Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 55 страниц)

Глава 49. Побег из рая

«Лишь тот, кто познал ужас ночи, может понять сладость наступления утра». – Брэм Стокер, «Дракула»

«– Будь со мной всегда… прими какой угодно образ… Сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти! О боже! Этому нет слов! Я не могу жить без жизни моей! Не могу жить без моей души!» – Эмили Бронте, «Грозовой перевал»

«Вы знаете, что такое любовь? Настоящая любовь. Любили ли вы так неистово, что готовы были шагнуть в пламя преисподней? Я – да…» © «Модильяни»

«– Без него я умру!

– Это с ним ты умрешь…» © «Модильяни»

Время замедляется, подстраиваясь под ритм моего сердца.

Горячая волна прошибает насквозь, ударяя в затылок, и кружится голова, а в ушах стоит гул.

Нет.

Нет.

– Очнись! – яростно трясу его.

Его тело легко откликается на мои движения, будто тряпичная кукла.

Но я не сдаюсь. С ним все будет хорошо. Он не умер. Не умер. Нет!

– Очнись! – с губ срывается шипение. Изо всех сил бью его кулаком в грудь. – Черт тебя побери, очнись же!

Так, только без истерики. Соберись. Ты сможешь это исправить, просто обязана!

И я сделаю это. Потому что для меня нет ничего невозможного.

Направляю на него палочку.

– Энервейт!

Луч света пронзает его грудь, расходясь волнами по всему телу.

Все хорошо. Он сейчас очнется и… почему не сработало?

Рвано и глубоко вздыхаю и пробую опять.

– Энервейт!

Почему гребаное заклинание не работает?

Ты знаешь, почему.

Нет, не знаю! Он должен быть жив!

Отбросив с его шеи волосы, проверяю пульс.

Ничего.

Но он должен быть. Я, наверное, просто не там смотрю.

Сдвигаю пальцы чуть в сторону, надавливая сильнее и еще сильнее, но… но…

Ничего еще не кончено! Если сердце остановилось, его можно запустить снова.

Отшвыриваю бесполезную палочку и делаю Люциусу массаж сердца, а потом искусственное дыхание. И снова массаж…

Не помогает.

Дыши, бога ради, прошу тебя, ДЫШИ!

Возвращаюсь к искусственному дыханию и массажу сердца с удвоенным усердием…

А теперь?

Проверяю пульс – ничего. Тишина.

Потому что это конец.

Хватаю его за рубашку и даю выход снедающей боли.

– ЧЕРТ ТЕБЯ ЗАДЕРИ, ВСТАВАЙ! НЕ СМЕЙ ОСТАВЛЯТЬ МЕНЯ! Не смей… мерзавец…

Последнее слово тонет в громком всхлипе. Я цепляюсь за Люциуса, прижимая его к себе, убаюкивая, словно младенца.

Я не в состоянии даже толком плакать.

Потому что я не дышу.

Мы были так близки, так чертовски близки к свободе. Боже, как я смогу жить дальше? Как вообще мир еще не рухнул?

Запрокидываю голову и кричу, мысленно обращаясь к глухому богу.

Катись к черту!

Опираюсь лбом на сжатые кулаки.

Невозможно… все вокруг нереально. Мира больше нет. Ничего больше нет.

Зачем мне жить?

Опустив руки, дышу более размеренно.

Мне незачем жить. Нет смысла продолжать пытаться выбраться из глубокой бездны, в которой он меня оставил.

Повернувшись, шарю по полу в поисках палочки.

Как жить дальше? Все довольно просто: он сделал так, чтобы у меня не осталось ничего, кроме него, а потом и сам оставил меня.

Оставил…

Ох…

Его нет. Я могу всю оставшуюся жизнь надеяться встретиться с ним, но никогда больше его не увижу…

У меня нет другого выбора. Ничего не держит меня в жизни, кроме одного – и за это я готова умереть.

Задержав дыхание, касаюсь кончиком палочки виска – рука мелко дрожит, – всем сердцем желая произнести два слова, которые покончат со всем этим кошмаром навеки.

Ребенок умрет с тобой.

И что? Я ничем не обязана ему… это даже еще не младенец. Я ничего не должна этому жалкому бесполезному комку клеток, из-за которого он погиб.

Ничего.

Отлично. Тогда все решено.

А разве ты не заслуживаешь жить, Гермиона?

Только не теперь, когда моя собственная глупость убила его.

Ты намного лучше него. И ты знаешь это. Он знал это. Поэтому и полюбил тебя.

