Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 55 страниц)

– Где Рон?

Его лицо искривляется в презрительной усмешке.

– Слишком сильно привязана к мальчишке, да?

– Где он? – бросаю я, устав от его насмешек над тем, что его никоим образом не касается.

Люциус приподнимает бровь, все еще ухмыляясь.

– Интересно, а твой дружок знает, какие сильные чувства ты испытываешь к нему? И он отвечает взаимностью на твою… пламенную страсть?

Я краснею, но удерживаю себя от ответа. Он такого удовольствия не получит.

Не слушай его. Это пустые слова, бессмысленные…

– О, – безжалостно продолжает он, – он, должно быть, просто держит тебя на коротком поводке. Что-то вроде запасного плана, на случай, если ничего лучше не подвернется.

– Нет! – с горячностью отвечаю я.

– Нет? – Он пристально смотрит мне в глаза. Кажется, будто он пытается заглянуть в душу. Чувствую, как он исследует мои мысли, и моргаю. Один раз. Два. Три. Я не могу позволить ему прочитать мои мысли, только не сейчас. Он может увидеть нож…

На его лице появляется кривая, почти извращенная улыбка, когда он вытаскивает кое-какие воспоминания.

Не думаю, что он видел нож. Пока еще нет.

– Я кое-что вижу, – он нарочно растягивает слова. – Чье-то лицо. Эта девушка, наверное, твоя соперница. Как ее зовут?

Я храню молчание, но ему и не нужно, чтобы я говорила. Его слова всколыхнули во мне ревность и ярость, я чувствую, как воспоминания становятся ярче.

– Лаванда? Ах, красивое имя для красивой девушки, – он перестает копаться в моих мыслях и подходит ближе. Он говорит так тихо, что я едва слышу его. – Это причиняет тебе боль, не так ли? То, что он выбрал ее, а не тебя. Ее, такую простушку, у которой нет и сотой доли твоего ума.

– Неправда, – коротко бросаю я.

Ложь, Гермиона.

– А мне кажется, что все именно так. Думаю, ты поняла, что, выбирая между умной и красивой, он выбрал красивую. Симпатичной дурочке есть что предложить ему, в отличие от тебя.

Гул в ушах нарастает, и я сжимаю нож в кармане, пытаясь пропустить его слова мимо ушей. Я не хочу слышать то, что он говорит. И меня не волнуют отношения Рона и Лаванды! Мне все равно!

Люциус медленно отодвигает локон волос, упавший мне на лицо.

– Это распространенная ошибка молодых людей, грязнокровка, – его голос слишком низкий, настолько, что если бы я точно не была уверена, то я бы подумала… а о чем бы я подумала? – Они не замечают ничего, кроме внешности. Им нравится то, что им навязывают другие. И они даже не подозревают, что сами способны формулировать свои желания.

Я стою, почти не дыша, и не могу двинуться с места. Я не знаю, о чем он говорит.

Я не хочу знать, о чем он говорит.

– А теперь ответь мне, – безжалостно продолжает Люциус, – какова была твоя реакция, когда ты узнала, что он предпочел тебе другую? Сделала вид, что все в порядке, или задумала отомстить? Говорят, что в аду нет страшнее фурии, чем отверженная женщина, и как я уже понял, у тебя есть характер. Я знаю, кого я предпочел бы.

Его пальцы медленно движутся по моей щеке, от виска к подбородку, в то время как он продолжает смотреть мне прямо в глаза. Я несколько раз моргаю, потому что не могу дать ему прочитать мои мысли, только не сейчас, не тогда, когда я задумала…

– Ах, – он улыбается, поймав мои мысли, и мое сердце пропускает удар, но усмешка на его лице дает мне понять, что он не заглядывал так глубоко. Не настолько, чтобы увидеть то, что я скрываю. – Ты выбрала месть, да? Полагаю, что отношения с ловцом из конкурирующей команды по квиддичу тоже немного слизеринский поступок, мисс Грэйнджер.

– Да что вы можете знать? – я, наконец, обретаю дар речи, сбрасывая с себя его руку. – Вы ничего обо мне не знаете.

Люциус направляет палочку мне в лицо, и я вновь чувствую, как пощечина обжигает мою щеку.

– Дорогая, – продолжает он, пряча палочку в мантии, – а я-то думал, что мы мило беседуем.

