Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 55 страниц)

obsessmuch
EDEN

Глава 1. Плен

«О первом преслушанье, о плоде

Запретном, пагубном, что смерть принес

И все невзгоды наши в этот мир,

Людей лишил Эдема…» – Джон Мильтон, Потерянный рай.

«У нее был командный тон, густые каштановые волосы и довольно крупные передние зубы… В моей семье нет магов, я так удивилась, так удивилась, когда письмо получила, но я, конечно, сразу очень-очень обрадовалась… я все-все учебники уже наизусть знаю, только бы это пригодилось – да, кстати, я – Гермиона Грейнджер…» – Дж. К. Роулинг, Гарри Поттер и Философский камень.

«Драко вошел в лавку, за ним следом… ну, конечно, его отец. То же бледное остроносое лицо, холодные серые глаза… Мистер Малфой перевёл глаза на Гермиону, та порозовела, но решительно встретила его взгляд. Гарри отлично понимал, почему губы мистера Малфоя кривятся в неприятной ухмылке. Малфои кичились тем, что они чистокровные колдуны; иными словами, всех людей, происходящих из семей магглов, они держали за второй сорт…» – Дж. К. Роулинг, Гарри Поттер и Тайная комната и Гарри Поттер и Кубок огня.

«ПОЖИРАТЕЛИ СМЕРТИ СНОВА СРЕДИ НАС!

Источник из Министерства Магии сообщил «Пророку», что вновь совершен массовый побег из Азкабана. Наш осведомитель, пожелавший остаться неизвестным, утверждает, что новых мер безопасности, введенных после бегства дементоров, было недостаточно, чтобы удержать шестерых опасных заключенных».

Они (министерство) перепробовали практически все; я не буду перечислять всех заклинаний, наложенных на Азкабан. На караульную службу было отправлено сотни авроров, в какой-то момент они даже решили использовать в качестве охраны троллей. Но ничто не могло сравниться по эффективности с дементорами. Теперь присутствие дементоров не холодило и не опустошало души заключенных, а значит, я полагаю, они, сохранив ясный ум, придумали план побега.

«Наш источник сообщил, что все еще неизвестно, каким образом заключенным удалось сбежать. Тем не менее, он утверждает не только то, что все шестеро беглецов – известные Пожиратели смерти, но и то, что Министерство полностью осведомлено о побеге и пытается скрыть этот факт.

Министр не хочет, чтобы общественность знала, что он не в состоянии защитить их. Я могу его понять, он заработал свое честное имя решительными действиями и не хочет терять свою работу спустя год.

Руфус Скримджер от комментариев отказался.

Откидываюсь на спинку стула и швыряю газету на стол.

Не знаю, почему меня это так потрясло. Подобное случалось и раньше. Я бы не назвала это неожиданностью. Именно дементоры всегда были сдерживающим фактором для заключенных, а вовсе не решетки и стены Азкабана. Полагаю, в глубине души мы все понимали, что массовый побег – всего лишь вопрос времени.

Но одно дело – допускать возможность, и совсем другое – столкнуться с фактом. Еще шесть Пожирателей Смерти на свободе. А у Ордена и так достаточно проблем в связи со смертью Дамблдора и предательством Снейпа.

Вновь беру газету и перечитываю статью, взгляд быстро скользит по мелкому черному шрифту.

Там не сказано, кто сбежал. Это может быть кто угодно. Известно лишь, что их шестеро.

Отложив газету, подхожу к окну. Желудок сжимается от страха. Так легко поддаться панике сейчас, и мысль о растущей армии Волдеморта только ухудшает это состояние. После смерти Дамблдора, я постоянно задаюсь вопросом – сможем ли мы выиграть эту войну?

Мне страшно. Это нелегко признавать, но мне действительно очень страшно. Я боюсь за свою семью, за друзей и за Орден.

И за себя.

Я так и не решаюсь выглянуть на улицу. Знаю – это глупо, но я боюсь того, что могу там увидеть. Я не испытывала такого страха с тех пор, как будучи маленькой, мне приходилось спать при свете ночника. Тогда я с головой залезала под одеяло, боясь высунуться, потому что мне казалось, что в темных углах комнаты кто-то прятался.

Тебе что, пять лет, Гермиона? Выгляни в окно.