Да, а мне довелось увидеть, куда это его завело. «Любовь не стоит того, чтобы за нее умирать,» – однажды сказал он. И был чертовски прав. Ничто не стоит такой всепоглощающей агонии. Теперь я поняла.

Если убьешь себя сейчас, значит, он умер зря.

Но…

Ты должна жить. Ты задолжала ему жизнь.

Нет, я ничего ему не должна. Он разрушил мою жизнь.

Ну, тогда ты задолжала ее себе.

Себе…

Я – Гермиона Грэйнджер.

Грязнокровка. Маггла. Ведьма. Грешница. Святая.

Гермиона Грэйнджер.

Как-то раз он сказал мне, что я и месяца не протяну в плену, в плену, уж слишком я быстро сдаюсь.

И все же… я жива.

И что с того, что лишь наполовину? Зато я все еще здесь…

Пройдя через такое…

Разжимаю пальцы, и палочка со звонким стуком ударяется о каменный пол. Слезы ненависти текут по щекам. Ненависти к самой себе.

Я не должна оставлять его.

Не хочу больше двигаться. Никогда.

Беру его за руку, целую кончики пальцев и кладу себе на шею – я так хочу, чтобы он вновь обнял меня…

Его кожа еще теплая.

Господи, как же это больно…

– Пожалуйста, вернись, – срывается с губ. – Пожалуйста.

Он не отвечает. Его глаза все еще открыты – застывшие и потемневшие, словно окна в доме, где больше никто не живет.

Я не могу уйти.

Я так устала, что с трудом держу глаза открытыми.

Поворачиваю Люциуса на бок, прижимаюсь к нему теснее и кладу его руку себе на талию, устраиваясь поудобнее.

Он всегда обнимал меня так, когда мы спали. Но тогда я еще чувствовала его сердцебиение, а сейчас ощущаю лишь влагу его крови.

Снова подношу его пальцы к своим губам, закрывая глаза и стараясь не прекращать дышать, а потом тьма милосердно укрывает меня саваном, и я больше ничего не ощущаю.

* * *

Кто-то легонько трясет меня за плечо.

Нет, я не позволю тьме уйти. Здесь так тепло, так уютно.

– Гермиона?

Это не его голос. Его я больше никогда не услышу.

Но все остальное до сих пор теплое, и мягкое, и выглядит полным жизни, и я с этим не расстанусь…

Кто-то снова трясет меня, но на этот раз сильнее.

– Гермиона? Давай, милая. Нам надо уходить.

Не могу пошевелиться – невыносимо больно.

Не могу думать – в тысячу раз больнее.

– Оставь меня, – невнятно бормочу я.

Повисает долгая пауза.

– Не могу, – наконец отвечает он. – Мы должны выбраться отсюда, и я тебя не брошу.

Тяжесть ладони давит на плечо.

– Пошли. Все кончено.

Слезы одна за другой текут из глаз, теряясь в волосах.

За спиной раздается тяжелый вздох.

– Ох, Гермиона.

Кажется, я перегорела. Для меня это уже слишком. Слишком много боли в последние месяцы: пытки, угроза жизни, желание, тоска, горе, надежда и отчаяние… этого более чем достаточно. Мой разум окончательно разрушен.

Мне ведь всего восемнадцать. И это слишком для меня.

Рон бережно берет меня под локоть.

– Вставай. Ты сможешь.

Поднимаюсь на ноги – или меня поднимают, – и меня слегка ведет, но он держит крепко, не давая упасть. Опираюсь на него, иначе вновь выпаду из реальности и уже не смогу выбраться из небытия.

У меня нет сил отвести взгляд от тела Люциуса. Вдруг он пошевелится, или откроет глаза, или вздохнет…

Никогда бы не подумала, что он может выглядеть еще бледнее. Но я ведь никогда не видела его обескровленным.

Рон легонько встряхивает меня.

– Надо уходить. Сейчас. Если появятся другие Пожиратели смерти или Драко очнется…

– Я не оставлю его, – яростно мотаю головой.

Он вздыхает.

– Он… он бы не хотел, чтобы ты осталась здесь и погибла.

– Я не могу оставить его одного, – цепляюсь за его руку, словно за якорь. И еще мне просто жизненно необходимо, чтобы он понял меня. – Ты не представляешь, насколько одинок он был. Хоть и не признавал этого.

Рон кивает, сжимая губы.

– Да, хорошо, но…

– Он любил быть со мной, – коротко произношу я.

