Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 55 страниц)

Прекрасно, что он ненавидит меня, потому что это чувство полностью взаимно. Я ненавижу его. Я ненавижу его за то, что он сделал, и за то, что он – предвзятый бездушный садист.

Постепенно он возвращает контроль над собой. Его дыхание восстанавливается, а лицо становится спокойным.

– Мне кажется странным, что вы даже не спросили, где мы находимся, – говорит он, спокойно управляя своим голосом. – Я предполагал, что ваше раздражающее хочу-всё-знать вызовет хоть какое-то любопытство – куда же я вас принес.

Он хватает меня за плечи и разворачивает, показывая, где мы оказались.

Мы находимся в чем-то похожем на… что ж, огромный зал лучше всего подходит под описание этого места. Его стены сделаны из темного камня и вдоль них тянутся пылающие зеленым огнем факелы. Подставки в виде каменных змей висят вдоль всех стен. Во главе зала находится пустой трон с огромной каменной змеей, возвышающейся над ним.

Какого чёрта…?

Я вижу, как несколько человек проходят в зал. Люди в черных одеждах.

Мой желудок сжимается от страха, и я невольно начинаю дрожать. Я не могу … о, Боже, я не могу …

– Тебе повезло, что наш хозяин, кажется, занят, – бормочет мне на ухо Люциус. – Будь он здесь, я уверен, что с удовольствием бы преподал тебе пару уроков уважения и послушания. Но не стоит беспокоиться, маленькая грязнокровка. Скоро, очень скоро, ты сюда вернешься и встретишься с ним, и уверен, что сочтешь его весьма… гостеприимным.

Значит, я в логове Пожирателей смерти.

И хотя я не знаю, почему я здесь, или что они собираются сделать со мной, или кто все эти люди, ясно одно…

Мне никогда отсюда не выбраться!

Темные фигуры становятся ближе. Один из них обращается к нам. У него низкий голос с легким русским акцентом.

– Его здесь нет Люциус, но он хочет увидеть ее, когда вернется. Он сказал, чтобы ты пока убрал ее.

Он? Кто? Нет… не может быть… Я НЕ ХОЧУ ОКАЗАТЬСЯ ПЕРЕД … НИМ!

Руки Люциуса отпускают мои плечи.

– Ступефай!

Я чувствую порыв заклинания, прежде чем оно поразит меня, а потом…

Темнота.

Глава 2. Страх

«Я чувствую страх, находясь в этом ужасном месте, страх, пересиливающий меня; я боюсь – ужасно боюсь – и нет мне спасения; я охвачен ужасом, о котором и не смел думать». – Брем Стокер, Дракула.

Страх, сущ. – неприятное чувство ощущения риска или опасности вне зависимости от того, реальны они или нет; чувство исключительной неприязни к какому-либо состоянию или объекту.

Так темно…

Где я?

Открываю глаза, но вижу только темноту. Странную, зеленую темнота.

Боже, я так хочу пить.

С моих опаленных губ срывается стон.

Все кажется таким размытым. Я вижу только этот странный темно-зеленый цвет.

Где я?

Моргаю, и очертания мира становятся четче. Низкий потолок, черный камень, зеленый свет…

И я вспоминаю.

Резко сажусь и морщусь. Все тело ноет и горит, но боль в голове не идет с этим ни в какое сравнение. Мне настолько плохо, что в ушах звенит так, словно меня огрели дубинкой.

Осматриваюсь, потирая затылок.

Я в крошечной… это клетка, тебя поймали, пташка – шепчет мне воспаленное воображение голосом Малфоя – старшего.

Я часто моргаю – совсем не моргать трудно. Одинокий факел вспыхивает зеленым светом, и теперь у меня появляется потрясающая возможность осмотреть свою камеру, хотя света и недостаточно – мои глаза болят от напряжения.

Как и следовало ожидать, здесь и взгляду то не за что зацепиться, кроме разве что той кучи соломы с одеялом на ней, которая, как я понимаю, будет служить мне кроватью.

Ну что ж, все могло быть намного хуже.

И что же, по-твоему, намного хуже?

Ну, мне не причиняют боли… пока. И я все еще жива.

