Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 55 страниц)

А потом он направляет на меня волшебную палочку.

– Империо!

Ах, многим лучше. Ничего. Я словно плыву в небытие, и здесь так тепло и уютно.

– Возьми кубок.

Я сделаю все, что он скажет. Почему я должна сомневаться? Да, я готова выполнить все, что прикажет этот голос, что угодно. Абсолютно всё!

– Повтори…

Зачем?

– Повтори!

Но…

– Говори!

Все, что угодно, для вас. Только не отнимайте это тепло, и я сделаю все, что прикажете.

– За Темного Лорда.

– Хорошо. А теперь отпей вина.

Конечно-конечно. Все, что хотите. Я делаю это только для вас…

Только… продолжайте держать меня здесь… с вами… не оставляйте меня…

Заклятие постепенно ослабевает. Я чувствую во рту вкус вина.

Теперь Люциус доволен и с улыбкой смотрит на меня. Я только что сделала, как он сказал, и ему доставляет удовольствие видеть, как я поежилась от мысли о том, что я только что пила в честь Волдеморта.

– Пожалуйста, – он жестом показывает на стол, – ешь.

И, несмотря на то, что все внутри меня кричит о том, чтобы я съела, как можно больше, я борюсь с этим. Я не собираюсь участвовать в его маленьких извращенных представлениях.

Поджав губы, опускаю глаза на свои руки.

– Дорогуша, – Люциус подчеркнуто тяжело вздыхает, – одна из вещей, которые я не терплю в грязнокровках, это их плохие манеры. Наверное, тебя нужно… убедить.

– Нет, – поспешно отвечаю я. – Н-нет, я сама… я буду есть.

Я подношу кубок к губам и одним глотком опрокидываю в себя вино, несколько капель стекают по подбородку. Вытираю их рукой и со стуком ставлю кубок на стол.

Наполняю тарелку едой и начинаю есть. Быстро. И пока я ем, в помещении стоит гробовая тишина. Не буду лукавить, я ем не только чтобы уберечь себя от убеждений Люциуса, а еще и потому, что сейчас мне кажется, что я могла бы есть вечно, чтобы наверстать упущенное за все полуголодные дни, проведенные в плену.

Он ничего не ест. Просто наблюдает за мной в тишине.

Кусок застревает у меня в горле, но я его проглатываю, и опускаю вилку на тарелку.

Он улыбается своей фирменной улыбкой маньяка-садиста.

– Закончила?

Молча, киваю.

Он встает, взмахивая волшебной палочкой, и стол вместе со всей провизией исчезает. Остается лишь стул, на котором я сижу.

Без паники. Ты не должна паниковать.

Он подходит ко мне и кладет руки на подлокотники моего стула, наклоняясь ближе ко мне. Я непроизвольно вжимаюсь в кресло.

– Тебе понравилась еда, грязнокровка? – с улыбкой спрашивает Люциус.

Я смотрю на него, упрямо сжимая губы и пытаясь успокоить нервы.

Я не боюсь тебя!

Лгунья.

– Что вы делаете? – я не знаю, что еще сказать.

Он усмехается и отстраняется, обходя стул и становясь позади меня. Я будто приросла к стулу и едва сдерживаю себя, чтобы не повернуть голову. Чувствую, как мороз пробежал по коже.

– Это не был ответ на поставленный вопрос.

Его рука проникает мне под волосы и слегка касается моей шеи.

Она… теплая.

Я перестаю дышать.

Что… что он?

Его пальцы обхватывают меня за шею сбоку, и я невольно отворачиваюсь от них и встречаюсь лицом к лицу с Люциусом, который склонился так, что наши глаза оказываются на одном уровне. И он все еще улыбается.

– Я все равно хочу, чтобы ты мне ответила, понравилась ли тебе еда?

Ладно. Хорошо. Ничего страшного не случится, если я отвечу, так?

– Да.

И кажется, что этого короткого ответа для него достаточно. Он самодовольно улыбается прежде, чем заговорить.

– Замечательно. Я лично прослежу за тем, чтобы домовым эльфам сообщили, что их стряпня тебе очень понравилась.

Я подавляю яростный вскрик, но поздно, Люциус уже хорошо научился читать все эмоции на моем лице.

