Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 55 страниц)

Люциус испускает еще один стон. Ему плевать, он просто хочет, чтобы боль ушла, я точно это знаю. Потому что чувствовала бы то же самое, будь я на его месте.

– Долохов… Долохов не уехал! – срывающимся голосом начинаю я.

Волдеморт смотрит мне прямо в глаза и жестом заставляет Эйвери прекратить пытку.

Люциус лежит на полу, тяжело и неровно дыша.

– Он не уехал? – вкрадчиво повторяет Волдеморт.

Люциус приподнимает голову. Уверена, каждое движение дается ему с огромным трудом. Пот выступил на его лбу и висках, а глаза заволокло красным.

Он не хочет, чтобы я рассказывала правду. Но у меня нет выбора.

– Он мертв, – шепотом заканчиваю я.

Тишина заполняет комнату.

Волдеморт пристально смотрит на меня.

– Мертв? – переспрашивает он.

Киваю, сглатывая ком в горле, рев в ушах просто оглушает.

Люциус слегка качает головой, прикрыв глаза.

– И… как же он умер? – Волдеморт уже знает ответ.

Качаю головой, не находя слов.

Вздохнув, он подает знак Эйвери, и тот поднимает палочку.

– Нет! – выкрикиваю я.

– Говори, – приказывает Волдеморт.

Я иду по лезвию бритвы.

– Мы… он и я… – глубоко вздыхаю. – Вы должны понять: он просто сошел с ума. Я имею в виду, по-настоящему слетел с катушек. Он бы…

Снова глубоко вздыхаю.

– Как-то ночью он пришел ко мне в комнату и… пытался… – не знаю, как продолжить. – Это было уже не в первый раз. Он и раньше… но на этот раз… Люциус… он остановил его. Долохов вышел из себя, они дрались, но я отпихнула от него Долохова и…

Я сказала достаточно.

Люциус медленно поднимается на ноги, осуждающе глядя на меня. Он винит меня в том, что я избавила его от новой порции пыток и боли.

Перевожу взгляд на Волдеморта, который улыбается так, словно только что победил Дамблдора, захватил Хогвартс и подмял под себя Министерство, и я внезапно понимаю, почему Люциус так смотрит на меня.

– Ты убил Антонина? – Беллатрикс потрясена. – Из-за нее?

– Не делай вид, что тебя глубоко опечалила его смерть, – бросает Люциус. – Насколько я помню, ты едва его выносила…

– НО ЭТО НЕ Я УБИЛА ЕГО! – срывается она.

Боже, что же я наделала?

Волдеморт взирает на Люциуса с непередаваемым выражением.

– Не обязательно было убивать Антонина, чтобы держать его подальше от нее, – ровным тоном произносит он. – Надо было лишь сказать мне, и я отослал бы его отсюда. Что так затуманило твой разум? Если ты так сильно ее хотел, какое значение имело, подпорченный она товар или нет?

Люциус молчит, и Волдеморт усмехается.

– Никогда не думал, что стану свидетелем того, как твои чувства возьмут верх над здравым смыслом, Люциус. Ты всегда был таким последовательным…

Он крепче сжимает палочку.

– Как низко ты пал из-за грязнокровки, – заключает он.

– Но… мой господин, отец хороший человек! – внезапно вмешивается Драко. – Он никогда прежде так не поступал! Во всем виновата грязнокровка, она имеет власть над ним. Не знаю, как ей это удалось, но…

Волдеморт взглядом заставляет его замолчать.

– И что ты предлагаешь? – цедит он.

Драко заставляет себя говорить.

– Я просто говорю… ну, это не… Может, так сложились обстоятельства, понимаете?

– Обстоятельства? – прищурившись, переспрашивает тот.

Меня восхищает выдержка Драко.

– Я о том, что… он торчал здесь месяцами, не имея возможности увидеться с мамой…

Эйвери издает смешок.

– Почему-то мне кажется, что у Люциуса не было с этим проблем…

– Господин! – в голосе Беллатрикс паника. Эйвери улыбается, глядя на Драко, переводящего взгляд с одного на другого.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает он.

– Ты еще столько не знаешь о своем отце, – откровенно забавляясь ситуацией, подливает масла в огонь Эйвери.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?! – Неужели мне жаль его? Совсем чуть-чуть. Он выглядит таким потерянным.

– Не смей! – шипит Беллатрикс Эйвери.

– Вы позволите, мой лорд? – он слегка склоняет голову.

