355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » obsessmuch » Eden (ЛП) » Текст книги (страница 34)
Eden (ЛП)
  • Текст добавлен: 18 декабря 2019, 16:00

Текст книги "Eden (ЛП)"


Автор книги: obsessmuch



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 55 страниц)

Глава 31. Виновен как сам грех

За чистоту и доброту

Он подарил тебе кольцо,

Тебя невестой нарекут,

Меня – отверженной. В лицо…

Смываю я слезами грязь,

А для тебя – шелка и бал.

И кто ж теперь милей из нас?

Мой ангел низко пал.

Кристина Россетти «Кузина Кейт» (пер. – kama155)



Клянешься ли ты любить ее, уважать, оберегать и оставаться верным ей до самой вашей смерти?

– Грязнокровка?! Я знаю, что ты там. Живо сюда!

Со всей дури вцепляюсь в тряпку, что у меня в руках, и сжимаю зубы, приказывая себе успокоиться и не психовать.

Какого хрена ей от меня надо? Я-то думала… нет, надеялась, что она ни сном ни духом о том, что я здесь.

Не хочу идти туда. Лицезреть Беллатрикс – такого я не выдержу, но сдается мне, с ней Драко: кажется, я слышала его голос, когда входила.

А когда я в последний раз видела их обоих…

Так. Все нормально. Беллатрикс не помнит, что случилось той ночью, а Драко…

Боже, Драко!

Но ведь сейчас там, помимо них, есть еще кто-то, – точно не знаю, кто: я не смогла разобрать голоса.

Молю Бога, чтобы это был не Эйвери.

Жаль, здесь нет Люциуса. Он оставил меня одну заниматься домашней работой.

Наверное, у него есть дела, которые он не может игнорировать просто потому, что мне так хочется.

Не может? Но ведь у тебя-то с этим проблем нет.

– Грязнокровка!

Пошатываясь, поднимаюсь на ноги и бреду к двери, словно агнец на заклание. Не хочу, чтобы у нее был повод наказать меня.

Она все равно не сможет причинить тебе большого вреда. Люциус не позволит ей.

Но не от этого ли все беды? Может быть, она ненавидит меня в первую очередь из-за того, что заметила нежелание Люциуса причинять мне боль? Ну, или как вариант – чтобы кто-то другой пытал меня, а не он лично.

У двери замираю на пару мгновений, глубоко вздыхая и опуская глаза в пол, а затем толкаю дверь.

От ее скрипа у меня мурашки по спине бегут. Хочется трусливо убежать, но, войдя в комнату, я делаю еще пару шагов вперед.

– О, ты, наконец-то, соизволила присоединиться к нам, – тягучим голосом произносит Беллатрикс. – Прости, что отрываем тебя от важных дел.

Не смею поднять глаза, усиленно изучая каменную кладку на полу. Возможно, если я выдержу, то смогу вернуться в свою комнату и терпеливо ждать, когда придет Люциус и даст мне повод дальше влачить свое жалкое существование.

– Разве тебе нечего сказать, грязнокровка? – в ее голосе звучат истерические нотки.

Я заставлю тебя страдать, гребаная стерва, вот увидишь.

– Простите, – бормочу я, презирая себя за слабость.

Если бы я окончательно выжила из ума, я бы с радостью сказала бы ей, что она и только она виновата в том, что ее подозрения относительно нас с Люциусом полностью оправдались. В конце концов, если бы она не порезала тогда мои вены…

– Я разбил бокал, Грэйнджер, – холодно произносит Драко. – Убери. Сейчас же.

Сжимаю кулаки от злости, ногти больно впиваются в кожу.

– Так девушка все еще здесь?

Боже. Господи, я узнаю этот голос. Всего раз я слышала его, но уже никогда не смогу забыть.

Поворачиваю голову и вижу ее. Она сидит рядом с сестрой: полная противоположность последней в убеждениях и внешности. Идеально наманикюренными пальчиками она как бы лениво держит ножку бокала с вином, глядя на меня сверху вниз с ухмылкой на четко очерченных губах.

– К сожалению, да, – произносит Беллатрикс, одаривая меня ненавидящим взглядом. – Оказывается, от грязи довольно трудно избавиться.

Драко усмехается, а его мать продолжает сверлить меня ледяным взглядом.

– Точно, – коротко бросает она.

