Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 55 страниц)

С надеждой смотрю вверх, мечтая в последний раз увидеть небо.

Ничего. Только темный потолок.

Глубоко вздыхаю и закрываю глаза. Одинокая слеза катится по щеке.

Простите. Мне так жаль. Я люблю вас, мама, папа, Рон, Гарри…

Распахиваю руки в стороны, будто птица в полете…

Кто-то хватает меня за талию и тянет назад, в коридор. Я сопротивляюсь, потому что знаю – это Долохов вернулся за мной. Но он не тронет меня! Я не позволю! Я ударю его ногой и брошусь с балкона прежде, чем он сможет снова схватить меня…

Начинаю кричать, но он затыкает мне рот рукой, затаскивая в коридор и толкая в темный альков. Изо всех сил пытаюсь вырваться, но он слишком силен.

Он прижимает меня к стене, навалившись на меня своим телом, все еще закрывая мне рот.

Ничего не вижу! Здесь темно, и я даже не вижу его!

Слезы катятся по щекам, падая на его пальцы, лежащие на моих губах.

Но… не думаю… это не Долохов. Я уверена.

– Я не дам тебе убить себя, – тихий шепот с нотками угрозы, и это точно не Долохов. – Это слишком легкий выход.

Люциус.

Это Люциус сейчас прижимает меня к стене.

Закрываю глаза, и слезы катятся по его пальцам.

Но мне все равно. Я лишь жалею, что мои слезы не могут запачкать его руки.

Чувствую его дыхание у своего виска.

Открыв глаза, напряженно вглядываюсь в темноту, пытаясь увидеть хотя бы его силуэт, но тщетно. Я могу только чувствовать: его тело, прижимающее меня к стене, и длинные пальцы на своих губах. Его большой палец больно впивается в кожу под подбородком.

Он медленно убирает руку от моего рта, другой до боли сжимая мое плечо. Освободившейся рукой он уверенно берет меня за руку, что неловко покоится на его груди.

Его грудь…

С силой сжимаю кулак.

– Что он с тобой сделал? – Тихо спрашивает он.

Пытаюсь выровнять дыхание и храню молчание.

Кажется, проходит вечность, пока мы стоим в темноте вдвоем. И все, что сейчас реально, – он, прижимающий меня к стене, стискивающий мое плечо. Тепло его руки…

Пальцы больно впиваются в запястье. Я не вижу его лица, но чувствую… всё по-другому. Всё не так, как было раньше, когда он был так близко. Он больше не высмеивает меня и не пытается запугать. Не знаю, почему я так уверена в этом. Я просто знаю…

Точно. Это конец. Сейчас все закончится.

Выворачиваюсь из его рук.

– Отпустите меня, – шепотом молю его, проклиная себя за слезы, вновь навернувшиеся на глаза.

Он медлит секунду, а потом, молча, отступает, отпуская мое запястье и плечо. Я не убегаю, хотя знаю, что могла бы.

Я все еще не вижу его лица.

– Не обязательно вести себя так, – я слышу усмешку в его голосе, но вместе с тем, слова звучат как-то фальшиво.

– Не смейте… – я едва могу говорить. – Не смейте насмехаться надо мной. Только не после того, что случилось.

Повисает долгая пауза.

В защитном жесте обнимаю себя за плечи, плотнее запахивая рубашку.

Он судорожно втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Очень тихо.

– Что именно он сделал с тобой? – Идеально спокойным тоном спрашивает он.

Закусываю губу. Не хочу говорить ему. Не хочу, чтобы он знал…

– Скажи мне, – тихо повторяет он. – Я не хочу силой вытягивать из тебя правду.

Как я могу сказать ему об этом?

– Он ничего не сделал, – заставляю себя говорить. – Но он бы сделал, не вмешайся вы вовремя. Он сказал, что я должна быть, х-хорошей д-девочкой.

Воцаряется тишина, нарушаемая лишь моим дыханием.

Спустя некоторое время я понимаю, что больше не слышу его дыхания.

Он отступает из алькова на тусклый свет. Голубое пламя факелов делает напряженные черты его лица словно высеченными из камня, а самого Люциуса – похожим на пришельца из потустороннего мира. Он в такой ярости, что у меня от страха трясутся поджилки.

– Я заметил, что Антонин был очень пьян сегодня, – тихо говорит он. – Но у меня и в мыслях не было, что он задумал навестить тебя.

