сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 84 страниц)
Я слышал, что на пути турок князь Дракула выжигает собственные земли и разоряет селения, отравляет колодцы, сваливая туда человеческие и конские трупы. Мне представляется, что он уничтожит свой народ скорее, чем это сделают завоеватели.
Какое счастье, что вы, дорогая, бежали из этого ада раньше, чем он поглотил вас! Конечно, ваш безрассудный супруг присоединился бы к Дракуле в его разрушительной борьбе – и пал бы напрасною жертвой: Дракула рубит сплеча, когда требуется дипломатия. Может быть, что он очень умен, - но он настолько же и безумен. Такие люди не удерживаются надолго там, куда заносит их собственная отчаянная храбрость. Однажды Дракула уже был низвергнут. Вы понимаете, что, говоря о господине, я сейчас подразумеваю и раба?
Именно раба: ибо вы служите своим владыкам таким образом и иначе не умеете. Корнел Испиреску по-прежнему раб своего князя – прошлое держит его в плену и никогда не отпустит.
Я мог бы сказать вам и больше, что подсказывает мне чутье – и что узнали мои осведомители: но удержусь от этого, так как ваше душевное спокойствие мне дороже всего. Я не стану обвинять человека в грехах, отвратительных любому христианину и мужчине, не выяснив наверняка обстоятельств его преступлений. Этим западный суд отличается от восточного.
К чему же я веду?
Я знаю, госпожа, что вы и ваша семья – некогда славное, а теперь поруганное семейство Кришан – страстно мечтаете низложить князя Цепеша. Он отягощен бесчисленными преступлениями не только против собственного народа, а против всего рода человеческого!
Скажу вам, что примкну к вам с готовностью и охотно присоединю к вашим мечам мой собственный меч, а к вашим голосам – мой собственный голос. Мне, с моим положением и давними связями при дворе, известны также некоторые претенденты на валашский престол, имена которых скрываются от вас и от вашего мужа, госпожа Иоана, - так как вы не более, чем пешки в большой игре Корвинов. Надеюсь, у вас нет заблуждений на этот счет?
Что вы скажете, любовь моя? Вы и я можем вместе решить судьбу вашей Валахии, вернув ей процветание!
Шепну вам больше: я знаю, что в вашем лишенном всякого порядка княжестве могут править даже незаконнорожденные властители, а имена таких искателей неизвестны непосвященным тем более. Я кое-что слышал о происках вашего высокочтимого отца… вот уж кто действительно ловок! Великий боярин Раду Кришан – один из немногих валахов, пред чьим государственным умом я преклоняюсь. Однако вам, своей дочери, он, конечно же, ничего не открыл. Это могу сделать за него я.
Нет, госпожа, - я не заманиваю вас в западню лживыми обещаниями; но я и не бескорыстен. Вы знаете, какой сладостной награды я жду. Однако я не покушаюсь на вашу добродетель – для этого я слишком уважаю вас.
Я жду награды законной. Я мечтаю поцеловать вас перед алтарем, перед лицом моего государя, как мою невесту: хотя ваш подвенечный покров будет полит вдовьими слезами… Увы, сударыня, это неизбежно! После того, что я узнал о князе и о вашем супруге, я не сомневаюсь в страстной ненависти Корнела Испиреску к бывшему его властелину: однако это чувство слишком разрушительно, чтобы не сгубить и самого ненавистника. Может быть, король Корвин воспользуется Корнелом, чтобы пленить Дракулу и в цепях, босого и смиренного, привезти валашского господаря в Буду или Пешт. Но только Корнел после этого сойдет с ума. Как вы думаете – что будет испытывать такой человек, как ваш неистовый валах, когда рядом с ним окажется преданный и униженный им государь? Или, еще хуже, - что станется с Корнелом, если по его вине князь Валахии погибнет?
Я знаю, что так и будет: свершится это преступление, придет и наказание. Вы не остановите его, и ваш супруг не остановит себя, потому что таков ваш рок.
Скорее всего, Корнел, отслужив свое, окажется в немилости у короля-ворона. Таков Корвин. Если же нет, ваш супруг найдет смерть в бою – и ни королевская воля, ни ваша любовь, ни его любовь к вам не удержат его от того, чтобы самому покарать себя. И кто знает – не поделом ли?
Я не святой, моя госпожа. Но рядом с вашим мужем я могу назвать себя святым – если верна хотя бы половина моих догадок о его прошедшем и настоящем, которые он, конечно, таит от вас, своей жены. Счастье, если Корнел погибнет как воин: если его не осудят на смерть те, кто властен в более высоких вопросах, нежели мы с вами.