Я глубоко вздыхаю. Нужно быть последовательной.

Во-первых… я в порядке?

Пытаюсь осмотреть себя. На руках – синяки, вытянутые, длинные, похожие на пальцы. Впрочем, меня это не удивляет. Этот подонок Люциус держал меня так крепко, что, я думала, он сломает мне руку. Вот что меня действительно удивляет, так это грязь, почти полностью покрывающая всю одежду. Я действительно грязная …

Заворожено провожу рукой по джинсам. На самых кончиках пальцев, забиваясь под ногти, остается эта отвратительно холодная, мокрая грязь. Подношу пальцы к лицу, растирая грязь между большим и указательным пальцами, пытаясь избавится от нее. Хоть какое-то утешение.

Я дотрагиваюсь пальцами до синяков, что он оставил. Кружу по контурам, прослеживая фиолетовые отпечатки грязными пальцами, игнорируя небольшую пульсацию боли при надавливании.

Эти синяки, должно быть, появились очень быстро, или же я здесь уже довольно долго. В голову приходит совершенно нелепый вопрос – была бы я уже в Норе, если бы Малфой не объявился в моей спальне?

В носу и горле защипало.

Чего, черт возьми, они от меня хотят? Почему они не могут оставить меня в покое?

Я не знаю, что они собираются сделать со мной, но могу представить. Похоже, я им нужна, в противном случае Люциус убил бы меня сразу же, как только нашел.

Меня сотрясает дрожь. Я знаю, на что пойдут эти люди, чтобы заставить тебя делать то, чего они хотят. Все, о чем я могу думать, так это о пустых безжизненных глазах и спутанных волосах бедной матери Невилла, которую я видела в Святом Мунго. Она не смогла узнать собственного сына, даже несмотря на его истерику. Что за ужасы они с ней творили, что женщина нашла успокоение в сумасшествии, лишь бы больше не чувствовать боли?

Как я смогу выдержать такую боль? Гарри рассказывал, что это не похоже ни на что, ни одна реальная физическая боль не сравнится с этой.

Жаль, что со мной нет Гарри.

Жаль, что со мной нет Рона.

Сворачиваюсь в позу эмбриона, пытаясь обнять себя как можно сильнее, и прижимаю голову к коленям.

Орден ведь уже знает, что я пропала?

Возможно, они уже послали людей, чтобы спасти меня…

Ты серьезно? Получается, члены Ордена просто соберутся и сразу же пойдут в секретное логово Пожирателей смерти, спасать тебя?

Я закрываю глаза, раздраженная собственным глупым оптимизмом.

Бедные мама и папа. Что они будут делать? Они знают о войне, я рассказывала им о ней, но если быть честной, не думаю, что они полностью понимают нависшую над всеми нами опасность…

До сих пор не понимают.

Как же я хочу оказаться дома. Сейчас я бы проснулась в своей кровати и собиралась бы в Нору. Мама бы хлопотала и беспокоилась, чтобы я успела позавтракать, а папа грузил бы мой багаж в автомобиль. Им не нравится аппарация; они настояли, что отвезут меня в Нору сами.

Я хочу к маме. Я хочу, чтобы она крепко-крепко обняла меня и сказала, что все будет хорошо, и что она и папа позаботятся обо мне.

И я хочу увидеть Рона и Гарри. Они всегда были такими неуклюжими в своих попытках успокоить меня или поднять мне настроение. Эта неловкость так бы сейчас мне пригодилась.

Что же они сделают? Надеюсь, не бросят поиски хоркруксов Волдеморта, чтобы спасти меня? Я не могу позволить этого, они не должны тратить из-за меня ни секунды…

Но в глубине души я знаю, что мальчики заявят, что уничтожение Волдеморта может подождать, и, в первую очередь, они должны попытаться спасти меня.

А меж тем драгоценное время будет потрачено впустую, увеличится число жертв Пожирателей, а Волдеморт все еще будет жив и на свободе.

Возможно, в этом и состоит их план. И Люциус, и сам Волдеморт знают, что Гарри бросит все, чтобы спасти друга.

И с ним пойдет Рон, тоже подвергая себя опасности.

И, в конечном итоге, они пострадают из-за меня.

