнул мечом, всаживая лезвие в горло сенешалю. Кровь брызнула прямо князю в лицо, Варден неловко вскинул вперед руки в последней попытке защититься. В глазах, все еще живых и осмысленных, догорало отчаяние и неверие. Он тяжело осел на пол, звякнули пластины кирасы и ножны скрежетнули о старинные камни.

– Мой князь… сын… остановить… – немеющими губами проговорил он. Руки заскребли по полу, замерли, и голова бессильно упала набок.

Иниваэль же уронил меч, и тот звонко грохнул на плиты. Потом князь опустился на колени и тихо коснулся еще теплой руки сенешаля. Капли крови, щекоча кожу, медленно стекали по лбу и щекам.

– Прости меня, – прошептал он.

Тугхаш крался в темноте подземелья, проклиная свою неосмотрительность. Факел едва тлел и скоро грозил окончательно погаснуть, а до хорошо знакомой части лабиринта было еще не близко. Нужно спешить, иначе позже придется тащиться черепашьим шагом, поминутно спотыкаясь и рискуя разбить голову о выступ или сталактит. Скоро ли заметят его отсутствие? Да впрочем, какая разница? Главное, выбраться на поверхность незамеченным, а там гори все огнем, его ждет неизмеримо более важное дело, по сравнению с которым меркнут все обычные опасения.

В пещерах никогда не бывает тихо. Где-то бормочут капли воды, то и дело перемежаясь клокотаньем подземных ручьев. Где-то чернильная тьма над головой шуршит и попискивает сотнями нетопырей. А подчас откуда-то доносятся и вовсе плохо объяснимые звуки, нагоняющие жуть и заставляющие ускорить шаги даже самых искушенных знатоков этого таинственного подземного мира. Мало бы нашлось в княжестве тех, кто знал подземелья Тон-Гарта лучше, чем Тугхаш. Но и он сейчас явственно ощущал, как от примитивного страха готовы зашевелиться волосы. Факел затрещал, выбрасывая облачко дыма. Последнее синевато-оранжевое кольцо огня еще охватывало обугленную осмолку, скоро погаснет и оно. Ну же, скорее…

Но вот потолок стал чуть выше, а стены раздвинулись, и на них появились почти совсем слизанные временем остатки старинной росписи. Тугхаш перевел дыхание и еще ускорил шаги. Уже совсем недалеко. Вот высокий зал, некогда наверняка величественный и прекрасный, а сейчас наводящий тоску своим осыпавшимся потолком, бесформенными валунами, лежащими у стен и все еще покрытыми остатками фресок. Словно труп человека, убитого в расцвете красоты и здоровья.

Тугхаш торопливо миновал руины былой грандиозной роскоши и углубился в последнюю вереницу тоннелей. Впереди в отсветах догорающего факела замаячила толстая решетка. Юноша подбежал к ней, наклонился к замку… и невольно шагнул назад. Замок был отомкнут и валялся на полу, легкомысленно откинув заржавленную дужку. Что за Моргот? Но Тугхаш не стал рассуждать об очевидном. Тихо выбранившись, он рванул герсу, плавно и податливо скользнувшую вверх, нырнул под нее и бросился вперед. Быть может, еще не поздно, и тот, кто прошел здесь до него, еще не успел далеко уйти.

Холодный воздух стал влажным и зябким. Тугхаш пронесся по узкому коридору, проскользнул под низкой аркой и стремглав вылетел в обширный грот. Факел снова затрещал и погас, напоследок выхватив из темноты зеркальную поверхность воды. Но теперь это было неважно. Тугхаш знал каждую пядь Бервировых пещер и вслепую заскользил вперед, то и дело касаясь рукой привычных ориентиров на стенах и отсчитывая гроты. Второй, третий, четвертый… Пятый грот встретил гостя все тем же влажным холодом, и тут же Тугхаш заметил, как у самого входа в шестой блеснул огонек. Отлично… Он все же догнал своего неожиданного соперника…

Зная, что в темноте едва ли можно хорошо прицелиться, юноша без колебаний устремился за огоньком. Осторожность понадобится лишь при сближении. Однако шедший впереди тоже прекрасно слышал шаги преследователя и не собирался спасаться бегством, явно решив разобраться с неожиданной помехой на месте. Он остановился и, обернувшись, терпеливо ждал, когда Тугхаш приблизится к нему. Его факел тоже тускло тлел в темноте – похоже, и этот был попросту выдернут из первого же подфакельника. Тугхаш подошел почти вплотную и остановился в нескольких шагах, видя, как слабый трепет умирающего огня играет на плетении доспеха. Несколько секунд соперники недвижимо стояли друг против друга, словно оценивая один другого и пытаясь понять, что за общая цель столкнула их сейчас в столь необычном месте.