Улыбка Драко гаснет, он смотрит на меня так, словно я кусок дерьма.

И я именно так себя и чувствую. Нарцисса Малфой, может, и сторонница идеалов господства чистокровных над всеми остальными, а также великосветская снобка и просто заносчивая особа, но мне-то она ничего не сделала.

А я сплю с ее мужем.

Беллатрикс буравит меня взглядом.

– Делай то, что приказано, мерзкая дрянь! – шипит она.

Что? Ах, да, вино.

Поспешно подхожу к столу, промокая лужицу вина тряпкой, которой еще недавно терла пол. Нет, ну а чем еще вытирать, не моим же платьем?

Едва я принимаюсь за работу, Беллатрикс тут же теряет ко мне интерес и поворачивается к сестре, рассказывая о том, как некая Амелия Нотт набрала много лишних килограммов, что неудивительно, учитывая четыре беременности и тот факт, что ее муж изменяет ей с Лилиан Паркинсон, и это неправильно, потому что она вдвое моложе него, но Фернандо Нотт никогда не мог устоять перед соблазном. Беллатрикс знает об этом еще со времен первой войны и бла-бла-бла…

Сплетни в одно ухо влетают, в другое – вылетают. Ничего из этого для меня не важно. Мне просто нужно закончить свою работу, и я смогу убраться отсюда хоть к черту лысому, лишь бы подальше от идеальной жены Люциуса, его злобной свояченицы и мерзкого сынка.

– Я не разрешаю тебе уйти, Грэйнджер, – тихий шепот.

Я перестаю дышать и, подняв глаза, вижу перед собой Драко, который смотрит на меня убийственным взглядом.

Беллатрикс и Нарцисса не слышат его. Они слишком поглощены болтовней, слава Богу.

Опускаю глаза на стол, сосредотачиваясь на каплях вина на полированной деревянной поверхности. Я не должна слушать его. Не буду…

Но, как и отец, он ненавидит, когда его игнорируют.

– Ты меня слышала? – едва слышным шепотом произносит он. – И не надейся: я не забыл о том, что видел. Ты еще поплатишься за то, что пытаешься сделать, уж я об этом позабочусь.

Беллатрикс громко смеется над тем, что сказала Нарцисса, и это заглушает слова Драко.

– Прошу тебя, Драко, не надо, – в отчаянии шепчу я.

Незаметно для Беллатрикс и Нарциссы он делает пасс в воздухе палочкой.

– Муффилато! – шепчет он.

Теперь он может говорить все, что вздумается, никто не услышит нас. Я поймана в ловушку – в плотный звуконепроницаемый пузырь.

– Продолжай вытирать стол и не смотри на меня, – продолжает Драко. – Не хочу, чтобы они знали, что мы разговариваем. Тетушка бы не одобрила, и я не хочу, чтобы у мамы появились какие-либо подозрения.

Прерываюсь на секунду, но тут же продолжаю скрести стол, как загипнотизированная, наблюдая за своими руками.

– Я знаю, чего ты добиваешься, – шепчет он.

Не слушай его, смотри на стол и не слушай.

– Ты меня слышала? – шипит он. – Я разгадал твою игру, Грэйнджер. И я предупреждаю тебя: оставь это.

Хочется кричать. Осыпать проклятьями мелкого ублюдка, бросить ему в лицо всю правду о том, что в действительности происходит, но я не могу. Я должна взять себя в руки.

– Мой отец заботится о тебе, и одному Богу известно, почему. Я вижу это, – в его голосе столько яда. – Остановись сейчас, пока все не зашло слишком далеко, иначе, клянусь, грязнокровка, если попытаешься увести его у моей матери, я заставлю тебя пожалеть об этом.

На мгновение поднимаю на него глаза и натыкаюсь на твердый, полный отвращения взгляд.

– Мой отец далеко не слабак, – шепчет он. – Он величайший человек из всех, кого я знаю. Можешь сколько угодно вертеть перед ним хвостом, он не попадется на удочку. На случай, если ты забыла, напоминаю: ты – грязнокровка, и поэтому он никогда, никогда не прикоснется к тебе.

Спокойно смотрю него, хотя внутри бушуют огненные вихри.

– Ничего подобного не происходит, Драко, – ложь дается с трудом, комом вставая поперек горла.

