Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 55 страниц)

– Как ты смеешь, – шипит Беллатрикс, – мерзкая грязнокровка! Своим поведением ты позоришь нас перед гостями…

– Остынь, Белла, – прерывает ее Нарцисса, покровительственно глядя на меня с улыбкой. – Девочка просто пьяна, это же очевидно. Она не хотела причинить тебе вреда…

– Не хотела?! Не хотела?! – Беллатрикс в ярости вскакивает с места. – Она выпила наше вино, воровка! Да за такую выходку я…

– Ты ничего ей не сделаешь, – четко произносит Люциус. Беллатрикс резко поворачивается к нему, будто хочет что-то сказать, но взгляд Нарциссы заставляет ее замолчать. Она раздраженно садится обратно, надувшись, как ребенок. Люциус кивает и поворачивается к Драко, который широко улыбается моему промаху.

– Драко, отведи грязнокровку в ее комнату. Вряд ли она в состоянии сейчас нам прислуживать.

– Я, отец? – Драко удивленно смотрит на Люциуса.

Люциус поднимает глаза к потолку.

– Да, ты. Вот, – и он протягивает сыну порт-ключ. Драко берет его и, встав из-за стола, подходит ко мне, грубо хватая за руку.

– Западная спальня, – отрывисто бросает он, подняв порт-ключ вверх.

Меня засасывает в эту ужасную воронку трансгрессии, и – ооо, черт! – кажется, меня сейчас стошнит!

Едва мы оказываемся в комнате, стены почему-то начинают плясать перед глазами, и я падаю на колени, не в силах устоять на ногах. Драко усмехается. Поднимаю голову, его лицо расплывается перед глазами, а комната продолжает кружиться.

– Ты такая жалкая, Грэйнджер, – презрительно тянет он. – И совсем, как ребенок.

Сажусь на пятки, все еще глядя на него.

– Но я больше не ребенок, Драко, – шепотом. – Твой отец позаботился об этом.

Несколько напряженных мгновений Драко смотрит на меня расширившимися глазами.

– Что ты имеешь в виду?

Молчу. Наверное, следует сказать ему, что это не то, о чем он подумал, но, если честно, в данный момент мне абсолютно плевать. Пусть думает, что хочет. Это уже не важно. Кроме того, его предположения не так уж и далеки от истины.

– Да он никогда… – он замолкает, черты его лица ожесточаются. – Ты такая жалкая, – повторяет он прежде чем уйти, громко хлопнув дверью.

Какое-то время сижу на полу, подтянув ноги к груди. Вспоминаю маму и папу, и слезы подступают к глазам.

Но внезапно меня отвлекают голоса за дверью.

– Что ты здесь делаешь?

– Сбежал ненадолго передохнуть. Иди вниз и скажи, что я присоединюсь к ним в ближайшее время.

– Да, отец, – судя по голосу, он улыбается. – Тебе тоже скучно?

Люциус не разделяет его веселья.

– Твоя тетушка бывает… утомительной. Иногда. Все никак не может понять, что подобная фанатичность не очень уместна за обеденным столом.

Драко смеется.

– Иди, Драко. я скоро буду. Мне нужно несколько минут побыть в одиночестве.

Шаги Драко удаляются. Вот открылась и закрылась дверь, и наступила тишина.

Поднимаюсь на ноги, не сводя настороженного взгляда с двери. Я знаю, он там, и могу поспорить на что угодно, он собирается войти…

Но, нет. Проходит еще пара мгновений, и Люциус скрывается в одной из комнат в коридоре.

Мерзавец. Почему он…

Почему он не пришел к тебе?

Заткнись!

Но это ведь то, о чем ты подумала.

Вздрагиваю и пытаюсь убедить себя, что это от холода.

Постойте-ка… а Драко закрыл дверь?

Несколько шагов вперед, и я замираю, не решаясь двигаться дальше.

Он запер дверь? Потому что я ничего не слышала.

Над глупостью хорька хочется громко посмеяться.

Медленно, шаг за шагом, подхожу к двери и берусь за ручку. Поворот – и дверь тихонько открывается.

Затаив дыхание, выхожу в коридор и оглядываюсь.

Неужели… я могу попытаться сбежать?

Нет. Я не справлюсь с таким количеством волшебников, а если даже и справлюсь, то не смогу пересечь озеро.