Но, возможно, я заблуждаюсь - и суд святой церкви единственный путь к спасению его души? Молите Бога, чтобы Корнел принял покаяние и умер как хороший христианин: тогда на небесах, вместе с великими его грехами, ему зачтутся и великие его заслуги.
Скорблю об этом вместе с вами, Иоана: плачьте, плачьте сейчас, чтобы не изойти слезами позже!
Но, возможно, вы не поверили ни одному моему обвинению - поскольку я не называю имен и мест? Тогда не буду больше смущать вас и приводить в негодование. Оставим домыслы: правда, когда выйдет наружу, скажет сама о себе лучше всего.
Я знаю, что вы думаете об известном вам преступлении мужа иначе, нежели он сам. Вы разделяете чувства супруга, но только до некоторой степени: я благодарю всех святых, что женщины устроены иначе, нежели мужчины, и всегда предпочтут собственное благополучие правому делу, которое уже превратилось в пустые слова.
Кроме того, я догадываюсь, что вы… подбили мужа на измену престолу. Разве я не прав? И вы были правы: поскольку вы отстаивали фамильную честь, о которой Корнел Испиреску не имеет понятия. Если бы мой щит угрожали перевернуть вверх ногами, а мой герб стереть, я поступил бы так же, Иоана.
Мы с вами оба христиане. Господи, прости нам грехи наши: мы все творим зло во имя того, что считаем священным!
Вам может сейчас казаться, что вы не вынесете всего того горя, которым вам грозит мое послание: но это заблуждение. Сердца человеческие крепче, чем представляется в дни мира. Кроме того, один только Бог и святые его ведают наши судьбы: не нам дано знать, что есть добро и зло.
Я же сейчас руководствуюсь любовью, Иоана. Не дайте ненависти ослепить вас и сделаться вашим поводырем!
По нашему обычаю я целую крест, что вы носите на груди, крест, что мы оба носим, - целую ваше распятие, хотя мог бы поцеловать вас в губы. Но я не напишу так и не сделаю этого, пока вы сами не позволите мне. Но сделаю другое. Я клянусь, клянусь вашим крестом и вашей верой, что завоюю вас и вы станете моей, и будете счастливы со мной, как ни с кем другим! Я увижу, как эти изумруды, которыми я столько раз любовался, горят от восторга, который я преподнесу вам: вы увидите, как вновь вознесутся к небесам башни замка Кришан, а на них взовьются знамена, сорванные рукой Дракулы. Скажите от сердца: разве не стоит это зрелище вашей любви?
Вместе мы покорим вершины, о которых вы и не мечтали!
Подумайте также о судьбе вашего сына, дорогая: я не упоминал об этом до сих пор, но вы сами прежде всего должны задуматься, какая участь его ждет, если он лишится отца: и если грехи отца падут на него! Невинный младенец не может быть запятнан преступлениями Корнела Испиреску – и должен быть отмыт от них, если это случится. Я взываю к вам как к матери!
Теперь же прощайте – прощайте до того часа, когда нам суждено встретиться вновь. Я побываю в тех местах, где живут земные вершители судеб: и привезу вам вести, которые едва ли достанет для вас другой.
Преданный вам до гроба белый рыцарь".
По дороге домой Корнел не раз исполнялся тревоги – отчего Иоана так бледна и молчалива, отчего не говорит с ним: может быть, заболела? Получила плохие вести? Но почему она не делится с ним?
- Что случилось, любимая? – спросил он однажды, когда карета, рядом с которой он ехал верхом и охранял жену, остановилась, чтобы дать отдохнуть матери и ребенку.
Иоана посмотрела на него в окно без улыбки.
- Ничего… Ради бога, оставь меня! – она вдруг вскинулась, точно слова мужа причиняли ей боль. Корнел с печалью отступил.
Он знал, что женщины бывают подвержены странным припадкам: и хотя за Иоаной такого прежде не водилось, он слишком хорошо понимал теперь, что все люди меняются, и не всегда к лучшему. Корнел отошел подальше, туда, где никто не мог его видеть, и, встав на колени, помолился, чтобы Господь смягчил сердце Иоаны и вернул в их семью прежнюю любовь.
