Текст книги "Поцелуй меня (СИ)"

Автор книги: Prongs

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 75 страниц)

Лили не ожидала услышать такого. Наивное детское сердечко пронзает болью, на глаза наворачиваются слёзы. Лили беспомощно оглядывается в поисках поддержки и видит рядом с собой полыхнувшие гневом светло-карие глаза Джеймса Поттера. Он мгновение смотрит на неё, потом, тряхнув головой, резко оборачивается к Эйвери. -Не смей её так называть, - угрожающе тихо говорит Джеймс. – То, что ты чистокровка, Эйвери, совсем не значит, что ты чем-то лучше Лили. Напротив, я прежде не встречал человека омерзительнее, чем ты. Лили смотрит на Джеймса. Она будто удивлена, слыша его слова. -Вот как, Поттер? – так же тихо говорит Эйвери. – Теперь я понимаю, почему мой отец не уважает твоих родителей, хоть они и чистокровки. Видно ты такой же, как они: считаешь, что грязнокровки не хуже нас. Идиот… Лили не в силах больше слушать эти мерзости. Развернувшись, она почти бежит прочь, стирая со щёк градом текущие слёзы. Ведь Северус говорил, что неважно, что она из семьи маглов. Но всё не так, совсем не так… Лили не помнит, как оказывается в пустом коридоре на третьем этаже. Она долго сидит там и плачет, закрыв лицо ладонями, а в голове всё звучит резкий голос Эйвери, произносящий эти жестокие слова. Внезапно Лили слышит приближающиеся шаги. Наскоро вытерев слезинки рукавом мантии, она вскидывает голову и видит Джеймса. Он подходит в ней, держа руки за спиной, словно что-то от неё пряча. -Ты плачешь из-за Эйвери? – тихо спрашивает он. Лили не отвечает. Она внимательно смотрит на гриффиндорца и понимает, что никогда не видела его таким: таким серьёзным, таким спокойным; ей кажется, что в глубине карих глаз застыло сожаление и грусть. -Не стоит обращать на них внимание, - после недолгой паузы продолжает Джеймс. – Они же слизеринцы. Не самое лучшее утешение, особенно в виду того, что лучший друг Лили тоже слизеринец. -Ты очень хорошая, - Джеймс всё ещё говорит один, Лили ему не отвечает. – И…мне бы не хотелось, чтобы ты плакала. Ты, наверно, не замечаешь, но, когда ты улыбаешься, ты будто светишься изнутри, точно маленькое солнышко. Улыбнись, - просит Джеймс. – Пожалуйста. И, убирая из-за спины руки, Джеймс протягивает ей букет. Лили восторженно ахает: она никогда не видела ничего подобного. Это не просто цветы, это что-то по истине невероятное. Три больших цветка; каждый крупный лепесток переливается тысячей цветов и оттенков; золотая сердцевина блестит крошечными жёлтенькими огоньками; тёмно-зелёные, сочные листья едва заметно шевелятся, точно подхватываемые лёгким весенним ветерком. -Так-то лучше, - говорит Джеймс, видя, как Лили улыбается. -Они очень красивые, - шепчет Лили, принимая из рук гриффиндорца волшебные цветы. -Ты всё равно красивее, - очень тихо говорит Джеймс и, пока Лили разглядывает букет, уходит, так что она даже не замечает этого. А на следующий день выясняется, что это исключительно редкие цветы из теплицы профессора Стеббль, которые она выращивала много лет, ожидая из цветения. И вот когда четыре цветка наконец зацвели, три из них совершенно варварским образом были кем-то сорваны. Джеймс честно признался, что это он сорвал цветы. Его родителям было написано гневное письмо, а сам Джеймс вынужден был чистить кубки в Зале наград целых три недели, а потом ещё отбывать наказание у МакГонагалл. Впрочем, от него так и не смогли добиться ответа на вопрос, для чего он это сделал. На «допросе» у МакГонагалл он упрямо молчал, всем своим видом показывая, что никому ничего не скажет, чтобы с ним ни делали. Цель похищения цветов была проста, но о ней знали только трое: сам Джеймс, помогавший ему Сириус и та, для кого они были сорваны… *** «Я извинюсь. Сразу же после каникул извинюсь. Подойду к Поттеру и попрошу прощения. Скажу, что была не права, - твёрдо решила про себя Лили, глядя в окно. – Но Северус…зачем ты наслал проклятие на Джека? К чему всё это?..» У Лили сердце разрывалось от мыслей о Северусе. Стоило вспомнить его несчастное лицо в коридоре во время бала – и сердце как будто сжимали стальными тисками. Что бы