Автор книги: Prongs
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 75 страниц)
-Бродяга, что случилось? Почему не…- Джеймс вдруг замолкает; два светло-карих глаза недоумённо останавливаются на промокшем до нитки друге. – Что с тобой?
-Джеймс, я ушёл из дома, - на одном дыхании произнёс Сириус.
-Что ты…не…
Джеймс в замешательстве глядит на друга. Но вскоре его недоумение сменяется чем-то очень похожим на сострадание.
-Где ты сейчас? – твёрдо спрашивает Поттер.
Сириус оглядывается.
-Понятия не имею, - пожимает он плечами. – Улица какая-то.
-И что ты там стоишь-то?
-А что, мне лечь тут?!
-Да ты меня не понял! – Джеймс потряс лохматой головой. – Я имел в виду, что ты вообще там делаешь, давай ко мне, в Годрикову Впадину.
Губы Сириуса изгибаются в едва заметой улыбке. Измученное сердце охватывает тихая, благодарная радость.
-А твои родители?.. - неуверенно спрашивает Сириус.
-Они будут рады! - незамедлительно отвечает Джеймс и начинает быстро объяснять другу, как добраться до Годриковой Впадины на «Ночном рыцаре».
...Когда Сириус оказывается наконец у двухэтажного коттеджа, окна которого приветливо горят в гостиной, ему навстречу тут же выходит Джеймс. Младший Поттер быстро идёт по дорожке и гостеприимно распахивает перед Сириусом калитку, потом сам выходит за ограду и стискивает друга в объятиях. И тут слова не нужны, всё и так понятно.
-Я к вам ненадолго...- начинает Сириус. - Побуду недельку — не больше, потом найду себе жильё...не хочу вас теснить...
-Заткнись и иди в дом, - перебивает его Джеймс. - Никуда ты не поедешь, понял? Найдёт он себе жильё...вот тебе жильё, - Джеймс указывает на свой дом. -Так что кончай эту свою ерунду. Мой дом — твой дом, и не о чем тут разговаривать.
Друзья вместе идут к дому, проходят внутрь, а там их уже ждут мистер и миссис Поттер. Сириус заглядывает в их лица. Нет, он не видит в них ни жалости, ни сострадания, ни грусти — ничего, чего бы он не хотел видеть; только приветливость и дружелюбие.
-Привет, милый! - Дорея крепко обнимает Блэка, не обращая внимания на то, что он весь мокрый.
-Здравствуй, Сириус! - мистер Поттер пожимает парню руку и улыбается.
-Ты как раз к ужину, - говорит миссис Поттер. - Сегодня я приготовила гуся с яблоками — очень вкусно. А пока, пожалуй, идите с Джеймсом наверх. Джеймс даст тебе что-нибудь, чтобы переодеться.
-Вот, держи, - Джеймс небрежно бросает другу чистую футболку и джинсы, когда они поднимаются к нему в комнату. Сириус ловит одежду и оглядывается: какое же здесь всё родное...
-Ты чего? Стесняешься, что ли? - усмехается Поттер, заметив, что друг медлит. - Да ладно, я сейчас отвернусь.
И Джеймс, расплывшись в ухмылке, поворачивается к Сириусу спиной.
-Можешь переодеваться, мисс Скромняшка, - подтрунивает Поттер. - Я не буду смотреть.
-Иди ты! - Сириус в первые за целый день улыбается, весело, искренне.
И вечер пролетает незаметно. Шутки Джеймса, улыбки Карлуса, забота Дореи, искренний смех, сердечная доброта, осознание, что тебя любят и что ты кому-то действительно нужен, согревают сердце Сириуса, и холодная пустота внутри постепенно заполняется, и там расцветает, медленно и поначалу несмело, нежная и чистая любовь к трём замечательным, самым лучшим на свете людям — самое светлое чувство, какое когда-либо доводилось испытывать его душе.
И поздним вечером, перед сном, когда Сириус уже лёг в постель, в комнату к ним с Джеймсом заглядывает миссис Поттер. Ей всё равно, что Сириус уже не маленький, что ему уже шестнадцать лет — ей всё равно, она подходит и целует его в щёку, желая спокойной ночи.
Его, Сириуса Блэка, никто и никогда не целовал перед сном, не поправлял подушку и одеяло, не желал с такой теплотой сладких снов и не уходил на цыпочках, тихо-тихо претворяя за собой дверь, чтобы не разбудить его.
И в ту ночь, в ту звёздную, тёплую, июльскую ночь, Сириус засыпает с одной лишь мыслью: как чудесно было бы, если бы он родился в семье Поттеров...