– Княжна? – это слово шепотом вспорхнуло вверх с облачком пара, – что вы делаете здесь? Я полагал, вы должны сейчас быть с вашими подопечными.

– У меня тот же вопрос, Родерик, – прошелестело в ответ, – и если мне сейчас все же положено находиться в пещерах – пусть и в другой их части – то какого балрога здесь забыли вы?

– Это едва ли должно вас заботить, – Рико сжал кулак, словно сдерживая нетерпение, – просто дайте мне пройти – и мы нимало не стесним друг друга.

– Ошибаетесь, – мягко протянула Камрин, – все, что происходит в этом замке – весьма меня заботит.

– Даже учитывая, что вы носите чужое имя? – начиная злиться, рявкнул Рико, и тут же прикусил язык, но самозванка лишь невозмутимо кивнула:

– Да, в особенности поэтому.

Несколько мгновений Родерик молчал, тяжело дыша, а потом горячо заговорил:

– Уйди с дороги, Кэмми. Видит Эру, я никогда не желал тебе зла.

– Отчего ты так волнуешься? – в голосе девушки звякнула насмешливая улыбка, – тебе ни к чему спрашивать моего разрешения, просто отвернись и иди. Что за дело тебе до меня?

– Не ерничай, – оборвал ее Рико, – я прекрасно знаю, как ловко ты можешь всадить в спину метательный нож.

– Вот оно что, – Камрин сдвинула брови, – оказывается, мне есть, за что всадить тебе в спину нож. Теперь я тем более не дам тебе дороги.

Секунду Родерик молчал, а потом коротко отрезал:

– Тебе придется, – и выхватил меч.

Самозваная княжна усмехнулась:

– Не к лицу потомку Бервира угрожать оружием даме.

Рико не принял иронии:

– Ты стоишь того, Кэмми.

– Я польщена, – с интонацией брата отозвалась Камрин и тоже рванула рукоять бастарда, – не зажжешь ли огни? Твой факел скоро погаснет.

Но сын сенешаля хладнокровно воткнул факел в щель меж камней:

– Свет будет слишком ярок, а мне ни к чему лишние зрители. Придется уладить наш спор до того, как факел догорит.

– Разумно, – кивнула княжна и без лишних колебаний рванулась на противника. Оглушительно звякнули, встречаясь, клинки, и эхо осколками разлетелось под каменным сводом.

Они стоили друг друга, оба хорошо обученные, оба недостаточно опытные, оба стесненные доспехами. Каждый знал, что не имеет права на поражение, каждый рвался вперед любой ценой. Клинки мелькали в воздухе, рассыпая по стенам багровый калейдоскоп отблесков огня, учащенное дыхание и вскрики мешались со звоном стали, и пещера гудела и стонала, словно какое-то неведомое существо пробудилось в ней от многовекового сна.

– Кэмми… – Рико отбил удар княжны, сделал выпад, но неудачно, – нам обоим есть, что терять… Мы зря тратим бесценное время… Зачем мы вообще сцепились? Что нам делить?

Камрин оскалилась и сделала три выпада подряд, один достиг цели и болезненно ткнулся в кольчугу:

– Застань я тебя… у источников, я бы нашла этому безобидное… объяснение… Но тебе нечего делать в шестом гроте… А значит… ты знаешь, зачем в него стоит ходить… Ты вообще многовато… знаешь, друг… мой…

– Я давно знаю… о твоей лазейке… – Рико усилил напор, и Камрин отступила на несколько шагов, уходя в оборону, – я знал, что ты… верно служишь Сармагату… и сейчас убедился…

С этими словами он широко взмахнул мечом, и Камрин пригнулась, но недостаточно резко. Скользящий удар плашмя обрушился на голову девушки, княжна упала, зазвенел, отлетая в сторону, бастард. Рико осел рядом, коленом прижимая поверженную противницу к полу. Он надсадно дышал, лицо блестело потом – бой дался ему нелегко.