– Продолжай, – нарочито скучающим тоном отвечает тот.

Эйвери широко улыбается, глядя на застывшее в ужасе лицо Беллатрикс, и переведя взгляд на Драко, продолжает.

– Грязнокровка была не единственной… неосмотрительностью со стороны твоего отца, – елейным тоном бормочет он. – Его аппетиты несколько… непомерны. Взять хотя бы твою тетю Беллатрикс…

Рон победно выкрикивает: «Ха!», но Драко не обращает на это внимания. Он переводит взгляд с Беллатрикс на Люциуса и обратно, и на лице его читается откровенный ужас.

– Ох, – выдыхает он, поворачиваясь к отцу.

– Ты – с ней! – задыхаясь выговаривает он. – Она же мамина сестра…

– Я знаю, – отрывисто бросает Люциус. Судя по его виду, его совсем не волнует, что Драко обо всем узнал. И я не виню его в этом. В сравнении с тем, в какой ситуации мы с ним оказались, открытие Драко как-то меркнет.

– Драко, – жалобно (ушам своим не верю!) стонет Беллатрикс.

Люциус безучастно смотрит на сына.

– Поверь мне, я сожалею обо всем, что у нас с ней было, – произносит он.

Драко всхлипывает и качает головой, выглядя при этом так, будто его вот-вот стошнит.

– Драко, прости, – заламывая руки, вмешивается Беллатрикс. – Но лучше уж со мной, чем с…

Драко закрывает руками лицо и громко стонет.

– Не смей говорить, что ты более предпочтительна, нежели…

Она протягивает к нему руку, но не решается прикоснуться.

– Я хотя бы не грязнокровка.

Драко убирает ладони от лица, глядя на тетю и отца так, словно не имеет к ним ни малейшего отношения.

– Что за семейка? – потрясенно выдыхает он.

Волдеморт наблюдает за спектаклем с неподдельным интересом и весельем.

– Тебе не обязательно идти по их стопам, мой мальчик, – произносит он. – Ты можешь быть лучше них, если приложишь усилия. Учись на их ошибках, и с такой чистой кровью, как у тебя, ты много добьешься.

Он поворачивается к Люциусу.

– В конце концов, не могу даже представить, что ты наступишь на те же грабли, что и твой отец, Драко. Только не после того, как станешь свидетелем расплаты за содеянное.

Драко вздрагивает.

– Ты умрешь, Люциус, – спокойно констатирует Волдеморт. – Ты знаешь это.

На мгновение наши с Люциусом взгляды встречаются, и боль в его глазах убивает меня.

– О, – продолжает Волдеморт. – Но, вероятно, смерть тебя больше не страшит.

– О чем вы? – Люциус вновь смотрит на Волдеморта.

Улыбка Темного лорда становится шире.

– По неизвестным мне причинам эта грязнокровка, – он указывает на меня, – много значит для тебя. Иначе ты не стал бы стольким рисковать ради нее.

Люциус молчит.

– Что-то подсказывает мне, – продолжает Волдеморт, – что для тебя видеть ее страдания намного хуже смерти.

Он поворачивается ко мне с дьявольской улыбкой на лице, и тут комната наполняется голосами: Люциус и Рон – они кричат, перебивая друг друга. Все настолько смешалось, что я едва понимаю, кто что говорит.

– Бога ради, да что же вам нужно?

– Она ни в чем не виновата, ты, гребаный Франкенштейн…

– Я всегда был предан вам, и она ничего не сделала…

– Если хотите кого-то наказать, то наказывайте его!

Волдеморт улыбается еще шире, обнажая мелкие острые зубы, и взмахом палочки заставляет обоих замолчать.

– Итак, думаю, я прав, предполагая, что каждый из вас готов понести наказание вместо нее?

У меня замирает сердце.

Нет. Только не это!

Испуганно перевожу взгляд с одного на другого.

– Не смейте! Оба!

Но они не обращают на мои слова никакого внимания.

Первым отвечает Рон.

– Да, – он поднимает голову и смотрит прямо на Волдеморта.

Но тот не смотрит в ответ. Все его внимание приковано к Люциусу, и он ждет только его ответа.

Люциус бросает на меня взгляд, а затем, глядя в глаза своему господину, кивает. Без сомнений, без колебаний, – четкое движение, означающее твердое решение.

Беллатрикс насмешливо фыркает, а Волдеморт откровенно смеется.

