Текст книги "Поцелуй меня (СИ)"

Автор книги: Prongs

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 75 страниц)

К горлу подкатила тошнота. Лили пожалела, что съела половину булочки. Перевернула страницу. Вверху чернел пафосный и совсем ненужный здесь заголовок: «ПАВШИЕ ГЕРОИ». Это были мракоборцы и другие волшебники, защищавшие мирное население и Министерство и не вернувшиеся из боя. Сверху донизу тянулся список имён. Рядом с каждым именем виднелся маленький квадратик фотографии. Молодые, старые, красивые, с добрыми глазами, с суровыми морщинами у глаз, благородные, смелые, самоотверженные... У Лили дрогнула рука. Что-то внутри сжалось, и стало холодно. Она знала, что может увидеть это имя среди прочих имён и среди прочих фотографий увидеть эту, с которой смотрела женщина сорока с лишним лет со спокойной уверенностью в серых глазах. «Донолдина Элдреда Салисберри. 18 июня 1933 — 10 сентября 1977. Награждена Орденом Мерлина I степени посмертно». -Элизабет, как думаешь, рай есть? - тихо спросила Лили, не поднимая глаз. -Что? - Макензи удивленно повернулась к Эванс. -Рай... он есть, как думаешь? -Не знаю, - растерянно отозвалась Элизабет. - А почему ты спрашиваешь? Лили молча показала подруге газету. -Вот если рай есть, то она, наверное, там со своей семьёй? - спросила Лили, словно надеясь, что, если Элизабет кивнёт в ответ, то это окажется правдой. Макензи посмотрела на Лили таким взглядом, точно всё-всё понимала, и у её губ обозначилась складка, придавшая её лицу грустное выражение. -Я не знаю насчёт рая, - честно сказала Элизабет. - Правда, не знаю. Но одна старушка, что живёт с нами по соседству, говорит, что он есть. И ещё она говорит, что у каждого рай свой. Я не очень хорошо понимаю, что это значит. Но, может быть, имеется в виду, что рай — это такое место, где каждый человек счастлив. А все ведь не могут быть счастливы в одном и том же месте. Но я думаю, что профессор Салисберри могла быть счастлива только со своей семьёй, так что если рай и вправду существует, то, наверное, там есть её семья, и теперь они наконец все вместе. На этом Элизабет оборвала своё неуклюжее объяснение, но Лили почему-то совершенно уверилась в том, что рай действительно есть, и там, в раю, несчастная на земле Донолдина Салисберри встретила своих родных: мать, отца, мужа, сына и свою сестру Джеральдину, у которой на лице больше не было шрама. В конце завтрака Дамблдор объявил, что из Министерства прибывают мракоборцы, которые будут теперь дежурить в школе и охранять её на случай атаки Пожирателей смерти, посещения же Хогсмида студентами Хогвартса на время были запрещены. После короткого объявления шумная толпа учеников потекла из Большого зала. Над общим гомоном и шумом явственно прозвучал голос какого-то ученика: -И зачем надо было запрещать ходить в эту проклятую деревню? Туда теперь и так никто не пойдёт! Шёл последний урок. Зельеварение. Гораций Слизнорт с энтузиазмом рассказывал о новом зелье, которое они должны были проходить сегодня, и так увлёкся, что, бодро расхаживая по кабинету, не заметил, что многие студенты совсем его не слушают. Не слушала профессора и его любимая ученица Лили Эванс. Она не могла сосредоточиться ни на чём, была рассеяна и грустна. Но больше всего она была взволнована. Лили то и дело подавляла вздохи, окидывала беспомощным взглядом кабинет и оглядывалась на дверь, точно кого-то ждала. Пару раз её взгляд ловил Джеймс и удивлённо поднимал брови, словно спрашивал, что происходит. Лили делала вид, что не замечает этого. Ещё пять минут прошло в томительном ожидании, после чего Лили подняла руку и отпросилась с урока, сказав, что очень плохо себя чувствует. Ощущая на своей спине подозрительный взгляд Джеймса, Эванс спокойно вышла из кабинета и, только оказавшись в коридоре и закрыв за собой дверь, помчалась в спальню. Сердце стучало, как бешеное, но не от бега, а от волнения. Лили чувствовала, что боится. Боится, что родители Элизабет, приехавшие в школу поговорить с дочерью, заберут её. Это было вполне возможным, ведь не просто так Элизабет не пришла на последний урок, а ведь её забрали ещё с предпоследнего. И если лучшая подруга действительно уедет, Лили хочет хотя бы попрощаться с