В волнении подаюсь вперед, оглядываю улицу, и вижу …

Ничего.

Ну, хорошо. Вижу темную дорогу, припаркованные машины, одинаковые дома и луну в темном небе. Все, как всегда. Абсолютно ничего необычного.

Со вздохом прижимаюсь лбом к холодному стеклу.

Гриффиндорка, называется! Слишком напугана, чтобы даже выглянуть из чертового окна на улицу, где жила с рождения.

Но… и все равно, в каждом темном пятне, в каждой тени на улице мне мерещится мантия Пожирателя Смерти.

Мысленно даю себе подзатыльник, и, вернувшись к столу, сажусь на стул, подтягивая колено к груди – так удобнее.

Я буду в большей безопасности в Норе.

Эта мысль расслабляет. Уже завтра я буду у Рона. Уизли пригласили меня и Гарри на свадьбу Билла и Флер. Думаю, там будет много взрослых волшебников и сильные охранные чары. Я буду не одна, да и родителей не подвергну опасности, находясь дома…

Я по-настоящему рада. Уизли забавные и веселые. На свадьбу приедут Фред и Джордж, а значит, скука нам не грозит. А уж как вкусно готовит миссис Уизли. И я увижу Гарри, Джинни, и…

И Рона?

Улыбаясь, прижимаюсь лбом к коленке. Здесь никого, кроме меня, нет, но я все равно заливаюсь краской смущения.

Не знаю… теперь, когда он расстался с Лавандой, все … может получиться.

Сильнее сжимаю колено. Хочется смеяться, и я не знаю почему.

Хотя, нет, на самом деле, прекрасно знаю.

«Возьми себя в руки, Гермиона!»

Возможно, после свадьбы …

После свадьбы …

Рон и я сказали Гарри, что после свадьбы мы пойдем за ним куда угодно.

Страх вновь гложет меня изнутри.

Гарри сказал, что должен уничтожить оставшиеся хоркруксы, и только после этого открыто выступить против Волдеморта. Я, честно говоря, не совсем понимаю, как он собирается это сделать.

И еще я не знаю, чем смогу помочь. Нет, я конечно весьма способна в заклинаниях… и других вещах, но я никогда не участвовала в реальном сражении. Отдел Тайн не считается, там я попала под проклятье и была без сознания большую часть битвы. Хорошая же тогда от меня была помощь…

А еще, стыдно признавать, но я не хочу видеть Волдеморта. Для Гарри это не важно, он видел его прежде и знает, с чем ему предстоит столкнуться. Я же лишь слышала описание из его уст, и для меня этого более чем достаточно.

Но… мы должны пойти с ним. Один он не справится, а мы втроем уже столько пережили, и подвести друг друга сейчас… так нельзя.

Встряхиваю головой, прогоняя страх. Что толку сейчас себя накручивать? Как однажды сказал Хагрид, переиначивая пословицу: «Чему суждено случиться – произойдет, и незачем беспокоиться. Вот случится, тогда и будем думать».

Потягиваюсь, кидая взгляд на часы. Половина первого ночи. Думаю, почитаю еще часик и пойду спать. Скоро уже будет не до учебы, но и запускать нельзя. Я не собираюсь возвращаться в школу в этом году, но, полагаю, смогу самостоятельно кое-что изучить, а затем, возможно, вернусь в школу, чтобы сдать Т.Р.И.Т.О.Н., когда… если война закончится.

Беру Стандартную Книгу заклинаний за седьмой курс.

Это отвлекает от переживаний. Чтение всегда производило на меня подобный эффект. Я убегаю в царство знаний и постепенно успокаиваюсь, поскольку сосредотачиваюсь только на фактах, изложенных передо мной. Я уже почти расслабилась…

Но непонятный шум позади сбивает с толку.

Резко поднимаю голову.

Что…

Прежде чем я успеваю что-либо осознать, чьи-то невидимые руки поднимают меня со стула и швыряют к стене.

Мир взрывается фейерверком перед глазами, отдаваясь болью в каждой клеточке тела. Мне так больно, но от шока я даже не могу кричать.

Моя палочка … моя палочка…

Единственная мысль пульсирует в раскалывающейся голове. Где же, где моя палочка?

В одно мгновение невидимые руки, держащие меня, становятся вполне реальными. Довольно широкими и сильными. Мужские руки.