В таком случае, остается только одно. Мне надоела эта неизвестность, и я не собираюсь закрывать на это глаза. Я должна все выяснить, даже если это окажется просто одним из проявлений садизма с его стороны. Он часто приходит ко мне. Теперь моя очередь.

Я должна знать…

Сворачиваю влево, туда, где в последний раз слышала его шаги.

На цыпочках подхожу к двери в его комнату. Мне страшно, но страх отходит на второй план. Мне необходимо увидеть его, мне нужно знать…

Протягиваю руку, скользнув костяшками пальцев по прохладной деревянной поверхности, и прислоняюсь ухом к двери. В тишине слышу шепот заклинания и не успеваю опомниться, как дверь распахивается и я буквально вваливаюсь в комнату и тут же оказываюсь в крепких тисках чужих рук.

– Какого черта тебе здесь надо? – Спрашивает он. Что ж, по крайней мере, с комнатой я не ошиблась.

Все плывет перед глазами, особенно, когда он отпускает меня, глядя на меня с отвращением. Все вокруг кружится, вертится и – Господи! – меня мутит…

Он очень не доволен. Грубо хватает меня за руку и тащит через всю комнату, а потом заставляет сесть в кресло у камина, где маленькие язычки пламени отчаянно борются за жизнь.

Ух, должна признать, обстановка комнаты несколько… вычурная. Даже в этом треклятом доме, ставшем мне тюрьмой, Люциус старается окружить себя предметами, явно демонстрирующими его превосходство.

Впрочем, нет, я совсем не желаю иметь кровать с бархатным балдахином и гобелены на стенах. В моем списке приоритетов они занимают едва ли не последнюю строчку.

Один из гобеленов притягивает мое внимание – огромная черная змея с жадностью наблюдает за девушкой, поедающей яблоко.

Нервно выдыхаю.

– Что такое? – Отрывисто бросает он.

Качаю головой. Я еще не настолько выжила из ума, чтобы открыто сказать ему, какой же он претенциозный мерзавец.

Он берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Я открыто смотрю ему в глаза, почему-то почти совсем не чувствуя страха.

– Сколько ты выпила? – Презрительно спрашивает он.

– Немного. Да почти нисколько.

Он с сомнением смотрит на меня, будто не верит ни единому моему слову.

Мне нужно объяснить ему, почему я здесь. Он должен это знать.

– Я бы не пришла, но Драко забыл запереть дверь, и я подумала…

Резко замолкаю, потому что забываю, о чем хотела сказать. Люциус хмурится и, молча, направляет палочку на рядом стоящий столик, и подле бокала брэнди появляется еще один бокал, но уже с водой. Малфой протягивает его мне.

– Пей, – приказывает он. – Это освежит голову.

Ненавижу. Терпеть не могу, когда он так обращается со мной, как будто я маленькая глупенькая девочка, но я больше не ребенок! Только не после того, что он сделал со мной. Наивность, чистота и искренность… он забрал всё и обратил в пепел, а теперь ведет себя так, словно ничего не было, и словно не он виноват в том, кем я стала.

Его презрение так же отвратительно, как и его ненависть.

Послушно беру бокал и запускаю его через всю комнату, стекло вдребезги разбивается о пол, вода растекается по желобкам меж каменных плит.

– Оставьте свои насмешки и издевательства при себе, – никогда не думала, что способна шипеть, как кошка.

Он ухмыляется.

– Ты сама дала мне повод посмеяться над тобой, – в его голосе лед. – Если не устраивает мое гостеприимство, тогда уходи. Ты, возможно, не заметила, но я не очень-то рад тебя видеть.

Он отодвигается в сторону, открывая мне путь к двери, но черта с два я сделаю так, как он хочет.

Его бровь взмывает вверх.

– Так ты хочешь по-плохому? Ну, ладно.

Он больно выкручивает мне руку, поднимая меня на ноги и практически таща к двери. Но мне удается вырваться из его цепких пальцев.

– Нет, я останусь здесь! – Не могу сдержать крика. – Я пришла сюда не для того, чтобы вы вышвырнули меня вон!

Он смотрит на меня с выражением глубочайшего неверия.

Зачем я сказала это? Что за дьявольскую игру я затеяла? Какого черта я делаю?