Давай-давай. Делай вид, что ты не хочешь, чтобы они пришли и спасли тебя…

Я трясу головой, пытаясь отогнать эту мысль.

Я не позволю себе плакать. Я не буду. Пока я жива, еще есть надежда. Я не буду думать о своих друзьях или родителях, или о том, что может со мной вот-вот случиться.

Я собираюсь сосредоточиться на том, где я, и не буду думать ни о чем больше.

Я встаю и подхожу к двери камеры и, встав на цыпочки, смотрю в крошечное зарешеченное окно в ней.

Хорошо. Коридор. Ряд точно таких же дверей, что и у моей камеры.

Может быть, я не одинока.

– Эй? – зову я.

Тишина.

У двери нет ручки, но, тем не менее, я прилагаю все свои силы, пытаясь открыть дверь. Я толкаю и толкаю, пока со стоном разочарования не отхожу вглубь комнаты, убирая прилипшие пряди волос с потного лица.

Ладно. Что-нибудь еще?

Нет. Ничего кроме этих четырех стен и той “кровати” в углу.

Ублюдки. Заставлять спать людей на соломе как животных. Даже в Азкабане, я помню, Сириус рассказывал, дают надлежащую кровать.

Да, но они имеют обыкновение запирать людей с существами, которые высасывают из тебя всю радость.

Это разные вещи…, большинство заключенных Азкабана были Пожирателями смерти.

Получается, Сириус и Хагрид тоже Пожиратели?

Не важно, как Министерство относится к людям в Азкабане, это ничто по сравнению с тем, что эти преступники делают со своими жертвами.

Ты в этом уверена?

Я откидываю эту мысль на задворки сознания и усаживаюсь на мою новую “постель”. Откидываю одеяло и начинаю перерывать солому. Не знаю, что именно я ищу, возможно, прежний заключенный оставил здесь что-нибудь для следующего идиота, который попадет в эту камеру.

Но я упираюсь лишь в голый каменный пол.

Я сажусь прямо на пол, пытаясь не быть разочарованной.

А ты как думала? Что кто-то оставил тебе палочку, плащ-невидимку и подробный план здания?

И вновь к горлу подступают слезы, а мне остается лишь тупо смотреть на беспорядок, что я учинила. И получается я должна спать на…

Подождите… что это?

Там что-то написано в нижней части стены, за кучей соломы.

Я подползаю ближе. Надпись затерта и стара; словно была вырезана в течение долгого времени крошечным камнем или даже ногтем.

Для Ордена – Не дайте им победить

Я задыхаюсь от шока.

Не дайте им победить

Я не могу оторвать глаз от этого сообщения. Я черпаю силы из этих строчек. Они отпечатываются в моем мозгу.

Не дайте им победить

Я не буду. Я не могу. Я не стану помогать им выиграть эту войну. Мне все равно, что они со мной сделают; они ничего от меня не получат, ничего…

Я слышу мягкий шепот, который становится все громче с каждой секундой. Я внимательно слушаю. Мужские голоса. Кто-то приближается по коридору к моей камере.

Значит, на стенах нет заглушающих заклятий, и я, должно быть, единственный здесь узник.

Или единственный узник, способный говорить.

Я подползаю к двери и прижимаюсь к ней ухом.

– … без сомнений настаивает, чтобы мы полностью выкладывались в этой утомительной “борьбе”.

Это он. Чертов ублюдок, который принес меня сюда.

– Разве она не была среди тех детей, с которыми мы столкнулись в Министерстве?

Этот глубокий с акцентом голос принадлежит не ему. Да, я слышала его раньше, именно он приказал Люциусу на время убрать меня.

– Да, она была там. – Голоса остановились возле моей двери и спустя короткую паузу. – Проклятье, мы опаздываем.

– Ну что ж, тогда лучше поторопиться, пока нам…

– Нет, Антонин. Тебе нет никакого смысла здесь задерживаться. Принеси мои извинения Темному Лорду и скажи ему, что я скоро приведу к нему девчонку.

Темный Лорд? О, Боже, нет!

Я слышу удаляющиеся шаги. Следом шепот заклинания и щелчок.

Резко отскакиваю от двери к противоположной стене и вжимаюсь в стену.