Тяжелое тело незнакомца вжимает меня в стену, он размеренно дышит мне в шею.

Становится трудно дышать, меня охватывают ужас и паника. Судорожно всхлипываю.

Кто …?

Кажется, проходит вечность, когда он отвечает на мой невысказанный вопрос.

– Ну, вот мы и встретились, грязнокровка.

О, Боже!

Я узнаю этот голос. Тихий, изысканный, протяжный. Такой же, как и у его сына, но глубже, взрослее..

Он, должно быть, один из беглецов.

Инстинктивно пытаюсь вырваться, но его хватка настолько сильна, что я едва могу пошевелиться.

– Не будь дурой, – с усмешкой шепчет он. – Ты всего лишь школьница. Правда думаешь, что можешь справиться с Пожирателем Смерти?

Боже, как же выпутаться из этого? Черт!

Так, спокойно, Гермиона. Думай!

Не могу собраться, мысли путаются.

Моя палочка на столе.

Голова болит.

Мне так страшно, что я вот-вот расплачусь.

Но нет, я не стану перед ним реветь. Буду сильной.

Из-за веса его тела, придавливающего меня к стене, трудно дышать.

Мои родители спят в соседней комнате …

В ребра мне упирается кончик волшебной палочки.

– Правильно, мисс Грейнджер. Не сопротивляйтесь. Все закончится намного быстрее, если вы будете сотрудничать. Просто делайте то, что вам говорят, и у меня не будет поводов причинить вам вред.

Глубоко дышу, пытаясь подавить навернувшиеся слезы.

Я не знаю, что делать. Я совершенно не знаю, что делать!

– Что вам нужно? – шепчу я.

– Скоро узнаешь, грязнокровка, – издевается он.

Сжимаю губы.

Чего он от меня хочет? Он даже не знает меня.

Но ты знаешь Гарри, не так ли?

Мысли путаются. От страха я не в состоянии думать. Я с трудом могу двигаться; он настолько сильно прижимает меня к стене, что еще чуть-чуть, и мои кости треснут, а если я попытаюсь вырваться, он точно бросит в меня какое-нибудь заклинание.

Думай, Бога ради!

Моя палочка на столе… я вижу ее, она очень близко… если бы я только могла…

Но тут он, протянув руку, хватает хрупкое дерево.

– Я думаю, вам это больше не понадобится.

Он с силой сжимает пальцы, превращая палочку в груду щепок. От ужаса забываю, как дышать. Моя палочка, моя красивая палочка …

Все в порядке, это только палочка. Ты все еще можешь выбраться из этой ситуации, если будешь сохранять спокойствие.

Как?! Как, если у меня нет палочки?

– Пора, – продолжает он. – Если вы дадите мне свою руку, мисс Грэйнджер, мы сможем аппарировать.

В коридоре скрипит дверь – родители проснулись. Малфой ощутимо напрягается.

Стук в дверь.

О, нет…

– Гермиона?

Голос мамы, словно ножом по сердцу.

Мерзавец отстраняется и, развернув меня к себе, сжимает пальцы на моем горле; и впервые с тех пор, как он появился в моей комнату, я вижу его.

Вглядываюсь в бледное с острыми чертами лицо Люциуса Малфоя: прошел уже год с событий в Отделе Тайн, но, кажется, Азкабан не изменил этого человека. Как-то Гарри сказал, что это место меняет людей до неузнаваемости. Сириус был красивым здоровым мужчиной, пока не побывал там. С дугой стороны, к тому времени, как Люциус попал в Азкабан, дементоров там уже не было. Его щеки немного запали, и это единственное изменение, бросающееся в глаза. Взгляд его остается холодным и полным ненависти, в то время как губы кривятся в презрительной ухмылке, – выражение, часто мелькавшее на лице его сына, но Драко никогда не вызывал у меня такого неконтролируемого ужаса…

– Гермиона? – голос мамы дрожит. – Что происходит?

Дверная ручка дергается вниз, но сама дверь не открывается…

О, Боже, зачем я заперла дверь?

Радуйся, что ты это сделала. Сколько, по-твоему, она проживет, если войдет в комнату?

– Вашу руку, мисс Грэйнджер, – повторяет Люциус, протягивая мне свою. – Или я буду вынужден заставить вас смотреть на то, как ваша поганая мать корчится от боли…от невыносимой боли.