– Ах, это ведь расстраивает тебя, да? Но ты должна радоваться. Домовые эльфы были счастливы приготовить нам ужин. Понимаешь, они знают свое место. – Жесткий, ледяной взгляд его глаз заставляет меня задержать дыхание. Он убирает руку с моей шеи. – Почему же вы не знаете свое, мисс Грэйнджер? Бесспорно, у вас больше ума, чем у какого-нибудь эльфа.

О, так вот для чего он притащил меня сюда.

– Думаю, пришло время вам узнать чуточку больше о своем положении, – почти шепотом произносит он, – так как, сдается мне, вы все еще отказываетесь признавать его.

Итак, это и есть его месть. Кажется, ему нужно вытягивать из меня какую-то информацию, а между делом он может позволить себе еще и поразвлечься.

– Встаньте.

Я делаю, как он приказывает, и стул, на котором я сидела, исчезает.

– Я хочу, чтобы вы ответили на несколько вопросов, – он улыбается, глядя на мое выражение лица. – О, не переживайте, так. Они сильно отличаются от тех, что я задавал раньше. Эти вопросы более деликатны, но не менее важны, я думаю.

Глубоко вздыхаю, чувствуя, как все внутри скручивается и сжимается в тугой узел.

– Кто ваши родители, мисс Грэйнджер?

Что?

Я непонимающе смотрю на него.

– Вы действительно думаете, что я приведу вас прямо к ним?

Он возводит глаза к потолку.

– Пошевелите мозгами, хоть раз. Если бы нам нужны были ваши родители, думаете, мы бы уже их не схватили? Их имена и адрес всплыл, когда мы разыскивали вас.

Дыши, Гермиона.

То, что он говорит, не лишено смысла, но я не могу понять, почему он спрашивает меня об этом?!

– Если вы уже знаете все, что вам нужно знать о них, тогда зачем вам нужно, чтобы я назвала их имена?

Люциус лениво поигрывает палочкой в руках, не отводя взгляда от моего лица.

– Что-то не верится, что это был ответ на мой вопрос. Повторяю, кто ваши родители?

– Дэвид и Джейн Грэйнджеры.

Пощечина. Но нет, он не касается меня. Ему когда-нибудь это надоест?

– Неверный ответ, – и он действительно улыбается и наслаждается происходящим. – Еще раз, кто ваши родители?

Чего он добивается? Чего он хочет от меня?

– Я же сказала, Дэвид и Дж…

И прежде чем я успеваю договорить, щеку обжигает вторая пощечина.

– О, милая, и где же я был, когда утверждал, что вы умны? Я облегчу вам понимание сути моих вопросов. Кто вы?

Отвечай спокойно. Невозмутимо. Не дай ему запутать тебя.

– Гермиона Грэйнджер.

Он гневно вздыхает.

– У магглов начисто отсутствует понятие деликатности. Вы не оставляете мне выбора, и я выскажусь прямо. Что вы?

Кажется, я начинаю понимать, на что он намекает.

Я выпрямляюсь и поднимаю голову выше.

– Ведьма.

Неверный ответ.

Улыбаясь, Люциус направляет на меня волшебную палочку, и по спине пробегают языки пламени. Палящие и обжигающие, словно солнце Меркурия.

– Вы прекрасно знаете, что это неправильный ответ. Вы видите перед собой волшебника, того, у кого магия в крови. Вы же… вы – маггла, которой дали в руки палочку. Между нами огромная разница, грязнокровка, и поэтому я бы попросил вас не сравнивать себя со мной. Повторяю, что вы?

Боже, как это тяжело. Теперь это действительно личное: он даже тратит свое свободное время на то, чтобы преподать мне лишний урок.

Я должна быть сильной.

– Ведьма.

Вопреки моим ожиданиям, он не проклинает меня, а просто внимательно смотрит, а потом оценивающе пробегает по мне взглядом. Сверху вниз.

– Вы не задавались вопросом, почему я приказал вам надеть это платье?

Он делает взмах палочкой, и передо мной появляется зеркало в полный рост в богато украшенной резной раме.

– Посмотрите на себя.

В памяти всплывает эпизод одного из прошлых дней.

Посмотри на себя… едва ли тебя можно назвать красивой.

Эти слова выжжены в моем мозгу на всю оставшуюся жизнь. Что он собирается делать со мной в этот раз?

Я вижу наши отражения в зеркале: его – улыбающееся и холодное, и мое – бледное и испуганное.