Но… я не понимаю!

– Если вы не знали о его планах, тогда… А вам-то что понадобилось в моей комнате?!

Черты его лица искажаются от злости, и он бьет меня по щеке. Касаюсь рукой места удара, слезы жгут глаза.

– Твоя наглость не сойдет тебе с рук, грязнокровка.

– Я не…

– И не воображай, что я там был только, чтобы увидеть тебя, – он обрывает меня на полуслове. – Моя комната рядом с твоей. Я услышал твой крик, когда возвращался к себе, и решил проверить, в чем дело.

– Почему ваша…

Я не решаюсь продолжить, его глаза сужаются – да, он знает, о чем я собираюсь спросить его.

– Моя комната рядом с твоей, потому что Антонин ясно дал понять, что не откажется от визита в твою комнату, – тихо говорит он. – По нашему приезду сюда первое, о чем я позаботился, это чтобы наши комнаты находились рядом, дабы впредь пресекать все его попытки добраться до тебя.

– Так что же, вы теперь мой защитник? – Холодно спрашиваю я, глаза застланы пеленой слез, а внутри все бушует от ярости, потому что он не заслуживает этого статуса. Только не после того, что сделал. – Но вот что я действительно хочу знать, сможете ли вы защитить меня от самого себя?

На его лице заиграли желваки. Он молниеносно вскидывает руку, хватая меня за горло и сильно сжимая его. Я задыхаюсь.

– Ради твоего собственного благополучия я притворюсь, что ты не говорила этого, – в его голосе слышны яростные нотки. – Не мне напоминать тебе, что это не я пришел к тебе в комнату, чтобы запятнать свою честь о грязнокровку.

Боже, нет, я не это имела в виду! Я бы никогда не подумала так снова. Только не после того, что он сделал, когда я в прошлый раз высказала подобное предположение…

Что-то мелькает на задворках сознания. Лишь на короткий момент, но… я не могу понять, что это.

– Я ясно выразился? – Тихо спрашивает он, усиливая давление на мое горло.

Я могу лишь кивнуть. Пару секунд ничего не меняется, а потом он отпускает меня. Судорожно делаю большой глоток воздуха, потирая шею, в то время как он внимательно следит за мной.

– Почему ты хотела покончить жизнь самоубийством? – Тихо спрашивает он. – Почему ты хотела совершить такую глупость? Антонин не стоит этого, поверь мне…

– Это не только из-за него, – бесцветным голосом отвечаю я. И я больше не злюсь, потому что я полностью сломлена. – Я потеряла семью и друзей. Из-за своей слабохарактерности я подписала лучшему другу смертный приговор. Я видела то, чего, как я наивно полагала, мне никогда не придется пережить, и я не смогу просто забыть об этом, сделав вид, что ничего не было. Вы заставили меня отречься от своих убеждений. Все, во что я верила, вы обратили в ложь. Ради чего мне жить? У меня ничего не осталось.

Он просто стоит и смотрит на меня долго и напряженно, и на его лице нет никаких эмоций, а глаза не выражают ни жалости, ни сожаления.

– И ты еще называешь меня трусом? – В конце концов, произносит он. – Я бы никогда не выбрал такой легкий путь решения проблем. Я думал, ты веришь в борьбу за правое дело. Не в этом ли заключаются хваленые гриффиндорские принципы?

– А может быть, я устала бороться? – Я подавлена, и в моем голосе явно проскальзывают нотки усталости и равнодушия. – Кроме того, я не знаю, с чего вы решили, что борьба для меня что-то значит? – Я качаю головой и усмехаюсь. – Вы такой лицемер. Я нужна вам живой только для того, чтобы вы использовали меня для своих планов. И что тогда? Больше пыток, боли и унижения?

Повисает долгая пауза. Выражение его лица абсолютно невозможно прочесть.

– У нас на тебя далеко идущие планы, – он нарушает тишину. – Я этого и не отрицаю. И ты нужна нам живой и в относительном здравии. Так что пошли, – он подходит к двери, что ведет на балкон, и закрывает ее, запирая на замок. – Я провожу тебя в твою комнату, и я больше не хочу слышать о самоубийстве и прочем вздоре.

– Я не хочу возвращаться туда, – мой голос дрожит. – Он вернется. Я знаю.

Он внимательно вглядывается в мое лицо, и в его глазах… я не узнаю этого взгляда.