На мгновение он закрывает глаза, а затем произносит:

– Я знаю, но он… теперь ты должна отпустить его. Все кончено.

Как все может быть кончено? Он вонзился в сердце осколком стекла и остался там навсегда.

Хватаю Рона за руку.

– Нет, это никогда не закончится…

Он крепко обнимает меня, и внезапно я понимаю, что не могу вздохнуть. Слишком много… слишком…

– Рон, это так больно, – со слезами на глазах шепчу я.

Он стискивает меня в объятиях еще сильнее.

– Я знаю.

Конечно, он знает. Потому что ему тоже больно. Потому что мы с ним остались одни на останках жизней, которые Люциус и я разрушили.

Дверь тихо открывается.

Мы с Роном отскакиваем друг от друга, но я не чувствую страха. Возможно, кто бы это ни был, он сделает мне одолжение, убив меня.

Но в комнату входит последний человек, которого я ожидала увидеть.

Это глупо, но первое, что я замечаю, – в каком беспорядке находятся ее волосы: обычно строгая прическа растрепалась, выбившиеся локоны хаотично обрамляют лицо. Подол мантии весь в грязи.

Рон сжимает мою руку.

– У нас есть палочка! – кричит он, и в доказательство направляет на нее кусочек дерева.

Но она игнорирует его.

– Где мой сын? – напрямую интересуется она.

– Вы слышали меня? – кричит Рон.

– Я безоружна, – она смотрит на него. – Можете делать со мной все что хотите, – спокойно продолжает она, но в голосе появляются опасные нотки, – но сначала скажите, где мой сын.

Да. Она должна знать…

– Он там, – киваю в угол комнаты.

Она смотрит туда же и, вскрикнув, кидается к к Драко.

– Он жив, – поспешно бросает Рон. – Не волнуйтесь, он… не думаю, что он сильно пострадал.

Она не верит, проверяя его пульс, и успокаивается, лишь почувствовав под пальцами ритмичное биение.

– Мой бедный мальчик, – она убирает волосы с его лба и целует, а затем поворачивается к нам, и… Я никогда не видела в ее глазах столько ненависти.

– Что вы с ним сделали? – шипит она.

Может быть, она убьет меня, если я скажу, что это я его так…

Мне действительно уже все равно.

Но Рон опережает меня.

– Мы тут ни при чем, это Беллатрикс.

У меня перехватывает дыхание, но он даже не дрогнул.

– Моя сестра? – ее глаза опасно сужаются. – Она любит племянника…

– Да, но он… он пытался напасть на нее, чтобы спасти своего отца, а она… – он запинается, но не замолкает. – Думаю, это была самооборона. По крайней мере, она не убила его! – оправдываясь, заканчивает он.

Несколько мгновений она смотрит на нас, а затем глубоко вздыхает.

– А где же она?

Мы молчим, но ей и не нужен ответ. Она переводит взгляд на тела позади нас.

Молча поднявшись, она подходит к трем телам: равнодушно минует Эйвери, но следом…

Замирает на мгновение. С губ срывается еле слышный всхлип, и, зажимая рот рукой, она резко отворачивается.

Нас не должно здесь быть. Это ее личное…

Но я слишком опустошена, чтобы даже пошевелиться.

– Что вы натворили? – шепчет она, не обращаясь конкретно ни к кому из нас. Ее взгляд устремлен вниз, на мертвое тело мужа. – Глупцы, что же вы наделали?

Она падает на колени подле него и распахивает полы его мантии, чтобы осмотреть рану. Вокруг так много крови…

Больше всего на свете я хочу отпихнуть ее. Он не принадлежит ей…

Нет, он принадлежит ей…

Вернее, принадлежал…

Стискиваю кулаки, больно впиваясь ногтями в кожу, до тех пор пока не чувствую тепло выступающей крови.

Слизываю ее.

Нарцисса Малфой бросает мимолетный взгляд на сестру, а затем, поднявшись, поворачивается к нам.

– Как они погибли?

Рон поворачивается ко мне, предупреждающе стискивая мою ладонь в своей.

– Ваша сестра убила вашего мужа, – произносит он. – Мы втроем пытались бежать, и она убила его, а потом… потом…

Он умолкает.

– Вы убили ее? – шепчет она.

Рон прочищает горло и отрицательно мотает головой.

– Нет. Ваш муж. Сразу после того, как она пырнула его, он успел… успел послать в нее заклинание.

Не могу понять, верит ли он сам в то, что говорит.