Люциус отводит глаза от зеркала и берет меня за руку. От этого жеста я слегка вздрагиваю, но он лишь усмехается, поднимая мою руку и изучая синяки и ожоги на ней.

– Вы всегда были непослушной девочкой. Сказать по правде, меня еще никто и никогда не приводил в такое бешенство. Я надеялся покончить с вами, как можно быстрее, но судьба, как оказалось… любит преподносить сюрпризы, не так ли?

Я не отвечаю. Слишком сосредоточена на его пальцах, скользящих по моей руке. Он поглаживает розоватый ожог в центре моей ладони, а потом проводит пальцами вверх по запястью и рукаву, – и вот он уже легкими движениями едва касается моего обнаженного плеча.

– Что ж, я не ошибся, выбрав для вас это платье, – тихо говорит Люциус. Очень тихо. Он стоит позади меня, пристально глядя в наше отражение, его пальцы все еще лежат на моем плече. – Вам очень идет этот цвет. И сидит…

Он замолкает, слова просто повисают в воздухе. И… его рука движется от моего плеча. Даже через ткань я чувствую, как она спускается ниже по спине, а потом его рука задерживается на моей талии, буквально на секунду. Всего одна секунда, но кажется, будто прошла целая жизнь.

– Но вам вероятно интересно, почему я выбрал его для вас, – я внутренне содрогаюсь, потому что его голос внезапно вновь становится холодным и резким, и он убирает руку с моей талии. – Все просто: я хотел, чтобы вы увидели, насколько такая одежда не соответствует вашему положению. Вы – маггла, нет, даже хуже, чем просто маггла, вы – грязнокровка. И вы не должны одеваться, как ведьма.

Он делает взмах волшебной палочкой, будто разрывает что-то надвое аккурат посередине, направив ее на меня.

Опускаю взгляд вниз.

Мое платье разорвано пополам.

– Что вы делаете?

Пытаюсь запахнуть клочки материи, но Люциус хватает меня за волосы, а потом разворачивает и хватает за руки, сильно прижимая их к стене у меня за спиной.

Нет нет нет нет НЕТ!

– Прекратите, пожалуйста, остановитесь…

– Будь любезна, заткнись, грязнокровка. Твой скулеж начинает действовать мне на нервы.

Боже, черт, что он собирается делать? Я никогда не думала, что он… Никогда не думала, что он мог бы хотеть…

Он срывает с меня платье, а другой рукой еще крепче прижимает запястья к стене, поэтому я не могу прикрыться. Он держит в руке красивую ткань.

– Это было сшито для ведьмы, – от звука его голоса у меня в глазах защипало. – Ты – маггла. И ты ниже домового эльфа. Ты не заслуживаешь носить такую одежду.

Он отшвыривает ткань в сторону, а потом толкает меня на пол, где я уже могу хоть немного прикрыться, свернувшись калачиком. Я хочу домой. Хочу к маме и к папе. Хочу, чтобы меня оставили одну.

Люциус наклоняется ко мне и переворачивает меня на спину, вновь хватая меня за запястья и прижимая их к полу. Я пинаю его, но он коленом удерживает мои бедра. И тогда я начинаю плакать, действительно плакать от ужаса.

– Господи Иисусе, меня тошнит от этого, – тихо говорит он, оглядывая меня с ног до головы.

Заткнись! Я так сильно ненавижу его, и надеюсь, что он умрет прямо здесь и сейчас.

– Что вы делаете? – слезы текут из глаз и теряются в моих волосах.

Люциус дает мне пощечину.

– Не припоминаю, чтобы я разрешал тебе говорить, – шипит он. – Но так как ты уже спросила, то я должен напомнить тебе о том, что однажды уже говорил. Я не остановлюсь ни перед чем во имя достижения своих целей. Я сделаю все возможное и невозможное.

– Пожалуйста, не…

Он вновь ударяет меня по щеке, на этот раз по другой.

– Черт побери, ты будешь говорить, когда я разрешу! – Он направляет палочку мне в лицо. – Итак, что ты?

Я молчу. Я так напугана, что не могу произнести ни слова.

Он рычит от злости, видя, что я не хочу говорить, и вновь бьет меня, а потом – слава Богу! – он поднимается и указывает палочкой на пол, где в ту же секунду появляется какая-то коричневая тряпка.

– Встань и оденься, – выплевывает он.