между ними ни произошло – но тогда ей было не всё равно, что с ним. Пусть она чуть-чуть слукавила и сказала, что не обижается на него за то, что он обозвал её, хотя ей всё ещё было горько вспоминать о том дне, – несмотря на всё это, ей было жаль его, было больно видеть его таким одиноким, таким несчастным и потерянным, каким он предстал перед ней в тот вечер. Джек так и не рассказал ей, как всё тогда было. Лили долго упрашивала его объяснить, как он встретился с Северусом, но Джек настойчиво попросил не расспрашивать его об этом и закрыл тему. Лили пришлось сдаться, так и не удовлетворив своего любопытства. Всё-таки было неясно, зачем Северус всё это устроил. Лили хмурилась, вспоминая, как три года назад Карла, привыкшая говорить всё, что она думает, и не видевшая в этом ничего предосудительного, одним осенним вечером прямо и без обиняков задала Лили вопрос: -А Снегг уже признался тебе в любви? Лили тогда едва не подавилась яблоком, которое она ела. -В любви? – чуть улыбнувшись, спросила Лили. – Карла, о чём ты? Северус мой лучший друг, мы не… -Да, как же! Лучший друг! – фыркнула Карла. – Дружбы между мужчиной и женщиной не бывает, - отрезала она, усаживаясь на кровать. -Почему ты так думаешь? – наивно осведомилась Лили. – Очень даже бывает. Вот мы с Северусом дружим с детства. Карла издала сухой смешок. -Дурочка ты, Эванс, что тут скажешь? – с видом умудрённой жизнью столетней бабушки изрекла Карла. – В подобной дружбе один дружит, а другой любит, так что это и не дружба уже получается, а чёрт знает что. Вот ты же Снегга не любишь? -Люблю, конечно, - улыбнулась Лили. – Он мой самый близкий друг. -Да я не в этом смысле! – раздражилась Карла. – А, впрочем, что с тобой разговаривать? Всё равно ничего не понимаешь… Тогда Лили не придала этому разговору особого значения, а теперь вспоминала о нём, и становилось от чего-то неприятно. Северус не мог её любить. Вернее, она даже нравиться ему не могла. Это было бы как-то неправильно, они же всё-таки были друзьями… -Ты что грустишь, солнышко? В гостиную из прихожей вошла красивая стройная женщина в сиреневом платье до колен. Всё в ней было удивительно гармонично, как бывает в произведениях античного искусства или на картинах гениальных художников: правильные аккуратные черты лица, идеальная кожа, прямой носик, миндалевидные глаза светло-зелёного цвета. Блестящие каштановые кудри мягкими волнами ниспадали на плечи, губы красивой формы изогнулись в нежной улыбке, движения исполнены изящества. Лёгкая, почти летящая походка, несколько отвлечённый взгляд и мечтательная улыбка на губах выдавали в ней творческую натуру. Действительно, у неё была творческая профессия: она была ландшафтным дизайнером, одним из лучших в Коукворте. Ей всегда удавалось из самого заурядного приусадебного участка или садика сотворить по истине произведение искусства; полностью отдаваясь своему занятию, вкладывая в него душу, она всегда получала нечто особенное, неповторимое и изумительно прекрасное. Её работа была её страстью, хотя это вовсе не означает, что она не уделяла должное внимание своей семье и любила её меньше своей профессии. Было бы огромной несправедливостью сказать, что работа значила для этой женщины больше, чем любимый муж и дочери; надо отдать ей должное: она всегда считала, что семья превыше всего. Хотя, надо отметить, что её профессия оставила некоторый отпечаток в её семейной жизни. Обожая цветы, она дала двум своим любимым дочерям «цветочные» имена: Петунья и Лили. Муж не возражал, а, уж если быть до конца честным, имя для второй дочери придумал он. Болтливые соседки, любившие посплетничать, злорадно усмехались и говорили, что Кэтлин Эванс совсем помешалась на своей работе, и родись у неё ещё ребёнок, так она назвала бы его какой-нибудь аглаонемой или глориозой. -Я не грущу, мам, - отозвалась Лили, подняв глаза на мать. -Тогда почему у тебя такая печальная мордашка? – мягко улыбнулась миссис Эванс и села на диван. – Ну, иди сюда, - она поманила рукой дочь. – Расскажи, что случилось. Лили поднялась из кресла. Поставив кружку на журнальный столик, она забралась на диван и обхватила руками