– Проклятье, – выдыхает он.

Он ненадолго отворачивается от меня и прислоняется к стене.

Как бы мне хотелось знать, о чем он думает. Сейчас я понятия не имею, как относиться к нему.

– Я оглушил его перед тем, как последовать за тобой, – не оборачиваясь, говорит он. – Если ты пойдешь со мной сейчас, я избавлюсь от него до того, как он придет в себя. И я позабочусь о том, чтобы он больше не тревожил тебя.

Я резко сглатываю.

Люциус оглушил Долохова? Своего друга и соратника?

– Идем, – он поворачивается ко мне, – на его лице вновь непроницаемое выражение, – и кладет руку мне на плечо, подталкивая вперед.

* * *

Мы возвращаемся в мою комнату, и застаем Долохова растянувшимся на полу. Его глаза закрыты, а лицо лишено эмоций. Я могла бы подумать, что он мертв, если бы не равномерно вздымающаяся при дыхании грудь.

Жаль, что он не мертв. Надеюсь, этот чертов ублюдок и извращенец сдохнет самой ужасной и невообразимой смертью.

Нет. Нет, я не буду желать этого. Я не стану такой, как они…

Но почему нет? Они ожесточили меня. Признаться, сейчас я могла бы убить Долохова голыми руками. И я бы вряд ли стала раздумывать дважды.

Люциус склоняется над ним, проверяя пульс, а потом поднимает его веки, направляя свет палочки ему в глаза.

– Он замерз, – Люциус встает и поднимает палочку Долохова, которую я не заметила на полу. – Я отнесу его в его комнату, – не глядя на меня, поясняет он. – Он не будет больше беспокоить тебя. Я позабочусь об этом.

– Спас-сибо.

Зачем я говорю это? За что я благодарю его? И это после всего, что он сделал со мной.

– Не благодари, грязнокровка, – он смотрит на меня, нахмурившись. – Я сделал это не для тебя. Антонин должен держать ответ перед своим чистокровным происхождением. Человек его положения не может путаться с магглорожденной. Кто знает, какие выродки получатся от этого союза?

Меня мутит. Он, может быть, и спас меня от Долохова, но это ничего не меняет. Он сделал это лишь из своих чистокровных соображений. Какая чушь!

А, ты что, правда, ожидала от него чего-то другого?

– Волдеморт – полукровка, – тихо говорю я. – Вы знали об этом?

Он поднимает палочку, и я чувствую знакомое жжение на щеке. Ничего не изменилось. Люциус все тот же Люциус. И ему плевать на меня. Я не более, чем грязь на подошвах его дорогих ботинок.

– Не выказывай непочтительности своему хозяину этой гнусной ложью, – его голос вибрирует от злости. – Это всего лишь грязные слухи, распускаемые Дамблдором. Ты можешь быть настолько глупой, чтобы верить им, но я предпочитаю думать, что ты хотя бы достаточно умна, чтобы не повторять их вслух.

Сжимаю губы и вздыхаю. Я попытаюсь еще раз пробиться к той маленькой частичке человечности, что он проявил ранее.

– Хорошо, – я вся дрожу. – Так значит, слухи, да? Ложь, распространяемая Орденом. Но ваш друг, Северус Снейп, тоже полукровка. Я видела газетные вырезки, доказывающие это. Его мать была ведьмой, а отец – магглом. Если вы презираете тех, в ком нет чистой крови, тогда почему вы с ним такие хорошие друзья?

Он ухмыляется, но эта ухмылка не касается его глаз.

– Кровь полукровок может быть и хуже, но, по крайней мере, они откуда-то получили свои способности. И с этим я могу примириться. У них есть право заниматься колдовством, – он бросает взгляд на Долохова, и его лицо на мгновение искажает ярость. – В любом случае, они ниже по своему статусу. И ни один чистокровный не должен мешаться свою кровь с их. Это самое что ни на есть предательство. Предательство своих предков, своей крови.

– А что вы будете делать, если Драко женится на грязнокровке или маггле? – Спрашиваю я, стараясь держать тон ровным.

– Я буду вынужден отречься от него, – ни секунды не колеблясь, отвечает он, глядя мне прямо в глаза. – Если он умышленно и сознательно осквернит род, он перестанет быть моим сыном.