– За что ты так взъярилась на меня? – спросил он с упреком, – мы служим одному господину. Мы союзники, Кэмми. Что греха таить, я всегда терпеть не мог твоего брата, но я ни разу не подвел его, хотя и мог. Он всего лишь орудие господина. Но с тобой… ты же не станешь теперь отрицать, что нас многое связывает. А потому давай договоримся.

Камрин рванулась вверх, но колено больно вдавилось в грудь, и самозванка снова рухнула на пол. Вздохнула, сжимая зубы:

– Не думала, что именно тебя мне нужно опасаться… Что ж, видимо, я еще паршивее разбираюсь в людях, чем думала прежде. Какой договор ты имеешь в виду?

Рико убрал колено:

– Кэмми, Сармагат все равно не оставит тебя фавором. Уступи мне сейчас дорогу. Мне все это намного важнее. Я так много усилий вложил в этот день…

Камрин подобралась, настораживаясь:

– А с чего ты решил, что это важнее тебе? – бросила она. Рико, бледнея, склонился к ней:

– Камрин, ты сыграла важнейшую роль в замыслах господина. А кем был все это время я? Мелким шпионом, к которому Сармагат благоволит то ли из жалости, то ли в насмешку? Я устал быть ничтожеством, Кэмми. И потому сегодня я, только я введу Сармагата в Тон-Гарт. Я, и никто другой, распахну ему дверь. И ты уступишь мне дорогу, или я не остановлюсь ни перед чем. Видит Эру, я не хотел бы навредить тебе. И клянусь, если ты сейчас уйдешь в сторону, я помогу Йолафу в чем угодно, забыв о неприязни. Я умею быть благодарным, поверь.

– Ни перед чем… – Камрин прошептала это едва слышно, но потом встряхнула гудящей после удара головой, – что ж, будь по-твоему.

Она не слышала, как Рико затаил дыхание:

– Я не сомневался, что ты меня поймешь.

Камрин усмехнулась, но усмешка выглядела жалко:

– Ты сам сказал – нас кое-что связывает. Только все напрасно, Рико. Я догадываюсь, какой награды ты ждешь. Ты не получишь ее.

Несколько секунд Рико пристально глядел Камрин в глаза, в которых ему отчего-то виделось разочарование и мучительная боль.

– Я не верю тебе, – произнес он сухо и убежденно. Но самозванка не отвела глаз:

– Новый князь уже избран, Рико. Это принц Леголас. Не будь ты таким простаком, то сам бы понял, что господин предпочтет посадить на престол своего соплеменника, пусть и не чистокровного, но не… мелкого шпиона. Твоя измена бессмысленна.

Родерик помолчал, и глаза его были пусты, словно юноша едва очнулся от обморока.

– Ты лжешь, Кэмми, – мягко проговорил он недрогнувшим голосом, – ты просто хочешь меня остановить. Вы все этого хотите. Но ты не обманешь меня.

Потом он бесстрастно поднялся и помог ей встать, не отрывая от нее взгляда. Княжна подняла упавший меч и вложила в ножны.

– Доброго пути, Родерик, – слегка напряженно сказала она, отступая назад к пятому гроту.

Факел зашипел, тени запрыгали по стенам в последних вздохах огня, и грот погрузился в темноту…

… Тугхаш не двигался, и в ответ тоже не доносилось ничего, кроме отзвуков взволнованного дыхания. Он сделал шаг, затем второй, слыша, как под ногами хрустят камешки. Быть может, не спешить? Подождать, пока угомонятся инстинкты, все еще предостерегающе шепчущие об опасности, и он, наконец, останется в гроте один? Тихо… Слишком тихо для тьмы подземелья. Слишком громко колотится сердце, слишком шумно вырывается из груди пар дыхания. Но так нельзя стоять до бесконечности. Нужно рискнуть, или все было напрасно. Он двинулся вперед, сжимая рукоять меча, вслушиваясь в темноту, все еще пахнущую дымом угасшего факела.

