сообщить о нарушении
Текущая страница: 66 (всего у книги 84 страниц)
Иоана покачала головой – качнулись черные косы, свившиеся на висках. Она прошлась по залу, потупив взор: зеленые щегольские сапоги - хоть рыцарю Дракулы - отстукивали каблуками. Княгиня вздохнула.
Она повернулась к Василике, расставив ноги в шароварах и скрестив руки на груди. На губах княгини играла улыбка, полная ненависти: с такой улыбкой, должно быть, Влад Дракула казнил тысячами своих врагов.
- Против меня выступила большая сила, почти равная мне… у меня союзников немного, и хотя каждый воин божественного света равен сотне бесов, имя нашим врагам – легион, - произнесла Иоана. - Ангелы и демоны во многом подобны друг другу, Василика; куда более, чем позволяется думать простым людям… но эту черную силу, что идет на нас, нужно одолеть. Иначе мир утонет в крови.
Василика смотрела в лицо Иоаны, затаив дыхание, - и думала: почему так верит этой мертвой? Куда больше, чем верила Марине? Уж не потому ли, что Иоана прекрасна – уж не потому ли, что она куда более искусна в речах и обольщениях, чем Марина? Как Василика может знать?
Иоана кивнула, как будто прочла ее мысли.
- Да, мне пришлось испытать боль предательства… оттуда, откуда менее всего его ждешь, - сказала она. – Как пришлось и Владу, как придется и вам со Штефаном. Его предал родной брат, на которого Штефан возлагал все надежды.
Василика закрыла рот рукой. Как ни ждала она измены в этом мире подлецов, как ни готовилась к ней… услышать такое было очень страшно. Нет, она не готова!
- Но у Штефана есть знание, которого нет у Адриана, - помолчав, продолжила княгиня. – Адриан перехватил книги, которые люди Дракулы везли в Венгрию, ему на сохранение, - и завладел знаком ордена, ожерельем, которое принадлежало моему рыцарю-отцу... Адриан не был рыцарем Дракона – и это преступление не сделало его посвященным, но дало ему большую власть. Однако Штефан даже теперь держит в руках нити, о которых Адриан не знает. И предательство Адриана послужило в ущерб делу моего мужа, Белы Андраши: Адриан вознамерился отстранить Белу от ордена и захватить бразды правления в свои руки.
Иоана вдруг всхлипнула.
- Ведь Адриан не помешан на женщине!
Василика поняла, как тяжко государыне, - и, подползя к ней на коленях, обняла ее ноги. Иоана прижала ее к себе, крепко схватив за плечо. Рука княгини была сильная, теплая – очень живая.
Потом Иоана вдруг села напротив Василики, так что они посмотрели друг на друга – глаза в глаза. Хотя, конечно, Василика не могла даже мечтать о равенстве такой властительнице.
- Ты скромна… то есть знаешь себе цену, и это очень хорошо, - улыбнувшись, сказала Иоана.
Василика склонила голову, и глаза застлали слезы.
- Штефан не сможет жениться на мне?
- Ты сама знаешь, что нет, - грустно, ласково ответила княгиня. – Но вы будете вместе, будете едины, если не забудете свою опору.
Иоана говорила об опоре, но указала в небеса. "Но разве царствие небесное на небесах? – вдруг подумала Василика. – Люди всегда думали, что на небесах, - но кто и когда видел его? И где это место, куда я попала?"
Иоана рассмеялась – Василике показалось, что зубы ее острее, чем у человека. Но, может, ей только показалось.
- Это такое место, которое ты всегда сможешь найти – если пойдешь дорогой сердца, - сказала княгиня.
Василика сама не поняла, как очутилась дома, теплым днем, среди благоухания роз, лаванды и жасмина. Теперь ей не было так хорошо, как с княгиней, ее больше не обнимала ее сила – на лице валашки выступил холодный пот, сердце гулко колотилось. Василика словно бы не принадлежала больше окружающей красоте, цветению жизни.
Заложница соскользнула с деревянного кресла, в котором спала, и отправилась умыться. Омовения всегда и прохлаждали ее, и помогали успокоиться. Увидев госпожу, к ней устремилась черненькая сухая служанка-гречанка, которая и одевалась, как монахиня, с ног до головы в черное – и с которой Василика разговаривала больше улыбками, чем словами: эта дочь восточной церкви, хотя и не слишком миловидная, что бы ни говорили о красоте греческих женщин, казалась ей куда роднее, чем самые очаровательные и услужливые турчанки, хотя те тоже, казалось, не желали ей зла…
Они не желали ей зла – но были злом для нее, самим своим существованием.