Я смотрю на него, в изумлении приоткрыв рот. Это… я не могу поверить, что кто-то может быть настолько одержим чистотой крови. Как он может ставить эти глупые и смехотворные предубеждения превыше своего родного сына?

Некоторое время он смотрит на меня, а затем поворачивается к двери, запирая ее.

Нет…

Машинально обхватываю себя руками, но он даже не смотрит на меня. Он наклоняется и берет Долохова за руку.

Вздыхаю и опускаю руки.

– Тебе надо поспать, – бросает он, вытаскивая порт-ключ из кармана мантии.

– Вы, правда, думаете, что я способна уснуть сегодня? – Шепотом спрашиваю я.

Он поднимает на меня глаза, и какое-то время мы смотрим друг на друга. Глаза в глаза.

– Поспи, – повторяет он. – Северная башня.

Ключ загорается красным свечением, и оба – Долохов и Люциус – исчезают, оставляя меня одну в темноте.

Наощупь продвигаюсь к кровати и сажусь, прислонившись спиной к изголовью. Я слишком напугана, и я вглядываюсь в темноту, боясь даже моргнуть.

Глава 12. Предательство

Плати и смотри!

Слышишь? Сердце стучит…

И глубокие, новые шрамы…

Плати. Ты дорого будешь платить

За слово, за кровь, за каждый удар,

И за рук своих грубых касание…

Сильвия Плат, Леди Лазарь (перевод – kama155).

Я перестаю дышать, когда слышу, как в углу что-то шевелится.

Отшатываюсь, сильнее вжимаясь в изголовье кровати, внутри все скручивается в тугой узел от страха. Поднимаю подсвечник повыше, и он едва не выскальзывает из моих взмокших ладоней. Вглядываюсь в темноту комнаты, стараясь рассмотреть, кто же это.

– Если подойдете ближе, клянусь, я убью вас…

– Акцио подсвечник!

Шепотом произнесенное заклинание обрывает мою речь, и единственное оружие уплывает в темноту.

Чей это голос? Это был только шепот, и я не могу понять, кто это…

Шаги.

С головой ныряю под пуховое одеяло, заворачиваясь в него, как в кокон, в бесполезной попытке спрятаться.

– Если тронете меня, я все ему расскажу! – Плотная ткань заглушает мой крик. – Не смейте прикасаться ко мне…

– У меня нет абсолютно никакого желания прикасаться к тебе, грязнокровка.

С трудом делаю вдох, страх смешался с шоком и… облегчением.

Конечно же, это он. Я должна была догадаться, ведь только у него есть Рука Славы. И он единственный, кто может видеть меня в темноте.

– Люмос!

Свет проникает сквозь щели в одеяле, но я не высовываюсь, потому что, чтобы он ни сказал, он, в конце концов, мужчина. И ничем не отличается от Долохова.

Я будто вернулась в прошлое, когда была совсем еще маленькой девочкой и боялась темноты. Тогда я с головой залезала под одеяло, боясь выглянуть наружу.

Но теперь мои страхи куда реальнее, глубже и ужаснее, и мне приходится каждый день встречаться с ними лицом к лицу.

Я бы все отдала, чтобы страх темноты был единственным моим страхом.

– Ты не хочешь вылезти? – Издевательски спрашивает он.

Уходи.

Он вздыхает.

– Не знаю, почему ты прячешься от меня, – он старательно пытается изобразить терпение в голосе. – Я думал, мы достаточно хорошо знаем друг друга, чтобы ты могла видеть разницу между мной и Антонином Долоховым. И напоминаю, что именно я спас тебя вчера вечером, хоть этот факт и расстраивает меня.

Расстраивает? Ублюдок, сволочь! Вчера, когда ты оттолкнул его от меня, ты говорил совсем другое. И потом, затаскивая меня обратно с балкона, твои слова тоже отличались от тех, что ты говоришь сейчас.

Да, но, как он пояснил, он помог мне только потому, что печется и ратует за свои чистокровные предубеждения, а еще потому, что это его работа, а не проявление заботы обо мне.

Да я и сама не хочу, чтобы он заботился обо мне.

Я съеживаюсь под одеялом.

– Вингардиум Левиоса!

Одеяло взмывает вверх, и я остаюсь лежать совершенно беззащитной под его холодным, надменным, насмешливым взглядом.

Поднимаюсь с кровати и встаю перед ним, судорожно одергивая вниз рубашку.