Делаю глубокий вздох, призывая все свои силы, чтобы игнорировать его.

Шаг за шагом.

– Зачем мы здесь?

Люциус резко вскидывает брови.

– Господи, вот оно – чисто женское любопытство. – Он надменно вскидывает подбородок. – Мы были вынуждены покинуть нашу штаб-квартиру. Кэрроу выдал наше местоположение, и мы не успели добраться до него.

Холодный, липкий страх пробежал по спине. Они собираются наказать меня за это, я уверена. Осознание этого заставляет меня трепетать от страха, но я смирилась.

Как ты смеешь мириться с этим?

Люциус не перестает мрачно улыбаться.

– Ты выглядишь напуганной, грязнокровка, – он издает смешок. – Не могу сказать, что виню тебя за это. Мне было приказано наказывать тебя за твои проступки, а, как тебе известно, я с удовольствием выполняю приказы.

– Почему? – спрашиваю я, хотя весь воздух вышел из моих легких. – Я думала, что говорю вам правду! Гарри должен был быть там, перо подтвердило, что я не лгала.

– Был он там или нет, – спокойно поясняет он. – Именно твоя информация привела нас туда, и неважно, что ты думала, что говоришь правду. – Он с неприязнью во взгляде смотрит на меня. – И теперь я застрял здесь, у черта на куличках, где-то под землей, в твоей компании.

– Разве больше никто не придет? – я слегка повышаю голос от досады.

Он ухмыляется, видя мое волнение. Он прекрасно знает, какую власть имеет надо мной, заставляя меня бояться его.

– Конечно, придет. Бела и Антонин скоро будут здесь вместе с твоим маленьким другом. Мы не будем наедине слишком долго. – Он самодовольно приподнимает брови. – Прости, что разочаровываю тебя.

Я глубоко вздыхаю, прежде чем задать вопрос:

– Когда они прибудут?

На его лицо набегает тень, и он слегка хмурится, а потом тихо и осторожно отвечает:

– Скоро. И хватит об этом. Твое любопытство тебя до добра не доведет, научись сдерживать его.

Дыши, Гермиона. Он не знает, пока не знает.

Я сую руку в карман, чтобы вновь почувствовать холодную сталь лезвия. Я осторожно провожу по нему пальцами.

– Не знаю, почему ты так хочешь, чтобы твой друг приехал, – на лице Люциуса мелькнула улыбка, будто его искренне что-то рассмешило. – Наверное, ты считаешь, что его почти беспросветная тупость поднимает тебя в глазах окружающих. Возможно, именно поэтому ты с ним и дружишь – чтобы выглядеть умной на его фоне…

– Рон не глупый! – огрызаюсь я. – И я тоже.

– Нет, он глупый, – жестко отвечает Люциус. – Ты… ну, согласен, у тебя есть задатки ума, но ничего сверх того, что не было бы характерно для обычных магглов.

Его слова спровоцировали меня на ответ.

– Я уже говорила, что я лучшая на курсе…

– О, и ты так гордишься этим, да? Драко много рассказывал о том, как часто на уроках ты тянешь руку вверх. Тебе нравится выставлять напоказ свои знания, принижая таким образом своих сверстников?

– Нет! – мое лицо заливает краска. – Я тяну руку, потому что знаю ответ на вопрос…

– Ты можешь обманывать себя сколько хочешь, но только не меня, – грубо обрывает меня Люциус. – По крайней мере, я абсолютно честен насчет своего превосходства, ты же не можешь быть честна даже сама с собой.

Я молчу, продолжая медленно гладить пальцами лезвие ножа.

– Такая умная, – тихо говорит он, глядя на меня сверху вниз. – И такая жестокая, судя по тому, что я слышал.

– Что вы имеете в виду?

Он вновь улыбается мне, но на тот раз на его лице мелькает выражение, которого я прежде не видела. Если я не ошибаюсь, это похоже на уважение.

– Я слышал о вас много историй, мисс Грэйнджер. Порой весьма неприятных.

Да о чем он говорит?

– Например, – продолжает он, – я слышал о бедняжке Эджкомб, о том, как вы изуродовали ее только потому что она принесла кошку на урок Защиты от Темных Сил.

Судорожно вздыхаю.