Это – он. Люциус Малфой. Или Люциус “Ебанная Неженка” Малфой, как Рон иногда называл его.

Но мне теперь не до шуток.

Он входит в камеру, насмешливо ухмыляясь.

– Ах, Вы проснулись. Хорошо. Приведение людей в сознание после оглушающего заклятия порой отнимает слишком много времени. Как любезно с Вашей стороны было побеспокоиться обо мне.

Ненависть проходит сквозь меня, как электрический ток, от живота до кончиков пальцев рук и ног.

Кажется, ему плевать на мое отвращение.

– Хорошо спала, грязнокровка?

Иди к черту.

Он слегка смеется, глядя мне в лицо.

– Что за вопрос?! Конечно, хорошо. Простите меня. – Он жестом руки окидывает комнату. – А как Вам нравится ваше жилье? Это не самая большая комната, которая у нас есть, но здесь конечно близкая вам… атмосфера.

Я смотрю на него непонимающе.

– Ведь вы выросли в доме магглов, не так ли? – его лицо все еще перекошено этой кривой ухмылкой. – И, осмелюсь сказать, что эта очаровательная небольшая комната походит на дворец по сравнению с условиями жизни, к которым вы привыкли.

Это так похоже на то, что сказал бы его сын.

Как Гарри отвечал на оскорбления Драко? Обычно кулаками. Рон поступал так же, но всякий раз, когда он использовал слова, его ответы были всегда самыми простыми, и в то же время – самыми изящными…

Я смотрю Люциусу в глаза и чувствую, что слова Рона рвутся с языка:

– Отвали, Малфой!

Он поднимает брови, хотя остальное выражение лица остается бесстрастным.

– Я не собираюсь удостаивать этот жалкий выпад ответом. – Он протягивает мне руку. – Идемте. Мой хозяин желает видеть Вас, и он не очень любезен с теми, кто заставляет его ждать.

Его хозяин?

Нет, я не могу.

Мое тело дрожит от страха, и я сильнее вжимаюсь в стену.

Теперь он определенно улыбается. Но это не приятная улыбка. Она напоминает мне оскал животного.

– Ах, теперь мы не столь храбры, мисс Грэйнджер? – Он медленно идет через всю камеру, пока не останавливается рядом со мной. Ужасная злорадная ухмылка не покидает его лица. – Где же Ваша раздражающая гриффиндорская храбрость? Дрожите при упоминании о Темном Лорде, не так ли? – Он поднимает брови и смотрит на меня с отвращением. – Я не удивлен. Вы уж точно не его любимый тип людей. Но Вы можете быть уверены, что на данный момент Вы в полной безопасности. В его планы не входить убивать Вас… пока.

Я остаюсь на месте, тяжело дыша, цепляясь за это 'пока'.

Это 'пока' дает мне время, по крайней мере.

Время для чего?

Я не знаю. Просто… время.

– А теперь, – сказал он, отходя от меня, – Вы будете делать, что Вам говорят, и пойдете со мной или мне применить силу?

Нет.

Это все, что я могу сделать. Я не пойду. Нет.

Я не могу пойти с ним. Это невозможно.

Я еще сильнее вжимаюсь в стену, всем сердцем желая исчезнуть, раствориться в камне.

Он ждет несколько секунд, прежде чем закатить глаза и взмахнуть палочкой в моем направлении.

Невидимая непреодолимая сила как крюком подхватывает меня в области солнечного сплетения и тянет вверх, ставя на ноги. Он подходит ко мне, изучая лицо.

– Бессмысленно пытаться противостоять мне, грязнокровка, – говорит он, не заботясь, чтобы скрыть раздражение в голосе.

– Темный Лорд желает видеть Вас, и если Вы думаете, что он будет терпеть неповиновение, тогда Вы – дура.

Я смотрю в эти холодные серые глаза. Я не знаю, что пытаюсь найти. Возможно, сострадание или хотя бы намек на сожаление. Но там ничего нет. Я могу с тем же успехом смотреть в замерзшее озеро и увижу столько же теплоты, сколько и в его глазах.

– Вы – дура, мисс Грэйнджер?

Я хмурюсь.

– Нет.