– Хочешь остаться? – Мурлычет он. – Ты никогда не перестанешь удивлять меня. Я-то думал, что ты многое отдала бы, лишь бы быть от меня как можно дальше. По крайней мере, у меня создавалось такое впечатление, учитывая твое поведение в прошлом.

Он надвигается на меня. Невольно отступаю назад, потому что его глаза полыхают тем опасным огнем, который я теперь ни с чем не спутаю.

Он улыбается, явно забавляясь ситуацией, оттесняя меня вглубь комнаты.

– Итак, – тихо произносит он, – зачем же на самом деле ты пришла?

У меня мгновенно пересыхает в горле. Неизвестно откуда взявшее новообретенное чувство уверенности на какой-то миг покидает меня.

– Просто так, – чуть слышно бормочу в ответ.

– Ты так и не научилась как следует лгать и притворяться, – усмехается он.

И тут уверенность вновь возвращается ко мне, потому что я отчетливо вспоминаю тот раз, когда он сказал мне точно такие же слова.

– Зато у вас это получается превосходно, – голос дрожит, я продолжаю медленно пятиться. Люциус неотрывно смотрит на меня. – Вы превратили ложь в искусство, годами скрывая свою истинную сущность ото всех вокруг. Это помогало вам избегать Азкабана. Много лет вы изображали из себя порядочного и честного человека, по стечению обстоятельств оказывавшегося не в том месте и не в то время, – натыкаюсь спиной на стену, но не прекращаю смотреть в его холодные, бездонные глаза. – О, да, вы просто мастер притворства и обмана.

– И с какой целью ты мне все это говоришь? – Скучающим тоном потягивает он.

– Ну, видите ли, я знаю, как вы это делаете, – со злобой в голосе шепчу я. – Вы выстроили вокруг себя стену, чтобы быть уверенным, что никто не сможет подобраться к вам достаточно близко, чтобы понять, кто вы на самом деле.

В его глазах мелькает опасный огонек, но он пока молчит, ожидая от меня объяснений. И меня несет. Я должна сказать это. Чтобы узнать.

– Вы совершили большую ошибку, позволив мне быть так близко к вам, Люциус, – продолжаю я. – Потому что, стоило мне присмотреться, как я узнала такое, о чем никто не должен знать.

Он подается вперед, становясь в нескольких сантиметрах от меня, и упирается руками в стену по обе стороны от меня. Я в ловушке.

– Да, неужели? – Он сверлит меня взглядом, наклоняясь ко мне. – И что же ты узнала, моя маленькая грязнокровка?

Мгновение я колеблюсь, но – будь он проклят! – я скажу это.

– Я знаю, что вы хотите меня, – едва слышным шепотом. Вот и всё.

Слова, как приговор, повисли в воздухе. Назад пути нет.

От страха дышу очень часто и поверхностно.

Он никак не реагирует, за исключением того, что лицо его слегка бледнеет, а глаза темнеют.

И тогда я продолжаю. Так нужно.

– Я так близко, так доступна, и все же я – единственное, чего вы не можете себе позволить, как бы сильно ни желали.

Глубоко вздыхаю.

– Не думаю, что вам это нравится, – шепот такой тихий, но я надеюсь, он слышит меня. – Поэтому вы обращается со мной, как с животным, вы на всё готовы, лишь бы держать меня подальше.

Довольно продолжительное время он, молча, смотрит на меня, его глаза метают молнии, и только теперь до меня доходит, какой ужасной идеей было приходить сюда и говорить всё это. Чего я пыталась достичь? О чем я думала, когда шла сюда?

Почему я не осталась в комнате?

– Возомнила себя знатоком человеческих душ? – От его зловещего шепота у меня кровь стынет в жилах.

– Простите, – в отчаянии прошу его, но уже слишком поздно.

Он бьет меня наотмашь по лицу так сильно, что я ударяюсь головой о стену и тут же чувствую во рту привкус крови.

А потом он сдавливает пальцами мое горло, и за шею притягивает меня ближе к себе. Охваченная ужасом, я начинаю всхлипывать.

Долгие мучительные мгновения он смотрит на меня с отвращением и ненавистью, пальцы, сжимающие шею, не дают вздохнуть, а затем он со злостью толкает меня на пол, и я больно ударяюсь бедром.