Я рывком хватаю выцветшее коричневое платье. Я так благодарна, что теперь могу укрыться от его взгляда, и быстро одеваю платье, а потом подтягиваю колени к груди. И я все еще напугана, потому что я действительно думала, что он может…

– Встань!

По его команде я поспешно встаю на ноги, не отрывая взгляда от своих ног.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!

– Ты найдешь точно такую же одежду в своем гардеробе. – Люциус берет меня за подбородок, заставляя поднять взгляд на его бледное и жестокое лицо. – Ты будешь одеваться в соответствии со своим положением, ты поняла?

Я не отвечаю, потому что иначе мой голос дрогнет, а я не могу доставить ему такого удовольствия.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!

Он притягивает меня ближе.

– Я спрашиваю, ты поняла?

– Да, – по щекам бегут слезы. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу!

Он улыбается и отпускает меня.

– Хорошо.

Он плавно взмахивает палочкой, и зеркало исчезает.

Отчаянно сжимаю губы, стараясь не произнести ни звука.

– Итак, я снова спрашиваю, кто ты?

Ненавижу.

Ненавижу.

НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ!

– Я скажу вам, кто вы! Порочный, отвратительный, больной ублюдок! – Выкрикиваю я, и едва успеваю закончить, как он заклинанием отбрасывает меня назад, и я больно ударяюсь спиной о стену. Волна боли захлестывает меня. Я задыхаюсь от боли, падая на пол.

– Не могу понять, как кто-то может быть столь упрямым, – он подходит ко мне. Ближе. Черт, он слишком близко. – А еще тебе не достает учтивости и благодарности.

Я не могу поверить в то, что он только что сказал.

– Разве я не был достаточно доброжелательным, накормив тебя? – продолжает он, не замечая отвращения на моем лице. – Мы ужинали вместе, как цивилизованные люди, разве нет? Я почти уже было подумал, что ты могла бы быть более сговорчивой, ну или на худой конец проявить хоть какие-то хорошие манеры.

Он направляет на меня палочку.

– Ты не заслужила этого ужина. Он был слишком хорош для такой как ты. Никакой благодарности в ответ. Тогда, почему ты съела его?

Люциус отступает от меня, и оранжевый луч срывается с кончика его палочки и бьет меня в живот…

Внутри все скручивается и вертится, как в центрифуге и… Боже, только не это! Меня выворачивает наизнанку, и все, что я недавно ела, оказывается на полу.

Едва все заканчивается, как я приседаю на корточки и делаю несколько глубоких вдохов. Люциус заклинанием очищает пол.

В его руке появляется стакан с водой, который он протягивает мне.

– В отличие от тебя, грязнокровка, я могу быть иногда любезным. Выпей.

Мне так хочется плеснуть водой в это самодовольное лицо, но я не решаюсь. Вместо этого я выпиваю воду, чувствуя освежающую прохладу, и стакан исчезает у меня в руке, как будто его там и не было.

– Встань.

На дрожащих ногах я поднимаюсь и смотрю ему прямо в глаза с достоинством. По крайней мере, с тем, что от него осталось.

– Кто ты?

Бога ради, неужели оно того стоит? Какой в этом смысл? Если я не отвечу, этот кошмар будет продолжаться вечность.

Ну, так и позволь ему длиться вечность. Ты дала обещание, ты поклялась самой себе, что не дашь ему победить.

Подбираю остатки гордости и отвечаю.

– Кажется, до вас плохо доходит то, что я говорю, – короткий смешок. – И вы еще называете меня глупой?

У него на лице заиграли желваки, но меня это не останавливает.

– Я – ведьма! И вы ничего не можете сделать, чтобы изменить это. Жаль, что вам внушали обратное всю вашу жизнь, но это факт. То, что я магглорожденная, не делает меня менее волшебницей, чем вы.

Повисла долгая пауза, во время которой он просто смотрит на меня. А затем в воздухе появляется нож, и Люциус бережно берет его за рукоятку.

Я с трудом сглатываю, когда он нарочито лениво поворачивает лезвие.

– Какой опасный инструмент, когда попадает не в те руки, – он поднимает на меня взгляд и улыбается, как акула. – Но вам ведь должно быть лучше меня известно об этом, не так ли?

Господи, он никогда не забудет об этом. Он собирается использовать этот факт как оправдание для себя за то, что причиняет мне боль. Снова и снова.