– Это было жестоко, – этот низкий голос звучит почти соблазнительно. – Способная и жестокая. Несомненно, достойно Слизерина. Вы когда-нибудь думали о том, что, возможно, сортировочная шляпа отправила вас не на тот факультет?

– Нет! – выкрикиваю я.

Он ухмыляется.

– Возможно, вы и правы. Огромный плюс Слизерина в том, что он не принимает грязнокровок. Очень жаль. Кто знает, кем бы вы могли стать, если бы вам повезло тогда…

– А почему вы думаете, что мне не повезло? – моя очередь прерывать его. Меня уже тошнит от его поведения.

– Я уже говорил, – он возводит глаза к потолку, – вы не имеете никакого права учиться магии. Я унаследовал способности от своих предков – одних из самых выдающихся волшебниц и волшебников в истории. Вы же… не более чем ошибка природы.

– Вовсе нет.

– Правда? – он подается вперед и касается рукой моей щеки, зарываясь пальцами в волосы. – Тогда, как же вас еще можно назвать?

В груди все переворачивается, но я не обращаю на это внимания.

– Ведьмой?

Почему я произнесла это вопросительно? Получается, что я не совсем уверена в этом.

– Ведьмой, – он запускает пальцы глубже. – Понятно. Мне просто интересно, сколько времени нужно, чтобы вы поняли очевидное.

В его глазах что-то мелькнуло, и это до ужаса напугало меня. Что это?

Он качает головой, прогоняя это выражение, и убирает руку от моих волос.

– Как вы думаете, откуда вы получили свою силу? – тихо спрашивает он. – Кровь – вот основа всего. Именно она передает силу от одного волшебника другому, и именно поэтому ей придается такое значение в нашем мире. Я думал, что такая умная девушка, как вы, должны были знать об этом.

Кровь. Я вновь чувствую запах крови Рона. И я вижу ее. И вижу отрезанный большой палец, лежащий на полу. В желудке поднимается ураган, и у меня такое чувство, будто меня сейчас стошнит. Большой палец Рона. И я отрезала его.

Люциус с усмешкой смотрит на меня.

– Вы помните, что вы сделали, не так ли? – его голос полон удовлетворения, и это разрывает меня на части. – Вы помните, как отрезали его большой палец.

Во мне все кричит и рвется наружу: вся моя ярость и боль, и желание заставить его страдать, истекать кровью и кричать. О, да, было бы здорово воткнуть в него нож прямо сейчас.

Но нет. Надо взять себя в руки. Хладнокровие – самый верный помощник в бою, а вот эмоции – служат плохую службу. Я не могу просто наброситься на него, в таком случае я быстро потеряю контроль над ситуацией.

– Как вы могли заставить меня сделать это? – на этот раз мой голос столь же спокойный и ровный, как и его. Возможно, я смогу усыпить его бдительность, если буду держать свои эмоции под контролем. – Как вы можете так обращаться с людьми?

– Могу, – он вновь закатывает глаза, но на этот раз устало, будто ему надоели моли попытки отыскать в нем хоть что-то человечное. – А сейчас, думаю, вам пора спать, моя девочка.

– Мне семнадцать, – огрызаюсь я.

Он презрительно усмехается.

– По вашему поведению этого не заметно.

Он хватает меня за руку.

Сейчас, Гермиона.

Я молниеносно вытаскиваю нож из кармана и направляю его к его лицу.

Но реакция Люциуса не та, что я ожидала.

Я думала, нет, я надеялась, что увижу на его лице неподдельный страх, но, несмотря на то, что на мгновение страх мелькнул в его глазах, с его губ так и не сошла усмешка.

– Дорогая, какой глупой вы иногда можете быть, – его голос абсолютно ровный.

– Разве вам не страшно? – мой же голос больше похож на шипение, я поигрываю ножом перед его лицом и глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться.

– Милая моя, а почему, ради всего святого, я должен бояться? – его улыбка становится шире.

– Я могу убить вас.

– И это должно напугать меня? – с вызовом спрашивает он. – Что ж, сделай это.

Я перестаю дышать.

Я могу сделать это?

Я должна. За то, что он сделал, я должна разорвать его на мелкие кусочки.

Но… я не могу. Иначе я буду, как он. А я не могу быть убийцей.

Давай, Гермиона! Он заслуживает этого!