Василика приняла прохладную ванну, потом переоделась и велела подать еду. На двоих: она с минуты на минуту ожидала господина, который сегодня говорил с городским начальством и должен был давно вернуться…
Тут Василике стало дурно - она схватилась за живот и согнулась пополам: страх, сжавший желудок, был страшнее яда. А вдруг этот сон предвещал несчастье со Штефаном? Кто когда-нибудь мог правильно толковать сны?..
Василика не могла есть, а только выпила вина – целый кубок, и налила себе из кувшина еще. Она как раз отщипывала виноград, который только терзала, а не клала в рот, когда послышались шаги и вошел ее рыцарь.
Василика вскочила, чуть не опрокинув поднос с едой, и бросилась обнимать своего господина. Он, смеясь, подхватил ее на руки и закружил.
Потом поставил свою подругу и строго спросил, глядя ей в глаза:
- Что случилось? На тебе лица нет.
- Я… Я боялась за тебя, - сказала Василика, сглотнув. – Я видела сон… вещий сон…
Штефан посуровел еще больше и, схватив ее за талию, посадил на подушки, и сам сел напротив нее – как княгиня.
- Что ты видела?
- Видела, будто тебя… нас предали, - прошептала Василика. – Будто тебя предал твой брат.
Она замолчала, пытаясь угадать – насколько ранила Штефана своими словами. Его лицо, всегда играющее здоровьем, казалось безжизненным в этот миг.
Наконец он сказал:
- Я уже знаю.
Василика вскрикнула, сжав руки.
- Откуда?
Штефан вздохнул.
- Мои гонцы не вернулись, как тебе известно, - и уже вышли все сроки.
- Но ведь с ними могло случиться что угодно, - прошептала Василика, сведя брови. – Могли погибнуть в море… попасть в плен…
Штефан кивнул, горько улыбаясь.
- Конечно, все это могло случиться, - сказал он. – Но только случилось другое. Адриан меня предал – может, из зависти к нашей любви, или из ненависти к тебе, хотя это не главная причина. Я почти ожидал такого исхода… Я не знаю, какие силы играют моим братом, - но это силы, которые глубоко враждебны нам.
Василика всхлипнула и придвинулась к Штефану; она уронила ему голову на плечо, а он обнял ее.
- Со мной говорила во сне государыня, - сказала Василика. – Опять. Она говорила, что советовалась с князем Владом… Господарь пытался перехватить книги, которые сохранялись в Трансильвании и предназначались для Андраши, - Дракула опередил посланцев Андраши, но задуманное не вышло: книги теперь у Адриана…
Глаза турка сузились.
- И едва ли он отдаст их Андраши, - процедил Штефан, схватившись за чисто выбритый подбородок. – Адриан никогда… Ему всегда было отвратительно такого рода чернокнижие, которое мило падшим католикам, вроде Андраши, и особенно обряды с женщинами.
Штефан посмотрел недоумевающей Василике в глаза и объяснил:
- Мой брат, хотя и крещен Дракулой, в душе куда больше мусульманин, чем я, и отвергает то значение, которое приписывается женщинам латинской церковью, – пусть католики и проклинают женщин куда чаще, чем мусульмане, они куда больше о них думают.
Василика помрачнела.
- Ну наконец-то ты сказал правду о своих сородичах.
- Это правда, но это не божия правда! – резко ответил уязвленный Штефан.
А потом вдруг Василика посмотрела на своего господина, широко раскрыв простодушные карие глаза.
- Так значит, предательство Адриана нам на руку?
- Может быть, - тихо сказал Штефан.
Василика подумала еще.
- А может быть, тебе попробовать… снестись с князем Дракулой? Признаться ему… в нашем положении… Ведь вы были друзьями! Князю должно мерзить то, что задумал Андраши, ведь он по духу православный! А Андраши ему враг – или станет врагом, когда Дракула про все узнает! Ведь князь сам мечтал о Царьграде!
- Если Дракула способен из своей позолоченной вышеградской клетки вершить дела в Трансильвании, он может немало, - согласился Штефан. – Однако мы не знаем, какие узы могут связывать его с Андраши.
- Ну так узнай, - сказала Василика после долгого молчания.
========== Глава 84 ==========
Николае не сказали, зачем его требуют в Вышеград - когда король уже оставил город и водворился в столице снова. Николае на самом деле нечасто был ему нужен – и уже почти в полной мере почувствовал себя нахлебником Корвинов, как жили многие венгерские дворяне, ничуть этим не тяготясь…
Но теперь за ним пришли несколько гвардейцев короля и приказали собираться и ехать в Вышеград немедля.