ней, хотя не представляет жизни в Хогвартсе без Элизабет. Лили влетела в спальню, тяжело дыша. Окинула взглядом комнату. Элизабет лежала на животе на своей кровати, вытянув руки вдоль туловища и отвернувшись от двери. Точно кукла, которой свернули шею, а потом бросили на землю. Эванс застыла в дверях. Рука, в которой она сжимала ремень сумки, медленно опустилась. Лили чувствовала, как тоскливо стучит сердце в груди. Вот сейчас Элизабет скажет, что уезжает. -Они тебя заберут, да? Элизабет пошевелилась, потом перевернулась на спину и несколько секунд смотрела на Лили каким-то усталым грустным взглядом. Потом на её лице появилась тень такой же, как и её глаза, улыбки, и она медленно покачала головой. -Мы решили, что мне лучше остаться, - тихо сказала Макензи. -Но ты как будто не рада, - заметила Лили, бросив сумку у двери, и прошла в комнату. Элизабет села на кровати и улыбнулась наконец своей обычной приятной улыбкой, отчего у Лили сразу стало спокойнее и легче на душе. -Просто разговор был... непростой, - сказала Макензи. - Моим родителям трудно что-то доказать, особенно если они считают по-другому. -Но у тебя получилось, и ты остаёшься, - сказала Лили, опустилась на кровать рядом с подругой и крепко её обняла. - Я так рада, что ты не уехала, - прошептала Эванс. - Мне было бы очень плохо без тебя. -А мне без тебя, - также тихо ответила Элизабет, положив подбородок на плечо Лили. Эванс подумала, что они так редко говорят, как сильно любят друг друга и как дорожат своей дружбой, и была счастлива, что сказала теперь такие важные слова. -Я здесь, и поэтому нечего раскисать, - Элизабет отстранилась. - Выше нос, Лил, - Макензи вздёрнула подбородок. - Нас ждут великие дела... - с этими словами Элизабет поднялась с кровати, подошла к шкафу и открыла его. - Я предлагаю немного прогуляться... Очень хорошая погода... Лили чуть склонила голову, разглядывая Элизабет, энергично рывшуюся в шкафу в поисках куртки и шарфа с таким видом, как будто это не она пару минут назад лежала на кровати в полной апатии после разговора с родителями, который совершенно её вымотал. -Как ты это делаешь? - вдруг спросила Лили. -О чём ты? - удивилась Элизабет. -Я о тебе, - сказала Лили. - О том, как ты ведёшь себя, как говоришь, как думаешь... За окном война, люди начинают бояться собственной тени, твои родители пытаются забрать тебя из школы... Да и ты сама столько пережила... Ты была в Хогсмиде в тот день, ты сражалсь с Пожирателями смерти, в тебя ударили Круциатусом, ты чуть не погибла!.. И ты всё равно ведёшь себя так, как будто веришь, что всё хорошо... что всё будет хорошо. Элизабет повернулась к Лили, серьёзно на неё посмотрела, чуть наморщив лоб. -А ты не веришь, что всё будет хорошо? - спросила Макензи. Лили помолчала, хмурясь, потом опустила глаза. -Я не знаю, во что верю, - наконец пробормотала она. Наступило молчание. Элизабет едва заметно кивнула, словно соглашалась с какими-то своими мыслями. Лили разглядывала свои коленки. -Знаешь, я много думала обо всём этом, - сказала Элизабет. - О войне, о Волан-де-Морте... Нам всем от этого никуда не деться. Я обязательно должна стать мракоборцем... потому что мне не всё равно, что будет с этим миром. Я не хочу просто стоять в стороне и смотреть, как эти ублюдки уничтожают всё то, что мы так любим. Я хочу сражаться за этот мир... за наш мир, - Элизабет ненадолго замолчала, прошлась по комнате, глядя себе по ноги. - Ты спрашиваешь, как я продолжаю верить в то, что всё ещё можно изменить... - Макензи как-то странно усмехнулась, посмотрела на Лили, которая подняла на неё глаза и внимательно за ней следила. - Война становится частью нашей жизни, но она не должна заменить нам саму жизнь... Я знаю, что профессия мракоборца сопряжена с опасностью, особенно теперь, когда... - Элизабет нахмурилась. - Я не хочу умирать, я хочу жить... и долго жить, быть счастливой... Я боюсь смерти, как любой человек. Но есть кое-что, чего я боюсь гораздо сильнее, - Элизабет остановилась и посмотрела Эванс в глаза. - Я боюсь в этой войне потерять себя, Лили, - голос Макензи изменился, словно лишился своей звучности. - Боюсь, что однажды перестану быть собой, что позволю Волан-де-Морту отнять меня саму у