Он прищуривается, и сквозь щелочки, в глубине его глаз, я ясно вижу отражение ненависти, годами копившейся в нем.

– Пусть и дальше так будет, – предостерегающе произносит он. – Фините Инкантатем!

Он дает понять, что разговор окончен.

Выпрямившись, кладу тряпку в карман платья, чувствуя, как ткань тут же намокает. Неприятное чувство – влажная прохладная материя раздражает незащищенную кожу бедра.

Неотрывно смотрю себе под ноги.

– Что-нибудь еще… мисс? – последнее слово почти приводит меня в ужас.

Продолжаю смотреть вниз, не решаясь поднять глаза на нее. Я еще могу посмотреть в глаза Беллатрикс, но только не ей.

Совесть не позволит.

Беллатрикс весело хихикает.

– Мисс? – переспрашивает она. – Ну, по крайней мере, это обращение отличается от тех, какими ты обычно награждаешь меня.

Лицо горит от злости. Я хочу уйти. Почему они меня не отпускают?

– Ох, дорогая, – мягко произносит Нарцисса. – Какими… недалекими могут быть магглы.

Меня охватывают досада и раздражение. Я чувствую себя рядом с ней такой неуклюжей, глупой деревенщиной. Бога ради, да отпустите уже меня!

– А чего ты ожидала? Ты хоть раз встречала маггла, демонстрирующего хорошие манеры или превосходный вкус? – сквозь смех спрашивает Беллатрикс.

– Но вынуждена заметить, – безжалостно продолжает она, – что после стольких часов, проведенных с грязнокровкой, Люциусу, наконец-то, удалось научить ее некоторым манерам.

Резко вскидываю голову и встречаю взгляд Беллатрикс, в котором сквозит неприкрытая радость и триумф. Она, может, и забыла ту ночь, когда чуть не убила меня, и тот случай, когда я плакала у двери в комнату Люциуса, но ее подозрения все еще при ней.

Замолчи, заткнись, тупая сука, ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ!

Не глядя на Нарциссу, вновь возвращаюсь к созерцанию пола под ногами.

Но нет на свете силы, способной заткнуть Беллатрикс.

– И все же это заняло у него много времени, – продолжает вещать она. – Только Богу известно, сколько раз он пытался научить тебя знать свое место. День за днем он проводил с тобой, и казалось, это никогда не закончится…

Она прерывает монолог, резко вздохнув.

Чуть поднимаю голову: она держится за запястье, вздрагивая от боли.

Слава Богу. Значит, все-таки есть что-то, что может заставить ее замолчать. И плевать, что это что-то – воплощение истинного зла.

Быстро обвожу взглядом стол: Драко в точности копирует свою тетю – вцепившись в руку, хмурится от боли.

– Темный Лорд? – спокойным тоном интересуется Нарцисса.

Беллатрикс молчит, но глаза ее лихорадочно блестят. Она закатывает рукав и смотрит на горящую метку – иссиня-черный немного вздувшийся череп на полупрозрачной бледной коже, – а затем с любовью и благоговением проводит по ней большим пальцем.

Драко же выглядит бледнее обычного, и не желает даже смотреть на эту уродливую отметину на его собственной руке.

Было ли мне когда-либо жаль его? По-настоящему жаль. В конце концов, как он мог пойти против того, к чему его всю жизнь готовили?

Взгляд Нарциссы, направленный на сына, смягчается на мгновение, а потом она кивает.

– Тогда вы должны идти немедленно.

Им не нужно повторять дважды.

Оба синхронно поднимаются, со скрежетом отодвигая стулья, и буквально вылетают из комнаты. Только сейчас я понимаю, что какое-то время даже не дышала. Дверь громко захлопывается за ними, и мы остаемся одни. Я и его жена, его прекрасная, идеальная жена…

Некоторое время я стою, уставившись в пол, разрываемая противоречивыми чувствами.

Нужно сию же секунду убраться отсюда. Не могу смотреть на нее, особенно теперь, когда мы один на один…

Интересно, было бы легче, будь Люциус здесь?

Еще несколько секунд проходят в томительном молчании. Я не знаю, что делать. Наконец я чуть приседаю – что-то вроде неуклюжего реверанса – и поворачиваюсь к выходу.

– Полагаю, тебе нужно мое разрешение, чтобы уйти, – холодно произносит она.

Замираю на месте.