– Тогда докажите это. – Он вращает палочку между пальцев. – Не усложняйте все еще больше.

Когда ситуация зашла в тупик, какой выбор я могу сделать?

Он заставит меня пойти в любом случае, даже если я попытаюсь ему отказать.

Неохотно, но я киваю. Он улыбается и, шагнув за спину, толкает к выходу.

Спотыкаясь, я выхожу в коридор, и он поворачивает меня налево. Вокруг полная тишина. Я иду настолько медленно, насколько возможно, когда тебе в спину упирается чужая волшебная палочка.

Я тяжело сглатываю. Я слышу… шум. Как будто кто то тихонько стонет или плачет… Он исходит от двери одной из камер. Ну что же, получается, что я не одинока в этом коридоре. Какой длинный коридор. Кажется, мы спускаемся уже целую вечность.

Мои босые ноги мягко ступают по холодному каменному полу. Позади меня бойко стучат ботинки Люциуса.

А потом… винтовая каменная лестница, которая столь длинна, что я чувствую, как пот течет по спине, пока мы поднимаемся наверх, но каждый раз, когда я замедляюсь, пытаясь перевести дыхание, он подталкивает меня в спину палочкой, пронзая тело вспышкой боли. Я стараюсь не реагировать и контролировать себя, но когда он прикасается ко мне, я просто задыхаюсь. Мне никогда не приходило в голову, что палочку, этот проводник волшебства и магии, можно использовать как изощренное орудие пытки.

Я стараюсь не останавливаться, в тщетной попытке избежать новой боли.

Следом еще один длинный коридор. Ни у одной из дверей нет решеток, и не слышно всхлипов.

Полагаю, это комнаты Пожирателей смерти, хотя можно только догадываться как они могут спать прямо над тюрьмой. Возможно, Люциус тоже живет где-то здесь, с тех пор как находится в бегах.

Хотя, впрочем, какая мне разница, где он живет. Скорей всего, как только я предстану перед Волдемортом, Люциуса я больше не увижу.

В конце коридора видна огромная резная дверь, которая медленно распахивается с ужасным скрежетом, как только мы начинаем к ней приближаться.

Я смотрю в дверной проем и вижу ту самую большую залу. На мои плечи ложатся руки и толкают в дверной проем.

Здесь стоит полная тишина, несмотря на присутствие людей – по моим подсчетам, их около десяти человек.

Это – ужасная тишина, полная напряженности и страха.

Они одеты в черные одежды и стоят полукругом вокруг гигантского кресла во главе зала. Трон с огромной каменной змеей.

И этот трон более не пустует.

О, Боже, О, Боже!

Все они в свою очередь, смотрят на нас, точнее, на меня, когда мы входим в комнату. Все они без масок.

Зачем им прятаться от того, кого не собираются оставлять в живых?!

Я прячу глаза. Я не хочу никого видеть или узнать.

Меня толкают вперед, к трону. Я пытаюсь дышать спокойно.

Будь храброй, Гермиона. Будь гриффиндоркой.

Несколько Пожирателей смерти расступаются, освобождая нам проход к этому гротескному креслу. Я ничего не могу сделать, это сильнее меня. Мои ноги подгибаются, и я падаю на колени. От удара коленями о каменный пол меня пронзает боль, и я слышу уничижающий свист Пожирателей смерти.

Не дайте им победить…

Я неуверенно поднимаюсь с пола; да, я напугана больше чем когда-либо прежде, но у меня все еще есть гордость.

Пусть я не буду смотреть на трон, но только благодаря гордости я до сих пор держусь.

Люциус обходит меня и идет вперед, чтобы поговорить с человеком на троне.

– Девчонка, как Вы и приказывали, мой Лорд.

Смех Пожирателей смерти замирает, поскольку они ждут его ответа, и ужасная напряженная тишина заполняет комнату еще раз. Кажется, это будет продолжаться вечно.

– Хочу увидеть ее лицо.

О, Боже, этот голос! Он столь высок и так … холоден. И не просто холоден, в нем есть что-то еще. Словно гвозди, вбиваемые в крышку гроба. Он проходит сквозь меня и заставляет содрогнуться.

Только звук его голоса заставляет меня дрожать, что же будет, когда я его увижу?