– Ну, надо же! Твои плохие манеры никогда не перестанут удивлять меня, – он хмыкает, криво улыбаясь. – Я знал, что магглы ленивы, но не думал, что они даже не удосуживаются раздеться перед тем, как лечь спать, – он вытаскивает маленькие карманные часы. – Девять часов вечера.

– Откуда мне знать, который час? – Надувшись, бормочу я. – Мне ведь никто не докладывает, и здесь нет часов.

Люциус направляет на меня волшебную палочку, и слабая волна боли пробегает по телу. Я задерживаю дыхание, но уже в следующий миг она отступает.

Он ухмыляется, а потом делает взмах палочкой в направлении двери, ведущей в ванную комнату. Она со скрипом открывается.

– После вас.

Я прищуриваюсь и хмуро смотрю на него, медленно направляясь к двери. Он наблюдает за мной с усмешкой на лице.

Как только я переступаю порог ванной комнаты, дверь захлопывается. Обернувшись, я вижу, что Люциус преграждает мне выход.

С трудом сглатываю. Его ухмылка становится шире.

Направив палочку на краны ванной, он включает воду.

Я смотрю на него, как кролик на удава, и его ухмылка превращается в хищный оскал, когда он замечает страх в моих глазах.

– Что вы делаете? – Спрашиваю я, проклиная себя за надломленный голос.

Он заклинанием выключает воду. С волнением отмечаю, как быстро ванна наполнилась водой.

– Тебе нужно помыться.

Вдох. Выдох. Сохраняй спокойствие.

– Хорошо, – стараюсь держать голос ровным, – я выйду, как только закончу…

– Не смеши меня, – обрывает он. – Я должен убедиться, что ты все сделаешь надлежащим образом. Ты обязана сегодня выглядеть безукоризненно. К сожалению, я видел, что магглы подразумевают под словом «чистый».

Обнимаю себя руками и закрываю глаза, чувствуя, как слезы подступают к глазам, и пытаясь сдержать их.

Меня уже даже не волнует, зачем он приказывает мне вымыться. Знаю, он жаждет, чтобы я задала ему этот вопрос, но, если честно, мне по барабану.

Я не собираюсь мыться в его присутствии. Не буду! После вчерашнего у меня в голове не укладывается, как у него хватает наглости просить меня об этом?

Он уже видел тебя голой…

Но… это было давно! И у меня не было выбора. Тем более, сейчас все по-другому. Он и я… наши отношения изменились настолько, что я даже не знаю, на что они стали походить, и когда все это началось…

Отношения Это слово какое-то… неподходящее. Оно неприменимо к нам и к тому, что между нами.

Я уже совсем не помню, какой была моя жизнь до похищения. И я уже не помню, когда он успел стать неотъемлемой частью моей жизни. Он стал центром моего существования, и мысль об этом невыносима.

Люциус окидывает меня высокомерным взглядом.

– Хватит тянуть резину, – бросает он. – Ты ведь не можешь всерьез бояться моих намерений? Пора бы уже понять, что я не заинтересован в этом, – беспощадная ухмылка. – Жаль разочаровывать тебя, но так оно и есть.

Замолчите! Я срываюсь. Я ненавижу его. Я так ненавижу его! Зачем он так? Ведь еще прошлой ночью я думала, что он может… я не знаю.

Думала, он пожалеет тебя? Что ж, в таком случае, ты полная идиотка!

Он скалится, и меня прошибает холодный пот.

– Ну же, не глупи, – лениво тянет он. – И перестать впустую тратить мое время. Раздевайся.

– Нет, – мой голос дрожит. – Пока вы не уйдете.

Он невесело усмехается и поднимает палочку.

– Империо!

Это прекрасно. Я сделаю все, чтобы остаться здесь навечно, вы же знаете…

– Снимай рубашку.

Как скажете. Я сделаю это ради вас. Вы можете просить о чем угодно.

Расстегиваю пуговички: одна, вторая, третья…

Но… нет. Что-то здесь не так. Это неправильно!

– Сними рубашку.

Делаю, как он говорит, как он хочет. Всё ради него, потому что только он может унять мою боль…

– Брось ее на пол.

С улыбкой на губах выпускаю ткань из рук. Так тепло, так спокойно…

Холодно.