Черт, черт, черт! Бога ради, я просто должна пережить это…

Сильно прикусив нижнюю губу, поворачиваюсь на ватных ногах.

Но вместо того, чтобы поднять голову, упрямо смотрю себе под ноги. Мне не хватает смелости взглянуть ей в глаза.

– Да, мисс, – тихо произношу я.

Отодвинув стул, она встает и обходит стол, останавливаясь передо мной. Острые носочки ее несомненно дорогих туфель выглядывают из-под подола шелкового серебристого платья.

Прячу под подол своего платья босые ступни: мне почему-то не хочется, чтобы она знала, что отныне я не имею даже пары обуви.

– Дай-ка я на тебя посмотрю, – тихо произносит она.

На мгновение закрываю глаза, глубоко вздыхая. Мне надо успокоиться.

Нельзя дать ей понять, что я что-то скрываю.

Открываю глаза и поднимаю голову, глядя на женщину, которая намного старше меня и намного прекраснее.

Она словно… она слишком выделяется среди других людей, как бы светится изнутри неземным светом. Одежда, волосы, кожа… все сияет и переливается. Само совершенство. Чистая, непорочная, незапятнанная…

Грязь, порок, низость никогда не посмеют коснуться ее.

Она с осторожностью смотрит на меня.

– Мы видимся уже в пятый раз, – бесцветным тоном произносит она, – но так до сих пор и не были официально представлены.

Открыв рот, тут же захлопываю его, не находя слов.

Она поджимает губы, и это может быть как выражением презрения, так и проявлением крайнего раздражения.

– Не нужно бояться меня, – ее голос смягчается. – Да, я не питаю теплых чувств к таким, как ты, но я все же не Пожиратель Смерти.

Она и не подозревает, что каждое сказанное ею слово обволакивает меня, словно вонючая слизь. И не важно, что она говорит в общем-то безобидные вещи. После того, что я сделала, как я смею смотреть ей в глаза?

– Я… я…

Заикаюсь, и спина покрывается липким потом от страха, а Нарцисса подобна Снежной Королеве – спокойная и выдержанная – и только чуть выгибает бровь, глядя на меня.

– Полагаю, нужно начать с имени.

Киваю, сглатывая ком в горле. Я должна взять себя в руки, просто обязана. От этого зависит моя жизнь. От этого зависит жизнь Люциуса.

– Меня зовут Гермиона Грэйнджер, – изо всех сил пытаюсь говорить непринужденно.

Выражение ее лица не меняется.

– А меня – Нарцисса Малфой, – мягко говорит она. – Я жена твоего похитителя и тюремщика.

Сердце бьется так быстро, что, кажется, вот-вот выскочит из груди. Жена, жена твоего похитителя… Господи Всемогущий, она знает?

– Обмениваться рукопожатиями я считаю будет излишне, так что прошу прощения, – продолжает она. – Кроме того, это несколько неуместно в нашем случае.

Холодок ползет по спине. От страха? Она так сказала, потому что я грязнокровка, или потому что… потому что…

На всякий случай утвердительно киваю головой.

Она долго смотрит на меня, чуть склонив голову на бок.

– Слышала, у тебя настали не лучшие времена, – спокойным тоном произносит она.

Я крайне удивлена: неужели она проявляет ко мне сочувствие? Почему?

– Можно и так сказать, – отвечаю я и тут же прикусываю язык, проклиная себя за несдержанность. Ну почему я никогда не могу вовремя заткнуться? Она непременно заставит меня пожалеть о моей несдержанности.

Но она лишь кивает, и ее взгляд на мгновение смягчается.

– Я знаю о твоих родителях, – кажется, ее голос потеплел. – Прими мои искренние соболезнования.

Она на мгновение умолкает, расправляя складки на платье, ее пальцы с идеальным маникюром лихо пробегаются по шелку.

– Очень тяжело терять родителей, – не глядя на меня, шепчет она, рассматривая свое платье. – Особенно в таком юном возрасте.

Судорожно вздыхаю, удивленная этим актом доброты и сочувствия. Почему? Из всех людей… Она должна ненавидеть меня больше всего на свете, и не за то, кто я, а за то, что я сделала.

Это невероятно, но, кажется, она понимает меня. Даже больше – словно она точно знает, что именно я чувствую.

– Я… – пытаюсь подобрать нужные слова, – я слышала, что ваши родители тоже умерли. Мне жаль.