… Шаги налетели из пустоты. Внезапно, стремительно, словно из ниоткуда. Сильная рука охватила горло, холодное кинжальное острие ткнулось прямо под подбородок, и хрипловатый голос пощекотал ухо:

– Прости. Я не могу тебя отпустить. Я знаю, это низко, но твоя жизнь не стоит подобного риска. Ставки слишком высоки.

Тугхаш застыл, ощущая, как горячие капли просачиваются за воротник. «Не трусь, у тебя может не быть времени на раздумья…»

Этот голос сам родился в голове, вынырнув с илистого дна памяти, и сковавший Тугхаша страх исчез сам собой, сменившись холодной уверенностью. Дыхание возле уха участилось – невидимая рука собиралась с духом перед последним ударом. Тугхаш сжал зубы, молниеносно перехватил руку у своей шеи и рванул вниз, выкручивая до странности тонкое запястье, резко развернулся, выхватил из-за пояса собственный кинжал и вслепую полоснул лезвием перед собой. Закаленная сталь чиркнула по металлу, сорвалась в мягкую плоть, и в ответ раздался болезненный вскрик, но верткое запястье вырвалось из хватки. Минуту или две в кромешной темноте слышался хруст кварца под беспорядочно переступающими сапогами, свист лезвий и тычки. Затем раздался сухой скрежет – под чьей-то ногой оскользнулись камешки, а сразу вслед – шум падающего тела. Стремительный прыжок, звон столкнувшихся кольчуг. Несколько секунд неистовой борьбы разогнали волны задыхающегося эха и оборвались протяжным булькающим хрипом.

Эхо утихло, уползло в темноту, спугнутое явственным металлическим запахом крови, и теперь уже одно дыхание слышалось в гроте. Опять заворошились камешки – кто-то с усилием поднялся на ноги. Тяжелые прихрамывающие шаги прохрустели куда-то вправо и растворились во мраке.

====== Глава 33. Пылающий снег ======

(днем ранее)

Вериам остервенело рванул колчанный ремень, до удушья перетягивая все еще ноющую после ранений грудь, и обернулся назад, где шестнадцать соплеменников в почти полной тишине собирали скудные пожитки и прилаживали оружие:

– Пора выступать, парни. Путь неблизкий.

Они провели в этом гроте долгие дни изматывающего холода, боли и тягостного молчания. Последний оставшийся с ними целитель два дня не приходил в себя, а после был слишком слаб, чтоб помочь остальным. Раны эльфов по-прежнему перевязывал хмурый и немногословный Леннарт, и эта рачительная забота седого полкового лекаря с неухоженной бородой отчего-то была унизительна до зубовного скрежета. Никогда еще эти семнадцать эльфов, за века уже почти ставшие друг другу родными, связанные столькими общими боями, победами, утратами, не были связаны общим чувством невыносимой, постыдной слабости. И это опустошающее ощущение заставляло их избегать разговоров и взглядов, искать уединения и изнемогать от необъяснимой ненависти непонятно к кому, неведомым чародейством обратившему их из не знавших страха воинов в жалких недобитков на иждивении у государственного изменника.

Алорн поднял с холодного утоптанного пола измятый плащ и хмуро поглядел на Вериама.

– Если нам куда и пора, так в Тон-Гарт. Леннарт сказывает, там грядет сущий Дагорлад, орки полчищами идут. Наше место там, брат.

– Нет, – мрачно отрезал Вериам, – чем мы поможем там, в тылу врага, семнадцать подранков? Это верная, скорая и бессмысленная смерть. Мало нам одного Рималла? Будь благоразумен.

– Но Вериам…

– Хватит, дружище, – сзади подошел Амауро. Он недавно встал на ноги, одна рука все еще была перевязана, а исхудавшее лицо бледно до желтизны, – Вериам прав. От нас нет проку у стен осажденного города, добро б хоть внутрь могли попасть. Не упорствуй зря. Я понимаю… Мне тоже сейчас куда сподручней поднять лук, хоть рука едва гнется. Глаза-то поднять стыдно.