Нет, мне тепло. Я купаюсь в тепле. Оно везде, окутывает меня, убаюкивая в своих объятьях. Да кому вообще нужна одежда? Ничто больше не имеет значения, кроме ощущения безграничного счастья и его вкрадчивого низкого шепота…

Поворачиваюсь. Он может смотреть… на всё…

– Не задавай вопросов.

Как скажете.

– Залезай в ванну.

Сажусь на борт ванны и опускаю ноги в воду, постепенно погружаясь глубже. Тепло. Пожалуйста, прошу, не оставляйте меня, не останавливайтесь…

Ощущение тепла и счастья покидают меня.

Слишком поздно приходит осознание, что отныне я чувствую лишь тепло воды, сомкнувшейся у моей талии.

Вскидываю руки, прикрывая выставленную напоказ грудь, и благодарю Бога, что вода скрывает нижнюю часть моего тела. Едва удерживаю навернувшиеся слезы.

Со скучающим выражением лица он смотрит на меня так, как будто пытается проникнуть сквозь щит, что я воздвигла вокруг себя и вытащить наружу всю боль и унижение, скрывающиеся внутри.

Лицо заливает краска, потому что – о, Боже! – я голая, а он стоит и смотрит на меня!

И я не могу укрыться от его взгляда.

Это невыносимо!

Он ухмыляется.

– Ну, это ведь было не сложно?

Чертов…

Наконец, я нахожусь, что ответить…

– Скотина! – Шепчу я. – Как вы посмели заставить меня..? И это после того, что случилось вчера!

Поднадоевшая ухмылка вмиг слетает с его лица.

– Ты же сказала, что ничего не было.

– А ничего и не было, – быстро говорю я. – Ничего серьезного…

– Тогда прекрати жаловаться! – Он в раздражении возводит глаза к потолку.

– Перестать жаловаться? – С недоверием переспрашиваю его, сильнее обхватывая себя руками. Вот козел! – Да я от страха всю ночь глаз не сомкнула! Он домогался меня, а вы просто говорите, что я должна прекратить жаловаться?!

Его лицо потемнело от гнева, и когда он заговорил, то сделал вид, что не слышал моей тирады.

– Ты собираешься мыться, или я вновь должен применить Империо?

Но… как я могу сделать это под его пристальным взглядом?

Он опять ухмыляется.

– Можешь отвернуться, если хочешь, – произносит он. – Меня это устроит.

Резко отворачиваюсь, чтобы не дать ему увидеть блестящие от слез глаза.

Не слушай. Это просто слова. Пустые, бессмысленные звуки.

Тогда почему так больно? Почему каждое его слово причиняет боль?

Окунувшись в воду, намыливаю себя, спиной чувствуя его взгляд. Что за игру он затеял? Зачем ему смотреть, как я моюсь?

Неважно. Ты должна пройти через это. Сегодня ты должна выжить. Сфокусируйся на этой мысли.

До завтра, потому что завтра ты тоже должна будешь остаться в живых…

И послезавтра…

Растираю мыло по телу и волосам, а потом ополаскиваюсь водой, смывая пену. Выныриваю из теплой воды, мокрые волосы тяжелым полотном ложатся на спину, и слегка поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него.

Ничто не выдает его мыслей.

– Отлично, – кивает он. – Вытирайся и проходи в комнату, – развернувшись, он выходит из ванной, оставив дверь открытой.

Выскакиваю из ванны и срываю полотенце, висящее на крючке, быстро вытираюсь им и выжимаю мокрые волосы, а потом оборачиваю вокруг себя, стараясь прикрыться насколько возможно. Осторожно выхожу из ванной комнаты. Он там. Стоит, прислонившись к стене. Он направляет палочку на меня, и я вздрагиваю, но он лишь заклинанием высушивает мои волосы.

– Зачем все это? – Тихо спрашиваю я. – К чему вы меня готовите?

Молча, он делает еще один взмах палочкой, и в воздухе появляется белая материя. Он ловит ее на лету и протягивает мне.

– Надень это, – отрывисто бросает он.

Расправляю материал, который оказывается длинным белым льняным платьем.

– Пожалуйста, – начинаю я дрожащим голосом.

– Нет, – обрывает меня Люциус. – Ты не можешь уединиться. Пора бы уже повзрослеть и вести себя соответственно.

