Текст книги "Eden (ЛП)"

Автор книги: obsessmuch

сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 55 страниц)

– Ты выжила, – повторяет он.

В ушах стоит гул.

– Помнишь, когда меня только схватили? Беллатрикс тогда сказала, что мы сдохнем, как только они с нами закончат. Но мы живы, Гермиона. По прошествии стольких месяцев мы все еще живы.

Икнув, тяжело вздыхаю.

– Я так устала, Рон.

Он держит меня за подбородок, не давая отвернуться.

– Не смей сдаваться, – яростно шепчет он. – Только не сейчас. Не после всего.

Подаюсь вперед, облокачиваясь лбом на его грудь, у меня так кружится голова.

– Я не знаю, смогу ли.

Он зарывается пальцами в мои волосы.

– Ты не одна, Гермиона.

Медленно обдумываю его слова.

Он прав. Я должна жить. Научиться жить дальше.

Но это так трудно.

– Пойдем.

Взяв меня за руку, он помогает мне забраться в лодку, а затем отталкивается ногой от берега.

Смотрю, как дом, приютивший нас в последние месяцы, постепенно скрывается за темной дымкой. Сказочный замок из книг моего детства – я представляла его именно таким.

Пугающим.

Но прекрасным.

Отворачиваюсь. Я больше не верю в сказки.

Я больше не верю в Бога. Это всего лишь очередная сказка.

Рон молчит. И я тоже.

Без него лодка кажется пустой. Прежде он всегда был рядом.

«Так давно… ты помнишь?»

Всхлипываю. Как он мог спрашивать меня, помню ли я?

Я чувствую тепло его ладони, хотя сжимаю в руке только воздух.

Мы уплываем из пещеры под открытое небо. В сумерках оно кажется грязновато-синим, а на горизонте уже загорается рассвет.

Почему солнце встает? Почему Земля вертится? Почему мир продолжает существовать, когда он мертв и я мертва вместе с ним?

Проблеск зеленого под поверхностью воды привлекает мое внимание.

Зеленые, блестящие, пустые глаза смотрят на меня. Одна пара. Две. Три…

Внезапно в голову приходит ужасная мысль: станет ли он… одним из них?

Я… господи, надеюсь, что нет.

Может быть, дать им утащить меня на дно, в бездну, где беспросветно темно и холодно. Тогда мы могли бы плыть сквозь тьму вместе, отныне и навсегда, аминь.

Рон открывает флакон с кровью и льет ее в воду, прогоняя существ обратно в пучину. Кровь клубится в воде, спирали алого растворяются, – чистейшая кровь Нарциссы Малфой.

Она выглядит точно так же, как и моя.

– За что ты так меня ненавидел? – шепчу в пустоту. – Почему ценил свою жену больше, чем меня?

Ответа нет. И никогда не будет. Люциус никогда откровенно не говорил мне, почему так сильно ненавидел меня, потому что я никогда и не понимала его ответов на этот вопрос.

Ненавижу его за это. Если бы он только был честен сам с собой, если бы не был таким трусом, мы могли бы сбежать еще несколько недель назад, и сейчас он был бы жив, и мы были бы вместе. Не только потому, что не могли представить жизни друг без друга, но и потому, что были бы вынуждены держаться вместе.

– Гермиона? – шепчет Рон.

– Ничего, – отрицательно мотаю головой.

И, закрыв глаза, бормочу мантру во имя выживания.

Я смогу жить. Я должна жить. Я смогу жить. Я должна…

Лодка ударяется о берег.

Открываю глаза.

Мы на месте. На другом берегу. Снова в стране живых.

Выбравшись из лодки, Рон протягивает мне руку, чтобы помочь.

Едва мои ступни касаются берега, лодка отплывает обратно, исчезая в тумане.

Поворачиваюсь к Рону.

– Можно? Минутку…

Он сжимает губы, но кивает, отходя от меня на несколько шагов.

Поворачиваюсь обратно к реке.

Однажды он сказал, что скорее умрет, чем оставит меня.

Мне еще так много хочется у него спросить. Например, что он думал и чувствовал ко мне, ик Рону, к своим жене и сыну.

Я хотела бы узнать, смог бы он стать хорошим отцом во второй раз.

– Ты должен дождаться меня, – мой шепот растворяется в ледяном воздухе. – Обещай мне.

Тишина в ответ.

Гарри рассказывал, что слышал голоса по ту сторону завесы в Отделе Тайн. Он клялся, что слышал их. Я думала, он заблуждается, даже когда Луна сказала, что тоже их слышала…

Но некоторые вещи не поддаются объяснению – так часто повторял Дамблдор.

Мне остается лишь надеяться, что он ждет меня. Даже там, в небытии.

Легкий ветерок играет с моими волосами.