Палата, где лежали мистер и миссис Поттер, была чистой и светлой. Стоило Джеймсу войти, он тотчас увидел родителей. Они лежали на отдельных кроватях, между которыми стояла белая деревянная тумбочка со свежим букетом цветов в голубой вазе. Джеймс мгновение помедлил у двери, затем тихо приблизился к кроватям.
Одетые в белые больничные сорочки, Поттеры лежали на кроватях, бережно закрытые одеялами. Глаза их были закрыты. Они были очень бледными. Их лица при неярком свете палаты казались худыми и осунувшимися.
Джеймс сделал шаг вперёд, с болью всматриваясь в родные черты. Он никогда прежде не видел своих родителей такими. И даже сейчас не верил, что всё это происходит на самом деле.
Джеймс вспомнил, как ночью услышал крик Сириуса, быстро спустился вниз и увидел лежащего без сознания отца. Он тогда впервые за всю свою жизнь по-настоящему испугался. Однако несмотря на испуг, голова была ясной, и Джеймс не позволил себе поддаться панике. Сириус сказал, что не может привести мистера Поттера в чувство и предложил разбудить миссис Поттер. Джеймс мгновение колебался: стоит ли волновать маму? Но какая-то необъяснимая сила тянула его на второй этаж, в комнату родителей; он явственно ощущал, что должен подняться к матери.
И поднялся. И не поверил тому, что увидел. Мама, как и отец, была без сознания. Со стороны могло показаться, что она просто спит, но в действительности всё было совсем не так.
Он звал её, тряс за плечи, умолял очнуться. А когда понял, что всё бесполезно, почувствовал, как настоящая паника захлёстывает его с головой. В голове билась одна только мысль: надо срочно доставить родителей в больницу святого Мунго.
Трансгрессировать ни он, ни Сириус ещё не умели, но решение нашлось почти сразу.
Джеймс с трудом мог вспомнить, как спустился к Сириусу, как прямо в пижаме и тапочках вылетел из дома, пересёк улицу и едва не выбил дверь соседки-волшебницы, которая была подругой миссис Поттер. Почему-то женщина почти не удивилась тому, что рассказал ей Джеймс, и, наскоро одевшись, помогла ему и Блэку доставить его родителей в больницу.
А потом началось томительное ожидание. Минуты тянулись, как часы, невыносимо долго, пока они с Сириусом ждали какого-то целителя.
И всё ради того, чтобы услышать страшный диагноз.
-Дж...Джеймс...
Парень резко вскинул глаза. Мистер Поттер был в сознании и тихо звал сына слабым хрипловатым голосом.
-Джеймс, - мистер Поттер чуть приподнял правую руку и протянул её к сыну. - Джеймс, подойди...подойди, пожалуйста.
-Папа...- он даже не знал, что сказать, только подошёл к кровати отца и медленно опустился на колени, сжимая протянутую к нему холодную, как лёд, руку.
-Вот и всё, - тихим, мягким голосом сказал Карлус. - Наше с мамой время пришло.
-Нет, вы не умрёте...- хватаясь за соломинку, прошептал Джеймс.
-Все когда-нибудь умрут, - спокойно, но с грустью сказал мистер Поттер. - И мы — сегодня.
Джеймс помотал головой.
-Я знаю, ты думаешь, что мы были с тобой слишком мало, - продолжал Карлус. - Что ж, в этом не могу с тобой не согласиться, но...видно, такова судьба.
Тихо скрипнула дверь палаты. Это вошёл Сириус и медленно приблизился к Поттерам.
-Мы уйдём, но ты, Джеймс, ты останешься, - говорил мистер Поттер, разрывая шёпотом тишину. - Тебе придётся пережить не мало потерь, как и всем людям...но ты обязательно будешь счастлив... - он ненадолго умолк, собираясь с силами: - Я знаю, это больно, но ты всё преодолеешь...ведь ты сильный, ты смелый...ведь ты...ведь ты Поттер! - слёзы гордости жемчужинками заблестели в уголках его глаз. - И что бы ни случилось, всегда помни: пока на свете есть хотя бы один человек, который любит тебя, ты не одинок. Потому что любовь...
-...Любовь — самая могущественная сила на земле.
Джеймс и Сириус одновременно переведи взгляд на миссис Поттер. Она открыла глаза и тоже глядела на них. Синие глаза её блестели.
-Любовь выше всего: выше жестокости, выше зла, выше смерти, - миссис Поттер пошевелила рукой, и Джеймс тут же сжал её пальцы. - Я хочу, чтоб ты знал, сынок, мы с папой любим тебя и всегда будем любить. Где бы мы ни были...
Она замолчала, прикрыв глаза. Сириус порывисто бросился к ней, опускаясь на пол рядом с Джеймсом.
-Джеймс, Сириус...берегите друг друга, - прошептал из последних сил мистер Поттер. - Такая дружба, какая связывает вас, редко встречается. Дорожите ею.