меня же... Это сложно объяснить... Есть столько важных вещей в этом мире, которые так нужны нам всем... Уютные вечера с семьёй, друзья, любовь, Рождество, яркое солнце, Дни рождения, шум прибоя, запах дождя, рассвет, весёлые вечеринки в гостиной Гриффиндора, первый снег, закат на море, квиддич, самые сокровенные мечты, сливочное пиво, звонкий смех, радость, счастье... Всё это так безумно важно для каждого из нас, и поэтому я боюсь однажды забыть об этом, перестать понимать, что это и есть самая настоящая жизнь — всё это, а вовсе не война. И знаешь, что самое главное? - Элизабет вдруг улыбнулась, и её улыбка была, как выглянувшее из-за тучи солнце. - Только это и может помочь сражаться за мирное будущее... и даже среди войны я хочу сохранить любовь к этому миру... мы же можем сделать его лучше... я знаю. -Ты говоришь, как Джеймс, - тихо сказала Лили, не сводя глаз с Элизабет. - То есть, не всё, конечно... Но он считает, нельзя забывать о том, что в мире есть куда более важные вещи, нежели война. Элизабет прикрыла глаза,улыбнулась, потом подошла к Лили и опустилась на пол у её ног. -С нами случилось много плохого, - сказала Макензи. - Ты ещё просто не отошла от происшедшего. Но у тебя ведь солнце внутри, вот здесь, - Элизабет приложила ладонь к сердцу Лили и улыбнулась. - Ты самый светлый человек, которого я когда-либо встречала, - сказала она, глядя в глаза подруге. - И у тебя всё непременно будет хорошо, ты только поверь в это. Лили сжала пальцы Элизабет, в глазах предательски защипало. -Только не реветь! - предупредила Макензи. - Ты же знаешь, я этого не люблю... хотя я и сама становлюсь сентиментальной... К черту всё это! - воскликнула Элизабет, и Лили не поняла, что именно подруга посылает к чертям. - Плевать на Волан-де-Морта, плевать на всё! Мы заслужили счастья, Лил, ведь заслужили же! - Элизабет энергично улыбнулась. - Не может быть всё плохо, всегда есть что-то хорошее, надо только оглядеться вокруг. Ночь опустилась на древний замок, смыв своей чернильной чернотой его очертания, и он затерялся в этом огромном мире, словно играя с ним в прятки. Коридоры Хогвартса были пусты, тишина забралась в каждую щель. Никем не видимые и потому никем не замеченные двое гриффиндорцев неслышно пробирались в кухню. Сегодня Джеймс посвятил Лили в одну из главных тайн мародёров: он показал ей мантию-невидимку отца. Эванс долго не могла поверить, что этот удивительный предмет не из магазина волшебных безделушек «Зонко», в которых много было подобных вещиц. -Те мантии со временем теряют свои свойства, а эта — нет, - объяснял Джеймс. - С помощью неё можно становится невидимым когда угодно и где угодно. И так всегда было. Уже много лет. -Так вот как ты с друзьями умудрялся никогда не попадаться во время своих проделок, - улыбалась Лили. Джеймс только довольно пожимал плечами. -Эта мантия совсем как из сказки, - говорил он. - Только там волшебник прятался от Смерти, а мы — от МакГонагалл. -Из какой это сказки? - удивлялась Лили. -«Сказка о трёх братьях», - рассказывал Джеймс. - Ты разве не знаешь? Эванс только озадаченно качала головой, а Поттер обещал когда-нибудь обязательно рассказать ей эту занимательную историю о братьях-волшебниках и повстречавшуюся им Смерть. Теперь они бесшумно шли по коридорам школы, чуть нагинаясь, чтобы мантия-невидимка полностью скрывала их обоих. Они были так близко друг к другу, как не были, пожалуй, никогда. Джеймс то и дело смотрел на Лили, и, каждый раз, когда он поворачивал к ней лицо, его щеки касались её мягкие волосы, отчего Поттер улыбался, но, когда Эванс поднимала на него глаза, прятал улыбку, чтобы не выглядеть идиотом. Лили же чувствовала тепло Джеймса и невольно прижималась к его плечу, и тоже улыбалась глупо и радостно. Так они дошли до коридора, где весело много картин, изображающих еду. Джеймс и Лили остановились у одной из них. -Щекочи грушу, - сказал Поттер. -Что? - Лили удивлённо посмотрела на гриффиндорца. -Щекочи грушу, вон ту, зелёную, - невозмутимо повторил Джеймс и, заметив, что девушка колебается, добавил: - Не бойся, здесь никого нет. Даже если ты высунешь из-под мантии руку, никто не увидит. Лили едва заметно улыбнулась и, протянув руку, начала усиленно