– Как ты смеешь?! – Шипит он, склоняясь надо мной и разворачивая к себе так, что мне ничего не остается кроме как смотреть в его искаженное яростью лицо. – Как смеешь так разговаривать со мной, заносчивая, нахальная, маленькая сучка!

Он прижимает меня к полу, сдавливая горло, и вынимает палочку из складок мантии, направляя ее прямо мне в сердце. Одного его яростного вида достаточно, чтобы убить меня на месте.

– Ну, всё, – порывисто шепчет он. – С меня хватит. С тех пор, как я похитил тебя, ты была для меня лишь обузой.

– Что вы собираетесь делать? – Шепотом спрашиваю его, захлебываясь ужасом.

– То, что следовало бы сделать еще тогда, когда Темный Лорд дал мне такую возможность, – жестоко бросает он. – Я избавлюсь от тебя.

У меня перехватывает дыхание. Кажется, мир вокруг рушится.

– Пожалуйста… нет, вы не можете, вы бы не…

Он снова бьет меня по лицу. Кровь и слезы смешались… Господи, он действительно сделает это. Его мертвенно бледное лицо искажено ненавистью.

– Не думай, что знаешь, на что я способен, а на что – нет! – Шипит он. – Мне абсолютно все равно, жива ты или нет. Ты – мерзость и ничто боле.

Я до смерти напугана и не могу сдержать слез. Нет, нет, нет, я не хочу умирать, пожалуйста…

– Пожалуйста, – шепчу, но он лишь усиливает давление на палочку. Никогда не думала, что смогу довести его до такого состояния – он почти невменяем.

– Слишком долго ты приносила мне одни неприятности! – Продолжает он. – Слишком долго я терпел твое невыносимое высокомерие и невежество. Все кончено, грязнокровка. Я с тобой покончу.

Слезы катятся из уголков глаз, оставляя мокрые следы на висках и теряясь в волосах. Он не может убить меня, просто не может, только не после того, через что мы прошли. Это несправедливо!

– Почему? – Нужно привести его в чувство. – Почему вы делаете это после всего, что было?

Кончик палочки, кажется, сейчас проткнет меня насквозь. Всхлипываю. Но его взгляд по-прежнему безжалостен.

– После всего, что было, грязнокровка? – Мрачно усмехается он. – Ты еще смеешь предполагать, что у нас есть что-то общее? Какая же ты жалкая. Между нами ничего нет. Ничего!

– Если это правда, тогда почему вы поцеловали меня? – Я в таком отчаянии, что меня уже не волнуют последствия, которые могут повлечь за собой мои слова.

Его глаза широко распахиваются, и, не шелохнувшись, он одними губами шепчет:

– Круцио!

Боль разрывает меня на части, стремительно проходя по всему телу, задевая каждый нерв, перемалывая кости в пыль, заставляя кровь кипеть, и мне плевать, плевать на все на свете, потому что в целой вселенной не найдется ничего хуже этой невыносимой боли, выгрызающей плоть и плавящей разум. Ничего. Ничего!

Заклятие отпускает меня, но я с трудом могу дышать, все еще вздрагивая от недавно пережитой боли. Люциус все так же прижимает меня к полу, держа на прицеле палочки, на его лице – застывшая маска ненависти.

Он внимательно смотрит мне в глаза, и я чувствую, как заклинание легиллименции окутывает мой разум, но не заостряю на этом внимание.

Если я сейчас должна умереть, то, возможно, это к лучшему. Я буду свободна. Не будет больше боли, мучений, ненависти. Я буду свободна от наших с ним непонятных отношений. Разве это не блаженство?

И я вновь увижу родителей.

Смотрю ему в глаза. Они словно замерзшие серые озера, и если присмотреться, то сквозь покрытую льдом поверхность можно увидеть водоворот темных вод, стремительный поток, живущий своей жизнью под слоем льда.

И я не хочу разбивать этот лед, потому что тогда эта мощь затянет меня, и я никогда не выберусь обратно.

Но я ведь все равно умираю.

Подаюсь вперед, медленно протягивая руку.

Он не пытается остановить меня.

Кончиками пальцев касаюсь его бледной щеки. Кожа такая теплая. Тянусь дальше, так, что моя ладонь ложится на его лицо.