Люциус просто смотрит на меня. Улыбка все еще не сходит с его лица, пока я веду переговоры со своей совестью.

Он знает, что я не могу сделать это. Он знает!

– Ну, что же ты? – Откровенная провокация. – Ты ведь этого хочешь. После всего, что я сделал, причинил тебе столько страданий, ты обязана хотеть этого. Но мне вот что интересно, после того, как ты меня убьешь, как ты переберешься через озеро без посторонней помощи?

– Заткнись! – моя рука дрожит, потому что весь мой «гениальный» план разваливается на глазах.

Люциус смеется; тихий и низкий смех. Я подношу лезвие к его щеке, оно сверкает серебром на бледной коже. Смех прекращается, и его взгляд опускается на лезвие, а потом вновь возвращается к моему лицу. Он улыбается, но становится заметно, что он боится. Теперь моя очередь, ублюдок!

– Я заключу с вами сделку, Люциус, – власть в моих руках. Если я сдержу свои эмоции, то выберусь отсюда.

– Переговоры? – Кажется, все это почти забавляет его. Почти. – Ну, я слушаю, грязнокровка. Что ты предлагаешь?

Он говорит спокойно и уверенно. Почему он не напуган?

– Я хочу, чтобы вы отдали мне свою палочку, – твердо говорю я. Я не трясусь от страха и не боюсь.

Совсем. Нисколечки.

– Зачем? Хочешь аппарировать? Но сама подумай, неужели я стал бы переправлять нас через озеро, если бы здесь можно было аппарировать.

Я глубоко вздыхаю. Об этом я действительно не подумала.

– Хорошо. Тогда, я хочу, чтобы вы переправили меня на берег.

– Или что?

– Или я убью вас! – я сильнее сжимаю рукоять ножа, увеличивая нажим на лезвие. Но я не поранила его. Пока еще нет.

– О, ясно, – он все еще спокоен и не понимает, что я сейчас здесь главная. Я! – Свобода в обмен на жизнь. Как оригинально. Но должен предупредить, что ваш побег не поднимет мне настроения. И кто знает, на ком я вымещу всю свою злость.

Черт! Он может использовать Рона, чтобы заставить меня повиноваться, и он знает, что я именно так и поступлю.

– Я не собираюсь отпускать вас, как только мы выберемся отсюда, – мой голос дрожит. – Вы пойдете со мной в штаб-квартиру Ордена и вы скажете, где находится это место, чтобы они смогли вернуться сюда и спасти Рона.

– Ты ожидаешь, что я сдамся, лишь бы остаться в живых? – Люциус смеется, и лезвие у его щеки сверкает. – С какой стати? Лучше умереть, чем всю жизнь провести за решеткой. Да, я предпочту умереть, но не позволю стражам Азкабана вновь притронуться ко мне. Так что вперед, убей меня! Чего ты ждешь? Давай!

Я вздрагиваю, отчаянно желая сделать это, причинить ему боль, вонзить в него нож, порезать, разорвать. Уничтожить его так же, как он уничтожил меня.

Но… я не могу. Я не убийца.

Он смеется, видя, как я борюсь сама с собой, лезвие колеблется у его щеки.

– Не можешь, да? Не хватает смелости? Ты просто маленькая глупая девчонка, играющая во взрослые игры. Хотя, возможно, что в этом есть и моя вина, ведь это я научил тебя обращаться с ножом.

Перед глазами проносятся ужасные воспоминания о том, как я воткнула нож себе в ногу, как отрезала лучшему другу палец, и еще – моя горящая рука, сломанные пальцы, крики Рона и мои собственные, наша кровь и боль, боль, боль. Хочется кричать от раздирающей изнутри боли. Его лицо перед глазами, и я ненавижу, ненавижу его! Я хочу, чтобы он сдох! И вряд ли кому-то до этого будет дело. Он заслужил!

Я замахиваюсь ножом, но Люциус перехватывает мое запястье прежде, чем лезвие касается его.

У меня нет времени на размышления.

Я со всей силы пинаю его по ноге. Он шипит и отпускает мое запястье. Выворачиваюсь из его рук, но он пытается схватить меня за руки, талию, волосы.