У Николае было на кого оставить сестрина сына – но и то ему вдруг стало очень страшно, что он может не вернуться к Раду, бросить его на венгров навсегда. Уж не арестовать ли его пришли за какие-нибудь старые грехи, совершенные еще в Валахии?
Но юноша укрепился и не показал виду посланным. Он только попросил их подождать, пока он соберет в дорогу вещи и даст наставления слугам…
Ему не препятствовали, когда он собирал дорожные сумки и оседлывал коня; ни когда он надевал доспех. Королевские посланцы спокойно угощались его вином, сидя у него во дворе. От такого сознания сердце Николае радостно взыграло – нет, едва ли его хотели упрятать в тюрьму: иначе солдаты с ним бы не церемонились, и уж никак не стали бы наливаться его вином.
Но Николае понимал, что его призывают неспроста: уже потому только, что его призывали.
Он крепко обнял и поцеловал племянника – и подумал о Корнеле, и зажмурился, стараясь отогнать мысли о настоящем отце Раду. Как будто самые мысли о витязе Дракулы могли повредить малышу.
Раду ничуть не испугал отъезд отчима – тот сказал, что скоро вернется. И отец, и мать уже говорили ему такое, прежде чем сгинуть навек: но в сыне проклятых жило то же чувство, что и во всех благословенных детях, - сознание небес. Он как будто не потерял своих родных – а имел не только их, а и весь мир, полный счастья…
Так и все дети, пока не пробудятся для страшной жизни.
Николае еще раз поцеловал и перекрестил мальчика – как Корнел давно, очень давно; а потом вышел к посланным короля и сказал, что он готов. Гвардейцы встали, не удостоив боярского сына никакими объяснениями; хотя были уже навеселе… Нет, преступников так не возят!
Гвардейцы сели на своих коней, и они выехали со двора. Николае сразу взяли в клещи – окружили, чтобы он не бежал; он на миг ужаснулся мысли, что за ним нашли какие-то грехи, которых он сам не мог упомнить. Но потом юноша взял себя в руки. Если такова его судьба – он умрет; а не судьба умереть, так никакая беда его не возьмет. Когда человек мог заботиться о себе лучше Бога?
Они ехали той же дорогой, что на княжескую свадьбу, - но тогда за Николае прибыл один только гонец, который не слишком за ним следил; сейчас за ним следило множество глаз, и хотя не все стражники были трезвы, но ему и шага в сторону не дали бы ступить. Николае укрепился в мысли, что он наконец-то понадобился для большого дела – в первый раз за всю жизнь.
Когда они прибыли в замок, боярского сына, не дав даже передохнуть, тотчас повели к княжеским покоям. Сердце юноши томительно сжималось. Он понадобился Дракуле! С благословения короля!.. Что же это может быть?
Он увидел в коридоре вместе с королевскими стражниками витязей Дракулы. Эти суровые мужчины вполголоса что-то сказали друг другу при виде его, как союзники; но Николае не расслышал их слов. Боярский сын невольно замедлил шаг – он запнулся о собственную ногу, когда подходил к дверям, за которыми Николае ожидал почетный пленник его величества короля.
- Идите, жупан, не бойтесь!
Один из венгерских солдат подтолкнул его латной перчаткой в такую же железную спину. Боярский сын окрысился при этом посягательстве:
- Еще чего!
Он гневно сжал губы и шагнул в комнату, готовый к чему угодно. Никто из этих католиков, из этих смердов не посмеет назвать его трусом!
В комнате неярко горел камин; на дубовом столе с резным закругленным краем лежала пара небрежно брошенных дамских перчаток, горела свеча и высилась стопка книг, прекрасно переплетенных, но потрепанных. Опущенная занавесь на окне погружала покой в полумрак, несмотря на ясный день, и Николае не сразу заметил в кресле у стола неподвижную женскую фигуру: сверкающий отделанный серебром пластрон, как броня, одевал грудь, сужаясь книзу и клином вонзаясь в пышную юбку ее платья. Он с робостью взглянул в лицо женщине: бледное, словно обескровленное, невидимые брови – омерзительная мода! – очень высокий лоб, на котором трепетали жемчужные капли. Светлые глаза венгерки смотрели пронзительно: даже не неприязненно – а так, что юношу озноб пробрал.
Боярский сын осознал, что перед ним княгиня, которой он забыл поклониться, - он видел ее лишь на свадьбе, и совсем забыл, какова она собой! Тогда он ее пожалел – подумать только!
