сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 84 страниц)
Отец сопровождал ее самолично – опять оставив замок на старшего сына, которого, как и остальных родных, Раду с собою не брал. Пока замок им – и урок жизни без господина, который не всегда будет рядом, чтобы отстоять их, и самая добрая защита.
Госпожа Кришан, видя, что ее не берут на свадьбу дочери, горько плакала – она догадалась, какие зрелища могут предстать ей в Тырговиште, какие испытания для ее немолодого сердца; и сокрушалась об Иоане, которая выросла на их земле счастливой вольной пташкой, не повидав на своем веку ни крови, ни мук. Катарина плакалась мужу – а тот сказал ей:
- Наша дочь сильнее, чем тебе думается, - и мы делаем лучшее для нее, что она также понимает.
Но чья судьба в конце концов окажется счастливей – старых Кришанов, Иоаны или Марины? Один Бог ведал.
Иоану, помимо отца, сопровождал большой вооруженный отряд: из этих слуг почти все те, кто уже ездил с Раду Кришаном в пекло.
Утром прощального дня во дворе собрались все, кто жил в замке, – считая и всех слуг; ведь боярышню отдавали навсегда. Едва ли она когда-нибудь сюда вернется… может, и посчастливится, конечно; но женщины куда менее склонны были к перемене мест, и куда более опасны для них были путешествия.
Иоана стояла, держа под уздцы своего коня, - понурая, бледная; всем казалось, что ей страшно жениха и брака. Но если бы кто спросил ее, о чем она сейчас думает, Иоана бы сказала – жалеет, что никогда больше не придется скакать верхом по лугам, как она любила, чтобы потешить душу.
От ветра трепетало белое перышко на ее коричневой бархатной шапочке. Мать обняла ее, такая же бледная и невеселая, - и, расцеловав в обе щеки, перекрестила.
- Будь же благоразумна и послушна, дитя мое…
Будь благоразумна и послушна! Вот совет, который всегда дают всем женщинам!
Иоана низко поклонилась матери и поцеловала ей руку. Катарина прослезилась – но крепилась: все горе разлуки она уже выплакала, тоскуя и томясь в эти последние недели.
Потом подошли, один за другим, братья – и сдержанно, без слов, расцеловались с нею. Последней приблизилась Марина: как всегда, с почти монашески сурово убранными волосами, но совсем не монашеской гордыней во взоре.
Сестры долго смотрели друг другу в глаза – непонятно, что каждая искала в другой; потом Марина без слов обняла Иоану.
- Будь тверда и счастлива, сестра.
- Спасибо, - искренно ответила Иоана.
Это было лучшее напутствие из всех, что она получила.
Иоана поцеловала Марине руку – и, больше не тратя слов, вскочила в седло. Самая первая!
- Готова, дочь? – спросил с земли Кришан. И когда она ответила, что готова, скомандовал:
- По коням!
Боярин и слуги его сели на коней – и, как в первое прощание, предтечу этого, через несколько мгновений их и след простыл. Только это прощание было – едва ли не навеки.
В Валахии действительно было почти безопасно путешествовать – разбойников на дорогах стало куда меньше с тех пор, как бразды правления оказались в руках Дракулы. Но извне княжеству непрестанно грозили турки; и, так же, как спокойно путешествовать, в Валахии страшно сделалось жить. Однако зеленые ее равнины путники миновали без приключений – и ночевали с удобствами, у рыцарей-бояр, у которых была сильна память крови и чести.
Иоана держалась хорошо – не жаловалась ни на тяготы пути, ни на усталость; и спины своему коню не сбила, хотя никогда не проделывала таких долгих прогулок верхом. Раду же казалось, что эта быстрая езда помогает дочери не задумываться о своей судьбе – о том, что ждет ее, когда езда кончится.
Приехали в Тырговиште они посреди дня – Кришан опасался, как бы не опоздать: вечером ворота столицы запирались в один и тот же час, как пробьют часы на Башне Заката* - Турнул Киндия, возведенном Дракулой сторожевом посту. Оттуда, сказывали, господарь любил смотреть на пытки – высоко было видно…
Сам Кришан этого не наблюдал – могло быть так, что лгали люди; как лгали всегда и много.
Его отряд пропустили свободно – и в этот раз Кришан поехал сразу в тот дом, который посетил после Испиреску. Дочь-невесту не годилось привозить туда, где был ее жених, - пусть она и будет ночевать под охраной.
У его друзей Иоана смогла помыться и отдохнуть с дороги. Она сразу же легла спать – слишком усталая, чтобы удивляться и даже бояться; и Кришан, поцеловав ее в лоб, помолился, чтобы сна дочери ничего не потревожило.