большую мягкую подушку в форме коровы, с которой очень любила играть в детстве. Миссис Эванс обняла дочь и ласково погладила по голове. Лили вдохнула знакомый сладкий аромат маминых духов и положила голову ей на плечо. -Что случилось, солнышко? Расскажи мне, - тихо произнесла миссис Эванс и поцеловала Лили в лоб. Лили молчала почти минуту, потом так же тихо сказала: -Мне так нравится, когда ты называешь меня «солнышко». Лили не видела лица своей матери, но точно знала, что в эту минуту она улыбается. -Я как будто снова маленькая, - продолжала Лили. – Играю в куклы на этом диване. Ты подходишь ко мне, садишься рядом, обнимаешь. Мы долго говорим с тобой…неважно, о чём…просто мне всегда это так нравилось. Потом папа возвращается с работы…Тунья бежит его встречать…он раздевается, а потом подхватывает её на руки и идёт в гостиную. Он всегда приносил нам сладости: заходил в магазин по дороге домой, покупал конфеты или пирожные, или леденцы…чтобы нас порадовать… Лили замолчала. Кажущееся таким далёким детство возвращается и в миг оживает в памяти. На мгновение кажется, что оно более реально, чем происходящее сейчас. -Для нас с папой ты всегда будешь маленькой, - сказала миссис Эванс. -Я знаю, - ответила Лили, хотя она никогда об этом не задумывалась; наверно, она всегда это знала. – Мам, - позвала Лили, поднимая на мать глаза; миссис Эванс задумчиво смотрела на ёлку. -Что, солнышко? -Мам, знаешь, со мной на одном факультете учится мальчик, и мы не очень-то ладим. Он не плохой…но, понимаешь, так получилось, что… В общем, я думала о нём хуже, чем он есть на самом деле. И накричала на него, обвинив в том, чего он на самом деле не делал. Конечно, я тогда этого не знала, но… Мне очень стыдно, но с другой стороны…мне кажется…я как будто бы…я как будто бы рада, что ошиблась… я как будто рада, что на самом деле это не он… Понимаешь? Лили с надеждой посмотрела на мать. -Всегда ведь хочется верить в лучшее в людях, так ведь? – только и сказала миссис Эванс. Лили кивнула. -Я верила. Только я ошиблась. Думала, что этот человек ни за что бы такого не совершил. А он совершил. -Ты ведь сейчас не про мальчика с твоего факультета? -Нет. Лили никогда не рассказывала родителям о том, что произошло между ней и Северусом. Потому что тогда пришлось бы рассказать, что значит «грязнокровка», кто такие Пожиратели смерти и лорд Волан-де-Морт, и в конце концов о том, что в мире волшебников назревает война. Это напугало бы родителей Лили и заставило бы их волноваться. Разумеется, они знали, что их дочь больше не общается с «тем мальчиком-волшебником», как называли они Северуса, но об истинной причине они не имели ни малейшего понятия. -Я не думала, что всё так получится, - после некоторого молчания произнесла Лили. -Что случилось, то случилось. Об этом не стоит даже думать. Нужно думать о том, что может случиться и какое участие в этом будешь принимать ты. -Я хочу извиниться перед ним, - просто сказала Лили. -На мой взгляд, это самое первое, что тебе нужно сделать, - сказала миссис Эванс задумчивым голосом. -Первое? – Лили немного удивилась. – А что, есть ещё второе? – с улыбкой сказала она. Миссис Эванс посмотрела на дочь и крепче её обняла. -Это будет зависеть от ситуации, - ответила она. Лили улыбнулась. -И не стоит грустить. Всё можно поправить и изменить, - сказала миссис Эванс. – Только нужно захотеть. Лили едва заметно кивнула и закрыла глаза. Рядом с мамой становилось спокойно, страхи и переживания таяли, оставались только восхитительное чувство защищённости и вера, что так будет всегда. -Сыграй, пожалуйста, солнышко, - услышала Лили нежный голосок мамы над ухом. -Что? – не поняла девушка. -Сыграй, пожалуйста, на фортепиано, - пояснила миссис Эванс. – Я так давно не слышала, как ты играешь. Лили перевела взгляд на старинное фортепиано у стены. Оно было куплено для Петуньи у старого музыканта восемь лет назад. Сестра Лили клянчила его у родителей почти месяц, а когда фортепиано появилось дома, интерес у девочки быстро пропал. Походив четыре дня в музыкальную школу, он заявила, что занятие музыкой скучно и нудно, и она не хочет тратить на него