Я сопротивляюсь и отбиваюсь от него, прекрасно понимая, что это мой последний шанс. Пытаюсь отбежать от него подальше, но он хватает меня за талию, притягивая ближе к себе. Нет! Я не могу позволить ему лишить меня единственного шанса, я должна, должна…

Я вонзаю нож в его плечо.

Господи, боже мой!

Люциус вскрикивает, сгибаясь пополам от боли.

О… Боже.

Он зажимает рану рукой, но это не может остановить кровь.

Я отхожу подальше от него. Я в ужасе и шоке. Вот дерьмо! Не могу поверить, что я… я… Господи!

Он сжимает зубы, тяжело дыша носом, и вытаскивает нож из плеча. Черты его лица искажаются в агонии.

А потом он смотрит на меня с нескрываемой, абсолютной ненавистью. И сейчас я напугана так, как никогда прежде, потому что теперь это зашло слишком далеко. Теперь это личное. Это больше не противостояние пленницы и похитителя, нет, отныне только он и я. Я и он. И больше ничего.

– Ах, ты, грязнокровая СУКА!

Я поворачиваюсь, чтобы бежать. Одному Богу известно куда, но я не могу позволить Люциусу добраться до меня прямо сейчас. Все изменилось, и я сама виновата в этом.

Я натыкаюсь на дверь, дергая за ручку и крича: «Выпустите меня отсюда!», но здесь никого нет. Никого, кроме него. Дверь не поддается, я в ловушке. Нет!

Его рука ложится на мое плечо, разворачивая меня, и я вижу перед собой его лицо: бледное и искаженное слепой яростью и ненавистью. Боковым зрением успеваю заметить его кулак, но не успеваю среагировать. Ай!

Я падаю на пол, перед глазами плывут разноцветные круги, и мое лицо разбито. Я едва выношу эту боль, боль, что никогда не кончится, но Люциус не собирается останавливаться на этом.

Он склоняется надо мной, хватая меня одной рукой за воротник мантии, а другой продолжая наносить удары. Один за другим, ломая кости, царапая кожу. И боль взрывается внутри меня, когда его ботинки со всей силы врезаются мне в живот и грудь. Он пинает снова и снова, сопровождая удары яростными комментариями:

– Ты глупая, – удар, – омерзительная, – удар, – сучка! – Он бьет меня кулаком в лицо. Из носа течет кровь, и я захлебываюсь рыданиями, мое лицо превратилось в одно сплошное месиво. Я чувствую вкус крови и ее запах. – Когда я закончу с тобой, ты пожалеешь, что вообще родилась!

Я не чувствую ничего, кроме крови и боли.

Он приподнимается, дергая меня за волосы, чтобы я смотрела прямо на него. Голову жжет, и все тело болит.

– Ты дорого заплатишь за это, и я буду наслаждаться твоей болью. – Он смотрит на меня, в то время как я пытаюсь обуздать страх, явственно читающийся на моем лице. Его же лицо искажено от ярости, столь сильной, что Люциус едва ли похож сейчас на человека. – Будь осторожней, – тихо произносит он, часто дыша, – или однажды ты зайдешь слишком далеко, и я убью тебя.

Я ни капли не сомневаюсь в его словах.

Он тащит меня за волосы из комнаты, вдоль коридора, пока, наконец, он не открывает одну из дверей и не толкает меня внутрь комнаты, запирая в полной темноте. Я слышу его удаляющиеся шаги.

Глава 8. Вопросы и ответы

– Это, верно, тот самый лес, – размышляла она, – где нет никаких имен и названий. Интересно, неужели я тоже потеряю «свое» имя? Мне бы этого не хотелось! Если я останусь без имени, мне тотчас дадут другое и, наверняка, какое-нибудь ужасное! А я примусь разыскивать того, кто подобрал мое старое имя. Вот будет смешно! Дам объявление в газету, будто я потеряла собаку: «Потеряно имя по кличке…», тут, конечно, будет пропуск… «На шее медный ошейник». И всех, кого ни встречу, буду окликать: «Алиса!» – вдруг кто-нибудь отзовется. Только вряд ли… Разве что по глупости… (Пер. – Н.Демурова.)

Я хочу, чтобы вы воспользовались всеми удобствами, предоставленными вам, и привели себя в порядок прежде, чем предстать передо мной этим вечером. Также я хочу, чтобы вы одели платье, что я вам оставил, но сделайте это лишь тогда, когда будете готовы встретиться со мной. И знайте, что если откажетесь выполнять мои желания, Уизли не поздоровится. Жду вас. Малфой.