========== Глава 40 ==========
Когда они приехали в Буду, Иоана и в самом деле оказалась больна: она не допускала Корнела до своего ложа. Но взяла к себе в комнату сына и подолгу проводила с ним время. Корнел страдал, но надеялся, что это скоро пройдет…
Конечно, ему не составило бы труда принудить жену к ее обязанностям: но как бы он мог это сделать? Решиться на насилие он мог бы, только разлюбив Иоану!
Корнел посвятил себя изнурительным воинским упражнениям и придворным обязанностям, почти не появляясь дома: жена вела хозяйство, занималась маленьким Раду и братом, состоявшим под ее опекой, и по вечерам встречала мужа любезно, но холодно, как никогда не бывало прежде. Корнел затосковал, и видел, что Иоана также тоскует: но какая-то печать намертво заперла ей уста, препятствуя всякому мирному разрешению этой маленькой домашней войны, которая была страшнее любой большой.
Корнел видел, с каким упоением Иоана занимается их сыном – какое наслаждение получает от щебетанья с ним, от первых его слов, от первых шагов, от его маленькой неуклюжей отваги, так напоминавшей медвежью храбрость его великого деда! Раду почти совсем не походил на самого Корнела. Он рос здоровым и красивым, но был скорее коренаст, чем изящен: та валашская порода, к которой принадлежал и Дракула.
В иные минуты Корнел ревновал жену к ребенку так, точно это создание было ему чужим.
Наконец он не выдержал и однажды пришел к жене без предупреждения и ее согласия. Иоана удивилась и едва ли не испугалась, обнаружив Корнела в своей постели, - но он не спрашивал ее: просто взял за запястье и привлек под себя, стягивая с нее сорочку. Иоана уперлась руками в его плечи, будто хотела воспротивиться; но потом обняла его, принимая его ласки. Она и не могла бы сладить с ним, ей осталось только покориться.
Корнел мог бы поклясться, что Иоана этой ночью испытала в его объятиях еще большее наслаждение, чем он сам с нею: нет, она никогда не притворялась в любви! На их ложе не было места лжи, они оба считали это недостойным себя!
- Что с тобой происходит в это дни? – тихо спросил Корнел после, когда они лежали рядом. Любовь кончилась, а с нею кончилась и полная близость: Иоана была с ним - и, словно бы, не вполне уже с ним.
- Ничего не происходит, - ответила она. – Я была… Не знаю!
Иоана помотала головой и отвернулась от него совсем. Корнел порывисто привлек ее к себе и сжал в объятиях, взяв ее пальцы в свои руки и зарывшись лицом в ее волосы.
- Это невыносимо, - прошептал он. – Между нами как будто выросла стена, которую не пробить никаким оружием!
"Между нами всегда была эта стена, только я не видела ее", - подумала Иоана.
- Может быть, ты разлюбила меня? – спросил Корнел почти с отчаянием, прижимаясь к ней, как к единственному родному существу на свете.
- Нет, - стесненно ответила она, ощущая нестерпимую боль в груди. – Я не разлюбила тебя и никогда не смогу разлюбить!
А потом Иоана начала плакать – и он повернул ее к себе лицом, и обнял, и стал гладить по волосам, не спрашивая больше ничего; а она сотрясалась в рыданиях, которые, казалось, разрывали ей грудь. Но ничего, ничего больше не сказала.
Они снова зажили как муж и жена – и им снова было хорошо: но что-то ушло безвозвратно. Корнел любил теперь Иоану не меньше, а даже больше за эту недоступность, которая появилась в ней: за что-то, чего он не мог доискаться. Исчезла из ее любви эта доверчивая истома, эта нерассуждающая покорность – как будто Иоана повзрослела или даже постарела, подвергнувшись чему-то, чего он не знал.
Корнел понял, что, как и он сам, Иоана может таить от него что-то, в чем никогда не найдет сил признаться, - но смирился с ее скрытностью: потому что был уверен, что это не измена их любви, на которую Иоана не была способна. Она никогда бы не изменила живому мужу! Все другое он мог бы перенести – и мысленно простил ей то, о чем она молчала. Любовь должна прощать!
Корнел узнал, как и все вокруг узнали, какой вызов Валахия бросила Турции: и был потрясен. Король Корвин также был потрясен. Князь Дракула держался, держался один против стольких сил – и его величество смотрел на это, как на битвы какого-то Геракла, совершавшего один за другим свои двенадцать титанических подвигов!