Но будь я проклята, если поправлю его.

– Почему мой муж пытался бежать с вами? – теперь она обращается ко мне, глядя в глаза, и в ее собственных застыл арктический лед. – А? Почему, Гермиона?

Тяжело сглатываю.

– Н… миссис Малфой, я…

– Не смей обращаться ко мне так, – прищурившись, грубо обрывает она.

Она поворачивается, чтобы вновь взглянуть на мужа, выражение ее лица невозможно прочесть.

– Буду признательна, если ты не будешь меня так называть, – тихо произносит она.

Судорожно вздыхаю. Меня уже не волнует ее реакция на то, что я собираюсь сказать. Ничто уже не имеет значения.

– Вы знали, – это вовсе не вопрос, и я спокойна как никогда.

Ее взгляд обдает меня ледяным холодом.

– Конечно, знала, – шипит она. – Я не дура. И смею напомнить, я знаю его уже много лет, гораздо дольше, чем ты.

Лучше бы она ударила меня.

Она глубоко дышит, пытаясь взять себя в руки.

– Мы не жили вместе в последние несколько месяцев, но часто виделись, – продолжает она. – Я знала, что он сторожит тебя, в этом не было тайны. Но каждый раз, когда в разговоре я упоминала тебя…

Замолчав, она делает несколько шагов в мою сторону.

– Что ты сделала, чтобы он полюбил тебя?

Дело не в самом вопросе, а в том, как она его произносит: она хочет не просто узнать ответ, а понять, как мне удалось достичь того, что она считала невозможным. Наверное, она даже думает, что я где-то смухлевала.

– Не знаю, – мне больше нечего ответить.

Тишина разверзается между нами, как бездонная пропасть. Нарцисса смотрит на меня, и под этим взглядом меня потряхивает.

– Он говорил, что любит тебя?

Непонимающе смотрю на Рона, в его глазах застыл неопровержимый ответ.

– Прошу тебя, – тихо молю его, сама не зная о чем.

– Он говорил это? – шепчет он. – Лично?

Вновь взглянув на мужа, Нарцисса всхлипывает.

У меня еще есть силы говорить.

– Я не жду, что вы простите меня за то, что мы сделали…

– Не беспокойся, – она смотрит мне прямо в глаза, – я никогда не прощу тебя.

– Он говорил, что вы никогда не любили его.

– Но это не значит, что он не был моим мужем, – жестко бросает она. – Как ты посмела? Он был мужем и отцом. Какое право ты имела посягнуть на него?

Прикусываю губ.

– Я бы все отдала, чтобы никогда не встречать вашего мужа…

Она так быстро приближается, и ее пощечина столь неожиданна, что я по-настоящему застигнута врасплох.

– Не лги мне!

Рон хватает меня, закрывая собой.

– Ради бога, оставьте ее! Вам не кажется, что она и так уже через многое прошла?

Но боль отрезвляет меня и приводит в бешенство. Я выступаю из-за спины Рона, повышая голос.

– Я не лгу! Вы представить себе не можете, что я пережила. Думаете, я бы не пожертвовала всем, чтобы быть сейчас в безопасности, дома, с живыми родителями? Я бы предпочла не знать его совсем, или только понаслышке, как прежде, чем до конца своих дней скучать по нему каждую минуту! И знать, что больше никогда… никогда не увижу его…

Рыдания и слезы берут надо мной верх, и я задыхаюсь, жадно глотая воздух. Не хочу, чтобы она видела меня, поэтому отворачиваюсь, пряча лицо в ладонях. Боже, как больно… невыносимо, нереально больно…

Кто-то кладет руку мне на плечо.

Оборачиваюсь. Она.

Сбрасываю ее руку.

– НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ!

Это невыносимо. Невыносима та боль, что сжирает меня изнутри, оставляя вместо сердца зияющую дыру, и мне хочется обратиться в статую, застыть и не чувствовать… Господи, молю, убей меня, убей…

Я не осознаю, что кричу, пока Рон не берет мои ладони в свои, притягивая к себе.

– НЕТ! – бью его, отталкиваю. – Нет, нет, нетнетнет!

Но он крепко держит меня, пока я, обессиленная, не прижимаюсь к его груди, выплакивая свою боль.

Кажется, я плачу целую вечность. Мы опускаемся на пол, и Рон укачивает меня, словно дитя. А я могу лишь бессмысленно всхлипывать, не зная, что именно пытаюсь сказать.

Люциус бы понял.