– Что ж, это интересно, – он поворачивается ко мне. – Двое влюбленных мужчин, готовых в буквальном смысле слова умереть за тебя, Гермиона. Не об этом ли мечтает каждая девушка?

Мое дыхание сбивается.

– Чего вы от меня хотите? – слабо выдыхаю я. Может быть, если я сыграю на дурочку, все закончится быстро, и он не будет забавляться с нами, как кот с мышами.

– Я даю тебе возможность спасти мужчину, которого ты любишь, – подчеркивает последнее слово.

– Мужчину? – у меня все плывет перед глазами.

Единственное число. Не множественное.

Он улыбается.

– Боже, а ты действительно сообразительна. Люциус часто говорил мне, что ты умная.

Он поигрывает палочкой в руках.

– Итак, грязнокровка, кого ты выбираешь?

Из комнаты будто разом выкачали весь кислород, и стены, кажется, стали сдвигаться.

Беллатрикс бешено стреляет глазами между Волдемортом и Люциусом. Эйвери вообще никак не реагирует, и сдается мне, он заранее знал о планах Волдеморта.

Драко единственный решается заговорить, его речь сбивчива, а в голосе проскальзывают нотки отчаяния.

– Нет! Прошу вас, пожалуйста… мой лорд, не убивайте его! Это не его вина. Убейте ее или Уизли…

– Это не мне решать, Драко, – отвечает Волдеморт. – Гермиона должна сделать выбор. В конце концов, она заварила эту кашу.

С отчаянием смотрю на Рона, чье лицо становится почти зеленым. Он тяжело дышит и напряженно смотрит на меня, и в его глазах отражается страх вперемешку с обвинением. Я бы никогда не причинил тебе боли, Гермиона. Я не такой, как он.

Поворачиваюсь к Люциусу: глаза – черные омуты, лицо – белее мела. Он – как и Рон – не хочет, чтобы я убила его.

Но я не способна на это.

– Я не стану выбирать, – глядя на Волдеморта, дрожащим голосом выдаю я. – Убейте лучше меня.

Рон восклицает: «Нет!», а Люциус, как раненый зверь, дергает прутья решетки, пытаясь сломить их.

Волдеморт хихикает.

– Нет-нет, только не это, – он играет с нами. – Видишь ли, я не смогу найти лучшего наказания для своего дорого друга Люциуса. Что бы ты ни выбрала – он будет страдать. Или ему придется смотреть на твою смерть, или же он сам умрет, но умирая будет знать, что ты выбрала Уизли, а не его.

Он переводит дух.

– А если ты выберешь его, то до конца своих дней ему придется жить с твоей ненавистью к нему. Ты будешь ненавидеть его за то, что он остался жив, он будет вечным напоминанием о твоей потере. Каждый раз глядя ему в глаза, ты будешь видеть Рональда Уизли. И в конце концов это убьет его.

Смотрю на Люциуса – в его потемневшие глаза.

Я понятия не имею, что он хочет, чтобы я сделала. Уверена, он предпочел бы умереть, чем видеть, как погибаю я, но для меня это не выход… кроме того, совсем недавно он сказал, что хочет жить для меня, а не умереть за меня.

Перевожу взгляд на Рона. Он смотрит на меня выжидающе, и в его глазах я вижу понимание: то, что описал только что Волдеморт, в равной степени относится и к Рону, если я вдруг выберу его…

И я не знаю, чего он хочет.

А даже если бы и знала… разве я смогла бы приговорить их к смерти? Тепло в глазах Люциуса и россыпь веснушек на лице Рона – я не смогу жить без этого.

– ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ УБИТЬ ОТЦА, ГРЭЙНДЖЕР! – вопит Драко, захлебываясь яростью и страхом. – ТЫ УЖЕ И ТАК ДОСТАТОЧНО НАТВОРИЛА!

Закрываю глаза, и одинокая слеза катится по щеке.

А затем меня осеняет: Волдеморт блефует!

Резко распахиваю глаза.

– Рон нужен вам живым, – мой голос дрожит. – Он вам нужен…

– Увы, нет, – мягко обрывает меня он. – Его родители подвели меня, и если он умрет, то это только лишний раз докажет моим последователям, что я не потерплю диверсий.

Господи.

– Но он вам нужен, чтобы заманить Гарри, – отчаяние пронизывает меня насквозь.

– Ну конечно, – ехидно замечает Волдеморт. – Эта схема ведь так хорошо работает.

Боже!

Какое решение принять? Я… я не могу сделать выбор.

Я не вижу смысла жить без них. Без обоих.