Сам же он, вздремнув недолго в комнате рядом с дочерней, пошел договариваться со священником. Свадебные обряды в народе были затейливы, неспешны; у них времени на такие церемонии не было. Простота, маневренность – вот что стало новым рыцарским девизом во времена Дракулы.
Иоана увидела жениха, а он – ее на другой день после приезда. Под бдительным оком родителя Корнел поклонился невесте, и она поклонилась в ответ и покраснела. Они совсем не знали друг друга – но никак не годилось предоставлять их друг другу до свадьбы: предоставлять на что бы то ни было. Боярин и сам был строг в вопросах девичьей чести – господарь же карал за бесчестье или даже подозрение в нем беспощадно. Наедине с дочерью Кришан спросил Иоану – понравился ли ей жених.
- Понравился, - ответила она серьезно. Потом улыбнулась: бедняжке было страшно. – А что нужно больше?
Раду рассмеялся от души.
- Нужно много, много больше, голубка, - но это ты еще узнаешь. Вы будете хорошо жить.
Потом стали готовить свадебный пир – в доме жениха, конечно, потому что дом невесты был слишком далеко, по ту сторону границы!
В день свадьбы Иоана вышла особенно ярко и дорого разодетая, под тончайшим шелковым покрывалом, ниспадавшим до колен. Она с непривычки не слишком хорошо видела под ним, шла нетвердо; отец вел ее за руку. Скоро он обрадовался, что дочери плохо видно.
Впереди маячил черный от крови кол со вздетым на него безобразно скорчившимся мертвецом – ему насквозь проткнули живот. Висел казненный недолго – вчера его место было пусто. Значит, и скончался он быстро.
Однако жара и время сделали свое дело – мужчины укрепились и ничего не сказали; а невеста, когда ее достиг трупный смрад, пошатнулась и спросила:
- Что?..
Тут же она замолкла, все поняв. Пошла вперед, как овечка, опустив голову; Кришан мог только пожать дочери руку, и куда слабее, чем ему хотелось, чтобы не повредить ее нежных косточек. Вблизи стало видно, что птицы уже выклевали страдальцу глаза. Иоана отворотилась, несмотря на покрывало.
Какие уж тут обряды, какое веселье!
Кришан порадовался, что дочь не видела базарной площади, на которой Раду накупил гостинцев своей семье, - вот где в самом деле было не место невесте; хотя после свадьбы, хозяйкой, Иоане, конечно, придется там бывать.
За всю дорогу она больше не проронила ни слова.
У церкви они сошлись с женихом и его небольшой свитой – вернее говоря, жених уже дожидался знатную невесту там: Корнел опять почтительно поклонился красавице-боярышне, но она едва взглянула на него. Немного ожила Иоана только в церкви, когда запел хор и перед ними возник священник в золотых ризах.
Оба опустились на колени перед налоем.
Их обвенчали быстро – голос невесты звучал тихо и глухо; голос жениха тихо и трепетно, точно он не был слугою самого страшного человека на земле – или же трепетал перед святостью обряда и красотою Иоаны больше, чем перед Колосажателем.
Корнел неловкими руками поднял покрывало Иоаны, чтобы поцеловать ее, - она закрыла глаза и ощутила на своих губах его сладкие губы. Он был совсем молод, может, только на год старше ее, – и совсем свеж. Он даже еще не брился.
Теперь она была его жена, и Корнел мог смотреть на ее лицо и держать ее за руку. Иоана ощутила, что ей это совсем не так мерзит, как думалось раньше.
Но она не знала, о чем говорить со своим мужем, - и потому, застенчиво улыбнувшись ему, опустила покрывало опять; он же большего и не просил, и вовсе смутился. Точно ли орел? Голубь!
Молодые в сопровождении родни и друзей направились в дом жениха, где сели за праздничный стол. Корнел и Иоана сидели рядом, ощущая теплоту плеч друг друга; и чувствовали, что у обоих горят щеки. Молодая жена не поднимала глаз – и думала изумленно: как все это так быстро совершилось? Как она оказалась неразрывно связана с человеком, который, возможно, ужасен, зверь?
Хотя разве отдал бы ее отец за зверя – отец, которому она как порошинка в глазу?
Наконец пир окончился; и настало время молодым идти в опочивальню. Она встала вместе с мужем, и они поклонились гостям. В народе, по обычаю, молодая жена отказывалась сразу входить в спальню – и тогда мужчины поднимали ее и вносили внутрь под руки; и теперь Иоана поняла, почему требовалось насильничать. У ней самой сейчас ноги не шли…
И, как в народе, сильные мужские руки подняли ее и внесли через двери; это были руки рыцарей, и они отдавили ей плечи.