– Да ни балрога ты не понимаешь! – Алорн повысил голос, а тонкое лицо пошло неровными пятнами румянца, – какие все понятливые, Элберет Лучезарная! К благоразумию взываете, Рималла поминаете… А ведь он тоже был благоразумен. Он был благоразумней всех нас, и мы все последовали за ним и его неопровержимым здравым смыслом! И где теперь наш несчастный друг? Пошел на корм костлявым рыбам этой мутной реки! И мы пили за его память, трусливо не глядя друг другу в глаза! Потому что с самого начала все, как один, чувствовали себя изменниками, идя за ним, и все равно предпочли своему долгу какое-то воображаемое «благоразумие»! И что же, Рималл мертв, а мы…

– А мы идем держать ответ за свой выбор! – рявкнул Вериам, – легче всего пойти и незатейливо сложить головы, с мертвых спрос невелик, кровь и пятна похуже дочиста отмывает! Но мы сделали то, что сделали, и обратного пути нет! Нам не удастся просто вернуться и встать под знамена, как прежде!

– Не ври нам, Алорн, – вдруг негромко проговорил сидящий у стены Гэлторн, и Вериам осекся, – и тем более не ври себе. Тебя просто гложет страх. Ты боишься позора. Но сейчас поздно сожалеть о вчерашнем дне и обсасывать на все лады слово «дезертир», – эльф тяжело поднялся и пристегнул ножны, – нам не избежать бесчестия, брат, и глупо пытаться сбежать от него или спрятать за бесполезной смертью. Только приняв его, мы сумеем его смыть.

– Сто раз уж говорено, – отрезал Эвеглир, уже стоявший у входа в грот, и его голос предательски дрогнул, – не след с начала начинать. Идемте, если до темноты воду в ступе протолчем – чего доброго, заплутаем.

Алорн что-то пробормотал, еще больше мрачнея лицом, но без дальнейших пререканий застегнул фибулу, набросил на плечо лук и вслед за соплеменниками вышел наружу.

Уже рассвело, и в сером мареве сырого утра видимость была хуже, чем ночью. Над лесом стоял туман. Он неряшливыми клочьями путался в ветвях деревьев, стелился в оврагах, словно отягощенное многодневными тучами небо не выдержало своего душного серого бремени и обронило наземь грязные комковатые вороха.

По едва заметной тропе, вьющейся в путанице иззябшего подлеска, стремительно мчался поджарый светло-серый варг, несущий всадника в глухом плаще. Тот прильнул к скакуну всем телом, крепко вцепившись в косматую шерсть загривка затянутыми в перчатки руками и плотно прижимая к бокам хищника ноги в высоких сапогах. Варг был в пути не меньше нескольких часов и порядком устал. Клочья пены падали с клыков, но зверь не сбавлял скорости, то вихрем перелетая через бурелом, то ныряя в темную чащу молодого сосняка. Всадник, несомненно, не раз уже проезжал этим путем, поскольку безошибочно пригибался под низкими ветвями и ловко уворачивался от хлестких ударов разросшегося кустарника.

Было совсем светло, когда варг влетел в лабиринт нагроможденных скал и остановился перед причудливой каменной лестницей, слишком неровной и крутой, чтоб быть творением чьих-то, даже самых беспечных рук. Всадник с трудом спешился, прихрамывая на затекших ногах и с усилием разгибая усталую спину, и устремился вверх, туда, где ухабистые ступени делали крутой поворот и уходили в темный провал косой каменной арки. Варг фыркнул и тенью исчез среди скал…

… Сармагат отложил вилку и довольно потер когтистые ладони:

– Ты и в походе свое дело знаешь, Лурбаг, – с ленивой благосклонностью произнес он, и тощий орк с длинными сильными руками, стоящий у импровизированного стола в шатре вождя польщенно осклабился:

– Благодарю, господин. А только скромничать не стану, я в стряпне толк понимаю. Эвон даже люди-привередники должное отдают.

Сармагат наполнил свой кубок, затем второй и усмехнулся:

– Выпьем, Лурбаг, за то, чтоб все в мире находилось на своих местах: и повара, и полководцы, и сапожники, и короли. А где это ты людей потчевал? Таргис не в счет, его привередником не назовешь.

Повар поклонился до самой земли, принимая кубок, осушил до дна и бесхитростно пояснил:

– Так пленный-то, Йолаф. Самый, что ни на есть, всамделишный человек. И уж верно, едал в прежние времена недурно, все ж в столице не в последних был чинах. А я, как ему в корзину харчи складывал – ни разу полная не вернулась. Стало быть, умею я и хлеб справно печь, и мясо жарить, как людям привычно. Я ж того, нарочно расстарался, негоже, чтоб всякий недобиток вашего личного повара неумехой честил.