– Прошу вас, не заставляйте меня выбирать… – слова даются мне с большим трудом.

Задушенный всхлип вырывается из горла. Никогда еще мне не было так тяжело.

Каждый вздох – боль.

Каждый удар сердца – боль.

Я просто хочу умереть.

Волдеморт пожимает плечами.

– Что ж, в таком случае мне остается только избавиться от всех троих.

Мне бы хотелось, чтобы Люциус убил меня еще тогда, давным-давно, когда Волдеморт впервые предоставил ему возможность сделать это. И мои родители остались бы живы, а Рон… он был бы убит горем, но нашел бы силы жить дальше, зная, что я не предавала его. И привычный мир Люциуса не рухнул бы ему на голову, погребая под своими останками; он жил бы дальше и никогда не вспоминал столь раздражающую его грязнокровку, которая могла бы стать огромной проблемой, оставь он ее в живых.

Но он выбрал мою жизнь, и теперь мы трое связаны и пойманы в сети, откуда единственный выход – смерть.

Волдеморт поворачивается к Беллатрикс.

– Доставьте эту троицу в штаб-квартиру завтра к полуночи, – он скользит взглядом по Люциусу. – Я предупрежу всех Пожирателей Смерти, чтобы собрались там. Хочу, чтобы они были свидетелями расплаты Люциуса за свои ошибки, – он улыбается Рону. – И Уизли тоже прибудут. Пусть полюбуются, как их сын умрет из-за их глупости и упрямства.

Глубоко вздыхаю. По крайней мере, у нас есть еще время. Всего один день, но хоть что-то…

Хоть какая-то отсрочка казни.

– Белла, проводи меня через реку.

И с этими словами Волдеморт покидает комнату.

Глава 48. Апокалипсис

Сердца, что связаны родством,

Слились у нас в одно:

Отныне жить нам лишь вдвоём,

А врозь – не суждено.

И до скончания времён

Им биться вместе, в унисон.

– Katherine Philips, To Mrs. M. A. at Parting

Когда мне было четыре года, по ночам я иногда выбиралась из кроватки и босая выходила из комнаты, а потом стояла перед дверью родительской спальни, прижимая к себе плюшевого медвежонка.

– Мамочка, – звала я, постоянно оглядываясь через плечо, дрожа от холода в тоненькой ночнушке. – Мамочка!

Мама тут же появлялась в коридоре, полусонная, а позади нее я видела храпящего папу.

– Что такое, детка?

– Я боюсь, – стуча зубами, шептала я.

– Кого?

– Чудовища.

– Какого чудовища?

– Под кроватью. Он уже давно там и хочет забрать меня.

– У тебя опять был кошмар, моя маленькая?

– Нет, он правда там! Монстр, мам…

– Все хорошо, Гермиона. Я с тобой.

Она брала меня на руки и относила обратно в комнату, накрывала одеялом и гладила по голове, пока я сбивчиво рассказывала про ужасного монстра, вырвавшегося из моих кошмаров. Когда я сворачивалась калачиком, и мое бормотание замедлялось, она отдергивала занавески.

– Посмотри, милая, – говорила она, показывая розоватое марево на горизонте. – Монстры не могут прийти на рассвете.

– Почему? – широко распахнув глаза, удивленно спрашивала я.

– Потому что они боятся света и солнца, – улыбалась она. – Если оставлять шторы открытыми, монстры не появятся.

Я успокаивалась и улыбалась. Я была уверена, что моя мама живет на Олимпе и зажигает солнце, она всегда и во всем была права. Мне было только четыре года…

Она целовала меня и возвращалась в свою комнату, а я поворачивалась к окну и, засыпая, видела, как солнечные лучи постепенно наполняют комнату, прогоняя тьму.

* * *

– Эйвери, чего ты хочешь? – выпаливает Люциус, едва за ними закрывается дверь. – Денег? Сколько угодно. Я отдам тебе все до последнего пенни…

– У меня уже более чем достаточно денег, благодарю, – холодно отвечает Эйвери. – И осмелюсь сказать, что Темный Лорд щедро меня наградит из тех денег, что отнимет у Нарциссы после твоей смерти.

Нарцисса. Еще одно имя в списке тех, кто будет уничтожен сегодня. Ни мужа, ни денег, и разрушенная репутация, когда люди узнают, что ее муж творил за ее спиной.

– Он ничего тебе не даст! – шипит Люциус. – Я же… отдам тебе всё! Деньги, дом, все свое имущество. Можешь забирать все и завтра уже быть на другом конце света.