Муж оказался рядом с нею, дверь за ним закрылась.
Иоана не знала, что делать, что говорить, – только стояла перед ним, и ей было страшно. Корнел тоже не знал, что делать и что говорить. И тогда Иоана произнесла, указав на постель:
- Пойдем сядем вместе… Я хочу разглядеть тебя.
Он покраснел, потому что был смущен, - но послушался ее; они вместе подошли к ложу и сели рядом, на сестрино покрывало. Иоана с робостью, но и с зарождающимся восхищением рассматривала своего молодого мужа: прекрасные черты, его, наверное, нахваливали не меньше, чем ее, пока он возрастал… черные очи и густые кудри, ниспадающие на сильные плечи. Она улыбнулась ему, и Корнел улыбнулся в ответ: глаза его заиграли, как вино. Иоана вдруг подумала, что с такою же молодецкою радостью он мог смотреть на казни, что так любы его господарю.
Она, покоряясь судьбе, положила руки мужу на плечи и попросила:
- Поцелуй меня.
Иоана закрыла глаза, и снова ощутила его поцелуй – уже смелее, горячее; она ответила, и тогда Корнел привлек ее теснее. Руки его, хотя и юные, оказались такими же твердыми, как отцовские. Может быть, он тоже наставит ей синяков, обнимая. Корнел стал ласкать ее, неловко ища ее тела; отыскал ее грудь – и вдруг остановился, точно заробел. И тогда Иоана сама схватила его руку и прижала к своему телу.
Оба ощутили, как горячо бьется под их руками ее сердце, и замерли.
* В Трансильвании преобладают католики; Влад III, согласно некоторым свидетельствам, также переходил в католичество.
* Отец и дед Влада III.
* Турнул Киндия (Башня Заката) – построенная в Тырговиште при Владе Цепеше сторожевая башня, с которой возвещали о том, что пора закрывать ворота в связи с наступлением вечера.
========== Глава 7 ==========
На другое утро Иоана проснулась оттого, что онемели плечи, – Корнел слишком крепко обнимал ее; новобрачная поморщилась и осторожно выскользнула из-под руки мужа. Он только недовольно пошевелился и повернулся на бок; но лицо оставалось блаженным.
Иоана спустилась с кровати и постояла в раздумье – потом быстро стащила с себя длинную сорочку. Печально улыбнулась кровавым пятнам на ней и, подойдя к сундуку в углу, вытащила чистую сорочку и надела.
Когда она расправлялась с последними застежками и завязками длинного шелкового платья, муж пробудился. Длинные, почти девичьи черные ресницы поднялись, и он улыбнулся Иоане.
Та стыдливо улыбнулась в ответ и присела в поклоне, склонив голову.
- Доброго утра, муж мой. Хорошо ли ты спал?
- Очень хорошо, - сонным молодым голосом ответил Корнел; потом взгляд его горячо засиял, как вчера. Муж живо сел и протянул к ней руки; Иоана осторожно приблизилась, и они обнялись, и поцеловались.
- А ты хорошо ли спала? – застенчиво улыбаясь, спросил Корнел, поглаживая ее по плечам: ему было хорошо с нею, он не хотел ее отпускать.
Он был так еще молод!
Иоана улыбнулась.
- И я сладко спала. Прошу тебя, Корнел, дай мне это покрывало.
Он тут же выпустил ее из объятий, встал и озабоченно посмотрел туда же, куда и жена, - покрывало тоже запятнала ее кровь, обагрив золотую трансильванскую птицу. Работу Марины…
- Это нужно отстирать – такая дорогая работа! – проговорил Корнел.
Жена посмотрела на него и покачала головой – только сверкнули глаза-изумруды.
- Нет, муж мой, - я это сохраню как есть. Это мое, моя… наша кровь…
Иоана прошептала это с каким-то ведьминским восторгом, точно тайную клятву, точно зарок; она погладила рукою вышитый шелк, и ноздри маленького носа затрепетали. Корнел не посмел возразить. Его высокородная супруга подняла и аккуратно свернула брошенную на пол брачную рубашку; потом – покрывало. Все это положила на дно своего сундука, стоявшего в углу их спальни.
Муж уже одевался: он успел натянуть туго облегавшие сильные ноги рейтузы, поверх которых почти до колен ниспадала его просторная рубашка, и теперь убирал рубашку и оправлял по плечам кафтан. Он спешил, руки плохо слушались от волнения: Корнел был и горд, и побаивался предстать перед высоким собранием – конечно, и владетельный отец прекрасной Иоаны, и друзья его все еще были здесь, приветствовать молодых после брачной ночи и расспросить о здоровье!