– Гермиона, в чем дело? Чей это голос?

У мамы начинается истерика. Дверная ручка бешено дергается вверх-вниз.

Я смотрю на Люциуса, задаваясь вопросом, почему он не принуждает меня к аппарации. Потом вспоминаю, что аппарация на дальние расстояния невозможна без согласия человека, с которым ты перемещаешься. Но я не могу дать ему свое согласие…

– Гермиона!

С минуты на минуту она разбудит папу и заставит его выломать дверь.

У меня нет выбора. Я могу спасти своих родителей сейчас, а сама выберусь позже.

Глубоко вдохнув, как перед погружением, протягиваю ему руку, давая безмолвное согласие Бог весть знает на что.

Малфой победно улыбается, хватает меня за руку, и я чувствую знакомый рывок аппарации. Меня словно протискивает сквозь игольное ушко, воздух сдавливает легкие настолько, что становится трудно дышать…

Мгновением позже я осознаю насколько здесь темно, я даже не могу разглядеть своего похитителя. Единственное, что выдает его присутствие, – железная хватка на моем запястье.

Если я смогу вырваться, ему нелегко будет найти меня.

– Люмос!

Он шепчет заклинание и немного ослабляет захват.

Сейчас…

Я резко дергаю рукой, выворачиваясь и извиваясь, поскольку он еще сильнее стискивает запястье. Свет от палочки освещает деревья, окружающие нас плотным кольцом. Я бы легко смогла потеряться среди них, если только он отпустит меня!

Хватаю его руку и вцепляюсь зубами в пальцы. Он с шипением втягивает воздух и выпускает мое запястье. Я кидаюсь в сторону, но оступаюсь и падаю к его ногам.

Он смеется надо мной.

Но я резво поднимаюсь на ноги, изо всех сил стараясь вновь не упасть в этой скользкой грязной жиже, и бегу. Не разбирая дороги; только чтобы он не добрался до меня, только чтобы убежать, иначе мне не выжить, я знаю.

Я успеваю сделать не более пяти шагов, когда невидимая стена отбрасывает меня назад, и пока я пытаюсь сориентироваться, понимаю, что мои ноги приросли к земле. Я пытаюсь освободиться, судорожно цепляясь за землю пальцами, подтягивая ноги, но это бесполезно.

Он подходит ко мне, его лицо перекошено от ярости.

– Я так не думаю, грянокровка, – говорит он, приставляя палочку к моему лбу.

Пульсирующая раскаленная боль прошивает голову насквозь, волнами набегающая с конца его палочки… Каждый раз, как только боль спадает, меня накрывает новая волна агонии. Я с силой стискиваю зубы и зажмуриваю глаза, но не могу остановить крик, рвущийся с губ. О, Боже, это невыносимо! Моя голова сейчас взорвется…

А затем боль уходит так же внезапно, как и началась, оставив лишь тянущую пульсацию в затылке.

Осторожно приоткрываю глаза и смотрю в его насмешливое лицо.

– Неприятно, не так ли? – спрашивает он, хватая меня за подбородок и приближая свое лицо к моему. Я чувствую, что действие обездвиживающего заклинания закончилось, и его рука так сильно сжимает мою, что мне кажется, мои кости сейчас хрустнут. На его бледном лице горит триумфом. – Если вы будете упорно продолжать нарушать правила, то обнаружите, что я могу быть достаточно… изобретательным, когда речь идет о причинении боли.

– Как будто имеет значение, хорошо я себя веду или нет! – гневно шиплю я в ответ, преодолевая волну тошноты. Как он смеет читать мне нотации! – Как будто вы не собираетесь убить меня, так или иначе! Почему я должна делать так, как вы говорите? Я не собираюсь слушаться Пожирателя смерти!

Его хватка на моем подбородке ужесточается вспышками гнева в холодных серых глазах.

– Тебе нужно запомнить простую истину, девочка, – говорит он очень тихим голосом. – Все мы должны подчиняться тем, кто выше нас.

– Вы не выше меня.

– И ты будешь делать, как я говорю, – продолжает он, словно я и не прерывала его, хотя голос он немного и повысил. – Потому что стоишь меньше, чем грязь на моих ботинках. Ты пустое место. – Он делает эффектную паузу, впиваясь взглядом в мое лицо. – Ты – ничтожество!