Эйвери качает головой, грустно улыбаясь.

– Это по-настоящему щедрое предложение, но, к сожалению, я вынужден отказаться.

Люциус скрипит зубами.

– Ты представления не имеешь, от какого огромного состояния отказываешься…

– Я могу предположить, но откровенно говоря, я здесь не из-за личной выгоды, – непринужденно улыбается Эйвери. – Думаю, этим мы с тобой отличаемся, Люциус: я способен следовать своим убеждениям, и ничто не может заставить меня свернуть с пути, даже собственные желания, в отличие от некоторых.

– О, бога ради! – вмешивается Рон. – И можно поинтересоваться, сколько же стоят эти «убеждения»? Он предлагает вам все, что у него есть! А это немало. Тысячи, нет – миллионы.

Но он только теряет время. Они оба теряют время. Может, Эйвери и единственный, кто может нам сейчас помочь, но он также единственный, у кого нет на это ни малейшей причины.

– Меня не волнует благосостояние, Уизли, – спокойно отвечает Эйвери. – И я попросил бы тебя не унижать меня подобным образом, хотя, как говорится, каждый судит по себе. Если твоя жалкая семейка падка на золото, не стоит считать всех вокруг такими же. Я не продаю свою честь.

Рон вспыхивает.

– Ну и как же ты накажешь меня теперь, когда и я, и Гермиона вот-вот умрем?

Эйвери удивленно приподнимает брови.

– Я не собираюсь «наказывать» тебя. Темный Лорд лично сделает это, когда придет время. Просто я хочу, чтобы вы оба – ты и Люциус – поняли: подкупить меня не удастся.

У меня болит голова. У меня болит сердце. У меня все болит. Стены комнаты надвигаются на меня, и грудь сдавливает так, что невозможно дышать…

– Ты можешь оставить здесь меня, – после короткой паузы произносит Люциус, – но ради бога…

– Нет, я не отпущу её, – обрывает его Эйвери, и его голосе я слышу окончательный приговор. – Удивляюсь, как тебе хватает наглости просить об этом. А теперь извините, но у меня нет желания торчать следующие два часа в одном помещении с грязнокровкой и предателями.

Отвернувшись он направляется к двери.

– Ты идешь, Драко? У нас есть время поужинать, прежде чем мы уедем.

Придушенно рычу в бессильной ярости.

Драко, все это время сверлящий взглядом пол, медленно поднимает глаза на Эйвери: щеки горят, и весь вид говорит о том, что он плакал.

– Д-да, – срывающимся голосом отвечает он. – Хорошо.

– Драко, – шепчу я.

Он поворачивается ко мне.

– Не смей говорить со мной, – шипит он.

– Драко, – окликает его Люциус. – Драко, я твой отец…

– Нет, – скрипя зубами, рычит он. – Ты мне не отец.

Эйвери холодно улыбается, кладя руки на плечи Драко.

– Все хорошо, мой мальчик. Пойдем.

Драко сбрасывает его руки и стремительно подходит к двери, избегая смотреть на отца.

– Ты любишь своего отца! – кричу я. – Любишь! Все, что ты делал в школе, было ради него. Если ты не смог убить Дамблдора, которого всегда презирал, то неужели сможешь спокойно смотреть на смерть отца?

Драко замирает, положив руку на ручку двери, и, обернувшись, смотрит на меня с такой ненавистью, что я невольно отшатываюсь.

– Пошла ты, – шепчет он перед тем, как выйти из комнаты.

Улыбаясь, Эйвери обращается к Люциусу.

– Какие изысканные манеры. Ты, должно быть, гордишься сыном, Люциус.

На лице Люциуса играют желваки. Если бы он не сидел в клетке, то, наверное, разорвал бы Эйвери глотку голыми руками.

– Не волнуйся, – продолжает тот. – Уверен, его тетя хорошо о нем позаботится. У них особые отношения, не так ли? Она очень… любит его. Просто обожает.

Меня сейчас стошнит. Это… нет, я не хочу это представлять.

Люциус глубоко дышит.

– Одно только мое состояние оценивается в два миллиона галлеонов, – произносит он. – Оно твое, если дашь нам уйти.

Эйвери будто бы жалеет нас, что ли…

– Ох, Люциус. Все деньги мира не спасут меня от гнева Темного Лорда, уж тебе ли не знать.

