Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 55 страниц)

Глава 45. Назад к истокам

«– Что значит быть на самом дне? Ты этого боишься? —

В лицо смеялась она мне.

– Я – нет. Упав, теперь живу в огне». – Сильвия Плат, «Вяз» (пер. kama155)

Реверсия (сущ.) – возврат в первоначальное состояние.

Что ж, хотя бы не придется больше жить в этой комнате.

Равнодушно осматриваю ее, разглядывая каждую трещинку на полу и в стенах, деревянную дверь, мерцающие свечи.

Нет, я не буду скучать. Ни по комнате, ни по воспоминаниям, которые она хранит, словно ящик Пандоры.

Воспоминания… Голова полна ими, и только они не дали мне окончательно сойти с ума.

И за последние несколько часов к ним добавилась еще парочка; их-то я и прокручиваю в голове снова и снова…

* * *

– Уверена, что больше ничего не помнишь?

– Я же сказала – нет.

– Совсем ничего? Выражение его лица, или… может, он еще что-то сказал…

– Я бы не стала такое утаивать?

– Бога ради, Гермиона!

– Слушай, я стараюсь изо всех сил, но, клянусь богом, ничего больше не могу вспомнить!

– Итак, давай проясним: ты помнишь, как он стер тебе память, так?

– Да. Но было что-то еще, я уверена… только вот картинка постоянно ускользает!

– Хорошо, успокойся. Я тебе верю. Как он выглядел? Что было в его глазах?..

– Ты же знаешь, какой он.

– Знаю, черт его подери. Полностью закрыт ото всех, невозможно понять, о чем он думает…

– Ну да, именно так окружающие вас воспринимают.

* * *

Он сказал: «Через несколько часов». Несколько часов. Уже прошло гораздо больше…

По спине пробегает холодок – знакомое ощущение, – уже давно я не чувствовала подобного. Жуткое предчувствие, что случится что-то непоправимое…

Во время своего заточения я отлично выучила, что значит страх. Те, кто не живет с этим чувством изо дня в день, никогда не сможет по достоинству оценить хотя бы один день без него. Они воспринимают отсутствие страха как данность. Они привыкли, что их не трясет как в лихорадке, что тело не ломит от постоянного напряжения и ожидания, а их разум не замутнен всевозможными ужасами. Для них кошмары – это нечто, выбивающееся из привычной им картинки идеального мира, что-то неправильное, то, что редко с ними происходит. Им не приходилось просыпаться каждую ночь от звука собственных рыданий и стонов.

Страх – мощнейшее оружие из всех. Уважение, ненависть, любовь – ничто в сравнении с ним. Только страх способен по-настоящему держать людей в узде…

Да, Эйвери не единственный, кого я боюсь.

Но этот страх особенный – чистейший, первосортный ужас. Ситуация обостряется еще и тем, что я точно знаю, чего ожидать. Но я должна пройти через это. Иначе будущего у нас нет…

* * *

– Все будет хорошо, правда? По-другому ведь не может быть?

– Ты действительно в это веришь?

– А что мне еще остается?

– Господи, помоги нам… А если он уже знает? Мы должны узнать, что он с тобой сделал, и только тогда сможем разобраться, как действовать дальше.

– Слушай… там, в саду, ты сказал, что хочешь пойти со мной.

– Да.

– Ну, тогда… почему бы нам просто не… сбежать? Сегодня. Мы будем уже на другом конце страны к тому времени, как они узнают, что мы сделали…

– Нас мгновенно выследят. Если сбежим вместе, они сразу поймут, почему, и не успокоятся, пока не найдут нас.

– Но они все равно будут нас искать, если ты будешь со мной.

– Не обязательно. Я должен обдумать… Так, слушай меня: я не хочу решать, как действовать дальше, пока не узнаю, что произошло.

– Но мы же теряем время, ожидая непонятно чего!

– Это не «непонятно что»! Я не могу разрабатывать план, пока не узнаю всех влияющих факторов. Иначе я рискую подвергнуть нас ненужной опасности, а без веской на то причины я этого делать не стану.

– Отлично, ну и как ты собираешься выяснить, из-за чего он стер мне память?

– Не знаю… не могу сосредоточиться…

* * *

Он здесь.

Напряженно смотрит на меня, в лице – ни тени эмоций. Так нужно.

Но… о боже, его глаза. Первая ступень на пути к его душе… Глядя в них снова и снова, я осознала, насколько выразительны они могут быть, и поняла, что под маской Пожирателя Смерти может скрываться обыкновенный человек.

Сейчас они блестят и переливаются, словно ртуть на ярком свету. Два крохотных озерца расплавленной ртути на белом мраморе лица.

Глубоко вдыхаю теплый, спертый воздух. Все хорошо. Это нужно сделать. Я смогу. Я должна…

– Принес? – бросаю коротко.

Мускул на его щеке подергивается.

Он достает из кармана мантии флакончик с темно-зеленой жидкостью и протягивает мне.

Выступаю вперед, протягивая руку и напряженно глядя на Люциуса.

– Сработает? – шепотом спрашиваю я.

– Я не стал бы тебе лгать, – поспешно бормочет он.

Поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, но взгляд цепляется за палочку в его руке. Пока что безобидную…

Сглатываю и все же поднимаю на него глаза: глубокая складка залегла между его бровями.

Он уловил скрытый смысл моих слов, и ему, возможно, даже больнее, чем мне.

– Не сердись на меня за осторожность, – тихо произношу я. – В конце концов, ты мог бы соврать о зелье, и фактически получить мое согласие на то, чтобы избавиться от реб…

– Если бы я собирался так поступить, – железным тоном прерывает меня он, – я бы сделал это сразу, как только ты только сообщила о своей беременности, и не стал ждать «подходящего» случая.

– Тогда почему…

Съеживаюсь под его взглядом, не в силах продолжать, потому что эти глаза буквально кричат: «Не заставляй меня произносить это вслух…»

Неожиданно меня осеняет: возможно, какая-то часть его хочет этого ребенка так же сильно, как и я.

Он ждет.

Открываю флакон, вознося короткую молитву несуществующему Богу, и одним махом выпиваю все зелье. У него такой мерзкий вкус, что меня передергивает, и я роняю склянку на пол.

Люциус подается вперед, вытягивая руку, будто хочет коснуться меня, но на полпути опускает ее вниз.

Прочищаю горло, пытаясь избавиться от противного привкуса.

Люциус заметно нервничает.

– Ты уверен, что сработает? – вновь интересуюсь я.

Он кивает.

– Оно защитит ребенка, – шепчет он, – но не… Оно не защитит тебя.

Хмурюсь в ответ на его слова.

– Если бы оно защищало меня, я не стала бы его пить, – улыбаюсь одними губами. – Иначе не было бы смысла в том, что мы делаем.

Он не отвечает на мою улыбку – и вряд ли мог, если бы даже и постарался.

Глубоко вздыхаю. Пора кончать с этим, у него есть мое разрешение, чего еще ему надо?

– Ну, чего же ты ждешь? – отрывисто бросаю я. – Давай.

Он дергается, словно я дала ему пощечину.

Желудок сжимается в предчувствии, но я должна пройти через это. Должна.

Он прочищает горло и качает головой.

– Это так необходимо? – спрашивает он.

– Ты сам говорил, что не станешь ничего предпринимать, пока не узнаешь всю правду, – вспыхиваю я, больше всего на свете желая поскорее покончить с этим. – Это единственный способ узнать. Ты сам говорил, что неведение может поставить наши жизни под угрозу.

Он плотно сжимает губы.

– От этого не легче.

Сцепляю и расцепляю руки.

– Раньше тебе это нравилось, – игнорирую недобрый блеск в его глазах. – Что же изменилось, Люциус?

Он прищуривается.

– Черт побери, ты знаешь, что изменилось, – шипит он. – Как ты можешь просить меня о таком, ты же знаешь…

– По сравнению с тем, о чем просил ты, это детский лепет, – в моем голосе боль. – Ты и представить не можешь, каково это – спать с убийцей своих родителей!

Он судорожно вздыхает.

– Я не хотел убивать их! – шипит он. – Я бы все отдал, лишь бы не быть тем, кто причинил тебе такую боль…

– И все еще причиняешь, Люциус! – бросаю я. – Ты мучил меня, лишь бы только меня у тебя не забрали. Сейчас ты должен сделать то же самое – не дать им разлучить нас. Или так, или мы можем рискнуть жизнью. Выбор за тобой, Люциус. Я, как всегда, в твоей власти.

Он поднимает глаза к потолку, глубоко вдыхая, и вновь смотрит на меня.

– Ты этого хочешь? – натянуто спрашивает он.

Киваю.

– Я простила тебе прошлое, – шепчу я, – прощу и это. Давай. У нас нет выбора.

Он открывает было рот, чтобы ответить, но вместо этого отворачивается. Прямая линия плеч и негнущаяся спина – он чертовски напряжен. Мне начинает казаться, что он уже никогда больше не повернется ко мне. И будь я проклята… Господи, в глубине души я надеюсь, что он так и поступит…

Но он внезапно поворачивается: на лице бесстрастная маска, направленная на меня палочка уже не дрожит в его руке.

– Круцио!

* * *

– Мы можем кое-что попробовать…

– У тебя есть идея?

– Типа того.

– Выкладывай!

– Есть один способ снять чары без помощи того, кто их наложил. Ты уже, наверное, понял… это бывало и раньше, совершенно случайно, и если мы знаем, что именно нужно искать…

– Постой.

– Но… почему бы и нет? У нас нет выхода.

– Нет, нет и еще раз нет. Даже не проси!

– Хуже будет только мне. И если я согласна пройти через это, то и ты обязан сделать это для меня.

– Должен быть другой путь.

– Но его нет. Если только не ты их накладывал.

– Будь он проклят!

– Это необходимо сделать, Люциус. Все хорошо. Я прощаю тебя за это.

– Нет, Гермиона. Нет. Нет…

* * *

Огонь охватывает меня, обжигая кожу, обдавая жаром до самых костей, острые лезвия царапают по нервам, и все горит, и невыносимо больно…

Внезапно агония прекращается.

Перекатываюсь на живот и поднимаю голову, глядя на него помутневшими глазами. Меня все еще сотрясают болевые спазмы.

Его губы сжаты в тонкую линию, дрожащими пальцами он стискивает палочку.

Боже, я уже и забыла, как это больно. Словно горишь в аду…

Только вот ада нет. Никогда в него не верила, даже когда верила в Бога.

И единственный существующий ад – мой персональный ад – стоит сейчас передо мной, проигрывая в битве рвущим его на части чувствам, пока он пытает любимую женщину.

Любимая…

Кто бы мог подумать, что дьявол может любить?

– Ну? – смотрит на меня выжидающе.

– Ничего, – качаю головой, слизывая пот, выступивший над верхней губой.

Он выдыхает проклятия сквозь зубы, проводя рукой по волосам.

Улыбаюсь, но эта улыбка приносит лишь боль.

– Ты же не думал, что все будет так просто.

– Не думал, – он качает головой. – Но надеялся, что хотя бы на это раз нам повезет.

Глубоко вздыхаю, пытаясь скрыть, насколько мне не по себе.

– Ты должен пойти дальше, Люциус.

На мгновение в его глазах вспыхивает ненависть, и я знаю, что направлена она на меня.

– Как ты можешь просить меня об этом? – шепчет он.

Ушам своим не верю!

– Тебя? – переспрашиваю, повышая голос. – А ты не думал, что мне может быть намного труднее? Господи, ты хотя бы представляешь, как это больно?

Больно – это еще слабо сказано; подобную агонию не в силах описать ни одно слово в мире. Но даже оно раскаленным кнутом хлестнуло по сердцу Люциуса – я вижу это в его глазах.

– Я отлично знаю, что это, – понимающе произносит он. – Иначе не выступал бы против этой затеи, не позволил бы тебе пройти через это снова.

Подтягиваю одно колено к подбородку, прикусывая его.

– Хорошо, тогда попробуем что-нибудь другое, – спустя мгновение отвечаю я.

– Что, например? – по его нахмуренному лицу понимаю, что он не верит мне ни на йоту.

– Не знаю! – огрызаюсь я. – Я сама разрешила тебе применить ко мне заклятие! Чего еще тебе надо? Гребаную инструкцию, как выжать из меня воспоминания?

Он стремительно подходит ко мне.

– Послушай, – почти спокойно начинает он, – я не могу это сделать.

– Нет, – качаю головой. – Ты не хочешь это делать. «Могу» и «хочу» – разные вещи.

* * *

– Ты ничего не забыла?

– Что?

– Ты беременна. Неужели теперь ты готова подвергнуть риску жизнь ребенка?

– Ни в коем случае! Ведь есть же способ защитить его, правда?

– Есть одно зелье: оно защищает еще не рожденного ребенка, если ведьме предстоит битва. Думаю, оно нам подойдет, но на его приготовление уйдут часы.

– Тогда приступай немедленно. Я не для того прошла через ад, чтобы потерять его сейчас. Хотя тебе это было бы только на руку.

– Побойся Бога!

– Я не стану делать это без тебя. С другой стороны, мы можем просто дождаться конца недели и молиться, чтобы Эйвери так и остался в неведении и не доложил Волдеморту. Выбирай!

– Проклятье! Ты точно меня погубишь.

* * *

Он так крепко сжимает мое запястье, что костяшки его пальцев белеют.

Наши взгляды встречаются.

Никогда еще я не видела в его глазах столько вины. Даже когда он убил моих родителей. Правда, тогда он еще не знал, что значит «эмоциональная связь».

– Прости, Люциус, – дрожащим голосом шепчу я.

– Боже, за что ты просишь прощения? – хмурится он.

– Прости, что заставляю тебя делать это. – Но в голове крутится другое: «Прости, что влюбила тебя в себя. Прости, что причиняю тебе такую боль».

Наверное, он был прав, когда сказал, что любовь не стоит той боли и несчастья, которые она причиняет. Клянусь Богом, иногда я готова на все, лишь бы не чувствовать к нему ничего.

– Мне тоже очень жаль, – он качает головой. И я не совсем уверена, имеет ли он в виду сейчас, или же подразумевает что-то другое. Но одно ясно как белый день: он верит в то, что говорит.

Он направляет палочку на мое предплечье – туда, где по голубым жилкам течет моя жизнь…

Невидимое лезвие рассекает кожу, отравляя рану мучительным ядом. Господи, помоги мне вспомнить. Ничего, кроме боли, и я с усилием напрягаю память, пытаясь вызвать образ Эйвери, но тут руку пронзает судорогой и…

Он отводит палочку, отпуская мою руку, не в силах более выдерживать мои крики.

Тяжело дышу, вытирая слезы.

Он не смотрит на меня, и не знаю, осмелится ли. Совсем как тогда, когда он впервые меня пытал: не может смотреть мне в глаза после всего.

– Посмотри на меня, – шепчу я.

Он втягивает носом воздух, глядя в сторону.

– Не стоит усугублять ситуацию.

– Когда-то тебе это нравилось, – не могу удержаться. Меня трясет так, что кажется, я вот-вот умру. – Помнится, ты даже злорадствовал, рассказывая мне, как однажды заставишь меня молить о смерти. И ты добился своего, не так ли? Вновь и вновь…

– Прекрати сейчас же! – у него сдают нервы.

Ни за что.

– Ты так гордился, так гордился собой и тем, что заставил меня ненавидеть тебя больше всего на свете, – безжалостно продолжаю я. – Помнишь? Помнишь, как перерезал мне вены тогда, в подземельях?

Задираю рукава платья, выставляя напоказ скрещенные шрамы.

– Смотри, – шепчу я. – Смотри, что ты когда-то сделал со мной. Кажется, тогда тебя это не слишком волновало.

Вот теперь он переводит на меня взгляд – вернее, не на меня, а на шрамы… шрамы, которые он и оставил.

И судя по его лицу, эти шрамы сейчас оставляют новые – в его душе.

– Ну ты и стерва, – яростно шипит он. – Нарочно заставляешь меня страдать, да? Не напоминай, как мне это нравилось. Я не вынесу…

– А вот я должна была выносить, раз за разом! – горячо возражаю я. – Что такое еще один раз по сравнению с тем, что ты со мной делал? Ты можешь спокойно жить, зная, сколько ужасов совершил, так почему не можешь смириться с тем, что учинил со мной? Уверена, ты делал вещи и похуже…

– Ради бога, – с отчаянием в голосе он обрывает мою тираду. – Я могу смириться со всем, что сотворил, но знаешь ли ты, как мне больно от мысли о том, сколько страданий я тебе причинил? Я не хочу делать тебе больно. Я люблю тебя.

Три слова… я до смерти желала услышать их. Свершилось. Я забываю, как дышать, но мне все равно. Меня уже уносит в темноту, я не могу вздохнуть, и тут перед глазами мелькает лицо Эйвери… ни намека на скуку, ни тени привычной повседневной маски – он улыбается, и весь его вид выражает дьявольскую радость.

Твое молчание – золото, Гермиона.

Прихожу в сознание, пошатываясь на месте.

В мгновение ока Люциус оказывается рядом, поддерживая меня.

– Что такое? – спрашивает он. – Что ты видела?

Задыхаюсь, жадно глотая воздух.

– Я что-то слышала… что-то короткое… – встряхиваю головой, будто избавляясь от попавшей в уши воды. – Давай еще раз.

– Скажи, что ты видела… – хмурится он.

– Нет! – горячо возражаю я. – Мы почти у цели, я уверена. У меня такое уже было, помнишь? Когда вы с Драко пытали меня. Я вспомню все, если ты надавишь чуть больше.

– Я не буду… – сквозь зубы цедит он.

От злости бью его кулаком в грудь.

– Как ты не понимаешь, еще чуть-чуть и я прорвусь! Не смей останавливаться на полпути! Сделай это! – еще один удар, на этот раз – сильнее прежнего. – Черт тебя подери, давай!

Черты его лица становятся жестче, он направляет на меня палочку.

– Круцио!

Меня едва не сшибает с ног обжигающей волной боли, я буквально чувствую, как невидимые нити разума вновь сплетаются в том месте, где еще недавно зияла черная дыра, и внезапно все встает на свои места.

Кроме того, беременность обычно является причиной частой смены настроения. Сейчас я хочу знать, чей это ребенок? Насколько я знаю, кандидатов не так уж и много. Так кому же оказана эта… честь? Не потрудишься ли назвать мне его имя?

…Твое молчание – дороже золота, Гермиона.

…Также меня часто посещала мысль, что Темный Лорд ошибся. Что у Люциуса Малфоя – гордого, безжалостного аристократа Люциуса Малфоя – могло быть общего с нескладной, неуклюжей, глупой грязнокровкой? Чего он мог хотеть от нее?

…Не проси о помощи, Гермиона. Никто – ни я, ни Бог, ни даже Люциус – теперь не спасет тебя.

…Обливиэйт!

Туманная дымка рассеивается, я постепенно прихожу в сознание и чувствую теплые объятия Люциуса, слышу, как сильно бьется его сердце.

– Люциус? – шепчу я.

Он напрягается и чуть отстраняется, с беспокойством разглядывая меня.

– Ты в порядке? – интересуется он.

Киваю, стараясь выглядеть как можно спокойнее, хотя на самом деле я очень далека от этого: кровь несется по венам с космической скоростью, и кружится голова. Все кончено. Боже, помоги…

– Я вспомнила, – начинаю я. – Он знает. Прости меня. Он прижал меня к стене, заставил держать глаза открытыми; он уже догадывался, что я беременна, и с помощью легилименции выяснил, чей это ребенок…

Он до боли стискивает мое плечо – у меня перехватывает дыхание, – а потом отворачивается, лишь бы я не видела в его глазах отражения эмоций, что завладевают его душой: страх, ненависть, ярость…

– Прости, я пыталась…

– Знаю, – он резко обрывает меня, закрывает глаза и делает пару глубоких вдохов. – Что ж, вот и все, – тихо и твердо продолжает он, не глядя на меня. – Тогда, уходим. Вместе. Сегодня.

Смотрю на него, не веря своим ушам.

– Сегодня? – выдыхаю я.

Он переводит на меня взгляд.

– Сегодня после захода солнца.

– А пока? – мой голос дрожит.

– А пока нам остается только ждать, – мрачно улыбается он.

Глава 46. Перед бурей

«…произошло событие, которое – пока оно длится – изменяет облик вселенной для двух людей; если бы об этом событии ведал фермер, он, как человек практический, отнесся бы к нему презрительно; однако основывалось оно на стремлении более стойком и неодолимом, чем все так называемые практические предпосылки. Отдернута была завеса; отныне перед каждым из них открывался новый горизонт…» – Томас Харди, Тэсс из рода д’Эрбервиллей

Все пассажиры судна должны покинуть борт. Жизнь оставшихся – в руках Божьих.

Забудь эту жизнь, пойдем со мной,

Не оглядывайся, теперь ты в безопасности.

Открой свое сердце, сбрось щиты,

Теперь тебя никто не остановит. – Evanescence, Anywhere

Мой мозг, как пористая губка, впитал столько информации, что не в состоянии воспринимать что-то еще. Последние несколько дней так перенасыщены событиями… С трудом верится, что всего лишь прошлой ночью я рассказала Люциусу о ребенке.

Он крепче сжимает меня за плечи и резко притягивает к себе, обнимая изо всех сил.

Не знаю, почему, но у меня перехватывает дыхание.

– Мы правда сможем сделать это? – шепотом спрашиваю я.

Повисает пауза.

– Я не позволю им причинить тебе боль, – шепчет он. – Я вытащу нас отсюда. Верь мне. Все будет хорошо.

– Как?

Молчание. Он задумчиво смотрит поверх моей головы, а я, закрыв глаза, приникаю ближе. Он опускает подбородок мне на макушку.

– Нужно дождаться заката, – наконец произносит он. – И сразу же бежать к озеру и молиться, чтобы мы успели вызвать лодку раньше Эйвери.

Открываю глаза, цепляясь за отворот его мантии, мягкая ткань под пальцами дает мне ощущение спокойствия.

– А он вообще может ее вызвать? Он не член семьи…

Он усмехается.

– Это для него не проблема, ведь он всегда таскает за собой Беллатрикс. Не сомневаюсь, что это и есть ее «миссия» – сопровождать его, пока он будет докладывать Темному Лорду о своих и ее подозрениях.

Сердце делает кульбит.

– Но у нас есть преимущество, – продолжает он. – Мы знаем, что им известно о нас. А они этого не знают, поэтому не особенно и спешат, и это дает нам фору. Нужно только вызвать лодку первыми, переплыть реку, молясь не встретить никого из них на другом берегу, и все. Мы будем свободны, ты и я.

Впитываю эти слова.

Как просто они звучат.

Свободны. Я и он. Я освобожусь из своей тюрьмы, он – из своей.

Но…

– И Рон, – тихо произношу я. Утверждение, не вопрос.

Вздрогнув, он отстраняется.

– Что, прости? – напряженно спрашивает он, его глаза вспыхивают.

– Ты слышал. Рон пойдет с нами. Я не уйду без него, – решительно отвечаю я.

Его лицо искажает злоба.

– Вот скажи мне, – твердым голосом начинает он. – Если Эйвери уже знает о нас, и я согласился пойти с тобой, на кой черт нам тащить с собой Уизли? Это увеличивает риск…

– Я не уйду без него! – повышая голос, повторяю я. – Если мы сбежим, они сразу же перевезут его в другое место, и я не успею сказать Ордену, где нас держали. Его могут вообще не найти. Это и его последний шанс обрести свободу!

В его глазах застывает лед.

– Ну, не найдут его, мне-то что? Как будто меня волнует, убьют его завтра или нет.

Вырываюсь из его рук.

– Послушай меня, – железным тоном начинаю я. – Если ты не поможешь Рону сбежать с нами, я повешусь сразу после рождения нашего ребенка. Я серьезно, Люциус. Несмотря на наши с тобой отношения, я люблю Рона и не оставлю его умирать. Он много для меня значит, и он столько для меня сделал.

С минуту он молчит.

– Отлично, – в его голосе лед. – Но поклянись мне, что как только мы будем на свободе, вы с ним больше никогда не увидитесь.

Желудок скручивает.

– Так теперь будет всегда, да? Ты отдаешь приказы, а я должна беспрекословно подчиняться?

– Конечно же нет, – отмахивается он.

Но в глубине души я чувствую: нам понадобится вечность, чтобы вывести наши отношения на тот уровень, где мы оба будем равны.

Ладно. Сейчас неподходящее время для перемен. И все же я никогда не откажусь от Рона. Скорее ад замерзнет…

– Я не могу обещать тебе этого, – качаю головой. – Рон – мой друг, лучший друг. И я не оборву с ним связь только из-за твоей прихоти. Я никогда с ним так не поступлю.

Он выдыхает сквозь зубы, будто ему внезапно стало больно, но он пытается перетерпеть.

– Ответь мне честно, – шепчет он, – все это – ваш с ним план?

– Что, прости? – непонимающе моргаю.

– Это твое мы, – срывающимся голосом отвечает он. – Как я могу быть уверен, что ты не заманиваешь меня в ловушку, заставляя освободить вас? Как я могу быть уверен, что ты не сбежишь с Уизли, как только мы окажемся на свободе? – он вперяет в меня ледяной колючий взгляд.

У меня падает сердце.

Я будто умираю.

Никогда еще мне не было так больно.

Внезапно его взгляд проясняется, и он качает головой, стряхивая наваждение.

– Нет, – шепчет он. – Этого не может быть. Иначе с чего бы тебе так уговаривать меня идти с тобой.

– Вот именно, – резко бросаю я.

– Прости, – его глаза полны мольбы.

– Господи, Люциус! Как ты можешь?..

У него такой вид, словно я дала ему пощечину. Несколько мгновений стоит напряженная тишина.

Боже, о чем мы думаем? У нас ничего не получится. Мы и двух минут не можем провести без желания поубивать друг друга к чертовой матери.

Он вздыхает, опуская руку в карман и доставая порт-ключ.

– Пойду и скажу ему, чтобы был готов, – коротко бросает он.

– Обещаешь? Я не уйду, пока…

– Обещаю! – огрызается он, исчезая в красном мареве.

Сжимаю и разжимаю кулаки.

Как это глупо. Все это… о, боже. Получится ли у нас что-нибудь? Я и он в реальном мире…

Даже если мы сможем жить вместе и как-то наладить наш быт, нас никто не поймет. Нас никогда не оставят в покое. Я прямо сейчас слышу их голоса…

…глупая девчонка… старый извращенец… однажды Пожиратель смерти – навсегда Пожиратель смерти… всегда казалась образцом для подражания…

Трясу головой, будто мне в уши попала вода.

Плевать, плевать, на все плевать! Плевать на то, что мы, скорее всего, сделаем друг друга несчастными. Это все неважно, потому что без него я умру. Как бы мелодраматично это ни звучало, все же это далеко не фигуральное выражение. С недавних пор он стал для меня всем миром, и как жить без него – я не представляю.

Его нет довольно долго, и все это время в голове у меня творится хаос.

Чего не скажешь о нем: по возвращении он спокоен, я бы даже сказала, безмятежен. В руках – мантия-невидимка.

– Готово, – бормочет он. – Я сказал ему, чтобы он был готов через час, и захватил это, – он кивает на мантию, – на всякий случай.

Поджимаю губы.

– Как он это воспринял?

Он многозначительно поднимает бровь.

– Я ясно дал понять, что не потерплю вопросов, и он не задал ни одного. Но он знает, что план изменился и мы уходим сегодня. Также ему известно, что когда мы придем за ним, нужно будет пошевеливаться и не создавать проблем.

Киваю. Что ж, по крайней мере, Рон не знает, что я собираюсь остаться с Люциусом, а не с ним. Пока не знает.

Тебе не удастся вечно откладывать это в долгий ящик.

– Что с Драко? – спрашиваю в попытке заглушить назойливый шум в голове.

Он чуть приподнимает подбородок.

– Очень сомневаюсь, что мы встретим его на той стороне реки, так что это меньшее, о чем нам стоит волноваться. Я быстро с ним справлюсь.

– Ты… – прищуриваюсь.

– Обездвиживающего заклинания вполне достаточно, – поясняет он. – Что-то более тяжелое будет уже лишним.

– Люциус, он твой сын.

– Он не слишком искусный боец, – он пожимает плечами.

Раздраженно качаю головой, пристально глядя на него.

Он ловит мой взгляд и чуть хмурится.

– Что?

– Просто… – запинаюсь. – Ты… когда мы выйдем отсюда, ты продолжишь с ним видеться?

Он сильно хмурится, и я догадываюсь, что он и не думал об этом. Он действительно не думал о том, увидит ли он вновь своего сына…

Господи, каким отцом он будет нашему ребенку?

– А твоя жена? – тихо продолжаю я, не желая развивать эту мысль.

Он хмурится еще сильнее.

– Нарцисса будет… я возьму какую-то часть денег, чтобы мы выжили, а остальное… она ни в чем не будет нуждаться. Это все, что я могу для нее сделать.

– Но вдруг она захочет, чтобы ты… – начинаю я, но он обнимает меня, сжимая так сильно, что перехватывает дыхание.

– Она умная женщина, – шепчет он. – И знает, что…

Он умолкает, заглядывая мне в глаза.

– Она никогда не любила меня, ты же знаешь, – прямо говорит он.

– Откуда тебе знать? Ты не можешь…

– Поверь, я знаю, – заявляет он так уверенно, что я понимаю: никакие мои но его не переубедят. Должно быть, у него на то свои причины. В конце концов, что я знаю об этих двоих, за плечами которых – двадцатилетняя история?

Понимаю, что ничего у меня не выйдет, и склоняю голову ему на грудь, слушая биение сердца.

Сердце.

Его сердце.

Когда-то я и представить не могла, что эти два слова могут столь гармонично звучать в паре. Я могла поклясться, что у него вообще нет сердца, до тех пор пока он не прекратил наши отношения ради моей безопасности.

Он целует меня в макушку, ослабляя объятия.

– Все будет хорошо, Гермиона.

Переплетаю наши пальцы, заставляя крепче обнять меня.

– Больше никакой «грязнокровки»? – шепчу я.

– Никакой «грязнокровки», – соглашается он.

Вот она – моя окончательная победа.

Что я должна чувствовать? Ликование? Гордость? Может, злость?..

Поднимаю голову, заглядывая ему в глаза, читая в них непреодолимое желание, и понимаю, что на этот раз мой триумф – абсолютный и бесповоротный. Нет больше грязнокровки, но есть Гермиона. Он вернул мое право считаться человеком, которого лишил когда-то.

Приподнимаюсь на цыпочках, легонько целуя его в губы, и вновь кладу голову ему на грудь, а его руку – себе на живот. Это почти бессознательно – ровно до тех пор, пока не чувствую, как напрягаются его пальцы на моем животе.

Задерживаю дыхание и жду, удерживая его ладонь своей.

Он когда-нибудь примет этого ребенка? Нет, я имею в виду, по-настоящему примет? Он может и хочет быть со мной, но это вовсе не значит…

Люциус коротко вздыхает, и его пальцы расслабляются, ласково очерчивая мой пока еще плоский живот.

Глаза щиплет от слез.

Я не замечаю их, не хочу разрушать это невероятное мгновение – молчаливое принятие. Поэтому я лишь сглатываю ком, подступивший к горлу, и пытаюсь направить мысли в более мирное русло.

– Ты думал о том… где мы будем жить? – спрашиваю его дрожащим голосом.

Небольшая пауза. Не смею взглянуть на него.

– Не знаю, – шепчет он. – Мы должны будем прятаться до тех пор, пока война не закончится, и надеяться, что Орден победит в ней. – Он усмехается. – Кто бы мог подумать, что однажды я стану молиться за победу Ордена…

Он умолкает.

– Если… – прочистив горло, начинаю я, – если война не закончится, когда родится ребенок, я хочу пойти сражаться на нашей стороне…

– Ни за что, – жестко обрывает меня он. – Пожиратели смерти будут искать тебя, и если увидят в рядах Ордена, твоя жизнь будет в опасности…

– Я не прощу себе, если останусь в стороне, – поднимаю голову, глядя на него. – Так что если хочешь защитить меня от своих… бывших собратьев, тебе придется сражаться на одной стороне со мной и бывшими врагами.

Люциус ругается сквозь зубы и отводит глаза, но затем отвечает:

– Хорошо.

Вот и все, что он может сказать.

Вздохнув, он вновь смотрит на меня.

– Господи, что же ты со мной сделала? – шепотом заключает он, качая головой.

И это риторический вопрос, ведь нам обоим прекрасно известен ответ: я спасла его. Как бы самоуверенно это ни звучало, но я все же его спасла от него самого.

Разрушив его жизнь, я тем самым освободила его.

Беру его руку и нежно целую пальцы. Он судорожно вздыхает, и я поднимаю на него глаза.

– Нас никто не примет, – шепчу я. – Нам придется смириться со всеобщим осуждением.

– Пусть думают все, что им хочется, лишь бы не трогали тебя. Они не понимают… Никто нас не понимает.

– Если честно, я тоже, – грустно улыбаюсь.

Он ухмыляется в ответ, но ничего не говорит. На самом деле, все это время именно я прекрасно понимала, что у нас за отношения, и я только сейчас это осознала. Именно я никогда не отрицала ни своих чувств, ни того, что происходило между нами.

Так что неважно, что нас никто не примет. Я люблю его. Такого, каков он есть. И отныне он – моя жизнь, а я – его.

– Ты правда меня любишь? – крепко сжимаю его руку.

Наклонившись, он целует меня в лоб.

– Да, – шепчет он, обдавая горячим дыханием.

Со вздохом закрываю глаза.

Время, кажется, замерло: мы стоим, обнявшись.