своё время. Родители были поначалу возмущены, ведь они потратили немало денег на инструмент, но делать было нечего: дочку заставлять они не могли, так что пришлось смириться с тем, что в доме появилась ещё одна ненужная вещь. Правда, таковой её считали до тех пор, пока однажды восьмилетняя Лили, подняв крышку фортепиано и скользнув пальчиками по клавишам, извлекая нестройные звуки, твёрдо сказала, что хочет заниматься музыкой. Лили отдали в музыкальную школу, в которую она ходила три года до тех пор, пока она не уехала в Хогвартс. У неё обнаружился талант к музыке: исключительный слух, а, кроме того, красивый мелодичный голос. -Мам, ты же знаешь, что я давно уже не играла, - сказала Лили. -Ну и что? – невозмутимо ответила миссис Эванс. Лили улыбнулась и покачала головой. -Оно хотя бы не расстроено? – спросила девушка. -Нет, - миссис Эванс покачала головой. – Мы недавно приглашали мастера, он его настроил. -Ладно, - Лили пожала плечами и встала с дивана. Принеся с кухни стул и поставив его перед фортепиано, Лили уселась за инструмент. Улыбка тронула её губы, когда она осторожно подняла крышку фортепиано. Было очень приятно прикасаться к покрытому лаком дереву. Лили начала пальцами перебирать клавиши; раздались чистые, мелодичные звуки. -Я не садилась за него уже больше трёх лет, - сказала девушка, вспоминая, как раньше она, приезжая домой на каникулы, часто занималась по самоучителю, а потом забросила это. Миссис Эванс ничего не ответила. Лили приняла позу пианиста: выпрямилась на стуле, поставила правую ногу на педаль, опустила пальцы рук на клавиши. В памяти всплыла полузабытая мелодия. Лили начала играть. Пальцы плохо слушались. Девушка с трудом вспоминала, как когда-то давно играла эту мелодию. И на седьмой ноте Лили сфальшивила. -Мам, у меня не получится, - сказала Лили, убирая руки от клавиш. – Глупая затея. Лили услышала, как мама усмехается. -Помню, в детстве ты тоже говорила, что у тебя не получится, - сказала миссис Эванс, и в её голове послышались нотки ностальгии. – А мы с папой всегда говорили тебе, что главное – не сдаваться и всё обязательно получиться. -Звучит как девиз, - сказала Лили. -Это и есть мой девиз. Никогда не сдаваться, - ответила миссис Эванс. – Попробуй ещё раз. Лили неуверенно посмотрела на фортепиано. Ну что ж, попытка не пытка. Нежная, светлая мелодия потекла чистыми, мелодичными звуками. Казалось, она появлялась из ниоткуда, заполняя собой всё пространство комнаты. Лили чудилось, будто фортепиано играет само по себе, а она не имеет к этому никакого отношения. Только тонкие пальчики младшей дочери Эванс ритмично перебирали клавиши фортепиано, и рыжая головка едва заметно покачивалась в такт музыке. В небольшой квадратной комнатке у окна за старым деревянным столом, почти вплотную придвинутом к стене, сидел Римус. Он смотрел куда-то вдаль задумчивым, невидящим взглядом, поигрывая пером, которое держал в руках. Перед ним на столе лежал чистый пергаментный лист, рядом стояла чернильница, но Римус уже минут десять ничего не писал. Потому что он откровенно не знал, что писать. Он испортил уже с десяток пергаментов, истратил немалое количество чернил, сломал два пера, но так и не смог написать приличного поздравления для Элизабет. Несколько скомканных листов валялись на полу, но Римус, поглощенный размышлениями, не обращал на них внимания. Идея поздравить Элизабет с Рождеством принадлежала Сириусу. Римусу, наверное, такое и в голову бы не пришло. Но Бродяга, давно заметивший, что его друг не равнодушен к голубоглазой охотнице Гриффиндора, тихо шепнул Римусу в вагоне Хогвартс-Экспресса: -Напиши Макензи. Поздравь с Рождеством, пожелай всего хорошего…- Сириус лукаво подмигнул Лунатику. – Ей будет приятно. Римус только слегка покраснел и неопределённо передёрнул плечами; Блэк лишь усмехнулся и, тряхнув волосами, приказал Питеру сходить за сладостями. По приезде домой Римус почти забыл про совет Сириуса, но вечером двадцать третьего декабря, упаковывая подарки для Джеймса, Сириуса и Питера, Лунатик неожиданно для самого себя вспомнил недавний разговор и вдруг почувствовал желание написать Элизабет.