Внезапно до меня доходит ужасная истина его слов – нет ничего дороже жизни. Даже Эйвери, ярый идеолог, понимает это.

Кто-то должен был напомнить нам с Люциусом об этом: мы бы сэкономили кучу времени и сил.

Пару секунд Люциус смотрит на Эйвери, а затем выпрямляется и, глядя тому прямо в глаза, четко произносит:

– Встретимся в аду, Эйвери.

– Жду не дождусь, – улыбается тот.

А потом выходит из комнаты, плотно закрывая за собой дверь.

– Ну? – Рон смотрит на Люциуса.

– Что – ну? – хмурится Люциус.

– Что будем делать? – Рон почти кричит от безысходности. – А? Разве у тебя нет блестящей идеи, как нас отсюда вытащить? Что теперь, Малфой, мать твою? ЧТО ТЕПЕРЬ?!

Повисает гнетущая тишина. Люциус смотрит на Рона, впервые в жизни неспособный ответить на откровенное оскорбление.

– Люциус?

При звуках моего голоса он судорожно вздыхает, и пару мгновений спустя поворачивается ко мне.

Мне казалось, что я уже видела неподдельный страх в его глазах раньше. Как же я ошибалась. Ничто не сравнится с выражением, что плещется сейчас в глубине его глаз.

– Есть что-нибудь, что мы можем предложить Волдеморту?

Что за идиотский вопрос? Лучше бы я промолчала.

Он горько усмехается.

– Если только голову Поттера на блюдечке с голубой каемочкой. Но ни один из вас не пойдет на это.

Закусываю губу, сильно, чтобы не расплакаться.

– Выходит, это конец? – заводится Рон. – Что ж, надеюсь, ты гордишься собой, Малфой? Вся эта дерьмовая ситуация – полностью твоя заслуга, и до кучи ты еще не знаешь, как нас отсюда вытащить. Ты убил нас всех!

– Не всех, – качает головой Люциус. – Они убили бы тебя и без моего вмешательства…

– Меня бы здесь не было, не заставь ты Гермиону признаться, что Гарри остановился в моем доме! – Рон все больше выходит из себя. – Так что не надейся снять с себя ответственность за мою смерть в семнадцатилетнем возрасте! И ты не можешь отвернуться от того факта, что убил её! Если бы думал мозгами, а не тем, что у тебя в штанах, у нее был бы шанс выжить.

Люциус даже не смотрит на него. Он смотрит только на меня, и выражение его лица напоминает мне картинки, что я видела в книгах о салемских процессах – ведьмы и колдуны, горящие заживо на кострах.

Опускаюсь на колени, закрывая глаза.

– Нет. Это моя вина…

– Не твоя! – яростно кричит Рон. – Господи, да это он втянул тебя во все это!

– Но я не избавилась от ребенка, – шепчу я, уже не сдерживая слез. – Я была такой дурой. Почему я не избавилась от него?

Звук шагов. Поднимаю голову: Люциус мечется в клетке, подходит к решетке и хватается за прутья, глядя на меня.

– Они все равно узнали бы, – с горечью произносит он. – Это продолжалось слишком долго. Все уже догадывались, так что это был лишь вопрос времени…

Но его слова не способны утешить меня. А как иначе? Мы могли бы выжить, как-нибудь, если бы… если бы…

Если бы.

Папа часто повторял, что никогда нельзя говорить «если бы». Сослагательное наклонение – самая бесполезная вещь на свете.

Люциус выглядит таким покинутым, и я чувствую то же самое. Но он не плачет. Интересно, а он вообще знает, что это такое – плакать?

Полагаю, это так и останется для меня загадкой.

Костяшки его пальцев побелели – настолько сильно он вцепился в решетку.

Впиваюсь ногтями в живот. Если бы у меня хватило сил и воли, я бы вырвала этого ребенка из себя прямо здесь и сейчас. Если бы я знала к чему приведет мое решение сохранить его, я бы не раздумывая выпила то зелье и была бы счастлива сделать это.

– Господь всемогущий, как это случилось? – шепчет Рон.

Вздохнув, Люциус отводит от меня взгляд.

– Я не обязан объяснять тебе, что было между нею и мной…

– Да я и не горю желанием слушать! – огрызается Рон. – Я имел в виду другое – как до этого дошло?

Люциус качает головой, по-прежнему глядя в пол.

– Слишком поздно, Рон, – шепчу я. – Мы уже ничего не сможем изменить.