Как бы мне хотелось, чтобы я никогда не делала этого, либо воткнула нож ему не в руку, а в шею.

Его руку. О чем я думала?

Он подходит ко мне.

– Ведьма, говоришь? Скажи, а ты бы могла отдать жизнь за эти убеждения?

– Конечно, – мне трудно дышать.

– Конечно, – повторяет он, и его голос слишком тихий. Я узнаю этот тон. Люциус поднимает нож и прижимает лезвие к моей щеке. – Любая ведьма сделала бы то же самое – не ты первая, не ты последняя. Но как магглорожденная ты знаешь это лучше всего, я прав?

Я хмурюсь.

– О чем вы?

Его лицо озаряется улыбкой.

– Я говорю о гонениях, которым подвергались мои предки, со стороны таких, как вы. О магглах я скажу только одно – они, может быть, и глупцы, но в искусстве пыток и убийства они были весьма изобретательны. У них имелся широкий выбор пыточных средств и приемов, которыми они могли воспользоваться, чтобы избавиться от волшебников и ведьм. Думаю, для них это было, как игра – каждый раз решать, к каким пыткам они прибегнут на этот раз. Утопить или задушить? Повесить или сжечь?

Я с трудом сглатываю.

– Тогда были другие времена. Меня нельзя винить в том, что творили мои предки по вине своего невежества…

– Дело не в том, было это давно или же происходит сейчас, – он обрывает меня, и теперь от его улыбки не осталось и следа. – Факт остается фактом: такие же магглы, как и ваши мерзкие родители, из-за своей тупости, невежества и гордыни обрекли тысячи ведьм и волшебников на мучительную смерть. И у вас еще хватает наглости загрязнять наше общество своими отпрысками! Скажи мне, ты знаешь, сколько времени проходит, пока человек не сгорает заживо? Ты когда-нибудь чувствовала запах горелой плоти?

Я цепенею, не в силах говорить. Во рту пересохло. Я задыхаюсь в немом ужасе. Нож вот-вот порежет мою кожу, клянусь Богом…

– Они думали, что спасают их, – это все, что я могу сказать. – Они не знали об иной стороне магии. Их религия учила их, что единственный способ спасти душу ведьмы – это сжечь ее на костре заживо, и да, они фатально заблуждались, но они искренне верили в это…

– О, и я уверен их жертвы были им так признательны за то, что у них, в прямом смысле слова, земля горела под ногами, – с издевкой произносит он, растягивая слова. – Уверен, они думали только о благих намерениях своих убийц, когда умоляли своих родных положить побольше сухого дерева в костер, чтобы они могли умереть побыстрее.

Я оцепенело смотрю на него. Ненавижу!

– Не смейте использовать упоминания о реальных людских страданиях как дешевый аргумент для убеждения…

– Я буду делать все, что мне нравится. Они бы не стали осуждать меня, я уверен в этом. Это ведь не мои предки убили их, – ответный огонь с его стороны.

Секунда, чтобы восстановить дыхание. Стук сердца отдается в ушах.

– Что вам нужно от меня? Хотите, чтобы я тоже сгорела заживо, чтобы отстоять свои убеждения?

Люциус удивленно приподнимает бровь.

– А ты бы этого хотела?

Он улыбается.

– Ну, возможно, пример с сожжением это уже слегка чересчур.

Он медленно проводит лезвием по моей щеке; давление на рукоятку не настолько сильное, чтобы поранить меня, но достаточное, чтобы чувствовать легкое покалывание от движения лезвия по моей коже. Оно почти не касается меня. Почти.

– Ты бы желала умереть во имя нелепого убеждения, что ты – ведьма? Если бы это была безболезненная смерть, ты бы решилась на это? Умереть за свою веру и убеждения, не это ли вершина благородства? Полагаю, что все гриффиндорцы мечтают об этом.

Я не отвечаю. Да он и не ждет от меня ответа. К тому же я не могу вздохнуть, воздух будто застрял в легких, и я не уверена, что смогла бы сделать это, даже если бы попыталась.

Лезвие ножа скользит вниз по моей ключице.

– Разве ты не боишься смерти, грязнокровка?

Обретаю способность дышать и делаю резкий глубокий вдох. Нож колеблется на уровне моего бешено стучащего сердца.

– Все умирают, – мой голос неуверенно дрогнул.