Николае согнулся в поклоне. Когда он выпрямился, на тонких губах княгини появилась улыбка, и она едва заметно кивнула юноше. Он глубоко вздохнул и перекрестился, и с лица венгерки снова исчезла даже тень приязни.
Николае ощутил сильнейшую враждебность этой женщины – и вдруг подумал, что Илона Жилегай в родстве не только с самим королем, а и с многими венгерскими и трансильванскими семействами, прославившимися кровожадностью и чернокнижием. Падший католик в десять раз хуже падшего православного христианина…
- Тебе туда, - вдруг отчетливо сказала княгиня на валашском языке, показывая в сторону дверей, которые вели во внутренний покой. – Князь ожидает тебя там.
Ее выговор, родная речь в ее устах заставили Николае поежиться. Куда лучше было бы, если бы она заговорила на своем собственном языке!
Боярский сын еще раз низко поклонился благороднейшей из жен и направился вперед. Перед тем, как войти, он остановился и еще раз быстро перекрестился; потом глубоко вздохнул и толкнул дверь.
Князя Николае тоже увидел не сразу – хотя Дракула не сидел в кресле в углу, как его супруга, а стоял у окна, спиной к гостю: но гость не сразу догадался, что этот невысокий человек с несообразно широкими плечами и длинными растрепанными наполовину седыми волосами и есть Колосажатель. Зато, осознав истину, Николае упал на колени: ноги сами подогнулись...
Влад Цепеш медленно повернулся к нему. На нем было домашнее бархатное платье, широкое и свободное; руки господарь держал за спиной. Сверкающие глаза навыкате пригвоздили юношу к месту.
Было видно, что Дракула желал заговорить – но молчал, не двигаясь и не сводя с коленопреклоненного гостя взгляда. И тогда Николае вздохнул и, набравшись отваги, встал: князь сразу же перестал возвышаться над ним, а сделался ниже на полголовы - но Николае никогда бы даже не помыслил в присутствии этого человека о каком-то своем превосходстве. Дракула улыбнулся, взглянув юноше в лицо; потом он отступил от Николае и прошелся по комнате, держа руки за спиной.
- Знатный боярский сын, - медленным, глубоким и сильным голосом проговорил Влад Цепеш. – Я хорошо тебя запомнил! Ты не разжижился с тех пор!
Николае сразу вспомнил, как познакомился с князем и его правосудием, - по правде говоря, он об этом ни на миг не забывал, когда думал о Дракуле. Юноша потупился.
- Что князю угодно от меня?
- Это воля короля, не моя, - сказал Дракула, помедлив – словно бы после серьезного раздумья.
Он опять прошелся по комнате – Николае забыл дышать, следя за этим человеком. Потом господарь снова повернулся к юноше и спросил:
- Ты помнишь человека по имени Андраши?
У Николае потемнело в глазах. Это имя словно бросилось ему в голову: кровью, позором, смертью сестры…гибелью Валахии!
- Да, государь, - сказал боярский сын.
Дракула кивнул.
- Когда-то я обещал тебе, что ты послужишь мне своей храбростью, - проговорил он, разглаживая усы. – Ты помнишь мои слова, боярский сын?
- Да, - тихо сказал Николае.
Князь пристально смотрел на него, и юноша почувствовал, что лишается своей воли.
- Теперь ты мне очень нужен. Теперь ты можешь сослужить великую службу всей Валахии!
Николае глубоко вздохнул. Переступил с ноги на ногу.
- Я готов!
- Молодец, - безобразно улыбнувшись, похвалил его господарь. – Тогда сейчас сюда позовут человека, который все тебе расскажет.
Он сделал знак какому-то прислужнику. Еще до того, как слуга вернулся с человеком, который должен был посвятить Николае в государево дело, боярский сын понял, кого перед собой увидит. Это и в самом деле оказался Корнел – образец для Николае, любовь его и страх…
Положив руку Николае на плечо, Корнел повлек его наружу, чему юноша был очень рад. Хотя теперь он едва ли мог радоваться Корнелу больше, чем Дракуле, - он был рад оказаться подальше от князя.
Корнел вывел Николае в коридор, через какую-то третью дверь, - и Николае только там, когда его просквозило ветром, осознал, что весь взмок. Витязь толкнул его к стене – вернее говоря, позволил к ней привалиться. Он все еще обнимал Николае за плечо, и юноша был ему благодарен.
- Что князю нужно от меня? – спросил он, отдышавшись.