Она смотрит на меня с удивлением и кивает.

– Было нелегко быть единственной, кто оплакивал их, – с грустью говорит она. – От Андромеды уже почти десять лет ничего не слышно, она не была к ним сильно привязана. Что касается Беллы…

Она не спешит продолжать и внимательно наблюдает за мной.

– Я очень люблю Беллу, но ей незнакомы человеческие проявления чувств, да ты и сама об этом знаешь.

Я в замешательстве, не знаю, смеяться или нет. Чего она от меня ждет? Она выказывает мне доверие или пытается заманить в ловушку?

Похожа ли она на свою сестру и мужа?

Прихожу к выводу, что лучше хранить молчание, и, закусив губу, подавляю желание ответить.

– Знаешь, Белла ненавидит тебя, – бросает она.

И это настолько очевидно, что я бы рассмеялась, не будь ситуация столь рискованной. К тому же ее ненависть весьма специфичной природы, и я не могу позволить кому-нибудь узнать правду. Никогда.

– Я догадывалась, – капля сарказма таки прозвучала в голосе. Становится трудно себя контролировать, стоит следить за словами и держать язык за зубами…

Последнее мне никогда не удавалось. Отчасти поэтому я была не слишком популярна в школе.

Выражение ее лица не меняется.

Нужно срочно исправлять ситуацию.

Выдавливаю из себя натянутую улыбку.

Но Нарцисса не отвечает мне тем же.

– Интересно, почему она так сильно тебя ненавидит? – ее голос по-прежнему лишен эмоций.

Богом клянусь, мое сердце на секунду перестало биться. Судорожно соображаю, что сказать, но мысли путаются. Господи Боже, я не могу ответить, не солгав в том или ином смысле.

Но зато я могу честно сказать то, что было правдой, когда меня только похитили. Это ведь не будет считаться ложью, да?

– Потому что я г-грязнок…

– Теперь не только поэтому, не так ли? – ледяным тоном прерывает меня Нарцисса. Боже, дай мне умереть прямо сейчас.

Я просто таращусь на нее, глупо открывая и закрывая рот, будто рыба – в попытке поймать муху, – тогда как она смотрит на меня абсолютно бесстрастно.

Она знает, должна знать, иначе почему… зачем бы ей спрашивать об этом?

Она кидает на меня оценивающий взгляд.

– Сколько тебе лет, грязнокровка?

Преодолев вину и унижение, тихо отвечаю:

– Восемнадцать.

Да, я маленькая глупая девочка, с головой окунувшаяся в омут отношений с человеком намного старше, который пугает меня до полусмерти. Да, я – та, кто спит с вашим мужем, я одержима им и, возможно даже…

Уголки ее губ чуть дергаются вверх, и на секунду мне кажется, что взгляд ее потеплел.

– Когда мне было восемнадцать, я готовилась к ЖАБА, – с ностальгией и грустью в голосе произносит она.

Я не знаю, что сказать. Она тоже. Тишина такая, что я едва дышу, но все равно кажется: мое дыхание слишком громкое.

Она не может сочувствовать мне. Никогда не поверю в это. Жизнь научила меня не доверять никому, – кроме разве что Рона, – в тот самый момент, когда Гарри не сумел спасти моих родителей.

– Здесь не место для молодой девушки. Я много раз говорила Люциусу, что это лишено смысла. Пусть ты и грязнокровка, но я не понимаю, как твое заключение сможет помочь хоть в чем-то?

Мне нечего сказать, и поэтому я молчу.

– Он не может отпустить тебя, я это понимаю, – она пристально смотрит на меня. – Тебе прекрасно известно, что будет с ним, если он это сделает.

Боже, если ты милосерден, обрушь на меня небо и погреби под останками мира.

Как-то я сказала Люциусу, что если бы он действительно заботился обо мне, он бы отпустил меня. Но тогда он поклялся, что я стану свободной только через его труп. Но не думаю, что Нарцисса подразумевает то же самое.

– Я полагаю, он обращается с тобой настолько хорошо, насколько это возможно в подобной ситуации, – продолжает она едва слышным шепотом. – Белла постоянно твердит мне о том, как он не позволяет никому навредить тебе, никому и ничем.

Она умолкает, а у меня внутри все леденеет, покрывается тонким слоем инея, и кровь замедляет свой бег по артериям и венам. Вдох. Выдох.