– Конечно, – он усмехается. – Кто может знать об этом лучше меня? Я готов отдать жизнь за то, во что верю, с тех самых пор, как едва научился говорить. Но меня вот что интересует, действительно ли ты готова сделать то же самое? Или это ты здесь настоящая трусиха, а не я?

Люциус берет меня за руку и поднимает ее вверх между нами, а потом, убрав нож от моей груди, он нежно проводит пальцами по ожогу и синякам на моей ладони.

– Бедной маленькой ручке пришлось нелегко в последнее время, – шепчет он. – И у меня сердце разрывается от мысли, что придется причинить ей еще больше боли. Но ты просто не оставляешь мне иного выбора.

Слишком поздно приходит осознание того, что он собирается сделать. Он режет мне вены на запястье, и кровь медленно течет из раны по моей руке. Я вскрикиваю от боли, потому что это больно, так больно! И кровь. Ее слишком много, слишком…

Красная теплая жидкость течет по моей руке. Возможно, я могла бы… да, зажать рану и попытаться остановить кровь, которая течет тоненьким ручейком.

– Что вам нужно? Чего вы ХОТИТЕ от меня?

– Я хочу, чтобы ты признала, кем ты являешься, – он растягивает слова в своей излюбленной манере и ему плевать. Ему всегда было плевать на меня. Я могу умереть, и он не почувствует ничего.

Скажи это. Ты знаешь, чего он хочет. Просто произнеси это!

НИКОГДА!

– Я – ведьма!

В его глазах полыхает ярость, и он притягивает к себе другую мою руку и режет второе запястье. Но на этот раз рана намного глубже.

Боль? Нет, это не то слово. Не придумали еще определения, способного описать это.

– Ты умрешь, если не признаешь это. И, несмотря на твои заверения, я не склонен верить тому, что ты полностью готова к этому. Так что признай. Скажи мне, кто ты.

Я не хочу умирать.

Эта мысль пронзает меня, и все остальное отходит на второй план. Я не хочу умирать. Я знаю, что они все равно убьют меня, но пока я жива, у меня еще остается надежда. И она стоит того, чтобы жить.

Кроме того, это не имеет никакого значения. От того, что я произнесу это вслух, ничего не изменится. Ведь так?

Так?

– Я грязнокровка, – выдыхаю я, прижимая запястья друг к другу в попытке хоть немного остановить кровотечение.

Люциус широко улыбается и разводит мои руки в стороны, позволяя крови стекать по моим рукам.

– Что еще, мисс Грэйнджер? Что еще?

Я должна пойти дальше. Дать ему то, что он хочет. Как еще он меня называл?

– Отребье. Урод. Маггла, вырядившаяся в ведьму.

Он улыбается еще шире, и на его лице такая дьявольская усмешка, какой я ни разу у него не видела. Он поднимает выше мои запястья и – мой Бог! – малейшее движение отдает адской болью…

И в тот же миг теплый, золотистый луч срывается с кончика его палочки, и раны на запястьях затягиваются, а кровь перестает течь.

Но остаются шрамы. Тонкие, розовые шрамы, что отныне идут вдоль моих запястий.

– Думаю, мы оставим это, – он медленно проводит пальцем вдоль шрамов, едва касаясь их, а потом отпускает мои руки. – В качестве маленького напоминания, которое поможет тебе не забыть свое место.

Ублюдок. Что подумают люди, когда увидят эти шрамы?

Он заглядывает мне в глаза. Невидимая рука окутывает мой разум. Легиллименция.

– Я правильно понял? – Он вновь улыбается, но эта улыбка не касается его ледяных глаз. – Ты правда думаешь, что кто-то увидит твои шрамы? Кого ты так боишься расстроить? Ты никогда не выйдешь отсюда. – Улыбка исчезает с его лица, и он хватает меня за волосы, притягивая ближе к себе и глядя мне в глаза. Он слишком близко. Слишком. И он приставляет чертов нож к моей щеке. – Ты умрешь здесь. Разве ты этого не понимаешь?

Я умру здесь. Здесь, в этом доме, который принадлежал родителям Беллатрикс. В этой пещере под холмом на озере. И Рон умрет следом за мной. И это только моя вина. Никто не придет, чтобы спасти нас, и никто не сможет нам помочь.

Меня разрывает на части, и – черт побери! – я только хочу, чтобы весь этот кошмар закончился!