щекотать ни в чём неповинный фрукт, почти сразу же превратившийся в дверную ручку. -Ловкость рук и никакого мошенничества, - довольно заметил Джеймс и потянул за ручку. Оказавшись вместе с Лили в кухне, Джеймс тут же сбросил с них мантию-невидимку и повесил себе на руку. Эванс никогда прежде здесь не была и потому с интересом разглядывала огромное помещение с четырьма длинными столами, печками, начищенным до блеска кастрюлями и сковородками, шкафами с посудой. Несмотря на то что была глубокая ночь, к ним тут же подошли два эльфа-домовика, страшно довольных, что к ним пожаловали гости. -Привет, Тринки, - поздоровался с голубоглазой эльфийкой Джеймс. - Здравствуй, Рудди, - отсалютовал он престарелому эльфу, который стоял рядом с молоденькой и смешной Тринки. - Знакомтесь, это Лили, - представил он своим знакомым гриффиндорку. - Лили, это Тринки и Рудди. -Очень приятно, - улыбнулась Эванс. -Вы, наверно, голодны? - незамедлительно поинтересовалась Тринки и по приказу старого Рудди кинулась вглубь кухни. -Надеюсь, мы не очень вас побеспокоили, - вежливо сказала Лили, глядя на эльфа. -Они всегда радуются, когда к ним заходят, - ответил за эльфа Джеймс. Через пятнадцать минут, нагруженные продовольствием, Лили и Джеймс возвращались в гостиную Гриффиндора. Едва ли они съедят всё, что дали им щедрые эльфы. Нет уверенности, что они вообще притронутся к еде. В конце концов, они бродили по замку, рискуя из-за неосторожности попасться, вовсе не ради того, чтобы совершить набег на кухню. Им просто хотелось побыть вдвоём. Заканчивалась первая неделя октября. Было промозгло, дули холодные ветры, но дождей уже не было, и, кажется, все ждали, что вот-вот выпадет снег. На улице было неуютно, и гулять не хотелось, но в пятом часу в субботу Элизабет всё-таки вытащила Лили на прогулку. Девушки не спеша шли по дорожке в сторону Запретного леса. Ветер то и дело подхватывал их распущенные волосы, бил в спину, метался, словно очень хотел привлечь к себе внимание, которым его обделяли. Элизабет шмыгнула носом и сунула руки в карманы пальто. Лили посмотрела на подругу. Макензи отращивала волосы, и они были уже ниже плеча. От этого они стали меньше виться, и Элизабет лишилась прежних кокетливых кудряшек. Её волосы, конечно, не стали примыми; они просто волнились, завиваясь совсем чуть-чуть. Лили казалось, что Элизабет очень повзрослела. Бывает, что перед последним курсом все за лето страшно меняются, так что и не узнать. Что поделать, время идёт, все взрослеют. Но Эванс думала, что дело совсем не в этом. У Элизабет эта серьёзность, эта задумчивость в глазах появилась не сразу после каникул, а позже. Она перестала быть такой беззаботной, почти бесбашенной и бесконечно весёлой после того, как вернулась из Хогсмида. Она вышла из больничного крыла уже другим человеком. Элизабет слишком много видела в свои семнадцать лет, чтобы остаться прежней. Она так отчаянно боялась потерять себя в этой страшной войне... знала ли она, что война уже изменила её? -Элизабет, тебе больше не снятся кошмары? - спросила Лили. Макензи повернулась к подруге, глядя на неё с каким-то незнакомым Эванс спокойствием в тёмно-голубых глазах. -Мадам Помфри прописала мне зелье, - сказала Элизабет. - Оно приведёт мою психику в норму. Его нужно пить месяц, и всё пройдёт. -А сейчас?.. -Сейчас мне уже лучше, не переживай, - уклончиво ответила Макензи, так и не сказав, видит ли она по-прежнему страшные сны каждую ночь. Они шли молча минут пять, потом разговор возобновился, и речь зашла о Грэме. Элизабет и Грэм начали встречаться летом. Как говорила сама Макензи, в тот день на отработке между ними что-то произошло, и они как-то сразу вдруг поняли, что симпатичны друг другу. Элизабет, всегда спокойно относившаяся к любовным историям и вообще ко всему романтическому, казалось, была без ума от Грэма. Теперь, когда он закончил Хогвартс и подрабатывал в лавке письменных принадлежностей в Косом переулке, Элизабет по нему скучала. Они переписывались, и пусть письма от Грэма приходили не каждый день, Элизабет каждое утро с нетерпением ждала почту. Она была очень рада, что в ту субботу Грэма не отпустили с работы и он не попал в водоворот страшных событий того выходного дня.