Резко поворачиваюсь к нему спиной, закусив губу. Полотенце падает на пол, и я по мере возможности быстро натягиваю платье через голову. Оно сидит так же хорошо, как и то, зеленое, но это – иного покроя. Идеально белое с длинными рукавами и подолом, достающим до пола. Кажется, что-то похожее носили в средние века.

Поворачиваюсь к нему лицом. Он удовлетворенно улыбается, оглядывая меня с ног до головы.

– Идеально, – шепчет он. – Ты выглядишь прекрасно. Как мученица. Невинная, маленькая мученица.

Недоуменно моргаю.

Мученица?

Так, спокойно, без паники. Они не могут… Без паники!

– Что вы собираетесь со мной сделать? – Сил едва хватает на тихий шепот.

Усмехнувшись, он берет гребень с моего ночного столика.

– Причешись, – он протягивает его мне. – С этой твоей гривой ты выглядела, как страшилище, и в лучшие времена, не говоря уже о сегодняшнем положении дел. Когда ты в последний раз причесывалась?

Я с громким стуком кладу гребень обратно на столик.

– Нет, до тех пор, пока вы не скажете мне, что происходит! – Я с вызовом смотрю в его холодные серые глаза.

Одна его бровь ползет вверх, а на лице все та же издевательская усмешка.

– Почему бы тебе не присесть и не причесаться? – Он указывает на стул. – Если ты сядешь, то я расскажу тебе обо всех наших планах на сегодня.

Не отрывая взгляда от его лица, я опускаюсь на стул и смотрю в зеркало. А потом беру гребень и начинаю распутывать колтуны в волосах.

– Темный Лорд хочет видеть тебя. Он просил меня доставить тебя в его штаб-квартиру.

Мое сердце пропускает удары. Гребень выскальзывает из руки и с грохотом падает на стол.

– Ч-что? – Шепот срывается с губ, и в отражении я вижу, как он приближается, становясь у меня за спиной. По его улыбке видно, что его забавляет моя реакция и ситуация в целом.

– Думаю, ты хорошо меня слышала.

– Но…

Я знаю, зачем он хочет меня видеть. Он все же решил использовать меня, чтобы добраться до Гарри. А иначе, зачем еще я ему понадобилась?! Я уже рассказала им все, что они хотели узнать.

Люциус усмехается.

– Но… что?

Глубоко вздыхаю.

– Зачем? – Даже зная ответ, я все равно задаю вопрос. – Почему он хочет меня видеть?

– Думаю, ты знаешь, зачем. Разве ты никогда не думала о том, почему мы до сих пор не убили тебя?

Внутри все холодеет, и мне трудно дышать.

– Ладно. Значит, вы все-таки собираетесь использовать нас, чтобы добраться до Гарри…

– Нас? – Насмешливо переспрашивает он. – О, ты думаешь, что мы используем и Уизли тоже? Боюсь, что нет. Видишь ли, его родителям вряд ли понравится, если мы убьем их сына после того, как пообещали не делать этого в обмен на их преданность.

Слава Богу, Рон хотя бы в безопасности. Спасибо, Боже! Спасибо!

Но… убить?

Я не дышу. Я не думаю. Меня бросает то в жар, то в холод, и я начинаю трястись, как в лихорадке.

Я не хочу умирать! Не сейчас. Я не готова!

Вчера ночью ты пела по-другому.

С дрожью в коленях я заставляю себя подняться и поворачиваюсь к Люциусу, чтобы посмотреть на него. Он намного ближе, чем я думала.

– Так, – неуверенно начинаю я, глядя на его ухмыляющееся лицо, – теперь все закончится, да? Вы собираетесь убить меня, чтобы заполучить Гарри. Ну, по крайней мере, вы, наконец-то, избавитесь от меня.

Его губы сжимаются в тонкую линию, но он молчит.

– Тем не менее, это вам ничего не даст. Моя смерть лишь еще больше очернит вас в глазах общественности, и люди возненавидят вас сильнее, – несмотря на то, что я вся дрожу, я позволяю себе маленькую улыбку. – Так убейте меня, сделайте из меня мученицу. Люди вечно будут помнить, что вы убили молодую девушку ради достижения своих целей.

Он явно наслаждается этой нашей словесной перепалкой, собственно, как и всеми предыдущими.

– Ах, моя маленькая грязнокровка, – он проводит пальцем по моей щеке. – Твое предположение в корне неверно. Никто не вспомнит о тебе. Они все забудут. Ты станешь просто еще одним именем в длинном списке тех, кто отдаст свою жизнь, пытаясь противиться нам.