– Тогда чего вы ждете? – Я хватаю его за руку, в которой он держит нож, и направляю лезвие себе в грудь. – Почему бы вам не убить меня? Здесь и сейчас. Покончить со всем раз и навсегда. Ведь вы именно этого хотите, не так ли?

Его глаза сверкают, а потом он выворачивает свою руку из моей.

– Соблазнительная идея, но боюсь, я не могу ее сейчас осуществить. Я… мы еще не закончили с тобой. У нас имеются некоторые планы относительно тебя.

– Какие планы? – Загоняю накатившую панику в самый дальний угол. – Для чего еще я вам нужна?

– Не твое дело, – он направляет палочку на нож, и тот растворяется в воздухе. – Теперь, дабы закрепить урок, скажи мне, кто твои родители.

Вот сволочь! Но раз я все равно умру здесь, то почему я должна доставлять ублюдку удовольствие? Я не позволю ему играть со мной.

– Дэвид и Джейн Грэйнджеры.

– Нет! – выкрикивает он и ударяет меня по лицу. Сильно. Моя голова резко поворачивается вбок, и я прикладываю руку к щеке, подавляя предательские слезы.

– Почему вы так поступаете со мной? – тихо спрашиваю я, глядя на его застывшее выражение его лица.

Люциус ухмыляется.

– Думаю, ты знаешь, почему, – отвечает он. – Ты действительно думала, что тебе сойдет с рук вчерашний поступок?

Кажется, меня сейчас стошнит от ярости, охватившей меня.

– Вы думаете, что можно сравнивать то, что сделала я, с тем, что вы причинили мне? Действительно? – Слова потоком льются из меня. Я хочу, чтобы они причинили ему боль. Хочу ранить его глубоко и заставить истекать кровью. – Да я была бы в восторге, если бы одно ножевое ранение было всем, что вы сделали мне.

– Дело не в ране, – его лицо ожесточается. – Я видал вещи и похуже, чем эта жалкая попытка быть жестокой.

Мне почти хочется улыбнуться. Почти. Он может притворяться сколько угодно, но я видела боль в его глазах, когда вонзила в него нож.

– Это был очень смелый поступок, – продолжает он, повысив голос. – Маггла решилась напасть на меня! И это уже не в первый раз. Помнишь, как ты ударила меня в ответ в своей камере? Какое право ты имеешь поднимать на меня руку?

– А ПО КАКОМУ ПРАВУ ВЫ ТАК ПОСТУПАЕТЕ СО МНОЙ? – вспыхиваю я. И мне все равно. Я перешла черту уже давно. – А Рон? Что насчет него? Он чистокровный. Я думала, что это что-то значит для вас. Вы говорили, что пытаете только магглорожденных, но тогда почему вы причиняете боль и ему?

Слова уже готовы сорваться с его губ, но он останавливается и глубоко вздыхает прежде, чем ответить мне.

– Он и его семейка – предатели крови. Кроме того, его непроходимая тупость неимоверно раздражает меня.

Замолчи! Ты, злобный ублюдок, да что ты знаешь о нем?

Люциус, едва касаясь, проводит пальцем по моей щеке, насмешливо улыбаясь.

– Я правда не могу понять, что ты в нем нашла? Ты же умная девочка. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, почему ты так хочешь тратить на него время.

Вот оно. Я взрываюсь.

– А на кого вы предлагаете мне его потратить? На кого-то вроде вас? Вы это имеете в виду?

Его рука резко опускается на мою щеку, и я захлопываю рот прежде, чем зайду еще дальше.

Зачем я это сказала?

Я… я не знаю.

Выражение его лица пугает меня до смерти: чистейшая и абсолютная ярость. Я еще никогда не видела его таким.

Заикаясь, я пытаюсь как-то исправить ситуацию.

– Простите… я вовсе не имела в виду…

Он прикладывает палец к моим губам, заставляя замолчать.

И теперь он улыбается, и эта едва заметная улыбка вкупе с нахмуренным взглядом выглядит также опасно, как и его ярость.

– Тихо, – шепчет он, убирая палец с моих губ и обнимая меня другой рукой за талию. – Тихо, моя маленькая грязнокровка. – Его пальцы сильнее сжимают мою талию, и сквозь одежду я чувствую тепло его руки на своей спине. – Теперь…

Он резко притягивает меня ближе к себе.