Он нужен мне. Мне нужно, чтобы он обнимал меня…

Но он больше никогда не обнимет меня.

Громко кричу от горя.

Рядом Рон. Шепчет мне на ухо какую-то околесицу, успокаивая, уговаривая и еще бог весть что – я не различаю ни одного слова.

Перестав всхлипывать, начинаю икать и слышу ее голос.

– У нас не так много времени, – произносит она ровно и спокойно. – Мой сын скоро придет в себя. А Темный Лорд ждет вас в штаб-квартире уже завтра ночью. До рассвета где-то около часа, и вам надо торопиться, если хотите выжить.

Поднимаю голову. Волосы липнут к мокрым щекам.

Мне все равно. Я не хочу уходить. Как я могу оставить его?

Но ни один из них не затыкается.

– С чего бы вам помогать нам? – интересуется Рон. – А вдруг вы заманите нас в ловушку?

Она снисходительно смотрит на него.

– Я пришла сюда, как только услышала, что все Пожиратели Смерти приглашены завтра ночью на казнь Люциуса Малфоя. Я знала, что Драко не останется в стороне и не позволит этому случиться. Я была уверена, что он попытается спасти отца, несмотря на риск. А еще я чувствовала, что должна прийти сюда и найти его до того, как Темный Лорд заставит меня это сделать.

– И? – не унимается Рон.

Она раздраженно вздыхает.

– Ну и с чего бы мне – если уж я так хочу заманить вас в ловушку, – действовать таким образом, чтобы моего сына не поймали и не наказали за вмешательство в показательную казнь отца? Я просто хочу, чтобы Драко выжил, а это значит, что мы с ним должны исчезнуть как можно скорее.

Смотрю на тело Люциуса, окунаясь в их слова. Они омывают меня, словно вода.

Его глаза… все еще открыты, вглядываются во что-то, чего уже никогда не увидят.

Они больше не он.

– И все же, почему вы хотите нашего побега?

– Вообще-то, не хочу. Но еще меньше я хочу, чтобы вы были здесь, когда мой сын очнется. По правде сказать, в мои планы не входит, чтобы он помнил события этого вечера.

Ее слова заставляют меня вынырнуть из темных вод, что баюкали меня.

– Как это возможно? – шепчу я. – Даже если сотрете ему память, все равно будут ходить слухи о том, что случилось здесь, когда… когда тела найдут.

Если бы они только знали, насколько тяжело мне даются эти слова.

Нарцисса смотрит на меня.

– Придется мне постараться, чтобы он никогда не встретился с кем-то, кто мог бы ему об этом поведать. И даже если придется подправлять ему память время от времени, и уехать из страны, что ж, так тому и быть. Я не хочу, чтобы он помнил, как его отец погиб, не сумев устоять перед грязнокровкой.

– Не произносите это слово! – бросаю я.

И повисает тишина.

Судорожно вздыхаю и подползаю к телу Люциуса.

– Я… я не могу слышать это слово…

Касаюсь его щеки. Теперь он холодный.

Всхлипнув, беру его лицо в свои ладони. Если бы он мог просто… если бы он мог сказать что-нибудь.

Я жизнь бы отдала, лишь бы вновь увидеть, как он улыбается мне. Даже несмотря на то, что единственный раз, когда он мне улыбался, был случайностью.

Наконец Рон нарушает тишину, только обращается не ко мне.

– Простите, что говорю вам это, мисс, но вы должны знать: Гермиона… беременна.

Вновь повисает тишина.

Я не утруждаюсь даже посмотреть на них. Вместо этого наклоняюсь и опускаю голову на грудь Люциуса.

Она не поднимается и не опускается, как положено.

Однажды я так заснула – положила голову ему на грудь и одной рукой обнимала, а он зарылся пальцами в мои волосы, прижимая к себе, и я слышала, как бьется его сердце.

– Беременна? – переспрашивает она.

– Да, от вашего мужа.

Слышу, как она тяжело сглатывает.

– Люциус знал?

– Да.

И снова тишина.

– А Драко?

– Тоже.

– Ну тогда, – она берет себя в руки, – у меня точно нет выбора. Я увезу его за границу и сотру все воспоминания о том, что здесь было. Он никогда не узнает об этом. Правда убьет его.

Рон порывисто вздыхает.

– Так он не побеспокоит нас? Не будет искать Гермиону?

– Нет, до этого не дойдет.

– Как мы можем доверять вам?

– Даю вам слово, – тихо произносит она. – Я не позволю сыну вспомнить об этом. Я скажу ему, что его отец погиб в бою, и нас отстранили от дел в благодарность за его службу.