Иоана взяла свой гребешок и, прежде чем приняться за себя, подошла к мужу и коснулась гребнем его чудных волос. Ей казалось, что очень приятно будет причесать их.
- Позволь мне…
Он улыбнулся и отдался ее рукам, прикрыв глаза.
- Мне так делала мать, - прошептал юноша.
Иоана вспомнила, что Корнел сирота.
- Она давно умерла? – спросила новобрачная, немного сдвинув брови и продолжая свою работу. Темные волосы – светлее, чем ее, но почти тоже черные! – ровными волнами ложились на плечи.
- Давно. Я был ребенком, - проговорил Корнел, дрогнув под ее руками. – Прошу тебя, Иоана, помолчи об этом сейчас!
Иоана закончила и, с удовольствием поглядев на мужа, поцеловала его.
- Ты готов, господин, - теперь можно выходить! А вот я еще не готова. Кликни служанку, прошу тебя, пусть принесет нам воды и поможет мне заплести косы!
Корнел улыбнулся ей и быстро покинул комнату.
Иоана, с улыбкой проводив его взглядом, села на постель, точно вдруг ослабли ноги, - и вдруг всхлипнула.
Корнел явился через некоторое время в сопровождении старой женщины, прислуживавшей еще его покойной матери: Испиреску довольно давно стали считаться зажиточными – хотя таким большим хозяйством, как теперь, обзавелись только при Цепеше.
Служанка поставила умывальный таз на табурет, и Корнел с Иоаной вдвоем умылись из него, плеская друг на друга; чрезмерная серьезность юных супругов скоро сменилась весельем. Корнел смеялся, когда они закончили умывание. Потом с удовольствием стал смотреть, как жену причесывают, - хотя именно сейчас ей хотелось бы избежать его взгляда.
Когда молодые господа были готовы, Иоана взяла Корнела за горячую мозолистую руку, и они вдвоем покинули комнату. У обоих колотились сердца – было страшно выйти на суд старших.
Раду Кришан ждал их, сидя вместе с отцом Корнела за столом, - и два эти мужа устрашили детей, хотя Корнел, в отличие от отца, мирного человека, с ранних лет был при оружии.
Он склонился перед отцом и тестем – и Иоана присела в низком поклоне перед обоими.
Раду поднялся, нет – воздвигся над детьми; они выпрямились, и боярин внимательно поглядел в глаза Иоане, взяв ее за подбородок. Дочь отвела глаза и покраснела; Раду улыбнулся, потом нахмурился и поцеловал ее в лоб.
- Хорошо, - проговорил он. – Вижу, что вы здоровы, дети. У вас не было посаженой матери и отца, да и матерям вашим не пришлось порадоваться на вашу свадьбу… много обычаев было нарушено; но не такое теперь время…
Он вздохнул широкой грудью – а Корнел с Иоаной неотрывно глядели на его лицо, не смея прервать или спросить о чем-нибудь.
- Благословляю вас, - проговорил Раду, осеняя крестным знамением сначала Корнела, а потом Иоану: каждому он поглядел в глаза. – Живите и цветите. Тебе, Корнел, - вверяю честь моего рода…
Корнел поклонился, хотя не очень хорошо понял, о чем говорит тесть, и был встревожен его словами.
- Теперь я поеду, - проговорил боярин, поднеся руку к бороде. – Бог даст, мы еще свидимся…
Иоана всхлипнула и припала к груди любимого отца. До этой минуты она, казалось, не понимала, как любит его. Он погладил ее по голове, потом отстранил.
- Не провожайте меня и не занимайтесь более стариком – займитесь друг другом, - сказал Раду, не глядя уже на них. – Благословляйте это время, когда вы можете быть вдвоем.
Корнел и Иоана переглянулись в тревоге – а Раду взял их руки и соединил, накрыв своей большой ладонью: ее хватило на обе эти руки.
Они вчетвером позавтракали – тем, что осталось от вчерашней трапезы: приготовленными по обычаю пирогами с капустой, солеными огурцами и вином. Молодые молчали, не глядя ни друг на друга, ни на родителей, им было слишком неловко с ними. У Иоаны сжималось сердце. Она не понимала, кого сейчас больше любит, чего больше хочет – может быть, хотела остаться совсем одна и поплакать о своей судьбе, чего ей так и не позволили. Но ей и теперь никто этого не позволял.
Закончив трапезу, Корнел и Иоана еще раз подошли под благословение обоих отцов – потом, поклонившись Раду на прощанье, отправились в сад. Сегодня Корнел был свободен – хотя ему опять предстояло в ночь снова быть при государе…