Будет ли оно так же? Если там что-то есть, после, будет ли оно так же, как было при жизни?

Интересно, как долго ему придется ждать? Время может идти очень медленно, когда ты ждешь чего-то.

Но я тоже вынуждена ждать. До конца своей жизни. А пока… мне нельзя больше здесь оставаться.

Прикосновение теплой ладони пробуждает меня к реальности, Рон стоит рядом со мной.

– Готова?

Нет, Рон, не готова. И никогда не буду. Только ты об этом никогда не узнаешь.

– Да, – твердо киваю.

* * *

Какое-то время мы бредем по открытой местности, и я абсолютно спокойно смотрю, как утреннее марево окрашивает землю в тусклый оранжевый.

Говорят, нельзя смотреть прямо на солнце.

Но после всего, что я повидала, я смогу выжить, даже заглянув в самое сердце ада.

Ад. Мы только что сбежали из ада.

Я думала, что умру там. Думала, Люциус сам убьет меня.

Как всегда. Он пошел по легкому пути, обрекая меня на страдания. И он все еще выигрывает. Даже будучи мертвым.

Или нет? Или на этот раз выиграла я? Я научила его любить. А значит, он был небезнадежен. Но спасая его, я его убила.

А вот ему не удалось убить меня.

Провожу ладонью по животу.

Надеюсь, этот ребенок стоит его смерти.

Луч света появляется из-за горизонта, ослепляя, заставляя глаза буквально гореть и плавиться.

Я так давно не видела солнечного света.

– Она велела идти вверх по холму, – шепчет Рон.

Поворачиваюсь и натыкаюсь на его грустную улыбку.

– Я все еще здесь, Гермиона. У нас все будет хорошо.

Он переплетает пальцы наших рук.

Рон. Рональд Уизли.

Люциус Малфой.

Сглатываю душащие меня рыдания, и вместе мы ступаем в нашу новую жизнь, навстречу восходу и свободе.

Глава 50. Эпилог

Время пришло, чтоб двигаться вперед,

И не забудешь, коль переживешь…

Словно ушедший с головой под лед

Навек запомнит чувства страшной силы:

Мороз – оцепененье – отпустило…

– Эмили Дикинсон, «Великой скорби дни сменит рутина» * (перевод – kama155)

Я предупреждала, счастливого конца не будет.

Но, может быть, я лгала. В конце концов, разве это не хороший конец? Главная героиня и ее любимый мальчик выжили, а злодеи – умерли.

Но это ведь не весь конец, так? Развязка оказалась не такой уж и красивой. Ее отголоски смотрят на Гермиону из зеркала. Они – в ее глазах, повидавших слишком много. Они – шрамы на ее запястьях. Они – шрамы, что невозможно излечить, те, что Люциус не замечал, – на ее спине, лодыжках, внутренней стороне рук.

Отголоски – это ослепительно яркие кошмары, окрашенные в красный и черный, заставляющие ее просыпаться от собственного крика и сжимать простынь до вывиха пальцев. Они гложут ее, погружая в депрессию, и она может не вставать с постели по несколько дней кряду. Они заставляют ее оборачиваться с безумным взглядом, стоит лишь мелькнуть в толпе светлым волосам. Они – причина, по которой она не выносит слова «грязнокровка».

И последний из них…

«Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог…»

Когда она впервые вошла, или, точнее, ввалилась с Роном в штаб-квартиру Ордена, она подумала, что жизнь кончена. Она упала на пол и потеряла сознание.

Тьма поглотила ее. Она спала. Неделями, месяцами лежала на кровати с зашторенными окнами. Не двигаясь, не говоря ни слова, питаясь лишь когда это было необходимо.

Рон был рядом: с терпением, достойным святого, ожидал дня, когда его любимая вновь заговорит. Когда вернется из той бездны, в которую низверг ее Люциус Малфой.

И в конце концов она начала говорить. А Рон слушал. Потому что он единственный, кто мог понять.

Они так и не поженились, но стали парой после побега, и он держал ее за руку, пока она рожала сына Люциуса.

«И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?»

Только после рождения сына она позволила Рону стать для нее больше чем просто другом. Все же время лечит. А как иначе? Она любила Рона. Любит и сейчас. Сильнее, чем способна выразить словами.

Ей несложно любить его. И это прекрасно.

Он растит ее сына, как родного: играет с ним в квиддич, читает сказки, укладывает спать. Он изо всех сил старается любить его, хотя по-прежнему люто ненавидит его отца.

Было бы проще, будь он похож на Гермиону.

«И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть…»

К счастью для Гермионы, ее старший сын не унаследовал цвет глаз отца. Иначе ей было бы невыносимо каждый день видеть уменьшенную копию Люциуса Малфоя. Серые глаза свели бы ее с ума.