Она знает она знает она ЗНАЕТ!

Ее голубые кристально-ясные глаза встречаются с моими – карими, унылыми и скучными.

– Цени покровительство, что он проявляет в отношении тебя, грязнокровка, – она говорит так тихо, что мне кажется, я прочла это по ее губам, а не уловила их на слух. – Возможно, это единственное, что может спасти тебя…

Дверь резко распахивается, и в комнату входит Люциус – Боже, только его тут не хватало! – как всегда, элегантный, холодный и неприступный.

Однако на короткий миг, – на какую-то сотую долю секунды, но я все равно успеваю это заметить, – спокойствие и хладнокровие покидают его. Он замирает, и глаза его чуть расширяются, когда он видит, что его жена разговаривает с его… с его…

Кто я для него?

– Добрый вечер, Люциус, – вежливо произносит Нарцисса. – Ты рано сегодня.

Надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки. Теперь на его лице прежняя непроницаемая маска.

Он много лет скрывал ото всех свои настоящие эмоции, и за прошедшие годы овладел этим мастерством в совершенстве, мне ли не знать.

– Нарцисса, – бросает он, подходя к ней и отстраненно целуя в щеку.

Внутри что-то екнуло, но я ничем не выдаю, что меня что-то беспокоит. Буду брать пример с Люциуса – не показывать эмоций. Это приводит только к боли.

Он поворачивается ко мне, глядя на меня с обвинением…

Я ничего не сказала, пожалуйста, не смотри на меня так…

Но уже в следующую секунду его взгляд вновь обращен к жене.

– Какая приятная неожиданность, – он улыбается ей. – Кому мы обязаны честью видеть тебя?

– Сестра пригласила меня на обед, – сдержанно отвечает она.

Люциус кивает, по-прежнему ничем не выдавая своих чувств.

– Где она сейчас?

Нарцисса медлит с ответом.

– Темный лорд вызвал ее около пяти минут назад. И Драко тоже, он пошел с ней, – заканчивает она, отворачиваясь от мужа, и я не могу больше видеть ее лицо.

Без колебаний Люциус дотрагивается до ее плеча.

– Ему уже семнадцать, Нарцисса, – ровным тоном говорит он. – Он достаточно взрослый, чтобы принимать решения, и он способен защитить себя в случае чего. Ты должна перестать постоянно волноваться за него.

Она вновь поворачивается к нему, и я замечаю, как она напряжена.

– Конечно, – натянуто отвечает она. – Я уже свыклась с тем, что он идет по твоим стопам. И я рада, что его тетя и отец присматривают за ним.

Люциус никак не реагирует на ехидный тон, а лишь кивает, убирая руку с ее плеча. С облегчением вздыхаю. Почему-то этот его жест задел меня сильнее, чем я могла вообразить.

Он поворачивается ко мне, и его глаза яростно полыхают. Но это невозможно было бы заметить, если не знаешь, что искать.

– Что здесь делает грязнокровка? – спрашивает он.

Нарцисса слегка хмурится, но он не видит этого.

– Она заканчивала уборку, когда ты вошел, – он пристально смотрит на меня из-за спины мужа. – Но, думаю, она на сегодня закончила.

Люциус не поворачивается к ней, продолжая сверлить меня тяжелым взглядом.

– Тогда я отведу ее в ее комнату, – его губы едва шевелятся при этих словах. – Не желаю терпеть ее присутствие здесь дольше необходимого.

Замираю на месте. Знаю, он должен был сказать это, дабы сохранить видимость, но…

Нарцисса все еще хмурится, наблюдая за тем, как Люциус хватает меня за предплечье.

– Пошли, грязнокровка.

Проклиная себя за слабость, делаю, как он приказал, и следую за ним к двери. Уже на пороге он оборачивается к жене, и на ее лице тут же появляется слабая, вежливая улыбка.

– Полагаю, ты вернешься в поместье? – вопросом это можно назвать с некоторой натяжкой.

Она кивает.

– Как только допью бокал этого великолепного вина.

Люциус выдавливает из себя улыбку и, развернувшись, покидает комнату.

Нарцисса едва заметно кивает мне.

У меня возникает чувство, что я должна что-то сказать. Но что? Спасибо за то, что вы единственная из семьи Малфоев сказали мне что-то более-менее хорошее, даже при том, что я сплю с вашим мужем?