Выражение его лица не поддается расшифровке. Это за гранью понимания. Он словно раздевает меня глазами, обнажая не только тело, но и душу.

Я больше не могу. Опускаю руку и молюсь, хотя Бог оставил меня еще в ту минуту, когда Люциус Малфой аппарировал ко мне в комнату в родительском доме.

– Убей меня, Люциус, – шепотом прошу его. – Освободи меня.

Он рычит в бешенстве. Никогда еще он не выглядел так устрашающе. Дыхание тяжелое, ноздри трепещут от гнева. Боже, он на грани, он действительно собирается убить меня, прямо здесь, прямо сейчас…

Но вместо этого он встает и рывком заставляет меня подняться, а потом, схватив за волосы, тащит через всю комнату. Я кричу от боли, стараясь поспевать за ним, чтобы было не так больно.

– Антонин был прав, ты – шлюха, – жестоко и беспощадно бросает он. – Только посмей еще хоть раз вести себя подобным образом, и я, не колеблясь, убью тебя.

Мы останавливаемся у двери, и он притягивает меня почти вплотную к себе. Я могу разглядеть каждую морщинку, каждую складочку, исказившую яростью его лицо. Он очень бледен, и смотрит на меня с лютой ненавистью во взгляде.

– Мне это ничего не будет стоить, – неистово шепчет он. – Ты для меня ровным счетом ничего не значишь.

Открыв дверь, он вышвыривает меня за порог. Падаю на пол лицом вперед, поэтому не вижу его прощального взгляда, но слышу, как он с грохотом захлопывает за мной дверь.

Лежу на полу не в силах даже голову поднять. От боли, шока и безграничного унижения начинаю плакать. Хочется исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь землю. Не хочу его больше видеть. Никогда.

Как я могла… как могла наговорить ему столько всего? На что я рассчитывала?

Не хочу даже отвечать на этот вопрос.

Я такая глупая. Безмозглая, наивная дура. Вся эта его чистокровная чушь просто не оставляет мне шансов. Он ненавидит меня, ненавидит больше, чем что-либо или кого-либо…

– Грэйнджер?

Сердце екает и замирает в груди.

О, нет.

Поднимаю голову.

Передо мной стоит Драко и смотрит на меня с отвращением.

И еще… он напуган.

Подходит ближе, но я не двигаюсь.

Я никогда не видела его таким. Сейчас он кажется моложе своих лет, хотя еще в школе всегда выглядел гораздо старше сверстников, например, на шестом курсе он выглядел на все двадцать. Но в данный момент он напоминает мне того маленького мальчика, которого я встретила в Хогвартс-экспрессе, когда ехала на свой первый год обучения в Школе Чародейства и Волшебства.

– Что… что происходит? – Спрашивает он, и я точно уверена, что он совсем не хочет знать ответ.

– Драко, это не… – выдавливаю я, но в следующий миг ситуация становится в сто раз хуже.

– Драко, надеюсь, ты не собираешься идти спать? – Голос Беллатрикс раздается откуда-то из-за спины Драко. – Это было бы крайне невежливо по отношению к нашим гостям. Не будь, как отец…

Она замолкает на полуслове, выйдя из тени. Ее взгляд прикован ко мне. Она не просто удивлена, а в ступоре, и вот тогда меня начинает потряхивать.

Она переводит взгляд с меня на дверь комнаты Люциуса и обратно.

– Как ты выбралась, грязнокровка? – Шипит она.

Молча, смотрю на нее, потому что не знаю, что сказать.

В ее глазах плещется ненависть. Она кладет руку Драко на плечо.

– Спускайся вниз, – шепотом. – Займи гостей, а я разберусь с этим… этим…

Она не может подобрать слов. Какое-то время Драко смотрит на меня, а затем разворачивается и растворяется в глубине темного коридора.

Не смею пошевелиться. Взгляд Беллатрикс все еще мечется между мной и дверью Люциуса. Глядя в ее глаза, я почти ощущаю, как ее мысли лихорадочно работают. Я. Пол. Комната Люциуса. Люциус Люциус Люциус…

Внезапно она срывается с места и, подлетев ко мне, хватает меня за волосы, притягивая к себе. Вскрикиваю от боли, но она зажимает мне рот ладонью и яростно шепчет на ухо.