И я не совсем уверена, что подразумеваю под своими словами: то, что мы все умрем, или то, что сразу три жизни разбиты вдребезги и выброшены на помойку.

Рон грустно улыбается.

– Я никогда не думал, что мы обязаны быть вместе, – начинает он. – Я, конечно, надеялся, но не воспринимал это как само собой разумеющееся. Если мне и суждено потерять тебя… я никогда бы не подумал, что так случится из-за этого высокородного ублюдка.

Люциус удивленно вскидывает брови и, порывисто вздохнув, потирает переносицу. Он слишком устал, чтобы спорить.

Прикусываю губу.

– Ты не потерял меня, Рон. Я все еще твоя Гермиона, и всегда ею буду.

– И его грязнокровка?

Его слова – как пощечина.

Захлебываюсь воздухом, зажимая рот ладонью. Что на это ответить?

– Мы бы не смогли так жить, – вымученно бормочет Люциус.

Вскидываюсь в удивлении. Люциус смотрит на меня пустым остекленевшим взглядом.

– И что? Хочешь сказать, что лучше умереть, чем жить, преодолевая некоторые трудности, да? – свирепеет Рон.

– Нет, – Люциус качает головой. – Я не меньше вашего хочу жить, но я всегда знал…

Он качает головой.

– Это не могло продолжаться вечно. Не после того, как мы поняли, чего хотим…

– Я знаю, чего я хотел, – убежденно произносит Рон. – Я хотел быть с Гермионой. Это все, что мне когда-либо было нужно. Я не вел себя, как тупица, и не убеждал себя, что она меня недостойна. А вот ты – да, Малфой.

Закрыв глаза, пытаюсь отгородиться от гложущего меня чувства вины – это довольно старая рана, и ее не излечат даже тысячелетия.

Когда я открываю глаза, Люциус все еще смотрит на меня.

– Я был дураком, – шепчет он. – Теперь я это понимаю.

Рон неверяще усмехается, но я знаю: Люциус говорит правду. Я знаю его, и знаю, что он никогда не солжет мне.

И он прав. Мы не смогли бы вернуться к нормальной жизни. Я не смогла бы смириться с чувством вины. Рон не смог бы смириться с моим предательством. Люциус не смог бы смириться с собственным выбором.

– Мне так жаль, – шепчу я. – Вы оба… мне так жаль…

Рон криво ухмыляется.

– А мы неплохо поимели друг друга, а? Каждый приложил руку к тому, чтобы жизнь жизнь остальных превратилась в ад.

Люциус молчит. Лишь приподнимает руку, словно хочет дотянуться до меня, но затем опускает.

Слеза катится по моей щеке. Нет, я не могу его видеть. Он разрушил мою жизнь, но хуже всего то, что я должна бы жаждать его смерти, а вместо этого надеюсь, что умру раньше, потому что я не смогу видеть, как он умирает.

Я знала, что в конце концов мы принесем друг другу лишь смерть.

Внезапно дверь резко распахивается.

Подпрыгиваю на месте, едва не откусив себе язык.

Рон отмирает первым.

– Какого хрена ты здесь делаешь?

Игнорируя вопрос, Драко закрывает дверь. Он выглядит бледнее, чем когда-либо.

Сглатываю.

– Драко, что… – у меня еще осталась способность шевелить языком.

– Закрой пасть, грязнокровка, и слушай, – жестко обрывает меня он. – Я оглушил Эйвери, но не знаю, надолго ли, и моя тетя скоро вернется, так что у нас нет времени на пустую болтовню.

Надежда вспыхивает во мне, и даже голова слегка кружится. Мне трудно дышать, комната сжалась вокруг меня, и все плывет перед глазами.

– Хвала господу, – выдыхает Рон.

– Молодец, Драко, – едва дыша, произносит Люциус. – Очень хорошо. Моя палочка у тебя?

У Драко дергается щека.

– Нет. Тетя… Беллатрикс уничтожила ее с разрешения Темного Лорда.

Судорожно вздыхаю. Его палочка. Уничтожена. Палочка, которой были убиты мои родители. Палочка, с помощью которой меня пытали снова и снова.

Уничтожена.

Но ее хозяин все еще жив. Цел и почти невредим.

Так что это не имеет никакого значения.

У Люциуса перехватывает дыхание.

– Уничтожена?

Драко кивает.

– Моя палочка? – ошеломленно шепчет Люциус. Он выглядит так, словно лишился ноги.

Теперь он понимает, что чувствовала я, когда он сломал мою палочку.