Я яростно пробегаю взглядом по каллиграфически выведенным буквам, а потом рву записку в клочья, усеивая пол мелкими бумажными хлопьями.

Встретиться с ним? Где? Куда он на этот раз хочет меня затащить?

Даже если бы я знала, куда идти, то как, черт побери, мне туда добираться? Проклятая дверь закрыта… или он ожидает, что я выломаю ее к чертовой матери? Да здесь даже окна нет, чтобы я могла выбраться.

И зачем он хочет со мной встретиться? Я даже видеть его не хочу, после того, что произошло между нами в нашу последнюю встречу.

Я вздыхаю, садясь на свою новую кровать и оглядывая свою новую комнату.

Ну, по крайней мере, я думаю, что это и есть моя новая комната, ведь я очнулась здесь после того, как заснула в полном изнеможении в том чулане, в котором он меня запер.

Должно быть, кто-то принес меня сюда, пока я спала. Только Богу известно, как я не проснулась, когда меня несли в эту комнату!

Что ж, могло быть и хуже. Да, темные, тусклые и старые каменные стены совсем не добавляют уюта, но, по сравнению с моей камерой в штаб-квартире Пожирателей, это просто дворец. У меня хотя бы есть кровать, чтобы громко рыдать в подушку! Но не только, еще у меня есть смежная ванная комната.

Ванная комната!

Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Я понятия не имею, почему мне выделили собственную комнату, да меня это и не шибко волнует сейчас. Возможно, однажды я спрошу его об этом.

Так, значит, он хочет, чтобы я «привела себя в порядок» и одела платье, которое он оставил… Полагаю, он имеет в виду вот эту зеленую, шелковую штуку, аккуратно лежащую на стуле возле туалетного столика.

Но куда он хочет, чтобы я пришла после того, как оденусь?

Так, давай по порядку: вымойся и оденься, а потом уже будешь ломать голову над тем, что он имел в виду.

Я ступаю по черному кафелю ванной комнаты и поворачиваю кран, наполняя ванну водой, а потом скидываю с себя эту жутко тяжелую красную мантию.

Погружаюсь в горячую воду по пояс, и от этого каждый синяк и порез на моем теле взрывается жгучей болью, но я упорно продолжаю погружаться еще глубже, до тех пор, пока на поверхности не остается только голова. Может быть, если я буду сидеть здесь достаточно долго, горячая вода смоет всю вину и боль?

Я хочу увидеть, как они будут молить о смерти, лишь бы больше не испытывать мучений, которым их будут подвергать.

Я беру жесткую щетку и кусок мыла, чтобы смыть с себя засохшую кровь, пот и грязь.

Я хочу увидеть, как Беллатрикс будет кричать и извиваться под действием Круцио. Молить о снисхождении снова и снова…

Моя кожа уже покраснела от горячей воды и жесткой щетки, но я не останавливаюсь, продолжая с остервенением тереть себя губкой, хотя ее щетинки больно задевают мои порезы и царапины.

Я хочу увидеть, как Долохова сначала унизят, протащив голым по улицам, а потом заставят смотреть, как его собственные гениталии горят в огне.

Яростно намыливаю голову, едва не раздирая кожу ногтями, а потом ныряю под воду, отгораживаясь от окружающего мира.

Я хочу увидеть, как Люциус страдает. Хочу увидеть, как он теряет все, утопая в отчаянии, кричит и вопит прежде, чем умрет в полном изнеможении. Жаль, что я не воткнула нож ему в сердце. И хрен бы кто осудил меня за это, потому что он действительно заслуживает смерти.

Я выныриваю из воды, делая глубокий вдох и вытирая капли с лица.

Господи, прежде чем я умру, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Позволь мне рассмеяться ему в лицо, пока он будет корчиться у моих ног. И я буду благодарна за это вечно.

Выбираюсь из ванной, разбрызгивая вокруг мыльную воду, она стекает на пол, а от моей кожи поднимается пар.

Аминь.

Я снимаю с вешалки полотенце и оборачиваю его вокруг себя, а потом прохожу в спальню и сажусь за туалетный столик.