Конечно же, ходили слухи. Пока она была в плену, Гарри всем сообщил, что она в заложницах у Люциуса Малфоя и тот пытает ее для Волдеморта, поэтому они много времени проводят вместе.

А когда она стала жить с Роном после побега, и через несколько месяцев у них родился сын, грязные языки трепали: мол, парень не растерялся.

Сальные шуточки сходили на нет по мере взросления мальчика: не было никакого сходства между рыжим веснушчатым Роном и светловолосым сорванцом с бледной кожей, которого он называл сыном.

«Бедняжка», – шептались люди.

«…только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их…»

Это один из самых неприглядных пороков человеческих – смаковать чужое горе, как коллекционное вино. Именно поэтому домыслы о том, что произошло с Гермионой во время плена, еще долгое время после окончания войны будоражили сознание людей.

Общественность отказывалась верить, что это ребенок Люциуса Малфоя, все-таки тот происходил из древней чистокровной семьи, где идеалы ценились больше жизни. Он десятилетиями считал грязнокровок язвами на теле волшебного общества, от которых необходимо избавиться как можно скорее.

«…их и не прикасайтесь к ним…»

Сын Гермионы подрастал, и отдельные шепотки о том, что так называемые жизненно важные идеалы Люциуса Малфоя не помешали ему сделать то, что он сделал, превратились в навязчивый гул.

«…чтобы вам не умереть».

Гермиона молчала, позволяя людям болтать что вздумается? и осаживала каждого, кто пытался заговорить с ней об этом. В конце концов, Рон так много для нее сделал, она ни за что не причинит ему боли, объявив во всеуслышание, как сильно любила Люциуса Малфоя и как тот старался преодолеть самого себя ради нее – упираясь, сопротивляясь, сражаясь с собой каждую минуту, не желая верить, что приоритеты, на которых он выстроил свою жизнь, могут потерять для него всякую ценность.

«Какая храбрая, – шептались за спиной. – Должно быть, это ужасно – иметь ребенка от насильника, смотреть, как он растет и с каждым днем становится все больше похож на отца».

Гермиона лишь кусала губы и продолжала жить, вернее, существовать день за днем.

И сказал змей жене: нет, не умрете…

У них с Роном есть еще двое детей: мальчик и девочка. И, хвала господу, они похожи на отца.

Сын Люциуса и Гермионы не знает правды о своем рождении. Конечно, он слышал сплетни, но не обращает на них внимания ради спокойствия матери, да и своего тоже. Это всего лишь слухи.

Нельзя винить его за нежелание верить в то, что его отец был насильником и Пожирателем Смерти.

«…но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши…»

Можете ли вы представить, что Люциус и Гермиона живут вместе в обычном мире? Покупают дом, растят детей, заводят собаку. Люциус приносит Гермионе завтрак в постель. Они спорят по поводу закладной и сидят в саду, распивая чаи?

Нет, так бы не вышло.

…и вы будете, как боги, знающие добро и зло…

Но все мы так слепы, когда любим. Поэтому она не может его отпустить. Он всегда где-то поблизости. Как и прежде, он следует за ней тенью. Когда она просыпается, когда готовит детям завтрак, когда идет на работу – он сопровождает ее неотступно.

Особенно сильно ощущение его присутствия, когда она смотрит на сына: повзрослевший, он так похож манерами и поведением на аристократа, которым ему, увы, никогда не стать, даже несмотря на то, что это право принадлежит ему по рождению.

Она хочет умереть, и это печально. Каждый день она обдумывает различные сценарии, но знает, что обязана продолжать жить. Это стало ее долгом. Она столько раз смотрела в глаза смерти, когда была подростком, так что жить теперь – ее обязанность.

Она хранит память о Люциусе. Он – ее мрачная тайна. До конца жизни она будет хранить ее за семью замками в самом потаенном уголке души. Она ни с кем о нем не говорит. Даже с Роном. Она хранит его только для себя.

Она просыпается рано утром, провожает детей в школу, завтракает, читает книги, избегает соседей, ходит на работу и возвращается домой, чтобы поужинать с Роном и детьми. А потом идет спать. Иногда она даже спит. Но чаще всего – нет.

Она ждет.

У нее нет другого выхода.

 
…Целый мир
Лежал пред ними, где жилье избрать
Им предстояло. Промыслом Творца
Ведомые, шагая тяжело,
Как странники, они рука в руке,
Эдем пересекая, побрели
Пустынною дорогою своей.
– Джон Мильтон, «Потерянный рай»
 

THE END

* – вольный творческий перевод стихотворения Эмили Дикинсон «After Great Pain, a Formal Feeling Comes», выполненный переводчиком EDEN`а.