– Подними глаза, грязнокровка. – Это голос Люциуса. Он звучит так же, как когда мы были одни, протяжно и холодно. Но есть в нем что-то новое, чего не было прежде.

Я думаю, это страх.

– Подними глаза! – шипит он сердито.

Я не буду смотреть на трон, я не буду. Я не хочу видеть …

Я не могу.

Я не могу!

– Она, кажется, не в состоянии выполнить то, что ей говорят, Люциус.

Снова этот холодный голос. Я сопротивляюсь желанию вздрогнуть.

– О, я имел шанс узнать эту девчонку получше за время нашей поездки сюда, мой Лорд. – И опять голос Люциуса. Я не ошиблась, там определенно сквозит страх. Там что-то вроде… вынужденной смелости. – Она, похоже, совершенно не способна к послушанию. Я пытался научить ее смирению, но она отказалась признать, что ее место в мире ниже нас.

Я не ниже вас, ублюдки!

– Однако, немного настойчивости, я думаю, и ее сопротивление будет сломлено, – растягивая слова, произносит Люциус. – В конце концов, она всего лишь ребенок.

Мне семнадцать лет. Я больше не ребенок.

Тогда почему ты не можешь взглянуть на трон?

– То же самое со всеми магглами, Люциус. – Я хочу закрыть уши руками, чтобы не слышать этот ужасный голос, но я не буду слабой. – Они не видят собственной незначительности. Они настолько слабы, настолько бесполезны по сравнению с нами и все же они не видят этого. Их высокомерие отказывается принять их неполноценность. И поэтому, когда они не смогли уничтожить нас, то решили впустить своих детей в наш мир, щеголяя ими как волшебниками. Или, в данном случае, как ведьмами.

Я – ведьма. Я такой же волшебник, как любой из вас!

Я вижу колыхание его мантии, поскольку он сходит со своего трона и спускается ко мне.

Я не могу дышать от страха. Я чувствую, как слезы жалят глаза, и крепко стискиваю зубы. Я не слабая, я не …

Но я не могу посмотреть на него.

Он останавливается в нескольких шагах от меня. Я вижу большую часть его тела в черных одеждах. Он высокий и очень худой, я думаю. И его руки… они походят на огромных белых пауков. Кожа почти прозрачная, и я вижу, что она испещрена крошечными фиолетовыми венами.

Но я все еще не вижу его лица, и я благодарна за это.

– Посмотри на меня, грязнокровка.

Я не буду.

Меня подташнивает от страха, я так боюсь.

Я не буду смотреть на него!

Он рядом со мной. Не так близко, как неоднократно был Люциус за последние двадцать четыре часа, но достаточно близко. Я чувствую… что-то исходит от него. Я почти чувствую его злобу, просачивающуюся в воздух.

Это только мое воображение или нет, я не знаю. Но все равно дрожу от страха.

– Темный Лорд приказал, чтобы ты на него посмотрела, грязнокровка, – и снова голос Люциуса. Он зол на меня, я слышу. – Ты будешь слушаться своего нового хозяина.

Вчера бы я сказала Люциусу, что никто не является моим хозяином, не говоря уже о так называемом Темном Лорде. Но я не могу. Если Люциус испугал меня, это ничто по сравнению с тем, что я чувствую в присутствии его хозяина.

Волдеморт негромко смеется.

– Кажется, ты теряешь сноровку, Люциус. – Он насмехается над ним. Его голос похож на змею, движущуюся в прохладной высокой траве – столь же мягок и столь же зловещ. – До того как отправиться в Азкабан, ты мог заставить ползать у себя в ногах взрослых мужчин. Теперь же не можешь вынудить школьницу выполнить твой приказ.

Нервный смех пробегает между Пожирателями смерти, и когда Люциус говорит, его голос несколько суховат.

– Если позволите, мой Лорд…

Я вижу его приближение, а следом взмах палочки. Чувствую, как невидимая тяжесть опускается на спину, толкая вниз на четвереньки. Ладони царапает о шершавые камни. Я пытаюсь подняться, но тяжесть, опрокинувшая на землю, не пускает.