– Заткнись, грязнокровка, иначе, клянусь, я вырву твой поганый язык, – она брызжет слюной. – Интересно, он будет так же хотеть тебя, если у тебя не будет языка?

Она тянет меня к моей комнате, открывает дверь и бесцеремонно пихает меня через порог. Не удержавшись на ногах, я падаю. Она не входит следом, как я ожидала, а просто стоит в дверном проеме и смотрит на меня.

– Ты заплатишь за то, что увела его у меня, – шепчет она, ее глаза горят бешенством. – Да, грязнокровка, обещаю тебе, ты будешь невыносимо страдать за то, что перешла мне дорогу.

С этими словами она уходит, не забыв запереть дверь.

Поднимаюсь на ноги, и живот скручивает так, словно я только что сошла с особо крутых американских горок, кислота разъедает все внутри и ооо, нет…

Я едва успеваю добежать до туалета, как меня выворачивает наизнанку.

Когда рвотные позывы стихают, я сворачиваюсь клубочком прямо на холодном полу. Слишком устала. Не успеваю заметить, как засыпаю.

Глава 24. Invidia.*

Берегитесь ревности, синьор. То – чудище с зелеными глазами, глумящееся над своей добычей.

– У. Шекспир, Отелло (пер. Лозинского).

Считаю камни, которыми выложена стена передо мной. Мне просто жизненно необходимо сосчитать их все до последнего. Потому что я не могу больше думать о том, что случилось прошлой ночью.

Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

Господи, неужели я действительно… как я могла сказать ему такое? Черт побери, на что я надеялась?

От одной мысли об этом у меня мурашки по телу бегут. Вспоминая его полный ненависти взгляд, я чувствую, как меня прошибает холодный пот.

Шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три…

Не хочу его больше видеть. Никогда. Да я лучше умру.

Это просто какой-то кошмар. Жуткий, страшный сон.

Может быть, я и вправду сплю?!

Боже, хотела бы я верить в это.

Восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто…

Проснувшись утром, я чувствовала себя откровенно паршиво.

Я еще не видела ни Беллатрикс, ни Драко, ни – хвала Господу! – Люциуса. Никто из них не приходил ко мне. Надеюсь, Беллатрикс была настолько пьяна, что не вспомнит о вчерашнем, а Драко… что касается него, то тут я даже и не знаю, на что надеяться. Возможно, он до такой степени труслив, что ничего не предпримет и не станет напоминать своей проклятой тетушке о событиях вчерашнего вечера.

Сто четыре, сто пять, сто шесть…

Люциус… чего же ждать от него?

Очень надеюсь, что больше никогда не увижу его, и что он будет держаться от меня подальше до конца моих дней.

От этой мысли сердце наполняется горечью, и я чувствую себя одинокой, брошенной и потерянной, и хочется кричать от безысходности.

Дверь позади меня распахивается. Сердце уходит в пятки, и я резко разворачиваюсь. Может быть, он, наконец-то, пришел…

Но это не он.

На пороге стоит Эйвери, лениво осматривая комнату, его взгляд останавливается на мне и, уверена, моя мертвенная бледность и откровенная усталость не ускользают от него, хоть он и не подает вида.

– У тебя посетитель, – сухо кидает он и поворачивается к кому-то за своей спиной. – Заходи.

В комнату входит Рон.

– Парень говорит, что вам иногда разрешают видеться, – Эйвери пристально смотрит на меня. – Правильно?

Его голос выше, чем у Люциуса, и слишком молодой для его возраста.

Он ждет от меня ответа, а я пялюсь на него с глупым выражением на лице.

Его губы растягиваются в слабой улыбке.

– Судя по твоей реакции, он солгал, – он поворачивается к побледневшему Рону. – Я не приемлю лжи, Уизли. Тебе следует быть осторожнее.

Рон подбирается, жестко глядя на Эйвери.

– Ха-ха, как смешно, – вызывающе произносит он. – Кто из нас лжец, так это вы. Каждый божий день изворачиваетесь, дабы сохранить в тайне свою личность…

Эйвери молча поднимает палочку и направляет ее на меня.

– Круцио!

Нееееееет! Боль пронзает меня. Со всех сторон словно сотни игл и ножей впиваются в тело, а внутренности разъедает кислота. И это никогда не кончится…

Он отменяет заклинание. Оказывается я уже сижу на полу в объятьях Рона и содрогаюсь от боли.