Стальные тиски сжимают мое сердце. Я ненавижу, когда он так прикасается ко мне. Это почти то же самое, как если бы он пытал меня. И меня это ужасно пугает, потому что мне должно быть противно, но, несмотря на жгучую ненависть, любое прикосновение, не несущее насилия и ненависти, значит для меня очень много, и я… я ненавижу это ощущение!

Не хочу, чтобы он прикасался ко мне!

– Это ничего вам не даст, – зло бросаю я. – Люди будут ненавидеть вас за это…

– Ну, и пусть ненавидят, – улыбка на его лице поистине дьявольская. – Какая разница, ненавидят или нет, пока они нас боятся? Всеобщая любовь и уважение, конечно, хорошо, но страх намного действеннее, когда встает вопрос о подчинении и контроле, тебе так не кажется?

Боже, пожалуйста. Я не хочу умирать!

– Во всяком случае, – он убирает руку от моей щеки, – мы не собираемся убивать тебя сегодня, как ни странно.

Что?

Сердце наполняется надеждой, и дыхание постепенно выравнивается. Он усмехается, как будто знает, что я чувствую.

– Только не говори мне, что тебя это удивляет. Конечно же, мы не убьем тебя до тех пор, пока Поттер не будет валяться мертвым у ног Лорда. С нашей стороны непростительно разбрасываться пленниками. Ты слишком ценный заложник.

Зарождающаяся было надежда лопается, как мыльный пузырь.

Но я не покажу ему свои страх и боль. Подражая его манере, я говорю жестко и с ледяными нотками в голосе:

– И как именно вы хотите использовать меня, чтобы заполучить Гарри? – Я издаю легкий смешок. – Вы не знаете, где он. И вам придется раскрыть свое местоположение, если вы хотите, чтобы он попытался спасти меня. И вы, правда, думаете, что он не появится в мгновение ока с половиной Ордена на хвосте, как только вы сдадите наше местонахождение?

Я победно улыбаюсь, но он лишь вновь усмехается и убирает локон волос с моего лица.

– Мы уже все продумали, мы же не идиоты. И не разыгрывай из себя хладнокровного стратега, грязнокровка, – тебе это не идет, – он опускает руку вниз и хватает меня за запястье. – А сейчас идем, Темный Лорд ждет.

Мне удается вырваться, но он снова стальной хваткой сжимает мое запястье, и я продолжаю вырываться. Да, пусть он горит в аду, если думает, что я собираюсь идти с ним к Волдеморту и помогать им в поимке Гарри! Я пытаюсь лягнуть его, но промахиваюсь, и это лишь смешит его. Отвали, чертов ублюдок!

Стараюсь разжать его пальцы, вцепившиеся в мою руку, но тщетно. Такое получилось лишь однажды, когда я… Ни минуты не думая, я подношу наши сцепленные руки к лицу и впиваюсь зубами в его пальцы, тут же чувствуя, как его другая рука больно хватает меня за волосы и с силой тянет в сторону.

– Не смей, убогое создание! – Шипит он, ударяя меня по лицу. Место удара неимоверно жжет. С криком я падаю на пол, в ушах звенит.

– Только посмей еще раз выкинуть подобное, глупая девчонка, – ледяным тоном произносит он. Вскидываю голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Холодные, безжалостные, жесткие. – У меня нет времени играть в эти игры.

– Почему вы так поступаете? – Мой голос ломается, и я падаю на колени. – Почему обращаетесь со мной так? Вчера вы спасли мне жизнь, защитили от Долохова…

– И я, кажется, уже объяснил свое поведение, – в его голосе металл, но я не могу остановиться.

– О, да, и это служит вам хорошим прикрытием, – яростно выплевываю я. – В вас еще осталось сострадание, но вы прячете его за маской лицемерия. Я хочу, чтобы вы сказали мне одну вещь – по крайней мере, вы должны сказать.

Он выжидательно молчит, и я продолжаю:

– Почему вы так стыдитесь своей жалости ко мне?

Его лицо белеет от ярости, и он направляет на меня волшебную палочку.

– Я. Не. Жалею. Тебя! – Каждое его слово сопровождается ударами невидимого кнута по моей спине. Это больно жжет. С криком припадаю к стене, тяжело дыша, и сквозь слезы смотрю на него.