– Да, – подтверждает Драко. – Но у меня все еще есть моя.

– Вижу, – бросает Люциус, беря себя в руки. – Ну, хоть что-то. А теперь, если сможешь нас выпустить, тогда мы…

– Нас? – грубо выплевывает Драко. – О нет, отец. Я здесь только ради тебя. Если ты думаешь, что я дам ей уйти, то глубоко ошибаешься.

У меня просто нет слов.

Рон судорожно вздыхает.

– Ах ты маленький…

– Заткнись, Уизли! Это не касается ни тебя, ни грязнокровки. Я пришел за отцом и только. А что будет с вами – мне плевать.

Люциус сжимает губы.

– Ты не отпустишь ее?

– Нет, – Драко качает головой. – Не вижу причин, почему бы я должен это делать.

Он делает несколько шагов в направлении Люциуса, но тот жестом останавливает его.

– Тогда я не пойду с тобой, – спокойно произносит он. – Прости. Если ты хочешь, чтобы я жил с тобой, ты должен отпустить и ее.

– И Рона, – быстро добавляю я. – Я не уйду без него.

Рон усмехается, а Драко скалится и рычит.

– Какого черта я должен…

– Потому что я не уйду без него, – повторяю я.

– А я не уйду без нее, – вставляет Люциус. – Уж поверь мне, Драко, если бы это зависело от меня, я бы лично убил его, но…

Он умолкает.

– Значит, либо все, либо никто, так? – уточняет Драко.

– Именно, – кивает Люциус.

Драко морщится.

– Прекрасно! – шипит он. – Просто охуеть как замечательно! Чтобы спасти своего отца, я должен еще спасти грязнокровную шлюшку и ее никчемного дружка! – В его глазах мелькает злость. – Ты ведь знаешь, что она просто использует тебя, отец. Едва вы выберетесь отсюда, эти двое смоются, и ты никогда больше ее не увидишь.

– Что ты знаешь о том, как я поступлю, Драко? – неистово отвечаю я.

Люциус пристально смотрит на сына.

– Неважно, что она выберет, я хочу, чтобы она была свободна, – тихо произносит он. – И поэтому я не уйду без нее.

Драко передергивает.

– Я отпущу ее при одном условии, – выдает он. – Только одно. И учитывая, что ты со мной сделал и чем я рискую, я не многого и прошу.

Люциус кивает.

– Хочешь поместье? Оно твое. Все состояние – твое. Сделаю все, как пожелаешь…

– Мне не нужны деньги! – Драко выходит из себя. – Я хочу… я хочу, чтобы ты расстался с ней.

– Да, конечно, – поспешно бросает Люциус. Ложь слетает с его губ поразительно легко. – А теперь не мог бы ты…

– Нет, ты должен поклясться, – жестко обрывает его Драко.

– Хорошо, я клянусь. А теперь, пожалуйста…

– Нет! – срывается Драко. – Нет. Твои клятвы и обещания не значат ровным счетом ничего. Ты лжец, отец. Я поверю тебе только тогда, когда ты дашь Нерушимую клятву.

Земля уходит у меня из-под ног.

После длительного затишья Люциус наконец обретает дар речи.

– Что, прости?

Его голос доносится будто издалека, или будто у меня в ушах вата.

Драко глубоко вздыхает, повернувшись к Рону, делает взмах палочкой, и клетка испаряется в воздухе.

Рон потирает глаза, не доверяя тому, что видит. Он свободен.

Но Драко все еще держит его на прицеле.

– Прежде чем я отпущу ее, – он обращается к своему отцу, – я хочу, чтобы ты дал Нерушимую клятву, а Уизли будет свидетелем. И ты поклянешься, что как только вы выберетесь отсюда, ты больше никогда не увидишься с грязнокровкой.

Возникшая тишина давит на нас пластом.

Я… я не понимаю….

– Почему? – наконец спрашивает Люциус.

– Почему – что? – искренне не понимает Драко.

Я сама уже ни черта не понимаю.

– Почему ты просишь меня об этом?

Я едва слышу его голос: комната странным образом расплывается перед глазами. Как можно… как мы сможем…

– А ты как думаешь? – удивленно переспрашивает Драко. Он делает взмах в сторону Люциуса, открывая клетку, а затем поворачивается к Рону, даже не глядя на отца.

Моргаю, и зрение наконец фокусируется: Рон, покрасневший от ярости, и Люциус, бледный и решительный – два человека, которых я одинаково люблю.