Из зеркала на меня смотрит девушка, в которой я с трудом узнаю себя – спасибо глубокому порезу на щеке! И еще один вот тут, на переносице, а также синяк на скуле, ой, и на подбородке, на лбу и виске…

Я вздыхаю и в последний раз выжимаю волосы полотенцем, а потом беру в руку гребень, что лежал на столике. Ау, черт, это больно! Волосы так спутались, что понадобится, по меньшей мере, час, чтобы распутать каждый колтун. Наконец, я распутываю последний и снова просушиваю волосы полотенцем, пока локоны не начинают виться – верный признак того, что они почти высохли.

Возвращаюсь в ванную, чтобы почистить зубы. Как хорошо – смыть вкус последних нескольких дней! С остервенением орудую щеткой, избавляясь от вкуса слез, крови и рвоты.

Вхожу в свою спальню (Это не твоя спальня!) и вновь сажусь за туалетный столик.

Ублюдок. Как я могу «привести себя в порядок», если выгляжу так, словно отыграла пару раундов в боксе?

И как ответ на мой вопрос, на мои глаза попадается прозрачный флакон, стоящий на столике. Беру его и читаю этикетку.

«Зелье для моментального заживления ран. Подходит для ежедневного употребления. Избавляет от синяков и порезов».

Истерически смеюсь, а потом все же откупориваю флакон с мазью и наношу ее на раны. Немного жжет, но порезы и синяки исчезают на глазах, будто их и вовсе не было.

Смотрю на свое отражение: может, конечно, теперь я и чистая, но вот в зеркале уже не та девочка, которой я когда-то была. И сейчас я это четко вижу – взгляд затравленного животного, привыкшего жить в постоянном страхе.

Я встаю и, взяв в руки платье, придирчиво осматриваю его.

Оно действительно… очень красивое. Я никогда особо не была помешана на шмотках, но это… и вправду мило. И, кажется, мой размер. Будет сидеть идеально.

Я не хочу одевать его. Неужели, здесь больше нет ничего, что я могла бы надеть?

Бросаю платье на пол и подхожу к огромному шкафу, с трудом открывая тяжелую дверцу.

Подавляю истерический смешок, перебирая одежду, висящую в шкафу. Простые выцветшие шерстяные платья коричневого, серого или зеленого цветов.

Оттенки грязи.

Яростно захлопываю дверцу и поднимаю зеленый шелк, одевая его через голову и проклиная все на свете. Он мягкими складками ложится на пол, полностью прикрывая ступни. Кое-как справляюсь с тесемками на спине, тихо ненавидя Люциуса всеми фибрами своей души за то, что он не оставил мне нижнего белья или обуви. Чертов, чертов ублюдок, ненавижу, ненавижу…

Уже заканчивая шнуровку, ловлю свое отражение в зеркале.

Да, сидит, как влитое: свободными складками ниспадает от линии бедер, но плотно обтягивает талию и грудь. Я бы даже сказала, СЛИШКОМ хорошо…

Подавляю эту мысль на корню. Я не могу волноваться сейчас об этом, потому что есть вещи поважнее. Последний узел…

… и я сжимаюсь в крошечную точку, растворяясь и просачиваясь сквозь пространство.

Темно. Ни света, ни звуков.

Что-то вроде абсолютной пустоты.

Хотя, нет. Ведь я чувствую холодный каменный пол под ногами.

Кроме того, существование абсолютной пустоты невозможно с точки зрения науки… так?

Но здесь же ничего нет! Только темнота. И зловещая тишина.

Спокойно. Это просто игра воображения, один из его трюков, и ничего боле.

Глубоко дышу. Вдох – выдох.

Делаю шаг, вытягивая перед собой руку, и задерживаю дыхание, двигаясь медленно и осторожно. Кто знает, что может быть здесь… где же я?

Ступая очень осторожно, я продолжаю идти вперед, ощупывая ногами пространство перед собой, пока пальцы ног не натыкаются на…

Камень. Холодный камень. Я облегченно выдыхаю, продвигаясь наощупь вдоль стены.

Это всего лишь пустая комната. Здесь темно и тихо, но это просто комната.

Разворачиваюсь и прижимаюсь спиной к стене, оседая на пол и подтягивая колени к груди.

Черт!

Какое-то движение. Я слышу, как что-то движется в углу!

Резко встаю.

– Кто там? – мой голос дрожит.