Еле слышный стон.

Вскидываю голову, и каждая клеточка моего тела наполняется надеждой…

Нет, это Драко. Его глаза все еще закрыты, губы едва шевелятся…

А затем опять все стихает.

Ты больше не должна надеяться. Ни на что. Все закончится сплошными разочарованиями. Мне казалось, я уже давно выучила этот урок.

Снова хватаюсь за мантию Люциуса. Не могу прекратить касаться его. Совсем скоро я не смогу…

Нет. Нет. Нет.

– Вы должны уходить, – поспешно произносит она. – Сейчас. Дай мне палочку.

Поднимаю голову: выражение ее лица серьезно как никогда.

– Вы, наверное, шутите, – в голосе Рона звучит безграничная решимость.

– Едва ли сложившаяся ситуация напоминает розыгрыш, – холодно отрезает она. – Если вы хотите, чтобы я помогла вам пересечь реку – а без этого твоей подруге не пережить путешествие, – тогда отдай палочку. Потому что она понадобится нам с Драко, чтобы аппарировать, едва мы окажемся на том берегу.

– Ох, это же так удобно для вас, не так ли? – шипит Рон. – А как же мы? Что делать нам?

– Взамен, – продолжает она, словно ее и не перебивали, – я позволю вам уйти первыми; обещаю провезти через реку и указать, в какой стороне ближайшая деревня. Она где-то в часе ходьбы или около того. Оттуда вы уж как-нибудь доберетесь домой. Впрочем, это уже не моя забота.

Рон вздыхает, качая головой.

– Какая же вы бесчувственная стерва.

Она удивленно вскидывает бровь.

– Может быть. Но вам не выбраться отсюда, пока я не получу палочку, Уизли. Решение за тобой. Только поторопись.

Несколько минут они смотрят друг на друга, я же полностью игнорирую их. При любом исходе для меня все останется по-прежнему – Люциус будет мертв.

– Думаю, у нас нет выбора, – стиснув зубы, признается Рон.

– Вот именно, – отвечает она.

Он глубоко вздыхает, делает шаг вперед и протягивает ей палочку, которую она принимает без тени эмоций.

– Отлично, – шепчет она и поворачивается ко мне и к телам, раскинутым на полу. – У кого из них ключ?

– Не знаю, – бубнит Рон. – У Беллатрикс, вероятно.

Нарцисса переводит взгляд на тело сестры, и лицо искажает гримаса. Она протягивает руку, но сразу отдергивает и качает головой.

– Хотите… хотите, чтобы я достал его? – робко вопрошает Рон.

Она тяжело вздыхает, потирая щеку.

– Если тебе не трудно, пожалуйста.

Склонившись, Рон шарит по карманам Беллатрикс и, найдя порт-ключ, протягивает его Нарциссе.

– Спасибо, – тихо произносит она.

– Стойте! – поспешно шепчу я.

Оба поворачиваются ко мне.

– Что… что будем делать с… с ними? – слова даются мне с трудом.

Она смотрит на Люциуса, и в этот миг я понимаю, что все еще держу его за руку.

– Не знаю, – отвечает она едва слышно. – Думаю… надо у… убрать их до того, как Драко…

Она не в силах продолжать.

Ей тоже трудно, я понимаю.

Боже, я не могу. Не могу оставить его. Я нужна ему. Он должен все еще нуждаться во мне.

Я вот-вот снова расплачусь.

Рон откашливается.

– Мы можем бросить… спустить их в реку, если хотите, – запинаясь, говорит он. – Что-то вроде обряда погребения.

Река?

Нет, он не утонет. Он не позволит этим существам забрать его…

Но я не могу бросить его здесь… гнить и разлагаться. О боже…

Это слишком. Я не стану думать об этом. Просто не могу. Иначе свихнусь.

Уже слишком поздно.

Так… что еще я могу сделать?

– Они чистокровные, – шепчет Нарцисса. – Они в момент окажутся на поверхности…

– Нет, если… – вздохнув, продолжаю, – я знаю, им нельзя здесь оставаться. Так что… так что можете использовать мою кровь, если хотите.

– И какова цена? – она прищуривается.

Опускаю взгляд на Люциуса.

– Могу я… могу я опустить его в воду? Прошу вас. Я знаю, что прошу многого, но…

Ее взгляд способен заморозить в мгновение ока.

– Думаешь, что имеешь на него больше прав, чем я?