Вдох. Выдох. Все закончилось. Соберись.

У Рона дрожат руки, и он очень часто дышит.

Эйвери уже развернулся, чтобы покинуть комнату.

– Я предупреждал тебя, Уизли, что за твои проступки я буду без промедления наказывать твою подружку, – дойдя до двери, он оборачивается и смотрит на нас. – Думаю, ничего страшного не случится, если вы несколько минут побудете вместе.

Он умолкает на мгновение, обдавая нас ледяным взглядом.

– В конце концов, – он насмешливо улыбается, – что это была бы за жизнь, не будь в ней эмоций и привязанностей?

Липкий холодок страха пробегает по спине, когда Эйвери покидает комнату, закрывая за собой дверь и оставляя нас с Роном одних.

Не стану отрицать, Эйвери пугает меня. Но не так, как Люциус, перед которым я испытываю почти благоговейный страх. И все же, в обществе этого незнакомца становится как-то не по себе. Не знаю, как объяснить это, но…

Рон помогает мне подняться на ноги, поддерживая за плечи, и пристально вглядывается в меня.

– Ты как? – Обеспокоенно интересуется он.

– Нормально, – киваю ему, ободряюще улыбаясь. – Мне не впервой.

Шутка не кажется ему такой уж смешной, что и не удивительно. Смешного в этом действительно мало.

Он хмурится и, кажется, боится задать следующий вопрос.

– Что с тобой случилось прошлой ночью? – Тихо спрашивает он. – Когда я вернулся, тебя уже не было, и никто не сказал мне, где ты.

От воспоминания о вчерашнем унижении, желудок скручивает в тугой узел, но я стараюсь не показывать вида, что что-то не так.

– Ничего. Я просто… ну, мне стыдно об этом говорить, – нервно усмехаюсь, почти истерически. – В общем, я пару раз глотнула вина, – ну, того, что мы разливали, – наверное, я слегка переборщила, и…

– Да знаю я, – прерывает меня Рон. Сказать, что я удивлена, значит, ничего не сказать. – Они оживленно обсуждали это происшествие, посмеиваясь над тобой. Но меня занимает другое: что было, когда Люциус Малфой вдруг вышел из-за стола и больше не вернулся?

Судорожно пытаюсь загнать взбунтовавшийся страх поглубже. Рон не должен уловить нотки паники в моем голосе.

– Понятия не имею, – спокойно отвечаю я. – Драко отвел меня в комнату, и я моментально заснула. Если его отец и был здесь, то я его уже не видела.

Рон глубоко вздыхает. Он зол, это сильно заметно. Невозможно семь лет быть дружить, и не научиться угадывать его настроение.

– Слушай, Гермиона, – он не собирается сдаваться, – что бы там ни говорили, я не идиот.

– Я знаю, Рон.

Он кивает, сжимая губы в тонкую линию.

– Тогда прекрати обращаться со мной, как с последним дураком, – он пристально и настойчиво смотрит мне в глаза. – Что между тобой и Люциусом Малфоем?

Холод сковывает сердце, и я поспешно выдаю:

– Честно, Рон, ниче…

– Ничего?! – Возмущенно переспрашивает он. Создается впечатление, что он уже давно мечтал об этом спросить. – А это нормально, что ты все время только о нем и говоришь? Почему ты постоянно смотришь на него?

– Я не…

– Я все прекрасно видел собственными глазами! – Он не сбавляет тон. – Когда вы оказываетесь в одной комнате, ты все время смотришь на него, а, когда не смотришь, то он смотрит на тебя. Что такое? Скажи мне правду!

– Я же говорю, что ничего! – От отчаяния я тоже срываюсь на крик. – Да и вряд ли ты сможешь понять. Ты почти все время один, а я… он ни на минуту не оставляет меня, мучая и истязая. Мне страшно, Рон. И поэтому я все время наблюдаю за ним или говорю о нем, потому что я живу в страхе перед ним. Каждый день и каждую минуту я боюсь!

Он крепче сжимает мое плечо.

– Ты не должна бояться его, – неистово шепчет он. – Я здесь, Гермиона. Помнишь, как Василиск напал на тебя на втором году обучения в Хогвартсе?