Его слова действуют на меня подобно удару поддых, но я не позволю ему победить.

– А вы, значит, чего-то стоите, да? – спрашиваю я, пытаясь держать голос сильным, но это трудно, когда дрожишь от гнева и страха. – Вы думаете, что чистая кровь дает вам право ставить себя выше остальных. Какой вы жалкий!

Его лицо темнеет от гнева, но я не могу остановиться. Я испугана, сердита, мне больно, но он не заставит меня замолчать.

– Вы ожидаете, что я буду валяться у вас в ногах, считая сильным человеком? – Я пытаюсь казаться презрительной, что не так уж легко, когда ты оказываешься перед взрослым сильным Пожирателем смерти в пределах его досягаемости. – Но все, что я вижу – это то, что вы всего лишь прирожденный фанатичный трус.

Я слышу его короткий безрадостный смех, прежде чем в мою щеку утыкается палочка. Острая боль обжигает лицо, но в этот раз я не кричу. Это просто укол, который закончился, толком и не начавшись. Кажется, это волшебный эквивалент пощечины.

– Неужели никто за всю вашу никчемную жизнь не научил вас уважать старших? – шепчет он, и в его голосе явственно слышится ярость.

Теперь моя очередь смеяться. И я смеюсь ему прямо в лицо, прежде чем плюю в него.

Я веду себя храбрее, чем есть на самом деле, и поскольку вижу гнев и отвращение на его лице, понимаю, что, возможно, перегибаю палку…

О, Боже, я действительно сделала это!

Он отпускает мою руку, чтобы вытереть плевок, продолжая держать меня за подбородок. Я использую этот шанс и выворачиваюсь из захвата Люциуса, но не успеваю сделать и шага, как он вновь хватает меня за руку. Люциус подтягивает меня к себе, указывая палочкой на горло. Его лицо так близко, я вижу, как он фактически дрожит от гнева.

– Думаю, ты не поняла меня, девчонка, – кажется, чем сильнее он сердит, тем более тих его голос. – Я сказал, что хочу, чтобы ты повиновалась мне и знала свое место. И когда я чего-то хочу, грязнокровка, я это получаю.

Чувствую, как сдавило горло.

Хриплю… пытаюсь сделать вдох…

Но не делаю, потому что не могу.

Я пытаюсь дышать, но кислород не попадает в легкие.

O Боже, о, Боже…

Я отчаянно пытаюсь вдохнуть хоть немного воздуха, но понимаю, что это бессмысленно, я ничего не могу сделать. Легкие кричат, требуя кислорода, грудь разрывается от этой пытки, и я падаю к его ногам, теряя сознание, хватаясь за мантию – Господи, пожалуйста, не дай мне умереть! Я отчаянно, изо всех сил пытаюсь сделать вдох.

А в следующую минуту дыхательные пути открываются, и в легкие врывается прекрасный холодный воздух, заполняя их так быстро, что я начинаю яростно кашлять, пытаюсь как можно больше наполнить альвеолы кислородом, настолько, насколько получится. Я кашляю до боли в груди и до рези в глазах. Я в таком состоянии, что мне все равно, что я валяюсь у него в ногах и, цепляясь за мантию, пытаюсь встать, хватая ртом воздух.

Я на коленях у его ног. Одна из вещей, которую я поклялась никогда не делать…

Он ждет, пока меня отпустит кашель, прежде чем отбросить от себя. Сильный удар в грудь, и я вновь падаю. Я лежу, скрючившись на земле, массируя свои ребра, а слезы, против которых я так долго боролась, начинают медленно стекать по щекам.

Бессердечный ублюдок!

– Пусть это будет тебе уроком, бесполезная маггла, – спокойно говорит он. – Я не потерплю непочтительности. Особенно от такого отребья как ты, грязнокровка. Теперь встань, – он пинает меня в спину, как собаку, которой можно двигаться лишь с позволения хозяина. – Я не отрицаю, что ползание по земле с паразитами подходит тебе, как нельзя лучше, но нас ждут, и я не хочу заставлять ждать нашего хозяина. Так что… если мы не поторопимся…

Я лежу неподвижно, мой ум отказывается воспринимать окружающую действительность.