Не хочу произносить то, что вертится на языке.

Вздохнув, она заправляет локон за ухо.

– Я, может, и не любила его, – тихо произносит она. – Но он был моим мужем, а не твоим. Он был моим другом и спутником двадцать лет, и это больше, чем интрижка на пару месяцев. И кем бы он ни был тебе, точно могу сказать, что он не был твоим другом.

Закрываю глаза, из последних сил сдерживая предательские слезы. Да, мы не были друзьями. Мы были врагами до самого конца.

Она снова вздыхает.

– Сказанное ничего не меняет. Если это так много для тебя значит, можешь сделать это.

Поспешно выдыхаю.

– Спасибо.

Кивнув, она тянется ко мне.

– Дай мне руку.

Встаю и протягиваю ладонь, почти не чувствуя боли, когда она заклинанием делает разрез на моем предплечье. Алая кровь капает на грудь Люциуса: кап-кап-капкапкап…

Концентрируюсь на происходящем сейчас, стараясь не думать о том, что мне предстоит сделать уже совсем скоро.

– Пойдемте. Я доставлю вас к озеру.

Рон берет ее и меня за руки, а я цепляюсь за Люциуса, и порт-ключ переносит нас на свободу.

Вот и берег озера. Темная синева воды режет глаза после тускло-красных огней подземелья.

Нарцисса поворачивается ко мне.

– Можно мне попрощаться, пожалуйста?

Молча киваю, отпуская руку Люциуса.

Она подходит к телу мужа и опускается на колени.

Отворачиваюсь, Рон берет меня за руку и отводит в сторону.

Я не вижу, что она делает. И не слышу, что говорит.

Да я и не хочу знать. Меня это не касается.

– Думаю, она не такая уж и плохая, – бормочет Рон.

– Да, – соглашаюсь с ним.

А потом мы молчим. Он – потому что он не знает, что сказать, а я – потому что не хочу разговаривать.

Жаль, что мы не можем остаться здесь навсегда. Никогда прежде я не боялась так, как сейчас. Я с ужасом жду того момента, когда придет время прощаться.

– Я одна из потомков древнего и благородного дома Блэков, – до нас доносится голос Нарциссы. – Я призываю переправу.

Повернувшись к ней, наблюдаем, как она наполняет маленький сосуд своей кровью, сочащейся из пореза на руке. Едва он наполняется, она залечивает рану заклинанием и, развернувшись, подходит к нам.

На ее щеке блестит одинокая слеза.

Она протягивает сосуд с кровью Рону.

– Как только окажетесь на другом берегу, направляйтесь прямо, через лес, – ровным тоном инструктирует она. – В итоге вы выйдете к подножию холма, за которым будет дорога. Сверните влево и идите вдоль этой дороги, пока не дойдете до деревни. Ну а уже оттуда, думаю, вам нетрудно будет добраться до дома.

Рон вопросительно смотрит на меня.

– Мы ведь сможем использовать одну из этих телли-фоновых штук, чтобы найти Орден?

Киваю. Вот и пришло время.

Нарцисса нарушает затянувшуюся паузу.

– Ты расскажешь ребенку, кто его настоящий отец?

Я не сразу нахожусь с ответом. Во-первых, какого вообще рожна она меня об этом спрашивает и какого ответа ждет, а во-вторых… Боже, да я понятия не имею…

Нет, я обязана знать ответ. Какие у меня варианты?

Поднимаю взгляд на Рона: насупившись и шумно втянув носом воздух, он молча кивает.

Я понимаю, что он имеет в виду, ведь это же Рон, я знаю его как облупленного.

– Нет, – качаю головой.

Прищурившись, она сдержанно кивает.

– Это к лучшему.

Окинув нас взглядом, она обращает взор к телу мужа.

– Удачи вам, – шепчет она.

Рон прочищает горло.

– Вам тоже, – тихо отвечает он.

Она кивает и, вытащив из кармана портключ, исчезает в воздухе.

Поворачиваюсь к Рону.

– Дашь мне пять минут, ладно?

Он кивает и, отойдя на несколько шагов, принимается увлеченно изучать землю под ногами.

Опускаю взгляд на тело, лежащее у моих ног.

У моих ног.

Его глаза все еще открыты. Его тело здесь. Но самого его там нет.

– Знаешь, она была слишком хороша для тебя.

Он не отвечает мне.

Опускаюсь на колени возле него.

– А я?

Возможно, в глубине души он тоже так считал. А может, до сих пор думает, что я бы никогда не подошла ему. Я уже не узнаю ответа, потому что никогда не смогу спросить его об этом.