Не очень удачная идея.

Поэтому я отворачиваюсь от прекрасной жены Люциуса и следую за ним из комнаты.

Как только дверь за нами закрывается, он хватает меня за руку и тащит по коридору. Я едва не вскрикиваю от боли, но сдерживаю себя.

Он зол. Нет, он в ярости. И ему вовсе не обязательно что-то говорить, я и так все прекрасно вижу.

В мгновение ока мы оказываемся в моей комнате. Распахнув дверь, он толкает меня вглубь и, войдя за мной, захлопывает ее. Его губы сжаты в тонкую линию, а черты лица напряжены.

– Ты говорила с ней? – в его голосе звенит гнев.

Я дрожу от страха, стоя перед ним. Реальность в одночасье наваливается на меня – осознание того, что мы делаем, и ужас всего происходящего между нами…

– Я… – спотыкаюсь на первом же слове, потому что не хватает воздуха.

В два шага он преодолевает разделяющее нас расстояние, занося руку для удара, его глаза мечут молнии.

– Просто ответь на чертов вопрос! – шипит он.

Отшатываюсь от него назад, врезаясь спиной в холодную стену, опираясь на нее, чтобы не рухнуть на пол.

– Люциус, я… мне кажется, она знает! – голос дрожит, я еле сдерживаю рвущиеся наружу рыдания.

Его лицо становится белее мела. Такое чувство, будто он увидел призрака.

Люциус медленно опускает руку. Его глаза широко распахнуты, и кажется, принадлежат совсем другому человеку.

– Что? – шепчет он.

Крепче вцепляюсь в каменную стену позади, глубоко вздыхая.

– Твоя… твоя жена. Я думаю, она знает… о нас.

В его лице ни кровинки. Он больно хватает меня за плечо, отрывая от стены, и несколько раз встряхивает.

– Что она тебе сказала? – шипит он. – Что именно она сказала?

Сглатывая комок в горле, судорожно вспоминаю наш с ней разговор до мельчайших деталей.

– Она сказала… она сказала, что она твоя жена, – шепчу я.

Он останавливается, с удивлением глядя на меня и до боли сжимая мое плечо.

– И что? – убрав руку, он продолжает смотреть на меня с недоверием. – Да, она моя жена, если ты еще помнишь об этом. И уже много лет.

– Но это не все! – с отчаянием в голосе выкрикиваю я. – Она сказала… сказала, что Беллатрикс ненавидит меня не только потому, что я грязнокровка.

Люциус прищуривается, обдумывая то, что я сказала, но затем, покачав головой, вновь поднимает на меня глаза.

– Cомневаюсь, что она имела в виду то, о чем ты подумала, – спокойным тоном произносит он. – Если бы она считала, что Беллатрикс ревнует меня к тебе, тогда бы это значило, что ей прекрасно известно, что у ее сестры есть на то основания.

Я совсем запуталась.

– Но… а не вы ли как-то говорили, что, возможно, Нарцисса знает о том, что было между вами и ее сестрой?

Он закатывает глаза, качая головой.

– Может и говорил, но я всегда был абсолютно уверен, что у нее нет доказательств, одни догадки, – откровенно произносит он. – Я так сказал, чтобы ты оставила любые мысли рассказать об этом моей жене после того, как Беллатрикс… так неосмотрительно себя повела.

Мои губы помимо воли расплываются в улыбке.

– А почему вы думаете, что я не могу рассказать ей об этом сейчас? – поспешно спрашиваю я. – А может, я только что ей все рассказала?

– Правда? – он смотрит на меня, изогнув одну бровь.

Мне нечего ответить, и, поняв это, он победно ухмыляется.

– Нет, думаю, ты ничего не сказала, – тихо произносит он. – И сомневаюсь, что когда-либо скажешь.

Конечно, я буду молчать. Все тайны и секреты, связанные с ним, я унесу с собой в могилу. Все, даже тот, о котором не должна знать ни одна живая душа, самый страшный и темный его секрет – его чувства к грязнокровке.

– Но… – в отчаянии начинаю я. – Но она может просто… она может просто думать, что Беллатрикс злится на меня, потому что печется о благополучии своей сестры, или еще из-за чего.

– Беллатрикс Лестрейндж заботится о ком-то, кроме себя? – скалится он. – Мы говорим об одной и той же женщине? – он ухмыляется еще шире.