Сармагат расхохотался. Лурбаг всегда отличался своеобразным глуповатым добродушием. Но эта наивная похвальба соплеменника, гордившегося тем, что умеет вкусно накормить полумертвого пленного человека, показалась вождю донельзя забавной. И тут последняя мысль занозой вошла в мозг, разом обрывая смех. Полумертвого пленного…

– Лурбаг, – задумчиво протянул он, сдвигая косматые брови, – а щедро ли ты нашего пленного кормил?

– Так уж не скупился, – повар сразу заметил, как благодушие вождя дало трещину, и слегка побледнел, ожидая неминуемой грозы, – и сыру, и хлеба, и еще всякого… Таргис-то сказал, нельзя, чтоб пленный помер, а отделали-то его на славу, едва вовсе не прибили. Силы, дескать, нужно это… как… восстанавливать.

Сармагат пытливо поглядел на повара, подмечая полные напряженного ожидания глаза и нервно подрагивающие ноздри.

– Таргиса ко мне, – коротко отсек он, и Лурбаг бросился прочь из шатра, не веря своему счастью, что бранить, похоже, будут не его.

Через несколько минут варгер уже стоял перед вождем, а Сармагат все так же задумчиво изучал его лицо:

– Скажи-ка, друг мой, – с мягкой вкрадчивостью начал он, наблюдая, как Таргис тоже заметно бледнеет, – на совесть ли ты о Йолафе пекся, покуда в штабе был?

Варгер сглотнул:

– Все, как вы велели, господин, покойным отцом клянусь. И кормил досыта, и снадобья для ран принес – все честь по чести.

– И все же Йолафу стало хуже, – отстраненно промолвил орк, словно рассуждая сам с собой, – уезжая, я застал его едва ли не при смерти.

– Сырость, господин, и побои изрядные. Да еще ранен был недавно, здоровье подорвано. Вы велели из подземелий наверх перевести, я лично все проверил, сухую камеру выбрал, солому велел постелить…

Таргис частил, захлебываясь словами, в глазах застыл ужас, и Сармагат понял, что сейчас вассал едва ли в состоянии складно врать.

– Друг мой, ты болел горячкой? – буднично спросил он, и молодой человек умолк.

– Нет, господин, не доводилось, – осторожно произнес варгер, а Сармагат поднялся из-за стола и шагнул к нему:

– Так вот, Таргис, – негромко и с нажимом произнес он, – больные горячкой люди… почти… не… едят. Они пьют много воды, но не притрагиваются к пище. Так как же Йолаф мог воздать должное кулинарному мастерству Лурбага?

Таргис облизнул губы, в глазах мелькнуло отчаяние:

– Виноват, господин. Я воспользовался тем, что вы не проверяли, как я кормлю пленника. Он и правда, едва притрагивался к еде. Большую часть я попросту… съедал сам. Я скучаю порой по обычной людской пище.

Сармагат секунду помолчал, а потом оскалился:

– Врешь, друг мой. Все эти дни ты был допущен за мой стол, поскольку, как варгер, должен был присутствовать при обсуждении наступления на столицу. Ты ни разу не отказался от обеда.

Таргис снова набрал воздуха, но Сармагат вскинул ладонь:

– Не трудись. Ты не успеешь придумать что-нибудь правдоподобное. Все и так ясно, Таргис. Тебя… хм… нас ловко и изящно обвели вокруг пальца. Я не стану сейчас расписывать, каким идиотом ты оказался, не заметив, что Йолаф водит тебя за нос. Сейчас важно другое. Я и вся моя свита здесь. А в моем штабе, охраняемом жалкой горсткой бойцов, находится хитрый, отважный и смертельно ненавидящий меня человек, которого считают умирающим, а потому и не подумают старательно караулить. И это не просто так, уверяю тебя. Йолафу едва ли просто вздумалось отдохнуть от командования своими головорезами и поесть за мой счет. Он что-то затеял. И это что-то невероятно важное, если он пошел на такой отчаянный риск.

Таргис неслышно перевел дыхание:

– Что прикажете, господин?

– Что прикажу? – Сармагат оскалил клыки, – Молота!! Немедля!! И ты едешь со мной!!