– Помню ли я? – Откровенно удивлена. Конечно, помню! Первое, незабываемое влияние Люциуса Малфоя на мою жизнь.

Рон кивает, в его взгляде столько эмоций.

– Тогда я поклялся, что буду всегда защищать тебя, и не допущу, чтобы с тобой снова случилось что-то плохое.

Его глаза наполняются слезами, и он поспешно отворачивается от меня.

– Но сейчас… я чувствую, что теряю тебя, – с горечью в голосе продолжает он. – Словно он забирает тебя у меня. Он имеет над тобой власть, Гермиона, и ты не можешь отрицать это, – он глубоко вздыхает. – С каждым днем ты все дальше и дальше от меня.

Молча, смотрю на него. Высокий, с копной рыжих волос, которые сейчас уже заметно отросли и прядями ложатся на плечи. А ведь когда-то было время, когда его загривок был коротко острижен. Но не теперь.

Я понимаю, как ему одиноко. Потому что сама чувствую то же самое.

Но мы больше не должны оставаться одни.

Протягиваю руку, зарываясь пальцами в его волосы, касаясь шеи, и обхожу его, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

И прежде чем обдумать свои действия, я привстаю на цыпочки и целую его. Я ждала этого поцелуя пять лет.

Так волнующе и сладко, и начинает кружиться голова, когда он обнимает меня и чуть приподнимает, притягивая ближе. Он приоткрывает рот, и я тут же проникаю в него языком, исследуя и лаская. Но Рон прерывает поцелуй, и мы оба счастливо смеемся.

Это прекрасно. Так все и должно быть.

Глаза в глаза. И глупые улыбки на лицах. И кажется, словно солнце сияет только для нас, согревая нас. В этот момент вся боль уходит. И призрак Люциуса больше не нависает над нами. Есть только Рон и я, и все хорошее, что существует в мире.

Он наклоняется за вторым поцелуем. Обвиваю руками его шею и снова привстаю на цыпочки, ведомая его крепкими объятьями…

Дверь неожиданно распахивается.

Поспешно разрываю объятия и, повернувшись, вижу того, кого я меньше всего хочу видеть. Последнего человека на Земле, который должен был застать меня с Роном.

Люциус стоит на пороге комнаты, пристально глядя на меня. Выражение его лица и горящий яростный взгляд способны испепелить меня на месте. В них столько ненависти. Но сейчас он ненавидит меня не за то, кто я, а за то, что я сделала.

Прищурившись, он рассматривает нас.

– Теперь ты понимаешь, почему я категорически против посещений без надзора?

Только сейчас я замечаю Эйвери, стоящего подле Люциуса, но не придаю этому значения. Для меня существует только Люциус и ненависть в его взгляде.

– Прости, Люциус, – говорит Эйвери. – Я и помыслить не мог, что это будет так… неприятно для тебя.

– Ну, теперь знаешь, – он почти не шевелит губами. Несколько секунд буквально прожигает меня взглядом, а потом поднимает палочку.

Но направлена она не на меня.

– Круцио!

С пронзительным криком Рон падает на пол. Я опускаюсь следом, пытаясь удержать его в руках, но он неистово вырывается в агонии, громко крича и изворачиваясь.

Поднимаю глаза на Люциуса.

– Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас! ПРЕКРАТИТЕ! – Голос звенит от отчаяния.

Но он остается глух к моим просьбам. В его взгляде, направленном на Рона, полыхает огонь нечеловеческой ярости и ненависти. Первобытный. Животный. И с каждым новым криком, этот костер разгорается все ярче и ярче.

Снова поворачиваюсь к Рону, безуспешно стараясь удержать его, но все усилия напрасны. У него начинает идти носом кровь, лицо приобретает землистый оттенок, а глаза закатываются…

Все резко заканчивается.

Рон неподвижно лежит на полу, кровь все еще течет из носа, глаза плотно закрыты, а грудь часто поднимается и опускается в такт дыханию.

– Рон! – Трясу его за плечи. – Рон! Очнись!

Пальцы твердо смыкаются за моем запястье, отводя мою руку от Рона. Люциус склоняется над ним, проверяя пульс.

– Он жив, грязнокровка, – шепчет он и выпрямляется. – Верни его в комнату, Эйвери. И больше никогда не позволяй ему приходить сюда, не поставив меня в известность.