-И друг другом, - добавила Дорея. - И всегда помните: мы любим вас, вас обоих...
Когда она замолчала, тихо вздыхая, а Карлус закрыл глаза, чуть повернув голову влево, Джеймс уже знал, что их здесь больше нет.
Тяжёлые, неповоротливые тучи сгрудились над Годриковой Впадиной. Бушевавший всю ночь ветер к утру стих. Дома под снежными шапками застыли в угрюмой неподвижности. Самый воздух был наполнен чем-то гнетущим и скорбно-молчаливым. Редкие прохожие шагали по внезапно опустевшим улочкам, закутавшись в шарфы и не поднимая глаз. Деревушка погрузилась в холодное оцепенение.
На кладбище за церковью, над свежей могилой, стояли Джеймс и Сириус. На могилке лежали цветы, свежие венки стояли рядом.
Сириус медленно поднял глаза на друга. Джеймс стоял, засунув руки в карманы куртки, и молча смотрел на место последнего успокоения своих родителей. Он, видимо, почувствовал на себе взгляд Блэка и тоже посмотрел на него.
-Ты иди, - сказал Джеймс; голос его едва заметно подрагивал. – Я ещё останусь.
Сириус мог бы остаться с Джеймсом хоть на весь день…если бы только друг хотел этого. Но Блэк понимал: Джеймсу необходимо побыть одному.
Прежде чем уйти, Сириус крепко обнял Джеймса. В ответ Поттер лишь слабо обхватил Сириуса руками.
Не говоря ни слова, Блэк развернулся и пошёл по тропинке. Уже у калитки он обернулся, посмотрел на Джеймса. Поттер стоял в той же позе: руки в карманах, голова опущена.
Сострадание кольнуло в сердце. Сириус слегка поморщился и, отворив калитку, покинул кладбище.
Неподвижно и безмолвно стоял Джеймс над могилой своих родителей. Сердце сжимала невыносимая, тяжкая боль. Боль утраты. Боль, которая никогда не проходит, которая, хоть и незримо, но неотступно, следует за человеком всю его жизнь, со временем притупляясь, но оставаясь где-то на задворках сознания.
Джеймс тяжело вдохнул ртом морозный воздух.
Каждый удар сердца отдавался болью в груди.
Он закрыл глаза.
Перед его внутренним взором сразу появились мама и папа. Живые. Счастливые. Улыбающиеся.
Джеймс резко распахнул глаза. Жестокая реальность бушующим потоком хлынула в сознание, стирая образы его родителей.
По лицу потекли слёзы, обжигая замёрзшие щёки.
Джеймс не двигался, только молча смотрел на могилу своих отца и матери.
Начался снегопад. Снег медленно опускался на землю, стирая призрачную грань между прошлым и настоящим, между тем, что было и тем, что уже никогда не вернётся…
Джеймс не помнил, сколько он простоял вот так неподвижно, только когда он словно бы очнулся от немого оцепенения, снегопад закончился, и на чистом небе зажигались первые звёзды.
Он страшно замёрз. У него окоченели руки, и он не чувствовал ног. Изо рта вырывался пар.
В церкви началась вечерняя служба.
-Прощайте, - прошептал Джеймс, бросив последний взгляд на могилу родителей, и, утопая в снегу, побрёл прочь.
Джеймс уходит, оставляя здесь, рядом с ними, частичку своей души.
И только церковное пение вечернего богослужения разносится над заснеженным кладбищем и, поднимаясь куда-то в необъятную высь, замирает в бездонной звёздной глубине.
========== Мир ==========
Лили хотела извиниться перед Поттером в первый же учебный день. На каникулах она часто представляла себе, как будет проходить их разговор. Однако всё оказалось куда сложнее, чем думала Лили.
Они должны были поговорить наедине и всё выяснить, но тут же появилась проблема: Поттер почти никогда не был один. Джеймс всегда находился в компании Мародёров, а если их не было рядом, то около него ошивался либо кто-то из команды, либо какие-нибудь его приятели. Или же он был со своей девушкой. Лили замечала, что за завтраком Ева часто подсаживалась к Джеймсу за гриффиндорский стол, желала ему приятного аппетита, чмокала в щёку, а потом упорхала из зала, бросив на прощание взгляд улыбающихся глаз. Лили также заметила, что Ева прекрасно влилась в компанию Мародёров: она находила общий язык с Римусом, обменивалась дружескими подколами с Сириусами, даже Питер не стеснялся её присутствия и охотно с ней разговаривал. Если у Гриффиндора и Пуффендуя были совмещённые уроки, Джеймс и Ева иногда садились вместе, хотя больше предпочитали общество своих друзей, зато в коридорах нередко можно было видеть, как они без стеснения целуются, даже на глазах у преподавателей, за что им впрочем не единожды попадало, особенно от профессора МакГонагалл. Лили не было никакого дела до того, чем Поттер занимается со своей девушкой, но проблема состояла в том, что Ева отнимала у него изрядное количество времени, которого с лихвой хватило бы для извинений Эванс, если бы только Джеймс был один.