Все в порядке. Это не реальное повиновение, но я не хочу ползать перед ним…

Невидимая сила тянет меня за подбородок, выворачивая голову и вынуждая смотреть на него.

Нет…

Это… это не человек. Его лицо. Лицо Волдеморта. Оно не может принадлежать человеку. Оно походит на змеиное, и лишь потом – на человеческое. И эти глаза! Они… красные с разрезами зрачков. Но это еще не самое страшное в них. Там нет… света, нет души за этими глазами. Глядя в них, смотришь в пустоту.

Он всматривается своими ужасными глазами в мое лицо, выглядя почти разочарованным. Я … я не могу продолжать смотреть на него. Я не могу пошевелить головой, но все еще могу двигать глазами. Я отвожу взгляд от Волдеморта, и смотрю на Люциуса. Его лицо, которое еще вчера я так сильно ненавидела, по крайней мере, человеческое. Глаза могут быть холодными, но там есть что-то… человечное, так или иначе.

– Так это Гермиона Грейнджер, о которой ты и твой сын говорили мне, Люциус. – Волдеморт говорит с Малфоем-старшим, но я могу видеть краем глаза, что он все еще смотрит на меня. – Из того, что ты сказал мне этим утром, я ожидал от нее немного больше боевого духа. Должен признаться, я разочарован. Глядеть на их попытки сопротивления нам всегда так забавно.

– Кажется, Ваше присутствие выбило из нее часть высокомерия, мой Лорд, – начал Люциус спокойным голосом.

Волдеморт выдыхает маленький смешок.

– Ты еще не потерял способность ставить людей на место, Люциус.

Я ненавижу себя за то, что не сопротивлялась, вся моя храбрость покинула меня. Я никогда, никогда столько не боялась в своей жизни. Мне казалось, что вчера я была напугана, но все меркнет в сравнении с тем, что я чувствую сейчас.

– Смотри на меня.

Я не могу, не могу смотреть на него снова. Я не спускаю глаз с Люциуса, который на мой пристальный взгляд лишь хмурится.

– СМОТРИ НА МЕНЯ!

Я чувствую режущую боль, проходящую через все лицо. Тяжело втягиваю воздух и смотрю на Волдеморта. Смотрю в эти красные бездушные глаза, пока он говорит со мной.

– Ах, маленькая грязнокровка, – говорит он, растягивая тонкие губы в зловещей улыбке. – Если бы ты только знала, насколько полезной нам окажешься. Вся твоя прошедшая жизнь столь ничтожна и нежелательна для нас. Но в самом ее конце ты окажешься полезной для нашего дела настолько, что, пожалуй, одно лишь это придаст смысл всей твоей жизни.

Конец моей жизни?

Они собираются убить меня. В глубине души я, конечно, это уже знала. Но теперь он подтвердил это. Они собираются сначала получить то, что им нужно, а затем убить меня.

И я никогда больше не увижу своих родителей, или Рона, или Гарри!

– Задайся вопросом, как сильно ты жаждешь помочь нам? – Он не отводит взгляд. Внутри меня все будто сковывает льдом. – Ты по своей воле выполнишь то, что мы скажем, – и это будет гораздо проще! – или же хочешь узнать, сколько еще ты сможешь вынести боли?

Что я могу на это ответить? Соглашусь – стану предателем. Откажусь – и пыткам не будет конца. Любой из этих вариантов меня не устраивает. И поэтому я молчу.

Эти глаза не выглядят сердитыми. Я не думаю, что в них есть достаточно человеческого, чтобы быть сердитыми. Но они темнеют, и когда он говорит, его голос кипит от гнева.

– Отвечай мне, девчонка!

Вновь острая боль пересекает мое лицо. Я задыхаюсь, но не стану отвечать.

– Вы видите это? – Он почти кричит. – Вы видите, как эта наглая мелкая грязнокровка не повинуется мне?

Он возвращается к своему трону и садится. Комнату наполняет тишина, поскольку он долго и упорно смотрит на меня. Я чувствую, как Пожирателей охватывает дрожь. Они, кажется, больше боятся его молчания, чем слов.

– Накажи ее, Люциус.