После этого Гераклом овладело безумие и он уничтожил собственных сыновей…
На исходе лета к Испиреску приехал боярин: с совершенно белой от забот головой, уже трудно двигавшийся – но внутри такой же крепкий, злой, сильный. С собой он привез Петру и его жену, Илону. По-венгерски это означало "светлая". Эта светлая дочь Венгрии, темноволосая и темноглазая, как валашки, ждала первенца…
Иоана обнимала отца, счастливая и виноватая, - и Раду был счастлив этой встречей. Дочь словно бы еще похорошела с их расставания.
- А ты что же, звездочка моя? Не порадуешь меня еще внучатами? – спросил Раду Кришан Иоану, не то шутливо, не то с упреком, глядя, как резво носится по дому единственный его внук.
- Нет пока, - ответила Иоана, с новой силой ощутив свою вину. Она по-прежнему не отнимала сына от груди – не потому ли их с мужем ночи не давали больше плодов? Впрочем, чем дольше питать дитя материнским молоком, тем крепче оно вырастет: это было всем известно!
- Ты что же, все еще сама кормишь сына? – спросил боярин. Этот седовласый величественный изгнанник проницательно смотрел на нее – и Иоана догадалась, что ход ее мыслей для него не тайна.
Иоана не думала, что мужчины размышляют над такими вещами и понимают в них, - но если ее неопытный муж был способен задумываться и понимать, конечно, отец шестерых детей понимал еще лучше!
- Да, я кормлю его сама, - призналась она. Боярин улыбнулся и потрепал ее по щеке.
- Очень хорошо! Чем дольше кормишь, тем сильнее будет!
Тут от мысли, что Раду Кришан мог встретиться с благородным венгерским графом - и понять и одобрить его намерения, - Иоане захотелось провалиться сквозь землю. До срока попасть в свою преисподнюю. Если всех Кришанов ожидает ад, старейшего из Кришанов ожидает ужаснейший из существующих адов.
И она лучше пойдет в пекло к отцу – чем вознесется в рай, чтобы оттуда бессильно и безгласно смотреть на мучения своей семьи… Такое блаженство будет похуже любой пытки!
Гости задержались у них – и на Иоану навалилось вдвое больше хлопот, чем обычно. Хотя у нее и было только одно дитя, она очень уставала: просто от количества людей в доме. И потому стала вечерами уходить от них – погулять в саду… Дать себе поразмыслить, освежить голову…
В один из вечеров наедине с собою, очень красивый вечер, Иоана бродила между яблонь, так напоминавших ей сад Испиреску. Корнел еще и нарочно придал этому саду сходство со старым отцовским: даже поставил такую же каменную скамью под седой яблоней, что росла напротив окон.
Но теперь эти окна точно так же заслонили другие деревья – как взор Тудора Испиреску был защищен от лютости князя Дракулы…
Иоана села на скамью и вспомнила, как давным-давно, в Тырговиште, сидела под деревом искуса с Корнелом. Как юны они были, как мало понимали друг друга – и как искренне оттого любили друг друга! А окружавший их сад казался хороводом невест. И теперь ее обступил такой же хоровод: невесты приветно махали ей зелеными платочками, шелестели о чем-то вечном и радостном…
Иоана почти не удивилась, когда к ней подошел другой возлюбленный: вернее говоря, тот, кто только мечтал об этом звании. Она посмотрела в его радостные голубые глаза.
- Вы подкупили наших слуг? – спросила Иоана.
Андраши поклонился с улыбкой.
- Да, прекрасная госпожа. Но только вашего венгерского привратника, это мой старый приятель.
Граф изменился после их расставания – но не подурнел, а даже помолодел и похорошел: как будто напился эликсира любви. Золотые волосы словно бы сделались гуще и пышнее и, несомненно, отросли: точно Андраши брал пример с Корнела. Лицо цвело здоровьем, в походке была сила и легкость хищника. Он улыбался ей так, точно, кроме нее, ничего больше на свете не существовало; а глядел так, точно он мог взять ее прямо здесь, просто и уверенно, невзирая на мужа и гостей.
Но когда венгр приблизился к ней, во взгляде его появилась почтительность, а в движениях робость. Андраши склонил голову.
- Счастлив найти вас здесь. Вижу, что вы ждали меня.
Он знал это: Иоана не стала спорить. Поцеловав ей руку, Андраши опустился рядом на скамью. На нем был надет простой темный плащ с капюшоном, который сейчас был откинут, выпуская на свободу волосы, - но мог при необходимости полностью скрыть лицо.
- Что вы принесли мне? – спросила Иоана, бросив быстрый взгляд на окна: окна были занавешены, даже если бы перед ними не росли деревья. Андраши улыбнулся, заметив ее движение.