Я знаю, что он сейчас сделает. Он к кому-то меня отведет. По крайней мере, теперь я знаю…

Но… но мне и от него самого плохо. Я не хочу оказаться перед бог знает сколькими Пожирателями смерти!

Или даже … нет, он не может привести меня к… я не хочу видеть… его…

– Все еще пытаешься бунтовать? Очень хорошо.

Я чувствую невидимую пару рук, тянущих меня вверх и ставящих на ноги, а следом он еще раз посылает проклятие обездвиживания.

– Ты считаешь, что уже испытала всю боль, которую я мог бы тебе причинить? – он медленно обходит меня, его голос сочится гневом. – Ты изучишь, что такое повиновение, маленькая маглорожденная сучка, или узнаешь, насколько я могу недовольным, когда мне не подчиняются, – он останавливается позади меня, и приподнимает мои волосы, чтобы шептать в ухо. – Поверьте мне, мисс Грейнджер, когда я закончу, вы захотите подчиняться мне. Захотите.

Я буду повиноваться тебе, когда ад замерзнет, сволочь.

Я чувствую, что проклятие неподвижности снято, и падаю на землю.

Боже, что… что со мной случилось? Я не слабая; я знаю, что это не так.

Я пытаюсь подняться на ноги, но я…

Я не могу.

Все мое тело совершенно обмякло, я не могу пошевелиться.

Он приседает рядом со мной и закидывает мою руку вокруг своей шеи, прежде чем взять меня на руки.

Я вижу на его лице отвращение и пытаюсь вырваться из его рук.

Но не могу.

Все мое тело тяжелое и безжизненное, словно каждый мускул перестал работать.

Я никогда в своей жизни не чувствовала себя так … беспомощно.

Куда к чертовой матери меня несут? И кто, Малфой-старший? С трудом верится.

– Не думай, грязнокровка, что это когда-нибудь повторится, – бормочет он, ступая меж деревьев, неся меня. – Это необходимость, иначе бы мы спокойно не дошли. Если тебе отвратительно, что я несу тебя, то можешь винить только себя, и наслаждаться осознанием того, что это чувство полностью взаимно.

Моя голова неудобно откинулась назад, и у меня никак не получалось приподнять ее. Чувствую, как начинает гореть шея, и ничего не могу сделать.

Он двигается быстро, а его палочка освещает наш путь.

О, Боже, я не хочу видеть Пожирателей смерти. Я видела их достаточно, чтобы хватило на всю жизнь. Воспоминания о той ночи в Министерстве все еще пугают меня. Я помню, как Белла Лестрейндж угрожала Джинни, когда Гарри отказывался отдать ей пророчество.

Это угроза не была обращена ко мне непосредственно, но, все равно, сильно меня напугала. Она была так… взбудоражена, угрожая пятнадцатилетней девочке. В ее глазах плескался жестокий свет радости от предвкушения.

И еще там был мужчина, который ударил в меня невербальным, мучительным заклинанием. Долохов, так его звали, по-моему… Кажется, его имя Долохов. Я никогда не видела его лица и не слышала голоса, но все еще помню ощущения от того проклятия, словно что-то разрезало мою грудь, а потом… лишь чернота. Чувствую, мои ребра будут болеть еще очень долго.

А есть другие. Макнейр, человек, которого Министерство имело обыкновение отправлять убивать животных; Грейбек, что искалечил Билла. Гарри говорил мне, что Грейбэк любит превращать людей в оборотней.

А Драко… Драко там тоже будет?

Но все на что я могу надеяться, – то, что он не отведет меня к … нему. Я никогда не видела его прежде и не хочу видеть сейчас. Того, как Гарри описывал его, было достаточно для того, чтобы у меня начались кошмары; я не знаю, хватит ли у меня самообладания, когда я увижу его вживую.

Не знаю, сколько прошло времени, но мы подходим к старой лачуге, настолько плотно окольцованной деревьями, что мне не видно неба.

Он положил меня на пол. Моя голова безжизненно упала на плечо, и я увидела, как он достал из мантии длинный и тонкий серебряный ключ, с помощью которого открыл дверь в хибару. Замок щелкнул, открываясь, и он снова наклонился за мной, чтобы внести в лачугу.