Невольно улыбаюсь в ответ, и в этот момент в целом мире кроме нас не существует никого, мы улыбаемся друг другу, и это прекрасно, потому что искренне. Это уже не игра и не противостояние характеров…

Но его улыбка быстро исчезает, как только он осознает – немного запоздало, – что откровенно шутит и смеется с грязнокровкой. Его взгляд становится хмурым, и моя улыбка гаснет.

Повисает долгая пауза, которую он решает нарушить первым:

– Нарцисса знает Беллатрикс лучше, чем кто-либо, – спокойно произносит он. – И искренне считает, что если бы Беллатрикс знала о моей интрижке с кем-нибудь, то непременно рассказала бы ей.

– Тогда почему она до сих пор не сделала этого? – шепотом спрашиваю я. – Почему она еще не сказала ей о том, что мы с вами…

Он прищуривается, глядя на меня: я ступаю на опасную тропу. Любые разговоры и намеки на наши отношения – запретная тема…

Тем более, мне что-то не хочется использовать слово «интрижка». Оно не подходит для описания того, что между нами.

– Почему Беллатрикс еще не рассказала сестре о нас? – в конце концов спрашиваю я.

– Потому что она не знает, – раздраженно кидает он. – Она подозревает, но у нее нет доказательств. Они были – воспоминания о той ночи, когда она перерезала тебе вены, – но я стер их. К тому же Беллатрикс, может, и сумасшедшая, но не идиотка. Она прекрасно знает, что если попытается утопить меня, я потяну ее за собой, я расскажу жене о поведении ее сестрицы, о том, как она спала со своим зятем, – он умолкает на мгновение, поднимая голову чуть выше. – Беллатрикс знает. Она любит сестру и сделает все, что в ее силах, чтобы сохранить ту в неведении.

Обдумываю его слова. Думаю, он прав, но… но…

– Беллатрикс сказала вашей жене, что вы не позволяете никому причинять мне вред, – на одном дыхании произношу я, пока у меня есть силы на это. – Еще ваша жена сказала, что я… что я должна ценить ваше покровительство и защиту, потому что это единственное, что может спасти меня.

Он задумчиво смотрит на меня, и я осторожно продолжаю:

– Что она имела в виду, говоря, что это единственное, что может спасти меня?

– Понятия не имею, – хмурится он.

И мне кажется, у него возникла какая-то мысль, но он прогоняет ее, качая головой.

– Ей жаль тебя, и не более того, – спокойно заключает он. – Я знаю ее. Несмотря на ее убеждения, она не одобряет моих методов и много раз просила меня быть с тобой помягче – насколько это возможно.

Чувство вины гложет меня. Нарциссе меня жаль… И чем я плачу ей за эту доброту?

– Вы уважаете ее, но тем не менее не хотите прислушиваться к ее советам, – почти шепотом начинаю я. – Вы никогда не проявляли ни капли милосердия ко мне.

Он глубоко вздыхает и, кажется, хочет сказать что-то в ответ, но не может выдавить из себя ни слова.

– Что-то еще? – наконец спрашивает он.

Напряженно соображаю, как ответить.

– Нет, – в конце концов выдаю я, – нет, только это.

– Тогда, полагаю, у нас нет причин для беспокойства, – заключает он. – Нарцисса никогда не хотела быть Пожирательницей Смерти, потому что не готова зайти настолько далеко во имя достижения цели. И я не сомневаюсь, что именно поэтому она заговорила с тобой сегодня. Она просто жалеет тебя. Если бы она подозревала нас, то в первую очередь поговорила бы со мной, я уверен. У нее слишком развито чувство собственного достоинства, чтобы распространяться на такую деликатную тему.

Могу ли я ему верить? У меня просто нет выбора. Он знает ее лучше меня.

Но… то, как она говорила, и намеки Беллатрикс…

– Что мы делаем? – шепчу я. – Сколько времени пройдет, прежде чем нас в итоге раскроют?

Его глаза полыхают яростью.

– Нас не раскроют, грязнокровка, – тихо произносит он. – Я позабочусь об этом.

– Нам грозит опасность, Люциус, – стараюсь не обращать внимания на бешеный стук сердца, готового вот-вот выскочить из груди.

Горькая улыбка касается его губ.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю