Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 55 страниц)

Глава 20. Мой защитник

Кто-то восхищает поколения,

Отважившись безудержно страдать.

Я ж готов склонить колени

Пред Смертью; жизнь за Вас отдать!

За ласковый и нежный взгляд,

И за любовь… я брошусь в пекло!

Я не боюсь. Что значит Ад,

Когда в борьбе с собой, сгорает сердце?

Шарлотта Бронтэ – Страсть (пер. – kama155)

– Это бесполезно, Рон. Они наверняка наложили Заглушающие чары на дверь…

– Шшш, кажется, я что-то слышу.

– Пусть даже так, но вряд ли ты услышишь что-то, что будет нам полезно.

– Ну, извини, что я не собираюсь гнить в этой дыре до конца своих дней!

Со вздохом возвращаюсь к своим обязанностям, в то время как он вновь прикладывает ухо к двери, прислушиваясь изо всех сил.

Сегодня я видела Люциуса.

Это была первая наша встреча с тех пор, как ко мне вернулись воспоминания. Все это время меня в эту залу приводила Беллатрикс, а не он.

Я не слишком огорчаюсь, что приходится работать. Я уже смирилась с тем, что эти мерзавцы обращаются с нами, как с домовыми эльфами.

Единственно, они не разрешают нам готовить, – боятся допускать нас к ножам.

И я совсем не скучаю по Люциусу, когда остаюсь одна, потому что у меня есть, чем заняться – я пытаюсь вновь спровоцировать выброс беспалочковой магии.

И вообще, вряд ли я когда-нибудь буду скучать по его обществу.

Неприятно признавать, но он был прав, когда утверждал, что беспалочковой магией нельзя управлять. Как бы я ни напрягалась, ничего не происходит.

Стиснув зубы, пытаюсь оттереть особо въевшееся пятно. Не хочу давать Беллатрикс лишний повод наказать меня.

Внезапно меня накрывает такая обида и злость на Рона. Он-то может тратить время на подслушивание под дверью. Белла не накажет его – ей запретили. Но даже если бы никакого запрета не было, спорю на что угодно, что она предпочла бы отыграться на мне. И не только потому, что я грязнокровка.

Люциус едва взглянул на меня сегодня, едва заметил мое существование. Мразь.

У них какое-то совещание в соседней комнате. Рон убежден, что если сосредоточится, то сможет услышать что-нибудь важное, что, возможно, поможет нам сбежать, либо какую-нибудь ценную информацию, что будет полезна Ордену, когда мы все-таки отсюда выберемся. А мы выберемся, – как любит повторять Рон, – или же Орден спасет нас.

Иногда я спрашиваю себя, как ему удалось сохранить веру? Я сдалась в тот день, когда Люциус пришел ко мне и сказал, что мои родители мертвы.

Глубоко вздыхаю, успокаивая бешеный пульс и разыгравшиеся нервы, горе настолько велико, что сердце вот-вот разорвется. Больно.

Боже, мне нужно отвлечься…

– Рон, помнишь сад, о котором ты говорил?

Он сильнее прижимает ухо к двери, на лице застыло напряженное выражение.

– Ну?

– Не мог бы ты снова рассказать о нем?

– Бога ради, да как я могу что-то услышать, когда ты болтаешь без умолку?

Обиженно надуваю губы и с громким чавкающим звуком швыряю тряпку на пол, яростно принимаясь тереть мокрую и грязную поверхность.

Через пару мгновений чувствую на плече прикосновение.

– Гермиона?

– Что? – Огрызаюсь я.

– Прости, – неловко произносит он. – Я идиот.

Невольно начинаю хихикать, повернувшись к нему, а он робко улыбается в ответ.

– Все нормально, я прощаю тебя, – теперь я тоже улыбаюсь.

– Спасибо. Знаю, я веду себя, как придурок, подслушивая под дверью, но… – он мучительно подбирает слова. – Мне не хочется думать, что отсюда нет выхода, и мы не сможем сбежать!

Рон зарывается пальцами в волосы.

– Я не могу ни о чем думать, кроме этого, – он поднимает голову и смотрит на меня. – Не пойми меня неправильно, я понимаю, что тебе в разы хуже. Беллатрикс с Долоховым, по крайней мере, оставляют меня одного. Но так хреново, когда не с кем поговорить. Они приносят еду, отводят на прогулку в сад и провожают сюда. И все это молча.

Он садится на пятки, сжимая губы в тонкую линию.

– Мысль о побеге не дает мне окончательно сойти с ума. И я не собираюсь сдаваться.

Жаль, что я не такая, как он. Как бы мне хотелось сбросить с себя тяжелый груз отчаяния и безысходности. Я бы все отдала за малейшую надежду на то, что ситуация как-то изменится, и все закончится хорошо.

Если Рону не дают сойти с ума мысли о нашем побеге, то что делать мне? За что цепляться мне, чтобы не свихнуться?

Рон. Не будь его здесь, я бы выжила из ума уже после того памятного вечера, когда Люциус запер меня в подземелье и пытками заставил назвать себя грязнокровкой.

– Отсюда нельзя убежать через сад? – Я знаю ответ. Но мне необходимо задать этот вопрос.

– Нет, – он качает головой. – Я уже думал об этом и хорошенько осмотрелся. Ну, насколько это было возможным под Связующими чарами, которые они наложили на меня, чтобы я не отходил далеко. Всё, что я могу сказать, – мы под землей, и выхода нет.

– Я подозревала это. Иначе они не стали бы так рисковать, выводя тебя на прогулки, – горестно вздыхаю.

– Ага, – его взгляд застывает, глядя в пространство.

– Расскажи мне еще о нем? – Прошу его. – Когда ты упомянул его в прошлый раз, ты не вдавался в подробности. Мне вряд ли светит увидеть его своими глазами.

Он медлит с ответом какое-то время.

– Там… темно, – наконец, нерешительно произносит он. – Такое чувство, будто снаружи круглые сутки ночь. Сад освещен лунным светом, но там нет луны и даже неба нет. Свет исходит словно из ниоткуда. Это необычно.

Киваю, хотя я едва ли поняла его.

– Там… – он неопределенно машет рукой, – повсюду деревья, а земля покрыта опавшими листьями. А еще там есть сохранившиеся развалины маггловского… эээ, как это? Аба… абак…

– Аббатство, – усмехаюсь я.

Рон ухмыляется и качает головой.

– Хотела бы я там побывать, – мечтательно поднимаю глаза к потолку. – Звучит прекрасно.

– Да, – нахмурившись, подтверждает он. – Но знаешь, с этим местом все равно что-то не так, уж слишком там… странно, я бы даже сказал, жутко.

Он с трудом подбирает слова, и на мгновение его глаза подернулись дымкой. Но, как только он вновь поднимает взгляд на меня, все рассееивается.

– Я попробую уговорить их, чтобы и тебя туда сводили, – обещает он. – В следующий раз обязательно попрошу их взять тебя.

– Не надо, – поспешно возражаю ему. – Я не хочу доставлять тебе неприятности. Может быть, Люциус покажет мне сад, если я попрошу его.

Мускул дергается на его лице, и Рон со злостью кидает мокрую тряпку на пол, принимаясь с усердием размазывать грязь.

– Рон?

– Пол чертовски грязный. Нам понадобится вечность, чтобы отмыть его, – дрожащим голосом поясняет он, не глядя на меня.

– Рон, я только имела в виду, что у нас с Люциусом хуже уже и быть не может. Долохов и Беллатрикс едва замечают тебя, так что не стоит искать проблем на свою голову. Если я попрошу Люциуса, он может наказать меня, но, по крайней мере, хуже не…

Шаги.

Мы синхронно поднимаем головы.

Кто-то сейчас войдет, но не из той комнаты, где Люциус, а из другой.

Обмениваемся взглядами, киваем друг другу и поспешно возвращаемся к своим обязанностям.

Дверь со скрипом открывается, и одним взглядом, не поворачивая головы, я слежу за тем, кто входит.

Драко. Ледяная, злобная усмешка растягивает его губы.

Желудок ухнул куда-то вниз. Какого черта ему надо?

– Так, так, так, смотрите-ка, кто здесь, – он ногой пинает дверь, захлопывая ее.

Рон смотрит на вошедшего, и его лицо идет пятнами.

– Ты! – Восклицает он. – Какого хрена ты здесь делаешь?

– Разве твоя грязнокровочка не сказала тебе, что я здесь? – Недобро прищурившись, тянет Драко.

– Почему ты не сказала мне? – Он обвиняющее смотрит на меня.

– Не хотела тебя волновать. Тем более, я не знала, что он здесь задержится…

– Я и не собирался, Грэйнджер, но передумал, – скалится Драко. – Отец сказал, что не видит причин отказывать мне в моем желании остаться. И вообще, будет больше пользы, если ты опустишь свою лохматую голову и вернешься к мытью пола.

Рон дергается, но я успеваю схватить его за руку.

– Не надо, – шепотом выдыхаю я. – Он только этого и ждет.

Драко выхватывает палочку из кармана мантии и направляет ее на Рона. В глазах Малфоя вспыхивает азарт, а губы подрагивают в улыбке.

– Так точно, – с придыханием произносит он. – Ты будешь делать то, что я скажу, Уизли. Одному Богу известно, как долго я ждал этого момента. Продолжай мыть пол.

Рон угрожающе хмурится, и я осторожно сжимаю его ладонь.

– Не обращай внимания, Рон.

Он резко сбрасывает мою руку, и трет пол, беззвучно шепча проклятия.

Драко со смехом убирает палочку.

– А что это ты такой расстроенный? – Он намеренно растягивает слова. – Я-то думал, что такие паразиты вроде тебя и твоей семейки привыкли к работе по дому. Я имею в виду, что вряд ли вы можете позволить себе домовых эльфов.

Рон не поднимает головы, хотя я вижу, что его лицо покраснело от едва сдерживаемой злости.

– Отвали, Малфой.

– Следи за своим языком. В конце концов, ты находишься в присутствии того, кто выше тебя.

Рон уже было поднял голову, чтобы ответить, но я останавливаю его, переплетая свои пальцы с его. Он сжимает зубы и возвращается к мытью пола.

Драко, кажется, разочарован тем, что ему не удается спровоцировать Рона. Я лишь качаю головой, глядя на Малфоя, и присоединяюсь к другу.

Проходит несколько секунд прежде чем Драко вновь заговаривает.

– Милый и послушный, да, Уизли? – Со злобой в голосе бросает он. – Интересно, твоя сестра такая же покорная, как и ты?

Бинго.

Рон замирает, и мы оба поднимаем головы. Драко широко ухмыляется, в глазах полыхает триумф, потому что на этот раз он добился того, чего хотел.

– О чем ты? – Сухо спрашивает Рон.

– Ну, же, – скалится Драко, – ты знаешь, что я имею в виду, – он преувеличенно безразлично вытягивает руку, разглядывая свои ногти. – Малышка Джинни очень повзрослела за последние несколько лет, и не надейся, что я не заметил это…

– Не смей, – выдыхает Рон, сбрасывая мою руку, когда я в успокаивающем жесте касаюсь его. – Не смей приближаться к моей сестре!

Жалкий маленький ублюдок только смеется в ответ.

– И что ты мне сделаешь? Твоя семья должна делать все, что мы скажем, если они хотят видеть тебя живым, и твоя милая сестренка тоже…

Рон двигается так быстро, что я даже не успеваю отреагировать. Только вижу, как ведро пролетает в каких-то дюймах от Драко, разбиваясь о стену за его спиной и окатывая его водой с ног до головы.

– Рон, НЕТ!

Но он уже несется к Драко, и прежде чем я успеваю подняться на ноги, бьет его кулаком по лицу.

– Рон, остановись!

Он хватает Драко за ворот мантии и наносит еще один удар, а потом оба начинают драться: Рон колотит Драко, а тот дает сдачи. Понятия не имею, почему Драко не использует палочку, но я рада, что эта мысль похоже даже не приходит ему в голову, потому что иначе у Рона не было бы никаких шансов.

– Не смей, – удар, – никогда, – еще один. – Не мою сестру, ты…

– Что здесь происходит?

Разворачиваюсь и вижу, что на пороге стоит Люциус, но он смотрит только на меня, будто ждет от меня ответа на свой вопрос.

Драко и Рон не обращают на него внимания. Или просто не слышат. Они продолжают бить друг друга, пинаться, толкаться и кричать.

Люциус переводит на них взгляд и раздраженно кривит рот.

– Поможете мне с этой парочкой идиотов?

На какой-то момент мне кажется, что он обращается ко мне, но, когда он входит в комнату, за ним следуют Беллатрикс и Долохов, который прикрывает дверь, оставляя заинтригованных Пожирателей в смежной комнате.

Люциус вытаскивает палочку, и внезапно Драко и Рон отлетают друг от друга и падают на пол. Оба рычат, пытаясь подняться.

Люциус поворачивается ко мне, вопросительно изогнув бровь.

Раскрыв рот, я смотрю на него.

Драко, наконец, поднимается с пола, под его правым глазом наливается прелестный синяк.

– Он бросил в меня ведро с водой! – В ярости кричит он. – Тупой ублюдок просто накинулся на меня. Я ничем не спровоцировал его, отец…

– Это чушь собачья, Малфой! – Кричит в ответ Рон, тоже поднимаясь на ноги. Из уголка его рта течет кровь.

– Это правда, Рон не лжет, – при этих словах Люциус поворачивается ко мне. – Он угрожал… он сказал, что шантажом заставит Джинни…

Замолкаю, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Я не могу сказать Люциусу об этом. Невысказанные слова повисли в воздухе.

Губы Люциуса растягиваются в подобие улыбки.

– И это все? – Он поворачивается к сыну. – Драко, ты должен научиться держать себя в руках. Если какой-нибудь безмозглый идиот решится напасть на тебя, то для этого существует палочка.

Драко пошел пятнами, но Люциус, не обращая на это внимание, поворачивается к двери.

– Отведи Уизли в его комнату, Антонин, – бросает он через плечо. – Грязнокровка пусть заканчивает работу в одиночестве…

– Постой, – Беллатрикс поддерживает Драко, поглаживая его ладонь и глядя на Люциуса. – На твоего сына напали. И кто? Мерзкий предатель крови. Несомненно, это не должно остаться безнаказанным.

Люциус с раздражением оборачивается.

– Согласен. При других обстоятельствах, я бы наказал его, но сама знаешь, парня нельзя трогать.

– Ох, я знаю, – Беллатрикс отпускает Драко и подходит ко мне. – Но мы можем наказать мальчишку, не прикасаясь к нему.

Она хватает меня за руку.

О, Господи. Я должна радоваться, что она не причинит вреда Рону, но… Боже, как я устала от этого!

Люциус напряженно смотрит на меня.

– НЕТ! – Выкрикивает Рон, но Долохов заклинанием отбрасывает его к стене, привязывая за руки и за ноги невидимыми путами к холодному камню.

– НЕ ТРОГАЙТЕ ЕЕ, УБЛЮДКИ! ОСТАВЬТЕ ЕЕ В ПОКОЕ!

– Силенсио!

Заклинание Долохова действует моментально.

Беллатрикс приподнимает бровь, словно бросая вызов Люциусу. Он хмурится, глядя на нее, а потом поворачивается к Драко, который с жадностью ловит каждое слово и действие разворачивающегося перед ним спектакля.

– Ты, вон, – отрывисто приказывает Люциус.

Драко с негодованием смотрит на отца.

– Почему я не могу остаться? Я хочу посмотреть…

– Ты еще будешь спорить?

Драко умолкает и угрюмо качает головой, а потом покидает комнату.

– Ты тоже, – бросает он Долохову, лицо которого искажается от злости.

– Ты шутишь?

– Вон, – угрожающе шепчет Люциус. – Ты здесь не нужен. Мальчишка обездвижен, а девчонке некуда бежать. Вернись в соседнюю комнату и удели внимание нашим гостям.

– А почему я должен делать то, что ты говоришь? – Долохов повышает голос.

Люциус с презрением смотрит на него.

– Потому что, как тебе известно, мое положение выше твоего, Антонин.

Долохов окидывает его убийственным взглядом.

– Нет, я остаюсь, – брызжа слюной, он стоит на своем. – Хочу посмотреть, как тебе удастся пересилить себя и причинить боль своей драгоценной грязнокровке, принимая во внимание то, что ты не смог отпустить ее прошлой ночью.

Пальцы Люциуса крепче сжимают палочку, хотя он даже не поднимает ее.

– Я не должен оправдываться перед таким ничтожеством, как ты, – тихо произносит он.

Долохов бледнеет от ярости и поднимает палочку.

– О, убирайся отсюда, Антонин! – Не выдерживает Беллатрикс. – Тебя это не касается. Иди.

На сей раз лицо Долохова приобретает свекольный оттенок, он все еще зол, но еще и потому что только что потерял союзника. Напоследок бросив взгляд на Люциуса, он вылетает из комнаты, хлопая дверью так, что по косяку бегут мелкие паутинки трещинок.

Люциус и Беллатрикс едва ли смотрят ему вслед.

Тишина дамокловым мечом нависла над нами, ногти Беллатрикс больно впиваются мне в кожу.

– В этом нет необходимости, – с прохладой в голосе произносит Люциус. – Мальчишка больше не будет плохо себя вести.

– Не хочешь делать ей больно, Люциус? – Скалится Беллатрикс. – Ты меня поражаешь.

– Не будь смешной, – отмахивается он. – Она для меня ничего не значит.

– Так докажи это! – Победоносно вскрикивает она, взмахивая палочкой, и в ее руке появляется нож. Она протягивает его Люциусу, выворачивая одну мою руку мне за спину, а другую вытягивая передо мной. – Порежь ее.

Рон неистово пытается вырваться, его рот открывается и закрывается в беззвучных криках.

Перевожу взгляд на Люциуса, он отвечает мне ледяным взглядом. Тот, кто не знает его, подумал бы, что он безразличен ко всему. Но, тот, кто не знает его, не стал бы смотреть ему в глаза.

Не знаю, почему он так колеблется. В последнюю нашу встречу он позволил своему проклятому сыночку пытать меня в течение нескольких часов. Да он сам бросил в меня Круцио, благодаря которому я впала почти в бессознательное состояние и вспомнила всё. Так почему же сейчас ему не все равно?

Чувствую на щеке частое дыхание Беллатрикс.

– Тебе плевать на девчонку, так докажи это! – Она закатывает рукав моего платья. – Режь.

Умоляюще смотрю на Люциуса. Наши глаза встречаются, и в глубине его взгляда есть что-то такое, что даже он вряд ли в состоянии понять.

Эти глаза бездонны. Только они отражают его истинное Я. Внешне он абсолютно спокоен и собран почти все время. Но эти холодные глаза – единственная вещь в нем, способная дать мне ключ к тому, о чем он думает. И я всего лишь однажды видела их такими пустыми, как сейчас.

Его губы сжимаются в тонкую линию, и он подносит нож к моей руке. Его лицо – непроницаемая маска, я тихо шепчу:

– Пожалуйста.

На его лице заиграли желваки, и следом острая, как бритва, боль пронзает руку. Опускаю глаза вниз. Сжимая нож, он проводит лезвием по коже, и я вижу, как расходятся края пореза, и кровь выступает на его поверхности. Но я не издаю ни звука. Только вновь поднимаю взгляд на него. Глаза в глаза. И снова, как, впрочем, и всегда нас объединяет боль.

* * *

Осторожно выхожу из ванны, вздрагивая от того, что свежая рана на руке чуть-чуть приоткрылась. Разматываю мокрую повязку и разглядываю глубокий порез, который даже и не думает затягиваться. Кожа вокруг бледных, рваных краев покраснела, и хотя прошло уже несколько часов, кровь все еще алыми бусинками просачивается через рубец.

Неудивительно, что он даже не взглянул на меня, пока нес в комнату. Только не после такого.

Тем не менее, он все-таки перевязал рану.

Я так и не воспользовалась заживляющей мазью, проигнорировав его «совет», который он бросил напоследок перед тем, как уйти. И не буду. Я хочу, чтобы остался шрам. Возможно, это как-то уравновесит мое внутреннее состояние.

Отбрасываю повязку и, сняв с крючка полотенце, заворачиваюсь в него, а потом поднимаю с пола свечу и, возвратившись в комнату, ставлю ее на туалетный столик. Приглушенный мутный свет отбрасывает жуткие тени, но лучше так, чем полная темнота.

Натягиваю простую белую рубашку без рукавов; теперь я всегда в ней сплю. Она слишком длинная и оттого не очень удобная, но черта с два я еще хоть раз надену ту, что носила раньше.

Принимаюсь расчесывать волосы гребнем, шипя сквозь зубы от боли – так много колтунов! – но я не жалуюсь. Малейшая боль лишний раз доказывает мне, что мое тело все еще принадлежит мне.

Дверь в комнату распахивается.

Разворачиваюсь, и гребень выпадает из внезапно ослабевших пальцев.

Долохов входит в комнату и закрывает за собой дверь. Он смотрит на меня, и на его лице застыло напряженное выражение, граничащее с жестокой яростью.

Тишина настолько плотная, что я едва способна дышать, по коже бегут мурашки под его пристальным взглядом, а по телу проходит дрожь.

Скажи что-нибудь. Разговори его.

– Что вам нужно? – Мой голос дрожит. Идиотский вопрос, но что еще я могу сказать?

Он невесело усмехается, буравя меня взглядом, словно пытаясь прожечь во мне пару дырок.

– Ты знаешь, чего я хочу, – он медленно приближается ко мне. С трудом подавляю тошноту, подступающую к горлу.

– Убирайтесь! – Пятясь назад выкрикиваю я, но он быстрее меня. Хватает меня за талию и тащит к кровати. В ужасе пытаюсь вырваться, крича до хрипоты, царапаю его руки, но он не отпускает. Слишком сильный…

И тогда я выкрикиваю одно единственное имя, занимающее все мои мысли.

– Люциус! ЛЮЦИУС!

Он останавливается, продолжая сжимать меня в тисках своих рук, и зажимает мне рот рукой, обрывая мои крики, заставляя меня замолчать.

– Зачем тебе это? А? – Его горячее и мокрое дыхание на моей щеке. – Зачем он тебе нужен?

Он толкает меня на пол. Падаю на четвереньки и ползу от него, но он коленями прижимает мои ноги к полу. Изворачиваюсь, чтобы ударить его, но внезапно острая боль обжигает плечо. Он смеется, одной рукой удерживая мои запястья над моей головой, а другой прижимает мою голову к полу. Когда я касаюсь щекой холодного пола, слезы уже вовсю катятся по лицу.

От страха я едва могу пошевелиться, но все же нахожу в себе силы заговорить:

– Он убьет вас! – В моем голосе столько отчаяния. – Он убьет вас в ту минуту, как я скажу ему…

Долохов хватает меня за волосы и тянет на себя, резко и отрывисто шепча мне на ухо:

– Ну, конечно. Твой всемогущий защитник. Мне вот любопытно, что именно происходит между тобой и моим другом Люциусом? Потому что я точно знаю, что он еще не трахнул тебя, если только после того, как я в последний раз видел его Омут памяти, ничего не изменилось.

– Откуда вам известно про Омут? – Содрогаясь, спрашиваю я.

– Тупая сучка, – его смех – определенно смех сумасшедшего. – Ты вообще когда-нибудь задумывалась над тем, как его Омут попал в твою комнату?

– ВЫ?!

Все с тем же безумным смехом он отпускает мои волосы и начинает задирать подол моей ночной рубашки. Я захожусь рыданиями.

– Даже не думай звать его, – шипит он. – Он все равно не услышит. Этот дом достаточно большой, и когда я прощался с Люциусом, он был в другом крыле. Но когда он появится, я позабочусь о том, чтобы он узнал, что я поимел его драгоценную грязнокровку раньше него.

Напрягаюсь всем телом, пытаясь, как уже было, воспользоваться беспалочковой магией, но тщетно. Ничего. Ничто меня не спасет.

– Что ж, вперед, делай это, гребаный мудак! – В истерике кричу я. – Но я все ему расскажу, и он прикончит тебя, как собаку. Возможно, он даже позволит мне посмотреть на это. И не думай, что я не спляшу на твоей могиле…

– ЗАТКНИСЬ! – Ревет он, больно хватая меня за волосы. – Думаешь, твои насмешки заденут меня? Я через многое прошел. И что с того, что Люциус даст тебе подразнить меня? Сейчас я покажу тебе, каким может быть подлинное унижение!

– Импедимента!

Долохова отбрасывает от меня, и я вновь могу дышать. Я свободна…

Переворачиваюсь на спину и вижу, как его буквально впечатывает в стену. Он ударяется спиной и сползает на пол.

Перевожу взгляд на дверь, но мне не обязательно видеть его, потому что я и так знаю, кто это. Я узнала голос, произносящий заклинание.

Клянусь Богом, я никогда не видела Люциуса в такой ярости, как сейчас. Никогда. Сейчас он менее всего похож на человека.

Он стремительно подлетает ко мне, поднимает меня на ноги и встряхивает за плечо, пристально глядя мне в глаза.

– Что он сделал? – Отрывисто бросает он. – Что он тебе сделал?

– Ничего, – выдавливаю из себя ответ. – Ничего. Спасибо. Я…

Не благодари его!

А что еще мне делать?

Мы оба вздрагиваем, прерывая зрительный контакт, когда Долохов со стоном поднимается с пола.

Я почти не успеваю отметить тот момент, когда Люциус берет меня за руку и толкает за свою спину.

– Ой, как мило, – огрызается Долохов, держа на прицеле Люциуса. – Если бы только Темный Лорд мог видеть тебя сейчас, Люциус. Если бы Нарцисса была здесь. Кто бы мог предположить, что в один прекрасный день Люциус Малфой будет изображать из себя рыцаря в сияющих доспехах, защищая мерзкую грязнокровку, которую он так презирает.

– Ты больше никогда не притронешься к ней, – тихо произносит Люциус, но в его голосе звенит сталь.

– И дай-ка угадаю, почему. Потому что я – чистокровный, и грязнокровок нельзя трогать, ты это хотел сказать? – Он запрокидывает голову и смеется поистине дьявольским смехом. – Какой же ты лицемер. Ты даже не можешь быть честным с самим собой. Круцио!

– Протего! – Заклинание Долохова не успевает достичь нас, и это еще больше выводит Пожирателя из себя.

– Господи, какая ирония! – Он смотрит прямо на меня. – Ты знаешь, что он делал с такими, как ты? Я видел, как он пытает и убивает магглов просто из спортивного интереса. Он практиковал на них Темные Искусства! Ты помнишь дело Руквуда, Люциус?

– Какое это имеет значение, Антонин? – Его голос дрожит от ярости.

– Она была магглой, – с улыбкой произносит Долохов. – И Руквуд любил ее, – его глаза сверкнули. – Тебе не обязательно было делать то, что ты сделал…

– Он понял, когда я объяснил ему, – тихо отвечает Люциус.

– Ах, да, все дело в ребенке. Удивительно, сколь радикально поменялось твое мировоззрение теперь, когда еще в совсем недалеком прошлом ты убил беременную магглу, чтобы не дать плодиться полукровкам.

Рука Люциуса крепче сжимает мою, словно он чувствует, как липкий ужас обволакивает меня.

– Именно поэтому я здесь, – он с трудом сохраняет спокойствие. – Я не позволю этому случиться вновь.

– Ты действительно думаешь, что я не понимаю истинной причины? – Смеясь, кричит Долохов. – Ты здесь из-за нее, и только из-за нее. Грязнокровка, игрушка Люциуса Малфоя…

– МОЛЧАТЬ! – Резко прерывает его Люциус. – Ты не смеешь обвинять меня в этом, потому что ревнуешь…

– В таком случае, зачем ты пришел сюда? – Ликующе шепчет Долохов. – Если не из-за нее, то почему? Я ни за что не поверю, что ты никогда не думал об этом. Я имею в виду, посмотри на нее.

Люциус не смотрит на меня, но его ладонь сильнее стискивает мою, когда Долохов переводит на меня взгляд.

– Такая… невинная, – тихо произносит он. – Такая чистая. Запретная для нас. Должно быть, для тебя это так соблазнительно, знать, что она спит в соседней комнате, абсолютно беззащитная. Мне безумно интересно, что бы ты сделал, если бы я добрался до нее первым…

Люциус толкает меня в сторону, я врезаюсь в стену, запутавшись в подоле рубашки, и падаю на пол. Но еще раньше я слышу, как Люциус посылает заклятие в Долохова.

Начинается дуэль. Палочки сверкают красными, зелеными, фиолетовыми и голубыми вспышками, такого же цвета лучи рассекают пространство комнаты, растворяясь в воздухе так и не достигнув цели.

Уползаю из-под перекрестного огня и забиваюсь в угол, дрожа всем телом. Смотрю, как они уклоняются от заклинаний друг друга.

Пытаюсь заставить себя не желать Люциусу победы. Больше всего на свете я хочу, чтобы зеленый луч попал в него, и он умер.

Но я не могу! Если он умрет, тогда я останусь с Долоховым. Неужели, Люциус – меньшее из двух зол?

Да. Это так. Продолжай убеждать себя в этом.

Я ползу вдоль стены, они не замечают меня. Все, что их сейчас интересует, это противник и летающие заклинания. Наконец, я добираюсь до места аккурат за спиной Долохова. Все это время я не отрывала взгляда от Люциуса.

Черты его лица напряжены, он полностью сосредоточен на битве, а его палочка со свистом рассекает воздух, выпуская разноцветные лучи один за другим со скоростью света. И все ради меня. Он пришел сюда и спас меня, а теперь сражается с тем, кто был его другом, из-за меня. Ради меня. Он на все пойдет ради меня.

Хватит. Я знаю, что должна делать.

Резво встаю и бросаюсь вперед, обхватывая Долохова за шею и напрягаясь так, чтобы мой вес хоть немного отклонил его назад, подальше от Люциуса. Он сопротивляется, ругаясь, как сапожник, и пытается вывернуться, но я крепко вцепилась в него. Он может оттолкнуть меня, но я ни за что не расцеплю рук. Я не позволю ему победить. Я не могу, не могу, не могу…

– Авада Кедавра!

Зеленый луч летит в нашу сторону, и волосы у меня на голове встают дыбом.

Крепко зажмуриваюсь.

Боже, Боже.

Я падаю назад, Долохов – следом. Мы оба падаем на пол…

Его тело наваливается на меня, готовое вот-вот раздавить своим весом.

Открываю глаза.

Жива.

С трудом отпихиваю от себя Долохова и выползаю из-под него. Где Люциус? Мне нужно его увидеть…

Да, он тоже жив. Стоит и смотрит на Долохова, бледный, все еще крепко сжимающий в руках палочку.

Я прослеживаю его взгляд.

Долохов лежит, распластанный на полу, его глаза открыты и неподвижно смотрят прямо перед собой.

Он мертв.