Нет ответа.

Воздуха не хватает. Я не могу вздохнуть. И не могу ясно мыслить.

– Прекратите играть со мной! – теперь мой голос больше похож на шипение и уже не дрожит, как минуту назад.

Тишина. Ничего, кроме тишины, темноты и страха. Они давят и душат меня.

И все это в одночасье разрушает холодный голос – голос, который я ненавижу больше всего на свете.

– Не дергайся, грязнокровка.

Словно из ниоткуда появляется приглушенный красный свет, – но оказывается, что он исходит от фонаря в центре потолка, – он заполняет комнату тусклым красным свечением.

И он здесь. Стоит у противоположной стены с поднятой палочкой в руках и с улыбкой, не сулящей ничего хорошего.

Я перестаю дышать. На какой-то миг его бледное лицо и жестокая улыбка, освещенные красным светом, напоминают мне Волдеморта. Сейчас они так похожи.

Несмотря на то, что Люциус улыбается, его взгляд по-прежнему холодный и напряженный. Я сама все испортила, продвинув наши отношения на новый уровень, и теперь он хочет отомстить. О, Боже…

Дыши. Побереги нервы. Разговори его, это молчание ни к чему не приведет.

– Зачем мы здесь?

Его улыбка становится шире. И в красном свете кажется, будто его лицо вырезано из камня. Это приводит в ужас.

– Ты узнаешь позже. Всему свое время, – он проводит указательным пальцем вдоль волшебной палочки. – Почему ты никак не хочешь научиться терпению? Это ведь такая отличная черта, тебе так не кажется?

Пытаюсь дышать глубоко.

– Где мы? – рискую задать вопрос.

Он с усмешкой смотрит на меня.

– Мы в подвале дома, – отвечает он, растягивая слова. Ненавижу эту его манеру!

– Какого дома? – машинально спрашиваю я. – Того, куда мы прибыли в… на днях?

– Да, – Люциус кивает. – Куда мы прибыли вчера. Он принадлежал родителям моей жены. Беллатрикс получила его в наследство после их смерти как старшая дочь, и она любезно предоставила его в наше распоряжение на какое-то время.

– Почему мы здесь? – от накатившей паники разболелась голова.

На его лице все еще блуждает садистская ухмылка.

– Я подумал, что нам было бы полезно проводить вместе чуть больше времени. Как только мы закончим, вы сможете вернуться в свою комнату.

– А… Рон тоже здесь? Я имею в виду, в доме, – поспешно добавляю я, потому что не хочу вызывать подозрений.

– Да, он здесь, – произносит Люциус. – Он приехал с Беллой и Антонином примерно через час после нас. У него отдельная комната, как и у тебя, и я думаю, что ему намного комфортнее, потому что он, в отличие от тебя, не сопротивлялся. Так что не беспокойся о нем.

Я вздыхаю с облегчением.

– Но не думай, что тебе удастся перевести разговор в другое русло.

Черт!

Он указывает палочкой на пол перед собой, и появляются стол и два стула. А на столе так много еды, что у меня едва ли не помутился рассудок от голода. Огромные блюда с различными деликатесами.

Он усмехается, глядя на мое лицо, и садится на один из стульев.

– Не желаете ли отужинать со мной, мисс Грэйнджер?

Я… что?

Какого черта он делает? Что за дурацкая игра?

Его глаза сужаются.

– Сядь.

Его тихий голос предупреждает, что мне лучше делать так, как он говорит. Но я не хочу садиться и, тем более, есть с ним за одним столом. Кто знает, к чему это может привести?

Гримаса злости искажает черты его лица, и он, в несколько шагов преодолев расстояние между нами, хватает меня за руку, выворачивая ее, а потом тащит меня к стулу и силой усаживает за стол.

– Так лучше, – удовлетворенно констатирует он, садясь на свое место, и наполняет вином два серебряных кубка, один из которых протягивает мне.

– За Темного Лорда, – он поднимает свой кубок, салютуя мне, а потом подносит его к губам, не отрывая прищуренного взгляда от меня.

Я швыряю свой кубок через всю комнату. Он с грохотом ударяется о стену, и кроваво-красная жидкость стекает по камням.

Люциус даже не вздрагивает. Все с той же отвратительной улыбкой он призывает кубок к себе и вновь наполняет его.