На вторую учебную неделю, во вторник, Лили представилась отличная возможность попросить прощения. После уроков она заметила, что Поттер стоит у окна и о чём-то тихо разговаривает с Люпином. Лили остановилась возле кабинета заклинаний и незаметно стала поглядывать на гриффиндорцев. Вскоре Римус ушёл, а вот Джеймс никуда идти, очевидно, не собирался. Лили обрадовалась, что ей наконец-то улыбнулась удача, и хотела было подойти к Поттеру, но не тут-то было. К Поттеру подлетела Ева и стала что-то горячо шептать ему на ухо. Лили увидела, как Поттер заулыбался, потом сразу же ушла.
Кроме того, Лили казалось, что что-то в Поттере изменилось. Он вроде вёл себя так же, как и всегда: шутил, смеялся, подкалывал друзей, но всё же что-то с ним было не так. Что-то в нём поменялось. Лили чудилось, будто где-то в глубине светло-карих глаз за весёлым радостным блеском застыла грусть. Грусть, которую он никому не показывал и, может, не хотел показать. Лили замечала это, когда их взгляды случайно, на одно лишь мгновение встречались, и тогда она словно бы чувствовала эту его затаённую грусть.
А, быть может, ей это только казалось.
Однажды, ища свой учебник по травологии в спальне на столе, среди вороха пергаментов, перьев, обёрток от конфет и прочей ерунды, Лили случайно наткнулась на газету трёхнедельной давности, раскрытую посередине. Эванс не знала, что делает здесь эта газета, только, приглядевшись, девушка заметила фотографию двух волшебников (мужчины и женщины) и статью под фото. Это был некролог, написанный на смерть Карлуса и Дореи Поттеров.
-Это, что...родители Джеймса? - тихо произнесла Лили, не думая, что кто-нибудь её услышит.
-Да, - раздался сзади голос Элизабет. - Они умерли двадцать седьмого декабря прошлого года.
«Ему ведь всего шестнадцать, а его отца и матери уже нет...», - всматриваясь в добрые, открытые лица покойных родителей своего однокурсника, Лили почувствовала укол жалости.
-Он с тех пор сам не свой, - сказала Элизабет, подходя ближе.
-Это...это просто... - в голове крутилось множество слов: «ужасно», «грустно», «печально» и так далее, но ни одно не подходило, ни одно не могло в полной мере выразить чувств Лили.
-Зато у Джеймса есть Сириус, - продолжала Макензи. - Он его очень поддерживает... Джеймсу повезло с другом...впрочем, он и заслуживает такого друга.
Лили рассеянно слушала подругу. Ей вдруг очень живо представилось, что когда-нибудь и её родители оставят их с Петуньей, как оставили своего сына родители Джеймса.
Стало очень страшно. Лили почувствовала одновременно странную растерянность, и вместе с тем невыразимую, щемящую тоску.
-Ладно, Лил, идём, - Элизабет сменила тему. - Не то опоздаем на защиту от тёмных искусств.
Эванс медленно кивнула. Элизабет потянула её за руку, и Лили едва успела схватить с кровати свою сумку.
Вдруг выглянувшее из-за большой тучи, солнце бросило по-летнему яркий луч света на раскрытую по середине газету.
Девушки вышли из спальни, закрыв за собой дверь.
Самые светлые воспоминания неизменно приносят много боли. Не сами по себе, конечно. Просто человек, окунувшись в чудесный, яркий мир, создаваемый ими, не может уже вернуться в действительность, в которой живёт, без боли и воспоминаний о счастливом, но безвозвратно ушедшем прошлом.
Безусловно, так бывает не всегда, но, увы, часто. Именно тогда, когда воспоминания связаны с самым дорогим, что было в жизни. Что было и чего больше нет. И никогда уже не будет.
Не все так считают. Кто-то категорически отрицает такое мнение, кто-то находит в счастливых воспоминаниях единственное спасение, кто-то вообще старается не думать о прошлом...
Сириус прежде тоже не вспоминал о своём детстве. В нём не было ничего такого, что хотелось бы вспомнить.
Теперь многое изменилось. В его прошлом жили люди, о которых хотелось вспоминать и думать, образы которых раз за разом он представлял и любовался ими, чтобы потом вновь страдать от безысходности и обжагающей внутренности боли до тех пор, пока не останется душевных сил и холодная пустота не заполнит собой пространство, ослепляя и заставляя забыться.