Протянув руку, вытираю кровь с его губ и убираю пряди волос со лба.

– Не волнуйся, – шепчу я. – Я прощаю тебя… за всё. Даже за… моих родителей. Я…

Давлюсь слезами. Родители… я не могу пойти к ним. Он позаботился об этом.

– Как ты мог оставить меня одну? – я едва шевелю губами. – Ты всё забрал, заменил собой весь мир, а потом оставил…

Тихонько поскуливаю, словно раненый зверь, склонившись над телом Люциуса и вцепившись в его рубашку.

– Боже, как ты мог допустить это? – захлебываюсь горем и слезами. – Прошу тебя… умоляю, не надо…

Все напрасно. Разве слова смогут вернуть его к жизни?

Обняв его за шею, приподнимаю, чтобы уложить головой себе на колени. Какой же он тяжелый…

Стискиваю в объятиях, как он когда-то меня. Слезы разбиваются о его лицо, и я вытираю их большим пальцем.

Никогда не видела, как он плачет.

И никогда не увижу.

– Ты не должен меня забывать, – продолжаю я. – И сколько бы тебе ни пришлось ждать меня, ты не должен меня забывать. Потому что я никогда не забуду тебя, слышишь?

Почему я разговариваю с этим… предметом? Это уже не он…

Нет, он.

Слышит ли он меня? Как знать. Все, что я знаю, так это то, что он просто… перестал быть.

Слишком… Боль, бесконечная и безбрежная, затапливает меня, и я забываю, как дышать, и вот-вот потеряю сознание…

Не могу поверить в происходящее, просто немыслимо. Я должна сохранить рассудок.

Рассудок.

Слово-мечта, несбыточная.

Как же, Люцифер вас всех задери, жить дальше?

Приподнимаю его голову, склоняясь ниже, и целую в губы. Холодные…

Мертвые.

Господи, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Позволь увидеть, как он молит о пощаде. Позволь увидеть его смерть.

Кажется, кто-то все же слушал мои молитвы.

Как я могла знать тогда, о чем прошу?

Чувствую его кровь на своих губах.

Отстранившись, в последний раз оглядываю его. Его лицо… черты резкие или мягкие? Аристократические или обычные?

Не знаю. Никогда не задумывалась о том, как он выглядит. Это был просто… он.

Убираю прядь его волос, чтобы посмотреть в глаза, которые больше не видят. Когда-то они были серыми, а теперь… черные.

Дрожащими пальцами опускаю ему веки. Хотя, какая разница? Это больше не его глаза.

– Я люблю тебя.

Больше мне нечего сказать.

Каким-то чудом – сама не знаю, как – мне удается подтащить его к озеру и, продолжая держать за руку, опустить в воду. Слезы пеленой застилают глаза.

– Прощай.

Крепко сжимаю его руку. Смотрю в его лицо в обрамлении светлых волос и не хочу отпускать. Я не отпущу, никогда…

Одно из существ вцепляется в него, и я сдавленно всхлипываю, глядя на длинные зеленые пальцы; оно тащит его на дно. Может, позволить им утащить и меня…

На автомате отдергиваю руки, отпуская его, и беспомощно наблюдаю, как он исчезает в глубине. Люциус Малфой… существа забрали его, полагая, что он – грязнокровка.

Он ушел.

В последний раз я видела его.

С тихим стоном опускаюсь на землю, изнуренная и опустошенная. Хочу уснуть здесь. И никогда не проснуться.

Рон кладет руку мне на плечо.

– Вставай, Гермиона. Время уходить.

Нет.

Отпихнув его руку, сворачиваюсь клубком.

– Я не пойду.

– Ты должна, родная. Здесь нельзя оставаться.

Обхватываю голову руками. Я хочу, чтобы все вокруг исчезло.

– Я не могу.

– Нет, можешь.

Всхлипываю.

– Ты не заставишь меня, Рон. Пожалуйста, оставь меня.

Но он хватает меня за плечи и встряхивает.

– Послушай, – настойчиво начинает он. – Ты через многое прошла. Мы через многое прошли. Мы видели такое, чего никто не должен видеть, и мы выжили!

Сглатываю очередной жалобный стон.

Он помогает мне встать на ноги.

– Он не выжил, но ты жива, – шепчет он. – Ты жива. Посмотри на меня, Гермиона, посмотри на меня!

Голова едва слушается меня. Наши с Роном взгляды встречаются.