Мы вошли в дом, и я озираюсь насколько могу без возможности двигать головой. Интерьер места такой, каким я и ожидала его увидеть, разглядывая снаружи эту хибару; заброшенный, грязный и темный. Он кладет меня на пол, но, на сей раз, моя голова откидывается в другую сторону, и я не могу видеть то, что он делает. Он не сказал ни слова с тех пор как нес меня.

Зачем он принес меня сюда? Что им нужно от меня? Информация об Ордене? Или о Гарри??

Или они хотят наказать меня за то, что я магглорожденная? Или использовать как приманку, чтобы добраться до моих друзей?

Я не знаю, что в голове у этих людей; они убивают по необходимости или ради удовольствия?

«Возможно, они не собираются убивать меня. Кто знает, что их заводит?».

Я содрогнулась бы, если бы смогла. Я не хочу думать о … об этом.

Но …, но мне рассказывали. Рассказывали, что за ужасы творят Пожиратели смерти с пленниками.

И ведьмами … истории о ведьмах, которые были захвачены, особенно страшны.

Я закрываю глаза. Я не хочу об этом думать. Я должна себя отвлечь.

Он не торопится. Мне жаль, что я не могу видеть того, что он делает.

Что мои родители сделают, когда, наконец, войдут в мою комнату и обнаружат, что меня нет? Мне невыносима мысль о том, насколько они будут расстроены и напуганы…

Они свяжутся с Орденом. Я говорила им, что они должны сообщить Ордену, если я пропаду без вести, прежде чем обратятся в полицию. Я учила их, как использовать сову, чтобы связаться с ними в случае чрезвычайной ситуации. Орден найдет меня, они спасут меня.

Как? Даже ты не знаешь, где ты, как же они узнают, где искать тебя?

На меня нахлынуло ощущение полной безнадежности.

Шум заполнил комнату. Это похоже на скрежет камней друг о друга… Когда звук затихает, он подходит ко мне, чтобы снова поднять, и несет вниз, кажется, по большой каменной лестнице, уходящей под землю. Я уверена, что ее не было, когда мы вошли. Пока мы спускаемся, наш путь освещает слабый свет, исходящий от палочки Люциуса; люк, через который мы заходим, захлопывается за нами, и я понимаю, что, куда бы мы ни направились, мне нелегко будет сбежать оттуда.

Каждый его шаг приближает нас к чему-то наподобие длинной, узкой пещеры. Он несет меня вниз по этому проходу уже очень долго.

Он ничего не говорит мне. Все, что я слышу, его легкое дыхание, смешанное с моим собственным.

Я не знаю, как себя чувствовать. Я не хочу, чтобы он говорил со мной, и даже если бы что-то сказал, не думаю, что я была бы в состоянии ответить ему.

Но… тишина дает мне слишком много времени, чтобы думать о том, что со мной произойдет.

Я ничего не могу сделать, чтобы спасти себя. Я совершенно одна. Со мной всегда были Гарри, или Рон, или кто-нибудь еще, когда я была в опасности…

Гарри и Рон. Что они сделают, когда я завтра не появлюсь в Норе?

О, Боже, свадьба Билла и Флер. Она будет расстроена!

Он приносит меня в какой-то тупик и бросает на холодный влажный пол. Моя голова откидывается в сторону, и я могу видеть его. Он поправляет рукав своей изящной мантии, и я вижу Темную метку на его руке. Он прижимается этим участком кожи к каменной кладке, и стена исчезает, открывая путь вперед. Он снова поднимает меня и несет сквозь открывшийся проход, и я слышу, а не вижу, что путь снова закрывается позади нас.

Я целиком и полностью оказываюсь в ловушке.

Одинокая слеза выбегает из уголка глаза и катится вниз по щеке.

Он укладывает меня на пол, и моя голова смотрит вверх. Мы должно быть очень глубоко под землей; потолок в этом месте очень высок.

Его лицо нависает над моим. Оно наполовину скрыто тенью, но я очень четко могу видеть злорадное выражение его лица.

– Знаешь, это так искушает – видеть тебя такой, – шепчет он. Он поднимает мою руку и снова дает ей упасть. – Такая податливая, такая послушная, – он еще больше приближает лицо. Теперь оно было устрашающе искажено тенью. – Такая абсолютно и полностью покорная.