Нет…

Я поворачиваюсь, чтобы сбежать, но он в мгновение ока хватает меня и прижимает к стене.

Я в ловушке. Между ним и холодным камнем.

В безвыходном положении…

Когда-то меня бы это рассмешило.

Он лениво смотрит на меня, но в его взгляде сквозит опасность, а глаза холодны, как лед. Мне это не нравится. Определенно.

– Пожалуйста, простите…

– Шшш… – Люциус мягко проводит рукой по моей щеке и зарывается пальцами в волосы.

– Теперь, касательно того, о чем ты говорила…

Его голос низкий. Слишком низкий. Он прижимается бедрами к моим, и внутри меня все стягивается в тугой узел, когда его пальцы глубже зарываются в мои волосы. Так близко. О, Боже! Что я наделала?! К чему это приведет? Я думала, что это мне не грозит.

Правда?

Я… я не знаю.

Думаю, я все же должна была знать, чем все это может закончиться. Он имеет надо мной неограниченную власть. Во всех отношениях…

Во всех, кроме этого.

Его пальцы мягко ложатся мне на затылок, и весь мир вокруг перестает существовать. Есть только он, прижимающий меня к стене. Я пытаюсь оттолкнуть его кулаками в грудь, но тщетно. И я вижу только его лицо. Бледное, аристократичное лицо, усмешку на его губах и холодные серые глаза.

Люциус склоняется ко мне, и я забываю, как дышать…

Не могу думать…

Просто… закрываю глаза…

И в этот миг он сильно хватает меня за волосы, поворачивая мою голову вбок, и ударяет меня о стену.

Голова будто раскалывается на миллион маленьких кусочков. Черт! Вот дерьмо! Это так больно, что из головы мигом улетучиваются все мысли. О, господибожемой!

Но ему все равно. Не выпуская моих волос, он яростно шепчет мне на ухо.

– Как ты посмела даже предположить, что я когда-либо рассматривал такой поворот событий? Ты правда думала, что я буду марать руки о грязнокровку, а особенно о тебя… тебя! Ради Бога, да ты только посмотри на себя! Я скорее спрыгну со скалы, чем коснусь такой мерзости, как ты. Тебе ясно?

Я тихо всхлипываю, глаза наполняются слезами от боли, гнева и унижения. И я едва могу говорить, поэтому не отвечаю ему. Он сильнее прижимается ко мне, сжимая в кулак мои волосы. Из горла вырывается всхлип.

– Я спрашиваю, тебе все ясно?

– Да, – едва слышный шепот, и теперь я абсолютно унижена.

Краем глаза наблюдаю за ним, и на мгновение кажется, будто он хочет мне что-то сказать, но вместо этого он отпускает меня, отходя назад. Я сползаю по стене на пол. Униженная и смиренная.

Он отворачивается, проводя рукой по волосам, но я не вижу выражения его лица.

А когда он поворачивается вновь, его взгляд ничего не выражает, а на лице непроницаемая маска. И голос…холодный и резкий.

– А теперь, вернемся к предмету нашего обсуждения.

* * *

– Кто ты? – он задавал этот вопрос на протяжении нескольких часов.

– Грязнокровка, – монотонно отвечаю я. – Отребье. Урод. Маггла, вырядившаяся в ведьму.

– Кто твои родители?

– Мерзкие магглы, – слезы стоят в глазах, но я не позволю им пролиться в его присутствии.

– Кто твой хозяин?

– Волдеморт. – Если он думает, что я еще хоть раз расплачусь перед ним, то пусть катится в ад.

– Что прости?

Делаю глубокий вдох, и ноющие ребра напоминают мне о том, как он заставил меня согласить с ним во всем.

– Темный Лорд.

– Кому ты должна подчиняться?

– Тем, кто выше меня, – слезы жгут глаза, но я не дам ему увидеть их. Никогда.

– И кто же выше тебя?

Еще немного и все закончится.

– Те, у кого чистая кровь.

Все. Боже, кажется, это длилось вечность, но, в конце концов, закончилось.

Он улыбается. Думаю, это одна из настоящих улыбок этого ублюдка.

– Я знал, что ты сломаешься, – он усмехается, и его голос такой тихий. – Кажется, я был прав, не так ли?

Чувствую себя так, будто я мертва.

Господи милостливый, позволь мне увидеть, как Люциус Малфой страдает. Как он корчится в муках и агонии и молит о пощаде…