Неистовый рык орка сорвал Таргиса с места, и уже через десять минут пылающий бешенством Сармагат взлетел на своего огромного варга и, сопровождаемый вассалом, вихрем вылетел из лагеря.

…Он не помнил, когда еще так безжалостно погонял скакуна. Лес несся мимо рваными лоскутными занавесами, снег сплошной лентой змеился под мощными лапами Молота, сзади нагоняло тяжелое дыхание Таргисова варга. Солнце не успело войти в зенит, когда Сармагат спрыгнул со спины хрипящего зверя, и тот, тяжко поводя боками, осел на снег. А орк уже мчался вверх по ступеням. Он ворвался в штаб, едва заметив часового, уронившего флягу и вытянувшегося в струну. Он рвался к камере Йолафа, готовый увидеть ее пустой, готовый увидеть все, что угодно… но он не увидел ничего необычного. Рыцарь сидел на соломе, опершись о стену спиной. Изорванный камзол едва прикрывал камизу, покрытую бурыми разводами запекшейся крови. Осунувшееся лицо несло несомненные следы болезни, но серые глаза были на удивление спокойны.

– Сармагат? – в голосе мятежника прозвучало легкое удивление, – вы уже вернулись? Судя по вашему перекошенному лицу, осада была не сахар.

Орк подошел вплотную к решетке, рванул на себя замок, и тот с надсадным лязгом грохнул о прутья, запертый, как в тот день, когда вождь последний раз видел пленного. До боли сжав пальцы на холодном металле, Сармагат попытался выровнять дыхание. Что же происходит? Отчего все так спокойно, правильно, безмятежно? В чем подвох? Не мог же он ошибиться…

Медленно подняв взгляд, он усмехнулся, вглядываясь в пленника:

– Я зело тревожился о вас, друг мой. Сон, видите ли, дурной пригрезился.

– Я тронут, Сармагат, – Йолаф прижал руку к груди, принимая ироничный тон орка, – право, не стоило так беспокоиться. Я великолепно отдохнул в ваше отсутствие и порядком поправил здоровье.

И этот миг вождь отчетливо увидел, как на дне усталых глаз едва уловимо блеснуло торжество. Нет, конечно, он не ошибся… Догадка в одночасье осенила орка. Он рванулся по коридору назад, не чуя ног, мчался полутемным лабиринтом к своим покоям, грубо отшвыривая с пути встречавшихся часовых. Лязг засовов еще не замер под каменными потолками, когда Сармагат ворвался в свою опочивальню. Он шарил под кирасой доспехов, мучительно шипя и обжигаясь. Эльфийская сталь ядовитыми тисками язвила руки, чеканка оставляла на коже запястья вспухший багровый узор ожогов, но Сармагат не мог ждать ничьей помощи. На оправленном в серебро поясе все так же висел кожаный кисет. Но теперь он был пуст. Насмешливо, издевательски и неумолимо. Какая глупость… Какой нелепый просчет, недосмотр, недомыслие, что впору недотепе-караульному, но не ему, не Сармагату, столько лет не знавшему ни промахов, ни неудач. Яростно взвыв, Сармагат сокрушительным ударом кулака снес с доспехов шлем, отзвуки его голоса потонули в гулком серебряном звоне. И отчего-то звон этот отрезвил орка. Неистовствовать было рано. Йолаф… Он-то все еще здесь. И он-то точно знает, что здесь произошло.

Возвращаясь к темнице, Сармагат уже не бежал. Он шагал назад, твердо уверенный, что сейчас мерзавец заговорит. Заговорит взахлеб, истово и красноречиво, расскажет все, всех выдаст, а уж вождь проследит за тем, чтоб мальчишка не подох раньше конца рассказа.

Не говоря ни слова, он деловито открыл камеру и за камзол вздернул рыцаря с пола. Тот молча повиновался, и Сармагат готов был поклясться, что Йолаф совершенно не боится грядущей расплаты. Орк так же безмолвно выволок ренегата из тесного закутка и рванул за собой, словно собаку на веревке. Рыцарь не сопротивлялся, он спокойно шел за орком, оступаясь на нетвердых ногах. Дойдя до небольшого округлого зала, где обычно менялись караульные отряды, Сармагат без всяких церемоний швырнул ренегата на пол и встал над ним.