О, Боже, он же не собирается… о нет, пожалуйста …

– Как бы то ни было, – внезапно его голос становится холодным и резким. Он встает, и я больше не могу видеть его, – я не хочу касаться вас больше, чем это необходимо. Отвратительно, что мне приходится прикасаться к грязнокровке.

Я частично успокоена этим утверждением, но, в то же самое время, злюсь на него…

Своеобразное чувство.

Он опять слегка пинает меня.

– Встань.

Я чувствую, как дрожь прошла сквозь все мое тело… Я думаю …, я думаю, что могу пошевелиться. Должно быть, он снял заклятие.

Я медленно встаю на ноги. Они дрожат подо мной как желе, и я чувствую, как к голове приливает кровь. Я полностью поднимаюсь на ноги, но меня шатает.

Он стоит передо мной со снисходительной усмешкой на лице. Потом наклоняется и треплет меня за щеку, совсем как ребенка.

– Хорошая девочка.

Ублюдок!

Он отстраняется и предлагает свою руку, насмешливо приподняв брови.

Я только пристально смотрю на него. Я не позволю ему играть со мной.

– Что я тебе говорил о повиновении, грязнокровка?

Не дай ему победить, Гермиона.

Я глубоко вздыхаю. Гриффиндорка я или кто?!

– Вы сказали мне, что все мы должны повиноваться тем, кто выше нас. Вы сказали, что выше меня, и поэтому я должна делать все так, как вы говорите.

Его улыбка такая жестокая.

– Мой сын всегда говорил мне, что вы всегда были всезнайкой, но теперь я понимаю, что вы просто быстро учитесь.

– Я только быстро запоминаю факты, – отвечаю я, стараясь успокоиться и собрать нервы в кулак, – Но я никогда не принимаю на веру все, что мне говорят. И то, что сказали мне вы – наглая ложь. Я не буду вам подчиняться. Я лучше умру.

Его холодные глаза, гневно сужаются. Его палочка резко взмывает в воздух, и я чувствую, как мою руку безжалостно скрутили за спиной. Я закусываю губу, стараясь не закричать от обжигающей боли.

– Значит, вы лучше умрете, не так ли? – он стоит рядом, наблюдая, как я пытаюсь бороться с болью. – Я уже сбился со счета, сколько вполне взрослых волшебников утверждали, что они предпочтут умереть, чем подчиниться мне. И поверь мне, проходило не так много времени, прежде чем они начинали кричать о милосердии, на коленях умоляя меня сохранить им жизнь, – он вновь взмахивает палочкой, и моя рука свободна. Я падаю на землю с явным облегчением, а он тихо смеется. – Что-то говорит мне, что ты от них ни чем не отличаешься, грязнокровка.

Я лежу неподвижно только мгновение, пытаясь выровнять дыхание.

Возможно, если я буду молчать, он не причинит мне боли. Зачем и дальше сопротивляться ему?

Где твоя храбрость, Гермиона? Ты же гриффиндорка, помнишь?

Я сжимаю челюсть и начинаю подниматься с земли, позволяя этой мысли в прямом смысле поднять меня.

– Я никогда не доставлю вам этого удовольствия, – я встаю и прямо смотрю ему в глаза. – Вы проклятый ублюдок!

Он со всей силы бьет меня по лицу. На сей раз никакой палочки.

Моя голова резко откидывается от удара, и я чувствую привкус крови во рту. Я потираю щеку, а когда оглядываюсь на него, то вижу чистую, ничем не замутненную ненависть, написанную на его лице.

Несколько мгновений мы смотрим только друг на друга. Он тяжело дышит, словно пробежал несколько километров.

Никто прежде, никогда не смотрел на меня… так. Я никогда не видела, чтобы кто-то ненавидел меня так, как он. Люди назвали меня грязнокровкой, но обычно меня не любили, прежде всего, за то, что я была умной, или властной, или подругой Золотого Мальчика. Магглорожденная – было еще одним ругательством, которым они могли швырнуть в меня.

Но в глазах Люциуса Малфоя плескалась чистая ненависть, и именно ко мне самой, а не реакция на мое поведение.

И в этот момент я понимаю, что ни сейчас, ни в будущем я буду не в состоянии что-либо сделать, чтобы изменить этот факт. Как я могу изменить то, что я это я, или извиниться за это, даже если бы захотела?