Я смотрю на Люциуса, который уже поднял палочку. Он замирает на мгновение с палочкой в воздухе, прежде чем одним взмахом отбрасывает заклятием меня в сторону.

Ощущение, словно меня ударил в живот огромный металлический кулак. Из меня выбивает весь воздух, а внутренности разрывает. «Боже, как же больно!» Я падаю вперед, путаясь в собственных волосах и задыхаясь…

– Ты ответишь мне, девчонка!

Вновь голос Волдеморта. Я смотрю на него, тяжело дыша через нос, а затем перевожу взгляд на Люциуса, глаза которого столь холодны и безразличны, как никогда.

Как можно причинить кому-то ТАКУЮ боль и не чувствовать даже малейшей вины за это?

Плевать. Для него это не имеет значения.

Я заставляю себя вновь посмотреть на Волдеморта и даю единственный ответ, который могу дать на этот вопрос.

– Я ничего не скажу вам. – Я не могу подняться, но держу голову так высоко, как могу, тяжело дыша в попытке избавиться от боли в животе и ребрах. – Вы можете замучить меня, вы можете убить меня, и я уверена, что вы это сделаете. Но я не помогу вам выиграть войну. Боль, которую вы, несомненно, причините мне, ничего не будет значить, пока я страдаю за то, что считаю правильным.

Волдеморт улыбается. Нет, это не улыбка; его растянутые губы внушают ужас. Ни одна улыбка не должна быть похожей на это. Он поднимает свою палочку…

– Crucio!

О, ГОСПОДИ! Эта боль, такая боль, боль какую я НИКОГДА не знала. Словно каждый нерв в моем теле находится в огне, и я не знаю ничего, ничего, кроме боли. Я цепляюсь за пол, за руки, лицо, она не прекращается, она не исчезает, Боже помоги мне, Я НЕ В СОСТОЯНИИ ВЫНЕСТИ ЭТО…

Спокойствие. Удивительное спокойствие, и свобода от боли.

Я лежу на полу, прижимая голову к холодному камню. Меня колотит, и все болит.

И смех. Пожирателей смерти, Волдеморта и Люциуса. Все смеются надо мной.

Я только что испытала за краткий миг больше физической боли, чем за всю свою жизнь, а они смеются надо мной.

Господи Иисусе.

– Тебя не беспокоит боль, грязнокровка? – голос Волдеморта.

– Твое безразличие хорошо замаскировано. Кажется, боль очень даже тебя беспокоит.

Я поднимаю голову и гляжу на Люциуса, который смотрит на меня со злорадной улыбкой. Смотреть на него легче, чем на Волдеморта.

Это ведь Ваше время, не так ли?, – думаю я, мысленно посылая ему поток ненависти и ярости. – Но Вы можете лишь смотреть, как я получаю то, что по Вашему мнению заслуживаю, но не можете наказывать меня сами без ЕГО разрешения…

– Вы трус.

Я только думаю, что не говорю это, но чувствую, как мои губы шевелятся, тихо произнося эти слова.

Люциус смотрит на меня, смех замирает на его губах.

Я думаю, он знает, что я сказала.

Волдеморт больше не смотрит на меня.

Он обращается к Люциусу, который отворачивается от меня к своему хозяину.

– Присматривай за ней, – говорит Волдеморт Люциусу, резко и отрывисто – он отдает приказ слуге. – Я полагаю, ты понимаешь, несмотря на информацию, которую она может дать и которая, несомненно, будет важна, я не желаю впустую тратить время на ее получение.

Они хотят получить от меня информацию. Ради этого меня будут пытать, а потом убьют…

Не дайте им победить

– Я хочу, чтобы все, что она скажет, было записано слово в слово, – продолжает Волдеморт. – Можешь привлечь остальных в помощь в случае необходимости, пока у них нет никаких важных поручений. – На мгновение он делает паузу. – Мне все равно, как ты это сделаешь, просто получи необходимую информацию. Ты меня понимаешь, не так ли, Люциус?

– Конечно, мой Лорд.

Люциус низко кланяется своему хозяину, который, махнув рукой в мою сторону, произносит:

– Забери ее с собой. И убедись, что она заговорит.

Я смотрю на Люциуса, который зло мне улыбается.

– С удовольствием, мой Лорд.